Текст книги "Уродливые небеса (ЛП)"

Автор книги: Карлтон Меллик-третий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Карлтон Меллик III
УРОДЛИВЫЕ НЕБЕСА

Примечание автора

Хотя я родился лютеранином, я быстро отказался от веры в христианство по одной важной причине: представления о Рае и Аде. Кто вообще придумал эту хрень? Лишённые воображения родители, которые пытались заставить своих детей вести себя хорошо?

Если ты действительно хороший, ты попадёшь в хорошее место после смерти, где будет солнце, радуга, счастье, любовь, мир и вечные единороги. Но если ты плохой, после смерти ты попадёшь в плохое место, с огнём и тьмой, и демонами, и страшными вещами, и страданиями, и ты никогда не сможешь играть в игрушки.

И мы должны относиться к этому дерьму серьёзно? Мы что, в грёбаном детском саду, что ли? Мы получаем золотые звёзды в наши тетрадки, когда мы хорошие, и мы должны стоять в грёбаном углу, когда мы плохие?

Добро и зло слишком субъективны, чтобы их разделять. Христиане считают геев злом из-за того, что они такие, какие они есть. Мусульманские экстремисты считают, что американцы зло из-за того, что они такие, какие они есть. Я думаю, что телевизионные рекламные ролики – это зло, потому что они чертовски раздражают. Убийство – это зло, но это нормально, когда это называют войной. Воровство – это зло, но это нормально, когда это называют налогами.

Мы действительно не знаем определения зла. Возьмём, к примеру, рабство. В наши дни мы думаем о рабстве как о зле, верно? Но во времена библейского рабства рабство было настолько нормальной частью повседневной жизни, что немногие вообще считали его злом. Даже в Библии единственное, что Иисус говорит против рабства, это стараться не бить своих рабов слишком сильно.

Спасибо, Иисус. Это большая помощь.

А теперь представьте, что будет, если мы перестанем есть мясо в будущем? С каждым днём ​​всё больше и больше людей становятся веганами. Веганы считают употребление мяса злом. Если однажды все люди станут веганами и акт убийства животных ради мяса станет преступлением, мы все будем рассматривать это как зло, точно так же, как сегодня мы считаем злом рабство или убийство. Мы оглянемся на наших предков и подумаем, что они были варварами, а ещё дезинформированными. Наше определение зла изменится. Люди, которые едят мясо, отправятся в Ад.

Мы плохие, потому что боимся попасть в Ад. Мы инстинктивно хотим быть хорошими. Мы хотим быть хорошими, чтобы быть частью общества, потому что без общества выживание было бы намного сложнее. Это тот инстинкт выживания, который заставляет нас играть хорошо. Это может измениться, если общество рухнет. Наши инстинкты выживания могут начать говорить нам, что убийство и воровство – это нормально, если это единственное, что мы можем сделать, чтобы выжить. Так разве это зло – делать всё возможное, чтобы выжить? Все ли отправятся в Ад, если общество будет перестроено?

Дело в том, что основывать загробную жизнь на отделении добра от зла ​​просто смешно. У нас также может быть загробная жизнь, которая разделяет нас по цвету наших волос. Или, может быть, та, которая отделяет людей, которые любят маринованную спаржу, от тех, кто этого не делает.

Несмотря на то, что я думаю о концепции Рая и Ада, меня всегда привлекала загробная жизнь. Это похоже на увлечение космосом. Мы просто не знаем, что там. И хотя я отказываюсь верить в Рай и Ад, я также отказываюсь верить в то, что по ту сторону вообще ничего нет. Это было бы так же грустно, как если бы мы узнали, что мы единственные существа во Вселенной.

В детстве воображать странные версии загробной жизни было моим хобби. Я играл с игрушками и представлял, как герои исследуют странные миры после своей смерти. Иногда загробные миры больше походили на чужие планеты. Иногда они были похожи на постапокалиптические версии Земли. Иногда они были слишком странными, чтобы их можно было полностью понять. Но персонажи никогда не были бессмертными в загробной жизни. Когда все мои фигурки были уничтожены в одном мире, они возрождались в новом. И история продолжалась.

«Уродливые небеса» основана на одном загробном мире, который я представлял себе, когда был молодым. Это более мрачная версия Рая, где всё рухнуло. Бог считается мёртвым, и никто на самом деле не знает, что происходит. Идея этого мира осталась со мной, и в конце концов я решил превратить её в историю.

Изначально я написал «Уродливые небеса» как сценарий к фильму в колледже. Затем я превратил это в прозу в 2006 году, как раз перед тем, как написал «Военную шлюху». Первоначально она была опубликована вместе с новеллой Джеффри Томаса «Прекрасный ад» через Delirium Books. Моё намерение всегда состояло в том, чтобы превратить это в серию книг, потому что я любил мир Рая и хотел регулярно возвращаться в него. К сожалению, это вряд ли произойдёт, если меня не убедят сделать это по многочисленным просьбам. Я бы предпочёл сосредоточиться на новых книгах.

Вторая книга из этой серии называлась бы «Небесный ублек», и в ней рассказывалось бы о трёх главных героях, исследующих огромное здание, которое они считают Домом Божьим. Лосось пытался найти способ отрезать свою тень, в то время как Дерево и Лебедь пытались разгадать тайну того, что произошло в Раю, чтобы привести его в действующее состояние. У меня также есть идеи для третьей и четвёртой книги: «Небесные дикие мамонты» и «Небесный Дом Топо». Если вы заинтересованы в том, чтобы они действительно были написаны, не стесняйтесь, дайте мне знать. Возможно, это меня вдохновит вернуться в этот мир.

А пока я надеюсь, что вам понравится эта книга. Она одна из моих любимых.

Карлтон Меллик III

03.05.2012

15:35.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

По какой-то причине с ветки дерева свисает человек.

Он то теряет сознание, то пускает слюни с пеной через различные отверстия на своём теле, слушая, как липкие жидкости щёлкают в его глазных яблоках. Он не знает, почему он висит на ветке дерева и почему с ним происходят такие ужасные вещи. Всё, что он знает, это то, что бессознательные моменты гораздо приятнее, чем сознательные, поэтому он сосредотачивается изо всех сил, чтобы оставаться настолько пустым, насколько это возможно…

Но мало-помалу кусочки окружающего пейзажа попадают в его перевёрнутое зрение. Он пытается всё заблокировать, скрипит зубами от усилий, но здесь есть вещи, которые нелегко игнорировать. Его веки приоткрываются.

Что он видит?

Тёмно-зелёное небо, затянутое паутиной облаков. Над перевёрнутым небом виднеется затхлый пейзаж, испещрённый тёмными деревьями и серебристыми кустами. Прямо под ним – смуглые цветы сорняков, пятна белой грязи и пауки из металлической проволоки, ползающие по листьям с красными прожилками.

Разум человека просыпается и блуждает. Он помнит, что небо было другого цвета, чем зелёный. Он не уверен, какого цвета, но точно не зелёного. Фиолетового, может быть? Белого? И деревья не были чёрными и мокрыми. Или были? Этот человек вообще ни в чём не уверен. Некоторые вещи имеют цвета, которые он даже не узнаёт.

Он закрывает лицо рукой, чтобы прикрыть глаза, но… рука тоже не того цвета. Она имеет желтоватый оттенок. Он ощупывает своё чужое тело чёрными ногтями. Его кожу покрывают узоры из морских ракушек, похожие на татуировки, но выбитые на плоти, а не нарисованные чернилами. У него нет одежды и волос. Только жёлтая тонировка и узоры ракушек покрывают его. У него также нет пениса, который, как он уверен, был у него до пробуждения на дереве.

Руки бьются о его тело, отчаянно ища пенис, яички, вагину, что угодно. Хоть что-то должно быть где-то на его теле, возможно, он просто забыл правильное место. Он дёргается, пока не падает с дерева и не приземляется на голову. Внутри его головы ощущение шевеления насекомых, но боли или повреждений нет.

Его глаза скользят по пейзажу в поисках кого-нибудь, кто может ему помочь. Жёлтые ноги тонут в белой грязи. Глаза открытые и пенятся.

Признаков жизни нет ни в одном направлении.

– Где мы? – спрашивает кто-то.

Жёлтый человек вскрикивает. Он падает в грязь и поворачивается на голос. Всего в нескольких шагах от него стоит невысокий рыжевато-розовый мужчина. Он также безволосый, с рептильными узорами вместо одежды и хлыстами плоти вместо ушей.

– Я не помню, куда я положил свой мозг сегодня утром, – говорит лососевый, стуча себя по голове. – Всё пусто.

Человек подходит к мокрому от смолы дереву и срывает с ветки белый инжир. Он откусывает кусочек и съёживается от вкуса, затем разговаривает с деревом:

– Я сошёл с ума? Это то, на что похоже сумасшествие?

Он откусывает ещё кусочек инжира. Очередная дрожь. Затем обращается к жёлтому:

– Ты вообще говоришь?

Жёлтый отворачивается от него, глаза прикованы к чёрным цветам и белой грязи, неуверенный во всём.

Лососевый отступает к деревянной доске в форме человека и садится. Он открывает рот вокруг инжира, делает паузу, затем бросает его на землю.

– Я в панике, – говорит лососевый. – Ты понимаешь, что я имею в виду? Разочарование? Всё… на кончике моего языка.

Он поднимает инжир и сдувает с него грязь.

– Это похоже на дежа вю. У тебя когда-нибудь было дежа вю, Дерево?

Жёлтый выпрыгивает из грязи.

– Как ты меня назвал?

– Ты же слышал, – лососевый грызёт инжир.

– Дерево? – жёлтый повторяется.

Лососевый пожимает плечами.

– Это твоё имя, не так ли? – он хлюпает инжиром между пальцами с притворно-удивлённым выражением лица.

Жёлтый человек шагает.

– Почему ты так решил?

Лососевый пожимает плечами, отбрасывает фрукт в сторону.

– Я тебя знаю? – спрашивает жёлтый.

Лососевый делает задумчивое лицо, на мгновение чешет подбородок, а затем говорит:

– Может быть, и нет.

– Или ты назвал меня Деревом только потому, что я был на дереве?

– Ты был на дереве? – спрашивает лососевый. – Что ты там делал?

– Не знаю, – говорит жёлтый.

– Ты, должно быть, упал с неба, – говорит лососевый, зигзагом перебирая пальцами грязь. – Как и я.

Жёлтый почему-то согласно кивает.

– Значит, ты придумал Дерево ни с того ни с сего… – говорит Дерево.

– Должно быть, это говорило моё подсознание, – говорит лососевый.

Затем его глаза загораются.

– Может ли твоё подсознание сказать мне моё имя? Я думаю, мне действительно не помешало бы имя.

Жёлтый человек пожимает плечами.

– Я не могу сознательно приказать своему подсознанию что-то делать, – говорит Дерево.

Лососевый поворачивается в другую сторону, затем прыгает на Дерево.

– Быстро! Как меня зовут?

– Лосось, – говорит Дерево.

– Что за дурацкое имя? – спрашивает Лосось.

– Не спрашивай меня. Спроси моё подсознание.

– Я ненавижу это имя.

– Оно говорит так, как видит, я думаю.

Дерево поворачивается и направляется к холмам из чёрной слизи вдалеке, оставляя Лосося стоять с высунутыми из ноздрей языками-ящерицами.

– Что это должно означать? – спрашивает Лосось.

Дерево помахал издалека.

– Подожди меня!

Лосось срывает охапку плодов с инжирного дерева и бросается за жёлтым человеком, по пути уронив половину своего урожая.

– Ты только что назвал меня из-за цвета моей кожи, не так ли? – спрашивает Лосось. – Я должен был назвать тебя Бананом.

– Ты сам хотел имя, – говорит Дерево, шагая босиком по инопланетному ландшафту.

* * *

Небольшой ручеёк с зелёными водами дрожит, а здоровенные розовые черви змеевидно плывут вверх по течению. Лица Дерева и Лосося входят в отражение воды, разинув рты, глядя на существ.

– Кто они такие? – спрашивает отражение Лосося.

Отражение Дерева пожимает плечами.

– Они выглядят как демоническое семя.

Указательный палец Дерева погружается в воду, создавая рябь их отражений. Рука Лосося молниеносно шлёпает его.

– Не надо, – говорит Лосось.

Дерево в нескольких шагах от ручья, сканирует местность. Когда он поворачивается спиной, Лосось опускает руку в воду, чтобы тыкать в странную рыбу. Один червь проплывает сквозь его ладонь, создавая электрический разряд, переходя на другую сторону. Лосось отскакивает.

– Оно вошло в меня! – Лосось хватает себя за запястье.

– Что? – Дерево замечает на руке Лосося розовый волдырь.

Это заставляет его ухмыльнуться.

– А если оно ядовитое? – кричит Лосось.

Жёлтый человек поворачивается к серебристому дереву и находит что-то неуместное. Тень дерева не имеет формы дерева. Вместо этого его тень имеет форму человека с кудрявыми волосами и раскинутыми руками. Они не соответствуют друг другу.

– Что это такое?

Дерево подходит для более тщательного изучения. Он не уверен в законах теней. Возможно, у дерева может быть тень в форме человека, а у человека может быть тень в форме дерева?

– В этом нет никакого смысла, – говорит он, поворачиваясь, чтобы узнать мнение Лосося.

Тень движется.

Лосось видит, как она извивается за головой Дерева. Её рот расширяется, когда она скользит вверх по стволу. Живая двухмерная тьма, извивающаяся, как змея.

Прежде чем Лосось успевает сказать хоть слово, она бросается на его жёлтого друга.

Лосось кричит:

– Осторожно!

Дерево падает на землю, откатывается в сторону, затем ползёт, чтобы увернуться от преследующей черноты.

Ещё больше этих теней появляется из близлежащих кустов. Их десятки. Все в форме человека, но в разновидностях. Есть скрюченные тени стариков, толстые детские тени, соблазнительные женские тени. Но без привязанных к ним людей.

Лосось взвизгивает на тени, не зная, что они могут сделать, но уверен, что они хотят причинить вред. Он бросается к Дереву, затем мимо него.

– Бежим!

Дерево вскакивает на ноги и следует за ним. Тени следуют близко позади. Они молчат, скользя по белой грязи, как скаты.

Лосось перепрыгивает через ручей и поднимается на холм, поросший синей травой. Дерево прыгает за ним, но срывается и падает в зелёную воду. Он смотрит вниз, балансируя на холодной мокрой поверхности. Вокруг его лодыжек снуют-плавают розовые черви. Он оборачивается и видит, как тени несутся к берегу, словно чернильные лужи, катящиеся вниз по склону.

Дерево взбирается на землю и падает в синюю траву. Он сидит на голой заднице, а тень пересекает ручей за ним, колеблясь на поверхности воды.

Сильный всплеск, и Дерево сворачивается в зародышевый шар, но тень прекращает преследование. Розовые черви атакуют её, прорезая двухмерное тело. Она борется, затем разлетается на чёрные частицы.

Оставшиеся тени бегают по краю ручья, перетекая друг в друга. Они не входят в воду.

Дерево не понимает, что его рот открыт, а в воздухе болтается язык-многоножка. Он поднимается и карабкается вверх по холму, ловя Лосося на вершине.

– Пошли, – говорит Лосось, указывая на белую твердыню вдали.

Из склизких чёрных холмов сотни человеческих теней выбрасываются на луга, встречая их, как армия.

* * *

С балкона из гнилого дерева человек оливкового цвета с узорами на теле смотрит на пейзаж с голубыми холмами. Он достаёт коричневое яблоко из-под своего шерстяного нижнего белья и слизывает пыль с кожуры.

Появляясь из-за холмов, Дерево и Лосось со слезами на глазах спасаются бегством. Оливковый человек чистит мягкий фрукт зубами, насмехаясь над мужчинами, приближающимися к крепости. Орда теней сочится за ними.

Лосось останавливается у большого рва, кишащего розовыми червями. Жидкость закипает вместе с ними. Червей больше, чем воды. Дерево натыкается на Лосося, заглядывает в ров, затем оборачивается, чтобы увидеть приближающиеся тени.

– Переходите! – кричит мужчина с оливковым оттенком.

Лосось таращится на Оливку, тяжело дыша. Затем поворачивается к бурлящей воде и снова возвращается к Оливке.

– Ты шутишь? Переходите?

Дерево касается носком воды. Он ударяется о поверхность.

– Стекло? – спрашивает Дерево.

Оба мужчины осторожно ступают на прозрачный мост и торопятся перейти его. За ними следует множество теней, но они проваливаются при прикосновении к твёрдой поверхности. Когда мужчины подходят к другой стороне, они падают на колени. Дерево перекатывается на спину, задыхаясь. Над ними появляется Оливка, жующий яблоко.

– Они проваливаются сквозь стекло, – говорит старик, перебрасывая яблоко через ров. – Они не сделаны из материи.

Лосось подтягивается к пеньку, опустив голову, обессиленный.

– Кто они такие? – спрашивает Дерево.

– А как вы думаете, кто они такие? – с широкой мультяшной улыбкой отвечает смуглый мужчина.

Деревья превращаются в тени, шуршащие по местности, как тараканы.

– Они как тени, – говорит Дерево.

Оливка кивает. Он идёт вдоль берега, подбородком к небу, и говорит так, как будто читает отрывок из Библии:

– И сказал Бог: пусть у человека будет тёмная сторона, чтобы он мог испытать её. И пусть тьма последует за ним на каждом шагу его пути.

Оливка лучезарно смотрит на Лосося, который выковыривает из ноги пурпурные шипы. Потирая кожу на ногах, Лосось таращится на странного человека.

– О чём ты говоришь? – Лосось усмехается.

Оливка приподнимает бровь.

– А как вы думаете, о чём я говорю?

Лосось ворчит и отмахивается от оливкового человека.

– Что это за место? – спрашивает Дерево.

– Да, где мы? – спрашивает Лосось.

– А как вы думаете, где мы? – отвечает старик.

– Эй, Дерево? – Лосось отворачивается от мужчины с оливковым оттенком. – Помнишь, я говорил, что ты ужасный собеседник?

– Нет, – говорит Дерево.

– Ну так вот, этот парень ещё хуже, – говорит Лосось.

– Я ничего не помню, – говорит Дерево старику.

– А что, если ты никогда ничего не вспомнишь? – говорит мужчина. – Ты никогда до конца не узнаешь, кем ты был.

– Кем я был раньше? – спрашивает Дерево.

– Когда-то ты был кем-то другим, – говорит Оливка. – Но этот человек мёртв. Ты превратился из него в кого-то нового.

Лосось вертит на пальцах хлыстообразные уши.

– Кстати, вы уже придумали себе имена? – спрашивает оливковый мужчина.

– Дерево, – говорит Дерево, указывая на себя.

Затем он указывает на Лосося.

– Лосось.

– Хорошо, – говорит он, сплёвывая коричневый сок в кирпичную стену. – Это облегчает мою работу. Меня зовут Ровак. Моя работа состоит в том, чтобы давать людям имена. Хотя я не очень хорош в именах.

Мужчина с оливковым оттенком почесал присоски в районе подмышек.

– Как я уже говорил, ваша память будет нечёткой в ​​течение очень долгого времени. Возможно, годы. В конце концов, вы будете видеть сны о людях, с которыми вы были близки, жили, но, скорее всего, вы никогда не узнаете того человека, которым были раньше.

– Значит, мы мертвы? – спрашивает Дерево.

– Это очевидно, – говорит Ровак.

Дерево успокаивает своё дыхание.

– Мы в Аду?

Ровак качает головой.

– В Раю, – говорит он.

Дерево моргает металлическими веками.

– Добро пожаловать на Небеса!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Внутренности крепости в основном набиты сеном. Сзади всего пара маленьких комнат. Та, где спит Ровак. Та, где ест Ровак.

Обе комнаты заполнены двумя вещами: куклами и мебелью. Куклы лежат кучками на полу. Они сделаны из растений, краски, сена и ржавых шипов вместо глаз, которые следуют за Деревом по комнате.

Мебель занимает бóльшую часть пространства. Она огромна по размеру, достигает потолка, как будто создана для великанов или чрезвычайно тучных людей. Она сделана из дерева, но окрашена под камень.

– Почему мебель такая большая? – спрашивает Лосось.

– Бóльшая часть мебели на Небесах такая же большая, – говорит Ровак.

– Почему? – спрашивает Лосось.

Ровак улыбается ему.

Они забираются на громоздкие стулья и упираются подбородками в стол, как дети в ресторане.

– Ну, что теперь? – спрашивает Дерево, пиная болтающимися ногами, которые не могут достать до пола.

– Что теперь? – спрашивает Ровак.

– Куда мы отправимся отсюда?

– А куда вы хотите пойти? – спрашивает Ровак.

– У меня так много вопросов, – говорит Дерево. – Очень много вопросов. Мы до сих пор не понимаем это место, – говорит Дерево.

– Я же говорил вам. Вы умерли и теперь на Небесах. Теперь вы начнёте новую жизнь.

– Я не думаю, что готов поверить, что это Небеса, – говорит Дерево.

– Почему нет? – спрашивает Ровак.

– Небеса не должны быть такими, – говорит Дерево.

– Тогда какие должны быть Небеса?

Дерево копается в своей памяти. Он уверен, что когда-то точно знал, что такое Небеса, в мельчайших подробностях. Но теперь вся информация в его голове превратилась в кашу. Единственное слово, которое он может подобрать по отношению к Небесам, – это слово «Рай».

– Рай, – говорит Дерево. – Я точно не помню, каким он должен быть, но это должен быть Рай. И он не такой.

– А что, если это был Рай давным-давно, но больше им не является? – спрашивает Ровак.

– Небеса должны быть вечным блаженством, – говорит Дерево.

– Что, если это Божья интерпретация вечного блаженства? – говорит Ровак.

– Покажи мне Бога, и я поверю, что мы на Небесах.

– Что, если Бог не захочет тебя видеть? – говорит Ровак.

– Тогда я тебе не поверю, – говорит Дерево.

Он спрыгивает со стула и съёживается от солевой текстуры на своих ногах.

– Всё в порядке, – говорит Ровак. – Я не ожидаю, что ты мне поверишь. Мало кто вообще меня слушает.

Дерево выходит из комнаты. Он поднимается по лестнице на крышу.

– Где остальные люди? – спрашивает Лосось Ровака.

– В городах.

– Я хочу пойти в город, – говорит Лосось.

– Я отведу вас утром, – говорит Ровак. – Недалеко есть небольшой городок.

* * *

Дерево находится на крыше всю чёрно-синюю ночь и зелёное утро. Нет ни восхода, ни захода солнца, просто изменение цвета неба.

Глядя на свои колючие жёлтые колени, он пытается вспомнить, как он умер и действительно ли умер вообще? Он пытается что-то вспомнить, но ничто из его прошлого не может выйти из нечётких пятен, заполняющих его разум. Он пытается уснуть, выйти из неприятного сознания, но внутри него холодно и постоянное чувство ползающих муравьиных лапок.

Он наблюдает, как тени бродят по ландшафту, прикрепляясь к деревьям, камням и маленьким млекопитающим с пузырьковыми спинами.

Вдалеке огромное существо, шатаясь, топает по ландшафту. Оно похоже на скелет слона, но сделано из фиолетового мяса и длинных телевизионных антенн. Оно пробирается через холмы чёрной слизи.

– Ты был здесь всю ночь? – спрашивает Лосось. – Посмотри на себя, – он гладит его по лбу. – Как призрак.

Дерево теряет слона на горизонте.

– Они – тёмная сторона человеческих душ, – говорит Лосось, указывая на тени. – Ровак говорит, что всё зло в людях существует в наших тенях. Оно прячется там, от солнечного света. После смерти с людей срезают тени и запирают их глубоко под землёй. Хорошая сторона каждого человека отправляется в Рай, а плохая – в Ад.

– Тогда что они делают за пределами Ада? – спрашивает Дерево.

– Они вырвались наружу, – говорит Лосось. – Утопический Рай, о котором написано в Библии, умер много веков назад. Это больше не Рай. Он лежит в руинах.

Тени плывут по призрачному ландшафту. Дерево трёт ракушечные узоры на коже.

– У меня странное ощущение, что меня обманывают, – говорит Дерево.

– Ровак говорит, что это чувство естественно, – отвечает Лосось. – Я всю ночь добивался от него ответов. Он говорит, что мы сейчас как младенцы. Мы мало что понимаем. Но мы вырастем.

– Он говорил о Боге? – спрашивает Дерево.

– Он ничего не говорил мне о Боге, – отвечает Лосось. – Наверное, мы недостаточно хороши, чтобы увидеть Его.

Лосось проводит пальцем по рисунку морской ракушки на бедре Дерева.

– Он отведёт нас в город после завтрака. Мы найдём там больше ответов.

Дерево отмахивает лососевый палец.

– Так как мы выберемся отсюда?

Лосось пожимает плечами. Тени устилают пейзаж на многие мили во всех направлениях.

Большая металлическая тарелка с жареными кусками мяса и густым сопливым соусом шлёпается по столу перед Деревом. Он съёживается и отталкивает её. Сидя в огромном стуле, он чувствует себя привередливым ребёнком, отказывающимся есть лимскую фасоль. Не видя кладовой в поле зрения, Дерево предполагает, что еда должна быть розовыми червями из рва.

– Ты будешь удивлён, – говорит Лосось, поедая слизистое мясо большой вилкой, которая лишь наполовину помещается в его рот, и слизывая с пальцев сопливый соус.

Дерево по-прежнему отказывается от еды.

– Ты мог бы спать с нами в одной постели, – говорит Ровак. – Там достаточно места для пятерых.

– От лестницы я получил занозы, – говорит Лосось с набитым ртом.

Дерево хмурится на свою еду и откусывает крошечный кусочек мяса. Его лицо загорается, как будто внутри что-то оживает и движется. Вкус подавляющий. Не обязательно хороший или плохой, но сложный и интенсивный. Словно десятки противоположных вкусов сталкиваются одновременно. Он не помнит, что были десятки вкусов. Он помнит сладкое, острое, солёное, кислое, горькое, что там ещё было? Вкус жирного мяса не является ни одним из этих, но очень сильным во многих других отношениях.

– По выражению твоего лица я могу сказать, что ты заметил перемену, – говорит Ровак.

Дерево смотрит на него с отвисшей челюстью.

– Ощущения на Небесах другие, – говорит Ровак. – На Земле они были простыми и лёгкими. Здесь они бесконечны. Чувств уже не пять. Их сотни. И каждое чувство имеет миллиарды разновидностей.

– Я не замечаю никаких новых чувств, – говорит Дерево.

– Пока нет, – говорит Ровак. – Но пять чувств, которые у тебя были в прошлой жизни, начинают расширяться, не так ли? Ты начинаешь ощущать новые ароматы. Вероятно, ты видишь цвета, которых никогда раньше не видел?

– Я не знаю, – говорит Дерево. – Я не уверен, что новое, а что я просто забыл.

– Всё ещё долго будет запутано, – говорит Ровак. – Вам двоим предстоит многому научиться.

Лосось слизывает сопливый соус со своей тарелки, выражение его лица такое, будто он облизывает батарейку и заряжается от этого с каждой секундой.

* * *

Прежде чем они уйдут в город, Дереву нужно сходить в туалет. К сожалению, он не может найти ванную комнату в крепости. Он также не может найти никаких отверстий на своём теле, чтобы выпускать отходы жизнедеятельности.

– Что я должен делать? – спрашивает он Ровака.

Ровак идёт в свою спальню и вытаскивает из-под чудовищной кровати деревянное ведро. Ведро имеет огромный шип, указывающий из него.

– Вот, – говорит Ровак. – Я покажу тебе.

Ровак встаёт позади Дерева и ставит ведро между ними. Лосось наблюдает со смешком со стула великана, покачивая ногами в музыкальном ритме.

– Что ты собираешься…

Прежде чем Дерево успевает закончить, Ровак тянет его назад и пронзает деревянным шипом. Дерево пищит, как летучая мышь. Это не больно; это создаёт ощущение, как сидение на сыром яйце. Ровак удерживает Дерево вертикально, и сироп из белых, красных и чёрных завитков вытекает из новой дыры и наполняет ведро. Рот Дерева расширяется от шока. Он чувствует, что его внутренности изменились по сравнению с теми, что были до смерти. Он в основном жидкий внутри. Как насекомое. Он уверен, что в прошлой жизни у него были толстые внутренние органы.

После того, как сироп перестаёт течь, Ровак зашивает новое отверстие чёрной ниткой и вытирает жидкость с ног и промежности старой тряпкой. Запах персиков, смешанный с мёртвыми уховёртками, забивает комнату, пока Ровак не высыпает содержимое ведра в окно и не прячет его под кроватью.

– Ты должен делать это каждый раз, – говорит Ровак Дереву, усаживая его на стог сена в углу. – Дыра затянется сама через час, поэтому её нужно снова проколоть. Обязательно зашивай её каждый раз, иначе она не заживёт должным образом, и у тебя будет течь по ногам.

Испуганное лицо Дерева смотрит на Лосося, которого, похоже, совершенно не беспокоит его представление в туалете.

– Ты привыкнешь, – говорит Ровак, похлопывая Дерево по плечу.

* * *

Путь находится под землёй. Ровак открывает люк под столом-гигантом и ведёт двух новичков в крошечное подполье в земле. Один за другим они бредут сквозь грязную тьму на четвереньках. Они не разговаривают, только тяжёлое дыхание наполняет туннель. Дерево может слышать текстуры и формы в своём дыхании. Он может ощутить вкус звука, который он издаёт.

Дерево ищет в своём сознании какие-то воспоминания. В темноте его мысли немного яснее. Его не роят чуждые видения и новые краски. Он пытается поймать вещи, всплывающие в его голове, и удержать их крепко. Вещи, которые он может уловить, тривиальны, но он концентрируется на них, как будто это самые важные воспоминания.

Он помнит, как женщина громко смеётся, почти как мужчина, и пьёт скотч. Она также курит. Он не считает, что это был кто-то важный в его жизни. Точно не мама и не любимая. Может быть, дальняя тётя или соседка. Возможно, она была просто персонажем из телешоу. Он помнит телевизионные шоу, но не может сказать, как они назывались. Просто безликие ситкомы со смехом и странными персонажами. Люди, разговаривающие с женщиной в этом воспоминании, нечёткие и ещё менее знакомые. Память на самом деле не идёт дальше этого. Когда женщина пьёт скотч, её язык находится в жидкости. Её сигаретный дым, опутанный паутиной в воздухе, – единственный запах в комнате.

Дерево накрывает другое воспоминание. Оно о том, как он ехал по улице поздним утром. Дома все одинаковые и утешительно знакомые. Он не уверен, ведёт ли он машину или просто пассажир, но он знает, что направляется туда, куда ему не хочется ехать. Котята ползают и обнимаются у него на коленях.

Он переходит к другому воспоминанию. Он отрезает себе пальцы выкидным ножом. Вместо крови из них выползают красные черви и корчатся о столешницу. Это должно быть из сна или фильма. Это не могло случиться с ним на самом деле. На самом деле, все эти воспоминания больше похожи на сны, которые он когда-то видел. Или, возможно, это просто то, что его подсознание придумало за него на месте.

Ему больно думать о прошлом.

* * *

Туннель привёл в небольшую комнату с кирпичными стенами, покрытую грязью и древними следами. Стопки старой одежды лежат по углам. В воздухе витает запах горелой бумаги и жевательной резинки.

Слева есть зажжённая плита, готовящая кофе. Но никого не видно. На самом деле, кажется, что здесь уже месяцы или годы никого не было.

– Иди наверх, – говорит Ровак Дереву, указывая на ржавую лестницу, ведущую к люку в потолке.

Дерево смотрит на ржавую лестницу.

– А как насчёт тех вещей?

Ровак толкает его.

– Там безопасно. Река сдерживает тени.

Дерево поднимается на несколько ступеней и затем останавливается.

Лосось наливает кофе в металлические чашки. В старом сапоге под печкой он находит сероватый сахар.

– Двигайся, – говорит Ровак, и Дерево продолжает подниматься по лестнице.

* * *

Они выходят на поле белых цветов в форме черепах, растущих зигзагообразными узорами. За ними широкая, но неглубокая река, окрашенная в розовый цвет из-за содержания червей.

– У тебя всё ещё есть твоя тень, – говорит Дерево Роваку. – Её не отрезали?

– Прошло много времени с тех пор, как отрезали тени, – говорит Ровак. – Технология давно забыта.

– Расскажи ему о многочисленных тенях, – говорит Лосось.

Ровак кивает Лососю со стальными зубами и говорит Дереву:

– Важно никогда не позволять одной из блуждающих теней цепляться за тебя. Они прикрепятся к твоей душе и станут частью тебя. Тогда у тебя будут две тёмные стороны. Твоя и чужая.