Текст книги "Тайна двух медальонов"

Автор книги: Карл Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 11

– Мы изучили ваш доклад, Каролина. Кое-что нам уже было известно, а кое-что – нет. Я убежден, что вы ничего не утаили.

Майор Риффорд говорил медленно и тихо. Он не возвысил голос, произнося последнюю фразу; вероятно, это был не вопрос, а констатация факта. Однако Каролина Диксон знала своего шефа, знала тон, принятый в этом заведении. Здесь никогда ни на кого не кричали. Петлю затягивали с добрыми, ласковыми словами и очаровательной улыбкой. Обещания красивой жизни, душевного комфорта, жестокой расправы облекали в оболочку вежливых и любезных пустых фраз. И она умела противостоять этому, как другие умеют противостоять приступам гнева у вспыльчивого человека.

Диксон смотрела на Риффорда широко открытыми глазами. Не прищуриваясь. Хотя ей очень хотелось это сделать. Она выдерживала пронизывающий взгляд шефа и выжидала. Агент номер двадцать девять знал, как это важно – уметь ждать. Но и майор знал это. Оба молчали. С приветливыми улыбками на лицах наблюдали друг за другом.

Офис майора находился на Клай-Аллее в западной части Берлина и больше походил на частный салон. Толстые ковры, задрапированные материей стены и покрытые мягкой обивкой двери поглощали все внешние шумы. Помещение было просторным, с высоким потолком. Широкая двустворчатая дверь вела на балкон. Плотные портьеры предохраняли комнату от солнечных лучей.

Майор протянул своей гостье сигареты. Потом, изобразив на лице удивление, сказал:

– Простите, но у меня нет спичек…

– Пожалуйста! – Каролина достала из сумочки зажигалку. Закурила сама и поднесла огонь к сигарете шефа. Рука ее не дрожала. «Примитивная проверка», – подумала она.

Риффорд курил неторопливо. Глубоко затянувшись, плотно сжимал губы, раздувал щеки, затем медленно выпускал дым из себя. На какое-то мгновение его лицо скрывалось за голубовато-сизой завесой.

– Послушайте, – начал он наконец, – я не понимаю, почему генерал так скептически отнесся к вашему докладу. Вам удалось напасть на чрезвычайно важный след. Конечно, нужно было бы доложить об этом раньше. Но ведь вы в нашем деле не новичок и сами можете решить, что и когда необходимо. Кроме того, генерал вас знает и всегда вас ценил. Однако он считает, что в ваших данных не хватает главного.

Каролина приподняла голову. Она уловила, что глагол «ценить» майор употребил в прошедшем времени. Информация шефа не удивила ее, но она прикинулась, будто изумлена. Таковы были правила игры. Она видела майора насквозь, однако виду не показывала.

– Чего же не хватает в моем докладе, сэр?

Риффорд улыбнулся:

– Генерал просто преувеличивает. Вы же его знаете. По-моему, его не устраивают какие-то мелочи. Между прочим, мы подключили к этому делу Ричарда Дэвиса в Париже. Как вы к этому относитесь?

– Чудесно! Я уже обращалась к нему.

– Разве?

– Да. Правда, конфиденциально. Я просила его сохранять все в тайне, пока сама не доложу вам обо всем.

– Естественно. Я хорошо вас понимаю, Каролина.

«Да, майор, сегодня вы не в форме, – подумала Диксон. – Игра в кошки-мышки превращается в детский хоровод. У кошки нет когтей». Она глубоко затянулась сигаретой, затушила окурок и молча ждала.

Риффорд поднялся. Он достал из папки какой-то документ. Бегло просмотрел его и положил обратно. Скрестив руки на груди, остановился перед Каролиной.

– Немецкая полиция подозревает в убийстве Гроллер некоего Герике. Вы его знали?

– Только в лицо.

– Он исчез. Мы можем помочь немцам какой-нибудь информацией?

– У меня таковой нет, майор!

– Жаль… хотя как сказать. Можег, это и к лучшему – пускай они поищут его еще. Правда…

Риффорд умолк на полуслове. Он уселся на край письменного стола. На его лице все еще играла улыбка, но движения рук стали неуверенными, беспокойными. Он вертел в них серебряный портсигар.

– …Правда, – повторил он, но и на этот раз не довел фразу до конца. – Не сегодня завтра Блумэ найдут. После этого надо вырвать дело из рук немцев. А пока пусть копаются в нем. Разумеется, было бы лучше запрячь их в нашу телегу, но серьезно рассчитывать на это нельзя. Шеф комиссии по расследованию убийств слишком ревностный служака, а прокурор слишком честолюбив.

Казалось, Риффорд разговаривает сам с собой, его голос становился все тише и тише, наконец совсем умолк, но Каролина чувствовала, что мысли майора продолжали течь в том же направлении. И дорого бы она дала за то, чтобы узнать, о чем он говорил в том безмолвном монологе. Она не прерывала молчания. Поудобнее устроилась в глубоком кресле, закинула ногу на ногу и, как молоденькая девчонка, обрадовалась, когда перехватила взгляд Риффорда, устремленный на ее голые колени.

– А в период вашего знакомства с врачом-окулистом вы не видели ее мужа, этого доктора Лупинуса? – Майор с трудом оторвал взгляд от коленей Каролины и посмотрел ей в лицо.

– При мне Лупинус ни разу не бывал у нее.

– И вы не ездили в Гамбург?

– Никогда.

– Вы готовы обработать его?

Каролину охватил испуг. Но ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она заставила себя взять новую сигарету и с видимым спокойствием закурила. Да, она испугалась, и ее сердце на какие-то секунды лишилось спокойного, равномерного ритма. Она выпустила в потолок струю дыма и проследила взглядом за тем, как она дробится на части и расплывается под абажуром. Каролина избегала встречаться взглядом с майором. Глаза же Риффорда вдруг стали колючими, холодными. Она ответила не сразу.

– Вы знаете, майор, что это рискованно.

– Мы всю жизнь рискуем.

– Но не следует риск провоцировать.

– И тем не менее вам придется поехать!

– Пожалуйста.

Миссис Диксон поднялась. Потушила сигарету и взяла свою сумочку.

– Когда прикажете выезжать? Будут особые инструкции?

Она почувствовала уверенность, независимость, даже превосходство над Риффордом.

Майор схватил ее за руку и осторожно усадил обратно в кресло.

– Пожалуйста, сидите и не вставайте, Каролина. Виски? – Он подошел к бару. Через плечо спросил: – С содовой? – И поставил на столик два стакана. – Я позабочусь, чтобы дали наконец разрешение на погребение и наследники могли вступить в права пользования имуществом покойной. Мы выяснили, что медальон находится в сейфе, как вы и предполагали. Итак, его получит доктор Лупинус. Вам ясна задача, двадцать девятый?

– Французская группа пойдет на сближение с Лупинусом и попытается сделать то, чего ей не удалось сделать у Эрики Гроллер.

– Наверное, они будут искать контакт, если уже не установили его, и тем самым неумышленно приведут пас, точнее вас, к исходному пункту.

– О’кей. Хотя… собственно говоря, нам вовсе не нужен этот окольный путь. Вы узнали какие-нибудь подробности относительно Аннет Блумэ, сэр?

Майор Риффорд промолчал. Вопрос был продуман очень тщательно, и это его беспокоило. Если Диксон была союзницей, то можно было бы рискнуть на решение неразрешимо» задачи, а если – противником, то это внушало неуверенность. А Диксон стала противником. Противником, который все еще находился в их рядах, человек в высоких чинах, но уже противник. Она решила действовать без ведома начальства и сообщила об этом резиденту только тогда, когда ее самовольные действия потерпели крах и ей потребовалась срочная помощь. Это было даже хуже, чем открытое предательство.

И все же вопрос ее был справедливым, и Риффорд ответил на него самому себе. Ответил четко и лаконично, как требовал этого от других: нет, его коллеги из парижского отделения ЦРУ еще ничего не сообщили о Блумэ. Риффорд по-прежнему пребывал в неведении. Два-три тощих факта: Аннет Блумэ приехала в Берлин с заданием французов, пока еще неизвестных, чтобы сблизиться с Эрикой Гроллер и заполучить ее медальон. Миссия Блумэ оказалась безуспешной, поскольку медальон врача оказался в банковском сейфе. Но в ближайшие дни он сменит своего владельца: доктор Лупинус вступит в права наследника покойной и место действия перенесется из Берлина в Гамбург. А так как Блумэ не сможет больше участвовать в этом деле, то в игру вступят новые лица. Поэтому Каролина Диксон – она еще годилась для этого – должна выехать в Гамбург, чтобы выследить этих новых лиц. Итак, ситуация ясна, направление, в котором нужно было действовать, тоже, значит, все о’кей.

– Поезжайте, не дожидаясь, чем здесь все кончится. Присмотритесь к людям, окружающим доктора Лупинуса. Некоторую информацию о нем я пришлю вам еще сегодня: его привычки, знакомства и так далее. Кстати, если это вас интересует, могу сообщить, что он содержит на правах любовницы молоденькую студентку, а та в свою очередь поддерживает необычный контакт с одним французом, неким господином Лёкелем. Может быть, вы начнете с него?

– Мне дадут в помощь людей?

– Несомненно. Пару-другую опытных парней. Будут и женщины. Но никого из них не посвящайте в тайну дела. Все остальное написано в вашем докладе. Выпьем за ваш успех, Каролина!

– За успех! – откликнулась миссис Диксон. Она допила бокал и попрощалась.

Подходя к двери, она не смогла сдержать улыбки. «Кошка-то без когтей», – снова подумала она о Риффорде. Но так думает мышка, пока когти не выпущены. Холодный пот выступил у нее на лбу, когда она вдруг услышала голос Риффорда, крикнувшего ей вслед:

– Достопочтенный сын со вчерашнего дня также в Гамбурге. Авось вам не придется принимать против него крутые меры! Я имею в виду Фолькера Лупинуса.

Стрелка спидометра «фиата» подрагивала напротив цифры сто десять. Жан Конданссо держал рулевое колесо левой рукой. Правой поглаживал себе колено. Широкая лента асфальта стрелой убегала на юг. Его нога в напряжении застыла на педали газа. Колени затекли от неподвижности и ныли.

Восточный край неба слабо окрасился в серый цвет. Конданссо пытался наверстать упущенное время и прибыть на место еще до рассвета. Нужно было использовать сумерки. Человек, лежащий в багажнике, оглушенный и связанный, придет в себя часов около шести. Оставалось сто двадцать минут, а до леса под Амбруа было еще далеко.

Жан Конданссо считал эту дальнюю поездку излишней. Не было бы ничего страшного, если бы Ричарда Дэвиса нашли где-нибудь в парижском предместье с синяками на лице, в разорванной одежде, без бумажника, часов и кольца, которые у него забрали. Все должно было походить на обычное нападение с целью грабежа.

Корсиканец сомневался в успехе, но приказ есть приказ. Возможно, французская полиция и клюнет на эту наживку, но ЦРУ – никогда. Старик жутко рассвирепел, когда к нему доставили в бессознательном состоянии ночного преследователя.

– Не хватало еще, чтобы вы натравили на нас американцев! – рявкнул он.

«И поделом нам досталось», – вынужден был признаться в душе Жан Конданссо. Но кто бы мог подумать, что за этой ищейкой скрывается агент секретной службы США! Теперь, как говорится, спасай то, что еще можно спасти!

Конданссо проехал несколько деревушек. За путепроводом под полотном железной дороги он свернул с главной магистрали. Неровная булыжная дорога с выбоинами заставила его снизить скорость. Он взглянул на часы, затем на розово-желтые блики на горизонте и снова проклял парижское дорожное управление. Ему пришлось дважды объезжать закрытые участки дороги, и на этом он потерял целый час.

Впереди показался Амбруа. Он не решился ехать прямо в городок: слишком уж оживленным стало движение на его улицах. По тряскому песчаному проселку он объехал местечко и остановил машину на лесной просеке. Лес встретил его птичьим концертом. Щебетанье птиц заглушало все остальные звуки и действовало ему на нервы. Жан Конданссо выждал десять минут, прислушиваясь, затем открыл багажник. Там лежал Ричард Дэвис с кислородной маской на лице, запакованный в одеяло, как тюк.

Конданссо развязал веревки и снял с Дэвиса маску. Потом оттащил тело в кусты. На листьях деревьев серебрилась утренняя роса. Когда Конданссо развернул свой «фиат», над лесом уже играли первые бледные лучи солнца.

Париж пробуждался, как пробуждаются все другие города. Какие-то серые люди с бледными, заспанными лицами бочком выползали на улицы из таких же серых домов. Фабричные гудки подгоняли их. Жан Конданссо ехал вдоль шпалер ожидающих на остановках автобусов или толпящихся у входа в метро людей. Перед одним из домов на улице Дальбер он остановил машину. Несмотря на свою тучность, поднялся на четвертый этаж быстрыми шагами и, слегка задыхаясь, рывком открыл входную дверь квартиры.

Помещение, в котором он очутился, походило на старомодное бюро. Полки, канцелярские шкафы с дверцами в виде жалюзи, два письменных стола. Над ними висели неоновые лампы. Их резкий, пронзительно белый свет отражался от потолка и голых стен, покрытых известью. У окна стоял Бенуа Конданссо.

– Все в порядке? – спросил он брата.

– В порядке. – Жан выключил верхний свет и плюхнулся на стул, пружины которого заскрипели под его тяжестью. Бенуа уселся напротив него. Потянулся к пепельнице, где тлела большая черная сигара.

– Ты говорил со стариком? – спросил Жан.

– У него жалкий вид, чертовски жалкий, просто кошмар. Сверху поступила команда к отступлению. Операция «Медальон» была, как считают, его единственной неудачей. А теперь еще эта история с гангстером из ЦРУ. Не хотел бы я быть в шкуре старика.

– Это его проблемы. Есть новые распоряжения?

– Нет. Ждать – это сейчас главное. Ждать, что предпримет противник.

– Противник? Думаю, что никто из нас не знает его.

– Наверху встревожены появлением ЦРУ. Пойми это, Жан. Они не верят в случайность. Видимо, это как-то связано с убийством той берлинской врачихи. Л с Аннет…

– Нашлась девчонка?

– Никаких следов. По словам старика, возможны три варианта: либо она обвела нас вокруг пальца и проворачивает дельце в одиночку, – но я не верю в это. К тому же она слаба головкой для таких вещей. Помнишь…

– Либо?

– Либо она мертва. Я считаю это также невероятным. Ведь при выполнении задания она ни на шаг не отступила от инструкции. Кто…

– А третий вариант?

– Либо она попала в руки ЦРУ и запела. Вот тебе и объяснение, почему нас выслеживал этот тип. Мне кажется, это предположение ближе всего к истине, Жан.

– Гм. Зачем ломать себе над этим голову?! Мне за это не платят. Что еще новенького?

– Да, молодой Лупинус вернулся из Штатов. Он был у Лекюра и требовал вернуть медальон.

– Черт побери, ну и дела! Что намерен делать этот старый хрыч?

– Время покажет. Лекюр будет кормить его «завтраками», искать отговорки и так далее.

– Ну, хорошо. – Жан Конданссо поднялся. – Я устал. У меня здесь нет больше никаких дел, поэтому я сматываю удочки. Идешь со мной, малыш?

– Мне еще нужно кое-что сделать. Увидимся вечером у Грегори. Как обычно.

– Тогда будь здоров!

– Пока, Жан. Ах ты, черт, чуть не забыл: старик с несколькими парнями улетает завтра в Америку. Им стало кое-что известно. По-видимому, это связано с одной немкой, некоей Юттой Лупинус.

Вечером того же дня главный комиссар Майзель отправился на квартиру доктора Бауха. Он взял с собой папку с делом Эрики Гроллер. К тому времени она уже включала в себя сто пятьдесят девять страниц, однако Майзелю, словно завзятому канцеляристу, для полного счастья, как всегда, недоставало одной страницы.

Холостяк Гансик Баух назвал свою трехкомнатную квартирку жилищем. Ну что ж, Майзель не возражал. Правила светского тона обязывали его назвать милой и уютной даже собачью конуру, если того требовала учтивость. Жилище доктора Гансика никоим образом не отвечало аристократическим представлениям Майзеля об уюте: везде, где только позволяло место, были полки, уставленные книгами, журналами, папками. Ими были заставлены не только комнаты, но и куцый коридорчик. С кухонных стен, где у обычных людей висели полотенца и разные поварские принадлежности, на кастрюли скалились отвратительные рожи преступников, а под ними – все те же полки с сотнями дешевых бульварных приключенческих романов популярной серии – от Тома Шарка до дармштадтского «Эрдбаль-ферлаг».

– Это мои песочные часы, – пояснил доктор Баух. – За время, пока яйцо сварится вкрутую, прочитываю поперек семнадцать страниц!

Они уселись в комнатке, сильно напоминавшей келью церковного архива. Хозяин дома предложил Майзелю единственное кресло, а сам примостился на шатком рояльном стульчике. Главный комиссар открыл портфель и достал папку с делом Эрики Гроллер. Он сделал это больше по привычке, нежели для того, чтобы воспользоваться ею сейчас.

– Господин доктор Баух, – официальным тоном начал он. – Я хочу попросить вас уделить более серьезное внимание личности гамбургского адвоката доктора Кайльбэра. В результате обыска комнаты Клауса Герике мы обнаружили интересные материалы, касающиеся этого человека. Из них явствует, что Герике и Кайльбэр задумали не совсем честную сделку. Речь идет о купле и продаже какого-то предмета, и при этом называются довольно внушительные суммы. Я захватил с собой копии из их переписки. Разрешите начать дознание?

– Хорошо, господин Майзель. Если вы находите это нужным, то я не возражаю. Хотите сами поехать в Гамбург или подключить к этому делу тамошних коллег?

– Я не хотел бы сейчас отсюда уезжать. Возможно, пошлю Кройцца.

– Вам удалось разузнать что-нибудь новое о Герике?

– Ничего. Обыск дома лишь подтвердил наши подозрения, что его бегство не было подготовлено. Я подумываю о том, не пора ли подключить к делу Интерпол. Маловероятно, что он скрывается на территории Германии.

– Господи! По одному подозрению? Вот если б вы представили доказательства его преступления! А при том множестве различных следов, которые вы нашли на участке убитой… И ни одного, который можно было бы наверняка инкриминировать Герике! Ни в спальне, ни в других комнатах. Если они с Гроллер еще что-нибудь выпили – а яд попал в организм убитой предположительно с алкоголем, – то не в перчатках же он это делал! И он ни к чему не прикасался? Ни к дверной ручке, ни к стулу? И вы не нашли ни бутылки из-под спиртного, ни грязных бокалов…

– У нас есть иные объяснения, доктор Баух. Мы пришли к ним благодаря Кройццу. Возможно, Герике предложил доктору Гроллер выпить что-нибудь в машине, а может быть, возле входной двери в дом. Некоторые молодые люди находят, что такая манера поведения импонирует слабому полу. Они вдруг вынимают из кармана два стаканчика, достают невесть откуда бутылку – фокус хоть куда! Этот трюк вполне подходит к характеристике Герике.

– Ну а если и так?.. Что тогда? Как развивались дальнейшие события?

– Получив яд, Эрика Гроллер вошла в свой дом. Сделала заказ на телефонной станции, набросала черновик расписки и так далее, затем отправилась спать, и тут мышьяк наконец подействовал.

– А Герике?

– Герике поджидал на улице, потом прокрался в дом. С какой целью он это сделал, мы пока не знаем. Во всяком случае, ему необходимо было для этого сначала убить женщину. Возможно, ему нужна была расписка…

– Или сумочка! Не забывайте о сумочке, дорогой друг, вспомните об оторванном ремешке.

Главный комиссар молчал. Он задумчиво покачал головой, поправил стрелки на своих брюках и взглянул на помятые штаны прокурора.

– На этот счет у нас есть еще одна версия, – произнес он наконец. – Мы теперь знаем об этой схватке на веранде несколько больше. Очевидно, боролись два человека. Один из них упал, ударившись головой и лицом о пол. Обнаруженные частички мышечной ткани, крови и тому подобное не позволяют пока сделать окончательное заключение о размере ран. Но важнее, пожалуй, другое – волосы с головы. Они окрашены и принадлежат женщине. Однако не Эрике Гроллер, господин прокурор!

– Так что же? В игре участвует еще одна женщина?

– Да, еще одна женщина, которой и могла принадлежать сумочка! Ведь у доктора ничего не пропало. Женщина, ежедневно приходящая убирать в доме Гроллер, поклялась в этом. Теперь представим, что Клаус Герике неожиданно столкнулся нос к носу с этой незнакомкой. Нам неизвестно, как и почему она появилась в доме. Произошла драка, причем сумка, ремешок от которой мы нашли, играла в ней определенную роль.

– Ого! Это же какая-то сумасшедшая теория. А другие следы, куча отпечатков обуви в саду, среди которых нет ни одного женского, что делать с этим?

– Нами абсолютно точно доказано, что за кустами самшита возле центральной дорожки стоял мужчина, стоял по меньшей мере час, возможно и дольше. Этот мужчина прошел, а вернее, незаметно прокрался к веранде. Зачем, когда, насколько близко – нам неизвестно. Позднее он очень быстро бежал через сад позади дома, можно предположить – спасался бегством. Мы располагаем даже приблизительным описанием внешности этого мужчины.

– Как это вам удалось?

– Мужчина бежал через сад. У забора на границе с соседним участком след теряется. Очевидно, он перелез через ограду. Затем его следы появляются вновь на автобусной остановке, находящейся на параллельной улице. Кондуктор, правда, не помнит, во время какого рейса мужчина сел в его автобус – в ноль семнадцать, ноль тридцать семь или ноль пятьдесят семь. Но он обратил внимание на этого человека, поскольку тот был единственным пассажиром на тех рейсах. Кондуктор смог более или менее сносно описать его внешность.

– Это был Герике?

– Судя по расплывчатым показаниям кондуктора, это мог быть и Герике: высокий, стройный, молодой. Но, во-первых, одежда на нем отличалась от той, которую описала нам его квартирная хозяйка, а во-вторых, отпечатки обуви безусловно принадлежат не Герике.

Гансик Баух покрутился на рояльном стульчике вокруг собственной оси и задумчиво потер нос. Неожиданно он замер на месте.

– Итак, нам уже кое-что известно о незнакомке и незнакомце. Ну а если доктора Гроллер убил один из них, а вовсе не Герике?

– Но как? Нет никаких улик, указывающих на то, что кто-то выпивал с фрау Гроллер в ее доме.

– Хм. Верно. Несмотря на другие следы. Остановимся на этой женщине. Что мы о ней знаем?

– О ней? Кроме того, что у нее крашеные волосы, – ничего. Нам, правда, известно о женщине, которая в последнее время довольно часто бывала в обществе доктора Гроллер. Мы располагаем показаниями о ней приходящей прислуги фрау Гроллер и фрейлейн Мёлленхаузен, секретарши врача-окулиста. Похоже, это какая-то американка. Имя нам неизвестно, но у нас есть весьма подробное описание ее внешности.

– О! – Прокурор доктор Баух свистнул сквозь зубы. – Ох-хо-хо! – протянул он. – Это напоминает мне Млечный Путь. Одинаково светло и одинаково туманно. Дорогой Майзель, дело сулит неприятности, много неприятностей. Послушайте: из разговоров с господином старшим прокурором косвенным путем – прямо, естественно, он мне этого не сказал – я выяснил, что делом Эрики Гроллер интересуется одно наше государство-протектор. От него, человека, известного своими проамериканскими взглядами, поступила просьба – просьба! – как вам это нравится? – заполучить экземпляр описи ценностей убитой. Вас это не удивляет?

Иоганнес Майзель только кивнул. Нечто подобное он и подозревал. Не впервые разведывательные службы союзников пытались вмешаться в его работу. Разумеется, действовали они на расстоянии. Ну если бы это были хотя бы англичане! Тогда он мог бы общаться с ними как джентльмен. А тут, извольте видеть, жующие резинку американцы!

– Н-да, н-да, н-да, н-да! – задумчиво произнес Гансик Баух и хлопнул себя по бедру. – Черт побери и сундук мертвецов, опять пойдет потеха! Впрочем, – его голос стал тише и серьезнее, – господин старший прокурор проявил сегодня днем гуманность, разрешив мне наконец снять запрет на погребение трупа Гроллер. Не удивлюсь, если и за этим актом скрывается Дядя Сэм. У вас есть обоснованные возражения?

– Что значит обоснованные?! Только ни в коем случае нельзя разрешать кремацию.

– Договорились. Однако доктор Лупинус хочет похоронить жену в Гамбурге. Против этого мы, видимо, не можем возражать.

– В Гамбурге? Ну, тогда я все же поеду туда. Мне хотелось бы своими глазами увидеть церемонию похорон.

– Согласен. Тогда возьмите сразу в оборот доктора Кайльбэра. Знаете, я ничего не имею против Кройцца, но тут нужно действовать очень деликатно, а этот…

Могучий трезвон, как в пожарном депо во время тревоги, раздавшийся со всех концов квартиры, прервал прокурора. Майзель вздрогнул и зажал уши руками.

– Это мой телефон, – пояснил доктор Гансик. – Я велел установить повсюду дополнительные звонки и подключить все имеющиеся в доме будильники. Из-за ночных звонков. Уж если я сплю, то я сплю.

Он снял трубку и представился. Затем передал трубку главному комиссару:

– Легок на помине! Ваш подопечный!

– Да, Кройцц, Майзель слушает… Да… Как? Я не ослышался? Задержите его! Через пятнадцать минут я буду! – Он положил трубку и обратился к доктору Бауху: – Не хотите поехать со мной? Кройцц задержал Клауса Герике!