Текст книги "Тайна двух медальонов"

Автор книги: Карл Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Ну и что?

– Я возвратился в Далем и оставил свою машину метрах в ста от ее виллы. Ты опять спросишь меня почему. Ответа я не знаю. Когда я подошел поближе, то света в доме не увидел. На улице было совершенно тихо, не было слышно ни звука. Мне стало даже как-то тревожно. Я остановился у садовой калитки и машинально нажал на ручку. Калитка была закрыта. Значит, все в порядке, подумал я. Хотел уже было уйти, но тут… тут…

– И что же тут?

– Дальше все произошло как во сне. Я увидел на садовой дорожке какой-то предмет, похожий на пакет. Подумал: наверное, Эрика что-то обронила. Одним прыжком я перемахнул через забор, прошел по дорожке и подобрал предмет. Это оказалось дамской сумочкой!

– С ума сойти! Дамская сумочка? Без ремешка? Тебе осталось только сказать, что в ней лежали драгоценности или сотня тысяч долларов….

– Франков. Не долларов, а франков, французских франков. К сожалению, не сотня тысяч, а поменьше, но сумма была приличная.

– Что ты сделал с сумочкой?

– Я бросился к своей машине. Кроме денег в сумочке находились тюбик губной помады без колпачка, зеркальце, карандаш для ресниц и два зажима для волос.

– И ты, простофиля, забрал франки и бежал в Париж! Верно?

– Я потерял голову, Бодо! Такая куча денег! Я подумал: плевать мне теперь на всяких Кайльбэров, и отправился в Тегель. По дороге сумочку выбросил. Затем сел в самолет и – прощай, Германия! Да, идиотский поступок.

– Наверное, сумочка принадлежала доктору Гроллер. Ведь она собиралась в Париж…

– Нет! Эрика не меняла марки на франки в Берлине. Она сама мне рассказала об этом. Я, помню, с ней согласился, поскольку наши деньги выгоднее обменять во Франции.

– Да, но кому же в таком случае принадлежала сумочка?

– А я знаю? Мне нечего добавить к сказанному. В Париже я нанял маленькую квартирку, сменил имя…

– Зачем? Тебе же ничего не было известно об убийстве. Почему ты решил, что тебя будут преследовать или разыскивать?

– Это вовсе не было связано с убийством! Я думал о своих кредиторах, многочисленных кредиторах…

– Ты мог бы рассчитаться с ними деньгами, которые нашел. По крайней мере, для защиты это был бы убедительный довод. А ты еще и промотал эти деньги.

– Ничего подобного. Я жил очень экономно. Собирался эмигрировать в Южную Африку, мечтал начать все сначала. Потом прочел в газетах об Эрике и о себе… Отказался от своей мечты и решил разыграть возвращение блудного сына. Но господа полицейские постановили иначе, и вот теперь я сижу здесь.

– Да, ты сидишь здесь, а я должен вызволять тебя отсюда. Дружище! И когда только ты образумишься? Что обо всем этом говорит Майзель?

– Ах, этот! Он начал приписывать убийство мне. После этого я отказался давать какие-либо показания. Ну, так как ты смотришь на это дело, Бодо?

Адвокат взглянул на часы. Он поднялся, взял портфель и сказал:

– Головой не поплатишься, если все произошло так, как ты мне рассказал. Жаль, что ты явился в полицию не сразу, а лишь после того, как был объявлен твой розыск. И все же постараемся обставить твое возвращение с большей помпой.

Ирэна Бинц закрылась в комнате на ключ. Ока зашторила окна от яркого солнца, и все вокруг погрузилось в золотистый полумрак.

Ее плащ, шарфик и сумочка в беспорядке валялись на кровати, дверцы шкафа были распахнуты, на полу громоздились чемоданы.

Скорчившись, Ирэна села в кресло и вытянула ноги. Большим пальцем левой руки она массажировала десны; эту привычку она приобрела со школьных лет, когда долго просиживала над трудными домашними заданиями. Ирэна терла и терла пальцем во рту, словно пыталась избавиться от притаившихся мрачных мыслей.

Шестьдесят тысяч марок уже отправились по условленному адресу за границу. Бинц холодно планировала и холодно действовала. Осталось только упаковать чемоданы и поехать на вокзал. Однако Ирэна боялась ехать, и ей нужно было подавить эту тревогу.

Она все рассчитала заранее, и все шло так, как было задумано. Только неожиданно на нее напал страх, когда она вынимала свои вещи из платяного шкафа.

Страх перед Лупинусом? Врач беспокойно бродил по дому. Из-за того, что завтра он улетал в Берлин и рассчитывал получить медальон? Бинц не боялась врача. Если она кого-то и боялась, то не его. Да и не могло быть иначе! Еще ни разу в жизни она не встречала более спокойного, выдержанного и покладистого человека, чем Лупинус.

Тревожил и Лёкель. Он появится завтра утром, как договорились. Когда-нибудь его схватит полиция, в этом не было никаких сомнений. Лёкель был не из тех, к кому закон относился благосклонно. Назовет он тогда полиции ее имя?

Если она обманет его и уедет, то наверняка. А если останется с ним… Ирэна улыбнулась. Затем она вздрогнула, и мысли ее вернулись на круги своя.

Вскоре они потекли в другом направлении: Лупинус не обнаружит завтра в Берлине медальон. Как он поступит? Что предпримет его сын?

– Нет, я должна уехать! Я должна уехать! – тихо прошептала она. Но подняться не смогла, продолжала сидеть скорчившись, словно ее тело налилось свинцом.

Раздался стук.

– Ирэна, – позвал из-за двери Лупинус.

Она не шелохнулась.

– Ирэна, ты спишь?

– В чем дело? – Ее голос звучал раздраженно и укоризненно.

– Открой, пожалуйста! Я так одинок… Ирэна!

– И поэтому ты будишь меня?

Она осталась на месте. Лупинус пробормотал что-то невнятное и подергал ручку. Затем послышались его медленно удаляющиеся шаги.

«И с ним уже все кончено! – пронеслось в ее голове. Но тут же из глубины сознания донесся приказ, спокойный и сухой: – Думай о Лёкеле! Морис… Он меня предаст. Он угрожал мне. Может быть, он следит за мной. Он убьет меня… убьет…»

Бинц вскочила. Она порывисто схватила телефонную трубку и набрала номер.

– Позовите господина Лёкеля! – Тон, которым она произнесла эти слова, показался ей слишком официальным, поэтому более мягким голосом добавила: – Будьте так любезны.

Ирэна ждала. Ждала дольше обычного и начала беспокоиться. Она хотела услышать голос Мориса, узнать, как он себя чувствует, о чем думает. Хотела сказать ему нежные слова, как-то подбодрить. А в конечном счете избавиться от страха перед своим бегством.

Незнакомый мужской голос произнес:

– Алло, кто говорит?

Ирэна не ответила.

– Алло, – повторил тот же голос, – кто говорит? Я знакомый господина Лёкеля.

Ирэна поняла: «Полиция!» Рука бессильно опустилась вниз, трубка выскользнула из нее и закачалась на проводе, как маятник стенных часов.

Она не стала рассуждать. Действовала быстро, точно и уверенно. Схватила с кровати плащ, взяла сумочку, сунула в нее пистолет и помчалась вниз по лестнице. В холле навстречу ей вышел Лупинус, с бледным лицом, в распахнутом халате, в домашних тапках.

– Ты собираешься уйти?

Ирэна принужденно улыбнулась:

– Выскочу только на минутку. Возьму такси. – Она пробежала мимо доктора.

– Ирэна! – крикнул он ей вслед. – Ирэна! – Лупинус вдруг догадался о ее намерениях. Он понял это, возможно, по напористой походке или по неестественно простодушному тону ее речи, а может быть, по нервной улыбке, и понял, что речь идет не о минутке, не о часе, а о расставании навсегда. – Ты хочешь бросить меня! – воскликнул он, и его лицо налилось кровью.

Бинц не ответила. Достигнув веранды, она остановилась у входной двери и дрожащими руками поискала в сумочке ключи. Ирэну била нервная дрожь, и она, чувствуя слабость, прислонилась к косяку. Неожиданно сильные руки схватили ее сзади и оттащили от двери.

– Ты никуда не пойдешь! – Голос Лупинуса звучал резко. Своим корпусом он закрыл проход к двери. – Ты собираешься на меня донести, не так ли? Тебя-то, конечно, это устроило бы!

Женщина попыталась изобразить на лице улыбку:

– Что ты себе вообразил? Просто моя портниха…

– Иди в комнату! Я должен с тобой поговорить.

– О чем ты хочешь со мной поговорить?

– Иди в комнату, я сказал. Иначе…

– Что иначе?

Они застыли друг против друга. Оба были бледные, в глазах обоих застыл страх.

– Ты так изменился, – тихо произнесла Ирэна.

Лупинус молчал. Он смотрел на нее неподвижным и несколько печальным взглядом.

Бинц опустилась в плетеное кресло, стоявшее позади нее. Она расправила плащ и незаметно для доктора переложила пистолет из сумочки в карман.

Эберхард Лупинус нажал на кнопку вызова прислуги. Появилась служанка и сделала реверанс.

– Позвоните портнихе госпожи и скажите, что она, к сожалению, сегодня прийти не сможет. – Врач говорил безучастным, деловым тоном, но, когда служанка ушла, его губы слегка дрогнули в насмешливой улыбке, и Ирэна почувствовала, как новая волна страха подступила к ее горлу.

– Что с тобой происходит? – спросила она, улыбаясь своей чарующей улыбкой. Ее голос был теплым, проникновенным, а взгляд кротким и ласковым. Эта тысячекратно проверенная уловка в этот раз не возымела действия. Доктор Лупинус стоял у двери неприступный, как утес, он медленно поднял руку, элегантным движением провел по волосам и апатично опустил ее вниз.

– Мое терпение иссякло, – сказал он монотонным, бесцветным голосом, – я не могу больше жить во лжи. Когда я увидел веранду в доме Эрики, то понял, что ее убили. Я поспешил со звонком в полицию, а следовало бы вызвать врача. Не знаю, кто убил Эрику, но подозреваю, за что с ней расправились. Они решили, что после ее смерти я наследую медальон и они легко получат его, поскольку держат меня в руках. Так они и сделали. В моем деле очень жесткая конкуренция, я не могу допустить скандала и дать повод для пересудов прошлого Ютты. К тому же моя жизнь с Эрикой не была образцом, ты… Если захотят, то грязи найдут достаточно. Кроме того, я попал в затруднительное финансовое положение, в последнее время мы жили далеко не по моим средствам, Ирэна; я постоянно искал новые источники дохода и не только обманывал налоговое управление… У гинеколога есть определенные возможности добыть деньги незаконным путем… Всем этим могут воспользоваться мои конкуренты и недоброжелатели, чтобы доконать меня. Поэтому я и поехал к Эрике, мне надо было заполучить ее медальон, в обмен на который два ну, скажем, господина обещали свое молчание. Но я появился у нее слишком поздно. «Господа» уже сделали свое грязное дело, они больше не верили тому, что мне удастся уговорить Эрику. Наверняка эти двое замешаны в убийстве. Правда, я не знаю, сделали ли они это своими руками. А завтра я получу этот медальон законным путем, по наследству, свяжусь с этими «господами» или Кайльбэром, их посредником. Как договорились, мне заплатят за него сорок пять тысяч марок и отстанут от меня. Я спасен, я свободен, я смогу жениться на тебе. Естественно, по окончании траура и…

Вернулась служанка и, сделав реверанс, доложила:

– Милостивая госпожа ошиблась. Примерка назначена через неделю, то есть на следующий понедельник.

Лупинус кивнул. В уголках его рта затаилась та же насмешливая и слегка грустная ухмылка. Не глядя на свою любовницу, он повторил:

– Милостивая госпожа ошиблась. – Затем вплотную подошел к Ирэне и взглянул на нее сверху вниз: – Я хотел тебя пощадить, – выкрикнул он внезапно, – я хотел, чтобы ты ничего не знала об этом. Если бы ты была на моей стороне, но теперь…

– Ты что задумал? – заорала она на него. – Теперь, когда ты у самой цели! Ты хочешь сдаться?

Эберхард Лупинус оставил без внимания ее вопрос.

– Я пощадил бы тебя, – повторил он, – но теперь ты уже не моя, Ирэна. Нет, не потому, что я ревную тебя к кому-то. Я никогда не шпионил за тобой, ты могла бы завести себе любовника, лишь бы это не делало меня посмешищем. Ты уже не моя, Ирэна, потому что ведешь свою собственную жизнь, в стороне от меня, хотя мы живем под одной крышей.

Лупинус замолчал, на его лице отразились боль и разочарование. Затем, с трудом сдерживая гнев, он спросил:

– Куда ты собралась? Скажи правду, куда ты собралась?

Ирэна бросила взгляд на часы. Она почувствовала, что опасность, исходившая от Лупинуса, миновала. Оставалась другая, значительно большая, связанная с Лёкелем. Неужели его схватили? Здесь было только два варианта: либо Лёкель вернулся с повинной, либо его арестовали. Как бы то ни было, вывод тут очевиден – она должна покинуть Гамбург, покинуть Германию, и сделать это как можно скорее.

Ирэна медленно поднялась.

– Ты же слышал, – сказала она подчеркнуто скучающим и усталым голосом. – Я ошиблась в дате ровно на неделю. Пойдем.

Ирэна шла не оглядываясь, но знала, что Лупинус следовал за ней. Они сели в его кабинете. Девушка не сняла плащ, в кармане которого лежал пистолет. Лупинус схватился за сигарету, торопливо закурил и после нескольких коротких затяжек оставил ее в пепельнице.

– Я расскажу комиссару всю правду, – начал доктор. При этом он вопросительно посмотрел на Ирэну, видимо полагая, что она будет перечить или уговаривать его. Но та не перечила и не уговаривала. Она молча пожала плечами.

– Завтра, когда я прилечу в Берлин, дам ему показания. Расскажу все, что знаю.

– А что ты знаешь?

Доктор опустил голову.

– Ты права, – заметил он. – Что я знаю! То, что за медальоном охотятся, что за эту поделку хотят заплатить сорок пять тысяч марок, что Эрику…

Он умолк и снова взглянул на нее.

– А может, ничего не говорить? Молчать дальше? Посоветуй, Ирэна! Мне надо молчать?

Это был уже прежний Лупинус: слабовольный, нерешительный, беспомощный. У Ирэны было огромное желание расхохотаться или плюнуть. Ей не терпелось сказать ему какую-нибудь гадость, оскорбить его, причинить ему страдание и боль. Но она плотно сжала губы. Ей надо было поднять у него настроение, поскольку она непременно должна уйти.

Несмотря на это, Ирэна не видела никакой возможности покинуть этот дом по-хорошему. Ведь доктора Лупинуса понесло, он вспоминал о давних и стародавних временах, распространялся о своей жизни чуть не с самого рождения, говорил с пятого на десятое, сбивчиво, торопливо, будто у него осталось совсем мало времени.

Бинц не слушала его. Ее мысли витали далеко отсюда, за пределами Гамбурга. И чем больше Лупинус болтал, тем больше в ней росло раздражение. Наконёц она не выдержала.

– Да прекрати же ты! – выкрикнула Ирэна и направилась к двери. – Разве можно так распускать слюни!

– Ну, тогда посоветуй что-нибудь, – умолял Эберхард Лупинус и, шаркая ногами, поплелся за ней.

– Посоветовать что-нибудь? – Она махнула рукой. Теперь ей было все равно, пора кончать эту комедию. – Я дам тебе добрый совет. Уймись и забейся поглубже в какую-нибудь нору, трус несчастный. Хочешь – жди медальон, хочешь – не жди, но веди себя спокойно! И оставь в покое меня! Что я думаю о твоем дерьмовом деле? Оно вызывает у меня отвращение. Мне тошно смотреть на то, как ты боишься за свой паршивый престиж! Как лжешь и причитаешь, вопишь и суетишься, и тем не менее топчешься на месте! Делай что хочешь и как знаешь, но только оставь меня в покое. Твой медальон интересует меня как дерьмо, твоя репутация для меня – дерьмо, и сам ты… ты сам опротивел мне!

Она стряхнула руку, которую доктор положил ей на плечо, распахнула дверь кабинета и выбежала в холл. «В сущности, как просто устраиваются дела! – подумала она. – Просто, когда бросаешь их». Бинц отыскала в сумочке ключи, ее пальцы уже не дрожали, когда она открывала дверь на веранде, ее лишь позабавил Лупинус, который тащился вслед за ней и причитал:

– Ты все еще думаешь, что я делал это только ради себя? Я знаю, ты честный, искренний человек, и сам хочу стать таким же искренним и честным, хочу во всем признаться, почему же ты осуждаешь меня… Ведь я делал это только ради тебя, Ирэна!

– Ради меня! Я как-нибудь сама о себе позабочусь. Лучше, чем ты можешь себе представить. Но одно я скажу тебе: если мое имя будет упомянуто в твоих так называемых признаниях, то я не останусь в долгу! Тогда ты действительно потеряешь репутацию, это я тебе гарантирую. И тогда откровения этих «господ» покажутся тебе Святым писанием. Я выплюну всю мерзость, которую мне пришлось проглотить, живя с тобой, ты смешон, ты…

Впервые в жизни Эберхард Лупинус ударил женщину. Ударил открытой ладонью, сначала справа, потом слева и опять справа и слева. Бил наотмашь, уже не видя, куда бьет. Он непроизвольно сжал руки в кулаки и обрушил их на женщину, уже неподвижно распростертую на полу. Лупинус очнулся лишь тогда, когда на веранде появился его сын со своей парижской подружкой.

Глава 19

Главный комиссар Майзель сидел в обеденном зале ресторана и неторопливо черпал ложкой компот. Он искоса поглядывал на газеты, лежавшие на полке, и боролся с искушением. Его мучило любопытство – как сыграла «Герта ВСК»? Для этого стоило только раскрыть спортивную страничку и бросить короткий взгляд на таблицу ну и, может быть, еще на комментарий и результаты других игр.

Любопытство боролось против принципов.

Поединок закончился со счетом один-ноль в пользу любопытства. Официант был очень любезен и принес сразу все газеты. Майзель налил себе кофе, отодвинул в сторону чашку с компотом и погрузился в изучение прессы. Газета дрожала в его руках, поскольку «Герта ВСК» сыграла вничью. «Большего от нее и не следовало ожидать», – прокомментировал этот результат Майзель. И ХСВ выиграла, и «Кайзерслаутерн» тоже, и португальцы разгромили турок, и…

– Отказываюсь верить своим глазам! Господин главный комиссар читает газету!

От неожиданности Майзель вздрогнул.

– Старина Кройцц, какими судьбами вы здесь?

– Фельдъегерем от доктора Гансика. Секретная миссия!

– Ну, выкладывайте. Садитесь. – Майзель подозвал официанта.

Стефан Кройцц мысленно оценил роскошный завтрак главного комиссара и заказал ровно на одно блюдо меньше, дабы и в приеме пищи сохранить дистанцию. С набитым ртом он хвалил телятину и картофель фри и порицал внешний вид Майзеля:

– Позволю себе заметить, господин главный комиссар, вы очень неважно выглядите.

– Тем лучше выглядите вы, Кройцц.

– Хотелось бы этому верить! В Афинах-на-Шпрее [12]12
  Поэтическое название Берлина.


[Закрыть]полный штиль. Ничего интересного. Ах нет! В городе стало одним счастливчиком больше: Борнеман нашел-таки бритвенное лезвие! Поначалу он плакал от радости, а затем принялся угощать. Но счастье было недолгим, как всегда, – Баух опять озаботил его делом. Убили какого-то пенсионера!

Майзель набычился:

– С каких это пор Баух распоряжается моими людьми? Хорошенькое дельце! Он и дальше собирается нас опекать?

Кройцц пожал плечами:

– Понятия не имею. По-моему, у доктора Гансика вообще уже нет времени на наше дело. У меня с собой его письмо.

– Давайте сюда!

Это были лишь несколько строк. «Дорогой господин Майзель! Я не смог ничего сделать. Вы знаете, что я имею в виду. Я не могу Вам также написать о том, что нужно было в банке тому высокопоставленному «иностранцу». Скажу лишь: кое-что произошло! Не совершайте опрометчивых поступков. Ваш Баух». Внизу от руки было приписано: «Майзель, письмо уничтожьте!»

Иоганнес Майзель сложил бумагу и сунул ее в карман. Естественно, он уважит просьбу Бауха, но не на глазах же своего ассистента.

– Вы прибыли только с этим посланием, Кройцц?

– Не только. Прокурор доктор Баух считает, что я могу понадобиться вам здесь. Я вам нужен? Каковы шансы на успех в деле Гроллер?

– Знаете, что в этом деле самое странное? Обычно с самого начала устанавливается круг подозреваемых, которых последовательно проверяют. А тут подозреваемые сами отпадают один за другим. Естественно, информация прирастает, но конечная цель ближе не становится. Здесь просто слишком много действующих лиц, Кройцц. Это как в роме [13]13
  Французская карточная игра.


[Закрыть] – все время прикупаешь карты. Нам следовало бы окончательно вычеркнуть кого-то из своего списка, но с этим дело обстоит неважно. Как там с Герике?

– Вычеркните первым! Мы можем отпустить его на все четыре стороны. Мы – я имею в виду нашего прокурора! За свое мошенничество и те глупости, которые он наделал, Герике, конечно, должен ответить. – И Стефан Кройцц рассказал о том, что удалось выжать адвокату фон Гнайзелое из заключенного и сообщить прокурору. – Мы проверили эти данные. Все прозрачно, как стекло. Мы нашли и кабачок, и трактирщика, с которым он играл в кости, и сумочку, и его машину и узнали о пребывании Герике в Париже, разумеется под именем Маршан. Бегство и деньги – ну, это уже не по нашей части. Правда, мы не выяснили его связь с доктором Кайльбэром, полагая, что вы здесь все-таки… Вы могли бы допросить этого адвоката?

Главный комиссар кивнул головой и пожал плечами одновременно. Кройцц ухмыльнулся.

В последние дни Майзель работал без отдыха и, собственно говоря, был доволен результатами. Он еще никого не схватил, назавтра ожидалась передача наследства Гроллер, но сети были расставлены. Гамбургские коллеги обещали главному комиссару всяческую поддержку.

Отец и сын Лупинусы, а также доктор Кайльбэр находились под наблюдением. За американкой тоже следили, как и за фрейлейн Бинц. Не оставили без внимания и мадемуазель Блумэ. Телеграмма в Экс-ан-Прованс была отправлена, и ответ ожидался с часу на час. Трудности возникли с двумя французами, имен которых Лёкель не знал.

Стефан Кройцц покончил с завтраком и схватился за пачку сигарет.

– Вы позволите? – Он втянул в себя дым, как золотарь вдыхает первый глоток свежего воздуха, вылезая из канализационной трубы. Довольный, сытый и умиротворенный, он играл зажигалкой. Переворачивал ее с грани на грань, с боку на бок – стук, стук, бряк, бряк.

Какое-то время Майзель спокойно взирал на это действо, затем хмуро заметил:

– Вы нервируете меня! И не пускайте дым в мою сторону!

Кройцц разогнал руками дым.

– Конечно, господин главный комиссар, при обилии следов на веранде и в саду виллы Гроллер вы не удовлетворены тем, что поймали только убийцу…

– Убийцу? Вы имеете в виду Лёкеля?

– Его.

– Лёкель не убивал доктора Гроллер!

– Кто же тогда?..

– Вам следует спросить не «кто тогда», а «кого тогда».

– Ага, итак, он убил…

– Он вообразил себе это.

Майзель сообщил о разговоре с Фолькером Лупинусом, о ночной перестрелке и о призвании Мориса Лёкеля.

– Вот видите, – воскликнул Кройцц, – Лёкель уже второй, кто видел Эрику Гроллер на балконе в половине первого ночи. Значит, Герике прав, а доктор Хангерштайн ошибается в заключении о времени наступления смерти. Иначе как все это можно объяснить, а?

– И когда вы только прекратите самоуверенно нести всякую чепуху! Ответственно заявляю, что если доктор Хангерштайн действительно ошибся, то он уйдет на пенсию уже сегодня. Нет, женщина, которая стояла на балконе и подверглась нападению на веранде, была не Гроллер. Вы ведь знаете, что на коже убитой не было никаких повреждений. Но тогда кто же это был?

– Убийца Эрики Гроллер.

– Ах, мой дорогой, здесь в короткой беседе мы не в силах вычислить возможного убийцу. Нам нужно подойти к делу с другой стороны. Вспомните о медальоне, который был на женщине. Она украла его?

– Когда что-то крадут, то его прячут, а не выставляют на всеобщее обозрение.

– В общем и целом, да. Но какой медальон она вообще могла бы украсть? Экземпляр Эрики Гроллер по-прежнему находится в банковском сейфе. А дубликат Фолькера?

– Вот именно. Могли, скажем, оказаться у доктора Гроллер сразу оба?

– Тогда это требует объяснения: каким образом медальон от ростовщика Лекюра попал на виллу в Далеме? Его нет!

– Но оно должно быть. В конце концов, на женщине был медальон. Лёкель похитил его, отдал Бинц, а та – Кайльбэру и тем двум французам. Этот медальон существовал, так сказать, осязаемо. Ради него, наконец, Лёкель убил эту женщину на веранде.

– Это он так думает. Но этого, по-видимому, не было. Здесь отсутствует небольшая мелочь, а именно – труп!

– А Борнеман? Груневальдский труп?

– Я ожидал этого. Но веранда Эрики Гроллер находится в Далеме, в добрых полутора десятках километров от Груневальда.

– Кто-то труп перевез. Вспомните о множестве следов обуви, о показаниях соседа, который видел стоящую напротив виллы машину!

– Хорошо, Кройцц, хорошо. И кто же этот «кто-то»?

– Тот, кто был в этом заинтересован.

– Хитрец. Скажите, как вообще вам пришла в голову идея связать находку Борнемана с нашим делом?

– На эту мысль меня навели волосы, господин главный комиссар. У груневальдского трупа были крашеные волосы, на веранде мы также обнаружили крашеные женские волосы, в обоих случаях светлые перекрашивались в черные. И потом – при трупе, найденном Борнеманом, не было сумочки, а какая женщина отправится в Груневальд без такой вещи? Мы нашли на веранде ремешок от сумочки, Герике – саму сумочку, к тому же… Мне известно очень немного, но все же!..

– Все же, вы не Шерлок Холмс. – Майзель дружески улыбнулся. – Убитую не удалось опознать?

– Пока нет. Мы опубликовали объявление о розыске пропавшей, но безрезультатно. Мы не смогли приложить фотографию – лицо сильно изуродовано. Одежда нам также ни о чем не говорит. Единственная зацепка – на нижнем белье имеются этикетки французских фирм. Но, с другой стороны, роскошное парижское белье рекламирует каждый иллюстрированный журнал, как вам…

«Как вам известно», – хотел сказать Кройцц, но это значило бы наступить на больную мозоль шефа – ненависть к прессе. Поэтому ассистент не закончил своих рассуждений.

Майзель опять улыбнулся, вытянул, как индюк, тонкую шею и свысока заметил:

– Все это не логическое объяснение, Кройцц, а бесплодная заумь. Однако мы не должны полностью отбрасывать и сумасшедшие идеи. Имейте это в виду. Но решение таится в каком-то другом месте.

– А вы случайно не знаете в каком?

Это был наглый и язвительный вопрос. Майзель ответил на него своим знаменитым аристократическим взглядом, означавшим «цыц!». Кройцц, как верный пес, тут же покорился. Он выпустил густое облако дыма и скрылся за сизой завесой.

– У меня действительно есть объяснение всей этой истории, однако несколько иное: Лёкель хотя и толкнул и ограбил женщину, но не он убил ее!

– Гипотеза, господин главный комиссар, или уверенность? – спросил Кройцц, подчеркнуто робко и подчеркнуто подобострастно.

Майзель хихикнул:

– Держитесь крепче! Я бы сказал – почти убеждение. Убийца – американка.

– Миссис Диксон?

– Миссис Диксон. К сожалению, я не видел Эрику Гроллер при жизни, чтобы судить о том, было ли между обеими женщинами физическое сходство. В росте, я думаю, оно могло быть. И вспомните о темноте. Герике видел женщину из движущейся машины, Лёкель знал доктора Гроллер только по фотографии, кроме того, он был очень возбужден…

– Но как вам пришла в голову мысль об американке?

Майзель подумал о разговоре с Гансиком Баухом, о высокопоставленном американце, разузнавшем о банковском сейфе, о письме, лежавшем в его кармане, но ничего этого не сказал.

– Потому что у меня есть на то причины. И вы же знаете: cui bono [14]14
  Кому на пользу? Кто от этого выигрывает? (Лат.)


[Закрыть] – известная молитва стражей порядка. В Париже миссис Диксон установила, что медальон Фолькера Лупинуса фальшивый. Но она на этом не успокоилась. Здесь возможны две версии: молодой человек солгал мне, что не продал медальон американке, и сейчас стыдится признаться в своем обмане. Возможно другое: миссис Диксон купила медальон у ростовщика, не подозревая, что это экземпляр Фолькера. Во всяком случае, она возвратилась с этим – фальшивым – украшением в Берлин, к Эрике Гроллер. С какой целью, Кройцц?

– Не знаю.

– Чтобы обменять его. Фальшивый – на подлинный. Ведь внешне они выглядят совершенно одинаково. В ту ночь восемнадцатого мая она попыталась это сделать, но не обнаружила другой экземпляр. Мы знаем почему – он лежал в банковском сейфе. Когда миссис Диксон ни с чем покидала дом Эрики Гроллер – медальон Фолькера висел у нее на шее, так как у американки не было причин прятать его, – на нее напал Лёкель. Он похитил фальшивое украшение и отдал его, полагая, что имеет дело с подлинником, Ирэне Бинц. От нее фальшивка перекочевала к Кайльбэру и далее попала к французам. Последние оказались, правда, не столь доверчивыми, обследовали медальон на месте и установили… Что они установили, Кройцц?

– Ну, что он фальшивый! – с готовностью отозвался ассистент, а про себя подумал: «Старик иногда выражается как ребенок».

– Прекрасно, господин ассистент. Отсюда и бешенство двух мошенников, о котором говорил Лёкель.

– Да, но я не понимаю одного. Французы говорили еще о какой-то Аннет Блумэ. Что делать с этой дамой, господин главный комиссар?

Иоганнес Майзель молчал. Он даже не кивнул головой. Смотрел сквозь оконное стекло на улицу. Но его, казалось, ничего не интересовало там, кроме какой-то неясной точки, на которой и застыл его рассеянный взор.

Кройцц поддержал молчание шефа. Когда же он понял, что Майзель вовсе не собирается отвечать на его вопрос, решился потревожить начальника:

– Вы говорите, американка находится сейчас здесь, в Гамбурге. Для чего?

– Она ждет, что доктор Лупинус получит подлинный медальон.

– Завтра? Когда он вступит в права наследника?

– Наверное.

– Но в таком случае она должна знать, что украшение находится в банковском сейфе.

– И она это знает, – сказал Майзель, опять вспомнив о письме Гансика Бауха. – Ирэна Бинц, которая еще не подозревает, что медальон Гроллер лежит в сейфе, тоже узнает это. Она сойдет с ума! От радости, что всучила французам фальшивку, или от страха. Вот будет отличная потеха! Жаль только, что я не смогу присутствовать на этом ристалище.

– Что будем делать дальше? – поинтересовался Кройцц.

– Сегодня вечером полетим обратно в Берлин.

– Я так и думал! Опять не удастся оставить здесь командировочные.

– Утешьтесь мыслью об экономии.

– Но, господин главный комиссар, ведь живем один раз!

Майзель махнул рукой и нетерпеливо взглянул на часы.

– Кройцц, пожалуй, мы вылетим немедленно. Да, немедленно, ближайшим рейсом. Еще раз расспросите Мёлленхаузен и других, кто знает американку, было ли между ней и фрау Гроллер сходство. Зайдите к Герике. Он бывал в гостях у доктора Эрики и, может быть, встречался там с Диксон. У меня есть кое-какие фотографии, которые я вам отдам. Пошли!

Майзель подозвал официанта, попросил записать стоимость обоих завтраков на его гостиничный счет и направился за ключом от номера к стойке администратора. Стефан Кройцц, надувшись, вышагивал вслед за ним.

Главный комиссар был уже на лестнице, когда вдруг выкрикнули его имя. Подбежавший рассыльный сообщил:

– Господин Майзель, вас срочно просят подойти к телефону, это там, вторая кабина.

Кройцц уселся в кресло в холле. Через минуту главный комиссар подошел к нему.

– Итак, диспозиция следующая: вы летите обратно в Берлин, а я отправляюсь в Харвестехуде. У доктора Лупинуса произошла драка.

– А фотографии, которые вы хотели передать мне? – крикнул Кройцц.

Но Иоганнес Майзель уже скрылся.