Текст книги "Философия. Книга третья. Метафизика"

Автор книги: Карл Ясперс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Annotation

Основополагающий труд немецкого философа Карла Ясперса «Философия» (1932) впервые публикуется на русском языке.

Третья книга посвящена мышлению о трансценденции. Она не дана человеку непосредственно, но явлена в «шифрах». Метафизика предстает как толкование этих шифров. Философ рассматривает философские, теологические и экзистенциальные пути «подступа к трансценденции»; анализирует, что может быть шифром бытия, и как возможно чтение этого шифра. Радикальным шифром трансцендентного оказывается исчезновение, «крах» историчного существования, который также по-своему раскрывает человеку трансцендентную действительность. Эта тема экзистенциального «краха» вводит в философскую теологию Ясперса эсхатологическую проблематику.

Ясперс Карл

Философия. Книга третья. Метафизика

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Трансценденция

Неудовлетворенность всяким бытием, которое не есть трансценденция

Действительность метафизического мышления и действительность трансценденции

1. Трансценденция становится предметной

2. Ступени действительности вообще

3. Метафизика между знанием о своей традиции и экзистенциальным присутствием трансценденции

4. Материализация и отрицание трансценденции

5. Вопрос: иллюзия или действительность?

Непостоянство метафизической предметности

1. Мышление в символе

2. Логический обвал

3. Чередование бытия и небытия

Историчность метафизики

1. Исчезновение как сущность историчности

2. Субстанция исчезнувшего

3. Троякий смысл всеобщего в метафизическом мышлении

Существование как форма историчного явления трансценденции

1. Общность и борьба в трансцендентной соотнесенности

2. Напряжение между тремя сферами оформления метафизической предметности

3. Язык трансценденции на ступенях метафизического сознания

Методы метафизики

1. Отвергнутые методы

2. Усвоение и присутствие

3. Современные методы

ГЛАВА ВТОРАЯ Формальное трансцендирование

Принципы формального трансцендирования

1. Трансцендирование от мыслимого к немыслимому

2. Диалектика трансцендирующего мышления

3. Трансцендирование по ту сторону субъекта и объекта

4. Трансцендирование, следующее путеводной нити категорий, в трех сферах

Трансцендирование в категориях предметного вообще

1. Бытие и ничто

2. Единство и двойство

3. Форма и материал

4. Возможность, действительность, необходимость, случайность

5. Основа

6. Всеобщее и индивидуум

7. Смысл

Трансцендирование в категориях действительности

1. Время

2. Пространство

3. Субстанция, жизнь, душа

Трансцендирование в категориях свободы

Божество как формальная трансценденция

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Экзистенциальные подступы к трансценденции

Упрямство и преданность

1. Возмущение

2. Приостановление решения в воле к знанию

3. Наше человеческое бытие в воле к знанию уже есть упрямство

4. Упрямствующая воля к истине взывает к божеству

5. Надлом в волении себя самого

6. Преданность

7. Теодицея

8. Напряжение во временном существовании вследствие сокровенности божества

9. Уничтожающее преувеличение в изоляции полюсов

10. Ничтожное уклонение в изоляции полюсов

11. Преданность без доверия, богооставленность, безбожие

12. В конце – вопрос

Отпадение и подъем

1. Я сам в отпадении и подъеме

2. Как я оцениваю, таким и становлюсь

3. Самостановление в зависимости

4. Направление процесса, удерживаемого в трансценденции, неопределенно в отношении «куда»

5. Я сам как процесс и как целостность

б. Гений и демон

7. Бессмертие

8. Я сам и мировое целое

9. Мировой процесс

10. Падение и подъем в истории

11. Совершающиеся в целом падение и подъем

Закон дня и страсть к ночи

1. Антиномия дня и ночи

2. Попытка более конкретного описания

4. Проблематичные основные предпосылки дня

5. Возможная вина

6. Гений и демон в борьбе за экзистенцию

7. Вопрос о синтезе двух миров

8. Мифологическое просветление

Богатство многого и единое

1. Экзистенциальный исток единого

2. Единство в мире

3. Единство в сфере логического

4. Трансцендирование к единому

5. Политеизм и единый Бог

6. Трансценденция единого Бога

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Чтение тайнописи

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СУЩНОСТЬ ШИФРОВ

Три языка

1. Непосредственный язык трансценденции (первый язык)

2. Язык, универсализующийся в сообщении (второй язык)

3. Спекулятивный язык (третий язык)

4. Имманентность и трансценденция

5. Действительность в шифрах

Многозначность шифров

1. Символика вообще (выражение бытия и коммуникативное выражение)

2. Толкование символов (произвольная многозначность)

3. Символика и познание

4. Интерпретируемая символика и зримая символика

5. Толкование в круге

6. Произвольная многозначность и многозначность шифра

Экзистенция как место чтения тайнописи

1. Чтение шифров при помощи самобытия

2. Экзистенциальное созерцание

3. Вера в шифры

Тайнопись и онтология

1. Онтология в великих учениях философии

2. Невозможность онтологии для нас

3. Чтение тайнописи в отличие от онтологии

Ложное приближение трансценденции

ВТОРАЯ ЧАСТЬ. МИР ШИФРОВ

Обзор

1. Универсальность шифров

2. Порядок мира шифров

Природа

1. Природа как другое, как мой мир, как я сам

2. Бытие природы как шифра

3. Чтение шифра при помощи натурфилософии

4. Обманчивость и скудость всеобщих формул для шифра природы

5. Экзистенциальная существенность шифра природы

История

Сознание вообще

Человек

1. Шифр единства человека с его природой

2. Шифр единства человека со своим миром

3. Шифр «свобода»

Искусство как язык, возникающий из чтения тайнописи

1. Искусство как промежуточное царство

2. Метафизика и искусство

3. Подражание, идея, гений

4. Трансцендентное видение и имманентная трансценденция

5. Многообразие искусств

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. СПЕКУЛЯТИВНОЕ ЧТЕНИЕ ТАЙНОПИСИ

Что трансценденция есть (доказательства бытия Божия)

То, что шифр есть (спекуляция становления)

Какой вид имеет присутствие чтения шифров (спекулятивное припоминание и предвидение)

1. Припоминание

2. Предвидение

3. Противоположность и единство припоминания и предвидения

4. Философско-историческая спекуляция

Что говорит шифр целокупности существования (спекуляция бытия)

1. Позитивизм

2. Идеализм

3. Чтение шифров в философии экзистенции

ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ И ЭКЗИСТЕНЦИИ КАК РЕШАЮЩИЙ ШИФР ТРАНСЦЕНДЕНЦИИ (Бытие в крахе)

Многозначный смысл фактического краха

Крах и увековечение

Осуществление и неосуществление

Истолкование необходимости краха

1. Значимость и длительность должны быть хрупкими, если существует свобода

2. Поскольку свобода существует только через природу и против нее, она должна потерпеть крах как свобода или как существование

3. Если конечное должно быть сосудом подлинного, оно должно сделаться фрагментарным

4. Спекулятивное чтение шифра: только на пути, ведущем через иллюзию существования, открывается в крахе бытие

5. То, что не было включено в толкования

Шифр бытия в крахе

1. Не поддающийся толкованию шифр

2. Последний шифр как резонанс для всех шифров. -

3. Покой в действительности

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

Ясперс Карл

Философия. Книга третья. Метафизика

УДК 1/14 ББК 87.3

© Перевод с нем. Судаков А. К., 2012 © Издательство «Канон+»

1БВЫ 978-5-88373-302-3

РООИ «Реабилитация», 2012

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Трансценденция

Неудовлетворенность всяким бытием, которое не есть трансценденция.

Действительность метафизического мышления и действительность трансценденции

1. Трансценденция становится предметной. – 2. Ступени действительности вообще. – 3. Метафизика между [знанием о своей традиции и экзистенциальным присутствием трансценденции. – 4. Материализация и отрицание трансценденции. – 5. Вопрос: иллюзия или действительность

Непостоянство метафизической предметности

1. Мышление в символе. – 2. Логический обвал. -3. Чередование бытия и небытия.

Историчность метафизики

1. Исчезновение как сущность историчности. – 2. Субстанция исчезнувшего. – 3. Троякий смысл всеобщего в метафизическом мышлении.

Существование как форма историчного явления трансценденции

1. Общность и борьба в трансцендентной соотнесенности. – 2. Напряжение между тремя сферами оформления метафизической предметности. – 3. Язык трансценденции на ступенях метафизического сознания.

Методы метафизики

1. Отвергнутые методы. – 2. Усвоение и присутствие. -3. Современные методы.

Что есть бытие? – таков непрестанно задаваемый вопрос философствования.

Бытие, как определенное бытие, доступно знанию. Основные способы его определенности указывают категории. Разработка категорий в логике явным образом приводит к сознанию способы бытия: бытие как бытие-знаемым и бытие-мыслимым становится предметным для нас в его различных разветвлениях и многообразности. Но это бытие не исчерпывает собой бытия как такового (das Sein schlechthin).

Как эмпирическая действительность, бытие содержит нечто, что приходится принимать как данность, нечто охваченное, но не проникнутое мыслью. В ориентировании в мире я овладеваю этой действительностью, которую, необозримую в ее целом, с отдельных сторон и в особенном бытии отдельных вещей я могу знать и относительно познавать (zu kennen und relativ zu erkennen ist). Бытие как бытие познанным (Erkanntsein) всегда несет одновременно на своей границе непознанное. Но познанное вместе с обозначенным им непознанным, как мировое бытие, опять-таки не исчерпывают собою бытия.

От мирового бытия я прихожу, разбивая его, к себе самому, как возможной экзистенции. Я есмь в ней как свобода и обращен в коммуникации на другую свободу. Это бытие-внутри (Darinsein) некоторого бытия, которое еще решает, есть ли оно и что оно есть, не может выйти из себя самого и не может наблюдать за собою. Но и это бытие также не есть такое бытие, которым бы все могло исчерпываться. Оно существует не только вместе с другим бытием свободы и через такое бытие, но и само оно соотнесено с бытием, которое есть не экзистенция, а ее трансценденция.

Если, стало быть, я хочу знать, что есть бытие, то, чем непреклоннее я продолжаю вопрошать об этом и чем меньше я позволяю вводить себя в заблуждение каким-нибудь конструктивным образом бытия, тем с более решительной определенностью для меня выясняется разорванность бытия. Я нигде не получаю бытия, но всегда только некоторое бытие. Бытие как такое сводится к пустому определению высказывания в глаголе-связке «есть», как неопределимо многозначной функции сообщения; но оно никаким устойчивым образом не становится понятием, которое охватывало бы всякое бытие в общем для него признаке, не делается целым чего-то внутреннего, для которого бы все способы бытия были его проявлениями, и тем более не становится специфическим бытием, которое бы обладало отличительным свойством – быть истоком всего. Если я хочу постичь бытие как бытие, то мне это не удается.

Я, как сознание вообще, не могу настоящим образом понять вопроса о бытии, как бытии. Для убедительного познания, присущего этому сознанию, возможно, правда, показать разорванность между отдельными способами бытия; но она остается для него безразличной, потому что познание на пути к объективному бытию с несомненностью предполагает присущее ему единство, даже если это единство и не познано. Привести к сознанию разорванность бытия как такового – это акт свободы. Только решение, усваивающее и отвергающее, стоит перед разорванностью бытия, как перед ситуацией, которая касается его самого и в пограничных ситуациях бросает ему вызов, требуя по-настоящему поставить вопрос о бытии.

Поэтому существование в его витальности и как сознание вообще не узнает опытом о разорванности бытия. Она поражает только возможную экзистенцию, и экзистенция ищет бытие, как если бы оно было утеряно и его нужно было обрести. Возможная экзистенция, в отличие от существования, характеризуется тем, что она есть по-настоящему самость в этом искании бытия (daß sie eigentlich selbst ist in diesem Suchen des Seins). Для нее становится неизбежным опыт: почву бытия я имею не в существовании, не в многообразных определенностях особенного бытия, как бытия-знаемым и бытия-познанным, не в себе, взятом в своей изолированности, и еще не имею ее в коммуникации. Нигде я не имею «бытия». Повсюду я встречаю границы, будучи движим сопряженным с моей свободой, потому что оно и есть сама свобода, исканием бытия. Если я не ищу его, то мне представляется, будто я сам перестаю быть. Я нахожу его, казалось бы, в конкретной историчности своего активного существования, и все же, если я хочу постичь его в философствовании, я принужден бываю видеть, как оно вновь ускользает от меня:

Если я предстою этому бытию как трансценденции, то ищу предельную основу неким неповторимым образом. Кажется, что бытие открывается мне; и все же, если оно становится зримо, то тает вновь; если я хочу схватить его, то не поймаю. ничего. Если я желаю проникнуть к источнику бытия, то проваливаюсь в беспочвенность (Will ich an die Quelle des Seins dringen, so falle ich hindurch in das Bodenlose). Никогда я не обретаю того, что есть, как содержание знания. И все-таки эта, пустая для рассудка, бездонность может наполниться для экзистенции. Я пребываю в трансцендировании, где открывалась мне эта глубина и где во временном существовании искание как таковое становилось находкой (im Zeitdasein das Suchen als solches zum Finden wurde): ибо трансцендирующее существование человека во времени способно, как возможная экзистенция, сделаться единством присутствия и искания: присутствием, которое действительно только как искание, которое не отрезано от того, что оно ищет. Искать можно только, побуждаясь к тому предвосхищающим схватыванием (Vorwegergreifen) того, что требуется найти; трансценденция должна уже присутствовать там, где я ищу ее. В трансцендировании я не знаю о бытии предметным образом, как в ориентировании в мире, и не осознаю его так, как я осознаю себя самого в просветлении экзистенции, но я знаю о нем во внутреннем действовании, которое даже в неудаче все еще остается при этом подлинном бытии. Оно, даже и не будучи найдено как объективная опора, может дать экзистенции твердость, чтобы она единым актом возвысилась в существовании к себе самой и к трансценденции (Es kann, ohne gefunden zu sein als ein objektiver Halt, der Existenz Festigkeit geben, im Dasein sich zu sich und zur Transzendenz in einem zu erheben).

Способы этого искания бытия из возможной экзистенции – это пути к трансценденции. Просветление их есть философская метафизика.

Неудовлетворенность всяким бытием, которое не есть трансценденция

Познание вещей может постичь свою собственную границу: то, что оно само и его содержание не есть бытие как таковое, а только то бытие, которое в сознании обращается на бытие как объективную наличность (objektiver Bestand). Это бытие было мировым бытием.

Философское ориентирование в мире показало, что мир не имеет основы в себе; ибо выяснилось, что мир не может быть замкнут в единство; оказалось невозможным познать мир как в себе и из себя наличное самодовлеющее целое.

С сознанием этих границ начался прорыв к возможной экзистенции – и философствование. Теперь я, мысля, удивлялся противоположности, которую я не постигаю в познании, но схватываю, как возможная экзистенция: противоположностью между бытием как наличностью и бытием, которое я сам есмь как свобода. Сторона наличности в этой противоположности каждый раз была предметна, ясна и всеобщезначима. Сторона же свободы оставалась непредметной, неопределенной; не претендуя на всеобщую значимость, свобода устремлялась к безусловной значимости. В просветлении экзистенции мы в специфическом мышлении сделали свободу сообщимой в пробуждающем призыве (In der Existenzerhellung wurde Freiheit in einem spezifischen Denken zur Mitteilbarkeit in einem erweckenden Appell gebracht). К этому просветлению вело неудовлетворение одним лишь мировым существованием в сугубой всеобщности. Но и в нем нельзя было достичь окончательного удовлетворения.

И все же экзистенция улавливает себя самое в своей свободе, лишь поскольку тем же актом она одновременно воспринимает нечто иное для себя (ein ihr Anderes). Безусловность, – там, где она становится решительной, – осознает, что не только не сотворила сама себя как существование, и что она, как существование, бессильно оставлена на верную гибель, но что даже как свобода она обязана собою не одной себе. Она осуществляет себя каким-либо образом только в соотнесенности со своей трансценденцией:

Трансценденцию или открыто отрицают: однако, поскольку трансценденция непрерывно напрашивается экзистенции как сопряженная с нею возможность, это отрицание приходится активно повторять и тем самым удерживать как негативное отношение к трансценденции. Или же экзистенция противостоит трансценденции, чтобы осуществиться в борьбе с нею. Или же она желает идти своим путем в мире с трансценденцией. Будет ли она без трансценденции, против нее или же с нею, – трансценденция есть непрестанный вопрос для возможной экзистенции. Три названные возможности – это моменты в движении экзистенциального сознания трансценденции во временном существовании.

Утвердиться абсолютно на самой себе – это, хотя и составляет для экзистенции истину ее безусловности во временном существовании, однако повергает ее в отчаяние. Она сознает в себе, что как абсолютно самостоятельная она была бы вынуждена погрузиться в пустоту. Если же она должна стать действительной из самой себя, то с неизбежностью зависит от того, чтобы ей встретилось то, что может исполнить ее. Если случится, что она не появится, то она не есть она сама; она относится к себе так, как если бы она была дана самой себе. Она сохраняет свою возможность, только если знает себя основанной в трансценденции. Она теряет открытость собственному становлению, если считает себя самое подлинным бытием.

Поэтому свободу в ее прорыве через мировое существование хотя и охватывает страсть к тому, чтобы еще решать в самой себе, что будет бытием, но свобода не может считать себя последним бытием. Ибо она лишь во времени пребывает в пути там, где еще осуществляет себя возможная экзистенция. Она не есть бытие в себе. В трансценденции свобода прекращается, потому что уже ничто более не решается; там нет ни свободы, ни несвободы. Бытие как свобода, глубочайший призыв к нам, поскольку то, что мы есмы, еще зависит от нас самих, не есть бытие трансценденции. Даже свобода, если ограничится самой собою, обречена захиреть. Она ищет своего исполнения в трансценденции, которая, как таковая, открывается только свободе. То, что есть трансценденция, становится для свободы возможностью совершенства, примирения, спасения, – или возможностью боли в бытии трансценденции. В обоих случаях упразднение возможной самодостаточности в себе есть для нее высшее удовлетворение во временном существовании.

Перед лицом трансценденции экзистенция обладает подлинным сознанием конечности. Конечность человеческого познавания может быть выяснена по контрасту путем конструирования иных возможностей познавания; конечность существования состоит в том, что оно всегда имеет вне себя нечто иное, и в каждой своей форме лишь возникает и исчезает. Конечность познавания и существования можно было бы мыслить преодоленной, конструируя некоторое бесконечное его расширение.

Экзистенция же не может постичь себя ни как конечную в сравнении с неким мыслимым завершением нескончаемого, ни как конечную рядом с другим конечным. Но, если она, по ту сторону всякой мысли о конечности и бесконечности, скачком достигла достоверности себя, она знает себя самое как неотделимую от другой экзистенции, а также не отвлеченную и от той инстанции, с которой, хотя она и бесконечно отлична от нее, она себя соотносит.

Если эту соотнесенность (Bezogensein) я назову конечностью, то эту конечность экзистенции уже невозможно будет конструировать и отменять мыслью, подобно ранее названным способам конечности, она была бы абсолютна (schlechthin). Ее нельзя было бы постичь знанием, но она была бы схвачена актом свободы, обращенной на самое себя и в этом обращении поставляющей себя пред своей трансценденцией. Постижимые способы конечности стали бы в таком случае относительными, и они, в свою очередь, получали бы экзистенциальную существенность, только если бы их одушевляло, в возвратном движении, сознание экзистенции, соотнесенной с трансценденцией.

Но понять то, что состоит в отношении к трансценденции, как конечность – значит не постичь его в соответствии с его бесконечной сущностью, а как конечность – значит не выразить в этом понятии его неудовлетворенности. Экзистенция не может высказать о себе ни конечности, ни бесконечности, ни того и другого вместе. Она есть непреодолимая, потому что бесконечная, неудовлетворенность, составляющая одно с исканием трансценденции. Экзистенция есть лишь в отнесенности к трансценденции, или не существует вовсе. В этой отнесенности ей свойственна неудовлетворенность, или же – с упразднением временного существования – возможная для нее удовлетворенность.

Действительность метафизического мышления и действительность трансценденции

1. Трансценденция становится предметной

– Поскольку бытие трансценденции не определено в категориях, и не существует как эмпирическая действительность, а также и не есть присутствие моей свободы, как сама свобода, то оно вообще не существует в тех способах бытия, которые я мыслю с предметной артикулированностью, познаю как существование, принимаемое мною как данность, или просветляю в призыве к своей собственной возможности. Поскольку, однако, экзистенция является себе в существовании, для нее то, что есть, существует лишь в форме сознания; поэтому для привязанной к существованию экзистенции также и то, что есть трансценденция, принимает форму предметного бытия.

Метафизическая предметность имеет, прежде всякой частной определенности, некоторый специфический характер. Она есть функция некоторого языка, делающего трансценденцию понятной в сознании экзистенции. При помощи языка этой предметности экзистенция может сделать живо присущим для себя то, чего она не может знать как сознание вообще. Это – не всеобщий язык всякой экзистенции, как общности разумных существ, но всякий раз историчный язык. Он связывает одних, а для других недоступен. Он расплывается во всеобщих понятиях и становится вполне решительным только в акте творения и в изначальном усвоении.

Язык трансценденции в существовании есть словно некоторый второй мир предметов. В то время как в ориентировании в мире всякий предмет есть только он сам, тождествен для каждого и потому доступен для всеобщезначимого изучения, этот второй мир предметного языка может быть внятен лишь для возможной экзистенции. Однако всякая предметность есть возможный шифр, поскольку она в трансцендирующем усвоении делается присущей в опыте таким образом, что в ней является трансценденция.

Метафизические предметы наружно видимы также и для сознания вообще в необъятном богатстве исторически наличной мифологии, метафизики и религиозной догматики. Мир этих предметов многообразен в себе, расколот на множество языков, а потому лишен целостности и поначалу предстает как непонятный шум смешения языков. В этом мире одно царство метафизических предметов кажется инородным другому, и все же не абсолютно отделенным от него. Ибо здесь возможно обращение другого ко мне, как бы на таком языке, которого я еще не понимаю, но к пониманию которого я могу приблизиться, хотя оттого еще и не вступаю в этот язык как свой собственный. Метафизические опредмечивания трансценденции соседствуют друг с другом, как удостоверения, с возможностью историчной коммуникации, и все же без определимых границ между собою. Если поэтому для стороннего наблюдателя, который хотел бы путем исследования установить единую всеобщезначимую метафизику, в метафизической предметности нет никакого содержательного тождества, в ней есть возможная историчная общность благодаря этому языку, в понимании которого люди вступают во взаимные обязательства друг к другу.

2. Ступени действительности вообще

– Вопрос состоит в том, в каком смысле в этом языке метафизической предметности есть действительность.

Всякая действительность существует для нас в корреляции чего-то предметного с неким субъектом, активно обращенным к этому предметному. Так эмпирическая действительность как предмет знания критически принимается активностью исследующей практики (untersuchenden Verhaltens). Для изучающего сознания вообще эмпирическая действительность убедительна. Но трансценденция не есть какая-либо убедительная действительность; однако мы, поскольку мы есмы в существовании возможная экзистенция, замечаем повсюду в действительном нечто такое, что как эмпирически констатированное уже не есть более то, как что мы его узнали в опыте. Это некоторая действительность как граница эмпирической действительности, постижимая лишь как такая граница, но неисследимая, потому что выходящая за пределы этой действительности.

Подобной действительностью, – которую однако же никакое сознание вообще не может заметить иначе как только отрицательно, – была экзистенция. Если мы можем, создавая ситуации, предсказуемым образом руководить действиями другого человека, известного нам и понятого нами как объект, то здесь остается все же некоторая непредсказуемость, которую можно лишь отрицательно постигнуть через нескончаемое множество принимаемых во внимание факторов, но которая положительно открывается активности самобытия, как абсолютная уникальность экзистенции, с которой я нахожусь в коммуникации. Непредсказуемость, как глубина бытия, обоюдно действительна между экзистенциями, но для мысли неоднозначна. Нескончаемые трения, разочарования, беспокойства и возможности в отношении к другим людям, эти трудности, в которых я впервые узнаю опытом и себя самого, составляют или следствия одной лишь природы, как чего-то совершенно чуждого, жесткое сопротивление лишенного экзистенции существования; или же они – темнота возможной экзистенции, которая еще только должна открыться просветлению в готовности к экзистенциальной коммуникации. Эта действительность экзистенции есть граница эмпирической действительности, и все же она есть самая живая и насущная действительность, к которой я сделался бы нечувствителен, если бы признал эмпирическую действительность единственной. Тогда я переживаю эти помехи, которые всегда нарушают мои планы в мире, где, казалось бы, все так ясно рассчитано, – помехи от себя самого, вследствие не сознаваемых мною иррациональных мотивов, и от других, вследствие их действий и целеполаганий, которых невозможно было ожидать. Я непрестанно оказываюсь в неразрешимых переплетениях и в темноте именно потому, что желаю признавать одну лишь объективную ясность за истину и действительность.

Только возможная экзистенция может ощутить, на границах познанной ею в «сознании вообще» эмпирической действительности и открывающейся ей в коммуникации экзистенциальной действительности, подлинное бытие трансценденции.

Так, например, часто в ситуациях жизни самое для нас важное бывает случайным. Если в таком случае мы говорим, что все, тем не менее, есть лишь комбинация необходимых закономерных взаимосвязей, то для всеобщего знания и в самом деле не существует ничего иного. Но в конфетной ситуации побудительная сила остается все-таки за непредсказуемостью, как решающим элементом действительного. Задают вопрос: в каком качестве действительно непредсказуемое, коль скоро оно непознаваемо? Утверждение о всеобъемлющем механизме каузальных взаимосвязей и утверждение о том, что мы, несмотря на принципиальную предсказуемость решительно всего, «еще не можем предсказать», представляют собою неистинную антиципацию. Только в пограничной ситуации историчной определенности возможная экзистенция может постичь в непредсказуемой случайности решительную действительность, как границу эмпирической действительности.

Каждое определенное понятие действительности отграничивает ее от недействительного. Как возможная экзистенция, я вопрошаю, – не изучая, не определяя действительность, но вновь собирая себя из всякой особенности, – об абсолютной действительности. Эта действительность трансцендентна для меня; но в имманентности эмпирического существования и экзистенции я способен переживать границы, на которых эта действительность бывает для меня живым присутствием.

Трансценденция как та действительность, о которой вопрошает экзистенция, уже не может быть опрошена ею всеобщезначимым образом. Ибо она затрагивает меня как действительность без возможности, как абсолютная действительность, за пределами которой нет ничего: предстоя ей, я немею. То, что я познаю как эмпирическую действительность, я постигаю как возможность благодаря условиям ее осуществления; я пытаюсь при помощи своего познания целесообразно изменить конкретно-действительное. То, чем я овладеваю как самобытием, я сознаю как возможность, которая решает о своей действительности через посредство моей свободы; эта возможность не творит мне никакого предмета, как цели, и никакого плана, как пути, но она есть содержательное пространство, из которого раздается призыв ко мне как самобытию, с тем чтобы я осуществил. Напротив, действительность трансценденции не допускает обратного перевода на язык возможности: поэтому она не есть эмпирическая действительность, в ней нет той постижимой для нас возможности, в силу которой она действительна, не по недостатку, а потому, что это разделение возможности и действительности есть недостаток эмпирической действительности, всегда имеющей вне себя нечто иное; поэтому, далее, она не есть экзистенция; в ней нет возможности принятия решений (Möglichkeit des Entscheidens), не по недостатку, но, наоборот, потому, что возможность решения (Entscheidungsmöglichkeit) есть выражение недостатка, присущего экзистенции во временном существовании.

Поэтому там, где я сталкиваюсь с действительностью, не превращающейся в возможность, там я встречаю трансценденцию.

Если трансцендентная действительность не встречается мне как эмпирическая и не есть также экзистенция, то она, следовательно, – можно было бы заключить, – должна быть потусторонней действительностью. Метафизика тогда есть знание о сокровенном мире (Hinterwelt), недоступно наличествующем за пределами действительного мира, где-то еще. Трансцендируя, я вступаю на некий путь в этот иной мир. Кто-то мнит, будто однажды ему посчастливится, повезет, и он сможет рассказать об этом мире.

Это удвоение мира оказывается обманчивым. В иной мир мы переносим только те вещи и события, которые есть и в этом мире, фантастически увеличенные, уменьшенные и в различных сочетаниях. Образы и истории из иного мира, рождаемые воображением рассказчика или конструирующего рассудка, становятся объектами боязни или утешения оттого, что мы трактуем их как иную эмпирическую действительность. Потусторонний мир как всего лишь иная действительность должен пасть как иллюзия.