Текст книги "Открытое общество и его враги"

Автор книги: Карл Поппер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 86 страниц)

Возможно, полезно упомянуть, что Гегель, который осознал с помощью Э. Берка важность исторического роста традиций, фактически многое сделал для того, чтобы разрушить основанную Кантом интеллектуальную традицию. Этого Гегель добился при помощи своей доктрины «хитрости разума», раскрывающего себя в страстях (см. прим. 82 и 84 к настоящей главе и соответствующий текст), и используемого им метода аргументации. Фактически он сделал даже большее. Используя свой исторический релятивизм – теорию, согласно которой истина относительна, зависима от духа времени, Гегель помог разрушить традицию поиска истины и уважения к ней. См. также раздел IV настоящей главы и мою статью Towards a Rational Theory of Tradition // The Rationalist Annual, 1949, позднее перепечатанную в моей книге «Conjectures and Refutations».

12.31

Попытки опровергнуть кантовскую диалектику (его теорию антиномий), кажется, были довольно редкими. Серьезную критиху, пытающуюся уточнить и преобразовать кантовские аргументы, можно найти у А. Шопенгауэра в его сочинении «Мир как воля и представление» (A Schopenhauer. Die Welt als Wille und VorsteUung. Bd. 1-2, 1819-1844) и у Я. Фриза в работе «Новая или антропологическая критика разума» (J. F. Fries. Neue oder anthropologische Kritik der Vernunft. 2nd German ed., 1828, S. XXIV и след.) Я попытался проинтерпретировать Канта следующим образом: по моему мнению, Кант утверждает, что чистая спекуляция не может установить что-либо там, где опыт не может помочь нам устранять ложные теории (см. Mind, vol. 49, 1940, p. 416, а также «Conjectures and Refutations», p. 326 и след; в этом же номере журнала Mind, р. 204 и след. опубликована обстоятельная и интересная критика кантовских аргументов, данная М. Фридом.) По поводу попытки придать смысл гегелевской диалектической теории разума и его коллективистской интерпретации разума (его «объективного духа») см. анализ социального и межличностного (интерсубъективного) характера научного метода в главе 23 и соответствующую интерпретацию «разума» в главе 24.

12.32

Я занимался детальным обоснованием этого тезиса в What is Dialectic? // Mind, vol. 49, p. 403 и след.; см. в особенности последнее предложение на р. 410, а также «Conjectures and Refutations», p. 321. См. также еще одну мою небольшую статью под заголовком Are Contradictions Embracing? Эта статья опубликована в Mind, vol. 52, 1943, p. 47 и след. После того, как она была уже написана, я получил книгу Р. Карнапа «Введение в семантику» (R. Carnap. Introduction to Semantics, 1942), где он использует термин «comprehensive», который, кажется, предпочтительнее термина «embracing» (см. в особенности § 30 книги Карнапа).

В «What is Dialectic?» рассматривается множество проблем, которые только упоминаются в настоящей книге, в частности переход от Канта к Гегелю, гегелевская диалектика и его философия тождества. Хотя некоторые утверждения из этой статьи повторяются в настоящей книге, эти две мои работы во многом дополняют друг друга (см. также следующие примечания вплоть до прим. 36).

12.33

Selections, XXVIII (цитируется с немецкого языкаD.i

[Закрыть]); аналогичные цитаты см. в WW, IV, 618, и Werke 1832-1887, vol. VI, 259). По поводу непроницаемого, или защищенного от любой критики, догматизма, упомянутого в этом абзаце, см. What is Dialectic?, p. 417 («Conjectures and Refutations», p. 327); см. также прим. 51 к гл. 11.

12.34

См. What is Dialectic?, в особенности от р. 414, где поставлена проблема «Как наше сознание постигает мир?», до р. 420 («Conjectures and Refutations», pp. 325-330).D.j

[Закрыть]

12.35

«Все действительное есть некоторая идея», – говорит Гегель (Selections, 103 (= WW, Ш, 116) (русский перевод: Г. Гегель. Философская пропедевтика // Работы разных лет. Т. 2. М., Мысль, 1973, с. 94)). Из совершенства же идеи следует моральный позитивизм. См. также Selections, 388 (= WW, XI, 70), т.е. последний отрывок, цитированный в тексте к прим. 8; см. кроме того, § 6 «Энциклопедии философских наук», а также «Предисловие» и § 270П «Философии права». – Вряд ли надо пояснять, что «Великий диктатор» в предшествующем абзаце – это намек на известный фильм Чарли Чаплина.

12.36

Selections, 103 (= WW, III, 116) (русский перевод: Г. Гегель. Философская пропедевтика // Работы разных лет. Т. 2. М., Мысль, 1973, с. 94)). См. также Selections, 128, § 107(= WW, III, 142).

Гегелевская философия тождества демонстрирует несомненное влияние на нее мистической теории знания Аристотеля – учения о единстве познающего субъекта и познаваемого объекта (см. прим. 33 к гл. 11, прим. 59-70 к гл. 10, прим. 4, 6 и 29-32 к гл. 24).

К моим замечаниям в тексте по поводу гегелевской философии тождества можно добавить, что Гегель верил, вместе с большинством философов его времени, что логика является теорией мышления или рассуждения (см. What is Dialectic?, p. 418). Такое понимание логики вместе с философией тождества приводит к заключению о том, что логика – это теория мысли, разума, идей, понятий и действительности. Из другой посылки, согласно которой мышление развивается диалектически, Гегель мог дедуцировать, что разум, идеи, понятия и действительность – все они развиваются диалектически. В итоге он получил Логика = Диалектика и Логика = Теория Действительности. Это гегелевское учение получило известность как панлогизм Гегеля.

Из этих посылок Гегель мог также вывести, что понятия развиваются диалектически, т.е. что они способны к некоторого рода самозарождению и саморазвитию из ничего. (Гегель начинает это развитие с идеи Бытия, которая предполагает свою противоположность – Ничто и создает переход от Ничто к Бытию – Становление.) Существуют два мотива этой гегелевской попытки развить понятия из ничего. Первый – это ошибочная идея, согласно которой философия должна начинать без всяких предпосылок. (Такой подход недавно был возобновлен Э. Гуссерлем; он обсуждается в гл. 24, см., в частности прим. 8 к гл. 24 и соответствующий текст.) Это и заставляет Гегеля начать с «Ничто». Второй мотив – надежда систематически развить и оправдать кантовскую таблицу категорий. Кант заметил, что первые две категории каждой группы противоположны друг другу и что третья представляет собой синтез первых двух. Это мнение Канта (и влияние Фихте) навело Гегеля на мысль о возможности «диалектически» вывести все категории из Ничто и тем самым оправдать «необходимость» всех категорий.

12.37

Selections, XVI (= Werke, 1832-1837, VI, 153-154) – (ЭНЦ, 1; 207).

12.38

Е. N. Anderson. Nationalism etc., p. 294. – Король обещал конституцию 22 мая 1815 г. История «конституции» и придворного врача, по-видимому, была известна большинству монархов того времени, в частности императору Францу I, а также его наследнику Фердинанду I Австрийскому. – Следу ющая далее цитата заимствована из Selections, 246 и след. (= Encycl., 1870, pp. 437-438) – (ЭНЦ, 3; 351-352).

12.39

Selections, 248 и след. (= Encycl. 1870, pp. 437-438; курсив частично мой) – (ЭНЦ, 3; 353-354).

12.40

См. прим. 25 к гл. 11.

12.41

Относительно парадокса свободы см. прим. 43 (1) к настоящей главе, четыре абзаца текста перед прим. 42 к гл. 6, прим. 4 и 6 к гл. 7 и прим. 7 к гл. 24 и соответствующие отрывки в тексте (см. также прим. 20 к гл. 17). По поводу данной Ж. Ж. Руссо формулировки парадокса свободы см. J. J. Rousseau. Social Contract, Book I, Chapter VIII, второй абзац (русский перевод: Ж. Ж. Руссо. Об общественном договоре // Трактаты. М., 1969, с. 164-165). По поводу кантовского решения этого парадокса см. прим. 4 к гл. 6. Гегель часто обращался к этому кантовскому решению (см. I. Kant. Metaphysics of Morals, Introduction to the Theory of Law // Works. Ed. by E. Cassirer. Vol. VI, p. 31; русский перевод: И. Кант. Метафизика нравов. Часть 1. Метафизические начала учения о праве. Введение в учение о праве, § С // Сочинения в шести томах. Т. 4 (2). М., Мысль, 1965, с. 140). Гегель затрагивал кантовское решение парадокса свободы, например в «Философии права», § 29 и § 270, где, следуя Аристотелю и Берку (см. прим. 43 к гл. 6 и соответствующий текст), Гегель возражает против теории (восходящей к Ликофрону и Канту), согласно которой «его [государства] назначением является лишь защита и обеспечение жизни, собственности и произвола каждого», как он ехидно излагает эту теорию.

Две цитаты в начале и конце этого абзаца заимствованы из Selections, 248 и 249 (= Encycl. 1870, р. 439) – (ЭНЦ, 3; 353, 353-354).

12.42

Приведенные в начале этого абзаца цитаты взяты из Selections, 250 (= Encycl. 1870, pp. 440-441) – (ЭНЦ, 3; 355).

12.43

(1) Следующие далее цитаты взяты из Selections, 251 § 540 (= Encycl. 1870, p. 441) – (ЭНЦ, 3, 356)D.k

[Закрыть]; Selections, 251 и след. (первое предложение § 541 = Encycl. 1870, р. 442) – (ЭНЦ, 3; 356); Selections, 253 и след. (начало § 542, курсив частично мой = Encycl. 1870, р. 443) – (ЭНЦ, 3; 358). Все эти цитаты – из «Энциклопедии философских наук». «Параллельные» рассуждения в «Философии права» начинаются в § 273 (последний абзац) и идут до § 281. Приведенные в конце настоящего абзаца две цитаты из «Философии права» заимствованы из § 275 и § 279 (конец первого абзаца; курсив мой) – (ФП, 316, 319). По поводу сомнительного использования Гегелем парадокса свободы см. Selections, 349 (= WW, XI, 76): «Если единственным основным определением свободы… признается принцип единичной воли… то, собственно говоря, не существует никакой конституции» (ФИ, 42). См. также Selections, 400 и след. (= WW, XI, 80-81) и 449 («Философия права», § 274).

Гегель сам резюмирует совершенный им диалектический выверт (Selections, 401 = WW, XI, 82): «Выше мы уже установили… идею свободы как абсолютную конечную цель… Затем мы признали государство нравственным целым и реальностью свободы…» (ФИ, 47). Таким образом, Гегель начинает со свободы, а заканчивает тоталитарным государством. Вряд ли можно произвести диалектическое превращение более цинично.

(2) По поводу другого примера диалектического превращения, или диалектического выверта, а именно – превращения разума в страсть и насилие – см. далее конец пункта (g) в разделе IV настоящей главы (текст к прим. 84). Особенно интересным в этой связи оказывается гегелевская критика Платона (см. также прим. 7 и 8 к настоящей главе и соответствующий текст). Гегель, притворно кланяясь всем современным и «христианским» ценностям – не только свободе, но даже «субъективной свободе» индивидуума, следующим образом критикует платоновский холизм или коллективизм («Философия права», § 185): «Принцип самостоятельной в себе бесконечной личности единичного, субъективной свободы, возникшей внутренне в христианской религии, а внешне… – в римском мире, не получает подобающего ему права» у Платона (ФП, 230). Эта критика просто замечательна, и она доказывает, что Гегель знал, о чем идет речь у Платона. Фактически гегелевское прочтение Платона совпадает с моим собственным. Для неопытного читателя Гегеля этот отрывок может показаться даже доказывающим несправедливость оценки Гегеля как коллективиста. Однако нам следует обратиться только к § 70П той же самой «Философии права», чтобы увидеть, что Гегель мог бы подписаться под самым радикальным коллективистским высказыванием Платона, который сказал: «Все… возникает ради всего в целом… Ведь любой… делает все ради целого, а не целое ради части» («Законы», 903 с). Действительно, Гегель пишет: «Отдельная личность есть в самом деле нечто подчиненное, обязанное посвятить себя нравственному закону», т.е. государству (ФП, 127).Таков гегелевский «индивидуализм».

Почему же он тогда критикует Платона? Почему он подчеркивает важность «субъективной свободы»? § § 316 и 317 «Философии права» дают ответы на эти вопросы. Гегель был уверен, что революции можно предотвратить, только если пожаловать народу – как клапан для выпуска пара – небольшое количество свободы, которая позволяет разве что дать выход своим чувствам. Так, он пишет («Философия права», § § 316, 317П, курсив мой): «В наше время… принцип субъективной свободы обрел такую важность и такое значение… Каждый хочет еще сказать свое слово и дать совет. Если он… вставил свое слово, то после этого удовлетворения своей субъективности он мирится со многим. Во Франции свобода слова всегда казалась значительно менее опасной, чем безмолвие, ибо последнее заставляло опасаться, что то, что люди имеют против данного дела, они будут хранить про себя, тогда как рассуждение дает выход и удовлетворение, благодаря чему в остальном можно с большей легкостью следовать по прежнему пути» (ФП, 352, 354). Трудно что-либо сравнить с цинизмом, заключающимся в этом рассуждении, в котором Гегель весьма свободно дает выход своему чувству, касающемуся «субъективной свободы» или, как он иногда напыщенно называет это чувство, – «принципу современного мира».

Резюмируя, можно сказать, что Гегель полностью соглашается с Платоном и критикует его только за неспособность внедрить в управляемых иллюзию «субъективной свободы».

12.44

Удивительно, что это презренное прислужничество оказалось столь успешным, что даже серьезные люди были обмануты гегелевским диалектическим методом. В качестве примера можно упомянуть, что такой критический и просвещенный борец за свободу и разум, как Ч. Воэн, пал жертвой гегелевского притворства, когда он выражал свою веру в гегелевскую «веру в свободу и прогресс, которая, по собственному признанию Гегеля, является… сущностью его веры» (см. С. Е. Vaughan. Studies in the History of Political Philosophy, vol. II, p. 296; курсив мой). Следует признать, что Ч. Воэн критикует гегелевскую «чрезмерную склонность к установленному порядку» (р. 178); он даже говорил о Гегеле, что «никто не мог… быть более готовым… убедить мир, что наиболее ретроградные и служащие целям угнетения учреждения… должны… быть приняты как бесспорно рациональные» (р. 295). И все же он доверял «собственному признанию Гегеля» настолько, что рассматривал утверждения такого рода как простые «экстравагантности» (р. 295), как «недостатки, которые легко простить» (р. 182). К тому же, очень сильному и полностью оправданному замечанию Ч. Воэна о том, что Гегель «находит последнее слово политической мудрости, краеугольный камень… истории в прусской конституции» (р. 182), не суждено было быть опубликованным без противоядия, восстанавливающего доверие читателя к Гегелю. Дело в том, что редактор воэновских посмертных «Studies» разрушил силу воэновского комментария, добавив собственное примечание со ссылкой на отрывок из Гегеля, который, по его предположению, был именно тем, на который ссылался Ч. Воэн (при этом он не сослался на рассуждения Гегеля, процитированные в этой главе в тексте между примечаниями 47, 48 и 49), «но, пожалуй, этот отрывок вряд ли подтверждает воэновский комментарий».

12.45

См. прим. 36 к настоящей главе. Указание на эту диалектическую теорию можно найти в таком раннем источнике, как аристотелевская «Физика», I, 5.

12.46

Я весьма обязан Э. Гомбриху, который позволил мне почерпнуть главные мысли этого абзаца из его прекрасной критики моего изложения Гегеля (сообщенной мне в письме).

По поводу гегелевского взгляда на «в-себе-и-для-себя сущий дух, выступающий во всемирной истории» см. «Философию права», § 259П – (ФП, 285). Об отождествлении «абсолютного духа» с «мировым духом» см. «Философия права», § 339П. О взгляде, согласно которому совершенство есть цель провидения, и гегелевскую критику (кантонского) представления о том, что план провидения непостижим, – см. «Философия права», § 343. (Интересная контркритика М. Фостера упомянута в прим. 19 к гл. 25.) Гегелевское использование (диалектических) силлогизмов (умозаключений) осуществлено, в частности, в «Энциклопедии философских наук», § 181 («Умозаключение есть разумное и все разумное» (ЭНЦ, 1; 365)), § 198, где государство описывается как триада силлогизмов, и § § 575 до 577, где вся гегелевская система представляется как такая триада силлогизмов (умозаключений). В соответствии с § § 575-577 «Энциклопедии философских наук» мы можем сказать, что «история» есть царство «второго умозаключения» ( § 576 – см. Selections, 309 и след.).

Первая приводимая в этом абзаце цитата взята из раздела III «Введения» к «Философии истории» – см. Selections, 348 и след. – (ФИ, 10-11); следующая цитата – из «Энциклопедии философских наук» – см. Selections, 262 и след. (курсив частично мой) – (ЭНЦ, 3; 366).

12.47

Selections, 442, последний абзац (= WW, XI, 119-120) – (ФИ, 75). Последняя цитата в этом абзаце взята из того же места (ФИ, 75).

О трех ступенях см. Selections, 360, 362, 398 (= WW, XI, 44, 46, 79-80). См. также гегелевскую «Philosophy of History» (перевод J. Sibree, 1857, цитируется по изданию 1914 г.), р. 110: «Восток знал… только, что один свободен, греческий и римский мир знает, что некоторые свободны, германский мир знает, что все свободны. Итак, первая форма, которую мы видим во всемирной истории, есть деспотизм, вторая – демократия и аристократия, третья – монархия» (ФИ, 98-99). (Дальнейшие рассуждения о трех ступенях см. «Philosophy of History», pp. 117, 260, 354.)

12.48

Следующие три цитаты взяты из гегелевской «Philosophy of History», p. 429 – Selections, 358, 359 (= WW, XI, 43-44) – (ФИ, 16-17).

Изложение гегелевской позиции в тексте несколько упрощенно: в действительности Гегель сначала разделяет («Philosophy of History», p. 356 и след.) германский мир на три периода, которые он описывает (р. 358) как «Царство Отца, Сына и Духа», а затем царство Духа снова подразделяется на три периода, упомянутые в тексте.

12.49

Следующие три цитаты из «Philosophy of History», pp. 354, 476, 476-477 – (ФИ, 323, 421, 422).

12.50

См. в особенности текст к прим. 75 к настоящей главе.

12.51

См. в особенности текст к прим. 48-50 к гл. 8.

12.52

См. гегелевскую «Philosophy of History», p. 418. (Переводчик этой книги на английский язык пишет: «германизированные славяне» («Germanized Sclaves»).)

12.53

Т. Масарика иногда называют «философом-правителем». Однако он определенно не был правителем в том смысле, который понравился бы Платону. Дело в том, что он был демократом. Он очень интересовался Платоном, но он идеализировал Платона и интерпретировал его демократически. Его национализм был реакцией на национальное угнетение, и он всегда боролся против эксцессов национализма. Можно упомянуть, что его первой работой, напечатанной на чешском языке, была статья о патриотизме Платона (см. биографию Масарика, написанную К. Чапеком, особенно главу о его студенчестве в университете). Чехословакия Масарика была, вероятно, одним из самых демократических государств, которые когда-либо существовали, но, несмотря на это, чехословацкое государство было построено на принципе национального государства, т.е. на принципе, который неприменим в нашем мире. Межнациональная федерация, будь она создана в дунайском бассейне, могла бы многое предотвратить.

12.54

См. главу 7. Цитата из Ж. Ж. Руссо, приведенная в этом абзаце, взята из «Social Contract», Book I, ch. VII (конец второго абзаца) (русский перевод: Ж Ж. Руссо. Об общественном договоре, или Принципы политического права //Трактаты. М., Наука, 1969, с. 163). По поводу гегелевского взгляда, касающегося доктрины суверенитета народа, см. отрывок из § 279 «Философии права», цитируемый в тексте к прим. 61 к настоящей главе.

12.55

См. сочинение И. Г. Гердера «Идеи к философии истории человечества». Цитируемый отрывок опубликован в A. Zimmern (ed.) Modern Political Doctrines. London, New York, Toronto, 1939, p. 165 и след. (русский перевод: И. Г. Гердер. Идеи к философии истории человечества. М., 1977). (Отрывок, процитированный в тексте, не является характерным для пустословия Гердера, которое критиковалось Кантом.)

12.56

См. прим. 7 к гл. 9.

Отрывок из Канта, процитированный в этом абзаце, взят из I. Kant. Works. Ed. by E. Cassirer. Vol. IV, p. 179 и p. 195 (русский перевод: И. Кант. Рецензия на книгу И. Г. Гердера «Идеи к философии истории человечества, часть 1 (1785)» // Сочинения в шести томах. Т. 6. М., Мысль, 1966, с. 39).D.l

[Закрыть]

12.57

J. G. Fichte. Briefwechsel. Ed. by Schulz, 1925, vol. II, p. 100. Это письмо частично процитировано в Е. N. Anderson. Nationalism etc., p. 30 (см. также W. Hegemann. Entlarvte Geschichte, 2nd ed., 1934, p. 118). – Вторая цитата в этом абзаце заимствована из Anderson, op. cit., p. 34 и след. – Цитаты в следующем абзаце взяты из Anderson, op. cit., p. 36 и след. (курсив мой).D.m

[Закрыть]

Следует отметить, что первоначально антинемецкие настроения разделяли многие из основателей немецкого национализма. Это показывает, как сильно национализм коренится в чувстве неполноценности (см. прим. 61 и 70 к настоящей главе). В качестве примера Э. Андерсон приводит Э. Арндта, впоследствии известного националиста: «Когда Арндт путешествовал по Европе в 1798-1799 годах, он называл себя шведом, потому что, как он говорил, имя немца "смердит в мире", но немедленно добавлял – не по вине простых людей» (Anderson, op. cit., p. 79). В. Хегеман правильно настаивает (Hegemann, op. cit., 118) на том, что немецкие духовные лидеры того времени особенно выступали против варварства Пруссии, и он цитирует И. Винкельмана, который говорил: «Я лично предпочел бы быть турецким евнухом, чем пруссаком», и Г. Лессинга, по мнению которого «Пруссия – самая рабская страна в Европе». Хегеман также ссылается на И. Гете, который страстно надеялся, что освобождение придет с Наполеоном. Хегеман, который был автором книги, направленной против Наполеона, добавляет: «Наполеон был деспотом… однако, что бы мы ни говорили против него, следует признать, что своей победой при Йене он заставил реакционное государство Фридриха Вильгельма III ввести некоторые реформы, которые, правда, сильно опоздали».

Интересное суждение о Германии 1800 г. можно найти у Канта в его «Антропологии с прагматической точки зрения» (1800), где он рассматривает (впрочем, не вполне серьезно) национальные характеры. Кант пишет (Works, vol. VIII, pp. 213, 211, 212; курсив мой) о немце: «Его невыгодная сторона – это склонность к подражанию и невысокое мнение о себе относительно оригинальности… а главным образом некая страсть к методичности, стремление к педантичной классификации себя и других граждан не по принципу приближения к равенству, а по степени превосходства и субординации; и в этой табели о рангах он неисчерпаем в изобретении титулов… и, таким образом, холопствует из чистого педантизма… Из всех цивилизованных народов немец легче всего и продолжительнее всех подчиняется правительству, под властью которого он живет, и больше всех далек от жажды перемен и сопротивления существующему порядку. Его характер – это соединенная с рассудительностью флегма» (русский перевод: И. Кант. Антропология с прагматической точки зрения // Сочинения в шести томах. Т. 6. М., Мысль, 1966, с. 571, 570).

12.58

I. Kant. Works, vol. VIII, p. 516 (русский перевод: И. Кант. Заявление по поводу Наукоучения Фихте // Трактаты и письма. М., Наука, 1980, с. 626). Кант был готов немедленно помочь, когда к нему обратился бедствующий неизвестный автор – Фихте. Однако семь лет после анонимной публикации первой книги Фихте он не спешил выразить свое мнение о ней, хотя на него оказывали давление с разных сторон, в том числе сам Фихте, который претендовал на роль исполнителя кантовского обещания высказаться по поводу затронутых в этой книге проблем. В конце концов Кант опубликовал свое «Заявление по поводу Наукоучения Фихте» как ответ на «обращенное ко мне от имени публики торжественное предложение рецензента», требовавшее от него высказать его мнение. Он заявил, что, по его мнению, «наукоучение Фихте совершенно несостоятельно», и отрицал какие-либо свои связи с философией, состоящей из «бесплодных ухищрений». И после молитвы (процитированной в тексте) о том, чтобы Бог защитил нас от наших друзей, Кант продолжает: «Дело в том, что… бывают и такие так называемые друзья, лживые, коварные, которые стремятся к нашей погибели, хотя при этом и говорят на языке благожелательства… По отношению к ним и их козням надо всегда быть в высшей степени настороже» (см. И. Кант, там же, с. 624-626). Если Кант, будучи чрезвычайно уравновешенным, доброжелательным и совестливым человеком, был вынужден говорить такого рода вещи, то мы имеем все основания рассматривать его суждения всерьез. Однако я до сих пор не встречал ни одной истории философии, в которой ясно бы утверждалось, что, по мнению Канта, Фихте был бесчестным самозванцем, хотя я видел множество историй философии, которые пытались отбросить обвинения, высказанные А. Шопенгауэром в адрес Фихте, намекая, например, на его недоброжелательность по отношению к Фихте.

Стоит отметить, что обвинения Канта и Шопенгауэра ни в коем случае не являются единичными. А. фон Фейербах (в письме от 30 января 1799 г. – см. A. Schopenhauer. Works. Vol. V, p. 102) выражается не менее сильно, чем Шопенгауэер. Ф. Шиллер высказал сходное мнение, и то же самое сделал И. Гете, а Г. Николовиус назвал Фихте «сикофантом и обманщиком» (см. также W. Hegemann, op. cit, p. 119 и след.).

Удивительно видеть, как благодаря, можно сказать, реальному заговору человек, подобный Фихте, преуспел в извращении учения своего «учителя», несмотря на кантовские протесты и к тому же еще при жизни самого Канта. Все это произошло только сто лет тому назад и легко может быть проверено любым, кто возьмет на себя труд прочесть письма Канта и Фихте и кантовские публичные заявления. Эта история показывает, что моя теория об извращении Платоном учения Сократа ни в коей мере не является столь фантастичной, как это может показаться платоникам. Ведь Сократ к этому времени был уже мертв и при этом не оставил никаких писем. (Если бы такое сравнение не делало слишком много чести Фихте и Гегелю, то можно было бы сказать, что без Платона не было бы Аристотеля, а без Фихте – не было бы Гегеля.)

12.59

Е. Anderson, op. cit., p. 13.

12.60

G. Hegel. Philosophy of History, 465 – – (ФИ, 412-413). См. также «Философия права», § 258. По поводу процитированного в этом абзаце совета В. Парето см. прим. 1 к гл. 13.

12.61

«Философия права», § 279 – (ФП, 320). Следующая цитата взята из «Энциклопедии философских наук» – Selections, 256 и след. (= Encycl. 1870, р. 446) – (ЭНЦ, 3; 360-361). Критика Англии, излагаемая в этом абзаце, взята из Selections, 257 (= Encycl. 1870, p. 447) (слова «искусство и наука» в тексте выделены мною) – (ЭНЦ, 3, 361). По поводу гегелевской ссылки на германскую империю см. «Philosophy of History», p. 475 – (ФИ, 421) (см. также прим. 77 к настоящей главе). Чувство неполноценности, в особенности по отношению к Англии, и искусная опора на такое чувство играют значительную роль в подъеме национализма (см. прим. 57 и 70 к настоящей главе). По поводу других отрывков, касающихся Англии, см. следующее примечание и примечание 70 к настоящей главе и соответствующий текст.

12.62

Пренебрежительная ссылка Гегеля на только «формальные» права, «формальную» свободу, «формальную» конституцию и т. п. интересна, поскольку она является, как можно предположить, источником современной марксистской критики только «формальных» демократий, которые предлагают только «формальную» свободу (см. прим. 19 к гл. 17 и соответствующий текст).

Несколько характерных пассажей, в которых Гегель разоблачает только «формальную» свободу, несомненно следует процитировать. Все они заимствованы из G. Hegel. Philosophy of History: «He довольствуясь [прусской "холистической" реставрацией]… либерализм противопоставляет всему этому принцип атомов, единичных воль: все должно совершаться при посредстве их» (т. е. народа) «явно обнаруживаемой власти и с их явно выраженного согласия. Отстаивая этот формальный принцип свободы, эту абстракцию, они не допускают никакой прочной организации» (р. 471) – (ФИ, 418); «Английский государственный строй сложился исключительно из партикулярных прав и особых привилегий… Нигде нельзя найти так мало действительно свободных учреждений» (в противоположность формально свободным), «как именно в Англии. В отношении частного права, свободы собственности англичане невероятно отстали: достаточно упомянуть о майоратах, при наличии которых младшие сыновья покупают или достают себе места на военной службе или в духовном звании» (р. 474) – (ФИ, 420). См. также обсуждение Гегелем Французской Декларации прав человека и кантовских принципов (Hegel, op. cit., p. 462 и след.) со ссылкой на то, что «она есть лишь формальная воля» (ФИ, 410) и «принцип свободы», который «остался лишь формальным» (ФИ, 411), и ср. это, к примеру, с гегелевскими замечаниями (Hegel, op. cit., p. 354), которые показывают, что германский дух для Гегеля является «истинной» и «абсолютной» свободой: «Германский дух есть дух нового мира, цель которого заключается в осуществлении абсолютной истины как бесконечного самоопределения свободы, той свободы, содержанием которой является сама ее абсолютная форма» (ФИ, 323). Если бы я и использовал где-либо термин «формальная свобода» в уничижительном смысле, то я применил бы его к гегелевской «субъективной свободе», как она трактуется в его «Философии права», § 317П (процитировано в конце прим. 43 к настоящей главе).

12.63

См. Е. Anderson. Nationalism etc., p. 279. По поводу гегелевского обращения к Англии, процитированного в конце этого абзаца, см. Selections, 263 (= Encycl. 1870, p. 452) – (ЭНЦ, 3; 366); см. также прим. 70 к настоящей главе.

12.64

Первое предложение этой цитаты заимствовано из «Философии права», § 331 – (ФП, 365), последующие – из Selections, 403 (= WW, XI, 84) – (ФИ, 48) и Selections, 267 и след. (= Encycl. 1870, pp. 455-456) (курсив мой) – (ЭНЦ, 3; 370). Цитата, приведенная далее и иллюстрирующая юридический позитивизм, взята из Selections, 449 (= «Философия права», § 274) – (ФП, 315). С теорией мирового господства ср. также теорию господства и подчинения и теорию рабства, кратко рассмотренные в прим. 25 к гл. II и соответствующий текст. По поводу теории национальных духов, воль или гениев, утверждающих себя в истории, т.е. в истории войн, см. текст к прим. 69 и 77 к настоящей главе.

В связи с исторической теорией нации ср. следующие замечания Э. Ренана (опубликованы в A. Zimmern (ed.) Modern Political Doctrines, p. 190 и след.): «Забыть и, осмелюсь сказать, исказить историю – это существенный фактор в создании нации [или, как мы теперь знаем, тоталитарного государства], и поэтому прогресс исторических исследований часто опасен для национальности… К сущности нации относится то, что все индивидуумы должны иметь много общего и к тому же все они должны многое забыть». Едва ли можно поверить, что Э. Ренан был националистом, однако он им был, хотя и националистом демократического типа, и его национализм носит типично гегельянский характер, потому что он пишет: «Нация есть душа, духовный принцип» (A Zimmern (ed.), op. cit., p. 202).