Текст книги "О, счастливица!"

Автор книги: Карл Хайасен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Три

Мэр Грейнджа Джерри Уикс выразил Джолейн восхищение ее водяными черепахами.

– Мои малютки, – нежно сказала Джолейн. Она крошила кочан салата в аквариум, ее синие ногти сверкали. Черепахи начали безмолвную борьбу за ужин.

– Сколько их там у вас? – спросил Джерри Уикс.

– Сорок шесть, если не ошибаюсь.

– Ну надо же.

– Тут краснобрюхие, суонийские и две молодые полуостровные – мне сказали, они вырастут в нечто особенное. И смотрите, как они все друг с другом ладят!

– Да, мэм.

Джерри не мог отличить одну от другой. Однако его поразило, как ужасно шумят питающиеся рептилии. Он почти не сомневался, что этот хруст сведет его с ума, если он слишком задержится.

– Джолейн, я заглянул вот почему – поговаривают, вам повезло в «Лотто»!

Джолейн Фортунс вытерла руки полотенцем. Она предложила мэру стакан лаймада, от которого тот отказался.

– Это ваше личное дело, – продолжил он. – И не нужно отвечать мне да или нет. Но если все правда, то никто не заслужил этого больше, чем вы…

– И почему же?

Джерри Уикс замешкался с ответом. Обычно он не нервничал в обществе хорошеньких женщин, но сегодня у Джолейн Фортунс была необычайно мощная аура – благоухающее великолепие, озорной огонек, от которого мэр чувствовал себя одновременно глупо и легкомысленно. Ему хотелось сбежать, пока она не завалила его на пол, завывая, как енотовая гончая.

– Я здесь потому, Джолейн, что я думаю о городе. Для Грейнджа было бы счастье, если это правда. Насчет вашего выигрыша.

– В плане известности, – сказала она.

– Именно! – воскликнул он с облегчением. – Такая долгожданная перемена после обычного…

– Дерьма для фанатиков?

Мэр вздрогнул.

– Ну, я не стал бы…

– Вроде пятна на дороге, или плачущей Девы, – продолжала Джолейн, – или фальшивых стигматов мистера Амадора.

Доминик Амадор был местным строителем, расставшимся со своей лицензией подрядчика после того, как стены церковно-приходской школы Святого Артура беспричинно обрушились во время летнего шквала. Приятели Амадора советовали ему переехать в округ Дейд, где бестолковым подрядчикам жилось безопаснее, но Доминик хотел остаться в Грейндже с женой и подружками. Поэтому однажды ночью он накачался «Блэк Джеком» и ксанаксом и (сверлом по дереву на три восьмых дюйма) просверлил идеальные дырки в обеих ладонях. Теперь Амадор был одной из звезд христианских паломнических туров в Грейндж, рекламируя себя как плотника («совсем как Иисус!») и усердно расковыривая раны на руках, дабы сохранить их подлинно свежими и кровоточащими. Ходили слухи, что скоро он просверлит себе и ноги.

– Знаете, я не берусь судить других, – сказал мэр.

– Но вы же религиозный человек, – ответила она. – Вы-то сами верите?

Джерри Уикс недоумевал, как беседа отклонилась так далеко от темы. Он произнес:

– Не важно, во что верю лично я. Но другие верят – я видел это в их глазах.

Джолейн бросила в рот конфетку «Сертс». Ей было жаль смущать мэра. Джерри неплохой парень, просто слабак. Тонкие светлые волосы уже седеют на висках. Дряблые розовые щеки, кордон прекрасных мелких зубов и бесхитростные редкие брови. Джерри вел страховой бизнес, унаследованный от матери, – по большей части домовладельцы и автомашины. Он был круглолицый и безобидный. С ним Джолейн старалась держать себя в рамках – как почти все в городе.

Джерри сказал:

– Полагаю, стоит отметить, что для Грейнджа было бы неплохо получить известность под новым углом.

– Пусть мир узнает, – согласилась Джолейн, – что здесь живут и нормальные ребята.

– Точно, – ответил мэр.

– А не только сдвинутые на Иисусе и мошенники.

Резкость причиняла Джерри Уиксу боль, схожую с желудочными спазмами.

– Джолейн, прошу вас!

– О, простите, что я такая циничная молодая леди. Не спрашивайте, как я стала такой.

Мэр уже сообразил, что Джолейн не собирается рассказывать, вправду ли выиграла в «Лотто». Ритмичное чавканье голодных водяных черепах стало почти невыносимым.

– Хотите черепашку? – спросила она. – Для Джерри-младшего?

Джерри Уикс вежливо отказался. Он пристально смотрел на переполненный аквариум и думал: кто бы тут говорил о сдвинутых.

Джолейн потянулась через кухонный стол и ткнула его под ребра:

– Эй, выше нос.

От ее прикосновения мэр покрылся гусиной кожей; он застенчиво улыбнулся и отвел взгляд. Перед ним предстала мимолетная непристойная фантазия: синие ногти Джолейн медленно царапают его бледные, покрытые шрамами от прыщей лопатки.

Она сказала дразнящим тоном:

– Вы пришли сюда, чтобы сказать мне что-то, Джерри. Так давайте уже это услышим, пока мы с вами оба не померли от старости.

– Да, хорошо. В город едет газетный репортер. Из «Реджистера». У него забронирована комната в мотеле – мне сказала миссис Хендрикс.

– На сегодня?

– По ее словам. В любом случае ему нужен выигравший в лотерею. Чтобы написать очерк, я так думаю.

– А, – произнесла Джолейн.

– Беспокоиться не о чем. – Будучи мэром, Джерри Уикс имел опыт обращения с прессой. – Они любят писать про обычных людей, которые добились успеха.

– В самом деле. – Джолейн поджала губы.

– Они это называют «человеческий интерес». – Мэр хотел уверить ее, что в интервью нет ничего страшного. Он надеялся, что, раз на кону имидж Грейнджа, она будет отзывчивой и дружелюбной.

– Мне обязательно с ним говорить? – уточнила Джолейн.

– Нет. – Сердце Джерри Уикса ушло в пятки.

– Потому что мне моя частная жизнь дорога.

– Ему не обязательно входить в дом. Вообще-то лучше ему этого не делать. – Мэра беспокоило черепашье хобби Джолейн и то, как жестоко может пошутить над ним нахальный городской репортер. – Скажем, вы могли бы встретиться с ним в ресторане в «Холидей Инн».

– Ммм, – отозвалась Джолейн.

Зазвонил телефон на кухонной стене. Джолейн встала:

– У меня кое-какие дела. Спасибо, что заглянули.

– Я просто подумал, вам стоит знать, что ждет впереди, – ответил Джерри Уикс. – Выигрыш в «Лотто» – очень серьезная новость.

– Надо полагать, – сказала Джолейн.

Мэр попрощался и вышел. Направляясь от крыльца к подъездной дорожке, он слышал, как телефон Джолейн все звонил, звонил и звонил.

Пухл сказал, что нужно ехать прямиком в Таллахасси и потребовать свою половину 28 миллионов долларов джек-пота настолько быстро, насколько это вообще в человеческих силах. Бодеан Геззер ответил – нет, не сейчас.

– У нас есть сто восемьдесят дней, чтобы забрать деньги. Это целых шесть месяцев. – Он загрузил холодную упаковку на двенадцать банок пива в пикап. – А сейчас надо найти второй билет, пока никто его не обналичил.

– Может, они уже успели. Может, уже слишком поздно.

– Не думай обо всем так плохо.

– В жизни, блядь, все плохо, – заметил Пухл.

Бод расстелил полосатое пляжное полотенце на пассажирской половине переднего сиденья, чтобы защитить новую обивку от ружейной смазки и пота, которые составляли естественный Пухлов маринад. Пухл на эту предосторожность слегка обиделся, но ничего не сказал.

Несколько минут спустя, мчась по автостраде, Бод Геззер подвел итог своего плана:

– Врываемся туда, крадем билет и сматываемся.

– А если мы его не найдем? – спросил Пухл. – А если его хорошо спрятали?

– Опять снова-здорово.

– Я по уголовщине в тюрягу не хочу.

– Да успокойся ты, черт побери!

– Господи, мы ж миллионеры, – продолжал Пухл. – Миллионеры ни к кому в дома не лазят!

– Нет, но все равно воруют. Только у нас в ходу ломы, а у них – евреи и портфели.

Бод был прав, как обычно. Пухл с «бадвайзером» принялся над этим размышлять.

– Эй, я в тюрягу тоже не хочу, – сказал Бод. – Если нас обвинят и засадят, кому перейдут Белые Повстанцы?

Братство Белых Повстанцев – так Бодеан Геззер решил назвать свое новое ополчение. Пухла название не волновало – вряд ли им придется печатать визитки.

– Слышь, ты дочитал книгу, что я тебе дал? – спросил Бод. – Как стать тем, кто выживет?

– Нет, не дочитал. – Пухл не продвинулся дальше поедания жуков и всего такого. «Как отличить ядовитых насекомых от съедобных». Твою бога душу мать.

– Я не нашел там главы про говяжью вырезку, – проворчал он.

Чтобы снять напряжение, Бод предложил Пухлу поспорить, у кого второй выигрышный билет:

– Ставлю десять баксов, что это негр. Кого выбираешь, евреев или кубинцев?

Пухл никогда не встречал белого расиста, который говорил бы «негр» вместо «ниггер».

– А, типа, они чем-то отличаются? – саркастически осведомился он.

– Нет, сэр, – ответил Бод.

– Тогда почему ты не зовешь их, как есть?

Бод стиснул руль.

– Да я б их хоть кокосами звал – какая, к черту, разница. Одно слово ничем не хуже другого.

– Кокосами, – хихикнул Пухл.

– Лучше бы сделал чего полезного. Найди радиостанцию с какой-нибудь белой музыкой, если это возможно.

– А не пофигу? Тебе, что ль, не по душе негры-рэперы?

– Да пошел ты, – ответил Бод Геззер.

Ему было стыдно признаться, что он не может произнести слово «ниггер». Он сделал это всего один раз в жизни, в двенадцать лет, и отец немедля выволок его наружу и отхлестал его безволосую голую задницу ремнем для правки бритв. Потом мать затащила Бода в кухню и вымыла ему рот с «Кометом» и уксусом. То было худшее (и единственное) телесное наказание за все детство Бодеана Геззера – и его Бод родителям не простил. К тому же он не забыл отвратительный едкий вкус «Комета», ожог от которого до сих пор навещал его нежную глотку, стоило лишь прошептать «ниггер».

О том, чтобы сказать это вслух, и речи не шло.

Что и было главной помехой для самопровозглашенного расиста и ополченца. Бод Геззер от этого увиливал.

Уходя от темы, он сказал Пухлу:

– Тебе нужна кой-какая камуфляжка, приятель.

– Навряд ли.

– У тебя штаны какого размера?

Пухл откинулся на сиденье и притворился, что пытается заснуть. Он не хотел ехать в Грейндж. Он не хотел вламываться в дом к незнакомцам и воровать лотерейный билет.

И уж конечно он никак не хотел надевать камуфляжную одежду. Весь гардероб Бода Геззера состоял из камуфляжа, который он заказывал в осеннем каталоге «Кабелы» [7]7
  «Кабела» – известная фирма-производитель одежды и снаряжения для охоты, рыбалки, спорта и отдыха.


[Закрыть] по краденому номеру «Мастеркард». Бод считал, что камуфляжное одеяние будет просто необходимо, когда натовские войска вторгнутся с Багам, и Братство Белых Повстанцев укроется в лесах. Пока Бод не открыл свой одежный шкаф, Пухл и не предполагал, что у камуфляжа есть столько разновидностей маскировки под кусты и ветки. Базовый «Древесная кора» (парка Бода); «Настоящее дерево» (дождевик Бо-Да); «Мшистый дуб», «Лесной призрак» и «Отдельно стоящее дерево» (коллекция комбинезонов, рубашек и брюк Бода); «Хвоя» (противозмеиные гетры Бода) и «Настоящая листва» (всепогодные горные ботинки Бода).

Пухл не спорил, когда Бод утверждал, мол, подобный выбор должным образом подогнанного камуфляжа сделает человека невидимым среди дубов и сосен. Пухлу, выросшему в горах северной Джорджии, не хотелось быть невидимкой в лесах. Ему хотелось, чтобы его было видно и слышно. И уж тем более ему не хотелось, чтобы его принял за дерево дикий медведь или похотливая рысь.

Он сказал Боду Геззеру:

– Ты одевайся по-свойму, а я буду по-мойму.

Бод раздраженно цапнул новую банку пива с пола и с хлопком сорвал язычок.

– Помнишь, что говорится в Конституции? «Хорошо организованная милиция». «Организованная» означает дисциплину, ясно? А дисциплина начинается с униформы.

Бод глотнул и запихнул пивную банку в промежность своих брюк «Мшистый дуб», чтобы освободить руки. Пухл привалился к двери, его конский хвост размазал по окну сальное пятно. Пухл сказал:

– Никакого камуфляжа не надену.

– Да почему, черт возьми?!

– Потому что в нем, блядь, выглядишь как куча навоза.

Бод Геззер резко направил пикап к обочине. Яростно ударил по тормозам.

– Слушай, ты… – начал было он.

– Нет, это ты слушай! – отозвался Пухл и через секунду навалился прямо на Бода.

Бод почувствовал, как в горло, прямо там, где растет язык, уперся ствол кольта. Бод лбом ощутил жаркое пивное дыхание Пухла.

– Не будем драться, а? – хрипло взмолился Бод.

– Драки не будет. Будет убийство.

– Эй, братишка, мы же партнеры…

– Тада где наш билет, мудила?

– Лотерейный билет?

– Нет, блядь, квитанция из прачечной! – Пухл взвел курок. – И где он?

– Не делай этого.

– Считаю до пяти.

– В моем бумажнике. В резинке.

Пухл криво усмехнулся:

– Дай-ка глянуть.

– Презерватив. «Троянец». Ребристая штучка, без смазки. – Бод извлек его из бумажника и показал Пухлу, что сделал прошлой ночью – вскрыл пленку упаковки лезвием и завернул билет «Лотто» в скрученный презерватив.

Пухл вернул пистолет в штаны и отодвинулся обратно на пассажирское место.

– Хитро придумано, эт точно. Никто не станет красть чужие резинки. Любую хрень украдут, только не резинку.

– Вот именно, – выдохнул Бод. Когда его сердце перестало колотиться, он выжал сцепление и осторожно свернул на трассу.

Пухл безучастно, но не совсем безобидно за ним наблюдал. Он сказал:

– Хоть понимаешь, чё могло случиться? Мы бы больше не были никакими партнерами, если б я заляпал твоими мозгами весь кузов и прибрал билет себе.

Бод напряженно кивнул. Ему раньше не приходило в голову, что Пухл может его кокнуть. Очевидно, над этим стоило задуматься. Он сказал:

– У нас все получится. Вот увидишь.

– О'кей, – ответил Пухл. Он открыл пиво – теплое и шипучее. Закрыл глаза и высосал разом полбанки. Ему хотелось доверять Боду Геззеру, но это было непросто. Негр, господи боже! Чё он так на этом слове зациклился? Это беспокоило Пухла, заставляло гадать, правда ли Бод такой, за какого себя выдает.

Потом ему в голову пришла другая мысль:

– А бордель в Грейндже е?

– Кто знает, – сказал Бод, – и кого это волнует.

– Просто не забывай, куда спрятал наш билет.

– Ну хорош уже, Пухл.

– Офигенно потерять четырнадцать миллионов баксов в простынках какого-то борделя.

Бод Геззер уставился прямо перед собой на шоссе.

– Буйное у тебя воображение, – заметил он.

Мозги, блядь, как у белочки, но воображение буйное.

Том Кроум не стал тратить время на распаковку – швырнул сумку на кровать и выскочил вон. Хозяйка мотеля с удовольствием сообщила ему, как добраться до дома мисс Фортунс: угол Кокосовой и Хаббард, через парк. Кроум планировал заглянуть к ней с искренними извинениями, пригласить мисс Фортунс на достойный обед, а затем постепенно перейти к интервью.

На собственном опыте приезжего журналиста в маленьких городках он знал, что одни готовы моментально и без колебаний выдать всю историю своей жизни, а другие и слова не скажут, даже если у вас волосы на голове загорятся. Ожидая на крыльце, Кроум не знал, на что надеяться. Он постучал. Никакой реакции. Он постучал еще. В гостиной зажегся свет, и Кроум услышал музыку по радио.

Он обогнул дом, вышел на задний двор и поднялся на цыпочки, чтобы заглянуть в кухонное окно. На столе признаки законченной трапезы: накрыто на одного. Кофейная чашка, салатная миска, пустая тарелка с полусгрызенным пирогом.

Когда Кроум вернулся на крыльцо, дверь была открыта.

Радио выключено, в доме тишина.

– Эй! – позвал он.

И сделал полшага внутрь. Первым делом он заметил аквариум. Вторым – воду на деревянном полу, тропку из капель.

Женский голос из глубины холла:

– Закройте дверь, пожалуйста. Вы репортер?

– Да, верно. – Том Кроум удивился – откуда она узнала? – А вы – Джолейн?

– Чего вы хотите? Я на самом деле не готова сейчас.

– У вас все в порядке? – спросил Кроум.

– Идите и взгляните сами.

Она сидела в ванне, мыльные пузырьки скрывали грудь. На голове полотенце, а в руках – дробовик. Кроум поднял руки и произнес:

– Я не собираюсь причинять вам зла…

– Ну еще бы, – ответила Джолейн. – У меня двенадцатый калибр, а у вас только диктофон.

Кроум кивнул. В правой руке он прятал «Перлкордер», который обычно использовал для интервью.

– Совсем крохотный, – заметила Джолейн. – Садитесь. Она показала ружьем на стульчак. – Как вас зовут?

– Том Кроум. Я из «Реджистера»

Он сел туда, куда она велела.

– У меня сегодня было больше гостей, чем я могу вынести, – сказала она. – Значит, вот оно каково – быть богатым?

Кроум про себя улыбнулся. Из нее выйдет обалденная история.

– Выньте кассету, – велела ему Джолейн, – и бросьте ее в ванну.

Кроум повиновался.

– Что-нибудь еще?

– Да. Прекратите пялиться.

– Извините.

– Только не говорите мне, что никогда не видели женщину в ванне. О боже, это что – пена? Почти не держится.

Кроум уставился в потолок.

– Я могу вернуться завтра.

– Будьте добры, встаньте. Хорошо. Теперь повернитесь. Снимите с крючка халат и дайте его мне – не подглядывайте, пожалуйста.

Он услышал, как она с плеском выбралась из воды. Потом свет в ванной погас.

– Это я, – сказала она. – Не пытайтесь ничего такого.

Было так темно, что Кроум не видел собственного носа. Он почувствовал, как в спину ему уткнулось что-то острое.

– Дробовик, – пояснила Джолейн.

– Понял.

– Я хочу, чтобы вы разделись.

– Христа ради.

– И залезли в ванну.

– Нет! – сказал он.

– Вы хотите получить свое интервью, мистер Кроум?

До сего момента все, происходившее в доме Джолейн Фортунс, было превосходным материалом для очерка. Но только не этот эпизод, раздевание-репортера-под-прицелом. Синклеру он ни за что не расскажет.

Когда Кроум оказался в воде, Джолейн Фортунс включила свет. Она прислонила ствол к унитазу и опустилась на колени рядом с ванной.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она.

– Нелепо.

– Ну, не стоит. Вы вполне себе симпатичный мужчина. – Она размотала полотенце с головы и встряхнула волосами.

Том Кроум взболтал воду, чтобы взбить побольше мыльных пузырьков, в тщетной попытке скрыть съежившийся член. Джолейн сочла это совершенно очаровательным. Кроум смущенно заерзал. Он перебрал в памяти все трудные и порой опасные ситуации, в которых оказывался как журналист, – городские беспорядки, аресты наркоманов, ураганы, применение полицейскими оружия, даже иностранный переворот. И все же он никогда не чувствовал себя настолько беспомощным и загнанным в угол. Эта женщина очень тщательно все продумала.

– Зачем вы это делаете? – спросил он.

– Потому что я вас испугалась.

– Тут нечего бояться.

– О, я вижу.

Тогда он расхохотался. Ничего не смог поделать. Джолейн тоже засмеялась:

– Признайтесь, это разрядило обстановку.

– Вы оставили входную дверь открытой, – сказал Кроум.

– Конечно.

– Вы всегда так поступаете, когда пугаетесь? Оставляете дверь открытой и ждете наготове голая в ванне?

– С «ремингтоном», – напомнила Джолейн, – полностью заряженным никелированными патронами на индейку. Папин подарок. – Она подлила в ванну горячей воды. – Мерзнете?

Кроум прикрывал руками пах. Не было никакого смысла пытаться вести себя как ни в чем не бывало, но он все же старался. Джолейн положила подбородок на край ванны:

– Что вы хотите узнать, мистер Кроум?

– Вы выиграли в лотерею?

– Да, я выиграла в лотерею.

– Почему же вы не рады?

– А кто говорит, что я не рада?

– Вы останетесь работать у доктора Кроуфорда? – Леди из мотеля сказала ему, что Джолейн Фортунс работает в ветеринарной клинике.

– Эй, у вас пальцы сморщились.

Том был полон решимости не отвлекаться на собственную наготу:

– Могу я попросить об одолжении? В кармане моих брюк блокнот и шариковая ручка.

– Ну нет, не можете.

– Но вы обещали.

– Прошу прощения? – Она снова взяла ружье, громко звякнула стволом о металлический кран в стене, торчавший между ступнями Кроума.

Ладно, подумал он. Сделаем, как она хочет.

– Джолейн, вы раньше что-нибудь выигрывали?

– Конкурс бикини в Дейтоне. Господи боже, мне было восемнадцать, но я знаю, о чем вы сейчас думаете. – Она закатила глаза.

– А что был за приз? – спросил Кроум.

– Двести баксов. – Она помолчала. Надула щеки. Прислонила ружье к раковине. – Слушайте, я не могу врать. Это был конкурс мокрых футболок. Я говорю людям про бикини, потому что это не так пошло.

– Черт, да вы были еще ребенок.

– Но вы все равно упомянете об этом в газете. Слишком пикантно, чтобы такое упустить.

Она была права. Неотразимый эпизод – да к тому же из тех, что можно со смаком, даже с сарказмом, пересказать, что Джолейн Фортунс и оценит, когда наконец увидит статью Тома Кроума. А пока он способен был лишь разглядывать прозрачные пузырьки, цеплявшиеся за мокрые волосы на груди. Он был обезоружен и смешон.

– Чего вы боитесь? – спросил он Джолейн.

– У меня просто ужасное ощущение.

– Вроде видения? – Кроум пытался понять, не была ли она случайно одним из местных сверхъественных явлений. Он надеялся, что нет, хотя это придало бы истории дополнительный колорит.

– Не видение, просто ощущение, – ответила она. – Как иногда чувствуешь надвигающуюся бурю, даже если на небе еще ни облачка.

Какая м?ка – слышать, как ускользает незаписанной одна удачная фраза за другой. Он вновь попросил свой блокнот. Джолейн покачала головой:

– Это не интервью, мистер Кроум. Это предварительное интервью.

– Но, мисс Фортунс…

– Четырнадцать миллионов долларов – куча денег. Я уверена, что она привлечет дурных людей. – Она опустила руку в воду – ловко просунув ее под ягодицы Тома Кроума, – и выдернула пробку из ванны.

– Вытирайтесь и одевайтесь, – заявила она. – Как вам сварить кофе?