Текст книги "Оплот добродетели (СИ)"
Автор книги: Карина Демина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 5
Данияр Седьмой, не стесняясь собственного любопытства – в конце концов, здесь он не диктатор Ах-Айора, но всего-навсего скромный мультимиллионер – крутил головой, спеша разглядеть и ксеноморфов в удивительном их многообразии, и холодную глянцевую обстановку перевалочной базы, и вообще все, включая генмодифицированные плющи, что затянули стену до самой крыши. Листья их, окрашенные во все оттенки лилового, складывались удивительным узором, который отражался на зеркальных плитах пола.
Вокруг царила суета.
Люди.
И почти люди, тела которых были изменены, пожалуй, куда больше, чем несчастный плющ. Совсем даже не люди. Големы-носильщики, чьи многосуставчатые конечности двигались столь быстро, что разглядеть их было сложно, и казалось, что длинные змееобразные тела, груженые багажом, просто плывут над полом. И в нем же отражаются. С куполообразного потолка свисали тяжелые шары светильников, облюбованные каадским диким мхом. И сонмы светящейся мошкары кружили вокруг него, поглощая заодно избыточный углеводород.
В углах застыли следящие камеры.
Беззвучно парили дроны, отслеживая движение по секторам.
Странно.
И много всего. И…
– Данияр Архведович? – уточнила девица, лицо которой покрывала сине-зеленая мелкая чешуя. – Наша компания…
Одару за спиной зашептались, обсуждая то ли чешую, то ли обтягивающий, чересчур уж откровенный наряд девицы, заставивший Данияра вспомнить, что и вне гарема есть жизнь.
Жизнь что-то говорила хорошо поставленным голосом и даже улыбалась.
И это было… хорошо.
Просто отлично.
И Данияр Седьмой улыбнулся девице, а та улыбнулась в ответ, продемонстрировав одинаково ровные и острые зубы. А потом, слегка подавшись вперед, шепотом поинтересовалась:
– Скажите, а вы тоже любите сырую плоть?
– Не очень, – Данияр на всякий случай сделал шаг назад. – Я… как-то… жареную предпочитаю.
Девица кивнула.
И указала на дорожку, что вспыхнула на зеркальных плитах:
– Наша компания желает вам приятного полета…
Кресло на силовой подушке было самым современным и дорогим. Самым современным и самым дорогим. Оно двигалось мягко и бесшумно, а толстый слой псевдомха, покрывавший его изнутри, время от времени изменял плотность, вынуждая неподвижное тело принимать другую позу. Сугубо теоретически это заставляло парализованные мышцы хоть как-то работать, препятствовало возникновению застоев крови и вообще давало немалою пользу – если верить рекламным проспектам – но практически Тойтек готов был выть от распиравшей его злости.
Только-только привыкнешь, приноровишься к тому, что тебя размазало в глубинах этого самого кресла, расслабишься и задремлешь, а тут раз и мхи зашевелятся, потекут, заставляя проваливаться еще глубже. В какой-то момент возникло даже подловатое ощущение, что мхи из питательной подложки переползут на тело, которое куда более питательно и привычно с точки зрения глобальной экологии, но Тойтек подавил приступ иррациональной паники.
В конце концов, кресло испытывали.
И ни один инвалид не пострадал.
– Все хорошо? – мрачно поинтересовался его сопровождающий. Огромный детина без малейшего следа интеллекта на смуглой физиономии, которую и лицом-то язык назвать не поворачивался.
Тойтек дважды моргнул.
В порядке.
В относительном. Он уже свободно шевелит пальцами левой и правой ноги, способен сжать оба мизинца на руках и даже большие пальцы стали подергиваться, намекая, что когда-нибудь, возможно, Тойтек снова возьмет в руки, если не пластиковое перо, то хотя бы чашку.
С кофе.
С запрещенным, мать его, кофе, который ему позволялось только нюхать.
– Хорошо, – детина толкнул кресло, и оно мягко пошло вперед. Сам он держался в тени, как и обещано, не докучая разговорами.
И это тоже злило.
Впрочем, Тойтек отдавал себе отчет, что злость, им испытываемая, столь же иррациональна и, хуже того, нефункциональна, как и страх перед креслом. Эмоции, с которыми он успешно сражался всю жизнь, гордясь своим контролем, вдруг взяли и вырвались из-под этого контроля.
– Доброго дня… – и лучащееся искусственным счастьем личико регистраторши заставило покрепче стиснуть зубы. Мысленно.
Девушка была раздражающе хороша…
И напоминала Эрику. Вот этой наивной улыбкой, которая была ложью. Все они лгали… все…
– …наша компания желает…
Над виском завибрировала капля галосвязи, и детина, чье имя Тойтек мстительно отказывался запомнить, хотя уж он-то не был никоим образом причастен ко всему, что с Тойтеком произошло, легким движением активировал вызов. И вернулся к беседе с регистратором.
– Дорогой, как ты?! – на развернувшемся голоэкране отразилось матушкино обеспокоенное лицо. – Представляешь, я сегодня видела такой сон… просто невозможный!
Она полулежала, и белоснежные складки тоги подчеркивали искусственное совершенство ее фигуры.
Злость нарастала.
Вот зачем она… знает, до чего Тойтеку неприятны подобные разговоры. И прежде у него получалось сослаться на занятость, на дела, которых и вправду, к счастью, хватало. Теперь же он оказался беспомощен перед материнской заботой.
– …и я будто прозрела… – ее щебетание врывалось в уши, не оставляя и шанса на то, чтобы не слышать. – И поняла, что все, с тобой случившееся, есть наказание Богов за самоуверенность.
Чью?
Но да… самоуверенность. И доверчивость вкупе. А ведь знал он, что женщинам доверять не стоит.
Матушка приподнялась и поправила идеальную прическу идеальной же рукой. Вытянула губы. Скосила взгляд, явно чтобы поймать свое отражение в одном из десятка цифровых зеркал, без которых и жизни не мыслила.
– И я подумала, что тебе следует отправиться в паломничество…
Не хватало.
К Богам Тойтек относился с немалой долей скепсиса, к счастью, высшим силам он и дела его были мало интересны.
– И я поговорила с настоятелем храма Алшбы Милосердной. Он будет счастлив принять тебя…
Нет.
Ни за что. Тойтек даже замычал от возмущения.
– Я понимаю, что ты смущен, но пойми, я не могу остаться в стороне…
Ей не позволят.
Он подписал контракт, и до завершения его принадлежит «Фармтеку», а тот не даст упрятать самого перспективного своего исследователя на какой-то богами забытой планетке.
– …и сделаю все, что в моих силах, чтобы ты осознал правильность выбранного мною пути…
Тойтек закрыл глаза, отрешаясь от мягкого матушкиного голоса. Мелькнула мысль, что отец умер именно потому, что не осталось у него больше сил слушать этот бред.
Хотя нет, он ведь развелся и прожил пару отличных лет, а потом уже умер.
– Отключить? – поинтересовались над ухом. И Тойтек поспешно моргнул. – Хорошо. В следующий раз ставить помехи?
Что ж, возможно, Тойтек поторопился, оценивая интеллектуальный потенциал своего сопровождающего. Не так он и туп…
– Отчеты пришли. Смотреть станете?
Станет.
А заодно протестирует новую функцию захвата взгляда, пусть и несовершенную, но лучше так, чем ждать, когда сопровождающий додумается перелистнуть страницу.
Лотта осмотрелась.
Пахло на лайнере мандаринами, правда, запах был столь же искусственным, сколь и позолота, которой в полулюксе хватало. Местами она истерлась, и сквозь дыры проступил обыкновенный, напрочь лишенный благородства, металл. То тут, то там его покрывали мелкие царапины. А в одном месте Лотта обнаружила характерный узор кракелюра, свидетельствовавший о том, что восстановительные процедуры, если и проводились, то давно.
Нехорошо.
Она плюхнулась на кровать, попрыгала на ней, прислушиваясь к матрасу. Изменила плотность. И снова… а реагировал с задержкой, пусть и небольшой, но именно из таких мелочей и складывалось общее впечатление. Не удивительно, что продажи упали, а сама компания, пусть и не находится на грани банкротства, но, судя по отчетам, весьма бодро к этой грани шла.
Лотта заглянула в ванную комнату.
Вода шла. Хорошая. Мягкая. Лишенная того характерного запаха, который появляется после прохождения через систему биорециркуляции. Стало быть, на фильтры жалеть не стали.
А вот обслуживающую компанию перед самым вылетом сменили, равно как и кейтеринговую.
Лотта нахмурилась.
Она сюда приехала не финансовые проблемы решать, с этими мелочами и управляющие разберутся. Как-нибудь потом. У Лотты, в конце концов, другая задача. Вот только она понятия не имела, с какой стороны к ней подступиться.
Следует ли положиться на волю случая, как советовала кузина? И просто ждать, когда Лотту накроет волной страсти? Или изначально наметить цель и двигаться к ней? Ждать Лотта умела, хотя и не любила. Но вот… а если не затопит? Если она, Лотта, и вправду незатопляема? А оплот ее добродетели за годы слишком уж укрепился, чтобы вот так просто взять и пасть к чужим ногам?
Точнее не совсем к ногам, но…
Нет, ждать – это нефункционально.
В конце концов, если случай имеет место быть, то он случится, вне зависимости от действий Лотты. И она решительно развернула панель стола, на котором нашлось место и гарнитуре, и инфоцентру вполне неплохого качества. Собственный бук Лотты был помощнее.
И привычней.
Она размяла руки… итак… экипаж? Нет, его дела Лотта захватила больше порядка ради. Капитан, конечно, холост, но, во-первых, он будет занят, во-вторых… она несколько секунд разглядывала изображение мужчины в годах, чья седина была столь же благородна, сколь внушителен его послужной список.
Староват.
И характером обладает неуживчивым, о чем свидетельствуют четыре распавшихся брака. Не то, чтобы Лотта замуж собиралась, но если другие женщины сочли мужчину негодным для совместного проживания, то стоит ли тратить на него время?
Да и не вдохновлял ее этот образ. Ни массивная нижняя губа, что выдавалась вперед, и на ней, словно на подносе, возлежала верхняя. Ни полоска усов. Ни хрящеватый нос, на котором темной бляхой выделялась бородавка. Черная форма придавала облику солидности.
Но возраст…
Лотта прикусила губу. А в голове моментально возник сюжет. Она – юная и прекрасная, желая сбежать из родного мира, переодевается в мужскую одежду и поступает на звездолет… кем-нибудь да поступает. И уже там случай сталкивает ее, простого матроса… или официанта? Матрос однозначно романтичней… не суть важно, главное, что сталкивает с суровым звездным волком, который давным-давно разуверился в любви. Он, конечно, не знает, что этот милый матрос – девушка. И просто восхищается… надо будет хорошенько подумать, что именно способно восхитить старого и сурового звездного волка и почему стандартное медсканирование при оформлении на работу не выявило подлога. Главное, что найдется место и благородной седине, и романтике под звездами, и признаниям, которые разбередят его душу.
Лотта всхлипнула и поспешила записать.
И даже порадовалась – лайнер еще с орбиты не сдвинулся, а у нее уже новый сюжет имеется.
Остальные дела Лотта перелистала быстро, ненадолго остановившись на штурмане, который был весьма хорош, но в то же время женат…
Жаль.
Немного.
Пассажиры… пассажиров было три тысячи человек. Мужчин – около сорока процентов, и теоретически это много, но если отфильтровать по супружескому статусу, а затем по возрасту – Лотта все же сомневалась, что восьмидесяти трех летний батрахолог, специализирующийся на земноводных Тауты, способен пробудить в ней страсть – то осталось всего-то полторы сотни.
Выбросить тех, кто путешествует с дамой, пусть и номинально свободен.
А затем тех, чья внешность… несколько не соответствует образу романтического героя. Нет, здесь Лотта старалась быть непредвзятой и почти полчаса разглядывала изображение генмодифицированного брокера с Тайпи, пытаясь понять, будоражат ли ее душу искусственные рога, темно-кирпичная кожа и россыпь кроваво-алых алмазов на левой щеке.
Душа молчала.
Но потом сдалась и согласилась, что не будоражат.
Как и мягкие складки плоти печального с виду астрофизика.
Лотта потерла глаза и взмахом руки стерла экран. Что ж… выбор у нее не так, чтобы велик, но все же имеется. Вот только дальше-то что делать?
Хотя…
Она вновь вызвала экран и, убедившись, что до консервации и отправления на струну осталось еще больше часа, подключилась к системе связи.
Управляющий ответил сразу.
Выслушал.
Склонил голову, признавая правоту опасений Лотты. На то, чтобы собрать заседание малого Совета, ушло еще десять минут, и еще столько же – на запуск протокола по случаю отсутствия.
Проверку завещания.
Смену платежных паролей.
Инструкции… когда раздался звон колокольчиков, Лотта потерла глаза. Все-таки… подобное общение ее утомляло. И пусть Директора давно уже не считали ее маленькой милой девочкой, но время от времени начинали капризничать.
Как и сейчас.
Вот что ей может угрожать? Лайнеры безопасны. Статистически куда более безопасны, чем мобили, которые постоянно попадают в аварии. Но все же легкое беспокойство, кажется, передалось и Лотте. Несколько мгновений она просто сидела, обдумывая ситуацию, но после второго сигнала, предупреждающего, что связь вот-вот оборвется, поднялась.
Сняла обувь.
Пошевелила пальцами, трогая тяжелый ковер, который, конечно, чистили, но отнюдь не так старательно, как следовало бы. Пыль не то, чтобы была видима, но ощущалась.
Определенно.
После третьего предупреждающего звонка, Лотта взобралась на кровать и вздохнула.
Что она творит?
Нет, в самом деле… но думалось как-то… неубедительно, что ли. Скорее теперь ее снедало предвкушение.
Раздался далекий гул. Стены каюты затянула полупрозрачная пленка силового поля. И Лотта ощутила, как огромная махина приходит в движение. Она знала, что где-то там, в глубине, заработали маневровые двигатели, помогая тягачам вывести лайнер на струну. И что продлятся маневры больше двух часов, и что в это время, конечно, не рекомендуется покидать каюту, но и запрещать никто не станет.
А перед рывком раздастся тройной предупреждающий сигнал.
Но она лежала.
Разглядывала потолок. Стоило бы тоже восстановление провести, потому как из-под белой краски проступает металл, особенно на барельефах заметно. Лотта даже поморщилась: она терпеть не могла подобной бесхозяйственности. Нужно будет на следующей стоянке связаться. Пусть проведут полную инспекцию финансов. Как-то по отчетам большие суммы на обслуживание уходили, но вот туда ли…
Гудение постепенно стихало. И полог защитный исчез.
И Лотта решилась.
Она осмотрела себя в зеркале, найдя новый свой облик, пусть и слишком вызывающим, но в достаточной мере непохожим на прежний ее, а потому безопасным, и решительно переступила порог каюты.
Осмотрелась.
Коридор был традиционно узок. Светильники горели, но как-то… опять в полсилы, что ли? И потому серые клапаны дверей сливались по цвету со стенами.
– Эй, – тихо позвала Лотта. – Есть тут кто…
…кто…кто…кто…
Эхо прокатилось и стихло, то ли утонуло в мягком ковровом покрытии, то ли в стенах увязло.
– А кто вам нужен? – раздался мягкий голос над головой. И Лотта подпрыгнула.
Развернулась, уходя от захвата, и выбросила руку… как учил инструктор. Правда, он не говорил, что если рука эта врежется во что-то твердое, то будет больно. Напротив, он утверждал, что больно будет тому, в кого она врежется, но этот тип, кажется, и не заметил.
– И…извините, – сказала Лотта, спрятав ноющую руку за спину. Было стыдно и неудобно. И кажется, ей действительно следовало бы чаще выходить в люди.
– Это вы меня извините, – огромный человек в типовом военном комбинезоне слегка склонил голову. – Я вас напугал.
– Немного.
Комбинезон был без нашивок.
А человек…
Он возвышался над Лоттой, перегораживая путь и занимая почти все пространство коридора. Плечи его почти касались стен, и оттого сама голова, выбритая наголо, казалась уродливой и крошечной.
И в то же время…
Что-то в нем было. Определенно. Лотта прислушалась к себе, надеясь, что именно сейчас, если не страстью затопит, то хотя бы бабочки в животе очнутся. Но вместо этого раздалось лишь характерное урчание. Наверное, бабочки хотели есть.
– Извините еще раз, – он склонился. – Вы заблудились?
– Нет. Я… я просто в первый раз лечу, – Лотта и вторую руку за спину убрала, мысленно прикинув, что, ударь она со всего размаху, точно пальцы сломала бы. – И вот… решила посмотреть… говорят, что это красиво. И безопасно, если на палубе… но как пройти…
Он молча поднял правую руку и коснулся браслета, который выдавали каждому пассажиру.
– Голосовое управление.
– Д-да… простите… совсем забыла, – Лотта ощутила, как краснеет. Конечно… это же элементарно! И похоже, она зарекомендовала себя дурой.
Полной.
– Если подождете минуту, я вас провожу, – помолчав, сказал знакомый.
– Буду рада.
Кажется, именно так следует говорить. А он, легко оттеснив Лотту плечом, открыл дверь в соседнюю каюту. Интересно. Там, судя по записям, находился известный ученый и совладелец «Фармтека».
Ученый имелся.
Он полулежал в сером кресле, как-то странно перекосившись на левый бок. И скрюченная его рука замерла, наполовину уйдя в моховую подушку.
– Д-добрый день, – сказала Лотта, надеясь, что ее смущение не слишком заметно.
– Говорить он не может. Но может моргать, – невозмутимо сообщил прежний знакомец. Он вывез кресло и кивнул Лотте. – Два раза – это «да», один – «нет».
Бедный.
Сердце Лотты болезненно сжалось, а в голове… вот что у нее за беспорядок в голове… но эта история определенно будет иметь успех. Он – известный ученый, пострадавший во время эксперимента… какого-нибудь там, главное, чтобы важного, спасающего все человечество. А она – скромная сиделка… может, даже мать-одиночка, тихая и заботливая.
И они никогда бы не встретились, если бы не несчастье.
Картины новой книги проносились в голове, а глаза Лотты наполнялись слезами эмоций, которые следовало запомнить и приберечь до момента, когда она сможет сесть и все записать.
Глава 6
Девица шмыгнула носом.
И Тойтек зарычал. Мысленно. Вот меньше всего ему хотелось, чтобы вид его вызывал у посторонних девиц острые приступы жалости.
Он привык к восхищению.
И поклонению.
И если уж слезам, то исключительно от восторга.
Она же, поднеся к носу ладошку, вздохнула и сказала:
– Это так… печально.
– Что именно? – соизволил уточнить сопровождающий.
– Все… простите, это я так, о своем, – она взмахнула рукой и улыбнулась так искренне, что тотчас захотелось улыбнуться в ответ. Правда, впечатление тут же испортилось, когда девица сказала: – Ему, наверное, плохо. Смотрите, как скривился.
Это не скривился. Это может, гримаса счастья такая.
– Судорога, – ответил сопровождающий и, наконец, соизволил сдвинуть кресло. – А вы здесь как оказались?
– Билет купила, – мило ответила девица. И тотчас вспомнила, что в приличном обществе следует представляться. – Шарлотта. Можно просто Лотта. Я вообще редко путешествую… очень редко. Можно сказать, что очень и очень… в общем, в первый раз за всю жизнь вот сподобилась.
Она шла чуть в стороне, с искренним любопытством разглядывая и кресло, которое в очередной раз пришло в движение, и Тойтека, в нем размазанного, и сопровождающего.
– Кахрай, – сказал тот после недолгой паузы.
Надо будет запомнить все-таки.
– Ага… а вы раньше летали?
– Летал.
– На лайнерах?
– Бывало.
Содержательная беседа. И главное, чего она привязалась? Идет вся такая радостная, раздражающе довольная, просто-таки счастьем лучиться. И бесит это, бесит несказанно… рыжие волосы, того темного насыщенного оттенка, которого не в каждом косметическом салоне добиться способны.
Кожа белая, гладкая.
И веснушки на ней выглядят причудливым узором.
А сама девица хороша. Нет, раньше Тойтек вряд ли задержал бы на ней взгляд. Он предпочитал женщин другого плана, стильных, сдержанных, аккуратных. А у этой волосы растрепались, на макушке и вовсе торчат рыжими пружинками. Туничка легкая съехала с плеча, это плечо выставив вместе со всеми веснушками.
Брючки слегка мятые.
Да и сама она… личико круглое, детское какое-то. Вздернутый носик. Аккуратная линия бровей, слишком аккуратная, чтобы быть естественной, хотя опять же добиться ощущения естественности далеко не просто. Губы бантиком.
Взгляд восторженный.
– А чем вы занимаетесь? – поинтересовался Кахрай, пропуская девицу перед собой. Прозрачная капсула лифтовой шахты была в достаточной мере просторна, чтобы вместить всех.
– Книги пишу, – девица мило зарозовела.
Шарлотта… имя тоже округленькое, мягенькое, совершенно несерьезное. И ей подходит.
– Про любовь, – уточнила она зачем-то.
И Тойтек скривился. Да, пожалуй, будь у него возможность, он бы с удовольствием воспользовался ею, дабы избежать подобной компании.
Книги, стало быть.
Про любовь.
Дурацкие дешевые романчики, в которых кипят неестественные страсти, заставляя адекватных в общем-то женщин переполняться несбыточными мечтами и чужими эмоциями.
– И как? – понять что-либо по тону Кахрая было сложно.
– Неплохо. Редактору нравится. Читателям тоже.
Она замолчала и легонько закусила губу. Тотчас встрепенулась и спросила:
– А вы… сопровождаете, да?
– Сопровождаю.
– И… что произошло?
– Несчастный случай.
– Сочувствую, – причем опять же было не понятно, кому именно она сочувствует, Тойтеку или Кахраю, который возвышался над ними обоими молчаливой громадиной. Но лифт замер, и двери его беззвучно распахнулись.
На обсервационной палубе было людно.
И девица растерялась.
Она сделала было шаг назад, словно разом передумав смотреть, спеша укрыться сперва в лифте, после в своей каюте, но тотчас мотнула рыжей головой. Глаза ее сузились, а на лице появилось выражение преупрямое.
И она шагнула вперед.
– Интересно, – едва различимо произнес Кахрай.
А то…
Раньше Тойтеку было как-то не до людей. Имелись объекты для наблюдения куда как более занимательные. Да и времени вечно не хватало.
Теперь же…
По палубе прогуливались люди. Неспешно. Разглядывая не столько галоэкраны, на которых пылало желтое солнце Британии, сколько друг друга. Вот весьма тучный господин в сером костюме, шитом по неовикторианской моде, вежливо приподнял шляпу-котелок, приветствуя даму, что на первый взгляд казалась обнаженной. На второй становилось ясно, что на ней комбинезон в модном ныне стиле «вторая кожа», по сути второй кожей и являвшийся. Наряд украшали россыпи симбионтов, которые то просыпались, и кожа вспыхивала бледным свечением, то вновь впадали в спячку. Сверхкороткие их циклы создавали удивительные узоры.
Пять видов колоний, как минимум.
И чего ради?
Вот излишне высокий костлявый парень застыл, устремив взгляд куда-то вдаль. Некоторая несуразность фигуры его – вытянутой и излишне хрупкой, в сочетании с характерной бледностью, выдавали в нем выходца из Сумеречного мира. И яркий наряд лишь подчеркивал эти особенности. Кружилась стайка дамочек весьма характерного вида. Вроде и вместе, но в то же время каждая ищет добычу по себе. И на прочих особей женского пола они поглядывали весьма ревниво.
– Как здесь… интересно, – девица не ушла, она отступила, будто прячась за могучей фигурой Кахрая, из-за которой разглядывала всех собравшихся. – Никогда не думала, что люди… столь разнообразны.
И удивление ее было вполне искренним.
Пожалуй, если бы Тойтек мог говорить, он бы рассказал. И про то, почему морщится сумеречник – ему неуютно при столь резком освещении, а пользоваться фильтрами парень явно стесняется. Но хоть не побрезговал гравитационными подавителями, верно, поняв, что в поле повышенной для себя плотности жить не так и просто. Показал бы и супружескую пару лахвитян, которые выделялись простотой нарядов и удивительной схожестью, появившейся в силу брачной генетической модификации.
Кольпарца, дорвавшегося до дармовой выпивки, и теперь глушившего коктейль за коктейлем в надежде, что количества их хватит, чтобы пробить естественную защиту и хоть немного опьянеть. Но Тойтек искренне надеялся, что не хватит.
Пьяные кольпарцы весьма буйны.
– Ближе? – прогудел Кахрай.
Меж тем лайнер разворачивался, и бортовые камеры передавали на экраны картинку отступающего солнца. В золотой его короне терялись крохотные тени планет, а спутники их и вовсе были неразличимы. Выделялась лишь общей несуразностью станция технического обслуживания грузовых кораблей, что занимала орбиту между второй и третьей планетами. Издали она походила на комок проволоки, в котором застряли кажущиеся крохотными бусины-трейлеры. Их было не так и много.
– Девять… ужасающе низкая загрузка, – Лотта покачала головой. – А ведь изначально было понятно, что станцию необходимо или закрывать, или перепрофилировать.
– Почему? – Кахрай склонил голову, и на лице его – вот интересно, откуда он сам родом? – появилась этакая тень легкой заинтересованности.
– Здешняя станция имела смысл, пока не ввели в эксплуатацию комплекс на третьем секторе, – Шарлотта смотрела на экраны. – Там и расположение удобнее, и к первичному сектору переработки добираться проще, всего один переход. А сюда – три. Да и Гарраш рядом с его пустотными фабриками.
– А почему тогда сразу там было не построить?
– Близость сверхновой мешала. Энергетические искажения шли, а щитов, чтобы гасили, не было. Вот и построили на Новой Британии. Как появились, так и станция встала… нет, эту можно бы перепрофилировать как раз под обслуживание пассажирских кораблей. Но деньги нужны. А денег, как понимаю, нет. И главное, – это было сказано с немалым удивлением. – От кредитов тоже отказываются. Боятся потерять контроль, не понимают, что еще пару лет и просто-напросто обанкротятся…
И откуда у простой писательницы подобные познания?
Или…
Сердце болезненно сжалось, а потом застучало быстрее, подгоняемое адреналином. Ведь очевидно, что Тойтека попытаются добить. И что пришлют не Эрику, она слишком засветилась. Сомнительно даже, что ее вообще в живых оставят…
Но девица…
Рыженькая. Яркая. Безобидная, как бабочка-соловка с Малой Дароры, которая имеет обыкновение притворяться цветком, чтобы в последний миг сомкнуть пленчатые крылья, опутывая несчастную пчелу и пронизывая тело ее сотнями тончайших жестких волосков.
Тойтек сглотнул.
Сжался.
И пальцы на ногах подобрались, ступня и та дернулась, будто подталкивая бежать. Но бежать не выходило, а девица стояла спокойно, разглядывая станцию, и только губы ее шевелились, будто и в мыслях она продолжала спорить.
С кем?
На плечо опустилась тяжелая ладонь. Кахрай понял. И не допустит, чтобы с Тойтеком произошло несчастье. Из груди вырвался облегченный вздох. Вот ведь… а раньше грубая физическая сила казалась Тойтеку на редкость бесполезной.
Ошибался.
И как умный человек, он был готов признать свои ошибки.
Девица была подозрительной. От рыжей своей макушки до крохотных мизинчиков, которые она имела привычку поджимать. Но следовало признать, что образ она выбрала донельзя удачный. И эти кучеряшки, которые большинство людей всерьез не примут, и бледная кожа, и веснушки россыпью, щеки от них вовсе рыжими казались, но не отвратительно, напротив, тянуло эти щеки потереть, убедиться, что веснушки не нарисованы.
Тонкая шейка.
Узкие плечики.
И ткань туники обрисовывает ладную фигурку, но этак, словно невзначай. Запах цветов, легкий, ненавязчивый… вон, и клиент повелся, хотя и виду не подает, но дыхание участилось, и появилось в нем этакое… возмущение.
Кахрай подавил тяжкий вздох.
Нынешнее задание раздражало. Он же не нянька, если разобраться, а этому именно нянька и нужна, чтобы и по головке погладила, и утешила, и рассказала, какой он, засранец, умный и даже гениальный местами. Нет, тип и вправду умный.
Но все равно дурак.
Кахрай покосился на клиента, вызывавшего – тут он решил быть с собой честным – весьма смешанные чувства. И было в них место, что жалости к человеку, оказавшемуся в весьма непростой ситуации, что злорадству, ибо человек этот в прежней жизни не вызывал симпатии.
Совершенно.
И ныне ничуть не изменился. Будучи парализованным, он как-то взглядом ли, гримасами своими, но умудрялся демонстрировать обычное свое презрение к миру и людям не столь одаренным.
В общем, типичный ученый идиот.
Правда, платили за сопровождение более чем прилично, что было весьма кстати, да и просьба исходила от человека, отказать которому Кахрай не мог. Вот и пришлось…
А рыженькая все одно подозрительна.
Вон, волосы отбросила легким жестом, обернулась, застыв на мгновенье, и рассеянный взгляд ее зацепился за Кахрая. Так смотрят на цель, прикидывая, как именно станут с ней работать.
По спине побежал холодок.
Инстинкт потребовал немедленно избавиться от угрозы, но Кахрай от него отмахнулся. Всегда оставалась вероятность ошибки. Вот неудобно получится, если он устранит просто замечтавшуюся искательницу приключений. Да и задание было совсем иным.
И знай его подопечный о деталях, не сидел бы себе спокойно, небось, слюной бы от злости подавился. Но подопечный не знал, а потому слюной давиться не спешил. Сидел. Смотрел на экраны. Думал о своем, о высоком.
И пускай.
Молчит, и уже хорошо…
А с рыженькой стоит поближе познакомиться, глядишь, чего и прояснится.
