Текст книги "Оплот добродетели (СИ)"
Автор книги: Карина Демина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 7
Шарлотта покосилась на пару, которая представлялась донельзя странной. И если скрюченный в кресле ученый вызывал вполне искреннюю жалость, то огромный его сопровождающий… да от него мурашки по спине бежали. А мурашки, пусть тоже насекомые, но совсем даже не бабочки.
Колени, конечно, подкашивались.
Слегка.
Но не от страсти, а от мысли, что, если этот здоровяк вдруг вздумает свернуть Шарлотте шею, то… нет, с чего бы ему? Глупые какие мысли. Он просто… крупный.
Слишком уж крупный.
И в коридоре это как-то не бросалось в глаза, а вот в лифте, когда он один заполнил собой почти всю кабину, стало совсем неуютно.
Да и здесь…
Он определенно возвышался не только над подопечным и Шарлоттой, но и над всеми людьми, кроме, пожалуй, излишне хрупкого и высокого паренька, что отыскал самое затененное место на палубе и в нем скрылся.
Лукас Вайтро.
Полномочный представитель.
Сумеречник. Путешествует в одиночестве, но по обычаю мира женат. Трижды. И дети имеются… хотя, конечно, странно, до того юным он выглядит.
Лотта вздохнула и сделала шаг в сторону. Затем еще один. И еще. Она ведь не обязана повсюду следовать за этой парой, а на палубе людей много.
Очень много.
Куда больше, чем на Ежегодном собрании акционеров и даже больше, чем на балу Белых лилий, который Лотте приходилось посещать, пока она не сообразила переложить эту утомительно почетную обязанность на кузину.
На кузину, которая…
Лотта надеялась, что та все же не совершит глупость, а если и совершит, то не ту, о которой Шарлотте подумалось.
Ну да…
Она обошла странную особу, казавшуюся одетой исключительно в бледное сияние. И группу асерханских туристов, что предпочитали держаться вместе, словно опасаясь потеряться на лайнере.
– И все-таки говорю, рейс неудачный, зря потратились, – это произнесла девушка в струящемся алом платье, по ткани которого пробегали живые искры. – Оглядись только. Никого толкового. В прошлый раз было по крайней мере дюжина кандидатов…
– Не спеши, Самира, – брюнетка в лиловом смотрела поверх бокала. И встретившись взглядом с Лоттой, скривилась, будто увидела что-то до крайности неприятное. – Мы еще не отошли даже…
– Что изменится, если отойдем? – блондинка в бюрюзовом тряхнула копной заплетенных в косицы волос. – Тоска…
– А я говорила, что надо брать список пассажиров, – вновь отозвалась та, что в алом.
Говорили они тихо, но бабушка уверяла, будто тонкий слух Шарлотты – это, пожалуй, единственное проявление в ней благородной крови Эрхардов.
– …а ты денег пожалела…
– Почти две тысячи! – возмутилась брюнетка.
Не так и много. Шарлотта заплатила больше полутора миллионов. За акции. И корабль, на котором, как выяснилось, кто-то приторговывал информацией.
Плохо.
Очень-очень плохо.
Конфиденциальность – тоже товар.
Лотта мысленно сделала заметку. Инспекцию кадров придется все-таки проводить. А ведь служат давно, экипаж сработавшийся.
Она двинулась дальше, поскольку все три девицы замолчали и вперлись в нее взглядами. И почему-то подумалось, что это отнюдь не от восхищения.
Лотта двигалась вдоль экранов, на которых солнце отступало, сменяясь видами угольно-черной бездны, которую слегка разбавляло сияние звезд. Верхний свет приглушили, и под ногами вспыхнули те же экраны, впуская космос внутрь.
Кто-то ахнул.
Кто-то пискнул. И надо сказать, что задумка была хороша. Звездное небо окружало Шарлотту. Оно было столь огромным и подавляющим, что на доли секунды Лотта ощутила себя ничтожной песчинкой.
Бездна разверзлась под ногами.
И раскрылась над головой.
Бездна забрала всех, потому как на фоне ее прочие люди тоже казались чем-то незначительным. И наедине с собой Лотта с удивлением поняла, что мир удивителен.
Меж тем стихла едва ощутимая дрожь.
И тягачи отошли от лайнера.
Собственные маневровые двигатели тоже замолчали. Едва слышный вздох прокатился по кораблю. И возникло вдруг до крайности неприятное ощущение грядущей катастрофы. Оно заставило Лотту отступить. И врезаться в кого-то.
– Простите, – сказала она человеку, подхватившему ее. – Я… просто… в первый раз вот.
– И я, – ответили ей из темноты.
Мужчина.
Голос мягкий и приятный…
…это была случайная встреча… допустим, в небоскребе… или на станции… точно, лучше на перевалочной станции, где произошла авария. Отключились энергосистемы… не все, но многие. И она решила, что умрет. И он тоже решил.
Вдвоем.
Запертые. Отделенные ото всех. Не знающие, что скоро завал разберут. Они отдались страху и страсти, что поглотила их с головой. А потом завал разобрали.
Их спасли.
И каждый отправился своим путем.
Лотта тихонечко шмыгнула носом. Пусть она узнает, что беременна и решит сохранить ребенка. А он… что-нибудь с ним произойдет. И спустя много лет они встретятся вновь.
– Вы дрожите, – сказали ей из темноты. – Не стоит бояться. Меня уверили, что лайнер защищен…
– Система «Саффорт», – механически отозвалась Лотта, – одна из лучших на сегодняшний день. Просто так… неожиданно. И красиво. Правда?
– Правда…
От девушки не пахло благовониями. И это, пожалуй, заставляло Данияра принюхиваться все интенсивней. Он даже, пользуясь положением, наклонился к волосам, убеждаясь, что нет, благовониями не пахнет и от них.
Мягкие.
И легкие.
И сама она, случайно попавшая в руки, кажется на удивление хрупкой, крохотной… хорошо, что темно. В темноте позволено куда больше, нежели на свету.
Можно стоять.
Смотреть на звезды, которые все время были над головой, а теперь вот взяли и поглотили Данияра, заставив его усомниться в собственном величии. Звезды оказались ближе, чем он предполагал. И проклятье, это было… волшебно!
Он в первое мгновение забыл, как дышать, словно вдруг оказался и вправду один, чего никогда прежде не случалось. И пришел в полный восторг от своего одиночества. Правда, потом услышал знакомое сопение слева.
И справа.
И спеша спрятаться от одару, пусть любимых, но не настолько, чтобы разделить с ними нынешнее чудо, Данияр шагнул вперед. И врезался в эту вот девушку.
– Как вас зовут? – спросил он отчего-то шепотом.
– Шарлотта. Можно, Лотта. А вы?
– Данияр, – он вовремя прикусил язык, готовый выплеснуть все многоцветье титулов. – Можно просто Дан.
Здесь.
Можно.
Определенно, можно.
– Чем вы занимаетесь? – последовал новый вопрос.
– Всем понемногу. А вы?
– Книги пишу. Про любовь.
– Про любовь я пока не читал, – признался Данияр. В темноте легко было говорить, пусть и о книгах. – Мне больше про войну нравится.
– Победоносную?
– Конечно. Какой смысл читать про войну, если она не привела к победе?
– Чтобы научиться на ошибках? – предположила девушка, от которой все-таки пахло, пусть и не благовониями.
Что-то нежное, цветочное.
Или фрукты?
Нет, не фрукты. Так пахнет весенний ветер, что приходит с моря и заставляет отступать тяжелую зимнюю духоту, заодно уж пробуждая странные желания, непозволительные для Диктатора.
…о собственном корабле, чтобы всенепременно с парусами, которые будут взмывать, подобны крыльям.
…о темной воде и лунной дорожке.
…сокровищах моря и дальних земель. О том, что на самом деле мир вовсе не так уж прост и знаком, что где-то там, за краем, есть еще неизведанное.
Данияр легонько вздохнул.
А тьма вокруг отступила. Ее прорезали сотни крохотных огней, которые закружились в танце. Они сплетались сложными узорами, рисуя одну удивительную картину за другой. И люди, застывшие на палубе, становились частью этих полотен.
Не самой привлекательной, но все же.
– Надо же, – девушка, которая проступила тенью средь теней, подняла руку, и на ладонь ее опустились искры, и сама ладонь вспыхнула, а следом загорелось и тонкое запястье, и вся рука до локтя. – Я только слышала о нирасских медузах… крошечные существа…
Искры облепили ее лицо, запутались в волосах, и девушка сияла. Так, должно быть, могла выглядеть древняя богиня, одна из тех, которым поклонялись пустынники.
И видят боги, правы были.
– …срок активного существования – около пятнадцати минут. Этого хватает, чтобы спариться и выпустить споры, которые на Нирассе разносятся ветрами. А ветра там постоянно…
Девушка поднесла ладонь к губам и подула. Искры взлетели и заплясали, закружились, то ли играя, то ли возмущаясь.
– Они могут годами парить над поверхностью планеты, не касаясь песка, дожидаясь мгновенья, когда бури утихнут. И лишь тогда, попав в зону затишья, споры начинают стремительно развиваться. Они обладают удивительной способностью поглощать органику в любом ее виде.
Искры медленно угасали.
– Затем следует взрывной рост колонии и отпочковывание ее летающих форм, которые вступают в контакт, чтобы обменяться генетическим материалом.
– Когда я этого не знал, было как-то более… романтично?
– Думаете? – девушка стряхнула искры и вытерла ладонь о штаны. – Разве чудо перестает быть чудом от того, что вы понимаете, как оно устроено?
– Перестает, – уверенно ответил Данияр. – Чудо именно потому чудо, что необъяснимо, неподвластно разуму. Оно воздействует на чувства, оно дает эмоции…
Лотта склонила голову на бок. Искры гасли в ее волосах, а лицо, лишенное света, становилось обычным. Миленьким, но не более того.
Жаль.
Разочарование было столь острым, что Данияр не сдержал вздоха.
– В темноте интересней, правда? – Шарлотта убрала руки за спину и отстранилась, что стало еще более обидно. – Можно представить собственное чудо. Или, скажем, идеал.
– Наверное.
Признаться, Данияр несколько растерялся.
И оглянулся, и вспомнил, что здесь он почти один, ни охраны, ни советников, ни слуг, готовых подать напитки ли, угощение, нужную книгу или еще что-то, способное произвести впечатление на женщину. Конкретно эта женщина, изрядно потеряв былого очарования, теперь стояла и разглядывала Данияра с весьма откровенным интересом. И вот чувствовалось, что не ускользнуло от нее ни появившаяся за последний год одутловатость, ни второй подбородок, который, по словам наложниц, наметился едва-едва и вовсе Данияра не портил, ни проклятый живот. Его Диктатор старательно втягивал, но вдруг оказалось, что живот втягиваться категорически не желал. Наоборот, он, словно издеваясь, вываливался над ремнем, натягивая тонкую рубашку.
Отвратительно.
– А вы женаты? – поинтересовалась Шарлотта, приставив пальчик к губе.
– Нет, – честно ответил Данияр Седьмой, потомственный Диктатор.
– Это хорошо…
– А вам муж нужен?
– Не то, чтобы нужен… – рассеянно заметила Шарлотта, смахнув с волос последние искры. Освещение меж тем вернулось в норму, и Данияр, осмотревшись, с неудовольствием отметил, что гарем его несколько разбрелся.
Вот Заххара щебечет с каким-то тощим типом, похожим на больного богомола, а Некка нашла полную его противоположность – светловолосого толстяка, несколько растерявшегося от этакого внимания… а ведь обещали вести себя прилично.
Данияр нахмурился.
И обернулся к девице, которая оказалась невысокой, какой-то на удивление аккуратненькой, будто одна из ашшехских статуэток. Тоже в них на первый взгляд ничего-то особенного нет, а вот возьмешь такую в руки и уже сил не найдешь расстаться.
Волосы рыжие, яркие, что пустыня на закате.
Кожа бледна, но все одно покрыта веснушками, и смотрится это весьма мило. Глаза теплые. Губы пухлые. Такие целовать приятно. И Данияр поцеловал бы, будь она из его мира, но с местными женщинами следовало держать себя в руках.
А то мало ли…
Помнится, дядюшка вот так поцеловал одну, особо понравившуюся, так потом едва война не началась, жениться пришлось, нарушая обычай. Правда, сейчас дядюшка всем врет, что безумно счастлив, и ему верят. Или делают вид, что верят? Но гарем он распустил.
Сказал, что одна жена дешевле обходится.
– Что-то не так? – поинтересовалась Шарлотта.
– Что? А, нет… задумался немного.
– Над чем?
– Над книгами, – взгляд Данияра зацепился за стайку весьма симпатичных особ, способных украсить любой гарем. Вот с ними определенно стоило познакомиться поближе. Вид у девиц был весьма характерный, и намерения их читались легко, а потому сами они опасности не представляли.
А рыженькая…
Нет, с такими связываться себе дороже… этак точно окажешься женатым и без гарема. Почему-то последняя мысль нисколько не огорчила.
Глава 8
Шарлотта с печалью посмотрела вслед мужчине, который удалялся весьма бодрым шагом. А на снимке он и в половину не так хорош… и если подумать, ничего-то в нем нет. Не сказать, чтобы высокий, и далеко уже не стройный, пусть и сохранивший удивительную плавность движений.
Но все-таки…
Кожа смуглая, темная, а вот волосы, наоборот, светлые, выгорели до белизны, подчеркивая высокий статус и чистоту крови.
Она тихонечко вздохнула.
– Что, понравился? – поинтересовалась смуглая девушка, которой мгновенье назад не было. – Если понравился, могу помочь за небольшую плату…
– Чем?
– Советом, – в одной руке девушка держала пончик, облитый розовой глазурью, во второй – высокий бокал, наполненный чем-то зеленым и блестящим. – И делом. Даник у нас на новое падок, а еще трусоват. Если сбежал, значит, нравишься.
– А вы…
– Эрра, его возлюбленная одару… одна из многих, – она откусила пончик и пригубила напиток, поморщилась. – Терпеть не могу мяту. Хочешь?
– Нет, спасибо.
– И правильно. Никогда не бери угощение из чужих рук, если выжить хочешь. Во всяком случае, в гареме.
– В гареме?
– А ты думала. Он Диктатор, а Диктаторам закон брать жен не велит, зато одару можно, сколько хочешь. У него вот две сотни.
– Зачем столько? – искренне удивилась Шарлотта. Она, конечно, знала об особенностях мира, который все путеводители называли восхитительно отсталым и ужасающе варварским, но обязательным к посещению.
– Так… положено. Мало одару – слабый мужчина, а Диктатор слабым быть не может. Не поймут, – Эрра пожала плечами, и белоснежное платье ее, подчеркивавшее темно-красный удивительно глубокий оттенок кожи, едва не соскользнуло. – Вот и мается, бедолага.
Она дожевала пончик и облизала пальцы.
– И как там… в гареме?
В голове забрезжило начало нового романа, о прекрасной юной деве, которая осталась одна, без средств к существованию… сирота, злые родственники которой лишили ее крова и вообще всего. И она, не имея ничего, рискнула принять предложение о работе, но ее обманом вывезли на закрытую планету…
Или нет?
Может, лучше, если коварный родственник, к примеру, дядя – писательский опыт подсказывал Шарлотте, что именно дяди и тети были склонны проявлять наибольшее коварство в отношении несчастных сирот – продал бедняжку в гарем. И уже там, в новом мире, совершенно незнакомом, она встретит истинную любовь и сумеет завоевать его сердце…
И назвать красиво.
Например «Сердце гарема»
– Как? Да никак… тоскливо – страсть. Нет, кормить кормят и прилично, наряды опять же покупают, а если Даньке понравишься, то собственную карту выдадут, вот лимит на ней по-разному. Тут даже не от Даньки зависит, он-то добрый, а вот старший евнух еще та скотина. Не будешь процент платить, то и останешься с двадцатью золотыми в квартал. Подарки… по большим праздникам, конечно, всем дают. Только опять же, сама понимаешь, любимых одару он лично награждает и, может, даже лично выбирает… иногда… к счастью, что иногда, ибо вкус у него не сказать, чтобы особо… а вот остальным опять же достается что-то из общего списка.
Надо же.
Интересно.
– А… а вы не могли бы подробнее рассказать? – Шарлотта стиснула руки. Да боги с ним, с Диктатором, в гарем ей совершенно не хотелось, а с этих дикарей станется силой увезти. Шарлотта была же в достаточной мере практична, чтобы осознавать – фантазия может несколько отличаться от реальности.
– Зачем?
– Для книги, – Лотта взяла новую знакомую за руку. – Не здесь, у меня в номере… если не боитесь?
– Чего?
– Не знаю. Вдруг я…
Договорить она не успела. Перед глазом вдруг возникло острие клинка, который спустя мгновенье спрятался в просторном рукаве платья. Причем платье было полупрозрачным…
– Это скорее тебе бояться надо, – хохотнула Эрра. – Я из пустынных хабибов. Я и льва могу в схватке убить.
– А… – Лотта икнула. – У вас… все такие?
– А то. Нас мало, и женщины всегда воевали наравне с мужчинами. Две тысячи. Счет на предъявителя. И спрашивай, о чем хочешь. Только погоди, Даньке скажу, а то решит, что я его бросила и весь вечер дуться будет. Оно и не страшно, но задолбет же обидой.
Лотта кивнула.
Она смотрела вслед уходящей девушки, раздумывая над тем, что, возможно, следует сделать героя этим вот… хабибом… и лев будет. Обязательно.
И подвиг героический.
Любовный роман без героического подвига, это что чаепитие без пудинга. Можно, но не вкусно.
В каюту Тойтек вернулся в настроении еще более поганом, чем прежде. Нет, выход на струну был красив. Особенно момент, когда бортовые камеры, прежде чем отключиться, захватили изменяющееся пространство.
Черное пламя.
Зеленые всполохи. И алые ленты, что возникали то тут, то там, чтобы, просуществовав долю мгновенья, растаять. И сердце обмирало от осознания, насколько сложен мир. И пожалуй, злило, что никто-то из зевак, заполнивших собой палубу, до конца не осознавал, сколь удивительно само явления перехода.
Скольжения по струне.
Преодоления расстояний воистину необъятных разумом в столь короткое время. Они смотрели. Пили. Ели. Говорили. Обменивались бессмысленными мнениями. Тупое стадо.
И Тойтек стал частью его.
– Не злись, – дверь каюты закрылась беззвучно, и столь же беззвучно развернулась охранная система. – Прогресс у тебя очевиден, а значит, перспективы неплохие.
Его вытащили из кресла, легко, будто уродливое нынешнее тело ничего-то не весило. Затем бесцеремонно раздели.
Разложили на столе.
И это было столь унизительно, что Тойтек сделал единственное, на что был способен – закрыл глаза. Следующие полчаса было неплохо, а вот потом…
– Терпи. Боль нормальна. Боль говорит, что ты восстанавливаешься, – он был спокоен и методичен, его мучитель, скатывая и раскатывая несчастное тело, выворачивая суставы, доводя кости до той точки, когда еще мгновенье и они треснут.
А потом, когда на спину упала простынь, показавшаяся вдруг невыразимо тяжелой, Тойтек вновь задышал. И дышалось легче.
– Со временем привыкнешь. Полегчает.
Кахрай обошел стол и наклонился к самому лицу. Вперился бледным взглядом.
– Ур… – первый звук, что вырвался из горла, удивил самого Тойтека.
– Видишь, уже помогает, – бледные губы растянулись в подобии улыбки. – Как тебе наша знакомая?
Это какая?
Ах… рыжая… несерьезная глуповатая особа, которая, как и многие женщины, мнит себя центром вселенной. Тойтек бы так и ответил. Если бы мог.
– Тоже показалась подозрительной, – Кахрай кивнул.
Она?
Подозрительна? Да, в какой-то момент, но это потому, что в нынешнем положении Тойтек склонен переоценивать опасность. А какая там опасность? Эти рыжие кудряшки. Веснушки. Широко распахнутые глаза, в которых читался искренний детский восторг.
– Согласен… писательница… ага…
Кахрай при всем весе своем умудрялся передвигаться бесшумно. Он будто скользил над полом, чтобы остановиться то тут, то там.
Передвинул стул чуть левее.
Расправил толстое покрывало на диване. Сдвинул вазочку с цветами от центра. Застыл над аппаратом.
– Кофе тебе нельзя. Чай тоже. А трав я заварю.
Травы его, состав которых Кахрай отказался выдавать, на вкус были редкостной гадостью.
– Откуда писательнице знать о базах? И ведь правду сказала, да… а про отказ кредитоваться? Это, между прочим, закрытая информация.
Ерунда какая-то. Получается.
– Думаешь, слишком несерьезна с виду? – Кахрай наполнил чашку мутным отваром, запах которого ощущался и на расстоянии. – Вот на то и расчет, поверь моему опыту.
Он повел головой и коснулся шеи.
– Мне одна такая вот… несерьезная… едва голову не оторвала, да. Молодым был. Дураком. Тоже не верил, что баб надо опасаться.
Тойтек прикрыл глаза, надеясь, что это в достаточной мере выражает его степень согласия со сказанным.
– Она, конечно, не Рахх… скорее всего наемница, благо, деньги у них имеются.
Откуда?
– Да вот… приторговывают всяким-разным потихоньку. В основном запретным. Дурной мирок. Его бы под колпак посадить да придавить хорошенько, чтоб не дергались. Но нет же ж, нельзя… принципы невмешательства во внутренние дела.
Тойтек хмыкнул, вновь соглашаясь.
И чай отхлебнул. Поморщился, но сделал еще один глоток. Тело постепенно наливалось характерной тяжестью, после которой наступит период долгих тянущих болей, а следом, глядишь, и мышцы он ощутит. Или даже дотянуться сумеет.
Мысленно.
– А игра сейчас идет еще та. Думаю, не поскупились бы, да…
Тойтек вздохнул и последним глотком осушил чашку.
– Вот и умница, – сказал Кахрай, поднимая его. – А теперь поспи. Я же… пойду познакомлюсь с нашей красавицей. Думаю вот на ужин пригласить.
Наемницу, которой нужна голова Тойтека?
Впрочем… в чем-то он прав. Врагов следует держать как можно ближе… а ужин… Тойтек с детства ненавидел ужины в компании, но потерпит. Тем более что левую руку как-то слишком уж подергивало, и это подергивание мешало полностью провалиться в сон.
Потом он все-таки провалился и видел Эрику, которая смеялась и говорила, что вакцину назовут ее именем, что, даже если Тойтек встанет на ноги, доказать у него ничего не выйдет. И даже если он попытается, то весь мир узнает правду – Тойтек не гений.
Он идиот.
И вор.
И вообще ничтожная личность…
В общем, не тот был сон.
Эрра любила есть.
Она по-хозяйски осмотрела номер Шарлотты, заглянула в стазис-камеру, вытащив оттуда поднос с мелкими сладостями.
– Надеюсь, ты не против? – поинтересовалась она, устраиваясь на низкой козетке. Эрра закинула ногу за ногу, потянулась. – А ты чем занимаешься?
– Книги пишу.
– И как?
– Пишутся.
– Это хорошо, – Эрра вытащила конфету в золотистой фольге и понюхала. – Привычка… вообще-то сейчас если чего и сыплют, так по мелочи… диарею там вызвать или аллергию. Оно, конечно, неприятно, но еще при дедушке Донечки всерьез травили. Скорпиона опять же могли подбросить, в наряды там или в корзинку с фруктами, да…
– Ужас какой…
– Да не то, чтобы… раньше как? Жили те, кто при дворцах, а мест там немного, вот и пытались каждый в меру своих сил устроиться получше. Это теперь и пособия, и пенсия, и социальная адресная помощь. Не диктатура, а балаган какой-то… казнить и то перестали. Без повода если.
– Вас это печалит? – уточнила Лотта, включая диктофон.
– Я что, на дуру похожа? Небось, дед Данечки живо меня бы на плаху отправил. Или еще куда. А Данечка, он в душе гуманист, хотя в жизни и не признается.
Эрра облизала пальцы и вытащила круглую конфету.
– Ты не смотри. Это я от волнения… понимаешь, все-таки такой шанс…
– На что?
– На новую жизнь, – она мечтательно прищурилась, и губы ее пухлые растянулись в улыбке. – Данька, конечно, обидится, но как он меня достал… и остальные… так что тебе?
– Подробности.
– Чего?
– Всего, – решилась Лотта. – И… я заплачу. Двадцать тысяч. Этого хватит на первое время. Ты ведь сбежать хочешь?
Эрра кивнула.
– Где?
– На Шеварре. Я смотрела расписание. Причалим ночью, будут менять направление луча. Да и рециркуляторы чистить станут.
А еще дозагрузят десять тон продуктов, свежую питьевую воду, соки и всякие хозяйственные мелочи. Что тоже странно, потому как все это можно было взять на исходной точке, а не делать изрядный крюк до Шеварры.
Нет, логистику тоже проверять придется. Лотта вздохнула.
– Что не так?
– Все не так, – сказала она и почесала за ухом пластиковым пером. – На техническую станцию пассажиров не выпустят. Это, во-первых. Во-вторых, на ней же пассажиров не возьмут. Во всяком случае, на приличный корабль, тем более без документов.
– Документы есть, – отмахнулась Эрра. – Данечка паспорта выправил. Ругался, правда. Он же диктатор, его в лицо знать обязаны, а ему паспорт… да, но я свой стащила. Это не сложно. Значит, не пойдет?
– Не пойдет.
– А где пойдет?
Лотта думала недолго, поскольку ответ был ей вполне очевиден.
– Таррас.
– Таррас? – Эрра наморщила лобик и поспешно слизала с пальцев шоколад, который начал таять. – Там же…
– Пляжи. Туристы. Ежегодный поток – более пяти миллиардов человек со всех концов Созвездия, – Лотта откинулась на спинку диванчика. – Соответственно отлично развитая транспортная сеть. Есть прямые рейсы ко всем более-менее крупным мирам, а там и пересесть можно. Это первое. Второе. Многие прибывают отдыхать и зачастую инкогнито. Кроме пляжей на Таррасе есть комплексы… менее приличного свойства. Игровые дома. Зона… свободных отношений.
Это удалось сказать и не покраснеть, ибо свобода отношений на Таррасе трактовалась весьма и весьма вольно.
– Отчасти поэтому система видеонаблюдения несколько… несовершенна.
Эрра слушала внимательно.
Нижняя челюсть ее мерно двигалась, тогда как сама девушка застыла, словно статуя.
– Тебе достаточно будет зайти в казино и покинуть его через другой выход. Вызвать такси… правда, сначала купишь анонимную кредитку, там это распространено. Доберешься до отеля второй или третьей линии. Или до порта сразу. Сядешь… конечно, данные регистрации скрыть не выйдет, но и получить их можно лишь по ордеру. А такие ордера выписывают крайне неохотно. Таррас свято блюдет право людей на анонимность.
– Спасибо, – задумчиво произнесла Эрра. А Лотта сочла нужным предупредить:
– Все может оказаться не так и просто. На Таррасе достаточно высокий уровень преступности. Группы не трогают, а вот одинокая девушка…
Одинокая девушка хищно улыбнулась и погладила острие клинка. Он вдруг появился, а потом исчез в складках белоснежного полупрозрачного платья.
– И куда ты дальше? – Лотта поинтересовалась из вежливости.
И еще потому, что сюжет выходил довольно удачным… юная нежная наложница, пытаясь избежать встречи с мужчиной, которому была продана – непременно уродливым и толстым, чтобы читательницы посочувствовали – решается на дерзкий побег.
И попадает к работорговцам, которые… дальше Лотта пока не придумала, но уже почти увидела, как страдает несчастное дитя пустыни в стальной клетке, как мечется, не зная, что за каждым движением ее следят камеры, а торги уже идут. И вот она в немом отчаянии прижимает руки к вздымающейся груди, прикрытой лишь куском полупрозрачного шелка, и именно тогда ее видит он… ее супруг, который будет вовсе не толст и не уродлив, но слегка покалечен в бою.
С пиратами.
Или работорговцами, чтоб уж потом он их мог победоносно разгромить. Оставалось придумать, как именно его покалечили.
Руку там отрезали.
Или ногу… и ему пришлось поставить биопротез. А может, сразу два? Пусть его вообще чуть не убили, а спасся он чудом… а еще его чуть не убила первая его жена, которая…
Лотта замотала головой.
Потом.
Она сядет и все толком запишет, иначе запутаться недолго.
– Ты это… нормальная? – осторожно поинтересовалась Эрра, слегка отодвигаясь, то ли подальше от Лотты, то ли поближе к конфетам, которых осталась едва ли треть.
– Нормальная. Просто задумалась.
– А… а то лицо такое… ну, такое… – она подняла шоколадный трюфель от «Монан», любимая фирма Лотты, которая, пожалуй, единственная не пыталась заменить какао-масло на его суррогат с ароматизатором, идентичным натуральному. Эрра конфету понюхала и поморщилась.
Многим эти трюфеля казались горьковатыми.
– Странно… – Эрра конфету лизнула. А потом поинтересовалась. – А ты тоже с ядом любишь?
– Какао-масло – не яд.
– Я знаю. У меня, между прочим, диплом Винейской высшей школы кондитеров. Какао-масло, к слову, здесь второго сорта. Конечно, по сравнению с другими и ничего, но вот лучше брать высший… а вот ванилла – вполне себе яд.
Она осторожно отставила конфетку на блюдце.
– Ванилла?
– По аромату напоминает ваниль, и по виду тоже, хотя и к другому семейству относится, – Эрра вытерла измазанные пальцы салфеткой. – Но яд из разряда нейролептиков. Довольно редкий… в гаремах им раньше часто травили. Удобно. Аромат приятный. Вкус относительно нейтральный, хотя именно с шоколадом сочетается плохо, дает очень характерную горечь. А вот если взять творог или сливки, то даже не заметишь. Действует не сразу, а в организме быстро распадается на простые составляющие.
Ванилла…
Лотта про нее читала, как раз, когда подбирала подходящий яд для героини из «Ложных надежд», чтобы та уснула, а сон походил на смерть.
Но вот читать – одно, а так…
– Может, ошибка? – робко заметила она.
Но Эрра мотнула головой и косички ее тоненько зазвенели.
– Меня к жизни в гареме Диктатора с малых лет готовили. Я на вкус распознаю сто семьдесят три яда, а еще вдвое – по запаху…
– Надо же… какая все-таки сложная жизнь в гареме.
Лотта предпочитала использовать стандартный анализатор, но, если обычную еду она продолжала тестировать, скорее в силу привычки, то вот конфеты…
– А ты можешь проверить, он… во всех?
– Нет, – Эрра похлопала себя по впалому животу. – В этих не было. А тут…
Она склонилась над подносом. И косички раздраженно перекинула за плечо. Она нюхала одну конфету за другой. И Лотта почему-то не удивилась, когда рядом с первым трюфелем появился второй, следом третий и четвертый.
– Остальное можно есть, – в доказательство своих слов Эрра подхватила неффийскую белую карамель и сунула за щеку. – А жизнь в гареме, она такая… раньше… была… у Донечки когда-то двенадцать братьев имелось, но выжили трое… один вот сбежал. И я хочу.
– Так плохо там?
– Да не плохо, – Эрра вновь склонилась над подносом. – Совсем неплохо. Фонтаны. Травка. Птички поют. Камни драгоценные сияют. Лежишь у воды и играешь себе на аффаре… целыми днями, мать его, лежишь и играешь… я ж от скуки кулинарией и занялась. Некко вон по сети в Высшую экономическую поступила. Рассчитывает теперь втихаря проекты, которые ей Советники таскают. И всем хорошо, ей работа и уважение, а они вроде как умные. Другие тоже кто чем… Никса блог ведет. Оппозиционный. Тоже очень уважаемый. Донечка на него подписан. Ахве переводы с малых языков освоила. Издает теперь через отца… культурное наследие, да… а я вот готовлю потихоньку. Только надоело. Меня на Джиннай приглашают, в приличное место су-шефом.
– А… просто сказать?
– Данечка обидится. И отцу отошлет, чтобы разрешения не давать. А тот сперва запрет в доме, а после кому-нибудь опять подарит. Он у меня думает, что если одета, обута и накормлена, то все и хорошо, я же дура, которая счастья своего не понимает. И мама тоже… у нее теперь пять сундуков с украшениями, что еще надо?
Она тяжко вздохнула и, выбрав очередную конфету, заметила:
– Самые приличные у «Тобсперри», хотя и стоят, конечно. Но они и вправду используют кешью, а не махдамский орех. Тот хоть и похож на вкус, но слегка горчит, тогда как кешью сладковаты. И сливочное масло не заменяют другим…
– Не пробовала.
– Попробуй. Понравится. Но они по предварительному заказу только работают, и партии ограниченные. Так что… – она слегка пожала плечами. – На Джиннае меня уже ждут. И устроиться помогут. Главное, добраться.
