Текст книги "Записки на полях соленых книг"

Автор книги: Карен Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Эмми уже собиралась закрыть книгу, но та выскользнула из рук, упала на корешок и раскрылась. Она осторожно подняла книгу, прижав палец к развороту, и поднесла ее к свету. Верхняя часть полей правой страницы была густо исписана; черные чернила со временем прибрели фиолетовый оттенок.

Широкий размашистый почерк несомненно принадлежал мужчине, и когда она поднесла книгу ближе, чтобы лучше рассмотреть написанное, то едва не вспыхнула от интимности слов.

«Один великий человек написал: «Разлука умаляет слабую любовь и укрепляет сильную, как ветер, который задувает свечу и раздувает костер».

Если бы я обладал таким же красноречием, как мсье де Рошфор… Я тоскую по тебе, я тоскую, тоскую по тебе. И я хочу тебя. Мне нужен твой поцелуй, и мне не хватает твоего прикосновения, как человеку, страдающему от жажды в пустыне. Так будет всегда».

У Эмми пересохло во рту, словно неизвестный влюбленный прошептал эти слова ей на ухо. Кем он был? Кому он писал? Она дважды перелистала страницы, но других записей на полях не обнаружила. Заинтригованная и окончательно проснувшаяся, она взяла следующую книгу из стопки и стала быстро перелистывать ее, а потом отложила в сторону. Лишь когда она приступила к пятой книге, потрепанному экземпляру «Грозового перевала», то обнаружила еще одно послание на полях. Почерк был мелким, а черные чернила выцвели настолько, что разобрать написанное удалось лишь с третьего раза. Она бы пропустила эту запись, если бы не упрямство, двигавшее ею: так ребенок ищет любимую игрушку. Она будто бы продвигалась вперед по спасательному канату, брошенному ей в темноте.

Почерк в этой книге был другим, более аккуратным и женственным. Любые подозрения о случайной заметке на полях развеялись без следа, когда Эмми прочитала тщательно выведенные слова.

«Я видела тебя вчера вечером на причале, и я знаю, что ты тоже видел меня, но мы не смотрели друг на друга, пока она была рядом. Я понимаю это и рада видеть, что ты не настолько самонадеян, чтобы открыто признавать меня в ее присутствии. Но потом я увидела, как ты прикоснулся к ней и положил руку на ее плечо. Мне пришлось отвернуться. А когда я всю ночь лежала без сна, то видела твою руку на ее плече, и какая-то часть меня умерла. Сколько это будет продолжаться? Чем закончится? Я похожа на птицу, которая залетела в комнату и бьется в оконное стекло, пытаясь вырваться и не боясь ради этого умереть. Я должна снова встретиться с тобой. Где?»

Эмми выпрямилась, тяжело дыша и удерживая страницу на месте указательным пальцем. Кто эти люди? Книги были старыми, и чернила выцвели, поэтому она была уверена, что кто бы ни обменивался этими посланиями, все уже давно закончилось.

Где-то в доме часы пробили четыре раза, и Эмми закрыла глаза. Ей нужно было хотя бы немного поспать, если она не хочет с утра превратиться в зомби. Она неохотно начала складывать книги обратно в коробку, положив закладки в тех местах, где обнаружила записки, и отделив уже перелистанные книги от тех, которые еще не подверглись тщательному осмотру. Это оставляло какую-то надежду, и она ощутила знакомое трепетное предвкушение.

Эмми потянулась к последней стопке книг и случайно откинула заднюю обложку той, что лежала сверху, старого издания «Прощай, оружие!» Хемингуэя с загнутыми уголками страниц. Когда Эмми нагнулась, чтобы закрыть книгу, по ее коже снова пробежали мурашки, и она поняла с абсолютной уверенностью: что-то должно случиться. В ее вселенной произойдет некий сдвиг, и она ничего не сможет с этим поделать. Она помедлила, остро чувствуя, что достигла такого темного места в своей жизни, о котором постаралась забыть.

Глядя на книгу в тускло освещенной комнате, она затаила дыхание. На внутренней стороне задней обложки находилось изображение чего-то похожего на длинную палку с отростками, воткнутую в землю наподобие дерева. На конце каждой ветки были насажены бутылки разного размера и формы, заштрихованные черными чернилами.

Эмми опустилась на край кровати, держа на коленях раскрытую книгу с рисунком бутылочного дерева. Она ощутила странное желание рассмеяться, но вместо этого вытянулась на кровати, сжимая книгу в руках. С тех пор как мать Эмми дала ей банку с песком, все происходящее приобрело оттенок неизбежности, как будто она поскользнулась на льду и уже не могла восстановить равновесие.

Пора уходить. Эмми не знала, прозвучал ли этот голос у нее в голове или был лишь воспоминанием о голосе Бена. Какое-то мгновение она прислушивалась к тишине, а потом, осмелев, произнесла эти слова вслух. Пора уходить. Она не знала, кто обменивался записками в книгах и кто нарисовал бутылочное дерево, но эти люди окончательно сняли пелену с ее глаз. Они дали ей пищу для размышлений, загадали загадки и обозначили вопросы, на которые, как ей казалось, ответы были даны уже давно. Фолли-Бич оставался для нее неизвестной величиной, но выглядел не хуже любого другого места, где она могла находиться после ухода Бена. Она поступила как человек, раскрутивший глобус и ткнувший пальцем наугад, но не могла избавиться от ощущения, что коробка с книгами направила ее руку к маленькому барьерному острову у побережья Южной Каролины.

Она снова закрыла глаза в надежде услышать шаги, но вместо этого услышала тихие вздохи летнего ветра за стеклом в бутылочном дереве ее матери.

Глава 3

Фолли-Бич, Южная Каролина

Январь 1942 года

Мэгги опустилась на колени перед книжной полкой в задней части магазина «Находки Фолли» и поставила на место атлас, который она брала домой вчера вечером. Она всегда старалась не оставлять отпечатки пальцев на обложке и не сгибать корешки, а поскольку атлас был одной из наиболее дорогих книг в магазине, она была особенно аккуратной. Как правило, она ограничивалась классическими романами, а атлас взяла под влиянием внезапного порыва; ей хотелось побольше узнать о Польше.

Мэгги окинула полку критическим взглядом, отметив, что некоторые книги стоят не на своих местах, и начала их переставлять. Она скрипнула зубами при мысли о том, что Кэт могла сделать это умышленно, чтобы ее не просили снова расставлять книги. А может быть, она действительно была не в состоянии расставить книги в алфавитном порядке по фамилиям авторов?

– Лулу, пожалуйста, открой маленькую коробку за прилавком – ту, которую принесли вчера! – крикнула Мэгги, сидя на корточках. – Там зубная паста и крем для бритья; их нужно выставить на полках.

Лулу сразу не ответила, и Мэгги представила, как она спряталась за стойкой и зарылась в очередную детективную книжку о Нэнси Дрю[11]11
  Нэнси Дрю, девочка-сыщик – издательский проект, созданный в 1930 году и продолжавшийся более 20 лет большим коллективом авторов под общим псевдонимом Кэролайн Кин. Новый всплеск интереса к персонажу начался в XXI веке в виде серии интерактивных игр и сохраняет популярность до сих пор.


[Закрыть] или же рисует чернилами на внутренней стороне задней обложки. В первый раз, когда Мэгги застала ее за этим занятием, она рассердилась, пока не заметила, как хорош рисунок. Тогда она сдержала свой гнев и предложила Лулу рисовать в блокнотах, но все равно то и дело находила чернильный рисунок, спрятанный под задней обложкой одной из своих драгоценных книг, словно это был автограф Лулу.

– А где их лучше положить? – наконец отозвалась Лулу.

– На передней полке справа, в третьем ряду сверху. Рядом с мылом, если оно еще осталось.

Мэгги услышала, как Лулу испустила преувеличенно громкий вздох, а потом послышался шорох коробки, которую волокли по деревянному полу. Она уже собиралась снова повысить голос и велеть Лулу, чтобы та подняла коробку и не царапала пол, когда ее остановил звук мужского голоса с легким акцентом:

– Могу я предложить свою помощь, юная мисс?

Мэгги ощутила, как заполыхали ее щеки, подняла руки и быстро пригладила волосы. Она покусала губы, чтобы они стали ярче, встала, поспешно развязала передник и сунула его на полку за спиной. Изобразив на лице спокойную улыбку и легкую заинтересованность, она прошла в переднюю часть магазина.

Питер носил синий костюм с аккуратно выглаженным носовым платком в нагрудном кармане. Он как раз поставил коробку на пол и улыбнулся, когда увидел Мэгги, отчего она вспыхнула.

– Маргарет, – произнес он, взял ее руку и поднес к губам в старомодном стиле.

– Питер, – отозвалась она. – Какой приятный сюрприз!

Питер проводил ее домой вчера вечером, поскольку Кэт снова растворилась в воздухе, но когда он поцеловал ей руку и пожелал спокойной ночи, за этим не последовало никаких обещаний, но она и не ожидала их. Большинство мужчин лишь временно находились на Фолли-Бич, и знакомство с Джимом научило ее не заглядывать в будущее.

Он внимательно посмотрел на Мэгги.

– Но вы же рассказали о вашем магазине. Я предположил, что вам хотелось бы, чтобы я заглянул сюда.

Мэгги оценила попытку спасти ее от замешательства и улыбнулась в ответ.

– Да, разумеется. И вы пришли как раз вовремя. Нам только что принесли последний выпуск «Курьера новостей».

Питер оглядел видавший виды дубовый прилавок, который находился здесь еще до того, как Мэгги приобрела магазин. Он оставил без комментариев корзинки со сладостями на полу, короткие полки с сигаретами и спичками, стойки для журналов «Дом и сад» и «Хорошая домохозяйка», шкаф с ледяным охлаждением для бутылок кока-колы.

– Похоже, у вас ни в чем нет недостатка.

– Хотелось бы так думать. Война идет всего лишь два месяца, но у меня есть предчувствие, что скоро все изменится. Мне уже трудно найти подходящий дамский трикотаж. Наверное, весь шелк реквизировали для нужд армии.

Питер немного помолчал, продолжая осматривать полки.

– У вас очень хороший магазин, – произнес он и направился в дальнюю часть, где стояли книжные полки.

Лулу и Мэгги последовали за ним.

– Ага, книги, – он почтительно снял один том с полки и изучил обложку.

Мэгги выглянула из-за его плеча и прочитала название: «Порги и Бесс».

– У автора, Дюбоза Хейуорда[12]12
  На самом деле роман Дюбоза Хейуорда называвался «Порги». Автор также написал либретто к знаменитой опере Дж. Гершвина «Порги и Бесс» (Прим. ред.).


[Закрыть], был коттедж здесь, на Фолли-Бич, – сказала Мэгги, надеясь произвести впечатление на Питера. – Он пригласил Джорджа Гершвина погостить у него, пока тот писал музыку для оперы, основанной на сюжете книги. Тогда я была маленькой девочкой, примерно в возрасте Лулу, но несколько раз видела его.

Мэгги сознавала, что от нервозности глотает слова, но когда Питер посмотрел на нее, снова приподняв бровь, она восприняла это как знак поощрения и продолжила:

– Когда он только приехал сюда, то выглядел очень официально в двубортном костюме и нью-йоркских туфлях. Правда, ему не понадобилось много времени, чтобы перенять местные обычаи. Уже через месяц он отрастил бороду и стал ходить босиком.

Улыбка Мэгги потускнела, когда она заметила, что Питер не разделяет ее интереса к знаменитому композитору. Он хмурился, медленно перелистывая страницы.

– Я знаком с этой книгой, хотя не могу сказать, что она принадлежит к числу моих любимых, – он повернулся к Мэгги. – Джордж Гершвин еврей, не так ли?

Мэгги широко раскрыла глаза.

– Понятия не имею. Мне нравится его музыка – возможно, потому, что я выросла на ней. Моя мать играла на фортепиано, и «Голубая рапсодия» была одним из ее любимых произведений. А почему вы спрашиваете?

Питер с резким хлопком закрыл книгу, поставил ее на прежнее место и выровнял ряд корешков.

– Это обычное замечание. В Европе все знают, кто такие евреи, но здесь, в Америке, они так ассимилировались в местной культуре, что это не имеет никакого значения.

Мэгги пожала плечами и повернулась к книжным полкам.

– Не скажу за остальных, но мы на Фолли-Бич гостеприимно относимся к приезжим. У нас есть свой маленький «плавильный котел» с людьми разных рас и религий, которые без особого напряжения ладят друг с другом.

Улыбка застыла в уголках его губ, пока он водил указательным пальцем вдоль корешков книг.

– Полагаю, это делает Америку такой привлекательной: ваша концепция «плавильного котла», где все равны между собой.

Мэгги пристально посмотрела на него.

– Но ведь именно поэтому вы оказались здесь; ваших родителей хорошо приняли в Айове и позволили им преуспеть в бизнесе. Здесь о человеке судят по тому, как хорошо он работает, а не по тому, кем был его отец или какую веру он исповедует. Я думала, вам есть, чем гордиться.

Лулу, которой явно наскучил этот разговор, вернулась в переднюю часть магазина, и оба посмотрели ей вслед.

– Разумеется, вы абсолютно правы, – мягко проговорил Питер. – Я просто сделал замечание об общественном устройстве. Похоже, война в Европе идет против одной человеческой расы, в то время как здесь это никого не беспокоит. Я горжусь страной, которая приняла мою семью, и очень рад, что мы с семьей находимся здесь, а не там, в Европе.

Тон Питера давал понять, что он покончил с этой частью беседы. Он снова повернулся к книгам. Мэгги смотрела, как он водит пальцем по полкам и молча читает названия. Он немного помедлил возле «Ромео и Джульетты», но в руки книгу не взял. Она все еще гадала о причине его визита и истолковала молчание молодого человека как намерение выбрать что-то подходящее для чтения. Тем не менее она оставалась рядом, убедив себя в том, что не знает, как отойти в сторону, чтобы не показаться неучтивой. Сама она внимательно рассматривала руки Питера и обратила внимание, что его пальцы были длинными и изящными, как и все остальные части тела. Интересно, играет ли он на фортепиано? На безымянном пальце правой руки он носил золотое кольцо с печаткой. Нагнувшись поближе и сделав вид, что она поправляет корешки книг, Мэгги рассмотрела на печатке букву «К». Внезапно Питер обернулся, и она испуганно отпрянула, как будто ее застали за чем-то недостойным.

Его улыбка удивила девушку.

– Это кольцо принадлежало моему деду по материнской линии. Он погиб в Первую мировую войну, я его даже не знал. Но я ношу это кольцо в его честь.

Мэгги подняла свою руку и показала тонкую золотую цепочку с подвеской в виде «песчаного доллара».

– Она принадлежала моей матери. Я ношу ее в память о ней.

Взгляд Питера смягчился.

– Вы были очень молоды, когда она умерла?

– Мне было пятнадцать лет. А моей младшей сестре всего лишь три года.

Он немного помолчал; его лицо оставалось бесстрастным.

– Смерть матери – тяжелая утрата, особенно в таком юном возрасте. Моя мама умерла два года назад, и я до сих пор каждый день тоскую по ней. У нас были одинаковые глаза. Каждый раз, когда я смотрюсь в зеркало, они напоминают мне о ней.

Мэгги испытала замешательство, когда к ее глазам подступили слезы, но голос Питера, наполненный печалью, напоминал ей о собственной утрате, которая не становилась легче.

– Да года – это недолгий срок. В моем случае прошло уже шесть лет, но кажется, будто все случилось только вчера, – она подняла руки и растопырила пальцы, как лучи морской звезды. – У нас были одинаковые руки, и я унаследовала мамину любовь к книгам. Поэтому я приобрела этот магазин. Мы всегда заходили сюда, когда приехали на Фолли-Бич. Мы с мамой проводили долгие часы на пляже, где читали по утрам. Это были самые счастливые дни в моей жизни.

Мэгги покраснела, когда осознала, что рассказывает о своем прошлом почти незнакомому человеку. Но взгляд Питера, теплый и понимающий, располагал к откровенности.

– Похоже, у нас есть много общего, – тихо сказал он и снова повернулся к книжным полкам. В следующий момент он взял другой том и раскрыл его. Когда Мэгги наклонилась ближе, то увидела название в верхней части титульного листа: «Великий Гэтсби» Ф. Скотта Фицджеральда.

– Ах, да, – сказал он. – Трагическая история Джея Гэтсби. Я так и не разобрался, следует ли мне восхищаться им или жалеть его. Тем не менее это одна из моих любимых книг.

Для Мэгги эта книга тоже была любимой, и она снова почувствовала, что краснеет.

– Если хотите, можете взять ее на время.

Он вопросительно изогнул бровь.

– Все эти книги принадлежали моей матери, которые я привезла из дома в Чарльстоне, когда продала его после смерти отца три года назад. У меня мало свободного места в коттедже, но я не хотела расставаться с ними. Книги связывают меня с мамой, напоминают о нашей совместной жизни. Поэтому я храню их здесь и разрешаю людям брать их на какое-то время. На Фолли-Бич есть библиотека, а я просто предлагаю дополнительный выбор. Вместо библиотечных карточек я пользуюсь кофейной банкой.

Мэгги указала на старую банку из-под кофе, стоявшую на нижней полке.

– Когда вы берете книгу, то кладете в банку десять центов, а когда возвращаете ее, то забираете деньги обратно.

– А что, если я захочу купить книгу для собственного удовольствия?

То, как он произнес слово «удовольствие», напомнило Мэгги о манере Кэт выделять голосом определенные слова, чтобы собеседник призадумался об их истинном смысле.

– Тогда вам не нужно платить сейчас, – ответила она. – Оплатите, когда вам доставят заказ на дом.

Кивнув, он раскрыл книгу и стал перелистывать страницы, а потом посмотрел на корешок.

– Эту книгу уже брали раньше?

Несмотря на чрезвычайную аккуратность Мэгги при чтении книг, эта выглядела потрепанной, некоторые страницы были замусолены и с загнутыми уголками – книга пользовалась популярностью у посетителей магазина.

– Да, и я сама читала ее как минимум пять раз. Но поскольку она принадлежит мне, это не в счет, верно?

Питер широко улыбнулся.

– Полагаю, что да.

Он сунул руку в карман, достал десятицентовую монетку и бросил ее в банку: та громко звякнула в тишине.

– Вы уверены, что не хотите взять другую книгу… ту, которую еще не читали? Или что-нибудь поновее?

Питер внимательно посмотрел на Мэгги.

– Не имеет значения, какую книгу я возьму. На самом деле мне нужен лишь предлог, чтобы вернуться сюда.

Мэгги снова вспыхнула, но Лулу, подошедшая сзади, избавила ее от необходимости искать ответ. Девочка с подозрением взглянула на Питера.

– Я закончила раскладывать зубную пасту и крем для бритья. Теперь можно почитать?

Мэгги положила руку на плечо девочки.

– Спасибо, Лулу. Можешь читать сколько угодно после того, как я представлю тебя моему новому другу, мистеру Новаку.

Лулу молча смотрела на него, прежде чем протянула руку и позволила Питеру пожать ее в точности так, как учила старшая сестра.

– Приятно познакомиться, сэр, – угрюмый тон совсем не соответствовал смыслу произнесенных слов. – Вы как-то странно говорите. А почему вы не в мундире?

– Лулу! – Мэгги сжала ее плечо в знак предупреждения, но Питер добродушно улыбнулся.

– Все в порядке. Детей нужно вознаграждать за любознательность, так они лучше учатся. Теперь вернемся к вашим вопросам, юная леди. Я родился в Польше, но эмигрировал в США, когда был мальчиком. И я не служу в армии, потому что болею астмой. Но я стараюсь делать все возможное для фронта, не надевая мундир.

– Джим носил форму морского офицера. Он погиб на Перл-Харборе, защищая нашу страну.

Питер вопросительно посмотрел на Мэгги.

– Джим был мужем Кэт. Мы… мы очень любили его.

Он приподнял бровь.

– Тяжело переносить уход тех, кого мы любим, не так ли? Должно быть, он был превосходным человеком, если завоевал уважение трех красивых и умных женщин.

Выражение лица Лулу немного смягчилось, и Мэгги еще раз сжала ее плечо.

– Да, он был таким.

Питер опустился на колени перед Лулу и пошарил в кармане пиджака.

– Благодаря моим поездкам и моему нынешнему положению я иногда могу приобретать вещи, которые трудновато найти в наши дни. Когда Маргарет сказала, что у нее есть младшая сестра, я понял, что мне нужно принести, если повезет встретиться с вами сегодня.

Он достал кружевную ленту для волос кремового цвета.

– Это ручная работа из Брюсселя, из Бельгии. Я купил несколько таких лент, когда последний раз был в Нью-Йорке и искал новые ткани. И я не могу представить юную леди, которая бы больше заслуживала такого подарка, чем вы.

Увидев, что Лулу замешкалась с ответом, Мэгги подтолкнула ее. Девочка медленно протянула руку и взяла ленту. Осторожно потрогав ее, она с серьезным видом посмотрела на Питера.

– Спасибо, сэр.

Мэгги хотелось, чтобы Лулу вплела ленту в свой конский хвостик в знак настоящей благодарности, но она воздержалась от этого. Лулу всегда трудно сближалась с людьми, если не считать Джима, и некоторым так и не удавалось преодолеть ее замкнутость. Чтобы завоевать доверие девочки, требовалось нечто большее, чем красивая лента для волос.

Питер встал и снова оказался лицом к лицу с Мэгги.

– Надеюсь, я не слишком тороплю события, Маргарет, но я собирался попросить вас поужинать со мной сегодня вечером, и может быть, немного потанцевать после этого.

– Я… – Мэгги начала было подбирать слова для ответа, но Лулу перебила ее:

– Она не может. Ей нужно присматривать за мной по вечерам, потому что мне только девять лет.

Мэгги укоризненно посмотрела на сестру.

– Я бы с радостью, но мне нужно договориться, чтобы кто-то мог остаться с Лулу. Когда вы хотели бы встретиться?

– Может быть, в семь вечера?

– Я закрываю магазин в пять часов, поэтому у меня будет достаточно времени.

– Замечательно. Поскольку вы живете здесь, то я прошу вас выбрать подходящее место.

Все уроки Кэт о правильном обращении с мужчинами и способности прятать свои истинные чувства за выражением лица были забыты в одно мгновение. Даже не пытаясь скрыть свое волнение, Мэгги спросила:

– Вам нравятся жареные креветки? Лучшее местное заведение называется «У Андре». На вид ничего особенного, просто старый каркасный дом, но еда очень вкусная. Это рядом с рекой, и там красивый вид на закате, хотя в это время года солнце заходит рано, вскоре после пяти часов.

Дверь открылась, и на пороге появилась Кэт. Ее щеки раскраснелись от холодного январского ветра, а сияющие глаза приобрели почти такой же оттенок, как ее шерстяное пальто. Но Мэгги видела собственные рыжеватые волосы и бледно-серые глаза, недостаточно яркие, чтобы называться голубыми, и ощутила знакомое разочарование, от которого сжималось сердце. Она отвернулась, чтобы выровнять пачки сигарет и не видеть выражение лица Питера, когда он заметил Кэт.

Кэт сразу же обратила внимание на Питера и лучезарно улыбнулась ему. Медленно закрыв дверь, она прислонилась к косяку в такой позе, которая выставляла ее грудь в наиболее выгодном свете.

– Добрый день. Кажется, нас еще не представили друг другу.

Мэгги хотелось выпалить, что они искали ее на причале вчера вечером, чтобы она могла познакомиться с Питером, но так и не смогли найти, и что сама она лежала без сна до трех утра, пока не услышала шаги Кэт на деревянной лестнице, когда та поднималась в свою спальню. Но тогда Мэгги пришлось бы сказать, что она волновалась за кузину, но это было бы ложью. Лежа той ночью без сна, она могла думать лишь о том, какой живой она чувствовала себя впервые за долгое время и какой теплой была рука Питера на ее талии, когда они танцевали. И, может быть, еще о том, что Лулу права насчет своего бутылочного дерева и что дурные вести наконец-то иссякли.

Не сводя глаз с Кэтрин, Мэгги представила их друг другу:

– Кэт, это Питер Новак, бизнесмен из Айовы. Питер, это моя кузина Кэтрин Брайер, хотя она предпочитает, чтобы ее называли Кэт.

– Очень приятно познакомиться с вами, миссис Брайер, – произнес Питер.

Мэгги заставила себя посмотреть на Питера и заметила, что он не двинулся с места и не протянул руку Кэт. Он просто улыбался, как если бы каждый день встречался с роскошными женщинами и каким-то образом приобрел иммунитет к их красоте. Он заложил руки за спину и слегка наклонил голову.

– Прошу прощения, дамы, но у меня есть срочные дела. Маргарет, надеюсь встретиться с вами в семь вечера.

Мэгги кивнула и посмотрела на Кэт, дождавшейся последнего момента, чтобы отойти от двери, мимолетно прикоснувшись к руке Питера. Он сделал вид, что не заметил этого, когда повернул ручку и открыл дверь. Обернувшись еще раз, он надел шляпу, подмигнул Лулу и снова попрощался, прежде чем тихо прикрыть дверь за собой.

Удовлетворение Мэгги быстро рассеялось, когда она увидела выражение лица Кэт – выражение хищной птицы, приметившей добычу. Все трое повернулись к окну и наблюдали, как Питер направляется к автомобилю, стоявшему на улице. Когда Мэгги отвернулась от окна, то увидела, как Лулу аккуратно вплетает в волосы кремовую кружевную ленту из Бельгии.

Как только Мэгги разрешила ей уйти, Лулу со всех ног побежала домой. Марта, которая помогала им по хозяйству, убиралась на кухне, когда Лулу влетела в заднюю дверь, оставляя следы на мокром полу, покрытом линолеумом.

Увидев, как Марта уперла руки в бока, Лулу круто развернулась и сбросила туфли на заднем крыльце, а потом прошмыгнула мимо нее, пробормотав «добрый вечер».

Лулу бегом поднялась по лестнице, едва не поскользнувшись в носках, помчалась в свою бывшую спальню и громко хлопнула дверью. Опомнившись, она распахнула дверь, крикнула вниз «Прошу прощения, Марта!» и осторожно прикрыла створку.

Она привалилась к двери, чтобы перевести дыхание, потом поспешила к окну и задернула занавески. Слева от входа стоял комод, к которому она направилась. Хотя она уступила Кэт свою комнату, ее одежда оставалась здесь, поскольку Кэт застолбила за собой шкаф в нижнем коридоре.

Из нижнего правого ящика, где лежало ее белье и ночные рубашки, Лулу извлекла шкатулку для украшений, принадлежавшую ее матери. Она была изготовлена из блестящего темного дерева с маленькими бронзовыми петлями, и родители привезли ее откуда-то из Италии, где они проводили свой медовый месяц. Лулу не помнила свою маму, но хорошо помнила, как заходила в ее комнату в доме на Брод-стрит в Чарльстоне и сидела на кровати, когда никто не знал об этом.

Пустая шкатулка для украшений стояла на туалетном столике. Когда Лулу набралась храбрости открыть ее, то увидела темное пятно на дне. Она сунула нос внутрь и заплакала, потому что там пахло ее мамой. Она забыла звук материнского голоса и прикосновение ее волос, но по-прежнему помнила ее запах. Когда Лулу подросла, она поняла, что ее мать пролила в шкатулку немного духов, но это не имело значения. Все равно, это была частица ее мамы, которая теперь принадлежала ей.

Осторожно достав шкатулку из тайного места, Лулу поставила ее на плетеный коврик между двумя одинаковыми кроватями и откинула крышку. Запах духов почти выветрился, осталось лишь слабое воспоминание, и все-таки к глазам Лулу снова подступили слезы. Она покачала шкатулку из стороны в сторону, чтобы осмотреть сокровища, собранные ею с тех пор, как она стала понимать, какие вещи имеют для нее наибольшее значение. Сначала она прикоснулась к полученной от отца центовой монетке, где был отчеканен год ее рождения – тысяча девятьсот тридцать третий – и к паре сережек с подвесками в виде крошечных круглых раковин, которые Лулу нашла в нижнем ящике шкафа. Ей нравилось думать, что они тоже принадлежали маме. Она посмотрела на черепаховую пряжку для волос, полученную от Кэт, которую она не стала носить, потому что это был подарок одного из старых ухажеров ее кузины. Значит, пряжка была подарена не от чистого сердца, но вещь была такой красивой, что Лулу сохранила ее и иногда примеривала, если оставалась одна в своей спальне. Кэт никогда не спрашивала ее о своем подарке, и Лулу знала, что она забыла об этом, как только с ним рассталась.

Поковырявшись в шкатулке, Лулу нашла главное сокровище: ключ от роликовых коньков. Она поднесла маленькую вещичку к глазам и улыбнулась. Она каталась на роликах в тот вечер, когда подвернула лодыжку, и Джим поспешил ей на помощь. Он отнес ее домой и облегчил ее страдания своей улыбкой и смехом. Единственный раз в жизни ей захотелось стать старше, потому что она прямо тогда решила, что хочет выйти замуж за Джима, и будет ждать, сколько понадобится ради того, чтобы он посмотрел на нее так же, как смотрел на Кэт.

Лулу медленно высвободила ленту из волос и обмотала ее вокруг тонкого запястья. Потом она взяла пряжку, закрепила ленту так, чтобы она не размоталась, и положила в шкатулку рядом с ключом от роликовых коньков.

Она положила ленту в шкатулку не потому, что ей так уж понравился Питер Новак. Она была не уверена, что он вообще нравится ей, хотя ей пришлось по душе, что ее сестра краснела, когда тот находился рядом, и как темнели ее глаза, когда он обращался к ней, и она становилась почти такой же красивой, как Кэт. Нет, Лулу спрятала ленту в шкатулку не потому, что это имело отношение к ее сестре, а потому, что лента всегда будет напоминать ей о том, как Кэт впервые оказалась в неловком положении. Лулу ожидала, что Питер предложит Кэтрин присоединиться к нему с Мэгги за ужином, а когда он не сделал этого, у нее появилась причина для приязни к новому знакомому, более основательная, чем его акцент и подарки.

Лулу как раз убрала шкатулку в тайное место, когда услышала, как Марта зовет ее:

– Мисс Лулу, спускайтесь немедленно!

Лулу подбежала к двери и распахнула ее с такой силой, что дверная ручка ударилась о стену. Девочка знала, что лучше не сердить Марту; Мэгги разрешила этой женщине наказывать Лулу, и судя по всему, это происходило достаточно часто.

Задняя дверь осталась открытой, и Лулу выбежала наружу, едва не врезавшись в широкую спину Марты, чья темная кожа зловеще поблескивала под зимним солнцем. Белье исчезло с веревок, превратив бутылочное дерево в разноцветный маячок на заднем дворе, отдаленно похожий на настоящий маяк на острове Моррис. Лулу опустила голову и с виноватым видом сложила руки за спиной.

– Да, мэм?

– Мне не нужно спрашивать, кто поставил эту штуку здесь, на заднем дворе. Мисс Мэгги слишком много работает, а миссис Кэт слишком ленива, чтобы тратить время на подобные глупости.

Лулу почувствовала палец Марты на своем подбородке, она хотела посмотреть в глаза девочке.

– Мы не балуемся с вещами, в которых ничего не понимаем, слышишь меня? Ты не знаешь, что впускаешь в свою душу, когда играешь с такими дурными талисманами. Это не по-христиански! Этому дереву здесь не место.

Нижняя губа Лулу задрожала.

– Вы плохо думаете об этом дереве. Оно же такое красивое и еще… – она выдержала достаточно долгую паузу, чтобы Марта забеспокоилась.

– Что еще, солнышко?

– И еще оно напоминает мне о Джиме. Он рассказывал о бутылочных деревьях в Луизиане, где он родился. Оно помогает мне думать, что он рядом, и это снова делает меня счастливой.

– Ох, деточка! – вымолвила Марта, и ее голос уже не казался рассерженным. Она обняла девочку и прижала к себе. – Джим был хорошим человеком, и я знаю, что ты скучаешь по нему. Но ты не должна использовать эти языческие символы, чтобы помнить о нем.

Лулу уперлась подбородком в объемистый живот Марты и посмотрела на темнокожее лицо женщины, которую знала с рождения.

– Это единственная вещь, которая у меня осталась от него, Марта. Пожалуйста, не забирай ее! Думаю, я не вынесу, если потеряю еще и это.

Взгляд Марты смягчился, и Лулу поняла, что она победила.

– И если вам будет легче, обещаю сделать крест из двух ветвей, как подобает для христианской памяти о Джиме.