Текст книги "Скандально известная"
Автор книги: Карен Робардс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
В конце концов она встала, вылила воду из стоявшего на комоде стеклянного кувшина и поставила его на ручку двери, отделявшей ее покои от покоев графа. В качестве последней предосторожности она положила в постель каминную кочергу, после чего сумела уснуть. И проснулась глубокой ночью от грохота, с которым кувшин полетел на пол. Габби резко выпрямилась, замигала, уставилась туда, откуда донесся звон, и с ужасом увидела на фоне двери в смежную гардеробную огромную мужскую фигуру, направлявшуюся к ее кровати. Габби ахнула, широко раскрыла глаза и начала рыться в смятых простынях, разыскивая кочергу.
13
Будь это состязание по бегу, она наверняка оказалась бы победительницей. Габби, сердце которой колотилось как бешеное, схватила кочергу, перебралась на другую сторону кровати и вскочила прежде, чем Барнет (она узнала великана) успел ее схватить. Затем подняла над головой тяжеленную кочергу обеими руками и повернулась лицом к вторгшемуся:
– Стойте на месте! Стойте, или я закричу!
Голос Габби срывался. Честно говоря, она не была уверена, что сможет закричать. Во рту так пересохло от страха, что она с трудом шевелила губами.
– Мисс! Мисс, это я, Барнет.
Если слуга лже-Уикхэма и слышал ее угрозу, это его не остановило. Огромный и грозный, он не бросился на нее очертя голову, а обошел кровать и заставил Габби, у которой волосы встали дыбом от страха, попятиться в угол.
– Убирайтесь отсюда, или я ударю вас…
Но было слишком поздно. Барнет оказался рядом, и Габби при всем желании не могла размозжить ему голову, потому что гигант рассеянно поймал железный брус и зажал его в огромном кулаке.
Молодая женщина ахнула.
– Мисс, капитану плохо. Вы должны помочь мне.
Она прижималась спиной к холодной стене и со страхом смотрела на нависшего над ней великана, который без труда завладел ее единственным оружием. Цепляясь за ручку кочерги, отчаявшаяся Габби обвела комнату глазами. Неужели под рукой не окажется ничего подходящего?
– Мисс, пожалуйста. Он не в себе, а я не хочу звать кого-нибудь другого, потому что капитан может наболтать лишнего.
Барнет не находил себе места от беспокойства, переминался с ноги на ногу и то и дело косился на дверь соседней спальни. Поняв причину стремительного вторжения Барнета, Габби тут же успокоилась. Он не угрожал ей, а взывал о помощи.
– Мисс, пойдемте со мной. Пожалуйста. Я не могу оставить его ни на минуту.
– Так вам нужна моя помощь? – на всякий случай решила уточнить Габби.
Спальня освещалась лишь углями, догоравшими в камине. Она видела очертания огромной фигуры. Барнет стоял так близко, что у Габби, задравшей голову, затекла шея. Его рука продолжала безотчетно сжимать кочергу. Поняв, что вырвать ее не удастся, Габби отпустила ручку.
Ответом ей стали слабый стон и несколько приглушенных звуков, донесшихся из покоев графа.
– Да. Он сводит себя в могилу, – с отчаянием в голосе сказал Барнет.
Затем он бросил кочергу на кровать и попятился к двери. Габби заметила, что он без ботинок, и машинально отметила, что лакей может порезать ноги об осколки стекла. Но перед тем как исчезнуть в гардеробной, Барнет оглянулся и повторил:
– Пойдемте, мисс!
На всякий случай подобрав кочергу, Габби сняла со спинки кровати халат, последовала за Барнетом и осторожно переступила через разлетевшиеся по полу осколки. В двери со стороны Уикхэма торчал ключ. Только тут Габби поняла, насколько легко было к ней войти.
Она правильно сделала, что устроила эту простую ловушку.
Увиденное Габби зрелище заставило ее застыть на пороге и широко раскрыть глаза. Спальня была освещена стоявшими на тумбочке свечами и ярким пламенем камина. В комнате было тепло – куда теплее, чем в ее собственной; в воздухе витал острый запах лекарств. Уикхэм, ничем не напоминавший чудовище, дерзко оскорбившее ее утром, навзничь лежал в кровати. Его руки и ноги были привязаны к столбикам кровати обрывками одежды. На нем не было ничего, кроме льняной ночной рубашки, задравшейся выше коленей.
Несмотря на все старания, Габби не могла не заметить, что ноги у него длинные, мускулистые и покрыты темными волосами.
«У вас очень зовущие губы». Эти слова сами собой прозвучали у нее в ушах. Отвратительный человек. Как он смел сказать ей такое? Она должна была ненавидеть его. И ненавидела. Ненавидела! Вот только его слова почему-то не выходили у нее из головы.
– Маркус! Проклятие, Маркус! О боже, слишком поздно… – Уикхэм бредил и метался, стараясь разорвать путы, которые привязывали его к кровати.
– Кто он? – Этот вопрос вырвался у Габби сам собой, пока она с ужасом смотрела на метавшееся тело. Было ясно, что он знал ее брата. Знал брата и знал о его смерти. Она метнула взгляд на Барнета и гневно спросила: – Кто вы такие?
– Капитан, все кончено. Не мучайте себя больше.
Не обращая внимания на ее, слова, Барнет склонился над кроватью и прижал плечи хозяина обеими руками, тщетно пытаясь успокоить его.
– Вы привязали его. – Габби поняла, что в данный момент ответа не получит, и смирилась с этим. На самом деле она вовсе не надеялась, что Барнет просветит ее.
– А что мне было делать? Он не понимает, где находится. И пытается встать, – ответил Барнет. Великан выглядел неважно – небритое, землистое от переутомления лицо украшал синяк под глазом. – Когда этот чертов – прошу прощения, мисс, – врач был здесь в последний раз, он видел, что у капитана горячка, однако только пустил ему кровь и оставил какое-то лекарство. Но от этой дряни никакого толку, а… – Барнет продолжал что-то говорить, но его слова перекрыл крик Уикхэма:
– Ах, Маркус! Я должен был… Нет, нет.. Я приехал сразу, как только смог… – Теперь Уикхэм вырывался изо всех сил. Он бился в путах, дугой выгнув туловище.
– Не надо, капитан! – Барнет всей тяжестью налег на метавшегося хозяина и прижал к матрасу, продолжая разговаривать с ним, как с норовистой лошадью или непослушным ребенком. – Все в порядке. Тихо, тихо…
Затем он с мольбой посмотрел на Габби. Та положила кочергу, надела халат, завязала пояс и подошла к кровати. С первого взгляда ей стало ясно, что Уикхэм плох. Он был скорее серым, чем бледным; на щеках и подбородке пробивалась густая щетина; черные волосы слиплись от пота; полумесяцы пушистых ресниц дрожали; губы двигались, не произнося ни звука.
Неужели она кормила его бульоном только сегодня утром?
– Ему стало намного хуже, – негромко сказала она.
– Да. Боюсь, что это ваших рук дело, мисс, – проворчал Барнет, продолжая бороться с Уикхэмом.
Габби ощутила укол совести. Так ли уж нужно было стрелять в этого человека? Но потом она вспомнила его угрозы, прикосновение пальцев к шее и велела себе опомниться. Да, было нужно.
– Конечно, мне очень жаль, что ваш хозяин в таком состоянии, но вы прекрасно знаете, что он сам виноват.
Голос Габби стал решительнее. Бичевать себя не имело смысла. Тем более что кто-то должен был сохранять голову на плечах.
Барнет бросил на нее укоризненный взгляд.
– Он весь горит, мисс. Эти коновалы сказали, что следует ожидать повышения температуры, но, мне кажется, тут что-то другое.
Габби кивнула.
– Тс-с… Все хорошо, – сказала она человеку, лежавшему на кровати.
Потом Габби убрала с лица Уикхэма пряди длинных черных волос и положила ладонь на его лоб, горячий как печь. Казалось, прикосновение прохладной женской руки проникло сквозь туман, окутавший сознание раненого, потому что он перестал метаться, замигал и открыл глаза. На мгновение Габби погрузилась в глубину его синих глаз.
– Консуэла, – прошептал Уикхэм так тихо, что она затаила дыхание, чтобы его расслышать. – Я пришел бы к тебе, но сейчас не могу. Я слегка… нездоров.
Габби отдернула руку так, словно он ее укусил. Веки Уикхэма снова опустились. Он тяжело вздохнул, уронил голову набок и, казалось, уснул.
– Он сам не знает, что говорит, мисс, – извиняющимся тоном произнес Барнет, у которого покраснели кончики ушей. Потом он осторожно отпустил Уикхэма и сел на край кровати. – Одно слово – бредит.
– Нужно сбить жар. – Габби решила не обращать внимания ни на слова хозяина, ни на извинения слуги. – Наверно, следует послать за врачом.
Барнет покачал головой.
– Нельзя, мисс. То, что он говорит, не предназначено для чужих ушей. Он может выболтать не только собственные тайны – в чем тоже не было бы ничего хорошего, – но и… другие вещи, которые не должны выйти наружу.
Он поднялся и встал рядом с кроватью. Габби скрестила руки на груди и посмотрела ему в глаза.
– Какие другие вещи. Кто он, Барнет? Я имею право знать.
Казалось, Барнет заколебался.
– Вы называете его капитаном, – стояла на своем Габби. – Значит, он человек военный. Кроме того, ясно, что он знал моего брата. А теперь вы говорите про какие-то тайны. Мне было бы гораздо легче, если бы я знала правду. Иначе я могу представить себе самое худшее. Например, что вы сбежали из тюрьмы или сумасшедшего дома.
На усталом лице Барнета, словно высеченном из гранита, появилась слабая улыбка.
– Мисс, даю вам слово, все не так плохо. Но это дело капитана, а не мое. Если он захочет, то расскажет вам остальное.
– О боже, как жарко… Проклятое солнце. Как жарко… – Уикхэм снова начал метаться и бредить. – Воды. Пожалуйста, воды…
– Сейчас будет вода, – пообещала Габби. Несмотря на благие намерения, она вновь положила руку на пылающую щеку раненого, пытаясь вывести его из забытья, а потом посмотрела на Барнета. – Без врача нам не обойтись.
Барнет встретил ее взгляд, хотел что-то сказать, но только молча кивнул. Габби помогла слуге влить в рот Уикхэма несколько ложек воды, а потом ушла в себе в спальню. Там она дернула за шнур колокольчика и велела сонной Мэри послать лакея за Ормсби.
Спустя несколько минут она отправила второго лакея за ночевавшим на конюшне Джимом: вполне могло случиться так, что сил Барнета вновь не хватило бы. Затем Габби оделась, хотя едва начинало светать. Вспомнив про оставшиеся траурные платья, привезенные с собой из Йоркшира, она велела зевавшей Мэри принести их. Будет в чем ухаживать за раненым…
Джим появился еще до прихода Ормсби, и Барнет впустил грума в покои графа. Слуги обменялись враждебными взглядами и застыли на месте, как два злобных пса. Однако после резкого приказа Габби подошли к кровати и встали с противоположных сторон.
Габби коротко объяснила Джиму случившееся, но тот продолжал мрачно коситься на угрюмого Барнета. Едва он успел задать Габби несколько тихих тревожных вопросов, как прибыл Ормсби.
– Рана загноилась, – после короткого осмотра заявил врач. – Не стану скрывать, мадам, что положение вашего брата серьезное. И все же я не теряю надежды, – быстро добавил он, увидев выражение лица Габби и услышав сдавленный стон Барнета. – Если будут соблюдаться мои письменные предписания, он поправится. Каждые два часа рану следует обрабатывать с помощью теплых припарок из порошка, который я оставлю. Лекарство давать строго в определенное время, без пропусков. Он должен как можно больше пить, находиться в тепле и покое.
– Я прослежу за этим, – ответила Габби, потому что врач обращался именно к ней.
Ормсби пустил Уикхэму кровь, чтобы, как он выразился, «освободить скверные жидкости, вызывающие жар». Затем под присмотром врача Уикхэму влили в рот первую порцию лекарства, после чего Ормсби обработал рану и сменил повязку. При этом тело раненого обнажилось, и смущенная Габби ушла в угол комнаты, где начала готовить вино, смешанное с водой.
– …сколько крови. О боже, Маркус! Маркус…
Видимо, очистка раны была болезненной, потому что Уикхэм наполовину очнулся, мучительно вскрикнул и стал вырываться из пут. Джим и Барнет помогали врачу. Уикхэм метался и кричал, и Барнета начали одолевать дурные предчувствия. Тревога Габби становилась сильнее с каждой минутой. Больной мог наговорить лишнего.
– Проклятие, эта маленькая ведьма выстрелила в меня! – наконец пробормотал Уикхэм, и молодая женщина виновато вспыхнула. А когда он еще раз упомянул про Маркуса и кровь, Габби утешила себя тем, что врач, незнакомый с их семьей, не поймет значения сказанного.
Однако она ошиблась.
– Прошу прощения, леди Габриэлла, – сказал Ормсби, собирая свои инструменты и готовясь уйти. – Э-э… мне казалось, что его светлость зовут Маркусом.
В жилах Габби похолодела кровь, но она сумела сохранить спокойствие.
– Вы правы, – сказала она, борясь с желанием спросить, какое ему до этого дело.
– Но он, не переставая, бредит о Маркусе, которого не то ранили, не то убили… – Увидев взгляд Габби, он нахмурился и осекся. – Впрочем, это не имеет значения. Мне просто пришло в голову… Не обращайте внимания.
– Лучшего друга моего брата тоже звали Маркусом. К сожалению, несколько месяцев назад этот человек погиб в результате несчастного случая. Мой брат был свидетелем этого.
Было необходимо подавить подозрения врача в зародыше.
– О, тогда все ясно, – с облегчением сказал врач. Габби заставила себя улыбнуться и проводила Ормсби до дверей спальни.
– Мы чуть не попались, – сказал Барнет, когда Ормсби ушел.
По иронии судьбы, теперь, когда в комнате остался лишь узкий круг посвященных, Уикхэм, измученный болезненной процедурой, умолк и, казалось, уснул. Укоризненно глядя на Габби, Барнет продолжил:
– Разве я не предупреждал вас, что капитан может выдать нас? Не знаю, как вы, а с меня за это время сошло семь потов.
– Олух, при чем тут «нас»? – возмущенно сказал Джим, стоявший по другую сторону кровати. – Речь идет только о вас, двух преступниках. Моя бедная хозяйка помогает вам лишь по своей доброте.
– Замолчи, коротышка, а то… – Барнет сжал кулаки.
– Прекратите! – Габби смерила забияк грозным взглядом. – Больше никаких ссор! Нравится вам это или нет, но теперь мы должны быть заодно, если не хотим крупных неприятностей. Барнет, когда вы спали в последний раз?
Чуть смягчившийся Барнет задумчиво нахмурил брови:
– Я немного подремал на стуле. Как раз перед тем, как разбудил вас, мисс.
– Тогда вы окажете мне большую услугу, если ляжете. И вернетесь через восемь часов.
– Мисс, но… – Барнет быстро покосился на мирно спавшего Уикхэма.
– До вашего возвращения с ним буду либо я, либо Джим. По-моему, ясно, что ухаживать за больным можем только мы трое. Вы правы, в бреду он может наговорить лишнего. Поэтому не следует доверять его заботам человека, который не… не знает ситуации.
Джим напрягся и посмотрел на хозяйку, как на сумасшедшую.
Барнет мрачно посмотрел на Джима и ответил:
– Мисс, если вы не станете возражать, то я не уйду. Хотя благодарен вам за заботу о моем здоровье.
– Стану возражать! – бросила Габби. – Будьте добры делать то, что вам велят. Должна сказать, ваше здоровье меня мало волнует. Мне нужно, чтобы ваш хозяин выжил.
Барнет встревожился.
– Мисс, но…
– Вы не сможете ухаживать за ним, если будете падать с ног от усталости. Идите. Вы смело можете оставить его на наше с Джимом попечение.
– Да, мисс, – ответил смирившийся Барнет.
– Ступайте.
Барнет попятился к двери, не сводя глаз с хозяина. Потом он круто повернулся и угрожающе посмотрел на Джима:
– Если в мое отсутствие с ним что-нибудь случится…
– Ступайте! – прервала его Габби. Понимая, что возражать бесполезно, Барнет повиновался и вышел из спальни.
– Так ему и надо! – торжествующе выпалил Джим, когда они остались одни.
– Джим, если ты не хочешь, чтобы у меня началась истерика, перестань враждовать с Барнетом. Разве ты не понимаешь, что мы зависим от него и этого человека, – спросила Габби, кивнув в сторону неподвижного Уикхэма, – так же, как они зависят от нас?
14
Прошло два дня, но состояние раненого не улучшалось. Кожа вокруг раны воспалилась и припухла, жар не спадал, повязки пропитывались гноем и кровью. Уикхэм был без сознания и продолжал бредить.
«Возможно, оно и к лучшему», – подумала Габби, в который раз за последние три часа прижимая к его боку дымящуюся припарку. По крайней мере, он не сознает того, что с ним делают. Ее скромность страдала. Если бы Уикхэм был в сознании и мог следить за ней, она просто не смогла бы за ним ухаживать, вот и все.
Она еще не овладела искусством обрабатывать рану и в то же время прикрывать тело больного так, чтобы это было прилично. Хотя переодевал своего капитана в чистое белье Барнет, временами ночная рубашка задиралась до талии. Габби снова и снова прикрывала интимные части его тела, но раненый беспокойно метался и сбрасывал одеяло. При этом его плоть бесстыдно обнажалась, но Габби старательно отводила взгляд, подавляя свое природное любопытство.
Она все время повторяла себе, что именно из-за нее этот мужчина испытывает такие страдания.
Прикладывая больному припарку, она старалась смотреть только на рану. Но и этого было вполне достаточно, чтобы тревожить ее мысли… и чувства. К вящей досаде Габби, она обнаружила, что вид мускулистого торса Уикхэма оказывает на нее странное действие. Достаточно было одного вида собственных рук, прикасавшихся к красивому смуглому мужскому телу, как у нее учащались пульс и дыхание.
В таких случаях она быстро отводила взгляд и пыталась придать своим мыслям более достойное направление. Однако беда заключалась в том, что этот мошенник казался ей привлекательным мужчиной. Хотя Габби пыталась бороться с собой, но в глубине души знала, что это правда.
Увы, уход требовал постоянных прикосновений к больному. Как ни старалась Габби победить свое подсознание, однако эти прикосновения доставляли ей наслаждение. Стыдясь самой себя, она сделала открытие: его живот был твердым и упругим, смуглая кожа на ощупь была теплой и гладкой. От пупка тянулась вниз, куда она не дерзала смотреть, полоска темных волос, расширявшаяся внизу. Случайно ей довелось узнать, что эти волосы куда мягче, чем те, что покрывали грудь.
Внезапно воображение последовало за руками и взглядом, и Габби ощутила непреодолимое желание погрузить пальцы в эти заросли.
«Как тебе не стыдно!» – выругала себя молодая женщина, отдернув руки от безвольного тела своего подопечного и от греха подальше сложив их на коленях. Во всем были виноваты волнение и усталость, иначе она не позволила бы, чтобы в ее подсознании возникали столь недостойные образы.
«У вас такие зовущие губы»…
Уикхэм что-то пробормотал и повернул к ней голову. Затем его веки затрепетали, и на одно короткое мгновение Габби подумала, что она произнесла эти слова вслух, а он очнулся как раз вовремя, чтобы услышать это. Но когда его ресницы вновь опустились, она с облегчением поняла, что ошиблась. В ней говорило чувство вины. Уикхэм по-прежнему был без сознания.
– Ты законченный мерзавец, – упрямо пробормотала Габби. – И я не чувствую никакой вины за то, что выстрелила в тебя.
Однако она сама знала, что это неправда. А если этот человек умрет, она будет чувствовать себя убийцей. Стоит начаться заражению крови или продолжиться лихорадке, и никакой, даже самый сильный, организм не выдержит…
Нет, об этом лучше не думать.
Внизу пробили часы. Час ночи. Все родные и слуги спали. Держать их на дистанции от спальни Уикхэма было очень трудно. Легче всего было справиться с сестрами. Габби просто сказала, что зрелище больного Уикхэма не годится для их девичьих глаз. Объяснить слугам, почему их не допускают в спальню, оказалось сложнее. В конце концов Габби была вынуждена заявить, что не доверит им ухаживать за хозяином. Такое серьезное дело по плечу лишь ей самой, Джиму и Барнету.
Ответом ей стало множество обиженных взглядов.
Накануне Габби, боявшаяся за нарушение кровообращения Уикхэма, велела Барнету отвязать больного от кровати. Реакция организма последовала незамедлительно: раненый спокойно уснул. Габби решила, что это произошло благодаря избавлению от пут.
– Жарко… – отчетливо сказал он и снова сбросил одеяло.
Мгновение Габби смотрела на него, затаив дыхание. Неужели он пришел в себя? После того как она сменила Барнета, у их подопечного несколько раз проявлялись проблески сознания.
Однако раненый снова затих и, кажется, уснул. Через несколько секунд в спальне слышались только его тихое посапывание и потрескивание углей.
Обведя взглядом комнату, в которой ярко горел камин, Габби поняла, что в спальне действительно очень тепло. Ей и самой было жарко. Траурное платье с высоким воротником и длинными рукавами внезапно показалось ей тесным. Габби вытерла вспотевшую шею и заправила непокорный локон в скромный пучок на затылке. Потом промокнула пот со лба и начала обмахиваться лежавшим на коленях полотенцем. В душной комнате смешалось множество разных эапахой, в том числе запах горчицы, входившей в состав припарок, и менее острый, но не менее сильный запах разгоряченного мужского тела.
На тумбочке стоял подсвечник с тремя свечами, распространявшими аромат воска. Габби заметила, что свечи начинают догорать. Она слегка приподнялась и по очереди задула свечи. Дополнительного освещения не требовалось; достаточно было пламени камина. Свечи давали совсем немного света, можно было прекрасно обойтись без них. Габби так часто обрабатывала рану, что сумела бы это сделать даже в полной темноте.
– …бриэлла, – внезапно сказал раненый, и Габби быстро повернулась к нему.
Он действительно произнес ее имя или просто бормочет во сне?
– Вы очнулись? – резко спросила она.
Ответа не последовало.
Впрочем, Габби его и не ждала. Глаза больного были закрыты, он дышал глубоко и спокойно. «Наверно, ему стало легче», – подумала Габби, осторожно сменяя очередную повязку. Лицо Уикхэма пылало не так, как прежде, и ворочался он меньше.
«Еще час, и меня сменит Джим», – со вздохом подумала она. Хотя Джим был недоволен решимостью хозяйки помогать, как он выразился, «отъявленному злодею», но выполнял свои обязанности с мрачным усердием. Конечно, он будет ворчать, браниться и осыпать ее новыми предостережениями, с этим ничего не поделаешь. И все же Габби радовалась его предстоящему приходу.
Во-первых, она устала до изнеможения. Во-вторых, чувствовала раздражение, о причине которого не хотела думать. Полуобнаженный, беспомощный мужчина, к которому она прикасалась, был незнакомцем, преступником; более того, он оскорблял ее, угрожал ей и решился на насилие. Но Уикхэм был ослепительно красив и невероятно мужествен. Если вдуматься, то в его физической притягательности не было ничего странного, и все же Габби была недовольна собой. Во всяком случае, сильно смущена.
Его голова металась по подушке, растрепанные волосы казались особенно черными на фоне белой наволочки. Он начал что-то бормотать, но так тихо, что Габби не могла разобрать ни слова.
Она инстинктивно посмотрела на рот Уикхэма, пытаясь понять слова по движению губ. Запекшие от жара губы были красивыми – твердыми, решительными, разве что чуть тонковатыми. За последние два дня она достаточно насмотрелась на эти губы, силой вливая в них бульон, лекарство или питье. «У вас такие зовущие губы».
«У тебя тоже», – подумала она. Что будет, если она прижмется губами к этим красивым губам?
Когда эта мысль сформировалась в ее мозгу с той же неотвратимостью, с какой облака собираются в грозовую тучу, Уикхэм пошевелился и открыл глаза. Застигнутая врасплох, Габби вздрогнула, как будто у нее над ухом выстрелили из пушки.
Какое-то мгновение она всматривалась в его синие глаза, но взгляд раненого был бессмысленным. Через секунду его веки опустились вновь.
Она облегченно вздохнула. Чтобы избавиться от непрошеных мыслей, Габби решила заняться делом. Она осторожно дотронулась до припарки, убедилась, что та совсем остыла, и сняла повязку с раны. Молодая женщина швырнула тряпку в лохань, поставленную специально для этой цели. Сейчас она сядет у камина, подождет прихода Джима и почитает принесенную книгу.
Может быть, книга отвлечет ее и помешает ей беззастенчиво пялиться на Уикхэма.
Стараясь как можно скорее исполнить свои обязанности, Габби присыпала рану оставленным Ормсби порошком из лечебных трав и начала накладывать повязку, пропуская бинт под спину. Просовывать руки под его тело было трудно, но если она этого не делала, Уикхэм неизменно срывал повязку.
Очевидно, отзываясь на прикосновение, он снова зашевелился – на сей раз сильнее, чем раньше, – и, конечно, сбросил покрывало. При этом он явственно произнес:
– Пожалуйста…
Но Габби, понятия не имевшая, о чем он просит, продолжала накладывать повязку, стараясь как можно скорее закончить свое дело.
– Пожалуйста… – повторил он хрипло, но разборчиво.
Габби ничего не смогла с собой поделать. Она подняла взгляд. Его веки трепетали, но глаза были закрыты. Уголки красивых губ слегка приподнялись, словно раненый силился улыбнуться.
«Наверно, он хочет пить», – подумала Габби.
На тумбочке стоял полупустой стакан; каждый час больному следовало давать несколько чайных ложек воды. Закончив перевязку, она собиралась напоить его снова, а потом посидеть у камина и почитать.
– Как ты мне надоел, – пробормотала она себе под нос и бросила на Уикхэма суровый взгляд, которого тот, конечно, не видел.
Ее руки продолжали тем временем свое дело. Наконец Габби сделала последний оборот и завязала концы куска ткани бантиком.
Очевидно, он все же что-то сознавал, потому что ощупью нашел руку Габби и сжал ее. Рука Уикхэма была горячей, большой и сильной. Габби вновь посмотрела ему в лицо. Неужели он хочет что-то сообщить? Вполне возможно. Сказать наверняка было трудно. Во всяком случае, его глаза были по-прежнему закрыты.
Тем не менее встревоженная Габби позволила ему сжать свою руку, поднять ее… и опустить на самую интимную часть тела.
Габби ахнула, отдернула руку и отскочила от кровати проворнее, чем кот от откупоренной бутылки имбирного пива. Только что испытанное ощущение шокировало и напугало ее – этот орган шевелился и увеличивался в размерах!
Против воли Габби с боязливым любопытством уставилась на этот придаток между ног раненого. Теперь он был огромным и стоял перпендикулярно туловищу. О боже, она касалась его!
Габби отступила еще на шаг и поспешно вытерла руку о подол.
Его глаза оставались закрытыми, выражение лица было безмятежным. Рука, которую она оттолкнула, не считаясь с беспомощным состоянием больного, бессильно свесилась с кровати.
Габби напомнила себе, что он сделал это бессознательно. Он был в горячечном бреду.
Слава тебе, господи! Ее дыхание успокоилось, пульс выровнялся. Габби собрала остатки смелости, отвела глаза и потянулась к одеялу, чтобы укрыть своего подопечного…
Он молниеносно схватил Габби за запястье и дернул к себе. Она не удержалась на ногах и ахнула, упав на больное бедро. Не успела Габби опомниться, как оказалась лежащей навзничь под тяжелым мужским телом, придавившим ее к матрасу.
