Текст книги "Звёздная жизнь"

Автор книги: Карен Брукс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

3

Обед прошел напряженно, но, к счастью, без эксцессов. Об этом позаботился Тролль. Словно чувствуя состояние гостьи, он пустился в красочный монолог о грязных политических дрязгах в какой-то стране. Об этой стране Линда никогда не слышала. Скорее всего, чуткий гигант только что ее придумал.

Когда он удалился с посудой, запретив девушке двигаться с места, она на секунду запаниковала. Но Энтони плавно перешел к погоде. С благодарностью собеседница подхватила разговор, но к кофе они разработали эту тему настолько, что чуть ли не обсуждали каждую снежинку в отдельности. Как только позволили приличия, Линда извинилась и, сославшись на усталость, поднялась к себе.

Комната, большая и теплая, встретила ее приветливо. Лиловое белье гармонировало со шторами в цветочек и золотисто-желтым деревом стенных панелей и встроенных книжных шкафов. В маленьком камине уже вовсю плясал огонь. На постель чья-то заботливая рука положила для нее майку. Огромный размер нисколько не смутил девушку. Не задумываясь, кому она могла принадлежать, Линда с благодарностью надела ее, скинув неудобный костюм. Майка доходила ей почти до колен.

Чувство облегчения было моментальным и переполняющим. Сказалось напряжение дня, и, хотя было только восемь часов вечера, глаза слипались. Она юркнула под пуховое одеяло и впервые за этот сумасшедший день позволила себе расслабиться. Проблемы поблекли, отступили. Девушка буквально провалилась в глубокий сон без сновидений.

Однако следовало бы подумать о том, что этот трусливый побег в постель даром не пройдет. Расплата наступила в три часа ночи, когда Линда внезапно проснулась, не понимая, где находится и почему так холодно.

Когда она все вспомнила, лучше ей не стало.

Три часа ночи. Самый затерянный и глухой час суток, когда некуда деться от острого чувства одиночества. Девушка села в постели, обхватила подушку, прижав ее к груди, словно хотела заглушить подступающую к горлу тоску по дому. Огонь в камине потух, одно полусгоревшее полено тлело в куче золы. Ее одежда, которую она вчера небрежно бросила на стул, выглядела странно пустой, осиротевшей. Как будто хозяйка неожиданно исчезла, и осталась только эта оболочка, лишняя и ненужная.

Но хуже всего то, что, выглянув в окно, Линда увидела в свете фонарей снег. Метель и не думала утихать. Наоборот, даже усилилась, снег вихрем метался в разных направлениях. Невозможно определить, в какую сторону дует ветер. Скорее всего, и сегодня не удастся уехать. Она не представляла, что будет, когда она скажет об этом Долли.

Лин сама готова была заплакать, хотя ненавидела слезы, считая их проявлением слабости. Во всяком случае, после смерти родителей она не позволяла себе плакать. Хотя ей было в ту пору всего двадцать лет. Трагедия, которую она пережила с потерей родителей, многому ее научила. Она поняла, что жизнь продолжается, что не следует ждать подарков от судьбы, за счастье надо бороться и слезами тут не поможешь.

Черт, проклятье! В бессилии девушка прижала лоб и ладони к замерзшему окну, пока на стекле не образовались отпечатки. Дрожа от холода, она застыла у окна. Линда чувствовала себя такой беспомощной, сидя здесь, в этой роскошной тюрьме, в то время как сестра нуждается в ней.

Комната, которая вчера казалась такой просторной, сейчас сжалась, стены давили. Не в состоянии более выносить груз беспокойства, тревоги, разочарования, Линда кинулась к двери. Ей необходимо было действие, пусть даже бесполезное. Она осторожно открыла дверь в темную пустоту и без какой-либо определенной цели потихоньку на ощупь спустилась по лестнице.

Девушка бесшумно пробралась на кухню, налила в кружку молока и направилась в гостиную.

На крыльце горел фонарь, и от его света огромное помещение приобрело сказочный причудливый вид. Широкие окна по обеим сторонам камина давали панорамную картину вихрящегося снегопада, комнату заливал голубоватый свет, а по стенам волнами перекатывались тени раскачивающихся деревьев.

Со странным жутковатым ощущением как будто она плывет под водой, Линда инстинктивно двинулась к камину, который, даже потухший, притягивал к себе. Несомненно, он являлся центром комнаты и по замыслу архитектора, и по восприятию.

Внезапно девушка замерла на месте, почувствовав присутствие Энтони. Когда глаза понемногу привыкли к голубовато-серому полумраку, она различила поникшую фигуру. Хозяин сидел в кресле, уставившись в камин, как будто не замечал, что тот потух еще несколько часов назад. Его пальцы вертели какой-то круглый предмет. Что-то похожее на страх наполнило Линду, и она захотела так же потихоньку удалиться, но ее остановил низкий голос Брука.

– Лин, – позвал он. – Идите сюда. Присядьте.

Девушка замялась в нерешительности, ее сердце сжалось. О, ей хорошо знакома эта интонация. Она знала природу подобного голоса, звучавшего среди ночи. Страх прошел, несмотря на потустороннюю печаль, что слышалась в голосе Энтони, несмотря на чужую обстановку и поздний час. После смерти матери отец говорил именно таким голосом каждую ночь в течение месяцев.

Линда подошла ближе. Неважно, как она относится к Бруку днем, но сейчас она не может уйти и оставить его. И злейшего врага она не бросила бы в таком состоянии. По собственному опыту она знала, что настоящая опасность появляется тогда, когда боль утраты переплетается с глубоким одиночеством. К счастью, она знала, как вести в такой ситуации.

Она надеялась, что Энтони, по крайней мере, не пьян. Ее отец всегда сопровождал ночные бдения бутылкой виски. Она скользнула к дивану, пытаясь разглядеть, не держит ли Брук стакан с янтарно-желтым лекарством, заглушающим боль.

– Не спится? – Его черты тонули в полумраке, и только глаза поблескивали в жемчужно-голубоватом свете. Он проследил, как девушка садится на краешек дивана. – Холодно в доме? Я включу отопление, если хотите.

Энтони говорил четко и внятно, но как-то отстраненно, безучастность голоса не сочеталась с содержанием вопросов. Он задавал верные вопросы, как положено заботливому хозяину, но произносил слова механически, как будто бездумно повторял малопонятные иностранные фразы из лингафонного курса: «Извините, это поезд до Парижа? Будьте добры, сколько стоит билет?»

Поставив молоко на столик, Линда поправила подол майки и сложила руки на коленях.

– Нет, температура нормальная, – сказала она. – Просто я легла спать слишком рано.

– Да, – кивнул он, продолжая что-то вертеть в ладонях. – Наверное.

Теперь, когда ее глаза достаточно привыкли к темноте, девушка смогла наконец разглядеть, что он держал в руках. Слава Богу, не стакан, подумала она с облегчением. Это был предмет меньшего размера, кажется, резная деревянная фигурка… Шахматная фигурка? Она пыталась разглядеть получше, но боялась смотреть слишком пристально.

– А вы? – спросила она. – Тоже не спится?

– Я уже собрался идти наверх, – ответил Энтони. – Засиделся за работой.

Гостья знала, что это ложь, и не только потому, что подобное творилось с ее отцом. По необычайной тишине, наполнявшей комнату, она поняла, что Брук не один час просидел неподвижно в глубокой прострации, в состоянии, близком к каталепсии. Если бы не ее появление, он, возможно, так бы и сидел, как ее отец, встречая тусклый зимний рассвет.

В отличие от ее отца, Брук не плакал. Его глаза с сухим ледяным блеском невидяще смотрели в пустоту. Лин поежилась. Состояние Брука не походило на состояние отца, который страдал бурно и находил утешение в слезах и спиртном. Горе же этого человека было огромным, немым, парализующим, не позволяющим забыться ни в слезах, ни в алкоголе.

– Похоже, что метель не собирается униматься, верно? – сказала Линда. Она понимала, что это не самая лучшая тема, но нужно было заставить Энтони заговорить. С отцом было легче. Она без труда находила безопасные темы: школьные оценки Долли, сующие во все свой нос бабушка с дедушкой, политический кризис в стране. Дочь знала все подводные камни, которые следовало обходить: цветы, музыка, болезни… словом, все, что могло напомнить о матери.

С Бруком было сложнее. Тут она ступала на ощупь.

– Похоже, Кристофер лучше меня разбирается в превратностях зимней погоды. Он предупредил меня, что вряд ли сегодня мне удастся попасть домой.

Хозяин молчал, и девушка попыталась снова.

– Как вы думаете, много уже намело? Я думаю, не менее фута.

Его руки дрогнули.

– Я не знаю. Голос сделался резким. – Меня это не интересует. Мне кажется, за обедом мы досконально обсудили эту тему, не так ли?

– Да, вы правы. – Его тон больно задел Линду, но она заставила себя улыбнуться. – Хорошо. О чем вы хотели поговорить?

Он удивленно уставился на шахматную фигурку в руке, словно только что ее обнаружил. Линда проследовала за его взглядом и наконец поняла, что это была белая королева, вырезанная из слоновой кости так искусно, что казалась кружевной. Конечно, с горечью подумала девушка. Королева.

– Я вообще не хочу разговаривать, – медленно проговорил Брук.

Руки гостьи сжались. Откровенная неприязнь, прозвучавшая в голосе хозяина, ранила. Почему он ее отталкивает? Она помнила, как было с отцом. Тот всегда поначалу противился контакту, отвергая все попытки поддержать его, вывести из состояния отчаяния. Так утопающий иногда борется со спасателем.

Чувствовалось, что у Брука горе было глубоко личным. Она посмотрела на сильные пальцы, сжимавшие хрупкую фигурку.

– Вы хотите, чтобы я ушла?

Энтони кивнул.

– Да. Наверное, так будет лучше, – сказал он и, закрыв глаза, откинул голову на спинку кресла. Как будто перестал существовать.

Никогда еще Линду не гнали столь откровенно. Задерживаться не имело смысла. Да и зачем настаивать? Она встала, разгладила мягкую ткань майки, взяла кружку с еще тепловатым молоком и медленно пошла к лестнице.

Но, отойдя на несколько шагов, остановилась и повернулась. Глаза Брука снова поблескивали в голубовато-жемчужном свете. Он молча следил за ней.

– Я только хотела узнать… Я не собиралась вмешиваться, – сказала девушка оправдывающимся тоном. Почему она оправдывается? Она не сделала ничего плохого, не была грубой, а только хотела помочь. – Вы сами позвали меня.

– Да, – отозвался Энтони. В низком голосе звучала усталость. – Я думал… – Но он оборвал себя и отвернулся. – Простите, Лин. Это было ошибкой.

На следующее утро Линда постаралась спуститься как можно позже. Погода улучшилась после одиннадцати, но небо было по-прежнему обложено такими тяжелыми снеговыми тучами, что дом окутал полумрак. Даже электричество меркло в этом неестественном сумраке.

Девушка медленно шла по дому, надеясь ни на кого не наткнуться. Вообще-то, она почти решила весь день просидеть в своей комнате. Лин болезненно ощущала себя лишней и ненужной, особенно после этой ночи, когда ее попытки выразить сочувствие встретили столь резкий отпор. Ясно, что Бруку она только мешает. Правда, Тролль намного гостеприимнее, но ведь это не его дом.

Гостья надеялась, что хозяин уже позавтракал и занят сейчас какой-нибудь работой. К ее удивлению, мужчины были на кухне и смотрели прогноз погоды по маленькому телевизору.

Толстые пуховые куртки висели на вешалке за кухонной дверью, как будто они только что вошли или собираются выходить. Она вдруг почувствовала себя неловко в белом свитере и серой юбке – абсолютно непригодной одежде в этих условиях. Но у нее больше ничего не было. Грейс рассчитывала провести здесь не более двух часов и не думала, что придется задержаться на несколько дней, пилить дрова или разгребать снег.

На них же была удобная рабочая одежда: толстые ботинки, старые джинсы и фланелевые рубашки с длинными рукавами. Оллкрафт, как обычно, был весь в черном и походил на солидную печную трубу. На Энтони джинсы сидели как влитые, обрисовывая каждый мускул, а его рубашка в приглушенную сине-черно-серую клетку необыкновенно шла ему.

Кухня была, пожалуй, единственным хорошо освещенным местом в доме. На белом кафеле весело играли яркие блики от ламп дневного света. Вкусно пахло свежим кофе. Линда продвинулась еще на несколько шагов.

Первым ее заметил Тролль.

– Мисс Грейс! – радостно закричал он. – Входите, входите! А мы приканчиваем остатки свежих ягод. Если эти петухи на телевидении знают, о чем болтают, нам скоро придется перейти на свиную тушенку с бобами.

Оллкрафт выдвинул для нее стул рядом с Тони и расстелил на столе салфетку. В мгновение ока на столе появился глиняный кувшин молока, миска с овсянкой и блюдо с только что вымытыми и блестевшими ягодами. Путь к отступлению был отрезан, поэтому девушка с улыбкой поблагодарила и села к столу.

– Доброе утро, Лин, – сказал Энтони, наблюдая, как Тролль развернул салфетку в горошек и положил ей на колени. – Удалось вам хоть немного поспать?

– Да, спасибо. Я хорошо спала, – солгала она. Она встретила ироничный взгляд голубых глаз Энтони. – А вам?

– О, – сказал он с кривой усмешкой, – я спал, как младенец.

Отлично, подумала девушка, кладя ягоды в тарелку с кашей. Они оба врут. Ну что же, в любом случае это лучше, чем прямо советовать друг другу не соваться в чужие дела. Только слишком просто.

Линда повернулась к Троллю, который наливал ей молока и явно наслаждался ролью добросовестного официанта.

– Новости действительно плохие? – спросила она.

– Не очень, – ответил Оллкрафт, – если вы водитель тягача, продавец снегоуборочных машин или владелец похоронного бюро. – Он поставил кувшин и с отвращением кивнул в сторону телевизора. – Но, похоже, что мы пробудем здесь неделю.

– Неделю? – Ложка застыла на полпути ко рту. – Но ведь они не сказали точно, что это продлится неделю?

Тролль мрачно кивнул.

– Не сказали. Да что они понимают? Метеорологи! – Слово прозвучало как ругательство. – Кучка бездельников, которые болтают почем зря! У них мозги сгниют, пока они распознают, где холодный фронт, а где крысиная задница! Я вам говорю!

Линда потерянно глянула на экран телевизора, где занесенные снегом машины и поваленные столбы линий электропередач сменялись метеорологическими картами. Неделя? Уже двадцать первое декабря. Если она пробудет здесь неделю, то Долли придется провести Рождество в доме бабушки – самом холодном и неуютном доме на свете. Придя в ужас от этой мысли, девушка простонала:

– О нет! Я никак не могу остаться на Рождество.

– В самом деле? – Энтони стоял со сложенными на груди руками, прислонившись к камину. – Не сможете? – Он бросил на нее тяжелый взгляд. – Интересно, почему?

– Из-за девочки, – объяснила Лин, удивленная его вопросом. Разве вчера она ему не рассказала, что Долли слишком много пришлось пережить, и она не тот ребенок, которого можно отправить к родственникам. – Сестра этого не переживет.

– О, ради Бога. Рождество – это всего лишь слово, – сказал Брук со странным напряжением в голосе, – отложите празднование до дня своего возвращения и назовите его Рождеством. Для десятилетнего ребенка не будет никакой разницы, тем более что подарки она все равно получит.

– Нет, – медленно сказала Линда, кладя ложку. Аппетит пропал. – Вы не понимаете. Долли очень чувствительная, хрупкая девочка. Такие вещи, как Рождество, очень много значат для нее. – Лин потерла лоб, испытывая досаду, оттого что ей приходится растолковывать очевидные вещи такому человеку, как мистер Брук. Как будто это имеет смысл. Может быть, он работает в Рождество точно так же, как в любой другой день? – Ужас, – пробормотала девушка себе под нос. – Не представляю, что я ей скажу.

– Почему бы не сказать, что вам чрезвычайно повезло? – Энтони выпрямился, опустив руки. Его поза и мрачный тон создавали зловещее впечатление. – Скажите, что вы в безопасности. В тепле и с крышей над головой. Она должна бы понять ситуацию и быть благодарна.

Целую минуту Линда просто размешивала кашу, пытаясь удержать себя в руках. Ей удалось это с большим трудом, потому что нервы и так были измотаны. Насколько же он бесчувственный человек. А это вечное превосходство, звучащее в голосе. Совершенно невыносимо!

– Благодарна? – Девушка тоже выпрямила спину. Она старалась говорить спокойно, но голос звучал холодно. – Наверное, так же как я? Вы это хотели сказать?

– Ну, ну, мисс Грейс… – примирительно начал Тролль.

– Нет, не это, – перебил Брук. И вы отлично знаете. – Резким движением он выключил телевизор. – Я хочу сказать, что тысячи людей в округе не имеют отопления и воды. Двести домов уже разрушены. Двадцать человек погибли. Его глаза сузились. Погибли. И никогда больше не будут праздновать Рождество. Нигде и никогда. Почему бы вам не рассказать сестре об этом?

Двадцать человек погибли! Гнев гостьи мгновенно иссяк. Последний глоток молока буквально свернулся у нее в горле, и она с трудом его проглотила. Двадцать человек, и у каждого был кто-то, кто любил его и нуждался в нем точно так же, как Долли нуждается в ней…

Машинально Линда глянула в окно. Живописный зимний пейзаж с вихрями снежинок. Невозможно было представить, что он таит смертельную опасность. Во всяком случае, из кухни, где они сидели, ели свежие ягоды и смотрели телевизор, снег выглядел чистым и невинным.

Грейс стало стыдно за себя. Сидя за надежными стенами дома, отлично построенного, со всеми удобствами, хорошо обеспеченного припасами, она и не догадывалась, насколько разрушителен и опасен буран в действительности.

– Простите, – тихо сказала она. – Я не знала.

– Боже всемогущий, вам не за что просить прощения, мисс Грейс. – Тролль метнул в сторону хозяина неодобрительный взгляд и, повернувшись к Лин, успокаивающе похлопал ее по плечу. – Конечно, вы не знали. Но как вы могли заметить, у малыша Тони понятия не больше, чем у деревянной колоды. Я уверен, что он и сам теперь понимает, какой он непроходимый тупица, и готов принести вам извинения за свое…

– Хорошо, Оллкрафт, – резко перебил его Брук. Взъерошив пальцами волосы, он повернулся к Линде: – Я сам.

Он выдвинул стул и уселся на него верхом. Вздохнув, опять провел рукой по волосам и какое-то время молча смотрел на нее, как бы не зная, с чего начать.

– Тролль прав, – наконец сказал он. – Я прошу прощения. Мне действительно жаль, что я не сдержался. Я не должен был выходить из себя. Просто я все утро смотрел новости, и то, что они показывали, выворачивало наизнанку. Но это меня не извиняет, я понимаю. На самом деле, я ничего не знаю про вашу сестру, и что для нее значит находиться у бабушки. Поэтому я не имел права осуждать вас и вообще выступать с какими бы то ни было замечаниями.

– Видите ли… – Девушка замялась, ошеломленная такой прямотой. Она не подозревала, что Брук способен просить прощения. Она не думала, что он вообще когда-либо это делает. – Понимаете, Долли…

Энтони поднял руку.

– Не надо, Лин. Вы не обязаны ничего объяснять. Это меня не касается. – Он снова вздохнул и глянул на Оллкрафта, словно ища поддержки. – Послушайте, я знаю, что создавшаяся ситуация тяжела для нас обоих. Неожиданному повороту судьбы мы обязаны тем, что оказались здесь вместе в затруднительном положении, учитывая нашу прошлую встречу…

Тролль необычайно громко начал откашливаться, прочищая горло, и Энтони замолчал, поняв намек.

– Ну ладно, – снова начал Брук. – Я хотел сказать, давайте объявим перемирие. – Он перегнулся через спинку стула и, положив подбородок на руки, с минуту задумчиво смотрел на девушку. – Давайте притворимся, что никогда с вами не встречались, что нет никакой сделки со Стоуном, что мы просто случайно оказались вместе в гостинице и пережидаем непогоду. Что вы на это скажете?

Тони почти улыбался, и его холодные голубые глаза немного потеплели.

– Может быть, мы, в конце концов, оставим в стороне эти отношения босса и подчиненного, покупателя и продавца, хозяина и гостя, которые несколько омрачают обстановку?

– Отлично, малыш! – вмешался Тролль и одобрительно хлопнул кулаком по столу, так что посуда задрожала, а молоко расплескалось. – А еще лучше, давайте представим, что я хозяин гостиницы, а вы мои постояльцы. И я уж постараюсь держать вас в рамках.

Брук бросил язвительный взгляд в сторону Тролля.

– Попробуй, – сказал он и вновь повернулся к гостье: – Ну так что? Заключим сделку?

Линде сделалось неловко от мысли, что их взаимная неприязнь достигла предела, когда решить что-либо возможно лишь путем уговора. Они оба взрослые люди и должны уметь мирно сосуществовать, нравятся они друг другу или нет. Ей, в частности, следовало быть более выдержанной. Если бы она не беспокоилась так о Долли, она бы смогла…

Но Энтони уже протянул ей руку.

– Ну так как? – снова спросил он.

Девушка заставила себя сделать ответный жест. Мгновенно маленькая ладонь потонула в крепком рукопожатии. Опять игры в превосходство? – довольно цинично подумала она и тут же одернула себя. Разве он только что не отказался от привилегий хозяина и повелителя?

– Уговор, Лин? – Брук смотрел ей в глаза.

– Да, – вежливо ответила та, вкладывая в рукопожатие всю силу, на которую была способна, так что кольцо врезалось ей в палец. Заметив гримасу боли на ее лице, Энтони усмехнулся, но Линда, стиснув зубы, выдержала. – Уговор, Тони.