Текст книги "Счастливые воспоминания"

Автор книги: Кара Колтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– А потом ты уедешь?

Как адвокат, он знал все нюансы того, как обмануть, не говоря лжи. Например, можно наклонить голову определенным образом, люди примут это как подтверждение, хотя с юридической точки зрения словами он ничего не подтверждал.

Он неопределенно наклонил голову.

Она слезла с его коленей, одернула рубашку, хотя в этом не было необходимости, устремила свой носик в небо и пошла в дом.

Адам ожидал услышать звук захлопнувшейся двери, поворота ключа и почувствовал облегчение, когда этого не случилось.

Когда она наконец вернулась, он уже выпил весь кофе. На лице Тори исчезли следы слез. Она была одета в ужасно непривлекательный свитер чудовищного грязно-серого цвета.

Совершенно не пытаясь выглядеть привлекательно, она была невозможно притягательна.

– Хорошо, – отрезала она, – раз ты так хочешь, пойдем. – Как бы оправдываясь за свою слабость, теперь она была холодна и спокойна. Она больше никогда не покажет ему, как ранима.

Он вздохнул.

Тори смотрела, как он поднимается. Боже, он был великолепен! Он всегда был великолепен. Невероятно красив. И более того, уверен в себе – это чувствовалось в каждом его движении, полном силы и изящества.

Волосы небрежно падали на один глаз. Красивые волосы – черные, густые и шелковистые. Волосы, которых ей так хотелось коснуться, которые так хотелось погладить. Она делала это постоянно. Раньше. Когда он и их дружба были неотъемлемой частью жизни вообще.

А она одета в один из старых свитеров Марка. Он выглядел на ней совершенно ужасно, и она это знала.

Войдя в дом, Тори поставила его цветы в вазу, почему-то самую лучшую. В спальне она перебрала весь шкаф. Померила три наряда, в конце концов остановившись на симпатичных белых шортах и салатовой шелковой блузке, которая необыкновенно шла к ее глазам и волосам. Что, конечно, было нелепо, учитывая, куда они намеревались пойти.

Потом она попробовала надеть черные джинсы и фланелевую рубашку. Лучше. Вполне женственно, но слишком привлекательно. Костюм выгодно подчеркивал ее фигурку.

Теперь время нанести макияж. И тут она почувствовала странное неприятное чувство внутри.

Что она делает? Пытается выглядеть привлекательно для Адама?! Как будто ее сердце и так уже не было ранено этими темными сияющими глазами.

– Мне нужно избавиться от него, – сказала она своему отражению в зеркале.

Да кто он такой? Приехал, пытается возобновить старую дружбу, вмешаться в ее жизнь, когда он оставил ее, их, а они так нуждались в нем.

Он опасный человек. Опасный для ее сердца. Сердца, которое уже было разбито.

Она терла свое лицо, пока оно не покраснело и не стали особенно заметны веснушки на носу и мешки под глазами. Она взлохматила голову, так что каждый завиток торчал сам по себе. А в самом дальнем углу шкафа нашла старый свитер Марка.

Она вернулась на веранду и невольно обрадовалась, когда в его рассеянном взгляде мелькнуло оживление.

– Если ты не собираешься выбираться отсюда через забор, – сказала она надменно, – тебе придется пройти через дом.

Она надеялась, что он согласится перелезть через забор, не хотела, чтобы он видел ее жилище. Дом слишком обнажал ее душу, раскрывал ее внутренний мир.

Он подождал, пока она закроет дверь. Они оказались в кухне, она обернулась и попыталась увидеть комнату его глазами. Маленькая, много сухих цветов. Старый круглый дубовый стол был почти не виден под букетом в розовых лентах.

Он улыбнулся:

– Эта комната многое говорит о тебе.

Как раз то, чего она боялась!

– Что именно?

– Плита выглядит так, как будто ее никогда не используют, а вот микроволновка – наоборот.

Она бросила взгляд на плиту. Сияюще чистая, как в тот день, когда она здесь появилась. На микроволновке было небольшое пятно чего-то красного. Соус для спагетти после ее последнего обеда перед телевизором.

– А еще ты ешь за столом, когда хорошая погода, а не на заднем крыльце, хотя это редкость в Калгари. В остальное время – в гостиной. Смотришь телевизор. Слушаешь музыку. Наблюдаешь за кормушкой для птиц во дворе. И подглядываешь в окна за соседскими переделками и обновлениями.

Он всегда был такой – смотрел и видел то, что другие не могли заметить. Невероятно наблюдательный, он был способен из нескольких деталей воссоздать всю картину.

– Ты помнишь и это? – спросила она ворчливо.

– Помню что?

– Что я любила заглядывать в окна к чужим людям.

– Ну, такое легкое подглядывание… Ты обычно выходила на прогулку в сумерки, когда люди уже зажигали свет, но еще не задергивали занавески.

– Моя слабость, – надулась Тори.

Он засмеялся.

С высоко поднятой головой она провела его через гостиную, заранее отвергая все его возможные комментарии.

– Вот и телевизор, – сказал он с усмешкой и добавил: – Мне нравится твой дом, Тори, очень нравится.

Она придержала дверь, чтобы он вышел. Проходя в узкий проем, он случайно задел ее. От него хорошо пахло. Она пыталась унять дрожь в руках, когда вставляла ключ в замок.

– Спасибо, – тихо сказала она. – На чьей машине поедем?

– Я приехал на такси. Думал, просто прогуляемся. Прекрасный день.

Это действительно был прекрасный день. Идти с ним по тропинке вдоль реки означало бы вернуться в прошлое. Река была такая же знакомая и родная, как, к примеру, дворы их домов.

– Мы на остров? – спросила она.

– Да, там мы и покатаемся.

Они возвращались в места их юности. Она не знала, сможет ли это вынести.

Они пошли по тропинке. Солнце пробивалось сквозь листву огромных деревьев и оживляло дорожку – желтые и зеленые блики вокруг. Река была стального, холодного цвета.

Тори с облегчением заметила, что им нечего сказать друг другу. И уже без облегчения – что его совершенно не тяготило их молчание.

Ей не приходилось болтать, придумывать что-нибудь умное, чтобы поддерживать разговор, заполнить тишину. Никогда не приходилось. С ним и с Марком она всегда могла оставаться собой.

Неожиданно ей стало легко и спокойно.

– С дороги, старичье!

Мальчишка лет шестнадцати-семнадцати пронесся мимо них на велосипеде. Они отскочили, Адам, оберегая, прижал ее к себе.

Она посмотрела на Адама. Почувствовала, как тепло в его объятиях, будто вернулась в родной дом. Она ощутила его дыхание, услышала стук его сердца, увидела черную щетину на подбородке и щеках. И растерянность на лице.

– Ты в порядке? – спросил Адам.

– Все отлично! – ответила она, делая вид, что счищает с ноги какую-то грязь и ненавидя себя за то, как сильно хотела снова оказаться в его объятиях.

Она взглянула на Адама. Казалось, это не произвело на него никакого впечатления. Он смотрел вслед велосипедисту.

– Старичье, – пробормотал он оскорбленным тоном. – Эта малявка обозвала меня старичьем?

Она кивнула, давясь от смеха и изо всех сил пытаясь это скрыть.

– Что здесь смешного?

– Выражение на твоем лице. Этот мальчик…

– Что мальчик?

– Он так похож на тебя – того. Сорвиголова. – Она уже не могла подавить смех. Она не смеялась так уже много лет.

Адам смотрел, как она хохотала, и улыбался.

– Я никогда не кричал людям, чтобы они убирались с дороги!

– Ты был гораздо хуже!

– Нет, не был.

– Нет, был.

Неожиданно он опять оказался совсем рядом, взял ее за локоть, заглянул в глаза.

– Тебе ведь нравилось это, Тори? – настойчиво спросил он.

Она перестала смеяться, напуганная другим чувством, которое всегда возникало у нее, когда рядом был Адам. Чувство, как будто стоишь на краю пропасти, нечто среднее между страхом и приятным волнением.

– Н-нравилось что? – запинаясь, спросила она.

– Мой бунт. Я был плохим мальчиком.

– Меня тогда это до смерти пугало, – прошептала она, подумав: «И сейчас тоже».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Адам, почему ты делаешь все это? – спросила Тори, затягивая шнурки на коньках. – Мне никогда это не нравилось, да и тебе тоже, кажется.

– Ну да. Единственный мальчик в Калгари, который не играл в хоккей. А может, даже во всей Канаде.

– Тогда ответь мне. Почему? – Она встала на ноги и кинула на него взгляд, не предвещавший ничего хорошего. Ему никогда не было ни малейшего дела до остального мира, и сейчас его это не заботило. Это было видно по тому, какую уверенность он излучал, по тому, как светились его дьявольские темные глаза. Эта прогулка не имела никакого отношения к тому, играл ли он в хоккей в детстве.

Он тоже встал на ноги, которые не слушались и разъезжались. Тут же схватился за спинку скамейки, на которой они надевали коньки, при этом стараясь выглядеть так, как будто он только тем и занимается, что целыми днями ездит на роликах.

Притвориться у него не получилось, и это было забавно.

– Не вставай, – предупредил он ее. – Давай просто посидим на скамейке и будем делать вид, что мы отдыхаем.

Черт его возьми! Она почувствовала, что опять не может сдержать улыбку.

– Он поймет, – сказала она, кивнув на парнишку, который выдавал им коньки. Он же на велосипеде чуть не сбил их недавно.

– Эй, старичье, давайте! Что же вы? Я хочу посмотреть.

– Я тебе не старичье, – сказал Адам низким холодным голосом, так что у Тори побежали мурашки по спине.

– Да, сэр, – ответил мальчик, нисколько не смущенный.

– Кажется, я защищал его брата в деле об убийстве, – сказал Адам Тори, глядя в маленькую будку, где мальчишка увлеченно уткнулся в комиксы. – Мне жаль, что я так старался.

Она больше не могла сдерживаться и рассмеялась:

– Если не хочешь остаться старичьем навсегда, пора уходить с этой скамейки.

– Леди вперед, – галантно предложил он.

Аккуратно она попыталась встать на ноги.

– Как будто балансируешь на доске, которая стоит на шарах, – сказала она, когда ноги стали разъезжаться независимо от ее желания. Она ухватилась наконец за спинку скамейки.

– Я по крайней мере сохраняю свое достоинство, старушка, – поддразнивал он ее.

Она сдула прядь, мешающую смотреть, и взглянула на него. Потом попыталась выпрямиться и поехать. Кончилось тем, что она крепко уцепилась за его талию.

Он уставился на нее, и глаза его на мгновение потемнели.

Ее сердце выскакивало из груди. Было бы неплохо все-таки оторваться от Адама. Но если она двинется, то приземлится ровно на пятую точку.

– Это маленькое чудовище наблюдает за нами! – сказал он сквозь зубы.

– Давай тогда все-таки уйдем с этой проклятой скамейки.

Он так и сделал, по-прежнему обнимая ее.

– Повернись направо, – скомандовал он.

Они развернулись и сделали несколько неуклюжих шагов.

– Этот поганец издевается над нами!

– Адам, мне кажется, мы очень смешные.

Мимо проехал мужчина, ухмыляясь и качая головой.

– Ладно, – сказал Адам. – Здорово покатались. Кажется, где-то неподалеку я видел ресторанчик.

– Забудь. Это была твоя идея. Мы должны сделать один круг по парку.

– Этот парк хотя бы стал поменьше?

– Нет. Я пыталась тебя отговорить, ты не слушал. Ты обещал мне развлечение и смех.

– Ну вот они все и смеются, – он мрачно кивнул на группу велосипедистов, проезжавших мимо.

– Адам, не наваливайся на меня так. Я сейчас упаду.

– Я сниму коньки, – просиял он, как адвокат, который только что нашел выход из неразрешимой ситуации.

– Нет!

Он проигнорировал ее протест:

– А свои оставь, я тебя покатаю.

– Нет!

– Можешь закрыть глаза, представь, что ничего не видишь. Я буду твоей собакой-поводырем. Это будет смешно. Обещаю.

– Нет, ни за что.

– Я ненавижу, когда ты говоришь «Нет, ни за что».

– Ты давно не слышал, как я говорю это.

– Кажется, это было не так давно.

– Да? Когда ты последний раз это слышал? Я тебе никогда не говорила «нет».

– Нет, говорила. В ту ночь, когда я попросил тебя выйти за меня замуж.

Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Точно. Единственный раз, когда она сказала «нет» Адаму.

– Извини, – пробормотала она. – Мне действительно очень жаль, гораздо больше, чем можно было бы предположить.

– Ты про катание на роликовых коньках или про что-то еще?

Он вздохнул, но неожиданно ноги разъехались, и они чуть не повалились вместе на землю. Он замахал руками, чтобы устоять.

– Мы приближаемся к горке, – хмуро предупредил он ее.

– Это не горка. Маленький холмик. На велосипеде ты через такие прыгал сотни раз.

– Но я был тогда в форме!

– Кажется, ты похож на старую развалину!

– У меня был перелом, кости плохо срослись.

Они катились по небольшому спуску. Она смеялась ветру, обдувавшему лицо, тому, как Адам вцепился в ее локоть. Она обернулась и засмеялась сильнее, когда увидела его мученическую гримасу.

– Я смеюсь! – задыхаясь, прокричала она ему. – Ты был прав, здесь действительно весело.

– Тори, помедленней. Это не весело. Ты вовсе не смеешься. Это просто сдали нервы.

– Попробуй отталкиваться коньками, вот, смотри…

А потом они едва не упали, еще и еще, пока наконец чудом не приземлились на газоне возле дорожки. Она никак не могла перестать смеяться, хотя острая боль пронзила ногу.

Он упал на нее сверху, лицом к лицу, и на мгновение ей показалось, что он поцелует ее. Она замерла под его тяжестью. Если он поцелует ее, то мир никогда не будет прежним.

– Кажется, я повредила коленку, – простонала она, пытаясь выиграть время.

– Ты серьезно?

– Боюсь, что да. О-о-о, больно.

Тори лежала на спине и смотрела на безмятежное голубое небо, пушистые облака. Она чувствовала, как он освобождает ее ногу от брюк, что было не слишком трудно, поскольку они были размера на два больше. Ей приходилось носить ремень, чтобы они не сваливались.

Затем она почувствовала его сильную руку на своей ноге. Когда успела обычная, перепачканная во время копания в саду коленка превратиться в такую эрогенную зону?

– Не трогай! – сказала она сквозь стиснутые зубы. Его прикосновение стало еще осторожнее, еще нежнее.

– Нога немного припухла. Тебе очень больно?

– Просто агония, – сказала она, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Две женщины, около тридцати, очень стильные, с большими породистыми собаками на поводках, прошли мимо, громко смеясь и посылая откровенно заинтересованные взгляды в его сторону.

Адам взглянул на них. Одна из них улыбнулась.

Он повернулся и удивленно спросил у Тори:

– Моя знакомая?

– Я не в курсе, – нахмурилась Тори, – тебе лучше знать.

Он не ответил.

– Кажется, травма не очень серьезная, но сезон роликовых коньков закончен. – Он старался не показывать свою радость по этому поводу. – Попробуй, сможешь ли ты идти.

Он стал подниматься, забыв о коньках на собственных ногах. Они, естественно, разъехались, и он рухнул рядом с Тори.

Адам выругался, как всегда ругался в подобных случаях. Тори расхохоталась.

Он, кажется, не заметил ее смеха. Сев спиной к ней, он сосредоточенно развязывал коньки и стаскивал их с ног. Наконец на его лице появилось такое облегчение, что Тори снова рассмеялась.

– Так держать, моя девочка! – сказал он. – Рассмеяться в лицо опасности! Поглумиться над болью!

Да уж, боль она чувствовала. И не сомневалась в том, что она как раз и не была «его девочкой». Она чувствовала себя предательницей за эти мысли, хотя Марка уже не было в живых, хотя ему уже все равно. Может быть, он даже обрадовался бы возвращению Адама в жизнь Тори.

Марк никогда не догадывался, как тяжко ей было тогда, когда она ответила «нет» Адаму. Правда в том, что она была обыкновенной девочкой. Совершенно обыкновенной. А что касается Адама, слово «обычный» было менее всего применимо к нему. Как он мог быть счастлив с ней?

Просто это была его прихоть, один из тех импульсивных поступков, которыми он так славился. Все было импульсивно с тех пор, как он однажды влез в окно ее спальни в четыре ночи, чтобы сообщить, что он починил старый развалившийся мотоцикл, который побывал в аварии. И предложил опробовать его в поездке в Банф. Он пообещал ей завтрак, когда они доберутся туда.

Поездка была в духе Адама. Увлекательная. Феерическая. Полная ожиданий приключений и опасности. А потом ни с того ни с сего он сделал ей предложение.

Ее сердце кричало «да». А разум сказал, что она не та девочка, которая любит приключения и развлечения. Она девочка, которая хочет стабильности. Жизни, текущей одинаково изо дня в день.

Сады и аккуратные заборчики. Велосипеды, чтобы совершать привычные прогулки по набережной.

И она выбрала Марка. Спокойную, предсказуемую жизнь.

У него обнаружили рак через две недели после свадьбы.

Она никогда не роптала на судьбу, не воспринимала ее как насмешку. Никогда. Но она почувствовала себя раздавленной. Ей пришлось понять, что есть вещи, которыми люди могут управлять, а есть – которыми не могут. Это совсем не было спокойной и предсказуемой жизнью. Даже если ее очень аккуратно планировать.

– Ты в порядке? – внезапно прервал ее мысли голос Адама, который оказался близко, слишком близко, и казалось, что он заглянул к ней в душу.

Она кивнула, заставила себя улыбаться.

– Ты знаешь меня. Глумлюсь над болью.

– Обхвати мою шею, раз, два, три… Прыгай!

Она подпрыгнула, оказалась у него за спиной и почувствовала себя неожиданно тяжелой.

– Смахивает на мой первоначальный план. Держись крепче.

Она и держалась. Это было очень странное чувство. Как будто земля ушла из-под ног. Как будто ангел-хранитель ее внезапно покинул.

– Ты в одних носках, между прочим, – указала она ему.

– Три доллара в магазине распродаж.

– Ты не бываешь в магазине распродаж.

– Откуда ты знаешь?

– Ты никогда там ничего не покупал, даже когда был бедный.

Что-то промелькнуло на его лице, и она пожалела, что сказала это. Он всегда очень переживал, что у него было меньше денег, чем у Марка и у нее. Она думала, что он позабыл все это теперь, когда явно преуспевает.

Странное выражение на его лице исчезло.

– Да мне все равно, даже если они стоят пятьдесят баксов. Я их все равно потом не надену.

– Видел, какие огромные собаки проходили мимо?

– Я буду аккуратен, а если наступлю на что-нибудь, то я…

– Подашь на них в суд.

Они сказали это в унисон и рассмеялись.

– А тебе так удобно? Или снимем твои коньки тоже?

– Не-а, в конце концов, я заплатила деньги за их прокат!

Адам дотащил Тори до будки и кинул на парня такой холодный и тяжелый взгляд, что тот был вынужден уткнуться в свои комиксы, лишь слегка хихикнув себе под нос.

Адам настоял на том, чтобы, встав перед ней на колени, снять с нее коньки и помочь ей надеть туфли.

Две пожилые женщины посмотрели на Тори с такой неприкрытой завистью, что она покраснела.

– Этот ресторанчик недалеко, – сказал он. – Пойдем, я куплю тебе хот-дог, и добудем немного льда, чтобы положить тебе на колено.

«Ответь „нет“, – приказала она себе. – Все кончено. Он обещал – катание на роликах, и до свидания».

– В этом ресторане не предлагают хот-доги. Да и потом, еще не время обеда.

– Да ладно, давай немного перекусим, а потом я дотащу тебя на себе, доставлю домой в целости и сохранности, – улыбнулся он.

– Ты не сможешь!

– Но ведь раньше мог?

– Последний раз я весила на тридцать фунтов меньше!

– Да и я тоже.

– Это было после игры, мы были тогда в девятом классе.

– А может, я весил на пятьдесят фунтов меньше, – задумчиво сказал он. – Боже мой, сколько времени прошло! Я даже не могу вспомнить, как я тогда выглядел.

Зато она помнила. Адам был сильнее всех, вместе взятых, мальчишек его возраста – физически неразвитых и хилых. Адам, который всегда выходил победителем, летал как ветер и мог перехватить мяч у самых ворот. Адам, с этим дьявольским блеском в глазах.

Она посмотрела на него. Блеск все еще был, спрятанный в самой глубине глаз, но был. Чего он на самом деле хочет?

– Ну, может, немного горячего шоколада, – сдалась она и взялась за его протянутую руку. Она попробовала сделать несколько шагов. Было очень больно, несмотря на то, что он поддерживал ее. В конце концов он взял ее на руки.

– Отпусти меня, Адам! Я слишком тяжелая.

– Ты весишь как малюсенький котенок. И выглядишь, в общем, тоже.

– Зато мы смотримся глупо.

– Ну и что? Кто нас знает?

Он всегда был такой. Все дети волновались о том, как они выглядят, что о них подумают. Они хотели кому-то подчиняться, быть частью толпы, носить одинаковые, не выделяющиеся ничем вещи. Но не он. Внимание, казалось, только раззадоривало Адама.

Она сдалась и устроилась поудобнее в его руках. Господи, какой же он сильный!

– Как, черт возьми, адвокаты становятся такими сильными?

– Откуда ты знаешь, что я адвокат?

– Слышала где-то.

– Я не такой уж и сильный. Просто мне нравится тебя нести.

– Тогда быстро отпусти меня, чудак-человек.

– Нет.

Он сказал это таким упрямым голосом, что стало ясно – сопротивление бесполезно.

– Адам! Ты гордишься тем, чего достиг в жизни?

Он посмотрел на нее, удивленно сдвинув брови.

– Горжусь? Никогда не думал так. Мать Тереза, например, прожила жизнь, которой можно гордиться. А я? Я просто делаю деньги. Большие деньги.

– Ты стал циничным.

– Я всегда был таким. Просто теперь мне за это платят.

– Адам, ты счастлив?

Он посмотрел на нее. Счастлив?.. Да, пожалуй. Он добился успеха. Каждый день он занят. У него хорошие отношения со всеми. Он починил «харлей» 1964 года.

Счастлив?

Уже очень давно он не был так счастлив, как сейчас, когда ощущал тепло ее тела у себя в руках, смотрел в ее огромные глаза.

Они разделили позор этого дурацкого катания на коньках, и это делало его счастливым.

– Да, точно, я счастлив.

Они добрались до ресторана, и он усадил ее за столик.

– Кажется, ты недолюбливаешь детей. Я помню, ты их обожал. Помнишь лето, когда вы с Марком тренировали «Гиен Хилхёрста»?

Да, он помнил. Помнил каждый момент, когда они смеялись все вместе.

– Да, помню, – ответил он хрипло, прячась за меню, чтобы не показать своих чувств. Она заказала горячий шоколад. Он заказал красную рыбу и отдал меню.

– Помнишь «Геркулес»?

– Девчонку, которая выходила сухой из воды?

– «Мисс Калгари» два года назад.

– Не может быть!

Он не хотел, он был готов любым способом избежать разговоров о прошлом.

– Мы всегда выигрывали, помнишь? – Он почувствовал теплоту этих воспоминаний – о детях, которые собирались вокруг них, и о ее смеющихся глазах…

– По-моему, ты немного приукрашиваешь! – сказала она, укоризненно покачав головой.

Принесли ее шоколад. И его рыбу. Она выглядела недожаренной. Он пожалел, что они не заказали хот-доги.

– А разве мы не каждую игру выигрывали? – спросил он удивленно.

– Две. Мы выиграли всего два раза.

– А почему мне кажется, что мы все время выигрывали?

Она улыбнулась с такой теплотой, что он понял, каким будет ее ответ, прежде чем она открыла рот.

– Марк…

Марк. Конечно. Ему было все равно, проигрывали или выигрывали дети, и их он тоже научил не волноваться по этому поводу… Им просто было весело вместе – вот что он помнил. Дети окружали их – Марка, Тори и Адама, и их глаза светились счастьем. И всегда было ощущение триумфа.

– Он всегда награждал их мороженым, – вспомнил Адам. – В любом случае, при победе или поражении. Он был особенным, Тори.

Нужно было закончить этот разговор. Как можно быстрее. Адам чувствовал себя таким одиноким и потерянным, как будто пропустил самое важное в жизни. Нужно уезжать отсюда.

От нее, ее глаз и этих губ, сдувающих пену с шоколада.

Вместо этого он обнаружил, что спрашивает про бывших одноклассников, и про ее маму и папу, и про родителей Марка и жадно слушает ее ответы.

– Итак, ты готова поехать на мотоцикле? – спросил он. – Может, завтра?

Он мог вполне успеть за день и покататься на мотоцикле, и запустить змеев. Тогда останется только поездка на озеро. В любом случае в выходные он будет уже свободен.

Тори смотрела на него как на сумасшедшего. Потом она показала на свое колено.

Он неожиданно почувствовал себя плохо, но не из-за заказанной рыбы. Тори не собиралась кататься на велосипеде в ближайшее время!..

И пускать змеев, тоже.

Как долго? Неделю? Две? Неделя или две здесь, в окружении призраков прошлого? С ней настоящей?

Адам почувствовал себя так, как будто его вытолкнули одного в какое-то совершенно незнакомое место.

Он попросил счет.

Она встала, и он увидел, как ее лицо перекосилось от боли, когда она оперлась на больную ногу.

Особенность этого островка посреди реки Боу заключалась в том, что здесь не было дорог. Никакого транспорта. Сюда можно было попасть только по пешеходным мостикам.

Пришлось взять Тори на руки. Каждый шаг пробуждал в нем те чувства, которые он испытывал раньше.

– У адвокатов не бывает чувств, – пробормотал он.

– Что?

Он посмотрел на нее, и у него, человека, у которого нет чувств, сердце забилось так, что чуть не выпрыгивало из груди.

Адам знал, что это проблема. Самая большая в его жизни.