Текст книги "Ангел тьмы"

Автор книги: Калеб Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

– Так точно, сэр, – бодро отозвался Сайрус.

Мистер Мур развернулся к лестнице:

– Стиви!

– Уже иду! – воскликнул я, стремглав скатываясь по ступенькам в гостиную.

– Будь так любезен, заложи нам ландо – распорядился мистер Мур. – Сайрус, будь добр, помоги доктору провести вечер в городе.

Сайрус кивнул, я же помчался по лестнице к выходу – готовить Гвендолин и Фредерика к поездке.

К тому времени, когда я подал ландо к парадному, вся компания уже стояла снаружи. Я передал поводья Сайрусу, остальные погрузились в салон, а доктор напомнил, что мне надлежит с пользой провести остаток вечера и не засиживаться допоздна.

Когда они отъезжали, я мог только от души посмеяться над этим его предложением.

Глава 8

Предчувствия, снедавшие меня весь день, к вечеру совсем разгулялись. Я спустился на кухню и сообщил миссис Лешко, что она может уйти сегодня пораньше: я сам займусь стаканами и прочим из гостиной. Экономка наградила меня широченным оскалом и чуть не открутила мне щеки в знак благодарности, после чего собрала манатки и убралась восвояси. Я вернулся в гостиную, привел в порядок тележку с коктейлями и захватил стаканы с собой, чтобы внизу их вымыть. Следующие несколько часов прошли наверху за историей Древнего Рима и половиной пачки сигарет, прерывавшихся время от времени походом к нашему новому леднику с намерением чего-нибудь заточить, периодическими приступами нервной ходьбы по комнате и долгими раздумьями над тем, согласится ли доктор помочь в поисках маленькой Аны Линарес.

Доктор вернулся в дом на 17-й улице около полуночи, когда развез всю компанию по домам. По нашим меркам, это было довольно рано, однако последние недели доктор вообще не баловал себя развлечениями, и я рассудил, что в любом случае знак это добрый. В дом он вошел один – Сайрус остался позаботиться о лошадях в соседнем каретном сарае, – и я, заслышав шаги доктора, поспешил вниз в гостиную; я знал, что он не преминет опрокинуть там вечерний стаканчик. Не забыв предосторожности ради облачиться в пижаму и халат, я медленно спустился по лестнице, на ходу запустив раз-другой пятерню в волосы и приведя их в сообразный пижаме вид. В заключение я изобразил как можно большую заспанность, при входе в гостиную подкрепив легенду убедительным зевком – там я, как и ожидал, обнаружил доктора в кресле с рюмкой коньяка: доктор вновь изучал письмо мистера Рузвельта.

Когда я вошел, он поднял на меня взгляд:

– Стиви? Ты что здесь делаешь? Уже поздно.

– Всего-то полночь, – ответил я, подходя к окну. – Впрочем, я успел задремать…

Доктор хмыкнул:

– Прекрасная попытка, Стиви. Но отчасти напрасная.

Я ничего не ответил, только пожал плечами и усмехнулся. Доктор отставил рюмку, встал, подошел к соседнему окну, мгновение помолчал. Затем тихо произнес:

– Ты ведь понимаешь, Стиви, чего они от меня добиваются?

Вопрос, казалось, совершенно неожиданный, но я, наверное, был готов, а потому отвечал без колебаний:

– Угу. Очень даже понимаю.

– И давно ли тебе известно?

– Мисс Говард рассказала нам об этом вчера ночью.

Доктор кивнул, на лице его лишь на миг мелькнула улыбка, но он продолжал смотреть в окно.

– Я не уверен, что смогу ей помочь.

Я снова пожал плечами:

– Ну, мне кажется, это ваше решение. То есть, я к тому, что я вас понимаю – после всего, что было…

– Да, – ответил он не оборачиваясь. – Последний раз мы чуть было тебя не потеряли…

Вот это откровение. Я-то был уверен, что когда дошло до обсуждения дела Линарес, мысли его были заняты единственно Мэри Палмер, при этом напрочь позабыв о том, как близко я сам тогда был к тому, чтобы поздороваться с Костлявой, – той ночью, которая для Мэри стала последней; а ведь и Сайрусу тогда крепко досталось, о чем я сейчас быстро и напомнил доктору.

– Сайрус – взрослый человек, – отозвался тот. – Если он говорит мне, что готов принять риск, связанный с этим делом, это его решение. Господь свидетель, дело Бичема должно было дать ему… представление… – Доктор умолк, устало вздохнул и медленно, со свистом выдохнул. – Ты же – дело совсем другое…

Я поразмыслил.

– Никогда не думал… То есть, мне казалось, вы думаете о…

– Знаю, – ответил доктор. – Было бы странно, если бы тебе показалось нечто иное. Жизнь твоя, Стиви, не баловала тебя поводами для осознания собственной важности. Но это так. Мэри тоже многое для меня значила и, полагаю, нет нужды рассказывать тебе об этом. Но она… ее уже нет…

Больше он ничего не смог заставить себя произнести о ней – и больше никогда мне о ней не говорил.

– Все равно как-то неестественно все это, – вырвалось у меня, прежде чем я успел сообразить, что говорю. – Без нее здесь как-то…

– Нет. И боле никогда не будет. – Доктор извлек часы и принялся поигрывать ими довольно странным для него образом: словно не мог подобрать нужных слов, чтобы выразить свои мысли. – Я… не думаю, что когда-нибудь соберусь завести ребенка, Стиви. Я имею в виду – своего ребенка. Но если бы у меня и былсын – я бы хотел, чтобы он был таким же отважным, как ты. Во всех смыслах, – добавил он, пряча часы. – Я не могу допустить, чтобы мои действия снова поставили тебя под угрозу.

– Ага, – сказал я. – Дошло. Но… – Тут выяснилось, что не у одного доктора Крайцлера проблема с подбором нужных слов. – Я всю свою жизнь прожил под угрозой. Ну то есть, до того, как стал жить у вас. И это было не так уж и страшно – во всяком случае, пока этому есть разумная причина. А это дело… короче, вы ж видели портрет малышки. Тут уж любому ясно, что поставлено на карту. – И в подтверждение я легонько притопнул ногой. – Мне бы не хотелось думать, что я не позволил вам вмешаться, только и всего. Остальные ведь прекрасно понимают, что вы им нужны. Если я и правда такая обуза, что ж, вы можете… ну, не знаю, отослать меня куда-нибудь. Но вы обязаны помочь им. Потому что детектив-сержант Люциус был прав: дело это может оказаться куда значительнее и грязнее.

В ответ доктор улыбнулся и посмотрел на меня, что называется, изучающе:

– И когда это он такое сказал?

Я хохотнул, постучав себя кулаком но голове.

– Ой. Ну да. Вчера вечером, наверное.

– Вот как.

Некоторое время, показавшееся мне вечностью, хотя на деле прошла всего пара минут – судя по тому, что Сайрус даже не успел закончить свои дела в каретном, – мы оба стояли и молча разглядывали Стайвесант-парк. Затем доктор сказал:

– Детектив-сержанты нашли орудие преступления сегодня утром – они сказали тебе?

Я крутнулся на месте от возбуждения:

– Нет. Мистер Мур только сказал, что они, дескать, чего-то откопали. Что за орудие? Неужто кусок трубы?

– Твое фирменное оружие, – кивнул доктор, доставая портсигар. – Валялось под скамьей у египетского обелиска. Они обработали трубу на предмет отпечатков и обнаружили несколько. Помимо этого, там оказалось немного крови, хотя принадлежность ее установить не удалось. Боюсь, в этой области судебной экспертизы еще работать и работать… – Он прикурил сигарету и выдохнул дым в открытое окно с видом озабоченным, но каким-то зачарованным. – Кому, к дьяволу, понадобится похищать дочь высокопоставленного испанского чиновника и не пытаться изыскать для себя какую-либо выгоду?

Я не удержался от улыбки:

– Значит, вы им поможете.

Доктор снова вздохнул:

– Похоже, у меня дилемма, Стиви… Я бы не хотел тебя никуда отсылать, однако не могу навлекать дальнейшие угрозы твоей безопасности. – Он еще раз глубоко затянулся. – Скажи, ты сам как решил бы эту задачу?

– Я?

– Именно. Как, по твоему мнению, следует мне поступить?

Я попробовал подыскать нужные слова:

– Вам следует… ладно, вам следует поступить так же, как вы это делаете обычно. Оставаться моим другом. Верить, что я и сам могу за себя постоять. Потому что это я умею. – Здесь я позволил себе ухмыльнуться. – И уж не хуже всех вас, поверьте.

Доктор улыбнулся, подошел и легонько взъерошил мне волосы:

– Это правда. Изреченная не без обычного твоего почтения к старшим.

Тут мы услышали стук входной двери и топот Сайруса по лестнице. Он замер, увидав меня в гостиной – надо полагать, считал, что у нас приватная беседа, – однако доктор поманил его:

– Должно быть, тебе тоже известно, Сайрус, – произнес он, уминая окурок в пепельнице, – что мы вновь возвращаемся к следственным делам – если ты, конечно, не против.

Сайрус коротко кивнул:

– Почту за честь, сэр.

– Присмотришь за нашим юным другом, хорошо? – добавил доктор. – Он, сдается мне, правда, и так уже успел пошляться по ночному городу с нашими детектив-сержантами. – И доктор перевел взгляд с пепельницы на Сайруса. – Тебе, полагаю, об этом, разумеется, ничего не известно?

Сайрус только улыбнулся, скрестил на груди руки и уставился в пол.

– Ну, кое-что, может быть, известно, как же еще, доктор…

– Вот и мне так показалось, – ответил Крайцлер, направляясь к лестнице. – Ладно… не знаю, как кто, а я намерен немного поспать. Скоро, быть может, сна будет нам не хватать. – Он задержался на ступенях и обернулся к нам. – Будьте осторожны – оба, прошу вас. Бог знает, к чему все это нас выведет.

Мы с Сайрусом нечленораздельно заверили его, что будем следить за собой; но стоило доктору скрыться в спальне, никакая сила на земле уже не могла удержать нас от улыбок.

Глава 9

Доктор телефонировал мисс Говард, мистеру Муру и детектив-сержантам на следующее утро – известил их о принятом решении и распорядился, чтобы мисс Говард устроила встречу с сеньорой Линарес вечером этого же дня в доме № 808: Крайцлер желал лично с ней побеседовать. Мисс Говард вскоре перезвонила ему и сообщила, что может организовать встречу в половине девятого. После чего доктор уединился в своем кабинете, чтобы собраться с мыслями и подготовить необходимые материалы для предстоящей работы. Нам с Сайрусом он время от времени отдавал распоряжения: отправиться в ту или иную книжную лавку или библиотеку за той или иной книгой или журналом. Сие занятие чуть было не похоронило собой все мои в высшей степени неотложные планы на утро: поставить за себя и мистера Мура на первых действительно классных скачках сезона – «Пригородном гандикапе» на ипподроме «Жокейского клуба Кони-Айленда», что в Шипсхэд-Бэй. Но мне удалось настичь обоих зайцев, и к вечеру наши с мистером Муром карманы приятно оттягивал весьма круглый выигрыш.

Примерно без четверти восемь доктор объявил, что нам пора собираться, поскольку он желает немного прогуляться в центр. Он объяснял свое желание великолепной погодой, но по мне, так он просто занервничал перед возвращением в № 808 сильнее, чем ожидал. Прогулка по Бродвею и дальше, в сторону центра, вроде как действительно успокоила его, и когда мы уже подходили к нашей старой штаб-квартире, небо над нами пылало закатом, погружая крыши в расплавленное золото уходящего солнца, и нам уже трудно было представить, насколько опасным может оказаться ожидающее нас приключение.

Входил в дом доктор Крайцлер примерно так же, как мы два дня назад: медленно, осторожно, позволяя старым воспоминаниям полностью проявиться, прежде чем двигаться или говорить что-то решительное. Пока лифт возносил нас к шестому этажу, тишина давила нам на уши, хотя, увидев вывеску мисс Говард на двери штаб-квартиры, доктор не удержался от тихого смешка и тряхнул головой.

– Достаточно околично замечено, должен сказать, – пробормотал он. – Сара знает свою клиентуру…

В штаб-квартире мы обнаружили мисс Говард и сеньору: как и в прошлый раз, они устроились в мягких креслах. На сеньоре Линарес было то же черное платье, хотя вуаль была поднята – раны ее выглядели немногим лучше, чем в последний ее визит. Казалось, у нее камень с души упал при виде доктора Крайцлера, и, стоило им начать беседу, сеньора раскрылась перед ним, как не раскрывалась ни перед мистером Муром, ни перед братьями Айзексонами, когда те ее осматривали. Что же до нашего доктора, он полностью сосредоточился на гостье, хотя от меня не ускользнули молниеносные взгляды, коими он окидывал помещение: он явно думал и о других вещах – о том, что происходило настолько недавно, что даже не успело толком завершиться.

Осмотр доктором сеньоры длился чуть больше часа и, разумеется, включал вопросы, которые большинству людей показались бы совершенно не имеющими отношения к делу: о ее семье, детстве, местах, в которых она росла, как она познакомилась с мужем, почему вышла за него. Затем последовали другие, более личные, касавшиеся последних лет их брака. Сеньора с готовностью отвечала на все, хотя очевидно не понимала их цели. Думаю, доктор, видя такую податливость, продолжал бы в том же духе и дольше, если б мог; однако стоило сеньоре заметить, что уже половина десятого, она жутко разнервничалась и призналась, что у нее почти не осталось времени придумать правдивую легенду для столь долгого отсутствия, и ей нужно срочно возвращаться домой. Сайрус отвез ее в экипаже и вернулся на шестой этаж ровно в тот момент, когда на город опустилась настоящая тьма.

Те несколько минут, пока он отсутствовал, доктор бесшумно мерил шагами комнату: может, обдумывал услышанное, может, размышлял о чем-то более давнем, может – и то, и другое. Никто не решался прерывать его раздумий. И только звук возвращающегося лифта вывел его из задумчивости. Он как-то пусто оглядел нас, обернулся к мисс Говард, включившей подле себя небольшую электрическую лампу и сидевшей теперь буквально на границе света и сумрака.

– Ну что, Сара, – произнес доктор. – Что стало с нашей доской?

Мисс Говард радостно улыбнулась и едва не вприпрыжку бросилась к японской ширме, ухватилась за огромную грифельную доску в раме и вытащила ее оттуда, развернув лицевой стороной к столам. Доску совсем недавно тщательно протерли.

Доктор подошел к ней и какое-то время просто смотрел на ее черное пустое пространство. Затем снял сюртук, выбрал свежий кусок мела, переломил его пополам и быстрыми, отрывистыми движениями начертал вверху: ВОЗМОЖНОЕ ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ. Потряс куском мела в сомкнутой ладони и повернулся к нам:

– Боюсь, начать нам придется с ерунды, – провозгласил он. – Первейшая наша задача заключается вот в чем: изучить возможную политическую подоплеку преступления. Хотя должен предупредить вас, пока мы не двинулись дальше, – я в ее существование не верю.

Мистер Мур машинально скользнул за один из столов и спросил:

– То есть вы купились на мысль о совпадении, связанном с происхождением ребенка, Крайцлер?

– Я ни на что не «купился», Джон. Но верю в справедливость предположения детектив-сержантов – это случайный акт. И должен сказать вам, что если наша задача – возвращение ребенка матери, а я полагаю, это именно так, – то случайность сия таит в себе крайне мрачные перспективы. – Одним сильным широким движением доктор описал меловой круг в центре доски и принялся наносить в ключевых его точках деления, не прекращая говорить. – Как сможете заметить даже вы, Мур, любая попытка политического объяснения приведет нас к чему-то вроде логического круга, а он, в свою очередь, не приведет нас никуда. Мы начинаем здесь, – и он постучал мелком по верху окружности, соответствовавшей двенадцати часам. – Ребенок был похищен именно так, как рассказала сеньора, – не думаю, что у нас есть сомнения в правдивости ее слов. Она сильная, мужественная женщина – даже своим приходом сюда она это доказала. Будь она истеричкой, алчущей любви и внимания… – Доктор неожиданно запнулся и посмотрел в окно. – А такие создания существуют… – Мгновение спустя он вернулся оттуда, куда его увлекло. – В таком случае вряд ли из нас могла бы выйти благодарная аудитория, а вымышленная история о похищении в сочетании с ужасающими побоями вряд ли соблазнила ее в качестве подходящей легенды. Нет. Ее прошлое, ее положение, ее склад ума – все это указывает на правду. Стало быть – дитя похищено, мать получила удар по голове. Что, в случае, если мы принимаем политическую версию Мура, предполагает работу специалиста…

– Который совершает ее в людном месте средь бела дня, – скептически прогудел Люциус, открывая маленький блокнот и что-то в нем помечая.

– Ах, дорогой мой детектив-сержант, я разделяю ваш скептицизм, – ответил доктор. – Но нам не следует отметать эту теорию, руководствуясь голой интуицией. – И он быстро написал на доске в верхнем секторе окружности: ПОХИЩЕНИЕ ПРОФЕССИОНАЛОМ В ПОЛИТИЧЕСКИХ ЦЕЛЯХ. – В конце концов, похититель мог оказаться редкостно дерзким и гордым – таким нравится действовать в необычайно опасных условиях.

– Куском свинцовой трубы, – саркастично добавил Маркус.

– Инструментом, от коего он может в любой момент легко избавиться, дабы полиция не нашла при нем оружия, задержи они его почему-либо. В конечном итоге, наш юный друг на подоконнике, – доктор ткнул в мою сторону большим пальцем, – носил при себе такое же оружие их тех же соображений. Не так ли, Стиви?

Я огляделся и понял, что все уставились на меня.

– Ну… да, наверное. – Они не отводили взглядов, и я занервничал: – Но я же больше так не делаю! – чем несколько повеселил собравшихся.

– Ну ладно, хорошо, – сказал доктор, уводя от меня общественное внимание. – Он профессионал. Рост его случайно совпадает с ростом жертвы, кроме того, работает он чрезвычайно мягко. – И доктор переместился к правой стороне окружности. – Но кто же мог нанять его? Мур? Вам близка эта версия – предложите своих кандидатов.

– Таких в избытке, – отозвался из-за стола мистер Мур. – Полно людей, которые бы в данный момент обрадовались дипломатическому инциденту между Испанией и Соединенными Штатами. Начать хотя бы с партии войны…

– Очень хорошо. – Доктор пометил их на доске как ГРАЖДАН США ЗА ВОЙНУ. – Те американцы, которым все равно, кто начнет войну, если только мы ее закончим.

– Именно, – согласился мистер Мур, но тут же помрачнел. – Хотя мне сомнительно, чтобы им хотелось выставить американцев такими зверьми.

– Кто еще? – спросил доктор.

– Ну, есть еще кубинцы, – ответил мистер Мур. – Изгнанники здесь, в Нью-Йорке. Они бы тоже обрадовались любому поводу к войне.

– «Кубинская революционная партия», – пояснил Маркус. – У них контора на Фронт-стрит, рядом с доками в Ист-Сайде. Старое такое, замшелое здание – они сидят на четвертом этаже. Мы с Люциусом можем их завтра потрясти, если хотите.

– Мне представляется, что нынешней ночью это будет полезнее, – отозвался доктор Крайцлер. – Если ребенок у них, его судьбу они скорее всего предпочтут решить под покровом ночи, а не днем. – И с правой стороны окружности появилась новая надпись: КУБИНСКИЕ РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ.

– Еще остались сами испанцы, – сказал мистер Мур. – Лично мне эти ребята нравятся больше всех прочих – изымают ребенка, а мать держат в неведении, прикинув, что она не в силах ввязываться.

– И при этом не сделать ни одного заявления касательно происшедшего? – усомнилась мисс Говард. – Зачем им подставлять нашу страну, не заявляя о преступлении?

Мистер Мур только пожал плечами:

– Они могут ждать подходящего момента. Тебе же известна обстановка в Вашингтоне, Сара, – ты сама говорила, что Маккинли по-прежнему ищет способ выпутаться из этой клятой войны. Может, они ждут, пока у него не останетсявыхода?

– Ну в таком случае, почему бы не изъять ребенка позже? – возразила мисс Говард. – Или, наоборот, раньше? По весне военной истерии было куда как больше, чем сейчас.

– Возможно, они просто ошиблись в расчетах, – предложил доктор, выводя на доске ИСПАНСКАЯ ПАРТИЯ ВОЙНЫ. – Испанией сегодня правят отнюдь не гении. Те, кто ратует за войну, в массе своей – садисты-психопаты, вроде Уэйлера, – он имел в виду печально известного генерала Уэйлера, губернатора Кубы, впервые опробовавшего на кубинских крестьянах то, что потом назвали «концентрационными лагерями»: оттуда они уже ничем не могли помочь бунтовщикам, оставалось только передохнуть как мухам от болезней и голода. – …или обманутые монархисты, грезящие о днях конкистадоров. – Доктор оторвался от доски. – Так… сим завершается список подозреваемых. Одна из групп нанимает профессионала, тот похищает девочку, ее прячут в укромном месте. При помощи…

– Женщины из поезда, – быстро ответила мисс Говард. – Это сиделка. Если только вы не думаете, что сеньоре дочь почудилась.

– Другой женщине – возможно, – произнес доктор. – Но этой? Нет. Ей хватило присутствия ума явиться к нам и подробно все обсудить, хотя она явственно представляла себе возможные последствия, если наша беседа вдруг откроется мужу. Она не подвержена ни маниям, ни истерии. Нет, когда она говорит, что видела своего ребенка, я ей верю. – Склонившись к нижней половине круга на доске, доктор вывел: ЖЕНЩИНА В ПОЕЗДЕ: – двоеточие указывало на его намерение продолжить запись. – Ладно, Джон, – продолжил он. – Объясните мне роль этой загадочной женщины в политическом контексте.

Мистер Мур, похоже, растерялся:

– Ну, она… Сара же про нее все сказала. Сиделка. По словам сеньоры, была одета гувернанткой – наверное, тоже профессионалка, нанятая специально.

– Специально для того, чтобы присмотреть за ребеночком на последней площадке последнего вагона надземки, проезжавшего по Третьей авеню посреди ночи? Не годится, Джон, и вы это знаете. Хотя насчет какого-то профессионализма я склонен с вами согласиться. – И он написал после двоеточия: ГУВЕРНАНТКА ИЛИ НЯНЯ. – Но совсем по другим причинам.

– Она могла ехать на поезде в штаб-квартиру кубинцев, – нашелся мистер Мур.

– Джон, – довольно снисходительно произнесла мисс Говард, – если кто-то уж дошел до того, чтобы нанять похитителя и няню, наверное, они могли себе позволить оплатить им кэб.

– А ты когда-нибудь видела этих кубинских революционеров, Сара? – с еще большей снисходительностью парировал мистер Мур. – Я – видел: они все точно молью траченные, эти революционеры. Какие бы средства Херст ни пускал на военную лихорадку, этих ребят он не особо облагодетельствовал.

– Тут Джон прав, – подтвердил Маркус. – Может, они действительно поиздержались.

– Что, между тем, не объясняет, какого дьявола она вообще делала в поезде, – ответил доктор. – Основная идея ведь в том, чтобы спрятать ребенка, не так ли? А не показывать девочку половине города. Должна быть причина, по которой они дали публике увидеть ее, и причина эта обязана иметь политическую подоплеку.

– Гм… ну, вообще-то здесь только один вариант, – раздался голос Люциуса.

– Да? – обернулся доктор.

– Они хотели,чтобы девочку увидели.

– Да. Благодарю вас, детектив-сержант, – кивнул доктор Крайцлер. – Это действительно единственно возможное объяснение. – И на доску было занесено: УМЫШЛЕННАЯ ДЕМОНСТРАЦИЯ. – Кому-либо, где-либо – возможно, и самой сеньоре – необходимо было увидеть ребенка, дабы убедиться в серьезности намерений похитителей и в том, что девочка действительно у них. А лучшее место для такой демонстрации должно быть весьма людным. И тут мы приближаемся к последнему пункту нашей теории… – Доктор подошел к левой половине нарисованного круга. – Демонстрируя ребенка, наши похитители предают огласке свои требования. Однако сеньора, похоже, убеждена в обратном.

– Консул Бальдасано и ее муж могли ее обманывать, – сказал Люциус. – Они могли получить требования и не собираться их удовлетворять. Не желали вони и соврали матери.

Раздумывая, доктор выводил на доске слово ТРЕБОВАНИЯ:.

– Да. И снова, Люциус, – единственная возможность, если только не прав мистер Мур и они действительно не выжидают. Но если они ждут, или им отказали, – чего хочет каждая группа? Простое похищение с целью выкупа отпадает сразу, поскольку сомнительно, чтобы испанцы оказались неплатежеспособны. Нам следует держаться политических мотивов – которые подразумевают что?

– Так… – произнес мистер Мур. – Американские ура-патриоты и кубинцы хотят одного и того же – войны. Тут дело не в «требованиях» как таковых.

Доктор резко развернулся и, улыбнувшись, ткнул обвинительным перстом в своего старого друга:

– Точно. Благодарю вас, Мур, за устранение двух подозреваемых из числа вами же предложенных. – Он повернулся обратно к доске, чтобы написать под ТРЕБОВАНИЯМИ: слово ВОЙНА.

На лице мистера Мура вновь отразилась какая-то потерянность.

– О чем вы говорите, Крайцлер?

– Вы похищаете ребенка. Ваша цель – дипломатический скандал. Исчезновение ребенка должно стать поводом – фактически достаточно одного отсутствия девочки. Помимо этого она – обуза.

Лицо мисс Говард словно бы осветилось:

– Да. И в таком случае… почему же она тогда жива до сих пор?

– Вот-вот, Сара, – ответил доктор. – И для американской партии войны, и для кубинцев живой ребенок – ходячий риск: девочка может привести их только к поимке. Если любая из этих групп действительноответственна за похищение, дочь Линаресов сейчас уже должна покоиться на дне какой-нибудь реки или, как в случае с воскресной находкой наших детектив-сержантов, – частями по нескольким рекам. Из всех наших политических подозреваемых только испанцам выгодно беречь ее живьем – однако они, к тому же, крайне заинтересованы в ее сокрытии, и у них достаточно ресурсов для этого. Вот мы и получаем… – доктор жестко провел линию обратно к верхнему краю доски, – …круг. И он ведет в никуда. Время, разумеется, покажет справедливость подобного вывода, но… – Он умолк, глядя на плоды своего труда; затем склонил голову к Люциусу: – Детектив-сержант?

– Доктор?

– Вы срисовали диаграмму?

– Так точно, сэр.

– Прекрасно. Храните ее на тот маловероятный случай, если нам когда-нибудь потребуется с нею свериться, – сказал доктор и взялся за тряпку.

– Вы о чем, доктор? – удивился Маркус.

– Я о том, – ответил тот, энергично стирая все написанное ранее, – что все это… полная… и невообразимая… чушь!

Когда доктор снова отступил от доски, на ней остались только два тезиса: вверху красовалось ПОХИЩЕНИЕ, внизу – ЖЕНЩИНА В ПОЕЗДЕ: ГУВЕРНАНТКА ИЛИ НЯНЯ.

– Уберите из круга все неправдоподобные детали, и вы останетесь с куда более полезной геометрической фигурой. – И он не спеша и подчеркнуто провел мелком от верхней надписи к нижней. – Прямой линией.

Несколько секунд мы молча таращились на доску: внезапно там образовалось страсть как много пустого пространства.

– И что же все это значит, Крайцлер? – вздохнул мистер Мур, закидывая ноги на стол.

Доктор обернулся – лицо его омрачали самые искренние опасения.

– Понятно, что вы, Джон, искали политический мотив преступления потому, что на деле альтернатива куда более тревожна и непредсказуема. Да и к тому же – куда вероятнее. – Он извлек из кармана портсигар и предложил его содержимое по очереди мисс Говард, Маркусу и мистеру Муру. Я прямо помирал, так курить хотел, но придется подождать. Когда все закурили, доктор принялся, как обычно, мерить шагами комнату и через некоторое время объявил: – Я верю, что анализ детектив-сержантами физических улик, как всегда, безупречен. Сеньора Линарес, по всей видимости, подверглась нападению другой женщины, вооруженной обрезком трубы, найденным ею на месте, – это и готовность свершить задуманное в людном месте посреди бела дня говорит о спонтанности ее решения. То, что она не покалечила жертву, можно списать на слепую удачу и не слишком великую физическую силу, но, полагаю, никак не на профессионализм.

– Ладно, – отозвался мистер Мур, хотя доводы его явно не убедили. – В таком случае, Крайцлер, у меня остается только один вопрос, хоть и не маленький. Зачем?

– В самом деле. – Вернувшись к доске, доктор написал заглавными буквами ЗАЧЕМ? на левой ее стороне. – Женщина забирает ребенка. Она не требует выкупа. А через несколько дней показывается на людях с похищенной девочкой, при этом ведет себя с ней так, словно… словно… – Доктор, похоже, искал подходящие слова.

Их за него нашла мисс Говард:

– Словно та – ее собственная дочь.

Доктор на миг скосил на мисс Говард черные сверкающие глаза.

– Как всегда, джентльмены, – произнес он, – Сара с ее уникальным взглядом зрит в корень. Словно ребенок – ее собственный. Подумайте: кем бы ни являлась эта женщина, из всех нью-йоркских детей она избрала для похищения единственную девочку, чье исчезновение может спровоцировать международный кризис. Вдумайтесь в это на секунду, Мур, – если у преступления нет политических мотивов, о чем это нам говорит?

– О том, что она, черт возьми, не сделала домашнюю работу, вот о чем, – фыркнул мистер Мур.

– То есть?

Настала очередь Сайруса:

– То есть, если позволите, мистер Мур, учитывая обстоятельства, в которые она была поставлена, у этой женщины не было выбора, кроме как подчиниться сиюминутному порыву. – И он посмотрел на остальных, улыбнулся краем рта и уставился в пол. – Уж я-то немного понимаю в таких вещах…

– Абсолютно верно, Сайрус, – провозгласил доктор, принимаясь выводить на доске слова под заголовком ЗАЧЕМ?. – Благодарю вас. Это значит, что она была под властью порыва – спонтанного и не только разрушившего в ней всякую возможность хоть как-то контролировать себя, но и лишившего ее возможности спланировать свои действия, изучить жертву. Или, как это едко заметил Мур, «сделать домашнюю работу». И что же могло послужить причиной подобного безрассудства?

– Что ж, не хотелось бы изрекать банальность, – сказал Маркус, – однако… похоже, ей очень хотелось ребенка.

– Верно, – согласился доктор, подкрепив одобрение коротким кивком, и добавил эту мысль в колонку ЗАЧЕМ?. Затем стер записи внизу и перенес их в середину правой половины доски. Теперь там фигурировали три основные категории: ЗАЧЕМ? ПОХИЩЕНИЕ и ЖЕНЩИНА В ПОЕЗДЕ: ГУВЕРНАНТКА ИЛИ НЯНЯ, за которыми до правого края еще оставалось пустое пространство – аккурат для еще одной категории.

– Но не просто ребенка, – торопливо добавил Люциус. – Похоже, она хотела именно этогоребенка.

– И ведь отчаянно хотела, – пробормотала мисс Говард.

– Хорошо, – подытожил доктор и, скрипя мелом, выцарапал ДИТЯ ЛИНАРЕС в верхнем правом углу доски. – Однако вам всем следует немного остыть – мы уже несемся впереди паровоза. – Он отступил назад и замер недвижно, изучая вместе с нами результат. – Очертания начинают вырисовываться, – пробормотал он и удовлетворенно раздавил окурок в пепельнице. – Да, детектив-сержант, она хотела ребенка Линаресов. Но, как уже говорил Джон, она не могла знать, кем является дочь Линаресов, – проведенные вами изыскания продемонстрировали нам спонтанность нападения. Сложите эти элементы воедино – и к какому решению вы придете?

Раздумья заняли у Люциуса всего пару секунд:

– Имело значение не то, кемявлялась дочь Линаресов, а то, чтоона из себя представляла.

– Чтоона из себя представляла? – озадаченно буркнул мистер Мур, все еще не убедивший себя в полезности для следствия подобных риторических упражнений. – Она представляла из себя младенца,каковым и являлась. Мы ведь уже вроде сошлись на том, что женщина хотела ребенка?