355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кадзии Мотодзиро » ЛИМОН » Текст книги (страница 4)
ЛИМОН
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 02:03

Текст книги "ЛИМОН"


Автор книги: Кадзии Мотодзиро



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

3. Болезнь

Сестра заболела. Ныло в боку, поднялась высокая температура. Такаси опасался брюшного тифа. Муж, сидевший у постели больной, сказал:

– Давай вызовем врача.

– Да нет, не нужно. Может, это просто глисты, – а затем добавила слабым голосом, словно говорила не с Такаси и не с мужем, а сама с собой.

– Вчера было так жарко, я шла домой пешком, но совсем не вспотела.

Накануне днём Такаси и Кацуко, увидев, как кто-то, пошатываясь, бредет в сторону их дома, шутя и дурачась, высунулись из окна.

– Кацуко, кто это там?

– А, это мама. Мама.

– Не придумывай. Какая-то чужая женщина. Иди, посмотри. Она не должна войти в дом.

Такаси вновь вспомнил выражение её лица в тот момент. Немного странное. Она привыкла видеть свою семью дома, а тут, проходя мимо, она вдруг увидела их будто со стороны. Именно из-за этого необычного ощущения её взгляд был чужим, – подумал Такаси. А может, она просто переутомилась.

Пришёл врач, подтвердил подозрение на тиф и вышел из комнаты. В коридоре Такаси переглянулся с обеспокоенным зятем. На его лице застыла вымученная улыбка.

Врач говорил о дисфункции почек. На это указывал обложенный язык или еще что-то подобное. Поставить окончательный диагноз тифа он затруднялся, и, попрощавшись, ушел.

Сестра сказала, что с тех пор как она вышла замуж, слегла в постель всего во второй раз.

– Первый раз это случилось в Китамуро.

– Она была очень слаба. Нужен был лед, но нигде поблизости его было не найти. Тогда среди ночи, часа в два, я проехал на велосипеде около четырёх ри, тарабанил в дверь магазина, разбудил хозяев и к счастью, успел купить льда. Завернув лед в фуросики и привязав к седлу велосипеда, я вернулся домой, а уж потом расколол его на куски. Да и льда-то осталось всего вот сколько.

Муж сестры сложил ладони, показывая пригоршню. Такаси рассмеялся, когда зять рассказывал, как измерял температуру жены каждые два часа и вычерчивал график; в этом очень хорошо проявлялся его характер.

– А чем она заболела тогда?

– Выяснилось, что это глисты.

Такаси никогда не обращал внимания на своё здоровье и однажды серьёзно заболел воспалением лёгких. Его зять совершил паломничество в храм в Китамуро, чтобы помолиться о выздоровлении. Когда Такаси стало получше, он ездил один раз в Китамуро. Это была маленькая деревушка среди гор, в которой живут крестьяне и лесорубы. Несколько семей разводит шелковичных червей. С наступлением зимы в поля рядом с деревней совершают набеги дикие кабаны, чтобы поживиться бататом, который составляет половину крестьянского рациона. Кацуко тогда была ещё совсем маленькой. К ней приходила соседская бабушка. Рассматривая книжки с картинками вместе с Кацуко, она по-своему разъясняла их девочке. Слона она называла «зверь со свёрнутым носом», обезьян – «горные сорванцы» или просто «дикари». Такаси удивился, что у некоторых детей в деревне не было фамилий, но для местных жителей в том не было ничего необычного. Это же дети дровосеков, – объяснили ему. В начальной школе была учительница Каору, дочь деревенского старосты, которую школьники называли попросту по имени. Ей было ещё лет шестнадцать или семнадцать.

Таким он запомнил это местечко. Такаси всегда с интересом слушал рассказы зятя о Китамуро.

Когда они жили там, Кацуко упала в речку. Эту историю он услышал из уст зятя.

В ту пору зять заболел бери-бери. Его бабушка, которой было за семьдесят, прабабушка Кацуко, вместе с девочкой отправились на речку мыть чашки. Река была бурной, узкой, но довольно глубокой. Хотя семья и не хотела беспокоить бабушку, она с удовольствием занималась Кацуко, когда жена уходила по делам. Так было и на этот раз.

Отец девочки услышал сквозь сон, как они ушли, а через некоторое время раздался странный крик, и, забыв про слабость, он мгновенно вскочил с постели. Река была рядом. Он увидел обезумевшую от испуга бабушку, которая только и смогла произнести имя «Кацуко». Она старалась изо всех сил объяснить ему что-то, но не могла вымолвить ни слова.

– Бабушка, что с Кацуко?

В ответ она лишь показала рукой на реку.

И тут он увидел, как Кацуко барахтается в воде. После недавнего дождя уровень воды в реке поднялся. Впереди по течению стоял каменный мост, и вода была почти вровень с основанием моста. За мостом река резко поворачивала. Там бурлил водоворот. Миновав следующий поворот, она впадала в глубокое болото. Девочка могла удариться головой о мост или камень на повороте, или, в худшем случае, ее могло понести потоком прямо в болото, где спасти ее уже было бы невозможно.

Не раздумывая, отец бросился в воду и поплыл за дочкой. Её нужно было схватить до моста.

В теле чувствовалась слабость. И всё же он смог догнать её в нескольких метрах от моста. Однако поток был бурным, и ему было никак не забраться на мост. Расстояние между опорами моста и водой было таким, что помещалась лишь головка Кацуко. Приподняв её, отец погрузился под воду, а затем кое-как вскарабкался на мост с другой стороны. Кацуко была словно мёртвая. Он перевернул её кверху ногами, а она так и не выплёвывала воду. В отчаянии он то и дело повторял её имя, стучал по спине.

Наконец Кацуко очнулась, словно бы ничего и не случилось. Не успела она открыть глаза, как тут же вскочила на ножки и принялась плясать. Он не верил своим глазам.

– Что же ты наделала со своим платьицем? – спросил он, пытаясь стащить с нее мокрую одежду, но она ответила: «Не знаю». Она поскользнулась и потеряла сознание, поэтому и не поняла, что чуть не утонула.

Резвится как ни в чем не бывало.

Вот такую историю рассказал зять. В послеобеденный час все соседи спали, и если бы он не проснулся, какая беда могла бы стрястись, – добавил он.

И рассказчик, и слушатели настолько были захвачены рассказом, что стоило зятю замолчать, как повисла тишина.

– Когда я вернулась домой, они втроем вместе с бабушкой ждали меня у ворот, – сказала сестра.

– Почему-то не могли усидеть дома. Переодевшись, решили подождать маму на улице.

– С того дня бабушка повредилась умом, – сказала сестра, понизив голос, и многозначительно посмотрела на мужа.

– Да, после этого случая она стала странно вести себя. Прошло довольно много времени, а она всё говорила ей (показал на жену): «Извини, внучек, извини, внучек».

– И хотя я и говорила ей, что она ни в чем не виновата…

Старушка сходила с ума и через год умерла.

Такаси подумал, как жестоко обошлась судьба с бабушкой. И хотя Китамуро не было его родными местами, и приезжал он туда совсем не надолго, чтобы понянчиться с Кацуко, с этим местом у него были связаны глубокие чувства.

Такаси приехал в Китамуро перед тем случаем. Бабушка часто по ошибке называла правнучку именем Нобуко, которая в то время уже ходила в школу для девочек. Нобуко вместе с матерью жила в городе. И каждый раз, когда бабушка путала имена, Такаси, который ещё ни разу не видел Нобуко, с волнением представлял себе эту девушку лет пятнадцати.

4. Кацуко

Такаси выглянул из окна, выходившего на поле.

Серые облака сплошной пеленой затянули небо. Они казались ему бездонными, низко свисая над землей.

Без солнечного света всё вокруг поблёкло. И лишь вдалеке, на здании больницы, белыми отблесками искрился громоотвод.

В поле резвились дети. Приглядевшись, он узнал среди них Кацуко. Единственный мальчик в этой компании, видимо, затеял какую-то жестокую игру.

Мальчик толкнул Кацуко так, что она упала. Не успела она встать, как он толкнул её вновь. И на этот раз, вложив всю свою силу в этот удар.

Что же они там делают? Какая-то злая игра, – думал Такаси, наблюдая за детьми.

Когда эта игра закончилась, три девочки выстроились перед мальчиком друг за дружкой словно очередь на железнодорожную платформу. Началась странная «проверка билетов». Первая девочка протянула руку, и мальчик изо всех сил стал тянуть ее на себя. Девочка резко упала на землю. Следующая девочка вытянула руку вперёд. Он опять дернул. Упавшая тут же поднималась и вставала в конец очереди.

Вот и все, что он увидел. Мальчик тянул за руку с разным усилием. Казалось, его забавляет, с каким страхом и трепетом ждут этого девочки.

Напрягая всё тело, он лишь слегка тянул за руку. А затем неожиданно дергал так сильно, что девочка падала. А потом он опять лишь слегка пожимал руку.

В этой маленькой компании мальчик вёл себя словно он взрослый, точь-в-точь какой-нибудь пильщик или каменщик за своей работой, и сейчас он как будто даже напевал себе под нос. И было очевидно, что он доволен собой.

Наблюдая за этой игрой, Такаси заметил, что мальчик особенно жесток с Кацуко. Ему было больно это видеть. Под предлогом игры над Кацуко издевались. Почему, спросил себя Такаси. Наверное, Кацуко была своенравной, а играя с детьми, никогда не хотела уступать.

И всё же, неужели она не понимает несправедливости этой игры? Нет, должна понимать. Но, видимо, понимая, все терпит, чтобы проверить свою силу воли.

Пока он размышлял над этим, Кацуко вновь упала от сильного рывка. Если она играет, чтобы проверить себя, каким же должно было быть её лицо в тот момент, когда она упала и уткнулась носом в землю. – Поднявшись, она выглядела так же, как и остальные дети.

Удивительно, что она не плачет.

Подумав, что мальчик, обернувшись, может заметить его, Такаси не отходил от окна.

В глубине облачного бездонного неба двигалось что-то блестящее.

Голуби?

На фоне тусклых облаков птиц не видно, лишь блики света. Птиц не больше трех, а по хаотичности полета можно предположить, что это голуби.

«А-а, может, Кацуко договорилась с ним бороться во всю силу», – неожиданно пришло ему в голову. Как-то раз, когда Такаси обхватил её за плечи, она не раз его просила: «Еще сильнее, еще сильнее». Припомнив этот случай, он решил, что это очень похоже на Кацуко. Такаси отошёл от окна вглубь комнаты.

Вечером, после ужина, Кацуко расплакалась. Такаси был на втором этаже, когда услышал её плач. Голос сестры, которая успокаивала дочку, становился все громче, а Кацуко, не обращая внимания на уговоры, продолжала плакать ещё сильней. Голоса раздавались так громко, что Такаси спустился вниз. Нобуко обнимала Кацуко. Руку девочки держали у самой лампы, а его сестра собиралась вытащить что-то из ее ладошки иголкой.

– Кацуко гуляла на улице и занозила руку. Она сначала не заметила, а во время ужина в ранку попал соевый соус, – объяснила Такаси бабушка.

– Пододвинься ко мне поближе, – с досадой сказала его сестра и потянула руку девочки на себя. Кацуко разрыдалась во весь голос, словно её ошпарили.

– Не знаю, что делать, оставим, как есть, – с этими словами его сестра, наконец, отпустила руку дочери.

– Ну, сейчас уже ничего не поделаешь. Намажем мазью, – посоветовала бабушка. Нобуко пошла за мазью. Спасаясь от плача Кацуко, Такаси вновь поднялся на второй этаж.

Ранку намазали мазью, но Кацуко никак не могла успокоиться.

«Наверняка она тогда и занозила руку», – подумал Такаси, вспомнив увиденное днем. И вновь его стал мучить вопрос: какое же лицо было у Кацуко, когда она ничком упала на землю.

«Может, её сила воли дала сейчас трещину», – решил Такаси, и в отчаянных рыданиях Кацуко ему послышались горькие нотки.

5. День и ночь

Однажды возле развалин замка в тени скалы он обнаружил великолепный колодец.

В старину на этом месте, видимо, располагалась самурайская усадьба. Здесь было поле или сад, а теперь торчали лишь сухие деревья сливы, росла тыква и цвела перилла. На скале стояли толстое крепкое дерево и старая камелия. Их листва образовывала зелёную завесу, в тени которой и притаился колодец.

Огромный сруб, мощная каменная кладка – это был крепкий, отличный колодец.

Две молодые женщины стирали бельё в больших тазах.

Целиком колодец был не виден с того места, где стоял Такаси. Скорее всего, его венчал шест – журавль, а воду черпали и поднимали большой деревянной бадьей, в которой отражалась сочная зелень деревьев. Когда одна женщина подставляла таз, другая наливала воду из бадьи. Вода выплескивалась в таз, в водяных брызгах переливалась радуга. Вода, словно ручей, стекала по сверкающим чистотой камням возле колодца, по босым ногам женщин, и в этом потоке тоже отражалась зелёная листва.

Он испытывал зависть, наблюдая за этой восхитительно счастливой жизнью. Прохладная тень зелёной завесы. Чистая и прозрачная вода. Почему-то это трогало сердце.


В небе синем солнце светит.

Посмотри скорей в окно.

Воду льют, бельё стирают,

Сушат кимоно.

Он вспомнил, что в детстве часто напевал эту песенку, то ли прочитав слова в учебнике родного языка, которые в ту пору публиковались государственными издательствами, то ли выучив на уроке пения. В её словах не было ничего искусного, но стоило ему лишь услышать эту песенку, как яркие и живые картинки его собственного детства неожиданно появлялись перед глазами.


Слышишь песенку вороны:

Раздается кар-кар-кар.

И над дубом, и над кленом

Раздаётся кар-кар-кар.

Рядом была картинка.

Одно за другим оживали воспоминания: песенка называлась «Четыре стороны», а на картинке ребёнок, повернувшись лицом к восходящему солнцу, протягивал к нему руки.

Иероглифы набраны уставным шрифтом, похожим на рукописный. Безымянный художник изобразил круглолицего мальчугана, настоящего отличника, под стать иероглифам, написанным плавными линиями.

Он никогда не читал вслух надпись в учебнике «Права принадлежат…», но часто проговаривал ее про себя. Он подумал, что эта надпись «права принадлежат…» неотделима от учебника, точно так же, как имя адресата от письма. Вспомнились даже выходные данные учебника.

В детстве ему казалось, что место, изображенное на картинке, существует где-то на самом деле. Он думал, где-то живут такие простые и искренние дети. Эта мысль приходила ему в голову.

Именно об этом он всегда мечтал. Простой, светлый, здоровый мир. И теперь такой мир предстал перед его глазами. Неожиданно в этой сельской глуши, в тени зелёной листвы, он нашел этот мир, который оказался даже лучше и ярче.

Он подумал, что школьный учебник был курсом на жизнь, к которой он должен стремиться.

Картины природы, которыми невозможно пресытиться, детские воспоминания, образы новой жизни временами ярко вспыхивали перед ним то и дело. Но порой наступали бессонные ночи.

После такой ночи его охватывает лихорадочное возбуждение, вызванное совершенными мелочами. Когда оно проходит, на него наваливается ужасная усталость, хочется упасть и заснуть хоть на обочине дороги. Подобное ощущение возникало у него при виде коры клёна.

Кора клёна была холодной. В центральной части замка стояла скамейка, на которой он обычно сидел, а за ней рос клен.

На земле лежала сосновая хвоя. По ней шустро бегали муравьи.

Причудливый узор мха со всех сторон осыпал холодную кленовую кору, словно чесоточная сыпь.

А воспоминание о том, как в детстве он бегал по плетёным циновкам, превратилось в почти реальное ощущение.

Над ним, как и теперь, рос клен. На земле лежали сосновые иглы, копошились муравьи. Поверхность земли была неровной. Там и постелили циновки.

«Дети знают, как приятно бегать босиком по кочкам, покрытым холодными циновками. Стоит только постелить циновки, как они вскакивают на них, кувыркаются прямо в одежде, радуются тому, что вольны делать все, что угодно».

Вспомнив об этом, он захотел вдруг прижаться щекой к дереву, чтобы охладить ее.

«Наверное, я устал», – в руках и ногах он почувствовал небольшой жар.

«Вот что я хочу тебе подарить. Это будет желе. Даже от шагов на его поверхности возникает лёгкая рябь, а когда дует ветер, оно дрожит. Цвет – синий, как у моря, посмотри, в нём плывёт множество рыбёшек.

А еще шторы. На них рисунок, осенние травы, они постепенно превращаются в непроходимые заросли. Этого не видно, но наверху должно быть дерево гинкго[41]41
  Декоративное листопадное дерево.


[Закрыть]
с пожелтевшей листвой.

Дует ветер, колышутся травы. Взгляни, гусеница переползает с одной ветки на другую.

И то, и другое я подарю тебе.

Но пока подарки не готовы, тебе придётся подождать. Когда тебе будет скучно, подумай об этом. Тебя это утешит».

Как-то раз он написал такую открытку. Шутки ради, конечно. Однако ему показалось, что в ней отчасти удалось выразить ощущение, не дававшее ему покоя ни днём, ни ночью, от которого по спине бегали мурашки. Ночью он не мог заснуть, за окном летали и кричали кваквы. Затем эти звуки стали раздаваться где-то внутри него самого. Казалось, что насекомые стрекочут прямо в его комнате.

«Ну, вот опять», – подумал он, ощутив непонятную тревогу. – В последнее время так повторялось из ночи в ночь.

Он гасил лампу, закрывал глаза, и его охватывало странное ощущение, что окружающие предметы начинают быстро вертеться. Огромные предметы разбивались на мелкие осколки. Словно он подкручивал рукой или поддувал их. Всё крутилось и вертелось, словно волчок, а когда он, лёжа в постели, пытался представить хотя бы кончики пальцев собственных ног, этот круговорот вовлекал его в себя, и они оказывались бесконечно далеко. Иногда, читая книгу, замечаешь, как буквы становятся все меньше и меньше. Чем-то похожее ощущение. От страха он не мог сомкнуть глаз.

Порой ему приходило в голову, что у него вот-вот получится что-нибудь наколдовать. Вот что он делал.

В детстве он спал вместе с младшим братом. Повернувшись на живот, вытянув руки и сцепив их кольцом (получался будто загон для животных), он говорил: «Эй, Ёсио-кун.[42]42
  Кун – суффикс, который добавляется к именам мальчиков и мужчин.


[Закрыть]
Здесь я вижу коров». Брат попадался на эту шутку каждый раз. Но когда он сам прижимался лицом к сцепленным рукам, над простынёй в кромешной тьме действительно появлялось множество коров и лошадей. – Сейчас это казалось ему и вправду возможным.

Поля и сады, равнина, улицы, рынки, театры. Пристань и море. Вот бы эта огромная картина с вкрапленными в неё фигурками людей, повозками, кораблями, растениями, животными возникла в темноте. Кажется, она вот-вот появится. Гул уже доносится до его ушей.

Когда он писал ту шутливую открытку, у него было такое же странное ощущение, от которого по коже бегали мурашки.

6. Дождь

Август подошёл к концу.

Завтра Нобуко возвращается в город, где будет жить в школьном пансионе. Ранка на её пальце зажила, поэтому по наставлению матери вместе с одним из соседей она отправилась поклониться божеству Тэнри. Этот человек во всей округе слыл самым ревностным верующим.

– А где бирка? – спросил зять, связывая вещи Нобуко в узел.

– Что же ты ворон считаешь? – поддразнил он Нобуко сердитым голосом, а Нобуко рассмеялась и пошла на поиски.

– Нигде нет, – сказала она вернувшись.

– Может, сделать из старых манжет… – предложил Такаси.

– Нет, где-то их было полным-полно. Ты смотрела в выдвижных ящиках? – спросил зять. Нобуко сказала, что смотрела.

– Скорее всего, Кацуко их вновь туда припрятала. Пойди, взгляни, – сказал он, рассмеявшись. Кацуко то и дело подбирала какой-нибудь хлам и прятала в своём ящике.

– Бирка здесь, – сказала бабушка и, улыбаясь, подала бирку, показывая, как надо искать.

– Что бы мы делали, если бы не было бабушки, – с нежностью сказал зять.

Вечером бабушка готовила бобы.

– Такаси-сан, не попробуете ли? – спросила она, пододвигая к нему печеные бобы.

– Нобуко возьмет бобы с собой. Сколько бы ни взяла, всё сразу же съест дочиста…

Слушая её, Такаси жевал бобы, как вдруг снаружи послышались шаги, и вошла Нобуко.

– Ну что, взяла?

– Да, стоит возле задних дверей.

– Дождь может пойти, лучше внести в дом.

– В доме и оставила.

– А тётушка Ёсиминэ-сан интересовалась, уеду я завтра или нет, – сказала Нобуко и запнулась на полуслове.

– Уедешь? – переспросила её мать.

Тётушка Ёсиминэ-сан сказала: «И когда изволите уехать? Завтра?» и Нобуко, сразу не сообразив, что ответить, ответила: «Да, завтра изволю уехать». Мать и Такаси рассмеялись, а Нобуко слегка покраснела.

Она взяла напрокат детскую коляску.

– Завтра встанем пораньше, погрузим багаж на коляску и отвезём на станцию, – объяснила мать Нобуко.

«Не очень удобно», – подумал Такаси.

– А Кацуко тоже пойдёт с нами? – спросила Нобуко.

– Говорит, что пойдёт, поэтому сегодня уже легла спать, – ответила ей мать.

Он подумал, что везти багаж в такую рань неудобно: ведь было бы гораздо лучше купить билет сегодня вечером и заранее отвезти багаж.

– Может быть, я отвезу прямо сейчас? – предложил он.

Во-первых, так подсказывало ему воспитание, а во-вторых, ему хотелось произвести впечатление на юную Нобуко. Однако и мать, и Нобуко в один голос сказали: «Нет, нет, не беспокойтесь», – и он не стал настаивать.

Летним утром, чуть свет мать и дочь с племянницей выходят из дому и отправляются на станцию: одна толкает коляску, другая, одетая с особой тщательностью по случаю поездки, ведёт за руку девочку… Он попытался нарисовать в своём воображении такую картину, получилось красиво.

«Каждая из них в душе предвкушает радость предстоящей прогулки», – подумал он и ощутил, как хорошо у него стало на сердце.

Той ночью он опять никак не мог уснуть.

Дождь зарядил в полночь, но затем прекратился. В ожидании следующего дождя он задремал.

Через некоторое время он услышал, как издалека вновь приближается дождь.

Стрекот насекомых сменился шумом дождя. Через некоторое время он вновь стал двигаться в сторону города.

Такаси отдёрнул москитную сетку, поднялся с постели и отодвинул одну ставню.

На замковых развалинах горел фонарь. Листва, отполированная дождём, при свете фонаря искрилась, словно рыбья чешуя на солнце.

Вновь пошёл дождь. Он сел на порог и подставил ноги под холодные струи.

В одном из домов напротив открылась дверь, и молодая женщина в ночном кимоно вышла откачивать воду насосом.

Дождь усилился, водосточная труба, булькая, поглощала воду.

Он увидел, как белая кошка бежит под навесом соседнего дома.

Кимоно Нобуко так и висело под дождём на шесте для сушки белья. Это было будничное кимоно с узкими рукавами, в котором он привык видеть ее дома. Оттого, наверное, ему и казалось, что силуэт висящей одежды похож на фигурку Нобуко.

Ещё одна дождевая туча ушла в сторону города. Вдалеке раздались звуки.

«Тин, тин».

«Тин, тин».

Стрекот каких-то насекомых, напоминавший удар твердого металла о яшму, смешался с пеньем сверчков.

Он чувствовал, что у него ещё горит лоб, и ждал приближение дождя, уже миновавшего замок.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю