Текст книги "Его Муза. Часть 1 (ЛП)"

Автор книги: К. С. Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Логан наклоняется, и тихо произносит:

– Хорошо.

Он удовлетворен.

Я сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Плохо, что я неравнодушна к нему, и он должен знать это. Если он допоздна изучал сайт колледжа, то должно быть читал и правила, запрещающие отношения между студентами и преподавателями. И сейчас он меня дразнит, проверяет.

Я оглядываюсь, но никто, кажется, не обращает на нас внимания. Интересно, как они могут не замечать волны желания и напряженности между нами. Внезапно я понимаю, что Логан выглядит как студент. Он не преподаватель. По крайней мере, пока. Но поскольку его наняли, он теперь профессор, а значит, не должен флиртовать со мной. И я не должна желать его.

– Мне пора, – произношу я, отчаянно нуждаясь в большем количестве пространства между нами.

Он отступает, но его взгляд скользит по мне с ног до головы.

– Ясно. Вы серьезный студент, мисс Николс. Если я смогу чем-то помочь вам как преподаватель, пожалуйста, не стесняйтесь – заходите ко мне. – Он показывает на окно, из которого появился несколько минут назад.

Я киваю.

– Я буду помнить об этом.

Логан уходит, и теперь я свободно могу идти на пары.

Слово «щеголеватый» все еще будоражит мой разум и кровь, бегущую по моим венам.

Глава 8

Я не вижу Логана нескольких дней, и это отлично, потому что мне нужно охладить свою голову, да и не только ее. Этот мужчина для меня под запретом: он хоть и временный, но преподаватель, а я студентка.

Я могу сколько угодно фантазировать о нем, но не более. Полагаю, он придерживается того же мнения. Мысль о том, что он думает обо мне, сводит с ума, и чтобы отвлечься, я иду в студию. До выпуска я должна написать достаточное количество картин, которые в новом году выставят в Галерее «Меллман». Несколько галеристов с восточного побережья посетят выставку, возможно, будет и представитель Нью-Йорка. Я должна думать о будущем и не отвлекаться.

Утро четверга с Дженни получается весьма продуктивным. Обещанный кофе с тремя ложками сахара придает ей больше воодушевления, чем обычно, и некоторые из поз Дженни довольно провокативны.

Когда Дженни уходит на тренировку перед парами, я некоторое время смотрю на опустевший подиум, и начинаю рисовать по памяти. Изгиб бедра, упругие икры, вытянутые пальцы. Густые темные волосы, убранные за плечо. Маленькая возбужденная грудь с торчащими сосками. Подстриженный лобок. Я стараюсь рисовать быстро. Несколько штрихов здесь, несколько там.

Вскоре позы становятся все более раскованными. Ее ноги разведены, руки приподнимают волосы, губы кокетливо выпячены. Дженни, испытывающая желание. Она хочет, чтобы ею овладели. Взгляд через плечо. Ее глаза просят.

Я откладываю законченные наброски, и вспоминаю свою последнюю сессию с Джонатаном. Я соединю их. Я создам из двух тел одно.

Звук шагов за спиной возвращает меня к реальности, и я смотрю на листы у моих ног. На некоторых из них непонятные загогулины, другие же наполнены эротикой. Эти я оставлю себе, остальное выброшу. Я слышу покашливание за своей спиной и оборачиваюсь. Логан О'Шэйн собственной персоной стоит в дверях. Несмотря на то, что сейчас всего лишь 7:30 утра.

– Я так и знал, что найду тебя здесь.

Я удивлена. Даже учитывая, что он накрепко поселился в моей голове и мечтах, странно видеть его вот здесь и сейчас. Это невероятно. Сейчас он красивее, чем в моих мечтах. Его густые темные волосы слегка растрепаны. На нем старые потертые джинсы и клетчатая рубашка с белой майкой. Он улыбается мне и его глаза задорно сверкают.

– Не помешаю?

Я качаю головой, пытаясь за этим жестом скрыть свое изумление и смущение, а еще то, что у меня просто отняло речь.

Я смотрю, как он переступает порог студии. У него сексуальная походка, он словно наслаждается каждым моментом, каждым своим шагом. Он осматривает каждый предмет в студии, в то время как я работаю и пытаюсь взять в руки себя и свои мысли. Студия – это моя территория, мой дом, поэтому я пытаюсь смотреть на Логана не как на небожителя, а как на мужчину, писателя, который случайно забрел сюда. Чтобы не молчать, спрашиваю:

– Вы уже освоились в новом кабинете?

– Да, и чувствую себя как дома. Загляни как-нибудь ко мне.

Не самая удачная идея.

– И как Вам занятия?

– Полагаю, найдется горстка перспективных студентов. Хотя меня заинтриговал отнюдь не студент-писатель. – Его зеленый взгляд удерживает мой.

Я отворачиваюсь, возвращается моя нервозность, и я начинаю собирать с пола эскизы, чтобы отвлечься.

– Не надо, – говорит он и подходит сзади. Его взгляд скользит по газетным страницам, расстеленным вокруг мольберта.

– Могу я нарисовать тебя? – И в эту минуту он похож на ребенка, дорвавшегося до новой игрушки.

– А Вы сможете? – удивленно спрашиваю я, сомневаясь, что ему это удастся.

– Я бы хотел попробовать. Ты сможешь попозировать мне? – Он показывает на подиум и стул, задрапированный для работы с Дженни.

Откинув самоуверенность, я пожимаю плечами. Что ж, я закончила, так почему бы и нет? Мне любопытно, сможет ли он изобразить что-то большее, чем «палка-палка огуречик, получился человечек».

Я захожу на подиум и сажусь на стул, когда он берет карандаш. Он смотрит на мое лицо и волосы несколько тягучих минут. Я чувствую себя застенчиво под его взглядом, но мне это нравится.

– Ты не собираешься раздеться?

Это смешит меня, и я встаю.

– Понятно, это еще один из Ваших способов соблазнения. А я-то думала, что Вы серьезны.

– Я серьезен.

Я смотрю на него, и понимаю что сейчас, в своей студии, у меня все под контролем.

– Тогда нарисуйте меня в одежде.

– Хорошо. – Он начинает делать эскиз, а я сажусь и терпеливо жду. Он рассматривает меня, изучает лист, снова меня, его глава перебегают с меня на лист и назад. Он творит.

– Это не так интересно. Ты же знаешь, – говорит он, воссоздавая увиденное на листе. – Я знаю, ты идешь на многое, чтобы уговорить моделей раздеться. Даже посещаешь литературные чтения.

Я улыбаюсь.

– Тут Вы правы.

– И знаешь, это так расстраивает, когда модель отказывается раздеваться. Ведь ты стремишься запечатлеть красоту человеческого тела, воспеть ее на хосте или бумаге, но ничегошеньки не можешь сделать с тем, что некоторые люди настоящие ханжи, и не воспринимают красоту форм.

Хмурюсь.

– Окей, вы высказали свою точку зрения.

Как писатель, он, конечно, кое-что понимает в искусстве, и я буду лицемеркой, если буду нарушать собственные же правила. Я нервничаю. Стесняюсь. Я всегда говорю своим моделям расслабиться, но обычно я художник и стою за мольбертом, а не модель перед ним. Слова и чувства – разные вещи. Как говорится, легче сказать, чем сделать.

Я тяжело вздыхаю и снимаю свитер. Логан улыбается и берет новый лист бумаги. Я чувствую жар, движущийся по моей коже вслед за стягиваемой футболкой. На мне лишь бюстгальтер и джинсы.

Логан хмурится.

– И это все? Если не собираешься идти до конца, то верни, как было.

Да он берет меня «на слабо»! Я краснею с головы до пят и каждой частичкой своего тела чувствую смущение и гнев. Я готова снять с себя всю одежду, но не хочу уступать ему.

– Чего ты боишься? – говорит он так мягко, что я с трудом соотношу этот голос с ним.

– Это такая уловка?

– Разве? – Кажется, он заинтригован.

Я размышляю над ответом и, наконец, признаю:

– Мне не нравится, что сейчас я потеряла контроль. Предпочитаю сидеть за мольбертом.

Он делает несколько шагов ко мне, все еще держа карандаш между пальцами.

– Легче смотреть, а не быть изучаемым, да?

Пожимаю плечами.

– Не знаю, легче ли. Это другое. Я чувствую себя некомфортно. И, наверное, в этом смысле да, легче.

Логан стоит перед подиумом и смотрит на меня, а я смотрю на него сверху вниз. Отсюда он не кажется таким пугающим. И в эту минуту я ловлю себя на мысли: «я испытываю перед ним страх. Почему?»

– Скажи, ты бы чувствовала себя более комфортно, если бы я тоже был голым.

Я смеюсь.

– Это было бы странно. – Выбор слова, кажется, смущает его, но это первое, что пришло на ум. – Я имею в виду, что это было бы неловко.

Логан кивает, кладет карандаш на подиум и касается моей ноги, точнее моей обуви. Обычно в студии я хочу ж сабо и сегодня на мне коричневые Данско. Логан разувает меня.

– Что вы делаете?

– Думаю, тебе стоит снять джинсы, а для этого лучше снять обувь.

Я снова смеюсь.

– И почему вы думаете, что я сниму джинсы?

Он смотрит на меня и в его глазах танцуют бесята, на губах ухмылка. Он у моих ног, его руки скользят по моим щиколоткам. В моем животе порхают бабочки.

– Потому что я собираюсь красиво тебя попросить об этом. – Он облизывает губы, улыбается и склоняется передо мной в поклоне. – О, великолепнейшая художница, не будете ли вы так любезны, явить себя скромному писателю во плоти? – Я вздрагиваю при слове «плоть», а Логан добавляет: – Или, по крайней мере, в нижнем белье?

Он выставляет свои руки в просящем жесте и уморительно смотрит на меня своими зелеными глазами. Я начинаю хихикать, – этот мужчина может быть очаровательным, когда захочет.

– Разве тебе не любопытно, как я могу тебя отблагодарить?

Конечно же, любопытно.

– Я могу оголиться лишь до нижнего белья, милостивый государь, – отвечаю я так же напыщенно. Что ж, в каком-то смысле я обязана ему. Хотя нет. Я на себе должна испробовать собственное лекарство. Мне есть чему поучиться, будучи наблюдаемым, а не наблюдателем, и мое сопротивление доказывает это. – Вернитесь к мольберту и отвернитесь, сер.

Логан насмешливо смотрит на меня, но слушается, хотя его взгляд выдает, что он доволен словно ребенок, получивший желаемое. Он может рисовать меня почти голой, но я не хочу, чтобы он смотрел, как я снимаю джинсы.

Я всегда даю своим моделям уединиться, потому что по мере того, как они раздеваются, то словно переходят из одной роли в другую. Эти моменты, когда одежда покидает кожу, являются чем-то личным, интимным, тем, чем вы по доброй воле решаете поделиться с другими.

Когда ты занимаешь любовью, то раздевание является частью ритуала, прелюдии, а когда позволяешь рисовать себя, то оба соблюдают определенные границы. Когда эти границы ломаются или искажаются, то они могут стать неудобными и грязными. Нагота ради искусства должна рассматриваться иначе, чем нагота ради секса, и разница между ними очень тонкая. Искусство, в большинстве случаев, призывает нас чувствовать. А когда люди чувствуют больше всего? Правильно. Когда обнажены. Когда занимаются сексом.

Я откладываю джинсы в сторону и поправляю трусики. Я давно не брила лобок, потому что, как любезно заметила Руби совсем недавно, у меня не было секса больше двух месяцев. И хотя меня это абсолютно не трогало раньше, сейчас я чувствую застенчивость. Я прилагаю все усилия, чтобы вести себя так же бесстрашно, как мои модели. Я знаю, что хочу быть привлекательной для Логана. И это злит. Мне не нравится быть уязвимой. Мне не нравится быть объектом чьего-то внимания, особенно его. Но я чувствую, что должна доказать ему и себе, что могу это сделать.

– Теперь можете смотреть, – говорю я, садясь на стул.

– Отлично. – Он выходит из-за мольберта, и я чувствую, как его глаза прожигают мою кожу. Несколько штрихов ложатся на бумагу.

– Раздвинь ноги, – приказывает Логан. Он меня удивляет, и в то же время противоречиво влияет на меня: хочу послать Логана куда подальше и одновременно хочу подчиняться.

– Зачем?

– Потому что я хочу нарисовать тебя. Зачем еще? – Он кажется раздраженным, властным. – Опусти руки между ног, ладони на стул и немного наклонись, чтобы я мог видеть грудь.

Я закатываю глаза.

– А затем скажите выпятить губы?

– Само собой. – Он не отрывается от мольберта.

– Обычно я позволяю моделям самим выбирать позы.

Логан останавливается и смотрит на меня.

– Почему? Как тогда ты получишь желаемое?

– Я подсказываю им, что делать. И не отношусь к ним как к манекенам, указывая, какую им принять позу.

– И как ты это делаешь? – Кажется, Логан действительно хочет знать что-то новое об этом процессе, так отличающимся от его собственного.

– Я прошу их изобразить чувство или воспоминание. Таким образом, я пытаюсь запечатлеть что-то настоящее, подлинное.

– Это какое-то конкретное чувство?

– Как когда. Например, тоска, печаль или миролюбие. Иногда злость, неудовлетворенность, равнодушие.

– О. Тогда как насчет тоски?

И в этот момент я понимаю, как тяжело моим моделям. Ну вот как я изображу тоску?

– А знаешь, – говорит Логан, – лучше желание. Покажи мне желание.

Желание?

– Что?.. Как?..

Он с вызовом смотрит на меня.

– Что, тяжело? Я удивлен. Ты же вся просто кипишь в глубине души.

– Минуту назад вы сказали, что я ханжа.

– Да ну? Ханжи – это маленькие вулканы, которым нужен правильный сдвиг, чтобы начать извергаться. Выпусти свой огонь. Покажи его. Свое желание. Мужчине. Мужчине, который является для тебя загадкой.

Я закрываю глаза, не до конца уверенная, пора ли хватать джинсы и бежать отсюда, или пойти дальше и доказать, что я могу то, чего прошу от своих моделей. «Мужчине, который является для меня загадкой?» Логан намекает на себя. И боюсь, он это знает. Но он, не останавливаясь, рисует, творит что-то из моего упрямства, и мне любопытно, что у него получится. И еще любопытнее, что будет, если я подчинюсь его просьбе.

– Вы покажете мне набросок?

– Если обещаешь не сильно критиковать.

Я сажусь, провожу пальцами по волосам и немного встряхиваю их, позволяя красновато-коричневым волнам упасть на плечи. Кладу руки между ног, при этом сжимая грудь, заставляя ее полноту покинуть уютные чашечки. Я раздвигаю ноги и упираюсь пятками в подножку стула. Чувствую себя девушкой с календарей 50-х годов. Знаю, такой позе не хватает жизни, поэтому я вытягиваю из себя сексуальность, ощущаю жесткий стул под попой, дерево, нагретое мною, и выгибаю спину, создавая ожидающее напряжение. Оно требует освобождения, как пружина, которая хочет расслабиться, как крик, желающий вырваться наружу. Это желание, а значит и нужда.

Я помню свои наброски с Дженни и сама становлюсь Дженни. Я чувствую ее желание, ее ожидание, когда на рисунках появился Джонатан. Я представляю Джонатана позади меня, возбужденного, готового. Но это не тот Джонатан, а таинственный мужчина, подкрадывающийся ко мне, готовый выпустить пружину, которая удерживает меня. У него глаза Логана и его движения. Представляю его пальцы на моем позвоночнике. Моя спина напрягается в ожидании, рука стользит к резинке моих трусиков, а затем ниже. Мое дыхание меняется. Я вжимаюсь в деревянную поверхность стула и чувствую разочарование. Не стул я хочу чувствовать между ног…

– Отлично, я закончил. – И я возвращаюсь из мира грез. Кожа пылает, губы приоткрыты… Удивленно моргая, я закрываю рот.

Глаза Логана блестят, когда он смотрит на меня.

– Ты хорошо поработала. Это я никак не мог достойно нарисовать тебя. Мои способности ограничены, по крайней мере, когда дело касается карандаша и бумаги. – Он подмигивает мне.

Мда, это плохая компенсация за то, чего я сейчас жажду. Если Логан сейчас попытается соблазнить меня, я точно не буду возражать. Я соскальзываю со стула:

– Могу я посмотреть?

Он кивает.

– Но не будь слишком строга ко мне.

Поднимаю джинсы, свитер и футболку и вижу, как Логан отступает от мольберта. Так он просто дразнил меня? Когда я поворачиваюсь к рисунку, то понимаю, что он смотрит на мое едва одетое тело, тело, которое жаждет его прикосновений, но отчаянно держит дистанцию.

Рисунок…. Он наполнен светотенью – свет и чернота. Я вижу себя, но это голодная версия меня. Я действительно так выгляжу? Возможно, ему так кажется. А еще я голая. Он проигнорировал мое нижнее белье и дорисовал то, что было скрыто. Мои соски совсем другой формы, зато мои лобковые волосы темные, густые, и такой длины, что практически накрывают стул. Я начинаю смеяться, сначала это тихое хихиканье, а затем уже полноценный смех.

Вокруг меня слова. Десятки слов. Волосы на моей голове – это темная, густая масса, в которую вплетены слова. Секс. Страх. Голод. Тепло. Экономия. Владение. Тяга. Вино. Смех. Печаль. Ребенок. Дыхание. Предложение. Пожирание. Месть. Красота. Скольжение. Отрицание. Желание. Поедание. Захват. Любовь. Похоть. Зависимость. Притяжение. Сплетение. Рабство. Сдача. Владычество. Обладание.

– Неужели все настолько плохо? – говорит он, делая шаг ко мне.

– Вот такой вы меня видите?

– Да, когда я заглянул внутрь тебя. Когда ты позволила мне увидеть это.

Смех иссяк и на его место возвращается неловкость. Логан видел то, чего я не замечала в себе, хотя чувствовала глубоко в душе. Никто не видел и не замечал этого. До сих пор.

– Разве это ужасно? – В его голосе уловка, сомнения, страх. – Ты хотела быть уродливой?

– Нет. Нисколько.

– Я стремился к реалистичности, но я не художник.

Я отворачиваюсь от тревожного образа и смотрю ему в лицо.

– Это прекрасно. Даже если я единственный человек, который это видит или думает, это так.

– Спасибо.

– Но мои соски выглядят не так.

– Нет? – Его взгляд скользит по моему лифчику. А потом к моим трусикам. Он возбужден, но не прикасается ко мне.

– Помните надпись, которую вы сделали в моей книге? – Я говорю, уронив свитер и футболку и натягивая джинсы. Мне все равно, что мой живот выпячивается, когда я наклоняюсь. Мы только что поделились чем-то более личным, чем секс. Он уже видел мою душу.

– О том, что хотел бы увидеть тебя голой? – Я киваю. – И о том, что это неправильно?

Его взгляд скользит по моему телу и, в конце концов, останавливается на моих глазах, как будто в глубинах он ищет зарытые сокровища.

– Что, если я ошибался в том, что это неправильно?

– А что, если это не так?

Я застегиваю джинсы, чувствуя скованность одежды на коже. Тепло и сырость от моих трусиков переходят на джинсы. Я натягиваю футболку. Все это время Логан наблюдает за мной, а я за ним.

– Вы пришли сюда, чтобы соблазнить меня?

Он не может сдержать улыбку.

– Сама жизнь – долгое соблазнение. Утро – это просто череда моментов... Все может случиться. Или ничего.

Пауза затягивается. В ней много всего. И ничего.

– Говорите, как писатель. Загадочно и поэтично. Но это не ответ на мой вопрос.

Логан стоит на расстоянии вытянутой руки от меня. Интересно, он знает, что если бы коснулся моей кожи, то мог бы обжечься? Что бы он подумал, если бы знал? И если он знает, то о чем он думает?

– Могу я оставить рисунок себе?

– Конечно.

– Подпишите его. – Теперь мой голос такой же командный, как и его ранее. Не знаю, тон моего голоса или что-то еще повлияли на Логана, но он колеблется мгновение, прежде чем подходит к мольберту и тянется к карандашу. Он наклоняется, чтобы подписать нижний правый угол, а я встаю позади него и провожу пальцами вдоль его позвоночника, так, как я представляла, это несколько минут назад. Он вздрагивает, но ничего не говорит, лишь вручает мне карандаш.

Его глаза встречаются с моими, и я вижу его желание.

– Мне нужно идти, – хрипло говорит он. – Пара через пятнадцать минут.

Я почти не думала о времени, но если это правда, то сейчас почти 8:30, а значит, и студия вскоре будет заполняться студентами.

– Спасибо, что позволила нарисовать тебя. – Логан отступает к двери, не сводя с меня глаз. Я киваю.

Он так и не коснулся меня. Так почему у меня такое чувство, будто меня только что трахнули?

Глава 9

Я не иду на пары, а возвращаюсь в свою комнату, чтобы принять душ и... снять напряжение. Желание, что я чувствовала на подиуме, требовало высвобождения, и я мастурбирую в теплой воде.

Немного удовлетворенная, вытираюсь, а затем сажусь на край кровати, чтобы причесать волосы. Рядом со мной лежит рисунок, подписанный Логаном О'Шэйном. Меня охватывает гнев. Тогда в смущении я выбежала из студии, чувствуя себя раскрытой, возбужденной и заинтригованной, теперь же я чувствую азарт.

В чем заключается его игра? Почему он искал меня, дразнил, а потом оставил неудовлетворенной? Это его способ привлечь меня? Он испытывает меня? Мне хочется бежать к нему, ворваться в его кабинет и требовать объяснений, но он, вероятно, придумает какую-нибудь простенькую отмазку. Нет, лучше держаться от него подальше и, вообще, общаться с парнями моего возраста. Да и до выпуска всего восемь месяцев. Мне нужно сосредоточиться на учебе, создании портфолио и работе в Нью-Йорке. Таков мой план на будущее.

Чертов Логан О'Шэйн!

Он будоражит мои мысли и тело. Я до сих пор чувствую желание, которое он вызвал во мне в студии. Я хочу, чтобы его длинные пальцы сейчас касались меня. Хочу притянуть его губы к своим, чтобы он ими исследовал мое тело, пока...

Я разочарованно переворачиваюсь на кровати. Вспоминаю всех парней, которые подходили ко мне на чтениях. Мне нужно отвлечься. Нужно развеяться. Нужно хорошенько потрахаться, и выбросить Логана О'Шейна из головы.

***

Стивен Мэллори, выпускник. На третьем курсе мы вместе ходили на английский, так что не совсем незнакомцы. Отправляю ему сообщение в Фейсбуке, спрашивая, не хочет ли он потусоваться вечером. Он ответил, что придет после тренировки по баскетболу. Поэтому с еще большим нетерпением, я жду Руби и Джонатана в Студцентре.

Я пересказываю им события сегодняшнего утра, сказав только, что Логан удивил меня в студии. От удивления Руби выпучивает глаза.

– Ничего не было, – говорю ей, одновременно пытаясь убедить и себя, что это правда. – Я уверена, что он просто изучал кампус. И случайно забрел ко мне.

– В 7:30 утра?

Руби приподнимает бровь, а Джонатан говорит:

– Будь осторожна, Ава. Игра с огнем может сжечь.

– Логан разыгрывает партию, – говорит Руби и качает головой. – И, честно говоря, на твоем месте, не знаю, смогла бы я контролировать себя.

Джонатан накручивают лапшу на палочки для еды.

– Я слышал, что его попросили покинуть университет после того, как он связался со студенткой.

– Это было больше пяти лет назад, господин Гугл. И тогда девушка соблазнила его. – И тут глаза Руби начинают сиять. – Хотя, возможно, ради свидания со знаменитым писателем, стоит вылететь из универа.

Джонатан закатывает глаза и начинает перекривлять Руби:

– О, Логан, я сделаю все, чтобы ты написал, как…

Руби толкает Джонатана в бок, чтобы тот заткнулся, а его миска чуть ли не переворачивается на поднос.

– Эй, еда не виновата, Руб.

– Ты уже трахался с той официанткой, Лаурой?

– Нет! – Однако я вижу, что Джонатан задет этими словами.

– Нам нужно окончательно разойтись, чтобы начать нормально дружить, – как ни в чем не бывало продолжает Руби.

Джонатан бледнеет.

– Что ты хочешь сказать? Ты же?..

– Пошла дальше? Конечно.

Джонатан отталкивает тарелку.

– Я наелся. – Он берет сумку с книгами. – Много задали. Ты же знаешь... – И, не смотря ни на кого из нас, он относит свой поднос с грязной посудой и уходит.

– Как ты можешь быть такой жестокой, Руби? Он все еще влюблен в тебя!

– Именно. А он должен жить дальше. – Она вздыхает. – Мне не нравится быть такой с ним, но он должен с кем-то спать, чтобы мы могли оставить прошлое позади.

– Пообещай мне, что никогда не станешь профессиональным экспертом по отношениям. Так с кем ты была?

– Какой-то парень. Я даже не кончила. – Она кладет корочку от пиццы и отодвигает бумажную тарелку. – Но я бы очень хотела найти такого, как Логан О'Шэйн.

Я молча прикусываю губу.

– Некоторые из ребят в моей группе пытаются вести себя как он, но это земля и небо. Ты либо рожден с такой харизмой, либо нет.

Я наклоняюсь и шепчу.

– Ты бы действительно переспала с профессором, если бы выпал шанс?

– Если бы у меня был шанс с кем-то вроде мистера Логана О'Шэйна? – Она облизывает губы.

– Я серьезно, Руби.

Она хмурит лоб и задумывается.

– Я не знаю. Разве что не специально. Родители убьют меня, если я вылечу отсюда. Хотя нет, мои, вероятно, просто отрекутся от меня, а вот твои родители будут рассматривать убийство.

Руби смотрит на меня, и я задаюсь вопросом, права ли она на счет моих родителей. Отец, конечно, сделал бы мою жизнь адом, но, в конце концов, любовь перевесила бы стыд и разочарование. Ведь так? Или нет?

– Ава?

Я отвлекаюсь от размышлений и в этот момент понимаю, что прикусила губу. Я выпускаю ее и чувствую прилив крови, который заполняет маленький отпечаток.

– Думаешь об этом?

– Нет! – Я отодвигаю греческий салат. – Ты же знаешь, я не могу. Мне нужно закончить обучение, если я хочу уехать в Нью-Йорк.

Улыбка растягивает губы Руби.

– Только не попадись. И разве правила созданы не для того, чтобы их нарушать?

Она говорит прямо как Логан.

– Это слишком рискованно. Как сказал Джонатан, если будешь играть с огнем, то сгоришь.

Руби качает головой.

– Послушай, Ава. Лишь диплома мало, чтобы оказаться в Нью-Йорке. Нужен опыт. Ты всегда говоришь, что хотела бы быть хотя бы наполовину такой же смелой, как Дженни Фриман. И вот он – твой шанс.

Словно по мановению волшебной палочки, Дженни проходит мимо нашего стола с йогуртом.

– Руби. – Она замечает нас и останавливается. – Ты ведь изучаешь литературу? Заценила нового преподавателя? – Ее глаза сверкают.

– О, да. А еще он потрясный писатель.

– И красавчик.

– Ава тоже так думает.

Я пинаю Руби под столом.

Дженни обращает внимание на меня.

– Заинтересованная художница? Интересно.

Я прочищаю горло и голосом заучки произношу:

– Я думаю, вы обе забыли, что Совет университета внедрил новую политику, запрещающую отношения между преподавателями и студентами.

– Кто говорит об отношениях, дорогая? Я говорю о сексе.

Руби смеется.

– Согласно их определению, слово «отношения» – это эвфемизм для секса.

– А?

– Это означает, что в определение «отношения» слово «секс» тоже входит. – Мне нравится Дженни, и я не хочу, чтобы Руби высмеивала ее скудный словарный запас.

– Но как они могут запрещать, если это по обоюдному согласию? Если обе стороны хотят этого? Мы же не школьники.

– Вот именно. Мы лица брачного возраста, которые ведут свои дела сами. – Руби бросает на меня многозначный взгляд.

– У тебя когда-нибудь была интрижка с профессором? – спрашиваю я Дженни.

– Нет, только с разными помощниками. Но, если бы мне выпал шанс, я бы однозначно замутила с Ричем Тенем. Он мужик на десяточку по десятибалльной шкале.

– Доктор Тенненбаум? – удивленно спрашиваю я.

– Чертовски верно.

– Похоже, ты очарована, – говорит Руби.

– Знаете, он рано поседел, но он не настолько стар. Ему всего тридцать пять или тридцать семь лет. Во время летних выступлений он был словно Просперо. Так отпадно смотрелся в мантии.

– Я не знала, что ты так хорошо его знаешь. – Ну, я вообще не знала, что он позволяет студентам называть его Ричем.

– Хотела бы я узнать его получше. Если ты понимаешь, о чем я. Но он не реагирует на мой флирт. – Она хмурится. – И, вероятно, не отреагирует с этой новой политикой. – Дженни улыбается, быстро смирившись со своим разочарованиям.

Я не удивлена, что мои друзья заметили доктора Т. Полагаю, до того, как появился Логан, он был здесь самым симпатичным преподавателем, хотя я никогда не чувствовала к нему влечения. Думаю, это потому, что когда отец отвернулся от меня, то профессор поддержал меня. Хотя это так странно – защищать его от девушек.

– А парни твоего возраста, Дженни? – я говорю, думая о парнях, о которых она говорила на днях.

– Они еще мальчишки. Им нужно время, чтобы вырасти. Все, мне пора. Увидимся.

Она машет нам ложкой и уходит.

– И она права. Мужчины в возрасте более опытные. Они знают гораздо больше о том, как доставить удовольствие женщине. – Руби оценивающе смотрит на меня. – Ава, ты должна думать, также как Дженни, то есть не думать. Я знаю, ты сама должна принять решение касательно Логана О'Шэйна, но я бы на твоем месте ухватилась за шанс потанцевать на его костях. Он войдет в историю литературы, я уверена. И если ты станешь его любовницей, вы окажетесь там вместе. Ну, это если он напишет о тебе. Ведь было бы круто?

Я содрогаюсь.

– Совсем не круто. Это не привлекает меня.

– Но ОН ведь привлекает?

Я киваю, вспоминая сегодняшнее утро и свое неудовлетворенное желание.

– Мне неприятно это признавать, но да. Опять же, временами меня привлекает Брэд Питт, но я не собираюсь прыгать к нему в постель.

Руби в отчаянии запрокинула голову.

– Ава! Как ты можешь так поступать с моей логикой? Если бы Брэд Питт случайно снимался здесь и посмотрел бы на тебя, ты была бы в его постели, не колеблясь!

Я не могу сдержать улыбку.

– Наверно, нет. Но это не одно и то же.

– Одно и то же!

– И что ты хочешь этим сказать? – смеюсь я.

Руби делает паузу и замирает.

– Черт, я забыла. Все, о чем я сейчас могу думать, так это голый Брэд Питт.

– Дело в том, – говорю я, возвращаясь к нашей дискуссии, – что профессора недоступны. Так что мне придется преодолеть желание переспать с одним из ухажеров, которых ты так любезно мне подкинула.

Руби вздыхает.

– Как скажешь. Но мы обе знаем, что это лишь временная замена.

– Я не нарушитель правил, Руби.

Она снова вздыхает, и на этот раз тяжелее.

– Знаю. Я тоже. Но, по крайней мере, мы можем помечтать.

***

Позже, тем же вечером, приходит Стивен. Когда я открываю дверь, то стараюсь не представлять на его месте Логана. Когда я даю Стивену пиво, то стараюсь не думать о пальцах Логана, скользящих по стакану с виски. Когда с плеч Стивена соскальзывает куртка, я стараюсь не представлять, как срываю претенциозный твидовый пиджак Логана. И когда Стивен неуклюже ласкает мои груди, я стараюсь не думать, как бы Логан ласкал их своими губами.

Я останавливаюсь, пока все не зашло слишком далеко.

Стивен смущен, разочарован, и немного взбешен, когда я прошу его уйти. Но я поняла кое-что важное: мне нужно нарушить не свое вынужденное воздержание от секса, а правило в моей голове.

Глава 10

На следующий день, после пар, я набралась смелости пойти в кабинет Логана. В конце концов, он меня пригласил. И нет ничего странного в том, что студент собирается проконсультироваться с преподавателем другого факультета. Может, мне нужна помощь с исследованиями?

Стремясь сохранить хладнокровие, я иду по зданию, в котором расположен факультет английского языка. Я пробираюсь в преподавательскую часть, где расположены кабинеты профессоров. У меня не было причин посещать это крыло с третьего курса, когда пришлось оспаривать низкую оценку за реферат об «аде» Данте, в который я включила несколько рисунков, чтобы проиллюстрировать свои слова, а еще, когда я написала статью о Шекспире, используя несколько древнеанглийских шрифтов, найденных в интернете. Статья выглядела круто, но была практически неразборчива. И как только я предоставила ее копию в стандартном шрифте, мне поставили двойку. Мое творчество не было оценено по достоинству.

Несмотря на то, что я сказала Логану, что мне лучше рисовать, чем читать, я нахожу время и для чтения, в конце концов, обучение этого требует. И последние несколько дней я читаю его романы. Я хочу узнать о нем больше. Хочу понять, из-за чего вся суета вокруг него. Кое-что из того, что я уже читала, интеллектуально претенциозно, однако много грубого, интуитивного и честного. Некоторые романы даже прекрасны, поскольку его же слова заставляют чувствовать, хотя это чувство не всегда хорошее. Я узнала, что Логан гораздо более многослойный и сложный, чем я думала изначально, и поэтому он стал еще больше интриговать меня. По своей работе я знаю, что важно не путать искусство с художником, но это одна из тех размытых линий, без которых вы не можете обойтись. Люди способны делать уродливые и красивые вещи, и эти вещи часто отражают уродство и красоту их создателя.