Текст книги "Импортный свидетель (сборник)"

Автор книги: К. Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Не мешайте работать, – заявил Назаровой старший оперуполномоченный Багров.

С тем она и ушла… Ушла, чтобы пожаловаться в министерство. А там уже дали команду городу зарегистрировать заявление и принять меры к розыску.

Информация о пропавшем Назарове и заявлении его сестры насторожила столичный уголовный розыск Был послан запрос, и в Москву пошло подтверждение в виде фотографии Назарова.

Когда опытные криминалисты идентифицировали полученную фотографию с личностью найденного на стройке неизвестного и уже не осталось никаких сомнений в том, что этот неизвестный Назаров, представитель местного уголовного розыска однажды вечером навестил сестру убитого и задал ей стандартный, но обязательный в таких случаях вопрос: «Не было ли у вашего брата врагов?»

5

– Ты понимаешь, в чем дело, – сказал Медведев Нестерову, – я уже теперь могу сказать тебе, кто тут всем верховодит и кто всех закупил на корню. Нет, не Дусеев из письма Давиджановой. А некий другой гражданин, пока известный нам по оперативным разработкам. Кличку его ты наверняка знаешь – Хан. Наверняка как Хан он был известен тебе и в. Москве. Но ты же поднимаешь: одно дело – я тебе скажу, что он преступник, а другое – ты сам это докажешь. Знаешь, иногда взаимоотношения следствия и дознания напоминают учебник арифметики, где в конце имеются ответы. Ты уже знаешь ответ и начинаешь подгонять решение под заранее известный тебе результат.

– Какой результат? – мрачно спросил Нестеров.

И Медведев сообщил Нестерову весьма примечательные вещи.

– Ну прежде всего, – сказал он, – ты знаешь, что в республике сильно подскочил уровень преступности, связанный с хищениями социалистической собственности. Госплан республики вынужден даже планировать свой госбюджет с учетом хищений. Но у правоохранительных органов в принципе достаточно сил, чтобы если не разом покончить со всеми безобразиями такого толка в республике, то во всяком случае выявить наиболее изощренные, наиболее опасные, а остальные держать на контроле и выявлять по мере возникновения доказанной информации. И хотя хищения приносят государству серьезный вред и беды, все же есть в арсенале преступников более опасные преступления, которые надо пресечь в первую очередь, поскольку эти преступления стимулируют остальную преступность, заставляют ее развиваться значительно интенсивней.

– Вот как? – Нестеров посмотрел Медведеву в глаза.

– Я имею в виду рэкет, – сказал Медведев, – шантаж одних преступников другими.

– Рэкет? – удивился Нестеров. – Мы что, в Чикаго?

– Примерно, – усмехнулся Медведев, – но почему бы и нет? Группа дельцов набрасывается на предприятие и делает на нем свой бизнес. Под вывеской социалистического предприятия процветает частнопредпринимательская лавочка. Не кооперативы, заметь, а в чистом виде эта самодеятельность с наемным трудом, с эксплуатацией. Можешь себе представить?

– С трудом.

– Вот когда меня сюда направили, я тоже с трудом все это представлял, а теперь почти привык, вот борюсь, укрепляю. То, что мы с тобой, помнишь, когда-то расследовали в Оренбуржье, был детский лепет: недостача в магазине, поджог на почве хищения, запчасти для «Жигулей» жулики перебрасывали через забор автопредприятия. Помнишь? Сейчас об этом смешно говорить. – Медведев умолк.

– Но все же про рэкет, – попросил Нестеров.

– Да что там рэкет, я бы сказал: процветание рэкета обратно пропорционально силе советских органов на местах. Поскольку правоохранительные органы не способны покончить с преступностью, за дело берется жестокий и неумолимый бич сегодняшнего нашего многострадального государства.

– Это похоже на авантюрный роман.

– Похоже, и главное тот, который все читали. Остап Бендер был первым рэкетиром, известным нам из литературы. Вспомни, он не грабил и не воровал, он чтил Уголовный кодекс, поэтому отнимал деньги у тех, кто не будет жаловаться милиции: у жуликов. И досье на современных расхитителей у рэкетиров собрано ничуть не менее пухлое, чем у Остапа.

– Но кто тебе мешает? Изыми у них досье – вот тебе и полный материал на жуликов и расхитителей.

– «Изыми» – легко сказать! Рэкетиры – это целая разветвленная организация. Я дважды внедрял в нее наших работников, и оба раза они гибли. Правда, один успел передать численность группы так называемых пап. Их… – Тут Медведев нагнулся к уху Нестерова и прошептал: – двадцать один человек. Немало. А возглавляет всё Хан.

– И что, у тебя нет никаких доказательств? Не поверю.

– Да есть, но это же как раковая опухоль. Надо брать с метастазами, а то разрастется. Внедрять туда сотрудников я больше не рискую, так как уверен, что у нас в милиции есть человек, который сообщает Хану, кто именно внедрен. Можешь себе это представить?

– Так надо в первую очередь найти мерзавца.

– Ищу, – понурился Медведев – Но, кстати, может, тебе все это и не так интересно, ты ведь здесь по другому делу?

– Других дел не бывает, – веско сказал Нестеров, – тем более, сам знаешь, в мире, в том числе преступном, все связано.

– Ну, коли так, слушай дальше. Расскажу в двух словах о том, на чем их можно все же поймать. Они не просто мирно шантажируют. Вот недавно они одному крупному жулику с республиканской овощной базы «включили счетчик».

– Как же это происходило? – прищурился Нестеров.

– Прислали письмо о том, что требуют миллион, и сообщили, что если через неделю миллиона не будет, то автоматически «включается счетчик»: значит, на следующий после оговоренного срока день плюс еще двадцать тысяч, еще через день – еще тридцать тысяч, затем – сорок. Через три-четыре дня после невыплаты миллиона у завбазой погибла дочь, потом взорвалась машина, потом загорелся дом. Миллион пришлось отдать. А одного, тоже жулика, эти рэкетиры поймали, пытали, приставляли к нему электропилу и в конце концов разорвали, привязав к двум согнутым березкам.

– Вот тебе сто вторая, а говоришь – не за что брать, не хватает доказательств…

– Да сидят они, сидят, одного даже расстреляли. Но не рэкет же мы доказали, а убийство, а про рэкет хотя и был разговор на предварительном следствии, но они отшутились, говорят: скажите спасибо, что мы помогаем вам чистить страну, мы, дескать, убили жулика, а вы нас сажаете. Так что вот так, дорогой Николай Константинович… – Медведев задумался.

Нестеров широко раскрытыми глазами смотрел на усталого полковника.

– Ты говорил о том, что, возможно, в милиции кто-то сигнализирует рэкетирам.

– Да, пытаюсь выловить. Есть у меня активные ребята, с которыми легко работать. Пытался с их помощью найти мерзавца.

– Или мерзавцев, – вставил Нестеров.

– Да, мне тоже об этом говорил один мой добрый сыскарь – Багров. Сыщик номер один. За ним будущее. Собираюсь его из города в министерство переводить. Но пока… увы, на нуле…

6

Ознакомившись с подробным, но далеко не исчерпывающим письмом Давиджановой, которое показал Нестеров, Медведев стал немного нервничать: сам Генеральный прокурор проявляет к делу внимание. Теперь надо быть особо бдительным, на Давиджанову легко может быть совершено покушение…

Телефонный звонок застал и Медведева и Нестерова в гостиничном номере за составлением плана расследования. Нестеров схватил было трубку, но Медведев мягко отстранил его руку.

– Да

– Товарищ полковник, двенадцатый докладывает: без происшествий.

Медведев повесил трубку, взглянул на часы – времени было около трех утра.

– Спать, – сказал Медведев, – мои сообщили, что квартира Давиджановой под. наблюдением, порядок. А нам надо хоть немного поспать, завтра горячий день.

Медведев не столько хотел спать, сколько просто прилечь, поскольку знал, что неотдохнувший он выглядит плохо – все-таки… возраст.

– Одноходка у Давиджановой? – спросил Нестеров, приглашая Медведева вспомнить время, когда они вместе изучали блатной жаргон, расследуя когда-то в молодости «хлебное дело».

– Домик у нее, но с одной дверью, – сказал Медведев.

– А сотрудник у тебя там стоит один?

– Двое, да не волнуйся ты, ничего с ней не будет. Часа три покемарим и поедем к ней.

– А я волнуюсь: тут неизвестно, откуда ждать удара. Может, лучше ее устроить у вас в министерстве?

– Спи же ты, черт.

– Поехали.

Медведев нехотя поднялся, и они с Нестеровым вышли. Возле гостиничного корпуса стояла милицейская машина.

Ехали молча.

– Ну, вот видишь, все в порядке, – сказал Медведев, когда машина тихо подошла к домику, уютно расположенному в самом конце улицы, – оба поста на месте.

Действительно, оба работника милиции были на месте и бодрствовали, а увидев машину с Медведевым и Нестеровым, немедленно подошли к ней с рапортом.

В эту секунду раздался пронзительный гудок проползавшего невдалеке локомотива.

– Без происшествий, – доложили работники милиции, когда гудок дал им возможность открыть рот.

– Ничего подозрительного не было замечено?

– Нет, ничего.

– Хозяйка спит?

– Видимо, спит, из дому, во всяком случае, не выходила.

– Продолжайте службу.

– Есть.

– Ну теперь ты спокоен? – спросил Медведев, повернувшись к Нестерову.

– Я спокоен, что твоя служба работает хорошо: еще бы, сам заместитель министра приезжает ее контролировать. Но мы не знаем с тобой способа, которым убийцы хотят расправиться с Дазиджановой. Ты же сам видишь, они могут и с горы сбросить, и ножом пырнуть, и выстрелить, и в тюрьму посадить. Они тут хозяева, – добавил Нестеров, укоризненно посмотрев на Медведева.

– Ничего, разгребем и выбросим.

– Мне бы твою уверенность. Во сколько просыпается хозяйка?

– Кто ее знает.

– Как это – кто ее знает? Ты должен знать. Всё должны про нее знать. Она учительница, значит, в школу ходит к полдевятому. Сейчас без четверти семь. Через пятнадцать минут я пойду ее будить. Мозгами пошевелить не хочешь.

Медведев стал огненно-красным, сержант-шофер вышел из машины.

– Ты бы мог при нем меня не чехвостить, – взяв себя в руки, сказал Медведев, – все-таки ты сам говоришь: я заместитель министра, полковник. Кроме того, откуда я знаю, когда она проснется сегодня. Теперь каникулы, учителя в школу ходят не так рано. И вообще ты в столице переменился, на людей бросаешься, издергали тебя.

– Ну извини, пожалуйста, ты прав.

– Это вообще у вас в прокуратуре принято – сначала дров наломаете, а потом извиняетесь.

– «Вообще» – не обобщай, а что издергался – правда, надо в отпуск. Зови сержанта.

Сержант бросил окурок, сел в машину.

– Как вас зовут? – спросил Нестеров.

– Василием.

– Так вот, товарищ Василий, я вашего начальника люблю и знаю уже лет двенадцать – мы с ним в одном районе работали. Так что вы не подумайте, что мы серьезно ругаемся, а вообще-то он прав, как всегда.

Василий пожал плечами:

– Я тоже помню вас по Тихому району, товарищ прокурор, только это было восемь лет назад.

– Будем работать, – после паузы сказал Нестеров.

– Будем, – повторил Медведев, выходя из машины– Будем будить хозяйку.

Медведев осторожно постучал в окно.

– Вставайте, Нурия Асановна, уже семь часов, – смешно пропищал этот громила.

Вокруг стояла тишина, только стройные кипарисы покачивались от порывов ветра.

– Нурия Асановна, – снова позвал Медведев.

И снова ответом ему было молчание.

Медведев обошел вокруг дома. Через секунду его командный голос послышался со стороны садика:

– Окно было открыто?

– Было, товарищ полковник.

– Нурия Асановна, – еще раз громко позвал Медведев, потом подошел к входной двери, постучал.

Снова никто не ответил.

От этого молчания страшное состояние испытал полковник Медведев. Он знал, что за его спиной стоит друг – Нестеров, но именно поэтому оглядываться на него не хотел. Не хотел встречаться глазами с коллегой.

Молчание Давиджановой могло означать только, что работа провалена, свидетель погиб.

Ветер запутался в темном кусте в дальнем углу сада. Куст зашумел.

7

Следователь прокуратуры Октябрьского района города Москвы, принявший к производству дело по факту смерти неизвестного гражданина, впоследствии оказавшегося Назаровым, ходил по летней, знойной Москве и размышлял. Его голова была устроена так, что и ночью во время самых сладких снов она продолжала работать и искать истину. Но сперва истина, как оно и водится, рядилась в тогу удивительного сумбура. Хотелось наметить пути расследования, но пока что было не за что зацепиться.

А ведь для следователя нужны объяснения, хотя бы того, каким образом убитый Назаров оказался на стройке, ведь он же не строитель, а учитель, к тому же домосед. Быть может, его убили с целью ограбления: видят, человек с восточными чертами лица, сработал обывательский рефлекс – есть большие деньги. Но почему тогда ограбление не было совершено более безопасным способом? Скажем, выманили деньги или выиграли. Возможно, что он не сел играть, не дался, но ведь это и есть основание предположить, что человек, не севший играть с жуликами и не давшийся картежникам, не поедет с незнакомыми людьми куда-то, чтобы там сложить свою голову. Кстати, как было установлено, голова потерпевшего весьма неплохо работала. Ни алкоголя, ни каких бы то ни было транквилизаторов не было обнаружено в его крови.

Правда, обнаружено было нечто другое, но в таком небольшом количестве, что экспертиза не настаивает на том, что это не случайность. За полчаса до насильственной смерти от асфиксии потерпевший получил в организм микроскопическую долю яда, который из-за своего мизерного количества не успел оказать практически никакого воздействия.

Позже, когда было проведено опознание трупа и стало доподлинно известно, что потерпевший действительно учитель Назаров, следователь прокуратуры района спешно выехал в республику, где встретился с сестрой

Назарова, средних лет женщиной, весьма перепуганной, которая столь категорически отказалась отвечать на вопросы, что поставила в тупик московского гостя.

На очередное, сотое «почему» следователь получил стереотипный ответ: «Вы уедете, а нам здесь оставаться».

Но после одного из таких ответов все же рискнул и задал контрвопрос:

– Так вы все-таки настаиваете на том, что это не случайность, а убийство?

И он увидел, как сестра Назарова побледнела.

– Я ничего вам не скажу, – сказала она тихо.

– Тогда я вам скажу: те люди, которые вам угрожают, должны быть по справедливости за решеткой, а так, после моего отъезда, они все равно вам не поверят, что вы мне ничего не рассказали. Так что выбирайте: или помогать правосудию, или…

Телефонный звонок прервал их разговор.

– Это вас, – дрожащим голосом сказала сестра убитого, взяв телефонную трубку.

– Говорит полковник милиции Медведев, – внятно произнесла трубка, – прошу вас выйти на улицу и сесть в черную машину.

Московский следователь в надежде получить свежие данные и продвинуть свое расследование буквально на полуслове свернул разговор с сестрой убитого и распрощался.

Через несколько минут он уже сидел, как ему было сказано, в черной «Волге» Медведева.

8

Нестеров тоже подошел к окну домика учительницы и тоже позвал. Давиджанова не откликалась. Медведев стал мрачнее тучи. А Нестерову вдруг захотелось сказать в окно, чтобы учительница не боялась, что все хорошо, что прокуратура и милиция охраняют ее покой и сон, но вдруг за окном в полутемной комнате он увидел нечто такое, что заставило его вздрогнуть. В темном углу на полу, высовываясь из-за полуспущенной скатерти стола, лежала скорчившаяся женщина. Глаза ее были открыты.

Медведев подбежал к входу, разбежался и, сорвав дверь с петель, влетел в домик.

– Никого сюда не пускать! – крикнул он. И через мгновение – «Скорую», опергруппу и Багрова…

«Скорая», опергруппа в составе судмедэксперта, следователя, криминалиста, кинолога и инспектора уголовного розыска Багрова, а также прокурор-криминалист прибыли одновременно. Из милицейского «уазика» выпрыгнул огромный пес – овчарка Дюк.

За несколько минут экспертиза зафиксировала все необходимое, «скорая» провела на месте несколько медицинских исследований, после чего, никого не обнадежив, увезла Нурию Асановну.

Кинолог Володя с Дюком решили, что теперь их очередь показать, на что они способны.

Оперуполномоченный быстро осмотрел дом и сообщил, что преступник мог проникнуть внутрь только через открытое окно. Окно выходило в сад, а сад, в свою очередь, помещается на крутом берегу и спускается к реке.

Володя подвел Дюка к окну. Дюк потоптался для солидности и вдруг потянул Володю к обрыву. Кинолог отпустил поводок сколько было можно и устремился за псом. Пес довольно быстро добрался до шоссе и стал передними лапами что-то откапывать на обочине. Вскоре он вытащил сапог, всем своим видом показав, что доволен. Потом заскулил и разлегся на травке.

– Ищи, Дюк, ищи, мало.

Но Дюк только скулил и не двигался.

– Преступник здесь переодевался. На дорогу вышел в другой обуви, но уже в резиновой, новой. Вон как Дюк скулит, он всегда скулит, когда чует новую подметку.

Медведев тихо выругался.

Следователь положил руку на плечо кинолога.

– Спасибо, Володя, – сказал он, – ты нам очень помог.

Медведев прямо из оперативного «уазика» соединился с дежурной частью МВД республики.

– Перекрыть все дороги, – коротко приказал он.

И вскоре уже в автобусе, следующем в сторону шоссе, был обнаружен и задержан некий гражданин Рагимов, ехавший к дочери в соседний район. Рагимов заявил, что, поскольку других автобусов в этом направлении сегодня не будет, если его задержат, он потеряет много времени. Поэтому он требовал его отпустить, или он будет жаловаться в прокуратуру.

В своем стремлении улизнуть Рагимов выглядел очень подозрительно, к тому же на нем были надеты резиновые калоши, и это несмотря на погоду, дождя не предвещавшую. Калоши явились тем главным, что инкриминировали Рагимову.

– Позвольте узнать, – спрашивал оперативник, – а почему вы в жару и в калошах?

– Хочу и хожу, – грубо отвечал задержанный – А вы почему в сапогах, вроде тоже не каплет?

– Но-но, – предостерегающе сказал оперуполномоченный Багров, – а то мы тебя сразу по двести шестой, без суда и следствия.

Задержанный немного еще поворчал и, испугавшись отвечать на хамство по-хамски, притих.

– Так как же вы ее убили? – наконец спросил Багров.

– Что-о-о! – изумился задержанный. – Кого убил?

– Нечего вола вертеть, – нарочито устало проговорил оперуполномоченный, – сейчас принесут данные экспертизы, и мы точно установим, что вы – убийца.

Лицо задержанного сковала нервная гримаса.

– Я вам советую пока написать явку с повинной, глядишь, и не расстреляют.

Задержанный было вспылил, но взял себя в руки, вздохнул, пододвинул к себе лист бумаги, взял лежавшую тут же ручку, подумал и стал писать. По мере того, как он писал, менялось его лицо.

Багров в это время встал из-за стола и стал ходить по кабинету.

– Написал, признался чистосердечно, – сказал задержанный.

Багров взял бумагу, но прочитать не успел. Позвонили из экспертно-криминалистического отдела, что готовы данные экспертизы.

Оперуполномоченный Багров был на седьмом небе.

– Ну что, – сказал он, закуривая и пуская дым в нос задержанному, – попалась птичка?

И, изображая из себя по крайней мере Мегрэ, правда пародийного, Багров стал картинно излагать:

– Прежде всего мне удалось раскрыть метод, при помощи которого вы расправились с вашей жертвой. Я имею в виду учительницу Давиджанову. Вы задушили ее. И она умерла от асфиксии. За это вас расстреляют. Вы угрожали ей при помощи разрезанной фотографии. Это еще одна статья. Когда органы охраны правопорядка остались охранять гражданку Давиджанову, вы проникли, пройдя через огороды, к ней в дом, влезли в окно, после чего задушили ее и тем же путем исчезли, по дороге вы сняли сапоги, на которые надели припасенные калоши. Ну что? Видите, нам все известно. Колитесь.

Задержанный молчал.

– Молчите, ждете данных экспертизы? Пожалуйста.

И Багров принял из рук подошедшего сержанта несколько листов бумаги с приложенными к ним фотографиями.

– Последний раз спрашиваю: будешь колоться?

Задержанный, молча, достал из кармашка валидол, не торопясь открыл пробку, подцепил белую пилюлю языком, стал тереть грудь кулаком.

– Мальчишка, подлец, – прохрипел Рагимов.

В эту секунду в кабинет оперуполномоченного вошел, не дожидаясь доклада, а пожелавший сам допросить задержанного, Медведев. Увидел рассыпанный валидол, посмотрел акты экспертизы, оценил обстановку, подошел к Багрову и тихо сказал:

– Уйди, чтоб я тебя больше в милиции не видел.

«И тут же по телефону соединился с кем-то и сказал в трубку:

– Прошу вас немедленно на машине доставить незаконно задержанного Рагимова туда, куда он скажет. – И, обратившись к Рагимову, добавил: – Извините, товарищ Рагимов, – после чего взял его под локоть и долго еще что-то ему говорил.

Рагимов обрадовался, что так все хорошо кончилось и вдобавок он приедет к дочери с комфортом на машине и даже раньше, чем добрался бы на автобусе.

Медведев вернулся в кабинет Багрова и обнаружил на столе «явку с повинной». Он взял лист и прочитал: «Прокурору города от пенсионера, ветерана войны и труда Рагимова. Прошу вас разобраться, товарищ прокурор…»

Медведев пристально посмотрел в глаза Багрову:

– Вот что, сейчас ты сам выберешь: или поедешь в прокуратуру и передашь заявление Рагимова, или отправишься к самому Рагимову и будешь ползать перед ним на брюхе, пока он тебя не простит, понял? Выбирай. Да, и не вздумай взять машину, поедешь на автобусе, а нет, так ночью к Рагимову домой пойдешь. Ночью, потому что днем работать надо. А пока что я тебе официально объявляю выговор и предупреждаю: нам такие работники в милиции не нужны, понял?

Это все говорил Медведев, говорил человеку, которым гордился, которым только недавно хвастался Нестерову, как лучшим своим сыщиком.

В то время, когда повеселевший Рагимов катил на оперативной машине навестить свою дочь, жившую в соседнем районе, а работники уголовного розыска искали настоящего убийцу учительницы Давиджановой, сама учительница очнулась, открыла глаза, но тотчас же закрыла их вновь. Возвращение к жизни принесло ей боль.

– Жива, Захар Ильич, жива, – радостно захлопотала медсестра.

Пожилой врач подошел к постели учительницы.

– Как себя чувствуете? – больше для порядка спросил врач, хотя прекрасно понимал, как может себя чувствовать женщина, только что побывавшая на «том свете», о чем свидетельствовал черный рубец на ее шее.

Но понимал он и другое: хотя много дней еще придется восстанавливать ее здоровье, жизнь ее уже вне опасности. По-видимому, преступник схалтурил, организм женщины оказался очень сильным.

9

Следователь Голубочек, по постановлению прокурора принявший к производству дело о покушении на учительницу, прежде всего досконально осмотрел ее домик. Окно в сад было все еще открыто, и было хорошо видно, что грязь, размазанная рукой и ботинками преступника, была на обеих сторонах подоконника – и на той, что выходит на улицу, и на той, что смотрит в комнату. От окна домика следы вели в сад, следов же, ведущих из сада к домику, следователь не нашел, и все это вместе взятое наводило на мысль о том, что преступник давно уже находился в ее доме и пробыл в нем, вероятно, долго. Ведь ночью шел дождь.

Непонятно, как могло произойти, что учйтельница не слыхала и не видела преступника. Но, быть может, – а это уже другой поворот дела – некто неустановленный был знаком ей и не вызывал подозрений. Тогда для чего он лез в окно?

А может быть, учительница сразу же заметила преступника и просто не посмела подать знак работникам милиции, поскольку тогда он убил бы ее немедленно?

На все эти вопросы ответы, конечно же, могла дать только учительница, но ее ни о чем пока спрашивать было нельзя. Слишком она слаба.

Нестеров тем временем составил совместно с Медведевым план следственных действий. Давно пора было начинать делать то большое и неотложное, ради чего он с бригадой следователей приехал в эту республику.

И начать следовало, конечно же, с допроса журналиста, находившегося в семидесяти километрах от столицы республики, в колонии общего режима, где он отбывал наказание по статье 117 Уголовного кодекса РСФСР, осужденный на четыре года лишения свободы за попытку к изнасилованию.

Не мудрствуя лукаво, следователь по особо важным делам Нестеров сел в автомобиль, взяв с собою члена следственной бригады Голубочка, недавно закончившего юридический институт и теперь, после года работы следователем района, переведенного в прокуратуру республики, и поехал с ним сперва в областной суд. После предъявления документов они получили тоненькую (!) папку уголовного дела по обвинению журналиста Батыра Давиджанова в совершении им попытки изнасилования гражданки Цусеевой, совершеннолетней, разведенной, работавшей несколько лет назад оператором бензоколонки.

В суде дело выдали не сразу, куда-то бегали, кого-то спрашивали, пока Нестеров не напомнил судейским о поднадзорное™ суда прокуратуре. Наконец, дело было принесено и, усевшись со следователем на заднем сиденье автомобиля, Нестеров, пока ехали, быстро пролистал небольшую папочку, в которой, к слову сказать, оказалось весьма странное заявление потерпевшей. В сущности, в нем самом ничего странного не было, кроме одного: из него явствовало, что одинокая женщина пригласила в свой дом вечером мужчину, что уже, с точки зрения виктимологии, должно было стать для Давиджанова смягчающим вину обстоятельством.

А вот в протоколе судебного заседания говорилось, что он «приставал» к ней в саду да еще в присутствии брата потерпевшей и его товарища. Стало быть, насиловал на людях.

«Бывает, конечно, – подумал Нестеров, – но скорее у дикарей Полинезии, в цивилизованных странах вряд ли».

Кроме того, странным показалось Нестерову и его юному коллеге Голубочку, что заявление потерпевшей, с которого начинаются следственные действия по таким категориям дел, было написано на клочке бумаги, подклеенном к первому листу папки, а не подшитом к нему. Стало быть, уже в самом оформлении дела были явные процессуальные нарушения.

– Надо вынести постановление о возбуждении уголовного дела в отношении заведомо неправосудного приговора, – сказал Нестеров, – Не знаете этого члена суда?

Молодой следователь незаметно показал на водителя, везшего их в колонию, а вслух громко сказал:

– Судья как судья.

За чтением дела не успели заметить, как доехали до учреждения, обнесенного колючей проволокой.

Закрывая папку, Нестеров подчеркнул ногтем фразу. Голубочек понял: Нестеров имеет в виду, что дело в кассационном порядке не рассматривалось. Иначе, конечно же, Верховный суд республики отменил бы неправосудный приговор, вынесенный городским судом. Почему же это не было сделано?

По всей вероятности, потому, что Батыра Давиджа-нова, не испугавшегося писать разоблачительные заметки в газету, человека рискующего и смелого, все-таки запугали возможностью расправы с матерью и дочерью, и он не подавал такую жалобу. Все это надо было немедленно проверить, перед тем, конечно, побеседовав с самим Батыром.

Машина остановилась у здания комендатуры. Нестеров и Голубочек отправились внутрь, и тотчас же капитан и два сержанта в форме военнослужащих внутренней службы повели их по территории колонии к начальнику, который в этот момент инспектировал кухню.

Начальник колонии без особого энтузиазма воспринял постановление прокурора республики об этапировании осужденного Б. Давиджанова по обозначенному адресу, однако оформил документы по всей форме, выдал необходимые распоряжения и конвойного.

На автомашине заместителя министра Батыр Да-виджанов приехал в столицу республики, где ему теперь предстояло выступить не в качестве осужденного, поскольку из этой категории он был временно переведен в подследственные (хотя в целях его же безопасности оставался под стражей), но еще, кроме того, и в качестве свидетеля по возбужденному только что прокурором республики делу.

Но от своей благородной роли Батыр Давиджанов упорно отказывался.

– Отвезите меня назад, – упрямо повторял он, – отвезите, все равно я показаний никаких давать не буду, я ничего не знаю.

Нестеров молчал. Да и что он мог сказать человеку, доведенному неправосудным следствием до неврастении!

Мало было доказать, что приговор в отношении журналиста неправосуден, надо было наказать виновных в этом, а потом уже только требовать от него помощи, иначе это будет неэтично.

Батыра Давиджанова с возможным комфортом устроили в городском изоляторе временного содержания в отдельной камере.

10

Каждый час играл на руку убийцам Нурии Асанов-ны. Следователь Голубочек уже дважды просил разрешения навестить больную, и только сегодня врач разрешил увидеть ее ненадолго. Но, пока Голубочек спешно ехал в больницу, ей опять стало хуже, и разговора не получилось.

И оттого что не получилось разговора с Давиджано-вой, следователь решил поговорить… сам с собой.

Он смело выдвинул версию о том, что в доме у учительницы Давиджановой прятался человек, которого она или хорошо знала, или, может быть, он не вызывал у нее подозрений.

Следуя этой версии, можно было кое-что объяснить. Почему, например, Давиджанова не шумела, не сопротивлялась? Быть может, ее убийца – человек, которого она любила? Может, поэтому он лез в окно по-мальчишески, а может, и не лез, эту деталь надо было выяснить с выездом на место. А может быть, это было сделано нарочно, чтобы запутать следствие. Но тогда получается, что сама Давиджанова связана с шайкой, которой теперь боится, потому что, конечно, судьба сына ей дороже судьбы шайки, даже если шайка и приносит хороший побочный доход. Доход?.. Скромный домик, современная мебель. В нем живут Давиджанова и ее сын – журналист с дочерью. Интересно, а отчего умерла жена сына? Надо бы этот вопрос на всякий случай изучить. Mono жет быть, данные о ее смерти дадут следователю еще одну ниточку.

Следователь был сегодня собой недоволен. Но, к сожалению, приходится проверять приходящие в голову самые невероятные мысли.

К концу дня ему удалось выяснить, что жена журналиста умерла от родов, подарив ему, как память о себе, прелестную дочь Смеральдинку, ту самую, которую Нурия Асановна, получив угрожающее письмо, успела спрятать в горах у дальних родственников.

Следователь в стремлении установить истину не сдавался. На следующее утро он позвонил в больницу и, ожидая лечащего врача, вдруг подумал, что если Давид-жанова ему все расскажет сама, то в его профессии нет никакого смысла. При чем тогда его ум, его проницательность, если пострадавшая сама укажет на преступника? Ему только останется выписать постановление на арест – и всё, да и его еще надо будет утвердить у прокурора. Зачем тогда вообще нужен следователь?

Голубочек так разволновался, что не мог даже спать ночью. Он ворочался с боку на бок, и грустные мысли одолевали его и без того забитую проблемами голову.