Текст книги "Импортный свидетель (сборник)"
Автор книги: К. Павлов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
С помощью довольно несложных приемов была высчитана квартира, в которой соберутся главари рэкета.
А потом началась удивительная, более картинная, нежели реальная, «пьянка». «Отпущенный» из колонии рецидивист «Пернатый» праздновал свадьбу. Поздравить его с днем совершения брака прибыли самые таинственные личности республики.
Но мало кто даже мог помыслить, что перед этим празднованием, или, черт возьми, свадьбой, в суматохе событий было эвакуировано пять квартир – вокруг той, где собрались рэкетиры. Все граждане этих квартир были предупреждены людьми Медведева и покинули их, а некоторые даже присоединились к празднеству.
На этаже, где справа и слева, сверху и снизу были выселены все квартиры, в трехэтажном доме оставалась одна, только одна, самая большая, с опасными преступниками.
Когда же в разгар веселья с одной стороны дома, куда выходили окна квартиры, подошла изящная бронированная машина и направила свою пушку в окно, а с другой – столь же легко и изящно отделение автоматчиков, веселье и праздник не прекратились, как будто бы боевая машина и автоматчики были их частью.
Одновременно с этим, вернее, за минуту до того, как БРДМ показалась возле дома, были схвачены и обручены наручниками все боевики, охранявшие рэкетиров; в их число, как инородная рыба в сеть, чуть было не попал капитан милиции. Но он поспешил вскочить за руль полного пассажиров рейсового автобуса, водитель которого вышел на минуту отметить путевку на конечной остановке, и…,
Оперативники мчались на бешеной скорости, лишь изредка притормаживая, когда идущий впереди автобус вдруг делал зигзаг, едва не подставляя свой корпус милицейской машине.
Преступник на автобусе, полном людей, уходил от погони. Где-то там, на трассе, сотрудник ГАИ пристроился в «хвост» угонщику и теперь пытался остановить его. Угонщик отчаянно крутил баранкой, мешая сотруднику ГАИ вырваться вперед.
За окнами мелькали населенные пункты, ничего не подозревавшие прохожие провожали взглядами автобус. И только метавшаяся на «хвосте» у него машина ГАИ заставляла людей беспокойно всматриваться им вслед.
Можно представить себе чувства оперативников, которые больше всего волновались за людей. В любой момент могла произойти трагедия.
Сигнал тревоги получили все оперативные машины МВД республики, находившиеся в этом квадрате. В том числе и машина заместителя министра внутренних дел Медведева, за рулем которой находился Василий.
На изломе дороги, на одном из опасных зигзагов, он узнал автобус с преступником и, поскольку у него было еще полминуты, соединился с Медведевым.
Он доложил, что преступник за рулем, возможно, идет на таран. Медведев приказал покинуть машину. Едва Василий остановил «Волгу» и выскочил из нее, как водитель автобуса, приблизившись на огромной скорости, повернул руль вправо.
Автобус резко развернуло и понесло на Василия. В эти мгновения уже ничем нельзя было поправить ситуацию. Милиционер отскочил. С ходу громада автобуса врезалась в «Волгу» Медведева. Смяв ее, автобус скрылся за поворотом и понесся в сторону шоссе.
Василий пересел на милицейский «уазик».
До шоссе оставались считанные километры. Опасность столкновения автобуса с другими машинами возросла. Сотрудники милиции по мегафону предупреждали встречные машины об опасности. Выскочившей на дорогу легковушке местного райотдела милиции не повезло – автобус ударил ее так, что машина уткнулась в кювет.
– Вот что, – сотрудник уголовного розыска взглянул на водителя одной из преследовавших автобус машин, – больше медлить нельзя. Этот подлец наделает бед. Буду стрелять.
Кому не известно, во что может обратиться необдуманный выстрел. Перестрелки – достаточно броский атрибут детективных фильмов, но в реальной жизни стрелять можно лишь в исключительной ситуации. Именно такой и была обстановка на шоссе. Первый выстрел отозвался где-то в высоте. Предупредительный. Затем пули ударили по колесам. Автобус вдруг осел, но продолжал двигаться, теперь уже медленно, выписывая на дороге «восьмерки».
А в этот момент на участке, где происходили события, сержанты Малов и Багдасаров несли патрульно-постовую службу. Именно они первыми бросились в погоню, когда из уткнувшегося в телеграфный столб автобуса выскочил преступник и побежал в сторону леса.
Преступник не ушел. Но два сержанта, догнав его и увидев, что это капитан милиции, в первое мгновение не знали, что делать. Потом один из них, отставив в сторону чинопочитание, взял за основу своих действий законность и заложил капитану руки за спину.
На просеке появился Медведев со своими людьми. Подойдя к капитану и сорвав с него погоны, он больно и унизительно стукнул его по физиономии.
– Где девочка? – спросил он сдавленным голосом.
И есть ли на свете такие почитатели закона, которые осудят сержантов за то, что, когда капитан чуть помедлил с ответом, они заломили его руку таким образом, что он немедленно назвал адрес.
Через полчаса группа захвата доставила живую и невредимую Смеральдинку ее отцу и бабушке.
На этом закончился день рождения Медведева и свадьбы счастливой Ольгушки и Любушкина.
26
Голубочек изъявил желание проводить Нестерова до аэропорта.
Николая Константиновича, кроме него, никто не провожал. Следователь по особо важным делам стоял у трапа самолета с небольшим плоским чемоданчиком и смбтрел, как бригада, обслуживающая самолет, ухаживала за серебристой махиной.
– Николай Константинович, – заговорил Голубочек, – можно вам задать один вопрос?
– Конечно, – Нестеров протянул ему руку.
– Скажите, вам никогда не приходило в голову, что загадки, которые задают нам преступники и которые мы разгадываем, не слишком уж безобидны?
– В каком это смысле?
– Может быть, я не очень хорошо объясню, но мне представляется, что это не просто загадки. Ведь мы не можем восстановить справедливость в полном смысле этого слова. Мы не можем оживить убитого человека, у которого остались дети, родные, близкие. В чем же тогда наша справедливость, неужто только в возмездии?
Это был вопрос…
Нестеров поднялся по трапу. И вскоре оказался у иллюминатора рядом со своим креслом. Сидеть было неудобно, ничего не видно из окна, и он стал вспоминать о том, как восемь лет назад они с Анечкой собрались в Москву, как Анечка осталась в Москве пестовать вскоре появившуюся Настеньку. Вспоминая все эти восемь лет жизни, ее удачи и неудачи, Нестеров подумал об уравновешенности бытия, и постепенно мысли его возвратились в сегодня.
Прямо в самолете он стал писать проект заключения по произведенным им следственным действиям.
Почему я этим занимаюсь? – вдруг подумал Нестеров. – Ну ладно я, а он-то зачем, Голубочек? У него такая прелестная фамилия. Неужели мы с ним относимся к той категории людей, которым для того, чтобы дышать, необходимо ощущение справедливости?»
А в это время далеко внизу в горах саперы помогали милиции искать запрятанное преступниками.
27
– Нестеров, вас вызывают в ЦК, – заместитель Генерального прокурора по кадрам говорил так сухо, как будто Нестеров в чем-то был виноват.
– А для чего, Василий Илларионович? Я ведь вам все доложил.
– Узнаете, – государственный советник юстиции первого класса усмехнулся. Он внимательно посмотрел на Нестерова: – Далеко пойдешь…
В ЦК с Нестеровым говорили и о делах, и о самом Нестерове.
– Есть предложение направить вас на службу в органы внутренних дел.
– Не думал никогда об этом, начинал когда-то в уголовном розыске.
– Нам это известно, но сегодня вы нам нужны в МВД. Вам, вероятно, известно, что стоит вопрос о создании следственного комитета по борьбе с организованной преступностью. Звание подполковника для начала. Работы, предупреждаю, будет больше. Завтра в девять утра ждем вашего решения.
28
Человек с поврежденным ногтем на пальце руки, капитан милиции Багров и я – одно и то же лицо. В эпилоге, который для вас закончится расстановкой точек над «і», а для меня приведением в исполнение исключительной меры наказания, я, рассказавший вам все, должен, возможно, сделать какое-то моралите.
Я объективно достиг в жизни многого, другое дело, что шел не по той дороге. Быть может, честно работая против преступников в одной упряжке с органами, я принес бы пользу государству. Но нельзя забывать, что я пошел за отцом. За человеком, который был для меня светочем. Может быть, я ошибся в нем. Я предавал всех ради денег, а зачем они мне в итоге? Но ведь отца не выбирают, хотя я и мог бы… Мне известны тайники, где лежат деньги, если не сгнили, туда им и дорога. Как бы то ни было, если бы довелось жить сначала, я жил бы с моей энергией и талантом иначе.
Быть может, это и есть путь к раскаянию – не знаю, я неверующий…
В газетах сейчас много пишут про организованную преступность. Но никто и никогда не интервьюировал тех, кто держит эту преступность в своих лапах. Меня, к примеру.
Да и сейчас вы все спрашиваете про само дело, про, так сказать, клубничку, а не про меня. Но если бы спросили про меня, я рассказал бы вам, что не помню своих родителей. Я жил до пятнадцати лет в детском доме. Меня достал оттуда, как щенка, Цусеев, дал кров, хлеб, дал отчество, ласку и тепло. Мерзавец ли он – не мне судить. Он воспитал меня. Он – учитель, он – отец. Он, Цусеев, отправил меня служить в милицию, чтобы я помогал ему.
И я не мог его ослушаться. Я служил Хану.
Но теперь…
Так вот, если кто-нибудь про меня писать будет – напишите, что я раскаялся…
Только не ходите в тюрьмы, как в зоопарк, просто посмотреть на нас, слышите, журналисты?.
Ковкость пламени
Он незаметно, как ему казалось, вернулся с улицы, разделся, юркнул в кровать. Но она не спала… Она приоткрыла глаза, посмотрела на окно и совершенно спокойным, не томным, с придыханием, а обычным своим голосом спросила:
– Слушай, Сашок, а почему это так ярко на улице? Там что, салют?
За окном действительно происходило что-то необычное, и вдруг грохнуло, взорвалось.
Он чертыхнулся нарочито вульгарно, поднялся и подошел к окну.
– Это пожар, – сказал он твердо.
Она вскочила и тоже подбежала к окну.
– Там же папа, он пошел как раз в ту сторону, к гаражам.
1
В Главное управление пожарной охраны МВД СССР
В 0 часов 17 минут московского времени в районном центре Ирецкий Московской области возникло возгорание гаражей личного пользования, примыкающих к 4-му цеху химкомбината имени Волкова. Возгорание произошло в период, когда в ночную смену, отрабатывая субботник, в цехе трудились люди. Силами пожарной дружины и общественности пожар погасить не удалось, хотя противопожарная сигнализация сработала немедленно. Через восемь минут в бой с огнем вступили силы УПО ГУВД Мосисполкома Через 4 часа пожар был потушен. Практически уничтожен цех № 4, по предварительным данным, убытки, включая продукцию, составляют 130–140 тысяч рублей. Имеются человеческие жертвы (один человек). Личность устанавливается.
О пожаре проинформирован прокурор области.
Начальник УПО области полковник внутренней службы
Елин
2
– Простите, вам теперь, видимо, не до меня, – говорил, входя в кабинет начальника Главного управления пожарной охраны МВД СССР, журналист. – Я, видите ли, пока ожидал вас в приемной, услышал о том, что произошло ночью, и подумал, что, может быть, мы отложим нашу встречу?
Высокий стройный генерал в кителе с петлицами цвета октябрьского кленового листа и такого же цвета лампасах вышел из-за стола и улыбнулся приветливо.
– Проходите, проходите, я сам назначил встречу, – сказал он, показывая на кожаные кресла.
– Я хотел бы написать о вашей службе, – вновь заговорил журналист, когда оба они уселись за маленький несимметричный столик друг против друга. – Ведь ваша служба – это круглосуточный героизм, – добавил он, видимо, полагая, что здесь пошлость примут за искренность.
Генерал еще раз улыбнулся. Он очень уважал печать, но уж больно фальшивыми показались ему слова о героизме. В особенности на фоне только что пришедшей сводки, где сообщалось о том, что ночью горел химкомбинат, там погибли люди, а самоотверженность пожарных дала возможность спасти лишь склад, и при этом убытки колоссальны.
Генерал нажал кнопку селектора:
– Доброе утро, товарищ Васильев.
– Здравия желаю, товарищ генерал, слушаю вас.
– Уточните, пожалуйста, какую продукцию делает химкомбинат, тот, по которому сегодняшнее сообщение. И еще: пригласите ко мне товарища Расческина.
Селектор отключился. Генерал посмотрел на журналиста.
– Вы, конечно же, хотели бы работать с незаконченным делом? С тем, чтобы, как говорится, «довести его до суда» и потом написать все, как оно было?
Журналист, который в этот момент уже что-то записывал, оторвался:
– Если можно, то, конечно, с незаконченным.
В кабинет вошли Васильев и Расческин.
После рукопожатий все уселись за тот же, яичного цвета, столик.
– Узнали, – товарищ Васильев?
– Так точно, узнал. Химический комбинат имени Волкова вырабатывает стиральный порошок.
– Как называется порошок?
Васильев удивился, посмотрел сперва на генерала, потом на Расческина и затем уже на журналиста.
– Не знаю.
– А говорите, узнали!
– Так это имеет ли какое-нибудь значение?
– Все имеет значение: или это дорогостоящий порошок, или дрянь, которую никто не берет, хотя сейчас любой берут. Но тем не менее вот товарищ писать о нашей работе будет, а мы неточны в оценках. Нехорошо? – И сам себе ответил: – Нехорошо.
– Сейчас, товарищ генерал, схожу позвоню.
– Отсюда звоните, так будет быстрее.
Васильев стал нажимать кнопки телефона.
Пока Васильев дозванивался и разговаривал, генерал и журналист сидели молча, причем генерал, видимо что-то вспомнив, записывал это «что-то» на календаре, а журналист от нечего делать поигрывал шариковой ручкой. Расческин смотрел, как Васильев звонит по телефону.
– Это был даже не порошок, товарищ генерал, а компонент для порошка «Лотос», – сказал Васильев.
– Что, дефицитный порошок? – спросил генерал.
– Да вроде…
– Звони жене! – приказал генерал.
– Разрешите я, – попросил молчаливо сидевший Расческин и, получив утвердительный кивок, тоже принялся нажимать на кнопки телефона.
Журналист долго вертел свою ручку, наконец отломил у нее хвостик, которым она должна была цепляться за карман пиджака, положил его в пепельницу, а ручку спрятал в карман. Расческин, в это время «вышедший», как говорят в армии, не на жену, а на тещу, долго объяснял ей, для чего это ему надо, и наконец радостно отрапортовал:
– Действительно дефицитный, товарищ генерал. Самый лучший после «Диксана» порошок.
– Дорогой?
– Не спросил.
– А-а-а, – разочарованно протянул генерал. – Ну да ладно. Просто эта деталь тоже могла пригодиться. Я пригласил вас, собственно, для того, чтобы мы помогли товарищу Генкину разобраться в нашей работе. Товарищ Генкин будет работать над сегодняшним материалом по пожару на химкомбинате, писать о наших подразделениях. Чтобы начать, как говорится, от азов, я прошу ввести его в курс дела, взять с собой, когда будет проводиться дознание. Свяжитесь с Нестеровым, предупредите, что будет журналист, а через пару дней доложите, как идут дела. Добро?
Васильев кивнул.
– Ну а вам, товарищ Расческин, поручаю нашего гостя…
3
Выйдя из красивого современного здания министерства, журналист Александр Анатольевич Генкин усмехнулся. Все складывалось сегодня в его журналистской жизни как нельзя лучше. Сам начальник главка принял его и даже поспешил дать указание опекать журналиста, а после такого указания, надо думать, все и пойдет, и закончится неплохо. Бюрократическая машина действует безотказно, редакционное удостоверение открывает все двери.
Журналист посмотрел по сторонам и пошет через большую площадь, с наслаждением вдыхая горячий летний воздух, к которому примешивались запахи трав, цветов и деревьев.
Перейдя площадь и оказавшись в той ее части, где начинается зеленая и уютная улица, он не спеша пошел вдоль новых домов. Увидев телефонную будку, достал из кармана горсть мелочи, выбрал монету и, оглянувшись, зашел позвонить. Выйдя через некоторое время, внимательно посмотрел на девушку, ожидавшую, когда он закончит говорить, чтобы занять его место. Генкин прикинул, могла ли она по некоторым его фразам определить смысл разговора, и, когда сообразил, что не могла, успокоился и тотчас же почувствовал, что в нем просыпается обыкновенный тридцатилетний не обремененный семьей ловелас.
А тут еще девушка, у которой не сработал телефон, попросила у него «двушку». И Генкин, конечно же, дал ей монету. И остался ожидать ее возле будки.
Девушка освободилась быстро. Но необходимое ей такси, как оно и полагается, когда надо, не остановилось.
– Позвольте оказать вам услугу, – галантно предложил журналист, – у меня здесь за углом машина, я подвезу вас.
Девушка согласилась. Она оказалась сотрудницей киностудии «Мультфильм», незамужней и очень контактной. Звали ее Олей. Естественно, Генкину не хотелось говорить, что машина эта не его, а дана ненадолго, к тому же в обмен на унизительную услугу…
4
Николай Константинович Нестеров, подполковник милиции, собирался в краткосрочную командировку. Его уже ждали майор Васильев – сотрудник ГУПО, младшие офицеры – специалисты в вопросах дознания, сержант Воронцов – двадцатилетний красивый парень, срок службы которого должен скоро закончиться. Он сидел в приемной, потому что был вызван сегодня в качестве свидетеля пожара.
У каждого в жизни своя дорога. У кого-то она гладкая и ясная с самого начала, как, например, у Васильева: потушив положенное количество пожаров в районе, он благополучно, с регалиями перебрался в городское подразделение, а потом и в главк, где теперь руководит отчетностью тушения и иногда, когда очень нужно по обстановке, выезжает для инструктажа или проконтролировать дознание.
Кестеров же на вершину иерархической следственной пирамиды не поднялся. Переезжая с места на место по всей стране, работал, служил, даже прокурорствовал, пока не решил, что это дело не для него. Поэтому и вернулся на следственную работу в органы внутренних дел. Переехал в Москву с женой и ребенком. И это его вполне устраивало. Многое мог бы рассказать о себе Нестеров.
– Здравствуйте, – товарищи, – сказал он, выходя из кабинета в приемную – Все, кто со мной, поехали.
И ожидавшие быстро пошли на улицу к «рафику».
5
Улицы неслись в ту страшную ночь стремительно, и в тяжелых машинах не ощущалось ни тряски, ни поворотов.
Издавая нестерпимый визг, колонна машин ворвалась в длинную аллею, мгновенно озарив ее вспышками маячков, синим, красным и желтым светом фар и прожекторов, превратив на секунду черную массу ночного пейзажа в сказочные дома и деревья.
Красно-желтый асфальт убегал под машинами, поворот сменился еще одним поворотом, и вот уже послушные красные ЗИЛы подъехали к месту, где горело, развернулись, построились как по команде, образовали звезду, и в то же мгновение к горевшему прямоугольному зданию цеха протянулись, словно стрелы, серебрящиеся лестницы, по которым устремились пожарные…
Огонь гудел и урчал. И когда десятки пенных струй из стволов брандспойтов обволокли пламя, оно заметалось и стало окутываться паром. По территории комбината носились сказочные тени, отсветы огня отражались в касках пожарных.
Несколько молодцов, одетых в огнестойкие костюмы, похожие на чешую саламандры, ринулись в огонь. Это были разведчики, которые изучали обстановку и докладывали обо всем, что они видят, по радиосвязи на централизованный пункт. Все, что они сообщали, тотчас же передавалось руководителю тушения пожара подполковнику Беликову, сидевшему в ярко-красной «Волге» с микрофоном. ~
Огневая разведка доложила об очаге возникновения огня, о том, что в соседнем цехе работают люди и что четыре человека из рабочих отсечены огнем, но спрятались в подвал с негорючими материалами, где есть вентиляция, и что добраться теперь до них не представляется возможным, хотя они пока и в относительной безопасности.
Руководитель тушения пожара распорядился бросить основные силы для спасения людей. Неожиданно послышался срывавшийся голос офицера Скворцова, начальника огневой разведки:
– Товарищ подполковник, носилки сюда, ориентир на зеленую Лестницу, вот где одиннадцатый сейчас переползает на стену, видите?
– Вижу, докладывай, что?
– Тут человек, вернее останки!.. Он с наконечником от сварочного аппарата… Пришлите кого-нибудь с фототехникой зафиксировать…
А далее подполковник услышал в своих наушниках перебранку Скворцова с каким-то молоденьким «туши-лой», как потом оказалось, Воронцовым. Оба они стояли возле погибшего. И именно поэтому Воронцова, как и Скворцова, впоследствии в качестве свидетелей включили в группу дознания. Ведь и Воронцов мог с точностью определить, как и в каком положении лежал труп.
Через полтора часа пламя отступило, и люди, спрятавшиеся от него в подвал, были освобождены, а еще через час можно было докладывать о завершении операции.
Подполковник посмотрел на часы: прикинул время, понадобившееся для тушения пожара, и только теперь позволил себе расслабиться…
6
– Я уже вышел из того возраста, чтобы вести следствие исключительно на месте происшествия, – картинно разглагольствовал Нестеров – Есть же масса людей, которые свои впечатления от пепелища так произнесут и так оформят, что и следствие вести не надо, верно я говорю?
Последние слова Нестеров адресовал находившемуся тут же журналисту, который встрепенулся, ибо был занят своими мыслями, сказал: «Да-да» – и продолжал копать гарь и копоть автоматическим зонтиком, который в этот момент был сложен и представлял собой тросточку.
– Много, ой как много людей я допрошу! – продолжал почти восторженно Нестеров, снова обращаясь к журналисту.
– Не понимаю, чему тут радоваться? Отвлекать людей от дела, допрашивать… Мне казалось, такие вещи не афишируют, – изумился Генкин.
– А я, знаете ли, уверен в своих силах, ведь, более того, каждый – пусть он даже скрывает истину – все равно мне сообщит ее, и не обязательно словами, а, быть может, какими-то неуловимыми нюансами, которые я обязан буду ощутить. В этом весь следователь, а вовсе не в том, что я запишу максимально много из того, что мне сообщат.
– По-моему, это я уже читал у Конан Дойла.
– И между прочим, эта истина непреложна в нашей работе. Холмс – идеальный следователь, идеал, к которому мы стремимся.
– Особенно он идеален был, когда залезал в чужие квартиры, чтобы добыть улики, – проворчал журналист.
– Я поступаю проще, я без разрешения залезаю в чужую душу и нахожу там улики. Поэтому, достопочтенный и глубокоуважаемый Александр Анатольевич, произведения которого типа очерка «Когда же наконец?..», нашумевшего в городе, и имя автора которого поэтому стало известно, итак… Итак, Александр Анатольевич, позвольте начать с беседы с вами, – в конце концов запутавшись, произнес Нестеров. Ни о каком журналисте Генкине Нестеров раньше не слышал, о статье узнал в редакции, предусмотрительно позвонив туда по телефону.
– Но позвольте, почему с меня и почему я буду фигурировать в деле вообще? И потом я что – самый подозрительный?
– Начну с последнего. Вы очень интеллектуальный собеседник, и, согласитесь, не каждый раз доводится иметь дело с известным журналистом. А то, что вы подозрительный, то, конечно, подозрительный. Позавчера вы, то есть простите, да-да-да-да-да, запамятовал, неделю назад вы были здесь, с тем чтобы написать статью о химическом комбинате, а позавчера вы тоже были на комбинате – вероятно, визировали статью, и после этого загорелся цех.
– Гениальная логика.
– Мы обязаны проверить всё. До мелочей, – самое главное, согласитесь, мелочь. Знаете, у меня было дело, когда слон, убежавший из зоопарка, споткнулся на краю обрыва и чуть было не сорвался вниз, но знаете, что его спасло?
– Что?
– В последний момент ухватился хвостом за росшую над обрывом незабудку.
– Да?
– Да.
– Позвольте вопрос?
– Пожалуйста.
– А вы точно знаете, что это была незабудка?
– Точно, потому что Другие цветы не растут у обрыва. Но понимаю ваш вопрос: надоел я вам болтовней. Расскажите лучше про статью, про завод. Кстати, публиковать статью будете?
– Ну, лежачего не бьют, вот восстановят цех, тогда посмотрим.
– А почему не бьют, что, статья критическая?
– Она у меня с собой – прихватил на случай, почитайте, там есть и критика и не критика.
Генкин вытащил из кейса предусмотрительно взятую статью. Нестеров уселся на поваленный забор и принялся читать с таким видом, как будто сейчас это было главное из того, что надо делать.
Но Нестеров чуть-чуть переиграл – читал дольше, чем требовалось для приличия. Однако приличие устанавливалось здесь им, и если он считал, что надо вот так, на ветру, сидеть и читать статью о химическом комбинате, поврежденном огнем, то так оно, видно, и должно было быть и никто не мог посметь сказать ему (человеку, расследовавшему такие преступления, от которых у целых бригад следователей опускались руки), что надо делать как-то и что-то по-другому. А Нестеров не спешил. Он достал карандаш и стал подчеркивать некоторые абзацы в статье, потом достал блокнотик и записал туда что-то для памяти.
– Спасибо вам, дорогой товарищ журналист, – патетически сказал он, закончив чтение и возвращая Генкину статью, – считайте, что боевое начало состоялось и вы мне очень помогли. Ну а теперь покажите мне, пожалуйста, где был найден труп. Кстати, опознали его?
– Нет еще, Николай Константинович, – сказал оказавшийся туг же начальник цеха Хотимцев, – жена предполагаемого погибшего в больнице с инфарктом, боимся ее сейчас волновать, а рабочий, пожилой такой, дядя Коля Самсонов, действительно пропал. Да многие говорят, что это он. Скорее всего, так оно и есть.
Но «скорее всего» и «многие говорят» Нестерова не удовлетворило. Тем более, он уже знал, что погиб никакой не дядя Коля Самсонов, а владелец одного из гаражей инвалид Иванов Всеволод Егорович.
– Ну, раз говорят многие, – сказал он презрительно, – это существенно. Знаете, какая в Уголовно-процессуальном кодексе преамбула?
– Не припомню, товарищ Нестеров.
– А преамбула гласит: «Если многие говорят, то зря не скажут».
Начальник цеха Хотимцев обиделся и отошел.
– Нет, правда, товарищ следователь, есть. такая статья, что «зря не скажут»? – спросила учетчица, которая впервые видела живого следователя.
– Есть, особенно когда начинаешь расследовать каждое новое дело. А теперь, товарищи, – обратился он со своего возвышения к обступившим его любопытным, – я попрошу виртуоза пера Александра Анатольевича Генкина показать мне место, где был найден погибший.
– Но почему я?
– Потому что вы знаете, где это произошло… Я так думаю, – сказал Нестеров.
7
Постановление
о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству
Следователь по особо важным делам подполковник милиции Нестеров Н. К., ознакомившись с материалами дознания по факту возгорания гаражей, примыкавших к стене административного здания химического комбината республиканского подчинения, установил:
В ночь на 18 июня с. г., во дворе дома, в одном из гаражей произошел взрыв газового баллона, вызвавший пожар, уничтоживший шесть построек гаражного типа, 4 автомашины, другие материальные ценности на сумму свыше 200 тысяч рублей, поскольку огонь перекинулся на заводские постройки.
Принимая во внимание, что упомянутое событие указывает на возможное преступление, постановил:
1. Возбудить уголовное дело по факту возгорания упомянутых строений.
2. Дело принять к своему производству и приступить к предварительному следствию.
3. Копию настоящего постановления направить прокурору Московской области.
4. О принятом решении уведомить администрацию химкомбината имени Волкова.
Старший следователь по особо важным делам подполковник милиции Н. К. Нестеров
8
– Видите ли, – сказал Нестеров начальнику цеха Хотимцеву, – ни к чему да и нет на то никаких оснований называть нашу беседу допросом, и все же мне необходимо задать некоторые вопросы вам, специалисту, ведь вас пожарные включили даже в штаб тушения пожара.
– Если смогу, товарищ Нестеров.
– Конечно, сможете. К примеру, расскажите о том, что производит ваш цех, когда он начинает работу, сколько на нем занято людей одновременно, как цех выполнял план, ну и все, что вам самому кажется важным для нашего разговора.
– Ну, если быстро, я могу ответить вам одной фразой, а именно: этот цех производит компонент стирального порошка, не очень дорогостоящий, но достаточно дефицитный, кое-кто за рубежом, может быть, даже завидует нам. Этот компонент обеспечивает порошку мылкость. Цех начинает работу в семь утра, работа двухсменная, в смену занято около девяноста рабочих. План цех всегда выполнял, перевыполнять его не имело смысла, поскольку компонент скоропортящийся и делать его впрок – расточительство. Правда, – тут Хотим-цев замялся, – как раз в момент пожара работала третья смена. Но это, уверяю вас, исключение. Нужна была дополнительная партия порошка. Если надо, потом объясню подробней. А что важно для разговора, вам виднее, для меня ответить на ваш любой вопрос несложно.
– Ну что ж, чудно, – сказал Нестеров, – будем считать, что первое знакомство с работой цеха пойдет мне на пользу.
– Я свободен?
– Пока нет. Хотелось бы знать подробнее о личности погибшего Самсонова, если это был, конечно, Самсонов.
Нестерову надо было в интересах следствия проверить, знает ли Хотимцев, что погиб инвалид Иванов. А во-вторых, на всякий случай отработать версию о гибели Самсонова: ведь его после пожара несколько дней действительно не было на работе.
– Да что Самсонов, – сказал Хотимцев, – пьяница и склочник, безалаберный человек, уволить не могли, а работал он не особо. Так, от рюмки до рюмки… Его и нашли-то не в цеху, а у заводской стены.
– Что, неужели управы найти не могли на пьяницу и склочника? Я думаю, в наше время это не столь уж и сложно.
– А вот не могли, товарищ Нестеров. Ну пусть вам мастера скажут. Плакали от него все, но мужик не вор, ничего не могу сказать. А характер имел неуживчивый, все нас с директором любил на собраниях критиковать.
– Семейный?
– Да я же говорю, жена в больнице с инфарктом.
– Ни с каким она не с инфарктом, – вдруг раздался громкий голос с хрипотцой. – Ты ж у меня дома бывал, пил, сук-кин сын, а теперь поливаешь. Товарищ следователь, врет он все.
– Простите, – сказал спокойно, поворачивая в его сторону голову, Нестеров. – с кем имею честь?
Мужчина, заглянувший в приоткрытую дверь, продолжал:
– Как это с кем? Самсонов я – пьяница и склочник, безалаберный человек, словом, от рюмки до рюмки…
Нестеров посмотрел на начальника цеха Хотимцева. Того охватил суеверный страх.
– Т-т-очно, эт-т-то он, – проговорил Хотимцев.