Текст книги "Сопротивление (ЛП)"
Автор книги: К Рейсс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
***
Я не могла находиться ни в общей комнате, ни во дворике, ни в саду. Не могла слышать разговоры. Мои родители сбили меня с толку. Я ушла после разговора с ними с вопросом о том, что, мать твою, только что произошло? После этого я приняла свои таблетки согласно расписанию и легла на кровать.
«Тебя контролирует твоя киска. А тот, кто контролирует твою киску, контролирует и тебя».
Потолок моей серо-белой комнаты затягивался унылой тенью, которая ползла к открытому окну. Меня касался слабый ветерок, но это всё равно не успокаивало, и я хлопнула ладонями по подоконнику.
«Я сама контролирую свою киску».
Дикон в костюме, и он улыбался мне, смотря на моё лицо, когда я была голой и привязанной к крюкам на стене. Он не поверил мне. И был прав. В борьбе за жизнь моя киска всегда побеждала.
«Я буду контролировать её, котёнок. И ты скажешь «пожалуйста», – он коснулся хлыстом моих губ, и я сомкнула их на его кожаном кончике. – Всего лишь три дня. Ты смиришься с этим, или это то, что ты получишь».
Мой взгляд блуждал по его прекрасному лицу, но это было запрещено. Я должна была смотреть исключительно в пол в знак моего подчинения. Он замахнулся хлыстом и ударил меня им по лицу. Боль отдалась глубоко во мне, увлажняя мои складки.
«Это для того, чтобы я смог удерживать тебя в доме».
В его словах не было жестокости или какой-либо подобной эмоции. Второй удар пришёлся по моей груди.
«Это за то, что посмела посмотреть мне в глаза».
Удары так и сыпались на мой живот, бёдра и тазовые кости, а после неожиданный шлепок кожаной плети опустился на мой клитор. Я заскрежетала зубами. Мне нельзя было кричать.
«Мне нужно всего лишь три дня контроля».
Я вспомнила раны, которые он оставлял после себя. Вспомнила то, как они жгли, пока он отвязывал меня и клал на кровать, развернув лицом вниз, чтобы раны смогли тереться о матрас, когда Дикон будет трахать меня. Вспомнила, как меня сокрушил оргазм, а раны кровоточили следующие три дня, послужив напоминанием о том, как сильно я кончила тогда и как без него не могла совладать со своей киской.
«Ты сможешь касаться себя, когда захочешь, но это всё».
Его ухмылка была похожа на ухмылку Сатаны. Я не видела в этом ничего смешного. Я была так возбуждена. Я не касалась себя ради того, чтобы получить удовольствие даже тогда, когда он мучил меня, давая мне один-единственный выход.
Я лежала на кровати в Вестонвуде, думая о нём, и эти мысли создавали такое чувство, словно на мой клитор положили кусочек раскалённого мрамора. Я скрестила ноги под одеялом и слушала звуки дождя, барабанящего каплями по листве деревьев. Снова и снова прокручивала воспоминание. Боль в моём теле, капельки пота, которые скатывались в раны, когда я танцевала в клубе «Дэбни» хрен знает с кем. Руки Эрла впивались в них, когда он трахал меня сзади. Я сосала киску его подруги Тэмми, и привкус кокаина обжигал мой язык. Знаю, Дикон накажет меня, когда я вернусь.
Мастер вернулся домой через три дня, а жёсткость его ударов не имела равных, но я наслаждалась каждым из них. Он тянул и выкручивал кольца пирсинга в моих сосках до тех пор, пока я не кончила, а потом заставлял меня кончать снова и снова. Это стало началом игры. И наши сердца до сих пор продолжают в неё играть.
До. Сих. Пор.
Я сжала бёдра, слегка вильнув ими. Пройдёт вечность, прежде чем я кончу, но мне было некуда спешить. Я открыла рот, почувствовав, как горели мои бёдра, как пульсация отдавалась между моих ног. Сначала меня окутало облегчение… Радость… И лишь потом освобождение.
ГЛАВА 10.
Ланч.
Такое чувство, что меня пытались раскормить как поросёнка перед забоем для Пасхального празднования. Сегодня день азиатской кухни. Суп с клёцками, жареный рис, бифштекс по-корейски и ещё какая-то зелёная хрень с листочками, название которой я не смогла вспомнить.
– Этот соевый соус почти не содержит натрия, – сказала Карен со своего места напротив меня. Она была поглощена журналом, пока её суп остывал. – Кажется, они поняли, что тебе дают столько таблеток, что этот натрий скоро начнёт влиять на давление.
Она полила свой рис соевым соусом. Её волосы были скручены в нелепый пучок, а на длинной шее виднелось бордово-синее пятно.
– Не хочешь прикрыть засос? – я вытянула шею, попытавшись рассмотреть пятно поближе.
На её лице появился шок, и она попыталась посмотреть на свою шею, как будто это было возможно.
– Прямо возле тебя лежит зеркало, – предложила я.
– Нет. Всё в порядке, – она скрыла засос под волосами, распустив их.
Увидев, как её волосы обрамляли лицо и как Карен задрала руки вверх, я поняла, насколько худой она была. Карен ковыряла вилкой свою еду и посматривала на Марка, санитара с кольцом в носу, который походил на панка. Я заметила его татуировку, тянувшуюся от затылка вниз под его рубашку. Он посмотрел на неё и сделал движение пальцами, показав, что ему нужно идти. Карен махнула вилкой. По тому, как она её держала, я поняла, что девушка не съела ни крошки. Это было видно из-за того, как она ковырялась в еде.
– Мне жаль, что я не попала на похороны Аманды, – произнесла она. – Многие пошли. Сестра была там, и Таня. Она тоже решила пойти. Говорила, что в этот день шёл дождь. Как в кино, – Карен закатила глаза.
– Всё в порядке. Ничего сверхъестественного не случилось. Знаешь, её гроб ведь был закрыт из-за происшествия. Она не встала как зомби, – я подняла руки вверх, спародировав походку зомби, потому что это было лучше, чем тот факт, что мне на самом деле было наплевать. Ведь так?
– Я слышала о поминках после похорон, – сказала Карен.
– Да, – я откашлялась. – Вау. Прошло уже немало дней. Это было лучшее, что мы могли дать ей, – мне было не по себе, когда я клала в рот свою еду, особенно, когда передо мной сидела девушка с ярко выраженной анорексией, но мне очень хотелось есть.
– Лимузины выстроились в ряд на холме перед кладбищем. Чёрт, там было столько кокаина.
Я перестала жевать и оттолкнула свой поднос. Кокаин был проблемой. В тот момент Дикона не волновало то, что у меня было несколько партнёров. Он переживал о том, что не знал их. Переживал, что они были наркоманами с Манди Стрит, где мы хотели иметь своё тихое и безупречное место. Нервничал из-за того, что они были под его крышей. Он не стал бы меня связывать, пока не вывел бы всю дрянь из моего организма, да и ещё некоторое время после этого тоже не прикоснулся бы ко мне. Та неделя превратилась в пытку. Смерть Аманды тяжёлым бременем упала на мои плечи, но Дикон пытался привить мне способность адаптироваться.
– Я неделю провела в углу, пуская слюни, – ответила я на её шутку.
Но на самом деле всё было не так. Я чувствовала, что опускалась на самое дно, когда Дикон подобрал меня и подвесил на верёвках к крюкам на потолке. Всё изменилось после того, как Аманда умерла. Словно мы нуждались друг в друге, он и я. Ему было больно видеть меня такой неспособной позаботиться о себе. Не так много времени прошло с момента её смерти до того, как мы снова решили завладеть друг другом.
– Эй, – вмешался Уоррен, усевшись напротив меня. – Дождь только что прекратился. Вода в заливе поднялась прямо до лавочек.
– В каком заливе?
Уоррен и Карен переглянулись.
Она оттолкнула от себя поднос и стрельнула глазами в сторону Марка, прежде чем встала с места.
– Давай проведём ей тур. Наш тур.
Уоррен осмотрел меня с ног до головы, как будто моя светло-голубая больничная рубашка просвечивалась.
– А я могу тебе доверять?
– Можешь засунуть его себе в задницу.
– Ты захочешь увидеть кое-что, – вмешалась Карен. – Это того стоит. Почти так же, как и свобода.
– Мне не нужно доказывать то, что мне можно доверять. Я вылизывала твою киску в Оджай, а ты, – я повернулась к Уоррену, – нюхал кокаин с моих сисек. Я заплатила за него, но в ответ не получила ничего, кроме обомлевших сосков.
– Засчитано, – ответил Уоррен, указав на дверь.
Снаружи всё было обустроено, ухожено и засажено дорогими цветам. Зелёный сад был усеян деревянными скамейками – место, где можно точно понять, что ты психически больной, дать твоему сожалению сожрать тебя изнутри и обдумать свои недостатки. Джек присел над клумбой полевых цветов, потерев жёлтые лепестки.
– Привет, Джек, – сказал Уоррен, хлопнув непригодного к сексу ботана так сильно, что тот плюхнулся на задницу.
– Блядь!
– Не круто, Уоррен, – вмешалась я и помогла Джеку встать.
– Я в порядке, – ответил Джек, стрельнув глазами в Уоррена.
Я вытерла плечо Джека, даже несмотря на то, что там ничего и не было.
– Прости, чувак, – Уоррен сжал ладонь в кулак и легонько толкнул Джека в плечо.
Парень скривился. С каждой грёбаной секундой Уоррен нравился мне всё меньше и меньше.
– Мы собираемся проверить наши «дыры». Ты с нами? – спросил Уоррен.
– Нет. Обойдусь.
– Теперь можем идти? – вмешалась Карен, отступив ближе к саду. – У меня сеанс через пятнадцать минут, – она ткнула пальцем вверх, указав на часы на здании.
Наши личные вещи были изъяты, в том числе и часы. Часы, которые висели на здании, были единственным источником времени, которым мы располагали.
– У меня тоже, – сказала я.
Уоррен побежал трусцой впереди нас и развёл руки. Он неплохо выглядел среди густой листвы, словно Плутос – греческий бог изобилия.
– Камеры повсюду, – он указал наверх. Я не смотрела прямо перед собой, но, покосившись, увидела какое-то стекло на ветках дерева. – Но есть места, которые камеры не видят. Так называемые «дыры» в их системе наблюдения, – даже в своей дурацкой рубашке психически больного Уоррен представлял собой пуп земли, знавший всё во вселенной. – Как вот здесь. Дыра. Они могут найти тебя только в том случае, когда будут проходить неподалёку, но камеры не зафиксируют ничего из того дерьма, которое ты будешь здесь творить до тех пор, пока ты сама не вытянешь это дерьмо в поле зрения камер. Идите за мной.
Словно открыв ловушку, он указал на три метра пространства так называемых «дыр».
– Но они тоже знают о существовании этих «дыр», – вмешалась Карен. – Если они видят, что кто-то выходит из поля зрения камеры, но не замечают, как ты возвращаешься, то приходят и проверяют тебя.
– Если только они внимательно смотрят, – ответил Уоррен. – Рисковое дело. Идёмте к заливу.
Мы прошли вниз по извилистой тропе. Я услышала, как автомобили превышали скорость где-то за изгородью, но это было похоже на магистраль. К шуму машин добавился звук плеска воды, и пройдя линию деревьев, мы вышли к заливу. Забор из сетки ограждал нас от воды.
– Это Тихий океан? – спросила я, последовав за ними к забору, в котором была прорезана дыра.
– И близко нет, – Уоррен оттопырил край разрезанной сетки забора. – Мы находимся в месте под названием «Нигде».
Мы проползли под сеткой. Карен положила журнал на ствол упавшего дерева и, сняв обувь, принялась закатывать края штанов.
– Давай, сладкая, – сказал Уоррен, когда Карен шагнула в воду. – Я в этом не участвую.
– Почему? – я последовала примеру Карен, закатав штаны.
– Из-за моего младшего брата.
– А что с ним? – я попробовала воду пальцем. Вода даже на солнце была холодная как лёд, а дно было выложено маленькими круглыми камешками.
– Я попытался его утопить, – ответил Уоррен таким тоном, словно учил его играть в видеоигру или объяснил какую краску выбрать для рисунка. – Если меня поймают в воде, мой отец меня убьёт.
– Сейчас утро, и они не смогут увидеть, даже если ты будешь в воде. Влага на линзах конденсируется, камеры мокрые. Дождь только что прекратился, листья тяжёлые от капель и блокируют видимость камер.
Карен вскинула руки вверх и подняла лицо в небо:
– Я люблю «дыры».
– Если вы когда-нибудь потеряете Карен, – крикнул Уоррен, стоявший у кромки воды, – в первую очередь ищите её в «дырах».
Что-то в том, чтобы быть скрытым от глаз сотрудников больницы, напомнило мне свободу. Но, почувствовав взгляд Уоррена на себе, я перестала ощущать себя в безопасности.
– На что уставился? – спросила я.
– У тебя сеанс с Чепмэном?
– Да.
Уоррен похрустел шеей в обе стороны и указал на часы на здании.
– Сеанс начинается через пять минут.
Блядь. Я выпрыгнула из воды и надела свою обувь на мокрые ноги.
– Сможешь вернуться? – прокричала Карен, но я уже проползла под сеткой забора.
ГЛАВА 11.
Доктор Чепмэн выглядел усталым, когда закрывал жалюзи.
– Зачем вы остановили меня в последний раз? – ноги болели из-за холодной воды, и я пыталась скрыть тот факт, что бежала. – Вы лишили себя самой лучшей части.
– Сеанс подошёл к концу.
Эллиот посмотрел в окно и обратно на меня так быстро, что я бы пропустила это, если бы «Аддерал» (прим. пер.: медикамент, относящийся к классу психостимуляторов и амфетаминов) не сделал меня гиперактивной.
– Правда?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что после этого мы разговаривали в течение пяти минут. Ну, знаете, я осталась подумать о том, что случилось после. В машине Дикона.
– Ты можешь мне рассказать, – он потёр свой бицепс.
Я заметила, что его часы соскользнули с запястья. У него были очень милые запястья: широкие, с выпирающей костью. Очень мужские. Я сузила глаза, пожелав, чтобы рукав его рубашки поднялся выше, позволив мне увидеть больше.
– Не хочу говорить вам сейчас. Вы разбиты, – ответила я.
– Твои родители приезжали вчера. Как прошла встреча? – я пожала плечами. —Твой отец очень интересный человек.
– Насколько?
– Он женился на твоей матери в очень раннем возрасте.
Я села необычайно ровно и хотела поднять руку вверх, заставив тем самым его заткнуться. Он мог копаться в моей голове, если ему так хотелось, но не нужно было затрагивать проблемы моей семьи.
– Они до сих пор женаты, у них восемь детей. Не вижу проблемы.
Доктор ничего не ответил. Хотелось вонзиться ногтями в его симпатичное лицо после этих слов, но не менее сильно я мечтала доказать то, что могу сдерживать себя.
– Вы снова собираетесь меня загипнотизировать? – спросила я.
– Только если это помогло тебе в прошлый раз.
– Вы когда-нибудь настаиваете на том, чего на самом деле хотите, доктор?
Он встал.
– В этой комнате нет. Здесь командуешь ты.
Ну, если он расценивал это так, то я не была против. У меня получилось бы командовать в этой маленькой комнатушке. Я плюхнулась на диван. Эллиот последовал за мной и сел рядом. И я услышала шорох ткани его брюк, когда он закидывал ногу на ногу.
– Я сосчитаю от пяти в обратном порядке, – произнёс он.
– Ладно.
– Пять…
***
Его машина просто огромная, а сам Дикон пахнет мятой. Он ничего не говорит, и мою грудь распирает от напряжения. Это ошибка? Он не похож на серийного убийцу, но, возможно, он и не заинтересован во мне. Эрл хорош для траха в трудную минуту, и это лучше, чем ничего.
– Имя есть? – спрашиваю я, пытаясь застегнуть блузку.
– Да.
– Меня зовут Фиона.
– Я это уже понял, – он слегка поворачивает голову. – Я – Дикон, – его взгляд скользит по моим голым сиськам, но потом он отворачивается к дороге.
– Мне застегнуться?
– Да.
Пальцы трясутся, пока я застёгиваю пуговицы. Не такого ответа я ожидала, и мне вдруг становится стыдно. Но, когда замечаю, с какой силой он сжимает руль руками, мои соски напрягаются, а кольца пирсинга трутся о ткань блузки.
– Так что, – начинаю я, – куда мы едем?
– Подальше от бешеных папарацци, – Дикон останавливается на красный свет и поворачивается ко мне всем корпусом. – Как ты живёшь? Все эти люди вьются вокруг тебя постоянно?
Я пожимаю плечами.
– Сначала меня расстраивало их непонимание и то, что они напечатали фото, на которых я целуюсь с Брентом Огилвом, хотя на самом деле встречалась с Джеральдом. Это было паршиво. Но в итоге Джеральд оказался уёбком, поэтому они сделали мне одолжение.
Я не хочу говорить о папарацци. Но хочу этого мужчину, сидящего перед мной. Кладу руку на его бедро и скольжу пальцами к паху. Всё его тело напрягается. Дикон берёт мою руку в свою и убирает на мои колени.
– Ты гей? – спрашиваю я.
– Нет.
– Слушай, если ты не хочешь этого, не беда. Просто высади меня.
– Расслабься, – отвечает он, сжимая мою руку перед тем, как отпустить.
Мне становится некомфортно и грустно. Автомобиль теперь кажется таким маленьким, и этот человек выкачивает из него весь воздух, создавая вакуум, и своим присутствием как будто вытесняет меня. Внезапно понимаю, что не хочу заниматься сексом вообще. Ни с ним, ни с кем-либо ещё. Я просто хочу почувствовать, что у меня снова всё под контролем.
Открываю дверь настолько, чтобы свет от окружающих нас машин проник внутрь. Мы едем небыстро, и я знаю, что он нарочно замедляется. Но не высаживает меня. А наклоняется ко мне и тянет ремень безопасности через моё тело. Его мятный запах смешивается с ароматом сандалового дерева, заставляя меня хотеть, чтобы он оказался во мне, но я по-прежнему желаю выбраться нахрен из этой грёбаной машины.
Щелчок.
Он застёгивает ремень безопасности.
– Ты в районе художников. Уже поздно, и вокруг полно пьяных. Нет необходимости рисковать зря.
Я в ярости. На самом деле. Потому что он прав.
Мы проезжаем несколько кварталов, и всё это время я смотрю на него. Не испытываю к нему ненависти, но он привлекает меня, и в своей злости я снова хочу трахнуть его. Чувствую пульсацию между ног, вспоминая дерьмо, которое хочу забыть: тот крышесносный поцелуй и себя на пассажирском сидении в нескольких миллиметрах от киски мёртвой девушки, всё ещё пахнущей сексом.
Я не думаю об этом.
Не думаю об этом.
«Фиона, хочешь остановиться? Ты плачешь».
Говорю что-то. Что-то о том, что Пинкертон никогда не подводил в те моменты, когда Аманда была за рулём. И нет, я, блядь не хочу останавливаться. Хочу вспомнить Дикона таким же понятным и прекрасным. Что-то о том, как он пахнет, или о том, из какой ткани сшит его пиджак. Что-то о его руках. То, как они неподвижны, когда он спокоен. Я забыла это.
Чувствую пальцы Эллиота на моём запястье и сквозь мягкую завесу слышу его голос: «Ладно. Ты начинаешь путать вещи. Аманда Вестин умерла после того, как ты встретила Дикона. Тебе не стоит думать об инциденте, если не хочешь. Контроль по-прежнему у тебя».
Дикон поворачивает направо, а потом ещё раз направо к складу, подъездная дорожка к которому засыпана гравием. Мы находимся на неосвещённой аллее в центре города. Он включает свет в машине.
– Итак, – произношу я, – чего ты хочешь? Собираешься связать меня и убить?
Мужчина начинает громко смеяться, и моя злость рассеивается.
– Предполагаю, это был не твой бойфренд.
Пожимаю плечами:
– Всего лишь развлечение на вечер четверга.
Отстёгиваю ремень безопасности, чтобы посмотреть, отпустит ли он меня. Он сидит неподвижно, даже не пытаясь повторно меня пристегнуть. Я поворачиваюсь, встаю коленом на тёплую кожу и разворачиваюсь спиной к панели управления, таким образом я получу лучший вид для осмотра этого мужчины. Его щетина только-только появляется. Волевой подбородок. Тёмные волосы. Синие глаза с полыхающим в них огнём.
Знаю, что он видит мои сиськи через блузку. Я довольно-таки часто хожу без лифчика, потому что у меня маленький размер. Что-то среднее между первым и вторым. Возможно, один с половиной. Соски светло-розового цвета уже торчат, возбуждаясь от его взгляда.
– Нравится то, что видишь? – спрашиваю я.
– Да, довольно неплохо. Всегда бродишь полуголой?
– Только когда преследую красивых мужчин, увиденных в туалете.
– И зачем ты это делаешь?
– Импульс. Инстинкт. Я всегда так делаю.
– Ты очень красивая, – произносит он.
– Спасибо, милый. Тебе не нужно льстить, чтобы забраться мне под юбку.
– Я всё ещё пытаюсь понять, стоит ли это того.
– О, я обещаю… – тянусь, чтобы коснуться его, но он перехватывает моё запястье.
– Положи их позади себя. На панель управления.
Оу. Властный.
– Ты заходил в туалет. Все ещё хочешь писать?
– Я в порядке.
– Аа… Хм. Не знаю, что у тебя на уме, но я уже делала это.
– Ты позволяла кому-то помочиться на тебя?
– Либо ты, либо на тебя.
– И как это?
Я пожимаю плечами, не убирая рук с панели управления.
– Поставила галочку в списке «больше не повторять».
Дикон молчит мгновение, а потом раздаётся настолько глубокий смех, что я вижу, как двигается его грудь. И не могу сдержать улыбку. Он удовлетворён, и это кое-что значит для меня.
– Сколько тебе лет? – спрашивает он.
– Достаточно, – он недоволен моим ответом, поэтому хватает мою сумочку. – ЭЙ!
– Руки на панель! – произносит он, продолжая рыться в ней.
Отбрасывает упаковку с противозачаточными таблетками и достаёт мой кошелёк. Мне становится не по себе, словно сестра Элизабет стоит надо мной с салфеткой, собираясь забрать жвачку у меня изо рта.
– Это твой заёб? – спрашиваю я. – Рыться в сумочках девушек?
Дикон открывает кошелёк.
– По-моему, ты совсем не против, чтобы я воспользовался твоим телом, но не хочешь, чтобы залез в твой кошелёк? Не знаю, в чём разница – в культурных или человеческих ценностях – но факт остаётся фактом: я не собираюсь садиться в тюрьму, если ты не возражаешь, – он перебирает каждую стодолларовую купюру, прежде чем добирается до отделения с карточками. На краю чёрной карты Американ Экспресс всё ещё остался след от белого порошка. Мужчина находит моё водительское удостоверение и достаёт его из кошелька. – Двадцать два.
– Родилась в день Сурка.
Прячет удостоверение обратно и кладёт кошелёк назад в сумочку.
– Что ещё есть в твоём списке? – он отбрасывает сумочку в сторону.
Прикусываю нижнюю губу:
– Попасть в передрягу на аллее в центре города.
– Я о настоящем списке.
В любом другом случае я бы уже перестала париться, но хочу удивить его. Мне просто необходимо ему понравиться.
– Дрессура лошадей для Олимпиады.
– Дрессура? Я думал, ты танцовщица.
– Что это должно означать?
– Я сказал это не для того, чтобы обидеть. У тебя тело гимнастки, но дисциплина пошла бы тебе на пользу и вытащила бы из туалета клуба. Поэтому я склонялся к танцовщице. И не подумал бы о дрессуре, даже если бы знал, что ты участвовала в скачках.
– Я участвовала лишь однажды, в Стенфорде на арабском скаковом жеребце. Мы участвовали в соревнованиях за кубок Святого Джорджа.
Мой ответ является защитой. В нём нет ни капли сексуальности. Мужчина намекает на то, что я маленькая и никем не контролируемая девочка с плоской грудью и мускулистыми ногами. Обычно подобные заявления от мужчин я встречаю ответными ножами в спину с целью заполучить грязный разговорчик о сексе. Но сейчас мне нужно, чтобы этот мужчина уважал меня.
– На месте, вперёд, шагом, – произносит он, касаясь большим пальцем моей щеки. – Подчинение превыше всего.
– Знаешь, как управлять лошадью?
– Я провёл несколько лет за океаном, общаясь с различными людьми, – поворачиваю голову и обхватываю его палец своими губами, позволяя ему проскользнуть между моих зубов по языку. Он улыбается, когда я отпускаю его. – Буду честен, – произносит он.
– Ага, – я снова набрасываюсь на его палец.
– Я не ищу партнёра по сексу.
– Тогда что ты делал в клубе «Помпеи»? – я засасываю его средний палец и проталкиваю глубоко в своё горло, а пока он скользит по моему языку, наблюдаю, как меняется лицо Дикона. Возможно, он хотел лишь помочь богатенькой девочке, оказавшейся в беде, но с каждой секундой его идеи о том, что с ней делать, раздвигают все границы. Я вижу это по его жадным увлажнившимся пальцам и расширенным зрачкам.
– Встреча с владельцем клуба. Мы планируем мероприятие, – говорит он.
– Какое мероприятие?
– Такое, которым ты сможешь насладиться.
И мой мозг, находясь в своём расслабленном состоянии, теряется под взглядом его синих глаз. На этом мероприятии на Манди Стрит я стою на коленях с профессионально двигающимся языком у моего ануса, вибратором в своей киске и членом во рту. Счастливая, довольная и удовлетворённая от накатывающих оргазмов, я чувствую себя так, словно парю за пределами собственного тела.
***
Когда я пришла в себя, моя спина была выгнута, я еле дышала и чувствовала прикосновение двух пальцев Эллиота на своём запястье.
– Простите, – произнесла я, дыша глубоко и неровно.
– Не извиняйся, – он смотрел на часы ещё секунду, а потом опустил руку. – У тебя ускоренное сердцебиение.
– Я не пыталась доставить вам неприятности.
– Тебе придётся изрядно потрудиться, чтобы доставить их мне, – его улыбка была расслабленной, поэтому я ему поверила.
Мне хотелось потрудиться, чтобы доставить ему неудобство, потому что хотелось бы посмотреть, как это будет.
– Я это запомню.
– Просто ляг и расслабься.
Несколько минут мы не произносили ни слова. Я медленно дышала, попытавшись успокоить своё бешеное сердцебиение.
– Это была твоя первая встреча с Диконом?
– Да.
– Когда ты снова его увидела?
– Он пригласил меня на вечеринку, которую устраивал владелец клуба Паоло. Я не собиралась идти, но Чарли услышала, что это будет на Манди Стрит, и просто сошла с ума. Я думала, что снова увижу Дикона. Но не увидела.
– Нет?
– Он известен тем, что не показывался на своих вечеринках. Дикон нашёл меня приблизительно через неделю у Люсьена. Оплатил целый обед, а потом попытался ускользнуть из комнаты.
– Что ты сделала?
Я издала саркастический смешок.
– Начала преследовать его задницу. Он поджидал меня на парковке, как будто знал, что я приду за ним. Но не позволил прикасаться к нему. Даже кода мы вернулись к нему домой. Он говорил, что прикосновения к нему являются своего рода привилегией, которую нужно заслужить. Я не понимала. Думала, что он был придурком.
– Большинство доминантов не любят, когда к ним прикасаются. По крайней мере, до тех пор, пока не начнут доверять.
– Да, но… Я не знала этого. Откуда вы знаете?
– Я твой врач. И не сплю допоздна, проводя кое-какие исследования.
– Исследования, значит? Спорим, коробка салфеток перед компьютером является неотъемлемым атрибутом этого исследования, – он не ответил. – Простите, – произнесла я.
– Когда Дикон позволил тебе прикоснуться к нему?
– Не знаю. Думаю, он должен был быть связан или что-то ещё, чтобы я ударила его ножом. Но как? Его связывали в Конго, и ему это не нравится. Это не заводит его, а, наоборот, убивает любое возбуждение. Возможно, я прибежала откуда-то и потом ударила его? – я медленно потрясла головой – Последним я запомнила беспорядочную смесь всякого дерьма.
– Смесь?
– Таблетки и секс. Кто-то занимается с верёвками. Думаю, меня подвешивали на некоторое время. А это значит, что Дикон был там, когда меня связывали.
– Никто другой никогда не связывал тебя? – спросил Эллиот.
– Меня связывали бесчисленное количество раз до того, как мы с ним стали эксклюзивной парой. Но что касалось настоящего искусства вязания шибари? Дикон всегда делал это лично. Он бы не позволил сделать это кому-либо ещё. Так было с самого начала.
– То есть ты была эксклюзивной с самого первого дня?
– Да, – я не думала об этом в таком ракурсе, но сейчас меня распирало от детской гордости. – Даже Мартину и Дебби не разрешалось это делать.
– Кто они такие?
– Они живут в доме номер два. Это его самые лучшие ученики. Дебби великолепна. Она связывает лишь мужчин. Делает прекрасные вещи, и у неё на самом деле искусная методика, даже несмотря на то, что она так молода. Мартин очень талантлив, но Дикон говорит, что он никогда не постигнет сути, – я пожала плечами. – Даже если бы я была под наркотиками и позволила бы им связать меня, то Дебби всё равно не ослушалась бы Дикона, а Мартин был в Нью-Йорке. Поэтому я не знаю.
Эллиот вертикально поставил ручку на стол, продолжив держать её между пальцами. После этого он поёрзал в своём кресле. Почему каждое его движение пробуждало во мне такой интерес? Почему я наблюдала за ним? Возможно, это из-за того, что у него была такая власть надо мной, или потому, что он говорил движениями, словно в его теле сначала зарождались не слова, а тень этих слов.
– Думаю, что мы скоро это выясним, – произнёс он. – Мистер Брюс чувствует себя достаточно хорошо, чтобы дать показания. Если у тебя есть, что рассказать мне, полиции или адвокату, лучше это сделать сейчас.
Он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы давать показания. Ему лучше. Я громко сглотнула и набрала полные лёгкие воздуха.
– Слава Богу.
– Ты не боишься того, что он может сказать?
– Нет.
– Он может выдвинуть обвинение.
– Я не беспокоюсь по этому поводу.
– А о чём беспокоишься? – спросил он.
– Как долго вы здесь работаете?
– Сейчас важно не это. Ты меняешь тему разговора.
– Я клоню к тому, что неважно, что он скажет, у нас есть адвокаты. А у них есть свои адвокаты. Если бы он захотел что-то сделать, сделал бы это. То, о чём я беспокоюсь, не касается закона. Дикон – вот мой закон. Он единственный, кого я должна слушаться. Я беспокоюсь о том, что сделала. Как это повлияло на него. На нас.
– У тебя очень странное чувство восприятия.
– Мне говорили, что это аффлюэнца (прим. пер.: «эпидемия» чрезмерного труда и повышенного чувства долга, или постоянная озабоченность своим материальным положением).
Эллиот с грустью улыбнулся.
– Сеанс окончен. Увидимся завтра.
ГЛАВА 12.
Я могла поесть и в своей комнате, но время наедине с собой нельзя было назвать полезным, к тому же я провела здесь слишком много времени. Поэтому, когда Джек сел рядом со мной, мне стало легче от контакта с человеком. И в то же время я не знала, что с этим делать.
– Завтра последний день, – произнёс он, разломив свой свежеиспечённый хлеб и обмокнув его во взбитое с сахаром масло. – Что думаешь?
– Думаю, они меня отпустят.
– Тебя возьмут под арест ещё до того момента, как ты ступишь за порог.
Я пожала плечами.
– Они внесут залог. Я вернусь домой, а там посмотрим.
Я наблюдала за кусочком ветчины в супе, которые туда сама и кинула. Ещё и овощи на гриле. Маринованная говядина. Вся еда была такой, и под «такой» я подразумевала самое худшее дерьмо в своей жизни. Словно я скиталась по району в поисках этой пищи.
Я оттолкнула поднос:
– Еда просто отстой.
Мне хотелось того, чего не было на моём подносе. Тревога прожигала в груди дыру. Мне не становилось легче. Ни от тех таблеток, которыми они меня пичкали. Ни от терапии или гипноза. У меня были свои способы решить проблемы, но их отняли.
– Они ожидают, что я завяжу с выпивкой, когда выйду отсюда, да? – спросила я.
– Скорее всего. Но какая разница. Просто найди себе водителя, и они не почувствуют разницы. Всем насрать на то, что ты делаешь, пока не начинаешь вредить какому-нибудь важному ученику средней школы. Вот тогда ты оказываешься с головой в дерьме.
То, что он вычищал хлебом свою тарелку и лишь как бы невзначай отпускал этот комментарий, должно было сказать мне, что Джек не вкладывал в свои слова настоящий смысл. Он пытался подколоть меня. Хотел задеть за живое мои и без того больные места. Ему удалось, но мне это показалось легкомысленным и жестоким.
