Текст книги "Сопротивление (ЛП)"
Автор книги: К Рейсс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.
К. Д. Рейсс
Сопротивление
«Песни вечных мук # 1»
Оригинальное название : C. D. Reiss « Kick » ( Songs of Perdition # 1), 201 4
К. Д. Рейсс «Сопротивление» (Песни вечных мук #1), 2016
Переводчик: Иришка Дмитренко
Редактор: Ольга Горшкова
Вычитка: Лела Афтенко-Аллахвердиева
Оформление: Иванна Иванова
Обложка: Врединка Тм
Перевод группы: http://vk.com/fashionable_library
Любое копирование и распространение ЗАПРЕЩЕНО!
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Оглавление
К. Д. Рейсс
Любое копирование и распространение ЗАПРЕЩЕНО!
Аннотация.
ГЛАВА 1.
ГЛАВА 2.
ГЛАВА 3.
ГЛАВА 4.
ГЛАВА 5.
ГЛАВА 6.
ГЛАВА 7.
ГЛАВА 8.
ГЛАВА 9.
ГЛАВА 10.
ГЛАВА 11.
ГЛАВА 12.
ГЛАВА 13.
ГЛАВА 14.
ГЛАВА 15.
ГЛАВА 16.
ГЛАВА 17.
Аннотация.
Фиона Дрейзен – сексуально зависимая сабмиссив, светская львица, запертая в психиатрической клинике до тех пор, пока доктор Эллиот Чепмэн не поможет ей вспомнить причины, по которым она там оказалась. Но как только она вспомнит, то уже не захочет вернуться к Мастеру, которого пыталась убить.
ГЛАВА 1.
Щиколотки были скованы. Когда я перевернулась на бок, цепь между оковами зазвенела, а сталь врезалась в кости, когда я свела ноги вместе.
Мой мозг заработал с удвоенной скоростью, когда я почувствовала тяжесть металла на своей коже, и, сжав бёдра, ощутила неутолимый водоворот похоти. Это всецело поглощало меня. Дикон не стал бы надевать на меня железные кандалы, как и я не стала бы сжимать их сильнее, чем было необходимо, чтобы почувствовать его власть надо мной. Он и так виртуозно играл мною, словно на музыкальном инструменте.
Я не знала, что произошло.
Последнее, что я помнила, – дождь.
Нет. Последнее, что помнила, – то, как Дикон вошёл в подвал, где не было никого, кроме меня, и где нас окутывали лишь удовольствие и боль.
Нет.
Это было сопение Снежка: он фыркнул и ударил копытом об пол конюшни. Я слегка придержала его. Мысли пронеслись в моей голове… Он – медленный. Всё кончено. Он – медленный. Он – старый. Всё кончено. Он больше не может держать удила. Он – медленный. Мои мысли повторялись, словно кто-то включил одну и ту же пластинку.
Последнее, что я помнила, – то, как свисала с потолка и слушала стук дождевых капель по стеклу на окне. В Лос-Анжелесе никогда не было дождя, но, когда он начинался, лило, будто во время Великого потопа.
Последнее, что я помнила, – влажные бёдра. Мне было так больно, что я не могла сидеть. Я думала о сексе. Искала кого-то, кто мог бы меня трахнуть.
Было очень много секса.
Последнее, что я помнила, – то, как втянула носом кокаин с сисек Аманды.
А потом?
Ничего.
Тревога накапливалась в моей груди словно пусковой механизм, готовый вот-вот выстрелить, но мне не было страшно. Я знала, что не мыслила здраво, а в голове была лишь каша из эмоций и незаконченных предложений. Перед глазами мелькали цвета. Я начала видеть их, когда вокруг повисла мёртвая тишина. Агрессивный белый цвет над ослепительными ангелами по углам. Маленькое пространство и мягкая обивка стен представляли собой некую сущность, держащую в своих руках контроль. Это тюрьма? Больница? Была ли я всё ещё в штатах? Когда Дикон придёт за мной?
Скоро.
Он придёт совсем скоро, и всё снова будет под контролем.
А до тех пор я подчинюсь туману моих не до конца сформировавшихся мыслей, и всё будет в порядке.
***
– Ты знаешь, где находишься?
Его голос был таким мягким, словно морская гладь, с ноткой, характерной для джазового певца, но я его не узнала. Никогда не слышала такого голоса: хриплого и мягкого, как густой крем, как сатиновая простынь на идеальной поверхности прибрежного песка. Я посмотрела на белый туман, но увидела лишь чёрное пятно, от которого и доносился голос. Это не коп. Не адвокат. И не медбрат скорой помощи.
– Нет, – прохрипела я.
– Я хочу задать тебе несколько вопросов. Хорошо?
Я кивнула. Я не понимала, насколько тихо было в комнате, пока не зашуршала простыня, которая, коснувшись моего уха, создала такой звук, словно над ним ударили по струнам электрогитары, включив мощность звучания на всю катушку.
– Ты можешь хотя бы сказать, как тебя зовут?
Он не был громким. Этот голос. Он напоминал мне голос Дикона. В нём была своя нотка властности, но, в отличие от голоса Мастера, он был нежным.
Я прочистила горло:
– Фиона.
– Привет, Фиона. Меня зовут доктор Чепмэн. Но ты можешь называть меня Эллиот.
Зрение понемногу возвращалось ко мне. То, что казалось мне чёрным пятном, превратилось в овальное лицо с зелёными глазами и русыми волосами. Кожа собралась морщинками возле его глаз, но рот говорил о том, что мужчина был молод. Ему было под или едва за тридцать. Как Дикону. Возможно, как раз тридцать лет.
– Хорошо, – произнёс он, наклонившись ко мне, чтобы я могла его увидеть. – Сколько тебе лет?
– Двадцать три.
– Где ты живёшь?
Это было сложным вопросом со всеми вытекающими из этого последствиями.
– Что первым приходит на ум? – спросил доктор.
– Манди Стрит, 3.
Он кивнул. Наверное, его удовлетворил мой ответ.
– Тебе нужно умыться, поесть. А потом мы сможем поговорить.
Я кивнула. Шум в моих ушах понемногу стихал. Он встал и подошёл к белой двери с маленьким окошечком на уровне лица.
– Где я? – спросила я.
– В психиатрической лечебнице Вестонвуда.
***
Еду принесли на металлическом подносе прямо в палату. Много съесть не получилось. Показали маленькую ванную, где мне предстояло привести себя в порядок и переодеться из одной бледно-голубой больничной рубашки в другую. Мне было наплевать на микробов и немытые руки, но в моей голове мозг превращался в мягкую субстанцию, и что-то казалось не так с этим местом, этой комнатой и одеждой.
Дикон найдёт меня. Сейчас он уже наверняка в каком-нибудь кабинете требует моего освобождения из этой психиатрической лечебницы. У него всегда были свои методы поисков меня, даже когда я убегала. Словно мы были связаны нитью. Неважно, как далеко я бы забралась или как быстро бежала, он всё знал. Если я и могла рассчитывать на кого-то в этом мире, то это был он. И он уже близко. Всё, что требуется от меня, это соблюдать рамки приличия до его приезда.
Всего лишь мысли о нём – о костях его запястий, о мышцах, игравших под его кожей, когда он связывал моё тело, его рычание – это всё моё, моё, моё, и от этого волна удовольствия поднялась вверх по моим ногам.
Я знала, кем была. Знаменитостью без таланта. Богатой наследницей. Шлюхой. Бомбой, которая должна была вот-вот взорваться. Наркоманкой. Я полностью принадлежала ему. Принадлежала Дикону. По крайней мере, так я знала своё место в этом хаосе.
Я сидела на краю своей кровати и ощущала, как головная боль расползалась по черепу, оккупировала виски и уже подбиралась к затылку. Когда боль достигла своего пика, я увидела всё чётко. Несмотря на то, что я так и не смогла вспомнить ничего нового, во мне зародилось сильное волнение по этому поводу. Я собирала детали.
Кованые решётки на окнах палаты имели своеобразный узор. Дверной ручки не было. Стены обиты замшевой тканью. Полы из пробкового дерева. Мягкая деревянная кровать с простынями из египетского хлопка.
Вокруг меня были люди. Я не видела их, только чувствовала. На интуитивном уровне. Как долго я находилась в своём бреду? И когда наконец-то выберусь из него?
Последнее, что я помнила… Что было моим последним воспоминанием? Это был Дикон на кухне дома номер 3 в своих спортивных штанах и без рубашки. Он протягивал ко мне руки. Говорил что-то. Умолял. Он говорил, что я должна сопротивляться. Какое сопротивление он имел в виду? Что это значило? Было ли это на кухне или в конюшне? Где бы это ни было, шёл дождь. Дикон был в ярости, но и покорный в то же время – две вещи, которые я прежде в нём никогда не видела.
Каким было моё последнее воспоминание? Что бы это ни было, но оно привело меня сюда.
Вечеринка с красными и голубыми огнями была похожа на сон.
Но я не уверена, была ли вечеринка до или после голубых и красных огней. Я стояла на коленях и опиралась на руки. Под кайфом. Таким сильным, что не чувствовала под собой земли. Моя боль превратилась в удовольствие, а я так отчаянно хотела его.
Я не могла сложить куски в единую картину. Может быть, я переборщила с кокаином? Это выведет Дикона из себя. Я попрошу прощения. Он свяжет меня, и всё снова станет хорошо.
Последнее, что я помнила… Дикон ушёл. Он опустил своё лицо в ложбинку у основания моей шеи. До меня донеслись его мятное дыхание и запах сандалового дерева. Дикон сел в лимузин, а я смотрела ему вслед, пока тот спускался вниз и исчезал за воротами частного дома, разбрызгивая воду из-под колёс. Манди Стрит. Налево от дома Дебби и Мартина.
Рождество.
Он сказал, что вернётся к Рождеству.
Особняк казался таким большим, что я подумывала провести неделю дома в Бель-Эйр (прим. пер.: близлежащий элитный район Лос-Анжелеса). Избегая Дебби. Избегая Мартина. Взглядов. Их характеры были мне не по душе. Но я могла их выдержать. Могла выдержать что угодно. Я была сильной.
Стоит ли вообще вспоминать то принятое решение? Что последнее случилось со мной?
Я помнила лишь вещи, произошедшие со мной давным-давно. То, как он связал меня в последний раз, стало моим любимым. Дикон подвесил меня к свисающим с потолка крюкам, оттуда также свисали верёвки с узлами в необходимых местах. С помощью этих верёвок он превращал моё тело в шедевр искусства «шибари». На мне не было одежды, спина была выгнута дугой, словно я падала с небес, а он лежал на полу, лаская мои плечи и голову. Я чувствовала спокойствие каждый раз, когда он связывал меня, и, когда это становилось частью шедевра, вся тревога, которая могла ещё остаться в моём сердце, просто таяла.
Я слабо помнила лошадь, но, скорее всего, она мне просто приснилась. Месяцами я даже близко не подходила к лошадям. А может, и годами.
И потом… Эта вечеринка… Узлы на коже… Лосьон…
Капля чего-то, от чего в моём носу защипало.
Когда это было? Вчера? В прошлом месяце? Это вообще было?
А теперь я находилась здесь. В Вестонвуде.
Пиздец.
ГЛАВА 2.
Пообедав в маленькой серой комнатушке и спустившись на лифте из нержавеющей стали в унылое просторное фойе, я оказалась в офисе, где, как мне показалось, был неприятный запах. Во всём можно было обвинить мою головную боль, от которой я всё воспринимала тяжелее, или же яркие цвета, окружившие меня.
Бледно-синие шторы закрывали окно, по которому скатывались капли дождя. Лампа с зелёным плафоном. Дорогие панели на стенах и столах. Ковры цвета бургунди. Я зажмурила глаза. Было больно даже от приглушенного света настольной зелёной лампы.
– Спасибо, Берни, – ответил доктор Чепмэн, стоявший в углу комнаты.
На нём был серый пиджак и серо-зелёный джемпер поверх белой рубашки. Его голос не вызывал боль, но, несмотря на то, что Берни закрыл дверь после указания доктора, я всё равно чувствовала себя так, будто кто-то огрел меня по голове монтировкой.
– Мучаетесь от головной боли? – спросил доктор. Я кивнула и услышала его вздох. – За те деньги, которые платят за ваше пребывание здесь, они найдут для вас лучшее болеутоляющее, – он опустил руку в ящик стола и достал оттуда баночку с дежурными таблетками. – Я дам вам воды.
Я протянула руку за таблетками:
– Она мне не нужна.
Доктор положил две таблетки на мою ладонь. Я не убрала руку, только шире расставила пальцы. Он добавил ещё две. Я всё держала руку перед собой.
– Хватит, – произнёс он.
Я забросила их в рот и проглотила. Одна таблетка зацепилась за корень языка, оставляя после себя горький, обжигающий след, но я справилась и с ним.
– Не хотите присесть? – он спрятал баночку и запер ящик стола на ключ.
– Это вопрос? Или что-то типа того?
– Это предложение, сформулированное в виде вопроса.
По левую сторону от меня стояло старое кресло, обитое мягкой кожей зелёного цвета. Я прикоснулась к медным заклёпкам, крепившим кожу к каркасу, а потом опустилась на него. Доктор Чепмэн сел за свой стол, положив правый локоть на подлокотник своего кресла. Я не знала, стоило ли мне начать задавать свои вопросы о том, что случилось, и где я была. Стоило ли мне выдать ему всё, что я вспомнила, или нужно было просто спросить его о том, в каком же дерьме я оказалась, и когда Дикон вытащит меня отсюда?
Но он сделал всё за меня.
– Вы можете сказать мне, какое последнее событие запомнили?
Я окаменела. Рот онемел. Не могла сказать ему.
– Когда я могу отсюда уйти?
– Вы думаете, вам пора уходить?
– А вы думаете, мне нужно здесь остаться?
– Сейчас важно то, что вы думаете, – ответил он.
– Это для вас важно знать то, что я думаю, а для меня важно то, что думаете вы. Так что начинайте.
Он провёл средним пальцем по верхней губе, а потом опустил руку. Странный жест.
– Вы здесь ради вашей безопасности. Ваша семья заплатила за это, беспокоясь о вас. У меня есть семьдесят два часа, чтобы определить, представляете ли вы угрозу для себя и окружающих.
– Как я могу быть угрозой?
– Вы не помните?
– Вы знаете, что не помню.
Он поставил локти на стол и посмотрел прямо в мои глаза. Я хотела узнать, что увидел в них он, а не то, что видели все: девушку с вечеринок с постоянной улыбкой и раздвинутыми ногами. Ебанутую принцессу со своей свитой и двумя «Бентли» в гараже. Но помимо этого мне было интересно, сколько ему лет. Он выглядел таким молодым и таким мудрым одновременно.
– Я скажу вам, почему вы здесь, – начал он нежным голосом, – но хочу предупредить, что ваш мозг заблокировал эти воспоминания скорее всего потому, что для вас они болезненны.
– Хорошо.
Я не поверила, но позволила ему думать, что они заблокированы. Причина, по которой я ничего не помнила, заключалась в том, что я была пьяна или под кайфом. Какую бы хрень я не приняла тогда на вечеринке, мой мозг ещё не включился.
Наверное, я плохо себя вела, но мне никогда не будет за это стыдно. Ведь я не помнила этого. Я попадала в автомобильную аварию из-за того, что садилась пьяной за руль. Принимала сильнодействующие таблетки. Меня трахали по кругу несколько парней и после этого бросали на аллее. Я убила случайного папарацци. Одного из той самой «свиты», которая выводила меня из себя. Это всё, чего боялась моя мать, и всё, на что отец просто закрывал глаза.
– Вы заставляете меня нервничать, – прошептала я, а моя головная боль утихла.
– Вы знаете Дикона Брюса?
Я так редко слышала его фамилию, что иногда даже забывала её.
– Да.
– Вы помните, кем он вам приходится?
– Да.
Я отказывалась рассказывать дальше. Он был моей безопасностью. Моим контролем. Центром моей жизни. Без него всё теряло свой смысл.
И он придёт за мной. Всё, что мне нужно сделать, это продержаться.
– Мне было бы легче рассказывать, если бы вы сказали, что помните.
– Я ничего не помню.
– Вы помните, как пошли в конюшню в Брэнвине вчера?
– Я годами не была в конюшне, – в этот момент на задворках моего сознания меня кольнуло воспоминание. Грудь словно стянули корсетом. Мне хотелось расплакаться, но я не знала почему. – Просто скажите мне, доктор.
– Называйте меня Эллиот.
– Блядь, просто скажите мне! Сейчас же!
– Вы можете успокоиться?
Я проглотила горький, болезненный ком в горле.
– Да. Я в порядке. Да, – прошло несколько секунд. Он наблюдал за мной, видя, как во мне разрастается тревога. – Я в порядке, – произнесла я. – Вы можете сказать мне. Я выдержу.
– Мы не знаем, что точно случилось. Некоторых деталей не хватает. Мистер Брюс ещё не может ответить на вопросы.
Я пыталась держать себя под контролем, вцепившись пальцами в обивку кресла. Он увидел, как побелели костяшки моих пальцев. Я знала это, но мне больше некуда было деть своё напряжение.
– Продолжайте, – сказала я.
– Некоторые вещи мы знаем наверняка, но остались и вопросы. Если вы вспомните хотя бы часть из того, что я вам скажу, то, пожалуйста, сообщите мне.
– С Диконом всё в порядке?
Он прочистил горло и посмотрел в сторону, прежде чем снова заговорить со мной. Я поняла, что он совершенно не хотел рассказывать мне, и моя тревога переросла в панику.
– Вы ударили Дикона ножом в грудь.
ГЛАВА 3.
Я проснулась, будучи привязанной к кровати, а в голове был сплошной туман. Потом меня отвели в комнату к лысоватому доктору и медсестре, лица которых я не смогла рассмотреть сквозь пелену перед глазами.
Доктор запинался и тянул звуки, пока пытался прочитать медсестре то, что было написано в моей карточке. Я едва ли могла разобрать, что он говорил, и плохо помнила, что случилось несколько часов назад. Я напала на кого-то? На своего врача? Я извинюсь. Он показался мне добрым. Я надеялась, что не навредила ему. Что же он сказал такое, выведшее меня из себя? Нечто о том, что я сделала. Он назвал причину, по которой я была здесь.
Я была в потрясающей физической форме. Знала это из-за того, что подвешивание девушки к потолку являлось довольно нелёгким делом, которое занимало часы работы, дни практики и требовало крепкой силы воли и физической силы как от меня, так и от того, кто делал это со мной. А Дикон – Мастер Дикон – не терял время попусту. Мне нужно было забыть о кокаине, вычеркнуть алкоголь из своей жизни и спать по восемь часов в день, даже если это означало ложиться, когда солнце ещё не село. Он часто следил за тем, чем я питалась, делала ли зарядку по утрам, и удерживал меня подальше от всякой дряни. И это того стоило.
Но я всё равно оказалась в этом месте.
Дикон далеко?
Если бы он был здесь, то я бы не сделала того, что совершила, из-за чего очутилась в Вестонвуде. Он бы пришёл и сделал…Что-то. Что-то было не так. Что-то с Диконом. Я не могла понять, что именно, это было похоже на детскую забаву, но улыбаться от этого не хотелось. Моё сердце ускоряло свой темп в те моменты, когда я начинала думать об этом. Меня начала раздражать медсестра, которая приподняла моё запястье и бормотала что-то невнятное, словно меня не было в комнате. Она отвлекала от мыслей, а мне нужно было подумать. Факты были скрыты от моего сознания под слоем песка, и я пыталась откопать их, но эта сучка постоянно отвлекала меня.
Доктор осмотрел мои зубы и постучал по одному из них, коренному. Челюсть пронзила боль, и я оттолкнула его с такой силой, что он снёс на своём пути поднос с инструментами.
Чёртовы таблетки. Меня снова напичкают ими, чтобы успокоить. Как только свернусь в калачик на своей кровати, кожа снова начнёт чесаться, и я не смогу уснуть, а подсознание опять сыграет со мной в игру «помню-не помню». Я провела очень много времени, пытаясь убежать от своих мыслей. Вообще-то это происходило почти каждый день. Я даже приноровилась к такому повороту событий. У меня никогда не получалось сфокусироваться на чём-то конкретном.
Но если быть более точной, то я тонула в своих мыслях и не всегда могла выбраться из их водоворота. Когда доктор сказал мне, что я совершала нечто ужасное, то была уверена – меня обманывают. Не нашла в себе ни сил, ни способности осмыслить его слова. Я совершила что-то, не подумав. Мои намерения быть примерной канули в Лету, и я руками вцепилась в горло доктора. Вспомнила, как меня оглушили мои же крики. Потом меня связали. Ещё я вспомнила укол.
Все эти воспоминания окружили в тот момент, когда я проснулась в своей кровати в психиатрической клинике. Мой мозг больше не принадлежал мне. Я могла отделить настоящие мысли от бреда, кружившегося в моей голове из-за таблеток. Он был похож на густой туман, а настоящие мысли превращались в чёрные дыры, в которых должна была быть информация. Перед глазами пролетали отрывки, словно кто-то включил быструю перемотку фильма. Только вот комедия превратилась даже не в триллер, а в самый жуткий фильм ужасов, где жертву заперли за решёткой, и всё, что ей остаётся, это кричать: «АААААААА!».
Я ударила Дикона ножом в грудь.
Нет. Это ложь.
Ты знаешь, что это правда.
Нет.
Да.
Нет
Ты сделала это.
Никогда.
Я повернула голову. В этой комнате ничего не могло вывести меня из себя. Все предметы были лишены смысла. Комната была такой же унылой, хоть и купалась в лучах солнца, а в углу зайчиками отсвечивал серебряный диск.
Камера.
Если бы я закричала – а я всё ещё верила, что могу это сделать – они бы узнали и пришли сюда. Или нет. Я не была готова выяснить это.
Меня привязывали к кровати на длительные промежутки времени, и ноги обычно были расставлены шире, чем сейчас, а колени были согнуты. Когда меня оставляли в таком положении, я не могла сдвинуть ноги и довести сама себя до оргазма. Но потом приходил Дикон, и к тому времени я была влажная от ожидания и готовая ко всему, что он мог со мной сделать.
В больнице мои колени и щиколотки были привязаны с другой целью: чтобы я не навредила сама себе. Но я снова была чертовски влажной. Попыталась свести ноги вместе, но у меня не вышло. Некому было прийти отшлёпать меня или трахнуть. Здесь не было даже друзей Дикона. Или хотя бы Дебби. На мне всё ещё была одежда, поэтому моя похоть могла сожрать изнутри. Меня привязали потому, что я потеряла контроль над собой, услышав слова Эллиота. Я ударила Дикона ножом в грудь.
Блядь.
Даже если я злилась на себя из-за того, что не помнила ничего, всё равно чувствовала, как во мне закипает возбуждение.
«Твоя киска пульсирует от желания, котёнок».
«Пульсирует» не означало, что я была возбуждена. Всё не так просто. «Пульсирует» означало то, что мне нужен был секс. Секс! Горячий и грязный. Мастурбация не помогла бы унять эту пульсацию. Даже если бы я могла потереться своей киской о подушку, вставить в себя вибратор любого типа или шарики – ничто не смогло бы успокоить мою жажду. Мне могло помочь лишь проникновение тёплого члена настоящего мужчины, и мне было всё равно, куда бы он меня трахал. Пока этого не случится, я не смогу функционировать нормально.
Секс никогда не был проблемой. Я всегда получала то, что хотела, без упрашиваний. Всегда находила желающих, когда мне было это нужно. Где угодно и когда угодно. Я принимала три вида противозачаточных таблеток. На всякий случай. Каждую неделю делала анализ крови. Я была целиком поглощена этим. Кроме того, когда начинала чувствовать пульсацию, моей первой мыслью было избавиться от неё, и я слепо преследовала эту цель. Для Дикона это стало вызовом. Он хотел знать, когда мне понадобится это, хотел предвидеть его и создать мне такие условия, чтобы он мог отсрочить момент проникновения так долго, как мог. Он создал уникальную пытку: быть подвешенной на верёвках с узлами, голой, с киской напоказ, готовой по любому его требованию или движению верёвки.
«Мне нужно закончить, котёнок. Как мы сможем встречать людей на вечеринке, если у нас ничего не готово?»
Он был готов причинить боль, лишь бы не дать мне удовлетворение. Под его шлепками кожа на моей попке приобретала глубокий розовый оттенок, а моя маленькая грудь начинала болеть, подталкивая меня к грани. Он часами удерживал меня в подвешенном состоянии, пока слёзы из моих глаз не начинали капать на пол.
Я убила Дикона? Своего Мастера? Почему? Как? Боже, что я наделала?
Дыры в моём сознании затягивались, наполнившись яркими мыслями о сексе. Он был нужен мне. Было необходимо почувствовать облегчение. Мне нужно было, чтобы удовольствие очистило мой разум хотя бы на пару секунд, чтобы уняло боль, полыхающую во мне, словно огонь во время пожара. Я могла удовлетворить себя сама. Мне нужно было почувствовать себя хорошо. Просто необходимо.
– Эй!!! – закричала я. – Мне нужно в ванную!
Берни – огромный темнокожий парень с добрым лицом – вошёл в дверь спустя несколько секунд.
– Мисс Дрейзен.
Он пах мужчиной, но, хоть и выглядел не самым лучшим образом, я чётко понимала, что под голубой хлопковой тканью его штанов был член, который мне так нужен.
– Берни.
– Да, мэм.
– Вы что-нибудь знаете о моём случае?
– Нет, мэм.
Он развязал меня. Касание его пальцев к моим запястьям тут же отозвалось у меня между ног. Я пыталась поймать его взгляд на мне, но он не обращал на это внимание. Я заметила, что он пытался не прикасаться ко мне. Словно знал.
– Спасибо, – мягко произнесла я, несмотря ни на что. Словно приглашала его.
Берни отвёл меня в ванную, не сказав больше ни единого слова. Он по-прежнему не касался меня. Когда дверь за мной захлопнулась, я сняла свою смирительную рубашку и закинула ногу на раковину. Прикосновение холодной керамики к моей киске послало дрожь по всему моему телу. Я ухватилась левой рукой за кран, а правой упёрлась в стену перед собой.
– Позвольте мне кончить, сэр, – прошептала я так тихо, что меня никто бы не услышал. Я вспомнила, как Дикон впервые меня связал.
***
Мне было двадцать два года. Я вспомнила горький привкус кокаина, но моим самым свежим воспоминанием было то, как я стояла на коленях на деревянном полу его лофта, а изо всех окон лился свет. Из одежды на мне были лишь трусики. Дикон говорил, что, когда он связывает меня вот так, я принадлежу ему. Мы не трахались, хотя наши отношения стремительно сводились к сексу. Он стоил того, чтобы я подождала. У него были изучающие глаза и всезнающая улыбка. Ради него хотелось подчиняться правилам. Когда я заботилась о себе ради него, это казалось правильным.
После возвращения из Африки Дикон занимался яхтингом. И когда он был в море, то вязал верёвки не только на мачте, но и на женщинах. Погрузился в то, что на западе называется шибари. В древнем понимании это искусство связывания пленных с целью увеличить их боль и унижение. В современном понимании это искусство связывания узлов. Он вытягивал верёвку так, чтобы узлы на ней создавали узор. Он прижимал узлы к конкретным участкам тела с целью получить контроль и доступ к телу партнёра. Чёрно-белые фотографии этого искусства – эротичные и совершенные, и я знала, что захотела стать частью этого искусства сразу же, как только он показал их мне.
Он завёл мои руки за спину и начал. Грубо обращается с моим телом, передвинув его так, как ему удобно. Сегодня он не будет подвешивать меня. Я буду связана просто на полу. Я ещё не готова к подвешиванию. У меня было слишком мало практики. Сегодня он не станет продевать верёвку через кольцо в моём соске, пока не убедится, что я подчинилась. Дикон собирается сделать всё просто: научит меня, как держать руки, и проверит, как я буду реагировать и буду ли воспринимать указания. Убедится, что я останусь в безопасности.
Он прикасался ко мне больше, чем когда-либо, и хоть я обещала многим мужчинам, что стану их куклой для секса, но чувствовала, что в его руках на самом деле превратилась в куклу. Руки скручены за спиной, локти связаны вместе, запястья сомкнуты, но верёвки защищали их от давления. Я должна была сказать ему, если что-то начнёт болеть или я почувствую, что что-либо не так. Но пока всё шло очень гладко.
Он вплёл верёвку в мой хвост из волос, привязав мою голову к её продолжению на щиколотках. Это был последний штрих. Я больше не могла двигаться. Лодыжки на полу, спина выгнута, и я не могла смотреть никуда, кроме как на крюки на потолке, потому что волосы стягивала верёвка.
Я никогда прежде не была настолько возбуждённой. От кончиков пальцев на ногах до самого слабого удара моего сердца. Понимание того, что я не смогу двигаться, пробудило во мне желание. Я чувствовала, как он возвышался надо мной. Дикон выключил свет.
– Ты в порядке? – услышала я от него.
Я приоткрыла глаза. Он сидел на корточках, и я видела его голые ноги. На нём не было рубашки. Передо мной находился невероятной красоты человек. Дикон. Я не могла связать слова в предложение, но моя улыбка отвечала за меня. Он встал на колено и коснулся моих губ пальцами. Я приоткрыла рот, и он скользнул кончиками по моему языку.
– В следующий раз я вставлю тебе кляп в рот, – произнёс он. – Обтяну верёвки тканью.
Я увлажнила его палец своим языком. Обычно у меня всегда было грязное словечко в ответ, но его тон привёл меня в такой восторг, что я не смогла даже говорить.
– Ты сможешь лишь стонать, но я пойму тебя, котёнок. Ты и я, мы будем говорить без слов.
Необычайно нежно, едва коснувшись моей кожи, он провёл пальцами по внутренней стороне моего бедра. Я чувствовала, как на них высыхала моя слюна.
– Я собираюсь привязать тебя и трахать до потери пульса, – он отодвинул краешек моих трусиков и скользнул пальцем вдоль моих складок. – Я никогда не встречал настолько влажной девушки. Ты действительно хочешь, чтобы тебя трахнули.
– Мне это нужно, – я прошептала всего лишь три слова, пока у меня был такой шанс.
Он увлажнил мои складки по всей киске, затем анус и клитор. То, с какой силой он надавливал, было идеально, утончённо, нежно. Он не пытался заставить меня кончить. Дикон пытался меня завести. Он так медленно вводил в мою киску два пальца, что я почувствовала, как моя душа отправилась прямиком на небеса.
– Тебе нравятся мои пальцы?
Я сглотнула вместо ответа. Он вытащил их так же медленно, а потом коснулся вершины моего клитора, слегка потерев её. Это произвело на меня гипнотический эффект.
– Посмотри на себя, – произнёс Дикон. Его лицо было так близко от моего, что я чувствовала его мятное дыхание. – Сейчас ты – моя раба, – мужчина скользнул пальцами назад к моей щели, потом к клитору, и мягко обвёл его. – Жажда удовольствия скоро выживет дискомфорт из твоего разума. Ты так отчаянно хочешь кончить. Это даже нельзя назвать удовольствием. Это ожидание освобождения. Ты знаешь, как долго я могу продолжать делать это? Понимаешь, что я могу сделать с твоим телом? Пока тебе нужно это освобождение, я смогу подвести тебя к твоей самой высшей грани. Что бы ты сделала для меня?
Он выводил круги вокруг моего ануса, а потом скользнул назад к киске, которая пульсировала, взорвавшись жаром от жажды его прикосновения.
– Покажи мне, каким котёнком ты можешь быть. Помяукай для меня.
И я сделала, как он просил, завиляв бёдрами так, чтобы получить больше давления на киску, пока его пальцы находились так близко к моим складкам. Но полный контроль принадлежит только ему и верёвкам.
– Не так… Не скромничай. Покажи мне настоящего котёнка!
– Боже, просто позволь мне…
Он сжал мой клитор, и я вскрикнула от боли, приблизившись к оргазму настолько, насколько это было возможно.
Он шлёпнул по внутренней стороне моего бедра.
– Тише, девочка. Чем больше ты требуешь, тем дольше я буду оттягивать момент, чтобы дать то, чего тебе так хочется.
По спине покатился пот, и я почувствовала, как мои соки потекли по складкам. Я не могла рассуждать. Я даже не хотела секса. Просто хотела кончить.
– Помяукай для меня, – произнёс он.
Котёнок. Как делает котёнок? Ему нужно настоящее мяуканье? Не просто «мяу», а настоящий звук. Я сделала так, как он приказал. Мяукала для него, в то время как его пальцы блуждали по моим складкам достаточно долго, чтобы довести меня до оргазма. Я снова замяукала. Это унизительно – издавать звуки животного, пока ты связана и выгнута, но так у меня было что-то, на чём можно было сконцентрироваться. Это не первый раз, когда я получала наслаждение от своего унижения.
