Текст книги "The Мечты. О любви (СИ)"
Автор книги: Jk Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
– Все будет хорошо, – проговорила она, вернувшись глазами к Стеше. Та настороженно вглядывалась в Юльку, но делала вид, что пьет свой капучино. В конечном счете ее визит не прошел зря – добыла себе реквизит.
– Уверена?
– Да. Как только я смогу, я все объясню. Сейчас еще не могу.
– Не затягивай. У Андрея слишком много вопросов. Может начать выяснять. А ты еще и поселилась у него на глазах.
– Я понимаю. Все будет хорошо.
– Тебе виднее, – улыбнулась Стефания. Отставила в сторону пустую чашку, достала помаду и зеркальце, чтобы поправить идеальный контур своих губ. А после надела очки обратно: – Как я выгляжу?
Юлька подняла вверх большой палец и одобрительно кивнула. А когда Стеша подхватила свою микроскопическую сумочку, сказала:
– Пригласительный не нужно. Мы все равно не пойдем.
– Почему это?
– Андрею пока еще и правда рановато. Если его туда повести, то на ушах будет стоять весь зал. И ты сама это прекрасно знаешь. А еще… третье лицо среди дня точно не сможет. У него работы много. Он очень занятой человек.
– Какая глупость! Всего-то нужно исправить пригласительный на субботний день! – рассмеялась Стефания. И билет не забрала. Только напоследок подошла к поднявшейся со стула Юльке, обняла ее и скороговоркой шепнула: – А Вальку Климову и остальных я заткну. Не сомневайся. А то ты погляди. Машина ей понравилась!
***
Вообще с любви к машинкам все и началось накануне утром. Вернее, с того, что Андрюшка дня прожить не мог без игрушек, оснащенных колесами, что, в принципе, вполне нормально, учитывая, что он, во-первых – ребенок, а во-вторых – мальчик.
– Вж-ж-ж! – услышал Богдан еще раньше, чем успел проснуться.
– Вж-ж-ж! – гудело где-то совсем поблизости смешным басом. И где источник этого звука, Моджеевский не имел ни малейшего представления, поскольку с закрытыми глазами довольно непросто его определить.
– Вж-ж-ж-ж! – прожужжало третий раз, и Богдан все-таки заставил себя собраться и поднять одно веко, что немедленно было замечено Андрюшкой, сидевшим возле своей кровати… на горшке. Со спущенными штанишками темно-синего цвета с принтом из мультяшных ракет и летающих тарелок. По голой коленке он катал машинку, но, вездесущий как всякий шкет, пропустить пробуждения большого человека в своей комнате он не мог.
Потому уже через мгновение энергично махал ему рукой и жизнерадостно здоровался:
– Привет, дядя Бодя!
– Привет, – не так жизнерадостно, как новоприобретенный сын, проговорил Богдан и, приподнявшись на локте, с самым серьезным видом поинтересовался: – Ты тут сам на хозяйстве?
– Ага, – весело кивнул малец. – Ты тут спал?
– Спал, – подтвердил Моджеевский и глянул на часы, прикидывая, сколько времени имеется в его распоряжении. Мелкому определенно нужно в сад, правда, неизвестно к которому часу, а ему самому – заскочить домой, прежде чем отправиться в офис. – Мама где?
– Мама спит! – сообщил очевидное, судя по тишине в квартире, Андрюшка, тут же вскочил с горшка и принялся натягивать штаны, очень по-деловому, прямо с машинкой в руках, которую не отпускал ни на минуту. А потом, подошел к Богдану и показал ему свое «сокровище». – А ты видел, какой у меня джип?
– Прикольный, – Богдан сел, потер глаза, окончательно просыпаясь, провел пятерней по волосам и спросил Андрюшку: – Ну и что ты обычно по утрам делаешь?
– Ем. Потом надеваю надежду. И иду в садик. А ты что делаешь?
– Да в общем-то то же самое, – усмехнулся Богдан, поднялся, натянул на себя надежду – в смысле, халат – и протянул ребенку руку. – Ну что, пошли добывать еду?
– А убрать? – Царевич ткнул пальцем в горшок и его глаза сделались круглыми-круглыми. И очень удивленными.
– Убрать… – медленно повторил за ним Моджеевский, почесал сначала затылок, потом покрытую белобрысой щетиной щеку и озадаченно буркнул под нос: – Вот же ж блин…
– Я сам, я проснулся! – с гордостью пояснил мелкий. – Надо убрать.
– Уберем, уберем, – кивнул Богдан и предложил компромисс: – Только давай сначала позавтракаем.
Видимо, искусством компромисса Андрей, не побоимся этого слова, Богданович владел тоже неплохо. Потому тоже уверенно кивнул и сообщил:
– Мне хлопья.
И черт его знает, какие именно он имел в виду – овсяные или рисовые или какие-нибудь там кукурузные. Которые сладкие. Которые можно просто залить молоком. Наверное, теплым. Ребенок же…
Все эти мысли вихрем проносились в голове Моджеевского, пока он делал несколько шагов в кухню, сопровождаемый собственным отпрыском.
Дальше следовало размышление о том, что место нахождения молока более-менее понятно. А вот где могут находится хлопья… Те самые, неизвестно какие…
– А я буду яйца, – сообщил Андрею Богдан с одной-единственной целью – подбодрить себя. Потому что вариантов-то и нет.
– Ой, и я буду яйца! – услышал он тонкий голосок снизу.
– Мудрое решение, – облегченно выдохнул «папаша» и сунулся в холодильник. А когда он обернулся, обнаружил, что сын уже вскарабкался на стул, внимательно смотрел на него и улыбался. Одновременно с этим в глубине квартиры раздался довольно внушительный стук, быстрые шаги и еще через минуту пред очи двоих мужчин – большого и маленького – предстала женщина – где-то между первым и вторым по габаритам. И по умственным способностям, вероятно, тоже.
Бледно-розовая пижама, состоящая из футболки и брюк в клеточку, была измята. Лицо – заспано. А вот волосы – расчесаны. Видимо, это было единственным, что она сделала, подорвавшись из постели. И теперь глядела на Богдана и Андрея, переводя глаза с одного на другого, пока не выдохнула:
– Привет. Я проспала.
– Привет. А мы собираемся завтракать, – сообщил очевидное Моджеевский, водружая на плиту судок с яйцами, и глянул на Юлю. – Выспалась?
– Да… нет. Не знаю. Давай я, – пролепетала она, оказавшись возле него.
– Мама, привет! – послышалось со стула.
– Доброе утро, – машинально поздоровалась нерадивая мать.
– Давай ты лучше со всем остальным разберешься.
– Не умыт еще? – спросила Юля у обоих.
– А сама? – хмыкнул Богдан.
– Ой, – пискнула Юлька и, подхватив со стула самого младшего члена… семьи, рванула вместе с ним в сторону ванной, где они и проторчали минут пять под аккомпанемент воды из крана. Некоторое время по квартире еще звучала взъерошенная Юлькина беготня и периодические возгласы Андрея по поводу того, что он: «Са-а-ам!». А потом мелкий снова вернулся на кухню – в джинсиках и пуловере, в то время как Юлька, судя по всему, столкнулась с необходимостью убрать горшок.
И наконец Моджеевский услышал где-то среди Юлиной возни очередной вскрик, обращенный к нему:
– Повяжи ему, пожалуйста, салфетку на шею! Я одеваться! Нам уже пора вылетать!
– Тут ехать три минуты, – громко отозвался Богдан, чтобы она его точно услышала, одновременно с этим подсовывая Андрюшке кусок сыра, в то время как тот деловито жевал печенье, орошая крошками пространство вокруг себя. «Сею, вею, посеваю…» – вспомнилось Богдану, но вслух он произнес более актуальное: – Вам к которому часу надо?
– К восьми! – донеслось до него.
И Юля возникла на пороге – по-прежнему в пижаме, но уже с джинсами в руках.
– И пешком – не три.
– А тебе именно сегодня жизненно необходимо идти пешком.
– Нет, конечно, – не сразу врубилась она, а потом дошло – шлепнула себя по лбу. – Ну я же машину отдала, когда уходила! Чтобы еще и из-за этого возни не было.
– Тогда поедем на моей, – пожал плечами Моджеевский. – Кофе будешь?
– Буду, – пробормотала Юлька, на мгновение вглядевшись в картину, которая открылась только сейчас. Царевич с печеньем и сыром. И Богдан у плиты. По-прежнему в отцовском халате. Какая-то совершенно фантастическая мизансцена, как если бы вчера она легла спать в привычном обычном мире, а проснулась в совершенно другой реальности, в которой Моджеевский и Андрюша – вместе завтракают, пока она собирается. Но штука в том, что и когда она ложилась – совсем ничего обычного и привычного не было. Потому что через стенку ночевал Бодя. Ее Бодя. А она сама не совсем понимала, что это они такое оба вытворяют. Почему она продолжает играть. Почему он принимает правила этой игры.
Но вместо того, чтобы проговорить ему что-то вразумительное, она только пробормотала:
– Если что, новую зубную щетку я тебе поставила.
И снова скрылась в комнате. Вернулась уже одетая и сосредоточенная. Пила подсунутый Богданом кофе и наблюдала, как тот уплетает яйца, очищая желтки и для Андрея. И, наверное, если бы не сын, она чувствовала бы себя еще более странно, чем это могло бы быть, окажись они сейчас наедине. Но сын был. Сын между делом сообщил ей, что дядя Бодя, оказывается, спал в его комнате. И Юля, исключительно для него изображая удивленное лицо, выбирала чем ей заморочиться прямо сейчас: тем, как сказать ему, что Бодя – никакой не дядя, а папа, или тем, что пора бы перестать кормить его по утрам, потому что потом он не ест в саду. Между этими двумя мороками выбрала вторую и решила приступить завтра же.
Завтра же. Интересно, после первого «семейного утра» – завтра будет второе?
В конце концов, покончив с завтраком, они выбрались из квартиры. Все втроем. Под оживленный Андрюшин щебет. А Юлька только и успевала, что оглядываться по сторонам, чтобы не напороться на кого-то знакомого. И им даже повезло – во дворе никого не было.
А вот стоило выйти за калитку – везение закончилось.
С противоположной стороны улицы проезжую часть им навстречу перебегала давешняя тетя Валя. А увидав, очень обрадовалась и прям с середины дороги что-то принялась им приветственно вопить, энергично размахивая руками.
– Мы ее не видим, не оглядываемся, – процедила сквозь зубы Юлька, упаковывая в машину Андрея и отмечая про себя, что нужно, наверное, подумать про новое автокресло. А когда проскользнула в салон сама, оказавшись на заднем сидении и видя полупрофиль Богдана, вдруг подумала, что давно не ершилась. И потому торжественно проговорила: – Но от сада до магазина я пешком!
… она ершилась еще несколько последующих дней
***
С завидным постоянством она ершилась еще несколько последующих дней. Богдан наблюдал с напускным равнодушием и, чувствуя себя свободным от обязательств, потому что как честный человек о своих намерениях предупреждал заранее, подходил к решению их проблем своими методами.
Именно с этой целью одним жизнерадостным утром в кабинете Моджеевского, залитом ярким солнечным светом, находился руководитель юридической службы корпорации в окружении чашки кофе, папки с документами и заинтересованного, вдохновленного генерального.
Главный юрист докладывал обо всех положительных и не очень нюансах в сложившейся ситуации наличия чужой жены и нечужого ребенка. И тоже изображал приступ вдохновения во имя хлеба с маслом и красной икры, которые мог себе позволить за заработную плату, назначенную ему господином Моджеевским.
– Есть шанс решить миром? – поинтересовался правовед, разложив по полочкам имеющиеся у него данные.
– Скорее нет, чем да, – констатировал Богдан.
– Тогда положительное решение – дело времени, – проникновенно, с чувством кивнул юрист. – И чем меньше мы сейчас станем давить, тем больше сэкономим времени в дальнейшем.
– Понимаю, – Моджеевский подхватился на ноги и отошел к окну, рассматривая блики, которые солнце разбрасывало по морской глади. – Но я бы хотел, чтобы вы максимально избавили их от лишнего напряжения. Андрей еще маленький, вряд ли сильно поймет. А вот Юля… Можно как-то уменьшить их взаимоотношения?
– Можно. При условии, что госпожа Малич согласится на мое представительство в судебном разбирательстве. Но если господин Ярославцев станет требовать ее личного присутствия, то их встреча, скорее всего, станет неизбежной.
Такой расклад не устраивал Богдана, но он и сам понимал, что если Яр упрется – а он упрется – то легко и быстро не получится. Преимуществ, конечно, больше у Моджеевского. Но именно времени-то и жалко…
– С чего начинать – вы знаете, – сказал генеральный, заканчивая разговор, и вернулся обратно к столу.
– Я понял, Богдан Романович, – проговорил начальник юридической службы на прощанье.
Но продумать теперь уже в одиночестве возможные подводные камни грядущего процесса века Моджеевскому не дали. Не успела дверь закрыться за адвокатом, как она тут же снова открылась и взору брата явила себя Татьяна Романовна Четинкая, в девичестве Моджеевская.
– Привет! – весело бросила она и порхнула через кабинет радостно-взъерошенной бабочкой. Ее волосы, шубка и не поддающаяся точному описанию обувь были пушистыми и яркими. От всего вида Тани кабинет наполнился ощущением весны и тепла и ароматом крайне сложного парфюма.
Богдан крякнул от неожиданности. За все то время, что он обретался в компании, сестра почтила его визитом на работе впервые. И тут же он крякнул во второй раз, когда перед его носом на столе оказалась ярко-красная сетчатая авоська с фруктами в узловатой кожуре зеленовато-желтого цвета и определенно цитрусового происхождения.
– Эт че? – поинтересовался он, ткнув пальцем в гостинец.
– Это агли, олух, – провела ликбез Таня и устроилась на стуле прямо напротив брата. – Весна на дворе, витамины необходимы. А мне необходим чай.
– А тебе больше чаю выпить негде, – беззлобно фыркнул тот, но напиток организовал.
И пока Алена устраивала перед Татьяной поднос с чашкой, заварником и всегда имеющимся на непредвиденный случай угощением, та с интересом вертела головой, осматриваясь в кабинете.
– У тебя тут ничего… миленько, – выдала она приговор, когда осталась, наконец, с Бодей наедине.
– Ты явилась сообщить мне свое авториетное мнение? – откровенно рассмеялся он.
– Не-а, – не менее откровенно скривила мордочку Танька и отхлебнула чая.
– А марсиане на нас не нападали, – продолжал ерничать Богдан. – Так зачем прискакала?
– А вот нельзя, да?! – фыркнула сестра и теперь уже показала брату кончик языка. – Так ты сам спалился! Кто вчера ужин на Молодежную заказал? Я, что ли?
Тут Богдан Романович крякнул в третий раз и слегка подзавис.
Вчерашний день выдался на удивление спокойным, если бы еще не Юлькины кульбиты. В твердом намерении свалить из офиса намного раньше привычного он выслушал от нее строгое сообщение о том, что Андрея она заберет сама, потом ей надо в магазин и «вообще она будет поздно».
Чем он и воспользовался. Сначала смотался на дачу. Вещи в особняк он не перевозил, да и не собирался в ожидании дня, когда Юлька перевезет свои к нему. Поэтому ездил к себе чаще всего по утрам. По дороге на Молодежную забрал в мастерской шоколада заказанный накануне букет роз. И обнаружив дома, что ужина особо не наблюдается, по привычке набрал телефон доставки «Соль Меньер».
А еще через десять минут, стоя с чашкой чаю у окна Юлькиной комнаты, выходящего аккурат во двор, наблюдал, как этот ежик, выпустив сразу все свои колючки, самоотверженно и целеустремленно топает с детской коляской-тростью от калитки к крыльцу. Коляска, помимо прямой функции катать Царевича, выполняла еще и косвенную. Корзинка внизу была очень зримо набита разнообразными пакетами и пакетиками, из чего вполне можно было сделать вывод: Юлька затарилась. Добредя до крыльца, она выгрузила Андрюшку, развернула коляску обратной стороной к ступенькам, сама стала спиной и этак задом-наперед принялась карабкаться по лестнице, таща свою поклажу исключительно полагаясь на задние колеса. Не ежик, а чудище морское.
Взгромоздив коляску на самый верх, она спустилась за Андрюшкой, который в это время носился по двору среди развешенного белья, угрожая всему выстиранному и сохнущему. Несколько бесцеремонно, но не без воодушевления подхватила его под мышку и протопала с ним к их средству передвижения. А потом они оба скрылись в подъезде. Чтобы через пару секунд Богдан услышал звонок в дверь.
– Не получается все сама, да? – весело спросил он, являя себя на пороге, перехватил коляску и отступил в сторону, пропуская Юлю в квартиру.
Она окинула его непроницаемым взглядом и пояснила:
– Андрей не захотел с рук слезать. А искать ключи в таком положении проблематично.
После чего шагнула через порог. А мелкий уже переключил внимание на взрослого, решительно и очень зрело заявив:
– Дядя Бодя, я бум!
– Не лопочи! Ты уже большой! – беззлобно проворчала тут же его мать и пояснила: – Упал он, в саду. Ничего серьезного, но впечатлений много. Его в травмпункт водили.
– И ножка зеленая! – радостно завершил рассказ Андрей.
– Больно? – спросил у него Богдан.
– Ага! Но я не плакал!
– Это ты молодец! – похвалил Моджеевский. – Нога заживет, а зеленка отмоется. Что еще интересного произошло?
Андрей, к которому теперь было приковано внимание взрослого большого человека, принялся что-то торопливо, но не слишком понятно излагать, пока не менее торопливо Юлька выпутывала его из кокона одежды и обуви, взгромоздив на стул. И, исподтишка глядя на слушающего и кивающего Богдана, гнала от себя дурацкую мысль, что они просто невыразимо похожи на Симбу и Муфасу из «Короля Льва». Прямо даже перебор. Зашкаливает.
И неважно, что Моджеевский еще только примеряет свое поведение по отношению к сыну, прикидывает, как с ним говорить, двигаться, реагировать. Совсем неважно, что где-то Андрюша ставит его в тупик, а где-то он сам начинает тупить. Но все, что Юля видела на протяжении последних нескольких дней, просто орало о том, что эти двое – нашли друг друга. И тем более дико было то, что Дима два с лишним года его растил, но связи этой между ними – вот такой, осязаемой – так и не возникло.
Покончив с одеждой и скинув куртку, Юлька сунулась к коляске и вытащила оттуда несколько пакетов, потащив их на кухню, по пути спросив Богдана:
– Ты давно приехал?
К слову, его приезды ставили в тупик уже ее. Он тут прочно обосновался и не пропустил ни одной ночевки. Но каждое утро исправно ездил к себе домой, чтобы переодеться, и одежду не перевозил, за исключением пары футболок и спортивок. Бред какой-то!
– Не очень, – доложил Богдан, подхватив оставшиеся пакеты, и следом за ней поволок их на кухню. – Но если бы ты была дома, то мог бы раньше.
Прямо за ними в буквальном смысле вкатился Андрюшка. Устроившись пятой точкой в кузове самосвала, он ногами приводил в движение колеса своего транспортного средства.
– Это упрек, что я поздно, или намек, что ты можешь дела отложить ради меня, а я неизвестно где пропадаю? – выгружая на стол яйца, бананы и молоко, приподняла Юлька бровь.
– Др-р-р-р! – в свойственной ему манере изображал рев двигателя их с Моджеевским отпрыск.
– Это констатация факта, что мы потеряли часа два, которые могли бы провести вместе. Пусть даже в магазине.
Юлька как-то странно посмотрела на него, как будто бы не совсем понимала, о чем он в принципе говорит, а потом озвучила то, что промелькнуло в ее глазах, и получилось это совсем не обидно, скорее озадаченно:
– Я как-то слабо представляю себе тебя в магазине.
– Значит, ты еще и упустила шанс на это посмотреть, – заявил Богдан.
– Ну если ты полон решимости, то на выходных свожу тебя на экскурсию на рынок. Там выбор овощей лучше и у одной тетки сало – нигде вкуснее не ела. На рынке ты бывал когда-нибудь?
– Бывал. На Боро маркете. Ну и на Кастл Терис заносило.
Юля кивнула. Ну конечно, куда там ей… Но снова проснувшийся ежик не мог не отреагировать:
– На Центральном, возле автовокзала – вряд ли доводилось. Но думаю, тебе понравится. И раз уж у тебя есть опыт, то я список напишу, а то у меня Первая уже месяц простаивает.
Богдан хмыкнул и, сунув очередной освободившийся пакет в корзинку, как это делала Юлька, развернул Андрея вместе с его машиной в сторону коридора.
– Если тебе так страшно проводить время со мной, то мы пойдем займемся треком. Ужин, кстати, я заказал.
– Бибики? – донесся снизу оживленный Андрюшин голосок.
– Машинки, – подтвердил Богдан.
Ждать июля, чтобы преподнести сыну в подарок автотрек, Моджеевский не стал. И не прогадал. Возиться с серпантином трасс, тоннелями и мостами Андрюше нравилось едва ли не больше, чем играть с самими машинками.
«Взятка!» – мысленно возмущалась Юлька, борясь с дурацким чувством умиления от того, как две светлые макушки нависают над подъемниками и парковками.
«А какие варианты?» – парировал воображаемый Богдан, и она не находилась, что на это возразить.
Зато сейчас могла неуверенно проговорить:
– Я планировала готовить…
Богдан поднял голову и вопросительно взглянул на нее. Она смутилась. Смешалась. Так глупо и по-дурацки выходило.
– Тогда я хотя бы пирог испеку. С малиновым джемом. Ты любишь малину?
– Клубнику я люблю больше. А тебе очень подходит клюква, – хохотнул Бодя. Тут же, словно в поддержку, колокольчиком захихикал и Царевич, отчего Юлька вспыхнула и проворчала:
– Знаете что, Моджеевские? Вы там машинками заниматься собирались – вот идите и занимайтесь!
И так же резко, как высказалась, замолчала. Она впервые сына тоже назвала Моджеевским. Совершенно неожиданно для себя – это ведь еще привыкнуть к такому надо… а оказывается, не так уж и надо.
– Если захочешь присоединиться, у нас найдутся для тебя важные дела, – кивнул Богдан и уверенно зашагал в комнату.
Следом за ним, тем же чудесным способом, что и на кухню – верхом на самосвале, под громкое «Др-р-р-р!» ломанулся и Андрюшка. А Юлька, глядя им вслед, взяла и улыбнулась.
Раскладыванию покупок она посвятила следующие пять минут, а потом, приготовив продукты, необходимые для пирога, ушла в комнату. За передником и кухонными полотенцами, стопкой оставленными после глажки в кресле возле дивана. Да так и замерла там же. В дверном проеме.
На журнальном столике стояла круглая картонка лилового цвета, перевязанная атласной белой лентой. А в картонке – розы. Голубые и розовые. Шоколадные. То, что не настоящие – сообразила еще с порога, что шоколадные – подойдя ближе и наклонившись.
И рассмеялась, вспомнив, как лет триста назад, в прошлой жизни, килограммами ела шоколадки, когда нервничала. Еще в школе. Когда ее знал Богдан. И это было безумно смешно в свете всех ее сегодняшних колючек.
Подхватив на руки картонку, она направилась в комнату, которую детской назвать теперь было трудно. Но и казармой – как-то перебор. Мальчики – Моджеевские – как раз расположились на полу, раскладывая детали автотрека, и выглядели очень занятыми. Наблюдению за ними можно было посвятить хоть весь вечер, а план прятаться за приготовлением ужина Богдан ей сорвал. Окружал. Заполнял пространство вокруг. Выводил на нежность. Невозможно испытывать что-то иное, когда они – вот так. Напротив.
И глядя на них обоих, Юля покаянно проговорила:
– Я пыталась сегодня дозвониться до Ярославцева.
– Получилось? – быстро спросил Богдан и заинтересованно посмотрел на Юлю.
– Не берет, – вздохнула она, прошла глубже в комнату и села на диван, на котором обычно спал Моджеевский. – Я надеялась, что мы договоримся о встрече.
– Юль, – мягко проговорил Богдан, поглядывая краем глаза, как Андрей пытается воткнуть детальку в неподходящее место. Его старания сопровождались упрямым сопением и уверенностью в правильности действий. – Мне он прямо сказал о намерении решать все через суд. Собственно, подготовкой бумаг сейчас и занимаются юристы.
– Ты уже дал команду фас, а мне не сказал? – грустно улыбнулась Юля.
– Я не охочусь на людей.
– Не уверена. Я по-прежнему мало знаю о тебе.
– И что мне сделать?
– Полагаю, примерно то же, что и раньше, – пожала она плечами. – Решать все самому. Ты же по-другому не сможешь, ты же Моджеевский.
– Ну давай вместе, – он усмехнулся, пожал плечами и кивнул в сторону картонки, которую она по-прежнему держала в руках. – Сейчас иди это выброси. Потом мы с тобой обсудим, могу ли я тебе подарить конфеты, и, если ты согласишься с моими доводами целесообразности такого поступка, я сгоняю в магазин. Обещаю даже пешком сходить. Тут за углом как раз есть, бабка ваша говорила, что корейцы держат.
Ее брови подлетели вверх. Она сначала опустила взгляд к розам, потом обратно к Богдану. А потом широко улыбнулась и заявила:
– Дудки! Мне такие никогда не дарили. И я сейчас сделаю страшное признание, к которому ты можешь оказаться не готов.
– Думаешь?
– Где я и где «думаю»? – хмыкнула она, кивнув в сторону Андрея, в это время поднявшего в воздух машинку, изображая ее полет над игрушечным лесом.
– Сейчас неважно. Оглашай!
– Как скажешь. Я люблю шоколад. Я люблю розы. Я люблю, когда мне что-то дарят просто так, без повода, не на восьмое марта и не на день рождения… И еще мне нравится то, что ты за мной… ухаживаешь. Еще мне очень не хочется возиться с пирогом, потому предлагаю ограничиться твоим подарком в качестве десерта.
– А то, что я пытаюсь уменьшить ущерб от Ярославцева – тебе не нравится, – негромко сказал Богдан. – Так?
– Не так, – мотнула Юлька головой, – мне не нравится, что ты не сказал мне раньше про адвоката… не предупредил. И я все-таки надеялась, что это все получится как-то… по-человечески.
– Ты же с ним общалась. Было похоже на то, что получится по-человечески?
В этот момент в него врезался внедорожник под управлением Андрея пока еще Дмитриевича, от чего этот юный диверсант, на которого совсем не обращали внимания, пришел в неописуемый восторг.
– Бомба! – вскрикнул мальчишка, захлопав в ладоши. И Юлька рассмеялась, уткнувшись в цветы. А когда подняла лицо, выдала:
– Ну а кто не пришел бы в ярость, узнав, что эта бомба к нему отношения не имеет? Тебе повезло – ты был в обратной ситуации. И то пыхтел.
– Поэтому пусть работают юристы.
– Ты действительно готов был… если бы он не родной – ты готов был… – неловко пробормотала она, но ее голос перебил звонок в дверь.
– А ты действительно не понимаешь, что это не имеет значения? – спросил Моджеевский таким тоном, будто объяснял, что дважды два четыре, непроходимому тугодуму. – В том, что Андрей – мой, есть единственный плюс. Рано или поздно мы избавимся от Ярославцева навсегда.
Юля слушала то, что он говорил, затаив дыхание. Но едва он замолчал, вздохнуть не смогла. Будто бы впитывала и пыталась в полной мере осознать, что все это значит для нее. Смотрела, не отрываясь до тех пор, пока звонок не повторился.
После этого выдала тихонько:
– Ой! – и, отставив картонку с розами на диван возле себя, подхватилась с места и бросилась открывать. Потому что привезли ужин. Ужин, который Богдан заказал, чтобы ей не пришлось готовить, раз уж сегодня она сообщила, что будет поздно. Тот самый. Из «Соль Меньер».
Спровоцировавший Танин визит к нему буквально на следующий день.
Прямо сейчас сестра сидела напротив него и внимательно изучала его физиономию с видом, излучавшим нормальное сестринское «Ага-а-а! Попался!»
А Богдан, перезагрузившись, выдал:
– Ну откуда ты узнала – спрашивать не буду, это и без того понятно. Но дальше-то что? Я обязан ужинать только дома?
– А детское меню?
– А детское меню – для детей, – продолжал испытывать Танькино терпение Бодя.
Сестра обиженно поджала губы, прищурилась, подумала и пошла в новое наступление:
– А ты в курсе, что этот особняк – почти сакральное место? Там раньше Женя папина жила.
– В курсе, – кивнул Богдан.
– А что там и сейчас живет ее отец?
– В курсе.
– А то, что там Реджеп жил?
Богдан удивленно присвистнул, выдав собственную недоосведомленность, но парировал с целью восстановить позиции:
– Я тебе больше скажу. Там еще живет и Женина сестра.
– Юля? – выдохнула Таня. – С мужем?
– Со мной, – заявил Бодя и расхохотался, наблюдая, как все ее лицо приобретает выражение бесконечного вопроса и удивления.
Таня действительно несколько раз хапанула ртом воздух, порываясь что-то сказать, но так и не подбирая нужных слов. И только сделав глубокий вдох, она смогла, наконец, проговорить:
– Это вы после гор?
Богдан помолчал некоторое время, разглядывая что-то за спиной сестры. Они с Юлькой дурят, а у окружающих мозг взрывается от непонимания, что это такое вообще происходит.
– Не совсем, – сказал он, подбирая слова, чтобы правильно объяснить. – Вообще-то Юля – та самая девчонка, с которой нас развела мать.
– Ого! – Таня прикрыла ладошкой рот и испуганно поглядывала на брата. – И как же вы теперь? У нее же муж… ну то ладно… Ребенок!
– А ребенок оказался мой, – развел руками Бодя.
Таня бессильно опустила руку и долго молча взирала на брата. Потом расстегнула шубку, стащила с шеи шарф и тряхнула головой. Будто это могло хоть как-то упорядочить то, что в ее черепушке никак не укладывалось.
– Ты знаешь, что ты псих? – хлопнув ресницами, поинтересовалась она совершенно серьезно.
– Знаю, – улыбнулся брат.
– А отец знает?
– Знает.
– Ну уже легче, – и вдруг Татьяна побледнела и испуганно выдала: – А мама знает?
