Текст книги "The Мечты. О любви (СИ)"
Автор книги: Jk Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Всемирный день книги и авторского права по-солнечногорски
7:07
Новый день рассеянным, еще серым светом робко заглядывал в спальню через неплотно задернутые накануне вечером невнимательным человеком гардины. Солнце еще только собиралось отправиться в свой путь по небосклону, но щебет птиц уже прорывался даже сквозь затворенное окно.
Моджеевский нехотя приоткрыл один глаз и поморщился. Юльки под боком не наблюдалось. Разочарованно вздохнув, он повернулся на другой бок – подальше от настойчиво пробивавшегося в комнату утра – и удивленно распахнул второй глаз. Ровно по диагонали от его подушки и покоящейся на ней головы, в самом углу его же кровати, в ногах, сидел Андрей и внимательно смотрел на него, будто бы только и ждал, когда его большой взрослый, свой собственный человек проснется. Узрев же это самое пробуждение, он улыбнулся от уха до уха и помахал отцу рукой.
– Привет! – улыбнулся в ответ Богдан, пружинисто сел и, закинув за шею руки, энергично потянулся. После чего не менее энергично зевнул и поинтересовался у Царевича: – Где мама?
– Валит кофя, – сообщил шкет, перепутав кучу букв сразу, как с ним периодически случалось, но когда излагал то, что его интересовало, выговорил все правильно: – Хочу собаку, как Дождь.
– Угу, – кивнул Богдан. Андрюха и Джордж, практически одного роста – та еще веселая картинка. И с самым серьезным видом Моджеевский спросил: – И что ты с ним будешь делать?
– Ну… играть, бегать… кататься, – принялся перечислять Царевич, – дружить и в нос цем. И давать песеня.
– Угу, – снова глубокомысленно кивнул Богдан и проговорил: – Тогда на выходные отдадим тебя деду Роме. Пройдешь ускоренный курс молодого хозяина собаки. А сейчас – умываться и завтракать!
После чего решительно выбрался из постели, подхватил под мышку пацаненка и пошлепал в ванную. Там Андрюха позволил себя умыть, причесать, потом радостно изображал чистку своих семнадцати крохотных зубов врученной отцом зубной щеткой. И, в конце концов, спросил, демонстрируя голливудскую улыбку:
– Чисто?
А в ответ получил крошечную каплю одеколона на кончик собственного носа. Такими они и явились в столовую – чистыми и благоухающими свежо и дорого. Юлька носилась пушистой метелкой из кухни к столу, расставляя тарелки. Кофе, дымящийся и ароматный, был уже подан. Яичница, тосты с тунцом и каша для малого – тоже.
Они столкнулись аккурат в проходе. Юлькин взгляд, брошенный ему, был похож на солнечный зайчик. И как солнечный зайчик, она, выходя, быстро поцеловала Моджеевского в щеку.
– Доброе утро, – прозвучало звонкое приветствие, адресованное обоим. – Сейчас еще десерт.
– А мне десерт? – прищурившись, спросил Богдан.
– Батон с шоколадной пастой?
– Скудное у тебя меню, – скривив губы, фыркнул он и сунулся за ней в кухню. – Чего помочь?
– Нет, я сама, – рассмеялась Юлька, вместо батона разрезая круассаны и ловко намазывая их и правда шоколадной пастой. – Хотя можешь бананы подать. Что у тебя сегодня?
– Да ничего особенного, все как обычно, – пожал плечами Моджеевский, протянул ей фрукты и принялся перечислять: – С утра совещание с Ритой, потом явится журналистка из «Корреспондента». После обеда Алена приведет двух кандидаток на свое место.
– Каких кандидаток? На какое место? Не поняла! – встрепенулась Юлька. В качестве помощницы генерального директора корпорации Алена ее более чем устраивала. Ввиду возраста. Между нею и Богданом Романовичем разницы было лет двенадцать, не меньше. В пользу секретаря, естественно.
– На свое, – терпеливо пояснил Бодя. – Она, оказывается, нашла себе винодела из Бордо и уезжает к нему. Вот ищет себе замену. Пока получается не очень…
– Моджеевский, это удар под дых! – встрепенулась Юлька. – Кругом и без того одни бабы. Рита твоя распрекрасная, журналистки-корреспондентки, финансистки, менеджеры по персоналу, девицы из инновационного отдела, а теперь еще и кандидатки тебе в приемную?!
– А ты предлагаешь мне остаться вообще без помощницы?!
– А ты можешь найти кого-нибудь за пятьдесят? Ну или мальчика?
Богдан внимательно посмотрел на возбужденную Юльку, демонстративно очистил банан, сунул половину ей и, прожевав свою часть, проговорил:
– Если бы я тебя не знал, то решил бы, что ты мне всерьез не доверяешь. Но я сделаю тебе предложение.
– Руки и сердца? – хмыкнула она, забрав банан и принявшись резать его на кружочки, чтоб воткнуть внутрь круассанов, аккурат в шоколадную массу.
– Возможности практически тотального контроля, – хохотнул Богдан. – Но предлагаю один раз.
– И что конкретно ты подразумеваешь под тотальным контролем?
– Будешь работать в секторе внутреннего аудита.
Юлька икнула и уронила очередной банановый кружок под ноги. Вскинула взгляд на Моджеевского, пытаясь оценить, насколько он сейчас серьезен. И что-то там про себя отметив, медленно отложила в сторону нож и, облизнув губы, спросила:
– Я не… я уже давным-давно не работала… ну, по специальности…
– Было бы желание, – усмехнулся он, поднял упавший кусочек и выбросил в урну. – Так как?
– Ответить надо прямо сейчас?
– Тебе же хочется.
Ей хотелось. Он по ее лицу отчетливо видел, как жутко ей хотелось. Но Юлька не была бы собой, если бы не отвернулась снова к круассанам, чтобы щедро полить их каким-то топпингом, а потом сунуть блюдо в руки Моджеевскому, произнеся при этом целую тираду:
– Во-первых, начнут болтать, что я через постель. И между прочим, будут совершенно правы, потому что после такого длительного перерыва мне не то что в «MODELIT», мне куда угодно бесполезно. Во-вторых, я нихрена не помню уже, да и вообще все давно вперед ушло, а я и прежний уровень растеряла. В-третьих… в-третьих – я не придумала, потому пошли есть, чтобы я могла сообразить, почему нет.
10:10
Незыблемым правилом присутствия на рабочем месте генерального директора «MODELITCorporation» был кофе после 10:00. Он как раз успевал пробежать по актуальным направлениям, наметив и уточнив планы на день, и мозг начинал требовать легкого подкрепления. К половине одиннадцатого должна была подтянуться Маргарита Львовна с командой на совещание, потому сейчас горячий бодрящий напиток, символизирующий собой утро, был более чем уместен.
Алена сунулась с подносом в кабинет, без спросу поставила его на стол по заведенной традиции и проговорила:
– Богдан Романович, снизу разведка докладывает, что Роман Романович приехал. Он у себя. Вы просили сказать, если явится.
– Явился, – вздохнул Богдан, настраивая себя на повинный лад. Сделал глоток кофе и спустя три минуты входил в кабинет родителя с самой приветливой улыбкой во все тридцать два – как оказалось, не зря поутру сын давал ему мастер-класс. – Привет! С чем пожаловал?
Отец поднял глаза от компьютера, оценил сыновний внешний вид на предмет «мы покушали», «мы умылись» и «мы побрились». И, удовольствовавшись увиденным, ответил:
– Что? Уже и поработать в офисе нельзя? Ничего не проходит мимо всевидящего ока?
– Да нет, – сказал Богдан, устраиваясь напротив отца, – даже хорошо, что ты сегодня приехал. Разговор есть важный.
– Длинный? У меня прорабы через час.
– В общем нет, – усмехнулся Моджеевский-младший и выдал коротко. В лоб: – У нас больше нет телеканала.
Моджеевский-старший ойкнул. И снял очки.
– И куда он делся? – осторожно спросил он.
А Богдан-свет Романович неожиданно развеселился:
– Он в очередной раз сменил хозяина.
– Че? Сам по себе? У нас ему типа не понравилось?
– Это самая выгодная для меня сделка, – став снова серьезным, сказал Богдан. – В обмен на «Солнечный» Ярославцев подписал все документы по разводу и отказу от Андрея.
– Как это «в обме…» – опешил Моджеевский-старший и запнулся, недоговорив до конца, но, очевидно, сложив два и два. Он был неплохим бизнесменом, хотя и скорее удачливым, чем продуманным. А складывать тут было не много. Потому, переведя дыхание и пристально глядя на сына, уточнил: – То есть Юлькин бывший согласился на такую… сделку?
– Я согласился.
Роман Романович снова помедлил. Потом решил все же поинтересовался:
– Значит, предложение было его?
– Я его спросил, чего он хочет, – пожал плечами Богдан. – И он озвучил.
– Деловой подход… И все это его нытье по поводу того, что у него ребенка забирают, – это все… вот ради этого?
– Да похрену. Но ты остался без игрухи.
Моджеевский-старший усмехнулся, видимо, о чем-то раздумывая. Усмешка постепенно сменялась улыбкой, неуловимо похожей на улыбку его сына и внука.
– Имею по этому поводу два вопроса… Нет, три! Как Юлька в это дерьмо вляпалась, откуда у тебя такие ублюдочные друзья и главный – Андрей уже Моджеевский? Документы готовы?
– Ты понимаешь, что я бы ему и корпорацию отдал, если бы он попросил, а? – хохотнул Богдан, пропуская вопросы родителя мимо ушей, и резво поднялся. – Но пронесло. Так что ты все еще можешь работать в офисе, когда хочется. Кстати, внука на выходные подбросить?
– Дурень, – по-доброму проворчал Роман Романович, – отвесить бы тебе подзатыльник, да статус не позволяет. Подбрасывай, конечно. Теперь же имеешь право распоряжаться временем Андрея, да?
– Ага, если не считать того, что Юльку пока еще приходится отвлекать, – рассмеялся Моджеевский-все-таки-средний и, сунув руки в карманы, жизнерадостно направился к выходу из монаршего кабинета.
Не убили – и ладно. Отделался испугом. Впрочем, Роман Романович ловил себя на мысли, что, пожалуй, канал и ему не жалко, не велико хозяйство. А вот за корпорацию – он бы собственноручно скормил акулам. Не Богдана, конечно, что взять с несмышленыша?
Некоторое время Моджеевский-старший задумчиво изучал дверь, за которой скрылся его сын, и оценивал открывшиеся перспективы на очередные выходные с внуком, придумывая, чем бы его занять, полезным и увлекательным, как вдруг в виске прострелило короткое слово, которое ему почему-то очень понравилось. И слово это было: подлянка.
– Сонечка, – Моджеевский высунулся в приемную, в которой заседала его официальная помощница, а по факту – Аленкина «принеси-подай». При виде почетного президента компании она встрепенулась и, как та школярка, приняла самое прилежное положение за столом: ножки вместе полубоком, ручки на столе сложила, спинку выровняла, лицо же получилось заинтересованным и чуточку испуганным. Значит, пять минут назад в интернете не по делу шлялась.
– Да, Роман Романович? – пропищала «Сонечка».
– Не в службу, а в дружбу, уточните, успели ли мы заключить договор с «Солнечным-1» на производство документального фильма о строительстве стадиона, и свяжитесь с Центральным, узнайте сегодняшнее расписание Бергента, пожалуйста.
– Как срочно?
– После общения с прорабами планирую развернуть бурную деятельность в этом направлении, – и прежде чем исчезнуть в святая святых, обдумывать свои коварные планы под кофе с шоколадками, потому что даже подлянки надо готовить с удовольствием, он подмигнул Сонечке и загадочно выдал: – На Центральном-то рейтинг побольше будет, а?
14:14
Рабочий график почетного президента главной и единственной наличествующей солнечногорской корпорации уже давным-давно был привязан к рабочему графику главного и единственного наличествующего солнечногорского политеха. И лишь люди непосвященные не улавливали зависимости одного от другого.
В этом отношении Сонечке, несомненно, повезло, что бывшая секретарша господина Моджеевского-старшего подробно разъяснила ей причинно-следственные связи того, что Ром Ромыч уходит на перерыв, как будто он сотрудник, например, почтового отделения или собеса, в смысле с часу до двух, а не когда придется и где застало или сморило.
И причины, и связи, и следствия – все было закономерно и соотносилось с тем, в котором часу освобождалась Евгения Андреевна Малич, главный бухгалтер того самого университета, который играл важную образовательную роль в жизни городка.
Вот только в этот день почему-то на перерыв Роман Романович не ушел, и Сонечку сей факт изрядно напрягал. Зато аккурат после двух в приемной раздался телефонный звонок, заставивший Соню подхватиться с места и ринуться в кабинет президента, в это самое время увлеченно что-то изучавшего в мониторе ноутбука.
– Роман Романович, звонила Евгения Андреевна, сказала, что их уже отпустили, и она ждет вас в «Миндале»! – затараторила она обо всем и сразу, отвлекая большое начальство от великих свершений и приятных пакостей.
– Как отпустили? Уже? – Моджеевский одернул руку и взглянул на часы. – Почему мне не позвонила?
– Ну а вдруг у вас совещание, – предположила Сонечка, и Ром Ромыч ее предположением, кажется, удовольствовался, теперь уже почти как собственная помощница минутой ранее вскочив со стула и рванув одеваться.
Когда Жека освободится – было главной интригой текущего дня, не считая множества других обстоятельств. Как известно, день рождения Солнечногорского политеха совпадал со Всемирным днем книги. И по этому поводу рабочий день сотрудникам храма науки вполне могли сократить. Тут вопрос состоял только в том, когда отпустят. Некоторый оптимизм внушало отсутствие обеденного перерыва, иначе дражайшая половинка обязательно объявилась бы. А раз его не было, значит, точно освободится пораньше!
Вылетал Моджеевский из здания, на ходу запахивая пальто. А еще через пять минут заруливал на парковку возле небольшого кафе, где они с Женькой устраивали регулярные заседания за кофе.
Вот и сейчас она сидела за «их» столиком возле окна и помешивала ложечкой горячий напиток.
– Привет! – обрадовался Роман, падая на стул напротив супруги.
– Привет! – улыбнулась она в ответ и с неподдельным интересом спросила: – Как там в корпорации?
– Вопреки бурной деятельности моего старшенького – пока держится. А универ твой?
– У нас тоже все бурно, но стои́т, – рассмеялась Женя. – И что же такого натворил Богдан?
– Раздобыл себе нашу Юльку за мой счет. Прям горжусь, у мальчика моя деловая хватка.
– Интересно, как часто он изъясняется так же непонятно, как и ты? – удивленно уточнила благоверная.
– Мне простительно, я сегодня под впечатлением. Он отдал мой телеканал Ярославцеву в обмен на быстрое оформление документов на развод и на отказ от отцовства. В общем, скорее всего, пора готовить подарок к свадьбе. Я вот думаю, может, обойтись набором столовых приборов из «Хозяюшки»?
– Не беги впереди паровоза.
– Думаешь, нас не пригласят? – Роман двинул бровью и подозвал официантку, а пока та шла к ним, уточнил: – Пусть только попробуют. Еще кофе?
Она отрицательно мотнула головой и деловито заявила:
– Во-первых, им решать, будет у них свадьба или не будет. А во-вторых, мне интересно – Юлька-то знает?
– К сожалению, этого мне мой отпрыск не поведал. А это важно?
– Еще устроит манифестацию, – вздохнула Женя, – с нее станется.
– Принципиальные сестры Малич, – хохотнул Роман Романович и повернул голову к подошедшей официантке, коротко брякнув: «Как обычно», – чего было вполне довольно, чтобы она тут же ретировалась. Потом посмотрел на супругу и добавил: – Хотя я подумал, что и он тоже типичный представитель своего рода. А это значит, у них вполне есть шансы на мирное сосуществование. Ну, когда Юля его простит.
– Угу, – кивнула она и улыбнулась: – Надеюсь, ты Богдану сцену не устроил?
– Нет. Я при любом раскладе в плюсе. У меня теперь законный внук есть. И невестка предвидится. Да и с каналом – еще поглядим.
– Куда поглядим?
– На наши перспективы. Он ведь убыточный, мы его практически за бесценок забирали, да и держался он только за счет того, что корпорация в него вкладывалась. Убери это все – что останется? Еще вопрос, сколько этот чмырь продержится. Ну и я же на месте сидеть не собираюсь, сегодня созвонился с главой Центрального и предложил им проект, который до этого очень хотел Ярославцев получить, благо Богдан не успел договор с ним заключить.
– Рома!
– Пятьдесят шестой год «Рома»! Ты думаешь, я такой придурок, что не в курсе, кто им в СМИ эту травлю устроил? Они могли перед нами изображать что угодно, а я мог спускать с рук, подыгрывать, пока они держатся. Но чувак реально границы начал переходить. Теперь хлебнет. У Бергента к нему тоже счет имеется.
– Кто это?
– Центральным рулит.
– О господи, – булькнула Женька, – а там еще что случилось?
– Да жену его ваш Ярославцев потрахивал, вот что случилось. Все знают, – развел руками Моджеевский, дескать, а вы – не знаете. И здесь авторы позволят себе сделать важную ремарку: самого Романа об этом уведомил только что лично Бергент, но разыгрывал он из себя…
– А у нас телевизора нет, – съязвила супруга.
– Вы поэтому у нас такие неиспорченные? – мягко спросил Ромка.
16:16
Некоторые традиции сложились и в Ромкином доме, во-первых, ввиду его нынешней оседлости после водружения на трон наследника, а во-вторых, ввиду Жениной «неиспорченности». Например, если Жене представлялся случай сбежать с работы пораньше, то она предпочитала отпустить домработницу и баловать любимое семейство кулинарными шедеврами собственного приготовления, что, если честно, Ромку неизменно восхищало – это ж какую силу воли надо иметь!
Потому и в тот день, после того, как забрали Лизку из школы и вернулись восвояси, Жека всех выдворила отдыхать, а сама уединилась на кухне, вдохновенно сооружая отбивные и любимый пирог своего супруга.
Моджеевский, тоже традиционно предложив свою помощь и получив отказ, брякнул, что тогда пойдет выгуливать собак, за что был награжден царственным соглашающимся кивком. Он улыбнулся, в очередной раз отметил про себя, что самое большое удовольствие в жизни получает именно от таких обыденных, самых рутинных вечеров, когда они остаются втроем, и направился в прихожую, выкрикивая:
– Джордж! Ринго! Гулять!
Но и его голос, и нетерпеливый топот песьих лап были прерваны телефонным звонком, прозвучавшим из Жениной сумки. Через мгновение эта же сумка, продолжающая распевать «Юлькину» песенку, двигалась в направлении кухни.
Моджеевская голова просунулась в дверь и проговорила человеческим голосом:
– Ты опять в прихожей трубку забыла.
– А если это был продуманный план? – улыбнулась Женя, забирая у него сумку и выуживая из нее телефон.
– И что ты там продумывала? – удивился Ромка.
– Ну, например, пару часов ни с кем не разговаривать, – глубокомысленно ответила она и продолжила, уже обращаясь к Юльке: – Привет!
– Привет! – сестриным голосом отозвалась трубка. – Не отвлекаю?
– Не отвлекаю! – одновременно с младшей Малич хохотнул Моджеевский и все-таки свалил.
– Не, – махнула рукой вслед мужу Женя, – пирог в духовке, отбивные еще в холодильнике.
– Ой, ты дома уже? – удивилась мелкая. – Я думала к тебе заскочить на работу сегодня.
– Заскакивай сюда, – улыбнулась в трубку старшая, – все вместе заскакивайте. У нас сегодня короткий день был. День рождения универа.
– Да нет, дел куча еще… – смешалась Юлька и вздохнула: – мне просто надо было посоветоваться, а не с кем… ну вернее, не с папой, наверное.
– И что там у тебя? – Женя подошла к окну. В саду весело и шумно скакали Джордж с примчавшейся Лизой, а Роман с Ринго степенно наблюдали за их кутерьмой.
Тепло уже совсем. Совсем весна. И кажется, что жизнь переплетает все на свете – и детскую непоседливость со зрелой умиротворенностью. И резвящийся ветер со старыми кронами в перелесках. И тревожное древнее море с робкой и беззаботной зеленью на клумбах. Собственно, эти переплетения и есть жизнь. И жизнь – идет.
– Мне Бодя предложил работать в «MODELIT», – обреченно буркнула Юлька, лишний раз доказывая: идет и не останавливается.
– А ты решила подумать, да?
– Ну а как еще? Жень, я уже сколько лет ничем не занимаюсь, кроме магазина и домашнего хозяйства… Отупела же совсем.
– А-а-а… – со смешком протянула сестра. – А если честно?
– А если он это поймет – умру от позора.
– Ты будто университет закончила при царе Горохе! – возмутилась Женька. – Вспомнишь, а новому – научишься.
– Ну ты-то тоже после декрета на главбуха не сильно горела желанием!
– Ну ты сравнила!
Юлька на том конце некоторое время помолчала. Женя будто бы видела, как она дернулась отвечать, но все же сдержалась и теперь раздумывала о чем-то своем. Она была сложной. И вместе с тем простой неимоверно – под тысячей покровов прятала очевидные вещи. Может быть, очевидные для нее, для Женьки. Потому что это она ее вырастила.
– Самое обидное, что у меня руки чешутся, и вообще… мне есть что отрабатывать, в общем-то, – отстраненно проговорила младшая Малич в трубку.
– Ну если чешутся – чего думать. В конце концов, уволиться всегда можно, – со знанием дела заверила Женя.
– Ага, щас… возьмет меня в оборот как рабочую силу. Крепостник, – хохотнула в ответ Юля.
– Кто? Богдан?
– Угу.
– С чего ты вдруг его в крепостники записала?
– Да так… шучу… дурацкая история, – нехотя отмахнулась Юлька.
– Юлька! – напустила строгости старшая сестра. – Признавайся, что вы опять натворили.
– Да ничего мы не натворили! Вернее… ну понимаешь, Богдан недавно психанул… и, согласись, его можно понять, поскольку я во многом сама виновата, запутала все слишком… и Дима рогом уперся с разводом, а уж по поводу отцовства – это вообще все грозило на годы затянуться… ну и… в общем, они с Ярославцевым решили произвести натуральный обмен, если можно так выразиться… Короче, Богдан выкупил нас с Андрюхой себе… вот.
Мысленно булькнув, что Юлька в курсе событий, Женя самым спокойным тоном поинтересовалась:
– А ты что?
– Ну а что ему еще оставалось? Снова ждать? Опять? – встала на дыбы Юля. – Это же Бодька, ему все сразу надо.
– Юлька! Ушам своим не верю, – восхитилась Жека.
– Что? Я сама дура, дел натворила, и он не только из-за меня, он и из-за Андрея. За это я вообще всю жизнь должна, – запальчиво выдала младшая.
– Блин, кажется, тебя теперь понесло в другую сторону, – весело рассмеялась Женька.
– Нет, это раньше на виражах заносило… – Юлька замолчала и подумала, как облечь в слова то, что хотела или должна была сказать, то, что чувствовала и чем ни с кем не делилась. Так много лет не делилась, что страшно. С тех пор, как плакала на Женькином плече в ночь, когда Бодьке удаляли аппендикс. – Понимаешь… он как-то сразу, с первой секунды – что-то слишком большое, слишком серьезное… слишком… главное. Во всем слишком, а я… боялась, что меня это поглотит и меня не останется. Только оказалось, что меня становилось все меньше, когда я была без него, пока почти не иссякла… Он так сильно меня тогда разогнал, что я еще долго по инерции… чтобы никто не подумал, что я какая-то не такая… но то, какая я, когда «такая», какую в своей голове рисовала, – никому не нравилось и мне было плохо. Ну… выкупил он нас у Ярославцева, какая разница, когда я впервые за столько лет спать ложусь счастливая, а просыпаюсь еще счастливее, потому что знаю, что Бодя есть, что вместе, что будет и никуда не денется?
– Хорошо, что он переупрямил тебя раньше, чем мог достичь предела прочности…
Юля надолго замолчала, словно обдумывала. То ли сказанное, то ли пережитое… то ли просто свою следующую реплику. А когда заговорила, то голос ее звучал так, как будто она рассказывает сестре самый большой секрет на свете:
– Угу… вот я однажды и испугалась, что на него наткнулась, и тогда стало до такой степени плевать на все мои заморочки, только за него страшно, что перешагнет… ты же понимаешь, да? Какое после этого имеют значение Дима, деньги, мораль какая-то дурацкая?
– Балда ты, Юлька, – постановила Евгения Андреевна и выдала свою излюбленную сентенцию: – А Богдан у тебя хороший.
17:17
Имелись свои обычаи или даже обыкновения и за витриной магазинчика «Vintage Lady Shop». С Юлькиным возвращением в Солнечногорск они сформировались пусть и не сразу, но, в целом, тоже соблюдались без особых отступлений. Продавщиц здесь теперь было всего две. Лера и Маша. Юлька своим «вклинением» в их смены поначалу упорствовала, а потом ее отпустило. Теперь она приходила когда хотела, хоть каждый день, хоть не являлась вовсе, не настаивая на том, чтоб ее «впустили работать и за вас, и за нас, и за госнефтегаз», наслаждаясь лекциями, когда привозили туристов, что пока в силу сезона случалось не часто, записывая обзоры для Инстаграма и иногда припахивая девчонок ей ассистировать.
Локация все набирала популярности у местных фотографов, влюбленных парочек и просто девчонок, которые любят устраивать фотосессии, а Юлька теперь нередко заказывала профессиональную предметную съемку своих шедевров, потому что нет предела совершенству. Чтобы не мешать Машке и Лерке, работала она в коморке, адаптированной нынче под маленький кабинетик, и высовывалась только тогда, когда подружки сами просили о подмене.
Потому разговор с Женькой получился совсем конфиденциальным, под чашку кофе и разглядывание букета пепельных роз, не сегодняшнего, но еще свежего. Бодька прислал накануне, а она гадала – это у них тот самый конфетно-букетный или все и сразу за всю жизнь? Склонялась ко второму. Вряд ли когда-то они научатся по-другому. У них всего и всегда чересчур.
Юлька в очередной раз пригубила уже порядком остывший напиток, посмотрела на календарь в телефоне, прикидывая рабочие дни следующего месяца, как вдруг дверь коморки распахнулась и на пороге появилась Машка.
– Юль, там тебя какая-то мадама спрашивает!
– Какая еще мадама? Я ни с кем не договаривалась.
– Самой непонятно. Не наш контингент, а талдычит про Юлию Андреевну.
– В смысле?
– Не клиенты. Не банкиры, не рекламщики, не курьеры. Я ж говорю – мадама. У меня глаз наметан!
– Хм, – глубокомысленно изрекла Юлька и подхватилась из кресла, оставив и чашку, и розы, и календарь, и свой недописанный текст, чтобы убедиться в наметанности Машкиных глаз.
А убеждаться было в чем.
Прямо посреди ее небольшого магазинчика наблюдалась та самая мадама, но скорее ввиду собственных размеров, а не возраста. Впрочем, и размер ее был внушительным исключительно временно, так как особа эта была, безусловно, глубоко беременной и, вне всяких сомнений, на самой что ни на есть финишной прямой. Но и это было не самым впечатляющим. Весь образ гостьи казался чем-то совершенно нереальным именно здесь, в Юлином магазинчике. Выкрашенные в безупречный блонд волосы были собраны на затылке в конский хвост. На лице особенно выделялись ярко подведенные глаза в обрамлении неестественно длинных и неестественно густых ресниц и пухлые губы, значительно больше своего природного размера, покрытые розовым блеском. В тон помаде было легкое весеннее пальто посетительницы, сейчас распахнутое, из-под которого помимо явных признаков ее положения было так же заметно, во всей своей красе, вероятно, главное достоинство – пышный бюст в глубоком декольте.
Насколько столь живописное декольте сочеталось с животом, Юлька предпочла даже не задумываться и потому смело шагнула к визитерше и приветливо проговорила:
– Здравствуйте! Мне сказали, что вы меня разыскивали.
Мадама внимательно оглядела ее с ног до головы и, ничуть не скрывая удивления, уточнила:
– Вы Ю… Юля? Жена Димы?
Юлька едва удержалась от того, чтобы как-то неприлично выразить собственное недоумение от такой реакции. И пока размышляла, есть ли смысл объяснять, что, дескать, да, она Юля, но чернила на ее свидетельстве о разводе вполне себе четкие, однозначные и законные, хоть и свежие, только улыбнулась и кивнула мадаме в сторону столика у витрины, где стояли стулья.
– Присаживайтесь, – проговорила она и сама прошла в ту же сторону, – Юля – это я, да.
Гостья в ответ кивнула, сдала шаг за ней и неожиданно всхлипнула ей в спину:
– Отпустите Димочку!
– Куда? – не поняла Малич, обернувшись, чтобы напороться на кукольное страдальчески перекошенное личико.
– Ко мне! – простонала визитерша, ухватила Юльку за ладонь и принялась объяснять: – Я Мелани́я Бергент. И мы с Димочкой давно любим друг друга. Наши дети, – она кивнула на свой живот, – это же настоящее чудо. Понимаете, ведь если бы я его не встретила, если бы мы не полюбили друг друга, я могла бы никогда не узнать, что такое быть мамой. Правда, я об этом не знала, и узнала, только когда забеременела. Конечно же, я сначала подумала, что от мужа. Ну логично, правда? Но тут-то все и выяснилось. Мужа как подменили, закатил скандал, ничего не желал слушать. Детей у него быть не может, – Мелани́я скорбно вздохнула. Бюст, направляемый грудной клеткой, к счастью, удержался в декольте, а его обладательница мужественно продолжила свой монолог. – Муж уволил Диму, оформил развод, оставил меня без копейки… Но какое это все имеет значение! Согласитесь, это же прекрасно – быть мамой и чтобы рядом мужчина, который о вас заботится. Ну вам, конечно, повезло чуть меньше. Дима вас не любит. Но так сложилось. Отпустите его. Позвольте нам всем обрести свое счастье.
Экс-Бергентша резко замолчала, хлопнула пару раз своими декоративными ресницами и замерла, уставившись на Юлю. Та, не веря самой себе, своим глазам, ушам и, не побоимся этого слова, мозгам, медленно осела на стул, который только что предлагала… Мелани́и. В голове почему-то крутилось совершенно дурацкое воспоминание – Димкиным голосом: «А давай мы тебе ко дню рождения грудь сделаем. Третьего размера!»
Взгляд ее снова метнулся по мадаме. Ищущий. Даже, наверное, оценивающий ровно с той же точки зрения, с какой оценила ее та, едва услышав имя.
– Третьим тут не обойтись… – пробормотала она себе под нос и будто бы очнулась, глаза обрели осмысленность, а Юлька, мотнув головой, звонко сказала: – А зачем вы ко мне пришли? Почему не к Диме?
– Я была у него, и в столице я с ним встречалась, когда он недавно приезжал, но он же не может жениться на мне, пока у него есть жена, – обиженно заявила Мелани́я. – Вы, то есть. Вы затягиваете процесс, прикрываясь ребенком. Но этот ребенок вполне сможет общаться с отцом, ну если захочет, я против не буду.
– Что? Совсем не будете? – сделав восторженное лицо, уточнила Юлька.
– Не думаю, что эти встречи будут сильно частыми.
– Почему?
– А как вы сами думаете? – искренне удивилась мадама. – Димочка будет очень занят. Я, работа, дети. У него просто не найдется лишнего времени для вашего ребенка. Но иногда… почему же не пообщаться?
– То есть – концептуально вы… не против… как бы? – почему-то продолжала измываться Юля, в то время как в ее голове одно с другого слетали мимолетные воспоминания, похожие на листки в календаре: и Димкины задержки на работе, и непонятные командировки, и скандал с увольнением, и переписка, которую он ей демонстрировал, и Машкины бесконечные намеки, и…
– Хотите, я вам пообещаю? – оживилась визитерша. – Что угодно! Только отпустите Димочку. Вы – единственная помеха, понимаете?
– Понимаю, – кивнула Юлька, – и что? Очень сильно он вас любит?
– Да, – пухлые розовые губы растянулись в благостную улыбку.
