Текст книги "Шпион с пеленок: детство (СИ)"

Автор книги: Jana Mazai-Krasovskaya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– И теперь ты снова уедешь… Надолго…

– На полгода. И тогда я приду за ответом. Только пообещай мне, что за это время не выйдешь за Алана.

Эйлин покачала головой, потом кивнула.

Северус в очередной раз все понял, когда вернулась мать. Оставалось два последних ритуала, в которых уже будет участвовать он вместе с ней, а в последнем еще и Эбби.

«Вот бы этих мужчин слить вместе, чтобы вышло что-то… среднеарифметическое, был бы идеал», – думал Северус, засыпая. Все ритуалы Йоля были завершены, и жизнь вошла в привычную колею. Ему же еще предстояло вернуться к классическим школьным учебникам.

В конце зимы Эйлин по-тихому развелась с Тобиасом, и тот так же по-тихому женился на Кэтрин. Эйлин оставила себе девичью фамилию, в магловских документах изменив ее как Принс. Северус же, переговорив с матерью, воспользовался кольцом, аккуратно заменив все воспоминания близких об их предыдущем месте проживания на гораздо более приятные. Заодно и работу артефакта проверил. Правда, Эйлин забрала его как особо опасную находку, зато взамен дала прекрасный оберег-определитель магических потоков от Далтона.

Это оказалось как нельзя вовремя: когда худой дымчатый кот (с кошками Северус старался больше дела не иметь) в очередной раз «случайно проходил» мимо одного из домов Лича, он вдруг резко отдернул лапу от, казалось бы, совершенно ровной дорожки, словно ее ошпарило.

«Защита от мелких животных», – нашел через пару дней ответ Северус.

Он обошел все известные ему места, помахивая правой лапой, определил расстояние и качество защиты, огорчился и… начал варить оборотное зелье для фестрала.

Аш уперся. Потом согласился только на коршуна, в крайнем случае – на сову. В конце концов бедняге пришлось смириться с образом серой вороны… Ворон, видите ли, слишком заметен. Но чего не сделаешь, чтобы помочь другу.

Лича страшно раздражал Коукворт. Там явно кто-то был, но добраться до этого «кого-то» оказалось совершенно невозможным. Откаты следовали один за другим, так что пришлось прибегнуть к классическим магловским способам. И те ничего не дали! Семья Снейпов как сквозь землю провалилась. Правда, нашли двоих мужчин, явно однофамильцев, внешне настолько средних и никаких, что даже у Лича не возникло сомнений, когда он рассматривал фотографии. Куда подевался тот мосластый полупьяный желчный тип с мышиного цвета волосами? Эти двое имели такие же волосы, но на этом сходство и ограничивалось. Упитанные, вполне довольные жизнью, каждый имел семью с… дочерьми. У одного – двое, у второго – одна. На фото девочек явно прослеживались черты отцов. Оба имеют приличную работу, живут относительно недалеко, в самом благополучном районе. Оба на предложение случайного прохожего выпить ограничились холодным и вежливым отказом.

Ревизия кладбища результатов также не дала. Уехали? Но что тогда за защита тут стоит?

Эйлин пустила в дом людей, представившихся ей детективами, сохраняя каменное спокойствие и равнодушие истинной англичанки. «Соседи? Да, мистер и миссис Снейп. Приличная семья. Нет, никогда не интересовалась. Не представлены. Она приличная женщина, ей вполне хватает своих забот. Разговоры через забор? На их улице это не принято. Если есть еще вопросы к ней, вот ее диплом и лицензия. Да, Кембридж, сэ-эр. Больше вопросов нет? Тогда извините, скоро занятия, нужно подготовить класс. Да-да, конечно, все ради закона, заходите, когда будет необходимо».

Северус в это время третий день радостно жил в подвале (точнее, большей частью – в Чертогах). Но и в лаборатории было чем заняться, тем более что приличную часть библиотеки он все же сюда перетаскал.

Северус тяжело вздохнул. Хорошо матери говорить о его возрасте. «Даже мыслей таких быть не должно»… Знала бы она о небольшой такой книжке, с недавней поры ставшей его настольной (в Чертогах, разумеется), содержимое которой неоднократно приходило ему на помощь. «Сублимация половой энергии в интеллектуальную» – скорее всего, попала в его библиотеку из будущего. Джемма вовремя кинула ему этот спасательный круг в ответ на его отчаянный вопрос. А на внутреннем титульном листе была написана одна фраза: «Нет худа без добра». Он тогда еще имел наглость не поверить. Мужчина улыбнулся. Этим летом он должен встретить Лили.

А пока он изучал магию друидов, сопоставляя ее с ведьмачеством, и получалось у него кое-что весьма интересное. Началось все с очередного взгляда в зеркало. Глядя на знакомое и в то же время совсем другое лицо, он тогда спросил, проводя пальцем по своему отражению:

– Кто я теперь? Сколько от меня самого осталось в этом человеке?

И понял, что мало, очень мало. Осталась память, немного боли, немного одержимости… Мало стать свободным. Надо еще научиться им быть. Надо еще как-то – желательно, правильно – распорядиться этой свободой… А он, кажется, снова сковывал себя – обязательствами и чувствами по отношению к матери, сестре, отцу…

Я – Хозяин?

Да, почувствовал он ответ.

Можно отказаться от всего и ото всех. Оставить себя в долгожданном когда-то одиночестве. Это не будет легко, но это – возможно. Но, черт возьми, он не собирался этого делать потому, что ему нравилась эта связь. Он сам ее создавал. Эта паутина не только требовала, она давала. Солнечную радость детства Эбби, мягкое душевное тепло няни Кэт, любовь и гордость матери. Требовал от себя прежде всего он сам. Остальные – просили.

Паутина? Или страховочная сетка?

Кем он стал?

Собой.

Он так решил.

И теперь делал, что должно.

Почти не вылезая из книг, Северус напал, как гончая на след, на старинные сведения о дехорсах, вышел на их тождественность с хоркркусами и получил очередной инсайт.

– Так вот что на самом деле произошло с Томом… Бедный мальчик. Его сделали еще хуже, чем меня… За что? Ради чего? Почему?

Он и подумать не мог, что родилась эта техника среди джиннов Востока как самая страшная казнь для смертных – разделение на части и вечные мучения, пока каждый кусок души не дойдет до саморазрушения. Северуса передернуло. Самые отвратительные казни и ритуалы по сравнению с этим несколько поблекли.

И возник новый вопрос: а что же именно он сам должен сделать с Личем? Просто убить – определенно, было неправильно. Замучить? Противно. Северус хотел… справедливости. Но имел ли он право ее творить?

Тут-то и нашелся ритуал, словно ждал его решения.

Нужно было отыскать капище друидов, пробудить его и принести жертву. И он уже знал, как это сделать.

====== 20. Ритуал и его последствия ======

Пламя черных и белых свечей дробится в зеркалах и отражается в двух парах черных, как ночь, глаз.

Хрустальные чаши полны свежей крови – его и матери.

Раны не закрываются, и темные капли медленно падают с пальцев.

Голова кружится от слабости: длительный пост, подготовка себя как инструмента ритуала, замедленные, как во сне, движения… Но они продолжают читать выученное, отработанное до последнего звука обращение к Магии. Уверенно – как те, кому некуда отступать. Древние слова глухо отдаются под низкими каменными сводами. Замерла зеркальная гладь воды, застыло пламя свечей, недвижим воздух, кажется, даже дыхание людей его не тревожит, только беззвучно капает кровь на старые плиты.

И наконец – тончайшая рябь на поверхности воды в центральной чаше.

Чувство ПРИСУТСТВИЯ упало на плечи так, что у Эйлин подкосились ноги, и она осела на колени, но, закусив до крови губу, заставила себя встать. Она справится. Она не может позволить себе иного.

– Не ради злата, не ради силы, не ради мести, не ради власти, но ради справедливости, – слышит она словно сквозь вату ломкий, чуть хрипловатый мальчишеский голос и тихо вторит ему.

В голове взорвалось:

– Ты. Его. Простишь?

И она увидела все, что было когда-то стерто из ее памяти.

Свое бессилие… бесхребетность… апатию…

Заломленные за спиной (как больно!) руки, обжигающие, лишающие последних остатков воли пощечины, злую гримасу и свирепый взгляд черных глаз Лича, силой раздвигающего ее ноги жестким коленом, снова боль… член, которым он зачем-то тычет ей в лицо, запах крови, ругань, с которой он снова вбивается в нее, грубо заткнув рот, чтобы не слышать криков… несколько секунд темноты… постель, где она, слава богу, одна, и снова – Лич, приказ, ослушаться которого она не может, не хочет, пузырек с незнакомым снадобьем, она открывает его… Распахивается дверь, Лич оборачивается, и входит (она вздрагивает всем телом) самый лучший в мире мужчина, он улыбается Эйлин, а она – ему… и последнее, что она видит, – пустой пузырек и пятно на покрывале. Значит ли это.?

– Ты. Его. Простишь? – раскаленными гвоздями пронзает мозг.

Лицо сына, в котором не осталось ни кровинки…

Чувство покоя, исходящее от него – всегда, как от солнца исходит свет, даже если оно за тучами, ее спасительная соломинка…

– Да. Я, Эйлин Снейп, урожденная Принц…

Слова приходится выталкивать через силу, что-то не пускает, жжет, встает комом в горле, но она продолжает:

– …прощаю Норберту Личу все, что он сделал со мной и моей жизнью.

Ей бы глоток воздуха, хотя бы один…

И воздух льется, чистый и сладкий, смывая боль и грязь, очищая, успокаивая… В чаше Эйлин исчезает кровь. Ее жертва принята.

Она переводит глаза на сына, его посеревшее лицо и струйку крови изо рта, чувствует, как сердце сжимается от ужаса, но не может даже шевельнуться, пока не опустеет его чаша.

– Так вот, значит, как, – Северус смотрит в глаза настоящего отца.

Возвращение семейной магии возможно лишь такой ценой. Ну что ж. Жаль, что он не успел. Он не встретит Лили, никогда больше. Но его мать, кажется, найдет свое счастье. И отчим… Бедняга Тоби… Малышка Эбби… Как много он не успел. Теперь ему остается только молить о защите для сестры.

Последний шанс – отказаться, оставить все как есть или разделить ритуал с отцом. Но чаша матери пуста, а значит, нет у него такого шанса.

Они стоят друг напротив друга, отец и сын, обнаженные по пояс, отражая каждое движение, как в зеркале, – и неважно, что Лич сейчас далеко в северных лесах, а Северус – в подвале фамильного дома. У каждого в руке ритуальный нож. Оба делают вдох («Наверное, последний», – успевает подумать Северус) и вонзают клинок в себя… И одновременно падают на колени.

Резкая боль, сухой хруст ломающейся грудины, сменяющийся хлюпанием крови – и все-таки еще вдох, с кровавой пеной на губах, и еще, каждый раз все больнее, так что конец, избавление от мук, кажется желанным. И последним усилием – провести скользящим в пальцах ножом вниз, вспороть брюшину, вываливая себе на руки петли кишечника, – зачем? Потому что так – правильно…

Спасительная, благословенная темнота. И тишина… И где-то далеко – всхлипы… плач?

Горячие капли падают на лицо.

Он с трудом размыкает ресницы… И первое, что делает, – приподнимает голову и видит, что обе чаши пусты. Мать рыдает в голос… Зачем? Он дышит, и это уже не больно.

Он приходил в себя, как после долгой болезни. Хорошо, что мать оправилась быстрее, хотя двое суток с ними обоими нянчилась добрая Кэт. И, конечно, Эбби, и так развитая не по годам (о, эти мамины методики!), но теперь словно еще повзрослевшая.

И полная тишина: никакой возможности слышать или чувствовать других. Не отзывающийся больше Аш. Несбыточность мечты о том, чтобы попасть в Чертоги. Неосуществимость любых, даже самых простых магических действий. Полная потеря магии. Ему осталась только память.

Какие мелочи для того, кто уже заплатил жизнью! Он наслаждается тем, что дышит. Ест. Пьет. Говорит. Видит. Слышит голоса родных. Сестренка втихаря от взрослых притащила к нему Ричи, и это было так удивительно: ощущать пальцами чуть жестковатую гладкую шерсть и принимать восторги пса…

Интересно, он стал сквибом или…

Через неделю он смог нормально ходить по дому и саду, и Эйлин, не смирившаяся с потерей, потащила сына в манор.

Он перешагнул порог, оперся на стену, и…

Дом запел. Низким голосом виолончели, густым и торжественным. Северус замер, закрыв глаза, поддерживаемый матерью.

В груди разворачивалось теплое солнце, и в какой-то момент Северус почувствовал себя невесомым и поплыл над лестницей, чуть не упав, когда услышал испуганное восклицание матери, ощутил ее счастье и, почти оглушенный им, остановился. Эйлин крепко обняла сына:

– Вот видишь, не зря я тебя сюда привела.

Он молча кивнул, не находя слов.

Они медленно спускались в ритуальный зал.

– Люмос.

Световой шар мягкого золотистого цвета послушно возник на ладони, осветив чисто прибранное помещение, но стоило Северусу ступить на шероховатые серые плиты, как вдоль стен пронесся легкий ветер, и загорелись свечи. Замок дождался хозяев. И пусть они пробыли совсем немного, он знал, что они есть. Они вернули в него магию Рода, и хоть мальчик всего лишь полукровка, он достоин быть наследником и доказал это на деле. И пускай разруха еще осталась, она больше не будет властвовать над домом. К нему медленно, по капле, возвращалась собственная сила. Затхлый и пыльный воздух стал уже чистым и холодным, почти ледяным, несмотря на начало лета. Он таким и останется, пока не вернутся те, кто сможет поделиться своим теплом.

Эйлин и Северус больше не появлялись в маноре, справедливо рассудив, что несмотря на отсутствие следов проведенного ими ритуала, их появление может быть расценено не совсем хорошо, а кто-то может попробовать связать это с исчезновением министра магии. Нет, она больше не допустит ничего, что способно повредить ее сыну, думала Эйлин, гладя того по черным волосам, в которых так четко стали видны серебристые нити. Совсем немного, тоненькая прядь, но ведь ребенку еще нет и восьми!

А шум поднялся немалый и надолго – видимо, потому, что ни тела, ни чего-либо, что могло бы пролить свет на таинственную пропажу, так и не было найдено. Эйлин искала рецепт зелья для защиты от ментального воздействия. Северус, наконец, вернувшийся в любимые Чертоги, занимался тем же. На новости, принесенные совой Далтона, а потом и Селвина, женщина отреагировала очень осторожно: сделала вид, что не поверила.

– Да, конечно, миссис Эванс! Пока дети не собрались, девочки полчасика пообщаются с Северусом, а после занятий я их сама провожу, когда пойду гулять с детьми. Всего вам доброго.

Первый учебный день у матери. Когда успело кончиться лето? Прошло мимо, он даже не понял, как.

Эванс.

Сердце пропустило удар… Не чуя под собой ног, Северус скатился по лестнице и увидел… Да, это была Лили. Ребенок…

– Северус, привет! – радостно улыбаясь, подошла к нему Петунья. – Познакомься с моей младшей сестрой, Лили.

– Красивое имя, это в честь цветка? – почему он ничего не чувствует?

– Когда я родилась, папа принес букет лилий маме. А у тебя имя необычное! А я уже все буквы знаю, мне Пэт показывала! А еще…

Лили радостно делилась своими успехами… хвасталась? А ее сестра в это время, гордо улыбаясь, кивала, рассматривая Северуса. Что-то изменилось, но она не могла понять… Вот он немного наклонился к Лили и повернулся…

– Ой, Северус, откуда это у тебя?

– Что? – удивился мальчик.

– У тебя белая… ой, это седая прядь! Что случилось?

– Этим летом я довольно серьезно переболел, Пэт. Вот, осталось.

– Ой, а мы ничего не знали… Папа же мог помочь, он в аптеке работает! – он увидел, как на ее глазах появилась влага.

– Да ерунда, все уже прошло. Все хорошо, уже два месяца все в порядке, Пэт, ну что ты…

Северус не на шутку растерялся. Женские слезы всегда были тем немногим, что могло пробить его броню, а уж детские…

– Вы меня совсем не слушаете! – топнула ножкой Лили.

Северус удивился, а Петунья нахмурилась.

– Сейчас мы пойдем на кухню, попьем чаю и успокоим твою сестру, а ты нам все расскажешь.

– Я не хочу чаю!

Это что, каприз? Но что же он хотел, она ведь еще совсем ребенок.

– Не хочешь – не пей, никто не заставляет. Так ты идешь с нами или нет?

Глядя на надувшую губки Лили, Северус хотел… рассмеяться, и только осознание того, что это обидит ребенка, его остановило.

– А это Эбби, моя сестра, – он представил девочек друг другу и начал наливать чай.

Разговор с детьми начал его… тяготить? Да, хотелось просто уйти, подумать.

Вполуха он слушал сочиненную сестрой сказочку про белую лебедь, якобы уронившую на его голову свое перо. Да, Эбби у них удивительно талантливая малышка. А эту Лили-ребенка он совсем еще не знает. Кем она вырастет? Будет ли она той самой Лили, образ которой он до сих пор хранит в памяти?

– Ты все врешь! Он сам сказал, что поседел, потому что болел!

– Ты что, совсем не любишь сказок? – серые глазищи Эбби смотрели недоуменно и обиженно.

Северус вздохнул. Придется воспитывать… Где же там Эйлин?

Когда девочки устроились в классе с остальными детьми, он с облегчением вздохнул и вышел в сад.

«Дождался? – спросил мужчина сам себя. – И что теперь?»

Хотя… Научить ее он сможет многому… наверное. Защитить, как Эбби? Можно будет попробовать, жаль, что девочки почему-то сразу не поладили. Может, потом…

Заниматься еще и воспитанием не хотелось совершенно.

А тут еще материны проблемы с личной жизнью. Как-то они оба не были готовы к этому.

Алан Далтон, появившийся в Коукворте в конце первой недели сентября, никак не ожидал прохладного, как ему показалось, приема. Не от Эйлин. Но, может, на нее так повлияла болезнь сына? «А может, Уоллис», – не давал покоя внутренний голос. Что-то явно произошло после его отъезда. Что-то очень серьезное. Имеет ли он право ревновать? Мужчина считал, что имеет. Только понимание того, что может отпугнуть, помогало ему держать свои чувства под контролем. Женщина явно старается избежать близости. Его женщина, как он уже считал. «И не только близости, но и выяснения отношений, а сын ей в этом помогает», – понял он вскоре. Но поговорить ни с кем так и не успел – дядюшка Селвин срочно вызвал его по делам профессиональным, так что пришлось проститься и уехать. Вернуться он смог только зимой, но уже с новым, увы, гораздо более меркантильным интересом…

– Да что вы говорите, Митч! Это же невероятно!

Юджина Дженкинс, новый министр магии, не смогла сдержаться, хотя уж этому-то помощнику доверяла давно, он не подводил ни разу. Однако прозвучавшее сообщение не укладывалось ни в какие рамки: при очередной проверке группа работников министерства не смогла войти в поместье Принцев – все выглядело так, будто появился кто-то из наследников этого рода, живой, невредимый и признанный родовой магией! Манор фонил почище малфоевского! Аппарировать в него не было никакой возможности, а от каминной сети он был давно отрезан…

Оставленные там наблюдатели… целых полтора месяца ничего и никого не наблюдали. Но все говорило о том, что наследник был! Дженкинс задумалась. Вроде, она слышала что-то о дочери Принцев… что-то такое, связанное с маглами, скандальное.

– Митч, соберите всю возможную информацию о чете Принц и их дочери. Возможно, она жива. Ее или ее ребенка надо найти. Манор, тем более, насыщенный магией, не должен пустовать. Придется признать наследника. Говорите, там ничего ценного не оставалось? Странно…

На следующий день она удивилась уже привычно: оказалось, кроме Принцев, родовая магия вернулась еще в полуразоренные гнезда Гонтов и старых братьев Блэк. Правда, в случае последних она быстро перекочевала к оставшимся Блэкам – Вальбурге и Ориону, посетившим жилище братьев первыми. А вот остальных наследников придется поискать… Пусть даже не только на территории страны.

Интересный молодой мужчина с непослушной волнистой прядью, все время падающей на лоб, наслаждался легким бризом на открытой веранде в Ки-Уэсте, любуясь на опускающееся в море солнце. Пригласивший его погостить магл был так подвержен влиянию, что даже стирать ему память было лень. Он предоставил ему то, чему не было цены: реликвию индейцев калуса, костяной ключ… Сам принес его из музея, в котором работал, вместе с парой интереснейших древних списков.

Внезапно возникший у ног домовик чуть не схлопотал Аваду, но протягиваемый им свиток выглядел слишком солидно, чтобы сжечь его, не поинтересовавшись содержимым. Печать Министерства магии Великобритании? Глаза мужчины раскрывались все шире по мере того, как он читал послание…

«Наследник Гонтов? Принять… род? Ему, полукровке? Что ж, ради такого стоит вернуться, по крайней мере, посмотреть… А, вот и дата, назначенная министерством. Послезавтра? Что ж, без проблем».

Он быстро набросал пару строк вежливого согласия и отпустил домовика.

Томас Марволо Риддл возвращался в Лондон.

====== 21. За что боролись, на то напоролись ======

Том смеялся… нет, хохотал.

Вот только вряд ли кто-то нашел бы в себе силы улыбнуться, услышав этот ледяной, страшный смех…

Наследство!

Вот эта жалкая полуразвалившаяся убогая лачуга на склоне довольно крутого, но небольшого, заросшего кривоватым лесом холма. Его холма, да, ценность несомненная…

Манор… Халупа!

Родовой, блин, замок. Развалюха в три окна!

Мужчина хотел было развернуться и уйти (дабы обеспечить развеселую жизнь тем работникам Министерства, кто выдернул его из интересной поездки ради этого безобразия), но странное внутреннее чувство его остановило. Может, это было сознание детдомовца, увидевшего, что у него есть хоть что-то, но свое?..

Он легко взбежал по изрядно заросшей крутой каменной тропе, с отвращением к идиотам, что прибили полезное животное, сорвал с двери высохший труп змеи, отбросил его и толкнул дверь вовнутрь.

А потом подергал.

А та не поддалась.

Не помогли ни обычная «Алохомора», ни «Бомбардо» всех видов и размеров, ни «Делетриус», ни пара десятков других заклинаний, как светлых, так и темных. В запале Том хотел было кинуть Адское Пламя, но вместо этого, сам не зная почему, по-мальчишечьи нагнулся за камнем и засадил им в ближайшее грязное окно. И тут же, ругаясь на чем свет стоит, схватился за лоб: булыжник отскочил и прицельно попал ему в голову.

Зато в ней отлично прояснилось…

– Да ты, оказывается, непростая штучка, лачужечка моя… – произнес Том, присаживаясь на покосившееся крыльцо и останавливая кровь. И, по наитию, не убирая кровь с ладони, похлопал ею по почерневшим от времени доскам.

Доскам?

Он сидел на каменном крыльце в… цвингере, между двух мощных замковых стен.

Присвистнув от удивления, мужчина вскочил и огляделся.

Промежуток между стенами был неширок – четыре-пять метров, но чист и ухожен, хотя много где пробивалась коротенькая трава, а у стен – и небольшие деревца. Со внутренней стены на него смотрело пять бойниц. А за спиной была дверь, точнее, что-то среднее между дверью и воротами: литье, тонкая резьба по черному дереву – изгибающиеся ветви и змеи, наверху – фамильный герб. Том прикоснулся окровавленной ладонью к одной из створок, и мороз продрал по коже: с шипяще-свистящим звуком, словно слизнутая громадным языком, кровь с ладони исчезла. Полностью.

Мужчине совершенно не хотелось оставить здесь всю свою кровь, если кому-то она показалась такой вкусной, в его планы даже делиться ею, однозначно, не входило. Но уйти… Нет уж.

Он аккуратно приложил ладонь ко второй створке и стоял теперь перед распахнутой дверью, за которой был пока лишь мрак…

Замок…

МОЙ?

В глазах блеснул азарт.

Том усмехнулся, погладил стену и вошел, и тьма закрутила его, как листок на ветру.

Очнулся мужчина в прохладном подземелье от того, что на лицо стекали крупные капли. Но стоило ему открыть глаза и приподняться, влага исчезла.

«Ай да холмик, ай да лесок», – подумал он и встал, чтобы медленно пройтись по залу, но сперва осмотрел себя. На запястьях обеих рук медленно зарастали разрезы, но слабости он, как ни странно, не чувствовал. Вот голод – это да. И наконец нахлынуло понимание: это все – ЕГО. Он, приютский щенок, непризнанный гений, неприкаянный скиталец, теперь – лорд. Хозяин. Всего ЭТОГО. Всех секретов и тайн. Пустынной земли и заброшенного замка, но – Замка.

Тихий хруст заставил мужчину повернуться к лестнице и увидеть, как исчезает неширокая трещина между ступенями. Снова нахлынула темнота, и он внезапно ощутил себя крошечным ребенком, лежащим на теплой каменной ладони… А открыл глаза уже сидя на перекошенном деревянном крыльце, щурясь на последние лучи осеннего солнца.

«Я что, просто спал?»

Согласиться с этим было… Нет, ни в коем случае. Только не это. Нет.

Он приложил ладонь к доскам.

И снова оказался меж двух крепостных стен. А проведя рукой по внешней, попал на собственное крылечко.

«Да-а, вот это наследство», – подумал Том, спускаясь по тропе. Аппарировать он не решался: чувствуя собственное истощение, этого делать не стоило. Сначала – пища. Это в замке он еще держался, а теперь все тело было ватным, и каждое движение требовало усилий.

Более-менее в порядок пришел он, только умяв три порции жаркого в ближайшей более-менее приличной забегаловке, а потом снял там же комнату, чтобы полностью восстановиться. Лондон и Министерство еще немного подождут. Лежа, закинув руки за голову и спокойно восстанавливая силы, он был… счастлив?

Пожалуй, именно так это странное чувство и называется.

Как гончая перед охотой, как гурман перед накрытым столом, как исследователь перед новой удивительной тайной.

Счастлив.

Северус не знал, куда деваться от… Лили.

Маленькая капризуля приходила с сестрой на занятия заранее и, пока старшая группа занималась, ухитрялась проникать куда угодно. И если поначалу доверие ребенка и его тяга к нему вызывали умиление и прочие теплые чувства, то бардак, устроенный девочкой в лаборатории (увы, не единожды), понемногу свел на нет ту радость от появления Лили, которую Северус испытывал раньше. Все же между взрослым и ребенком слишком большая пропасть. Длиной в целую жизнь и… в целую смерть.

Северус понимал, что Лили-ребенок видит в нем просто мальчика, но вот беда: он-то этим мальчиком не был. А значит, видел то, чего обычно не видят дети: ее пренебрежение сестрой, эгоизм и, как ни грустно, недостаток воспитания. Может, он и смог бы закрыть глаза на все это, если бы она наконец поладила с Эбби, но – увы.

– Кто она такая! Почему она меня не пускает туда?! – Лили кивнула на дверь лаборатории, которую Северус не закрыл за собой, выходя на ее крики.

– Она моя сестра. И она мне помогает.

– А я кто?

Северуса поставил в тупик этот вопрос. Кто она ему?

– Ты?.. Ты ученица моей мамы.

– А я знаю! – торжественно выдала девочка. – На сестрах не женятся, а я, а я… на тебе поженюсь, вот!

Она показала язык Эбби и схватила его за руку, так что оторопевший было мальчик едва успел отдернуть ее до того, как между запястьями вспыхнуло свечение Обета. Мужчина едва перевел дух, а девочка опять была готова заплакать. Вдруг Северуса осенило, и он присел перед ней:

– Я буду с тобой дружить, если ты подружишься с моей сестрой. Буду брать с собой и обо всем тебе рассказывать.

Маленькая Эбби укоризненно посмотрела на брата, а потом перевела взгляд на Лили:

– А вы уверены, что я соглашусь? – и, пожав плечами, вышла из комнаты.

Северус же просто… сбежал. Присутствовать при очередной рёвке не хотелось, а в лаборатории необходимо было закончить минимум два дела, и желательно – побыстрей.

Лили Эванс, веселое рыжее солнышко, вокруг которого крутился весь ее маленький мир (сестра и родители), осталась в одиночестве и наконец ощутила, что это такое. Слезы катились по щекам, но девочка, не столько понявшая, сколько впервые в жизни почувствовавшая, что причитания не приведут ее к желанной цели, глотала их молча… Лили хотела было броситься в класс, где занималась Пэт, чтобы та ее успокоила, чтобы снова почувствовать, что она не одна, ее любят, о ней заботятся… Но вспомнила, какое внушение однажды сделал ей Северус, когда она решила посидеть в классе с сестрой. Ей было не все понятно, а потому стало скучно, а кто же должен с ней играть, как не сестра? Миссис Принс тогда позвала сына и попросила увести ее…

К счастью, еще не успели подсохнуть слезы, как занятие у старшей группы закончилось и Лили увидела сестру, задумчиво идущую в ее сторону. Ноги сами понесли к ней.

– Лил, что случилось? Почему ты плакала? – заволновалась Пэт, беря ее за руку.

Лили крепко обняла сестру и, всхлипнув, уткнулась ей в плечо.

– Пэт… Ты самая лучшая на свете сестричка…

– И что ты хочешь на этот раз? – вздохнула Петунья, уже привыкшая к подобному манипулированию, но, к удивлению, услышала:

– Я больше никогда-никогда не буду тебя обижать.

Эйлин жестом пригласила полномочного представителя Министерства в гостиную. Переданное лично в руки письмо распечатывала аккуратно и не торопясь. Она понимала, что надо бы изображать удивление и радость, но актриса из наследницы Принц всегда была никакая.

– Миссис… Принц! Вы… вы совсем не рады?

– Чему я должна радоваться, мистер…

– Уэйн, простите, что сразу не представился.

– Я не скрываю, я была там. Разоренный и полуразрушенный дом, в котором вы провели детство, —весьма печальное зрелище, знаете ли.

– Но как? Почему? – опешил мужчина.

Эйлин пожала плечами:

– Это вопрос не ко мне, уважаемый мистер Уэйн. Я там всего лишь прошлась.

Отправив наконец служащего с ответом, Эйлин откинула голову и прикрыла глаза. Так, завтра необходимо быть в Министерстве. Оформление документов, возвращение мэнора. Откуда только они узнали о ней? Хотя времени было немало… Но не могли пригласить заранее, хотя бы за день! Придется отменять занятия. И как теперь быть – бежать и сообщать самой по всем двенадцати адресам? Искорки гнева делали черные глаза Эйлин удивительно яркими, но новая мысль быстро его остудила:

– Эбби! Северус!

И вскоре дети отправились по ученикам, Эбби с Ричи – к тем, кто жил по одну сторону улицы, а Северус – к тем, кто по другую и подальше. Благо, дальше четырех кварталов идти не надо.

Эбби откровенно не хотелось к Эвансам, так что она оставила их дом напоследок. Может, Северус догонит, и они зайдут вместе?

«Увы, видимо, брата заговорил кто-то из взрослых», – подумала она, нажимая звонок.

И заодно вспомнила что-то сверкнувшее под рукой Лили сегодня, когда она «замуж за Севера собралась, мелочь пузатая», – фыркнула девочка про себя. Но не может ли это значить, что Лили – волшебница, как и они?

Передавая старшим Эвансам информацию от матери об отмене занятий и ее извинения, Эбби посматривала на Пэт и Лили, непривычно тихую и скромную. Девочки вышли проводить ее до калитки, и на расспросы Петуньи о том, что же произошло, не выдержала, шепнув ей:

– Мама получила наследство, завтра нужно все оформить. Только не болтай!

Пэт кивнула (Абигайл знала, кому можно доверять секреты!), но уперлась глазами в широко распахнутые зеленые очи Лили.

– Эбби… – прошептала девочка, – клянусь, я никому не скажу, но… Эбби, вы же не уедете? Пожалуйста, Эбби… – глазищи становились все шире и, кажется, на них снова набегала влага.