Текст книги "Причал-19 (СИ)"

Автор книги: Из Кот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

И когда Андрей наконец замолчал, она только кивнула молча, потому что не знала, что сказать. Она хотела было эдак покровительственно-ободряюще хлопнуть его по плечу, но снова вспомнила Макса и сдержалась. Просто улыбнулась самой хорошей своей улыбкой, встала и прошла в другой конец дежурки к Николаю.

Николай сидел у пустого экрана, постукивая пальцами по темному стеклу, курил и думал о чем-то своем. Надя присела за его спиной.

– А, это ты, – сказал Николай, не оборачиваясь. – Тяжко, да?

– Как есть, – сказала Надя. – Слушай, Коля, я тебя об одной услуге хотела попросить...

– И о чем же?

– Я тут подумала, совсем раненых отсюда, наверное, будут прямо в Центр отвозить?

– Скорее всего.

– А когда, не знаешь?

– Завтра, наверное.

– Так может, мне как-то с ними увязаться? А то "Кориандр" меня только в пятницу заберёт.

– Хорошо, – сказал Николай, равнодушно пожав плечами.

– Так ты узнаешь, как и что?

– Узнаю, если хочешь, – Николай обернулся. – А что, надоело уже с нами?

– Да нет, – сказала Надя. – Просто я вдруг подумала, что за всеми этими треволнениями мой транспорт отложат, а я боюсь опоздать.

– Торопишься?

– Очень.

– Хорошо, я узнаю. Поговорю там с кем-нибудь. Это можно.

– Спасибо, – сказала Надя.

– Слушай, а куда ты торопишься? – вдруг спросил ее Николай.

– Я на экспедицию опаздываю. Там у нас отряд формируют. Нехорошо будет, если опоздаю, – не вдаваясь в подробности, пояснила Надя.

– А что за экспедиция? – спросил Николай настойчиво.

– Да есть там одна, – сказала Надя с неохотой. – В подсектор D-718.

– Подожди, – сказал Николай, – это же вы на "Звездочете" полетите, правильно?

Надя кивнула.

– А ты там с какого бока? – удивился Николай, проявив неожиданную осведомленность. – Это же геологическая экспедиция.

– Но контора-то все равно наша, – сказала Надя.

– Контора, конечно, ваша, но ты же этнолог.

– Я не только этнолог. Я еще и биолог, и пилот, да и со связью могу работать.

Николай молчал. Словно боролся с собой, решая, говорить или не говорить.

– Знаешь, Надя, – сказал он наконец, – это, конечно, твоё дело, но не связывалась бы ты с ними.

– С кем это?

– С экспедицией этой. Вляпаются они.

– И почему?

– Да знаешь, наверное, в этой-то экспедиции сдуру решили сформировать чисто женский отряд. В качестве эксперимента. И Ричард, дурак, дал согласие

– И что? – холодно спросила Надя.

– Да нет, ничего, я же так сказал.

– Тогда договаривай. Раз начал, так договаривай до конца. Не фиг тут наводить тень на плетень.

– Ладно, – сказал Николай, глядя куда-то в сторону. – Давай лучше тему сменим.

– Зачем же, – сказала Надя. – Давай поговорим.

Она подсела к нему поближе. Николай неохотно оглянулся. Так сказать, соизволил.

– Ты думаешь, мы не справимся? – спросила его Надя. – У нас ничего не получится, так?

– Ну что за разговоры, – обозлился Николай. – Что это ты на меня так взъелась? Я-то тебе что сделал?

– Ты – ничего, – сказала Надя. – Но другие... Знаешь, как это меня все достало, Коля? У меня же есть тема, есть отряд, уже свой отряд, так мне, чтобы в поле выехать, приходится бегать раз в десять больше, чем кому бы то ни было! И знаешь, что мне поручают? Работенку, с которой никто другой не хочет связываться! А я ведь больше могу, гораздо больше. Вот ради этого большего я согласилась работать на Ксению.

– Знаешь, – сказала она чуть погодя. – Я тоже не очень-то верю в эти женские сборные. Я понимаю, что в нынешнем положении мы в какой-то степени виноваты сами. Если бы больше девушек рвалось работать в открытый космос, всё было бы по-другому. Но нас тут единицы. Иначе зачем бы Ксении понадобилось дергать нас со всех концов сектора... Я тоже не люблю подобного рода шумные рекламные акции, а этот отряд – именно такая акция, но, видать, ничего больше поделать уже нельзя. Хоть это ты, я надеюсь, понимаешь?

– Это-то я понимаю, – сказал Николай. – Вот только мне другого жалко.

– Это чего другого?

– Точнее, других. Тех мужиков, что погибнут, стараясь вытащить вас из той самой жопы, в которую вы сами же и залезете...

– Даже так, – сказала Надя. – Обязательно залезем... Слышали мы подобное... Мол, нельзя такую кучу дур пускать в открытый космос. Когда они все по отдельности, под присмотром своих мужиков, это еще ничего, а вот если вместе соберутся, тогда держись... – Она помолчала. – Только знаешь, от жопы ведь никто не застрахован... Вон у вас на планете, – она мотнула головой, – сплошняком мужики работали, и что из этого?

– Да дело не в том, – сказал Николай. – Я согласен, жопа – она жопа и есть. Придет – держись. Вот в этом-то все и дело, кто как держится...

– Растолкуй.

– Ну, знаешь, – сказал Николай нерешительно. Он помялся, неуверенно помял пальцами. – Я не особенный мастак говорить... Может, связно у меня не получится, но я все-таки попробую объяснить...

– Давай, объясни, – сказала Надя, заранее приготовившись встретить в штыки все, что он ей скажет.

Но объяснить Николай ничего не успел. За его спиной Сергей вдруг резко ударил по столу кулаком.

– Тихо всем, – шикнул он. – Вызов!

Все так и уставились на него, а кое-кто даже вскочил на ноги.

Сергей включил динамики на громкую связь, а Николай взял с пульта второй микрофон.

– Центр-3, – сказал Сергей. – Причал-19 на приеме.

– Слушайте, Причал, – зашипел в динамиках чей-то далекий голос. – Будьте готовы. Сейчас к вам забросят раненого. Держите связь с ботом, он где-то в вашем районе. Позывные – Курьер-9.

– Понял вас, понял, – несколько ошарашено сказал Николай. – Раненых приму. Но у меня нет врачей, и медотсек рассчитан всего на двух человек. Прошу это учесть. Как поняли меня, поняли как?

– Не раненых, – захрипел раздраженно центр. – Раненого. Все подробности у курьера. Все. Конец связи.

– Это у Питера, – сказал Николай. – Найди его, – добавил он, обернувшись к Сергею.

– Уже ищу, – отозвался тот.

Надя повернулась к экрану, но в хаосе переплетенных орбит Питера так и не нашла.

– Курьер-9 Причалу-19, – скороговоркой долдонил Серега. – Курьер-9, ответьте Причалу. Курьер-9 Причалу-19!

– Да не ори, – отозвался вдруг Питер. – Слышу тебя прекрасно.

– Где ты?

– Иду со стороны движения. Тика в тику параллельно твоей орбите. Найдешь.

– А поточнее сказать не можешь?

– Времени нет, Причал, времени нет. Я тут в полной задрайке, разве что зубами переключатели не дергаю.

– Надя, найди, – полуобернувшись, быстро приказал ей Николай. – Скажешь, сколько до встречи.

– Уже нашла, – тут же отозвалась Надя. – Двадцать четыре минуты.

– Да это я тебе сам скажу, – почти одновременно с ней отозвался Питер. – Буду минут через двадцать.

– Ты как, – спросил его Сергей, – ты там был?

– Был.

– И как там?

– Бардак.

– Выжившие есть? – почти крикнул ему Николай.

– Да у меня тут полный трюм этих выживших! Вы будете меня слушать или нет?!

– Извини, Курьер, – сказал Николай. – Слушаю тебя.

– Ну спасибо, отец родной. Я у тебя сгружу раненого. Я спешу, сяду на грунт. Готовьте встречу.

Николай обернулся к Федору.

– Возьми парней и тележку, – приказал он, – и дуйте на площадку. Быстро дуйте.

Ребята вскочили на ноги.

– Влас, Толик, Андрей, за мной, – тихо сказал Федор.

Надя рванулась за ними, но Николай не голосом даже – резко вскинутой ладонью приказал ей остаться.

– Ну конечно, слабый пол, – сказала Надя зло. Ее больше всего разозлил тот факт, что вот Балбес идет, а ее не пускают.

– Не сейчас, – раздраженно отмахнулся от нее Николай. – Бога ради, не сейчас. – Он снова взял микрофон. – Что там с этим раненым, Питер? Почему он один, почему срочно?

– Коля, я на спутники иду. На спутниках сейчас госпиталь. А этого я до спутников не довезу. Помрет он здесь. Поэтому я у вас его сброшу.

– А у меня он не помрет, так что ли?

– Не знаю, Коля, не знаю.

– Слушай, ничего не понимаю. Толковее объясняй. Мне же отсек надо готовить.

– Коля, ты-ы пойми, там на планете бардак полный, мне его в спешке забросили. На него там свод упал, его еле откопали. Он в своем скафандре просто запекся. Полторы тысячи – это тебе ни один скафандр... Короче, он дороги не выдержит, ему операция нужна. А кроме вас закидывать его больше некуда.

– Слушай, я тебя понял, но что я ему сделать смогу? У меня тут врачей нет...

– Слушай, Коль, не раздражай меня, а? Сказали брать – значит, бери. Врачей у него нет... А где они сейчас есть, твою мать?! Ты, вы, мм-мать, да вы его просто из скафандра достаньте, да хотя бы воздух подключите, у него там воздуха нет, а все так спеклось, что даже шланг воткнуть некуда! Пришлют тебе медика, скоро пришлют.

– Не ори ты, а? Без тебя все понимаю. Но без медика туго. Может ты мне одного из своих дашь?

– Ну опять он... Какие у меня тут медики? У меня тут один фельдшер на восемь обгоревших душ! Да и тот не умеет ни хрена... Иначе бы его оттуда не сплавили... А у тебя там инструмент есть, лекарства есть, связь есть. Консультироваться будешь. А у меня даже нервов уже нет, а фельдшера я сейчас в люк брошу, в открытку, в чем его мать родила, все равно от него никакого толку!

– Ладно, не горячись, не горячись, тебе говорят. Все будет нормалёк... Где ты уже?

– Рядом. Пятнадцать минут до ВПР. Будь готов, все рысью надо сделать, а то у меня, кроме этого, еще семь душ загибаются. Ты понял?

– Понял уже. Ребята тебя ждут.

– Ну и то слава богу...

Николай обернулся к Агафангелу.

– Ты чего здесь,– сказал он довольно зло, видимо, заразившись нервозностью от распсиховавшегося Питера. – Давай в медицинский, давай готовь там все, ты понял, нога здесь, нога, мать, там!..

Надя поднялась следом за ним.

– Постой, – остановил ее Николай. Он поморщился, словно пытаясь разобраться в собственных мыслях. – Ты же хотела улетать... это... с ранеными. Может, прыгнешь к Питеру, пока время есть?

– Сам же сказал остаться.

– Извини, только подумал. Ты потом обидишься, хорошо? А то сейчас времени нет...

Секунду, долю секунды, они смотрели друг на друга. Несколько минут назад между ними был спор, почти ссора, но сейчас всё это было в прошлом, настолько далёком, что его можно было изучать по окаменелостям.

– Коля, – сказала Надя просто, – ну что ты такое говоришь? Куда я сейчас полечу? В случае чего – я в отсеке с Агафошей.

Никакой толковой информации от Питера не поступало – только брань. Отсек они готовили опираясь на интуицию. Это угнетало, и Надя даже потребовала на связь фельдшера, но тот, судя по всему, был в шоке. Ему самому требовалась помощь, и Надя ничего от него не добилась. Сергей пытался наладить видеосвязь, но половина необходимой аппаратуры лежала на складах, поэтому никакой гало-картинки у них не получилось. Оставалось надеяться на голосовую, и взмыленные эксперты с центрального терминала готовились к худшему.

Надя с самого начала врубила в отсеке динамики на связь внутреннюю и ближнюю внешнюю, чтобы следить за посадкой и выгрузкой раненого. Посадка шла плохо. Питер никак не мог поймать поверхность, два раза дергал бот на повторку, нервничал и засорял эфир дикой смесью русского, английского и валлийского мата. Но когда Надя, тоже заразившись его психозом, выругалась, Агафангел коротко одернул ее. Он сказал: "Питер хороший пилот" – и сразу же замолчал. Питер хороший пилот, хотел сказать он, но, быть может, слишком занервничал там, на планете, и теперь руки плохо его слушаются? А может, он повредил систему посадочной ориентации. Или что-то третье, или и то и другое вместе. Как мы можем судить здесь? Вот что, наверное, хотел сказать Агафангел, но сказал только, что Питер хороший пилот. И Надя его поняла. У Николая в дежурке Агафангела не было, и потому в эфире стоял мат на мате.

– Направляющие давай! – орал Питер. – Направляющие, мать... Ты можешь дать нормальные направляющие?!

– А что я тебе даю?! – в тон ему отвечал Николай. – Шесть линий, полпучка... Или тебе весь пучок дать? Ты просто говори реально, что тебе надо... Двести метров до грунта. Сходи с "нуля".

– Слушай, я тебя дома строить учу?

– Хлебало заткни, у тебя по правому борту перекос четыре градуса.

– Это херня.

– Фига тебе херня, скатишься с точки, у меня тут грунт только на площадке надежен.

– Смещение всего три. Не мешай, блин, без тебя тяжко...

– Хрена тебе метра три. Гравитация тут почти не цепляет...

– Учи ученого. Кто там на площадке?

– Федор.

– Так скажи ему, пусть уберёт свою задницу с зоны посадки, тоже мне герой, пожечь же могу!

– Ты еще Федору поуказывай. До грунта полтинник.

– Смещение?

– Вправо два.

– ****!

– А я тебе говорил.

– А чем я его буду гасить? Чем я буду его гасить, мать твою?!

– До грунта десять.

– Скажи Федору, пусть готовится.

– Он всегда готов. До грунта два.

– Смещение?

– Нормальное, сядешь!

Тишина.

– Есть поверхность?

Тишина.

– Да не молчи ты, мать!

Тишина.

– Федор, что там?

– Нормально все, сел.

– Коля, все нормалёк. На опоры встал. Скажи Федору, жду его у трапа. Кто с ним?

– Какая разница?

– Нервных пусть не берет. Зрелище не из приятных.

– Ладно, понял.

– Да ни хрена ты не понял. Только давайте быстро, времени уже нет, и так провозились!

– Ишь ты, провозились, – усмехнулась Надя. – Дык кто ж ему провозился?

– Он нормально сел, – подал голос Агафангел. – Всего четыре минуты.

– Как так четыре, – удивилась Надя. – На все – четыре минуты?

– На все, – кивнул Агафангел. – Три попытки, четыре минуты.

– А словно вечность, – сказала Надя. Она оглядела операционную. Сейчас она больше напоминала мастерскую. По углам громоздились коробки с резаками, валялись массивные промышленные зажимы, по полу тянулись кабели, в воздухе пахло смазкой. Набор пинцетов и скальпелей, аккуратно прикрытый салфеткой, казался здесь лишним. Надя еще ни разу не видела, как оперируют человека в скафандре. Она вообще ни разу не видела, как оперируют человека.

– Эй, Надя, как вы там? – раздался в эфире голос Николая. Надя не сразу сообразила, что обращаются к ней.

– Что могли, то сделали, – сказала она чуть погодя. – Можешь считать, что мы готовы. Где ребята?

– Выгружают, – сказал Николай.

Федор с Питером, по-видимому, общались по прямой связи, в эфире их слышно не было. Зато шумели ребята в коридоре. Коля приказал им расчистить путь до операционной, и они грохотали там ящиками и контейнерами. Всех одолевало дикое нервное возбуждение.

Динамики вновь ожили, мигнув зеленой лампочкой приема.

– Внимание, – сказал Питер. – Курьер Причалу. Выгрузку закончил. Прошу разрешение на старт.

– Ребята отошли? – спросил его Коля.

– Стал бы я иначе стартовать! – вмиг озлился Питер. – Ты, мать, отмашку давай, я все равно стартую.

– Взлет разрешаю, – быстро сказал Николай.

– Понял, старт, – тут же отозвался Питер. – Высота триста. Вышел на местную критическую. Желаю удачи. Конец связи.

– Конец связи, – недовольно сказал Николай. За короткое мгновение между его разрешением и ответом Питера никакой пилот ни на каком боте не успел бы подняться на триста метров и выйти на вторую космическую, пусть даже и местную. Питер, конечно же, стартовал до разрешения.

Индикаторы над динамиками вновь перемигнулись разноцветными огоньками, переключая режимы связи. Загорелась синим ближняя внешняя.

– Николай, мы у люка, – сказал Федор. – Будь готов к приему.

– Как он?

– Увидишь.

– Понял, – сказал Николай. – Мы готовы.

Надя прислонилась спиной к стене и прикрыла глаза ладонями. "Мы готовы", – подумала она. В этот момент в коридоре загрохотало, зашумело, загалдело десятком голосов.

Сразу вслед за голосами в операционную сквозь распахнутые настежь двери, ворвался запах гари. Надя с детства терпеть не могла этот запах, потому что он прочно ассоциировался у нее со страхом, бедой и отчаяньем, вызывал неизбежный липковатый холодок в спине и неприятное сжатие между ногами – так, словно тебе хочется помочиться во время сложного маневрирования, а ты терпишь из последних сил. Потом в дверях неловкой толчеей показалась кутерьма из отступающих спин, и со стонами и руганью, помноженными на тяжелое дыхание, в помещение занесли пострадавшего.

Запеченный прямо в скафандре, пострадавший больше всего напоминал кусок вулканического шлака. Он был огромен – шахтерские скафандры, приспособленные для работ на геологически активных планетах, действительно были большими, гораздо более большими, чем их десантные или исследовательские аналоги. Великанская статуя, укрытая слоями пепла – поставь ее вертикально, округлой своей башкой протаранила бы потолок, а Надя своей макушкой с трудом достала бы ей до груди. Спекшееся, сплавившееся, потерявшее свои очертания изваяние напоминало что угодно, но только не человека, да никто о нем и думать не мог, как о человеке. Хотя многие пытались.

Когда они наконец взгромоздили на стол эту груду почерневшего пластика с упрятанным где-то в глубине разваренным куском обожженного мяса, то обступили ее со всех сторон, не зная толком, что, собственно, делать. Внешние броневые пластины прогорели не полностью, а словно бы слоями, и от каждого толчка эти слои опадали на пол с тяжелым неприятным хрустом. Все вокруг было изгажено сажей. Теперь бы уже никто ни за что не догадался, что помещение изначально было операционной. Надя даже подумала, что зря они приволокли его в операционную – сначала надо было отнести в мастерскую.

– Ладно, – сказал неизвестно как материализовавшийся возле стола Николай, Надя не видела его среди вошедших. – Начнем. Где Агафангел?

– Я здесь, – отозвался механик.

– Ты знаком с этой системой?

– В общих чертах.

– Где у него аварийная панель?

– Там же, где и везде, слева на коробе.

– Что там? – спросил Николай у Власа. Влас ворочался под столом, осматривал тяжёлый заплечный короб.

– Крышка продавлена, – отозвался тот. – Там все спеклось.

– Режь крышку, – приказал Николай. – Доберись до контактов. До чего-нибудь там доберись. Надя, тащи диагност. Федор, узнай, что можно сделать с кислородом. Это сейчас важнее всего. Сергей, как там база?

– Пока ничего. Они же ничего не знают.

– Ну хоть что-нибудь.

– Рекомендуют как можно скорее снять с пострадавшего скафандр и приступать к экстренным мерам.

Заявление вызвало кривые усмешки. Снять с пострадавшего скафандр было невозможно. Крепления и стыки на нём спеклись до состояния единой обгоревшей массы. Спасший шахтёру жизнь скафандр стал для него чем-то вроде индивидуального саркофага.

Хрустнула пластмасса – это Влас раскрыл коробку с дисковым резаком.

– Разойдись, – буркнул он. С тонким комариным визгом диск врезался в броню.

– Будем восстанавливать систему жизнеобеспечения? – спросил Агафангел. Второй раз на памяти Нади он спросил что-то сам, по своей воле.

– Да, – сказал Николай. – У тебя есть другие предложения?

Маленький механик отрицательно покачал головой.

Надя знала, о чем идет речь. Все скафандры имели систему аварийного жизнеобеспечения. Но если десантные варианты, ее любимый "Стар Рефлекс" в частности, ограничивались запасом инъекций и аппаратом искусственного легкого, то шахтерские скафандры, изначально обладающие повышенным запасом прочности, имели так же два кровяных насоса, альтернативную систему кровоснабжения, электроимпульсы и богатейший запас стимуляторов. Надя это знала, хотя шахтерские скафандры с броней класса Т-4 видела разве что на картинках в учебнике. Ее супер любимый (потому что супер надежный) скафандр относился к классу Т-3, а брони класса Т-5 не существовало в природе.

В комнате было шумно. Галдели парни, визжала торцовка, гудел диагност. Надя водила над шахтером тяжелым манипулятором, стараясь засечь излучения токов еще работающей аппаратуры. Диагност, как и почти все здесь, был промышленным – его использовали при ремонте роботов. Просветить сам скафандр и узнать, как дела у пострадавшего, жив ли он вообще, было невозможно. Броню не брало даже гамма-излучение. Ее вообще ничто не брало. А им надо было выковырять из нее человека.

Общая картинка складывалась на двух стенных мониторах. Система аварийного жизнеобеспечения работала, хотя и была повреждена процентов на сорок. Не работало "легкое", да и уцелевшее "сердце", судя по всему, качало кровь с перебоями.

– Надо чинить систему, – сказал Николай во время первого сеанса связи. – До тела мы все равно не доберемся. А она поможет ему продержаться. Да и потом, чинить-то мы умеем, а вот лечить – вряд ли.

– Действуйте, – решили в Центре.

И они действовали. Бронированную куклу, уложенную на операционный стол, резали, сверлили, кромсали, применяя лазеры и торцовки с дрелями, разве что плазму не использовали. И, конечно же, ругались, проклиная все на свете.

– Как там у тебя? – спросил Николай у Власа. Тот зло выпрямился и махнул зажатой в руке торцовкой. Диск был сточен уже наполовину.

– А я еще и не начал, – сказал Влас.

– Крепкая у него "кожа", – усмехнулась Надя.

– Куда уж крепче.

– Температура сорок градусов, – крикнул с другого конца стола Федор.

– Что?

– Температура воздуха в баках сорок градусов. Ты просил узнать.

– Господи, – сказал кто-то. – А ведь он уже остывает. Что же там было?

Николай вопросительно глянул на Надю.

– Наверняка ожог верхних дыхательных, – ответила та. – И, может быть, не только их. Надо включать "легкое". Я не знаю, как он там еще дышит.

– А много у него кислорода?

– Нет, – сказал Федор. – Только то, что болтается в циркулярке.

– Пробьемся к насосу?

– Не успеем, – сказал Агафангел.

– Сверли воздуховод, – приказал Николай. – Лазером сверли. А там будь что будет. Ему сейчас главное воздух. Нормальный воздух, а не то, чем он там дышит.

– Коля, я... – сказал Федор.

– Сверли, – сглотнув, ответил Николай. – На мою ответственность. Сверли давай.

Федор склонился над телом.

Андрей с Антоном, младшим механиком, возились над поднятой словно бы в вечном салюте рукой пострадавшего. Они пытались снять с нее массивную, обугленную почти до неузнаваемости перчатку. Работали торцовкой и лазерным резаком.

С другой стороны Влас, лежа под столом, орудовал с коробом, заплечным ранцем, что хранил в себе кислородные аккумуляторы, компьютер, рацию и большинство внутренних систем. Надя, Николай и Агафангел работали с массивными нагрудными пластинами, стараясь добраться до панели управления. Хотя бы до одной из двух. В воздухе висела пыль, занесенная ребятами на скафандрах, вперемешку с сажей и пеплом, с мерзкой примесью гари от буровых инструментов. Николай буркнул – и кто-то из молодых, отлучившись на минуту, вернулся, увешанный респираторами. Через минуту все вокруг стояли, похожие на толпу хрюшек на производственном совещании.

Как Серега ни мудрил, сидя за своим пультом в дежурке, но вентиляция все равно работала с перебоями. В комнате стояла духота. Все буквально обливались потом. Ребята потихоньку стаскивали с себя куртки, оставаясь в насквозь промокших майках. Некоторые и майки с себя стаскивали и стояли, голые по пояс, в грязных разводах от осевшей на их телах сажи.

– Интересно, он там в сознании или как? – поинтересовался Антон. Выразительно посмотрел на шлем пострадавшего – на то место, где полагалось быть обзорному стеклу, хотя этот шлем был глухим изначально.

– Если он вообще жив.

– Лучше ему быть без сознания.

– Федор, он хоть дышит-то, а?

– Не мешай, мать...

– А почему "он"? Может, "она"?

– С чего это вдруг?

– А мы откуда знаем?

– В шахтеры баб не берут.

– Всякое случается.

– Ладно ребята, языки.

– Лучше бы это была женщина.

– Это еще почему?

– Мы, женщины, выносливее.

– О-ей-ёй...

– Диск смени! А лучше сразу торцовку. Раскалилась совсем.

– Слушай, у тебя там хоть какой-то прогресс есть?

– Нет! Сейчас щель пропилю и буду ломать все к черту!

– Козырь, где ты там?

– Балбес, друг, минералочки подай, пожалуйста. Спасибо, а то все горло першит.

– Крепкое, мать, хоть динамитом его рви...

– Интересно, он там с ума не свихнулся? Я бы свихнулся...

– Ты это у Нади спроси... Надь, он там не свихнулся?

– Тебя послушает – свихнется.

– Погоди, ребят. Антон, что ты там говорил?

– Это насчет чего?

– Насчет динамита...

– Да пошутил я. А что?

– А если в самом деле, заложить микрозаряд... А то как ты его иначе вскроешь?.. А, Коль?

– Ты его еще циркуляркой нашинкуй. Руки, ноги – на хрен они ему нужны, раз все равно обгорели.

– Без шуток, мужики. Что вы в самом деле?

– Есть, – сказал Федор, опуская сверло. – Есть воздуховод.

Вокруг прожженного отверстия вился слабый дымок. Воздух из помещения – спертый, прокуренный, густо замешанный на саже и поте – со слабым свистом пошел в баки. Давления в скафандре почти не было.

– Черт! Шланг! – выругался Николай. Каким-то чудом он оказался неподалеку от Федора. Вдвоем он подволокли к столу кислородный насос, потянули из него шланги, заткнули ими отверстие в воздуховоде, заполняя щели вязкой изопастой.

–Надя, где ты?! – прошипел Федор. – Помогай же, ну!..

Зря кричал – Надя была на месте. Вместе с Агафангелом они пытались настроить "легкое" аппарата в такт слабому, затухающему дыханию пострадавшего.

– Лом! – приказал Влас кому-то.

– Какой еще лом? – удивился этот кто-то.

– Железный! Или фомку, или трубу, твою мать!

Балбес слишком сильно надавил на торцовку, и та выскочила из разреза, чуть не раскроив Антону лицо.

– Куда, сука?! – охнул тот.

– Извини, – ответил Андрей.

– Ну что у нас с "лёгким"? – спросил Николай Надю.

– А я почем знаю, – огрызнулась Надя. – Мы просто качаем ему кислород в расходный бак. Если хотим переводить его на аппарат, тут надо будет все раскурочить.

– Курочьте, – сказал Николай.

– Погоди, – откуда-то из-под стола выдохнул Влас. – Курочить – это мое дело...

Всей своей массой он налег на кусок вбитого в разрез металлического стержня (о ломах и гвоздодерах позабыли позаботиться Надя с Агафошой).

– Помогите же мне, – просипел он. Его ребята тут же кинулись помогать.

– Да не наваливайтесь, тяните, – ругался Влас. – Хули тут наваливаться, тут тяжесть ноль...

Со стонами они снова налегли, и тут короб наконец не выдержал. Уже не только аварийная панель, но и почти половина его верхней крышки, хрустнув, обвалились на пол, увлекая за собой стержень и повисших на нем строителей. Столбом поднялась пыль.

Ребята бросились к ним со всех сторон: кто-то – чтобы помочь, но в основном – посмотреть.

– Работайте, – прикрикнул на них дядя Федор. – Дело забыли!

Влас, ругаясь, выбрался из-под груды своих помощников. Сорвал с лица маску. Его голова сплошняком была усыпана сажей и пеплом, слезы и пот чертили по грязным щекам мутные дорожки. Он нашел на полу оброненную кем-то бутылку минералки и сделал из нее большой и шумный глоток.

– Инструмент давай, – буркнул он.

Вместе с ним под стол полез и Николай.

"Почему он лежит на спине? – с запоздалым раскаянием подумала Надя про пострадавшего. – Ведь все учебники требуют бессознательных в скафандрах укладывать на живот! Так они не задохнутся и заплечный короб будет сверху!". Но в тот момент, когда обгоревший кокон внесли в операционную, никто об этом не подумал, а сейчас было поздно что-то менять.

– Ты знаешь эту схему? – спросил Влас у бригадира.

Тот промычал что-то неразборчивое сквозь зажатый в зубах фонарик. Кто-то принёс софит и поставил его под стол. Всё залило ослепительно белым светом.

– Что творишь? Что творишь, твою мать?! – завопил Влас.

– Свет...

– Но не в глаза же, тварь... Надо же башкой думать!

– Ну извини, не хотел.

Николай сплюнул фонарик, и он покатился по полу.

– Это я понимаю, это распределитель, – бормотал Влас, тыкая в схему пробником. – И ему звездец...

– Да на хрен он нужен... Смотри, вот он, аварийный ввод... Кто-нибудь, дайте шлейф. Да не этот, красный дай!

Они лежали под операционным столом, глядя в проломленное Власом отверстие, в сине-зеленый хаос печатных схем, путаницу проводов, сплавившихся в единую массу, стройных рядов микросхем, контактных гнезд, другого технического барахла, возились во всем этом тестерами и паяльниками, сбрасывали на пол негодные детали, спаивали накоротко провода – словно не человека лечили, а робота ремонтировали. Наверху Надя с Агафошей, воспользовавшись власовским опытом, заколотили в просверленное отверстие стальной стержень, а потом налегли на него всей массой, взламывая крышку центральной панели управления. От их усилий тело на столе дергалось, и Влас с Колей попадали паяльниками по пальцам. Федор возился со шлемом, стараясь если не снять его, то по крайней мере приподнять забрало.

– Кровь! – неожиданно крикнул Влас.

– Какая еще кровь?

– Не знаю, я просто ткнул тут и... Коль, да ты сам смотри...

Из-под микросхем сквозь отверстия, оставшиеся от снятых деталей, по проводам сочилась кровь, и казалось, что кровоточат сами микросхемы.

– Ты что-то повредил?

– Да что я мог повредить?

– Надя, что скажешь?

– Плохо...

– Откуда это?

– Не знаю. Может, в скафандре набирается. Может, в альтернативке трубку пробило.

– Мать... – охнул Федор.

Во время аварии автоматика наверняка подключила умирающего человека к своей внутренней ("альтернативной") кровеносной системе. Искусственное сердце гнало кровь по обескровленным жилам, превращая человека и скафандр в единое целое. И "кровотечение" в альтернативной системе было не менее опасным, чем кровотечение обычное.

– А если трубку, то что делать?

– Не знаю... Искать...

– Вот сейчас она ему всю кровь и выкачает... Слушай, может отключить к черту эту автоматику, пока он не помер, а?

– Ну отключи. Тогда он у тебя точно помрет.

Николай и Влас продолжали работать. Они паяли контакты, меняли схемы, а на их лица с перепутавшихся проводов, с зазубренных краев печатных плат капала кровь.

– Давай, – сказал Агафангел. Они в очередной раз навалились на свой импровизированный рычаг – и это дало результат. Панель с хрустом поддалась, приподнялась чуть-чуть, застряла было, но со второй попытки отломилась совсем. Видимо, пламя пожара, сплавившего внешнюю броню, сильно понизило ее прочность.

Под крышкой обнаружилась панель управления, больше всего похожая на палитру нездорового художника, предпочитающего писать не маслом, а расплавленным пластиком. Озверевший Агафоша с ходу начал кромсать ее торцовкой, стремясь добраться до контактов.

– Надя, тебя, – сказал Антон, отходя от терминала. Вызывал ее Серега по запросу экспертов из центра. Надя быстро переговорила с ним и вернулась назад, прихватив с собой упаковку пробирок. Их она протянула Николаю.

– Коля, – сказала она. – Набери крови на анализ.

– Зачем? – отозвался тот. Увлекшись, он, наверное, думал только о микросхемах, проводах, контактах и позабыл о человеке, упакованном во всю эту электронику.

– Надо, – сказала Надя.

– Ладно, только учти, кровь будет нечистая. Черт знает, по чему она тут течет...

– Я знаю.

– ...так что если обнаружишь в ней двадцать процентов машинного масла, не надо делать выводов, что у него протекают масленки.