Текст книги "Причал-19 (СИ)"

Автор книги: Из Кот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Придерживаясь за натянутые вдоль стен коридора леера, Надя выбралась к переходнику. Переходник в самом деле был временный и оберегал обжитые секции диспетчерской от еще не обжитых. Она с трудом втиснулась в тесный тамбур и задраила внешний люк. Сразу стало понятно, почему ее массивные знакомые предпочитают лишние пять минут топать по горам.

Красный свет в тамбуре сменился зеленым. Надя откинула забрало и вдохнула полной грудью. Здесь был такой же воздух, как и в скафандре, но Надя была уверена, что в помещениях дышится легче. Объяснить, почему, она не могла, потому отвечала нечто вроде "в комнате воздуху просторнее".

Надя сняла шлем и открыла внутренний люк. Выбралась в коридор и только потом сняла скафандр. Села на пол, упаковала его в аккуратный тючок, отметив, что позже надо будет перенести его в основной переходник. Было три часа дня.

Заглянув в свою комнату, Надя взяла полотенце и целый ворох разных флаконов из сумки. Душевую она нашла с трудом. Ребята приспособили под нее одну из комнат, поставив прямо на пол ряд стандартных душевых кабинок, снятых, видимо, с какого-то катера. Надя вздохнула. Лакшат учил ее не расстраиваться из-за мелочей, но все-таки она надеялась найти что-нибудь получше полиэтиленового кокона, в котором и развернуться-то негде, а дышать приходится через загубник, пока насосы гоняют вокруг тебя взбитую водяную пыль. Надя вздохнула еще раз. "Что ж, – решила она, вспомнив любимую присказку старины Макса – будем довольствоваться тем, что имеем, пока то, что имеется, не поимело нас". Она быстро разделась и втиснулась в кабинку, предварительно раскидав свое барахло по трем соседним полкам.

После душа сразу поднялось настроение. Какой-никакой, а все-таки это был душ – последний раз она мылась неделю назад. Высушив волосы, Надя не торопясь оделась. Не торопясь прошла на кухню. Было уже десять минут пятого. Надя знала, что ребята вернутся с объекта не раньше, чем к шести часам.

Надя остановилась посреди кухни и не спеша, по-хозяйски, огляделась. Совершив предварительный осмотр, быстренько проглядела все шкафчики, ящики и холодильники. Нехорошо присвистнула.

Строяков, конечно, тоже кормили консервами, но, видать, по какому-то особому рациону. Почти все было помечено желтой маркировкой сектора B, тогда как отряд Нади, например, кормили с местных житниц. Иногда с аграрных планет, чаще – с гидропоники.

Дальше – больше. Просматривая шкафчики, Надя обнаружила целый штабель банок с маринованными грибами. Все с зелёной маркировкой – это были продукты прямо с Земли-матушки! Надя достала банку с опятами и подкинула ее в руке. "И при таком рационе, – подумала она, вспомнив завтрак и ужин, – они питаются, как свиньи!"

Надя сняла с вешалки чей-то фартук и подпоясалась. Включила плиту, залила в автоклав воды. Достала из серванта большой кухонный нож. Она любила готовить. На своих ребят она почти всегда готовила сама. Хотя Макс, например, тоже любил готовить. В те дни, когда она, скажем, стояла вахту, или у нее просто было дурное настроение, готовил он. Когда же все было в норме, Макс постоянно навязывался ей в помощь, но Надя его гнала – он ее отвлекал, а она не умела расслабляться во время работы.

По привычке пожевывая нижнюю губу, она одну за другой выставляла на стол консервные банки. Остановилась. Подумала – и добавила еще две. Почесала в затылке. Космическая кухня – тоже своего рода искусство. Попробуй приготовь что-нибудь нормальное, имея на руках одни лишь консервы! Но несъедобна только луна да ее отражение в воде – так говаривали древние китайцы. Надя достала сковородку. Такое количество доступных продуктов имело и свои минусы – у нее просто разбегались глаза от обилия возможностей. "Ладно-ладно, – сказала она себе, – сейчас не надо ничего эдакого, просто ужин для толпы вернувшихся с работы мужчин. Они там сейчас пашут, а я им готовлю, не так ли?"

В извечном порядке, при котором именно женщине отводилось место в радиусе двух метров от плиты, для Нади долгое время не было ничего зазорного. По крайней мере, до встречи с Ксенией. Хотя её рассуждения порой казались ей чрезмерными, но в общем и целом она была солидарна с её позицией. Не могла не быть. Иначе ни за что не вошла бы в Ксюшину женскую сборную, которую та формировала на Тау-6. Надя ведь сама много натерпелась, будучи одним из немногих начальников отряда женского полу. Но, несмотря на всё это, в бытовых вопросах ничего поделать с собой она не могла – воспитание брало свое.

"Ну и ладно, – подумала Надя про своих новых подруг, которых знала только по слухам и переписке, – если с вашей точки зрения это идеологически неправильно, то пускай будет так. Но я все равно здесь бездельничаю, а мужчины работают, так должна же я хотя бы их кормить!"

За спиной засвистел автоклав, выбрасывая в воздух тонкую струю пара. Бросив размышлять, Надя убрала с лица волосы и взялась за нож. Больше она ни на что не отвлекалась и работала, как всегда, молча и сосредоточенно. И когда через два часа у переходника загремело, возмещая о возвращении ребят, у нее все было готово.

Она быстренько оглядела стол, чтобы убедиться, что все в порядке. В коридоре разговаривали, хихикали и чем-то гремели. Надя выглянула из-за двери. Внутренний люк был распахнут настежь, в коридоре и в переходнике – битком народу. Ребята сидели на скамьях, на стульях, просто на полу, снимали с себя снаряжение. Двигались так медленно и тяжело, словно именно в этом месте внезапно образовалась область повышенной гравитации.

Николай неторопливо снимал с ног тяжелые пластиковые ботинки. Он был просто сер от усталости, но держался молодцом. В помещении пахло крепким рабочим потом вперемешку с острым запахом каменной пыли.

– Что, – спросила его Надя, – поставили?

– Поставили, – сказал Николай тихо.

В коридор прямо в скафандре ввалился Андрей. Упал на пол, постанывая, водя руками и тяжело дыша. Потом рывком снял с себя шлем.

– Все, – сказал он, – сдыхаю.

– Сними скафандр, – посоветовал ему Федор.

– Сейчас, дядя Федор, только отдохну малость...

– А так ты вообще ни хрена не отдохнешь. Снимай, кому говорят.

Андрей тяжело завозился на полу, как огромный серый жук, перевернутый на спину.

– Ну зачем же так, – сказал Николай над самым ее ухом.

Надя вздрогнула. Оказывается, Николай уже стоял рядом и заглядывал в столовую.

– Брось, – сказала Надя.

Николай улыбнулся, хлопнул ее по плечу и отошел в сторону. Надя вдруг почувствовала себя очень хорошо. Стоя в дверях столовой, в своей излюбленной позе – опершись плечом о дверной косяк, как была – в переднике, с собранными на затылке волосами, разве что без поварешки в руке, она, улыбаясь, глядела на своих мужчин.

Темный круг планеты над головой откатывался с неба, как внешний люк с проема шлюзовой камеры. Ночная сторона Крапивницы IV (сторона тени, как говорили) светилась тусклым неприятным светом. Так светится в темноте болот гниющая растительность. Иногда полыхало красным и темно-бордовым – это извергались вулканы. Планета была молодая, и магма бродила в ее неокрепшем брюхе, заставляя корчиться в тяжелых желудочных страданиях.

Надя была одна. Стояла у того самого окна с видом на полнеба, опершись о раму литым наплечником десантного скафандра. Она с самого детства ни минуты не могла постоять прямо – все время старалась к чему-нибудь прислониться, и мать постоянно ругала её за это. Глазеть было не на что. Весь небосклон занимала планета, и только у самого горизонта проступал дробленый звездный огонь.

Надя скучала. Она пришла сюда, чтобы "побыть одной", хоть и знала, что надолго ее не оставят – обязательно кто-нибудь придет. В глубине души Надя даже рассчитывала на это. Иначе зачем ей понадобилось регистрировать выход у дежурного, когда она могла спокойно выскользнуть через переходник, не подавая сигнала на центральный пульт управления?

Но время шло, а никто не шел. Как и многие девушки в секторе D, где соотношение мужчин и женщин составляло примерно десять к семи, Надя была малость избалована преувеличенным мужским вниманием. Это могло раздражать, это можно было отрицать, но факт оставался фактом, и деваться от него было некуда. Втайне Надя надеялась, что проведать ее придет Николай. Хотя, в принципе, явиться мог кто угодно – сегодняшний день был объявлен выходным. Надя была бы рада и Власу, и Сереге, и даже Агафангелу.

Но, естественно, первым приперся Балбес. Надя аж застонала от разочарования и вынуждена была закашляться, чтобы скрыть это. Андрей прямо от люка протопал к окну, повернулся к нему задом и с невинным видом спросил:

– Здорово, Надька. А что ты здесь делаешь?

В десятке неподходящих вопросов, что можно было задать в такой момент, этот, похоже, занимал первое место. К тому же Надя терпеть не могла, когда ее называли Надькой, Надюшкой или как-нибудь еще. Поэтому она ответила без обиняков:

– Я тебе не Надька.

Но Андрей не обиделся. Его вообще было сложно обидеть.

– Ну извини, – сказал он. – А я смотрю, что это ты одна.

"Ну одна и одна, – подумала Надя с раздражением, – какое тебе дело? А в самом деле, – подумала она тут же, – что я тут делаю? Балбесу я, конечно, отвечать не стану, но если бы меня о том же Влас спросил? Видом любуюсь? Да какой тут вид, спросил бы меня Влас, кругом же темень одна".

– А мне Сережка говорит, – сказал Андрей, – куда-то Надька одна пошла. Может, на склад – там, говорит, кроме склада больше нет ничего. Да только что ей на складе делать? Сходил бы, говорит, глянул. А то мало ли что. А он, кстати, прав: не полагается здесь в открытке поодиночке шастать.

– Так я же не на поверхность полезла, я здесь стою – десять шагов от жилого блока.

– Какая разница? Отсек ещё не достроен, вон, в окне даже стёкол нет.

– Ну ладно, – сказала Надя, – ну пришел ты сюда, ну убедился, что со мной все в порядке, а дальше-то что?

Её злило, что Андрей пришел не сам по себе, а по приказу Сергея. "Только один Балбес и пришел, – подумала она с грустью, – да и то, только потому, что ему сказали. Ну Сережа! – решила она про себя, – ну спасибо, удружил, век тебе этого не забуду!"

– В смысле "дальше"? – переспросил Андрей с туповатым изумлением. – Сейчас я с тобой постою, а как обратно пойти надумаешь, так и обратно пойдем.

– А зачем?

– Что "зачем"?

– Зачем тебе со мной стоять?

– Я же тебе говорю: нельзя здесь поодиночке. Николай узнает – голову тебе оторвет. И мне заодно, а Сережке в первую очередь.

"Я ему сама оторву" – подумала Надя.

– Если я мешаю, я отойду, – сказал Андрей. – Там у входа тебя подожду, это не возбраняется.

"Ну вот, обиделся, – подумала Надя. – Что я за человек, если даже Балбес – и тот обиделся! Что я на него взъелась, в самом-то деле? Нормальный парень, не хуже прочих. Некого было Сережке ко мне послать, вот он его и послал. А ты думала, что там очередь образуется, жребий будут бросать?"

– Ладно тебе, – сказала Надя, – что ты сразу обижаться? Давай стоять.

– Да я нет, я ничего, – сказал Андрей растерянно. – Это просто Сергей...

– Я ж тебе говорю, забудь...

Андрей повздыхал, потом осторожно пристроился по другую сторону окна. Так они и стояли в тишине.

– Красиво здесь все-таки, – сказал Андрей.

– Где?

– Ну здесь.

– А что красиво-то?

– Ну вид...

– Какой же тут вид. Темень одна.

– Нет, почему, звезды вон у горизонта...

– А что я, звезд не видела? Я их на сто лет вперед насмотрелась.

Надя скрипнула зубами. Никак не могла с собой справиться, решила же его больше не трогать – так нет, начала по новой. Все-таки нравилось ей его доставать – такого большого, тупого, с гипертрофированным чувством романтики и чугунным чувством юмора. И как он такой к строителям попал, непонятно.

– А как ты сюда попал? – спросила она Андрея.

– Куда?

– Ну сюда, к строителям. Папка что ли на стройках пахал?

– Да нет, у меня биолог отец.

– А ты почему здесь?

– А где еще? Знаешь, я всегда хотел в космосе работать. Вот и работаю.

– Понятно, – протянула Надя. – Если просто работать, то можно и к строителям. В УПРИС отбор большой, а к строителям всех подряд берут.

– Какая-то ты злая сегодня, – сказал Андрей, – и одна здесь торчишь... Может, обидел тебя кто?

– Да нет, – Надя замялась. Ей стало стыдно, и с приходом стыда какое-то мерзкое нетерпение, что ворочалось у нее в груди, вдруг отступило. "И в самом деле, что это я?" – подумала она. А вслух сказала:

– Это я думаю тут. Знаешь, у меня с детства привычка: если надо подумать – так сразу на улицу тянет, на стог или на крышу.

– На стог? В смысле, стог сена? Это ты где росла, на ретроферме, что ли?

– Можно и так сказать, – Надя засмеялась. – Знаешь, где я только ни росла.

– И о чём ты думала на своём стоге?

– Об Агафоше...

– То есть?

– Помнишь, три дня назад мы на площадке обедали, ну когда еще опору ставили? Помнишь, нет? Ну вот тогда Агафоша нас всех и спросил, что это мы тут все делаем? Вот я с тех пор и думаю: в самом деле, что?

– Ну не знаю, – сказал Андрей. – Глупый вопрос. Здесь же интереснее.

– Интереснее, чем...?

– Интереснее, чем на Земле. Там ведь всё уже давно открыто. Разве что Магмаполис, но даже он целиком свой, земной, скучный! Там всё ограниченное, здесь – бесконечное. Там просто дорабатывают то, что осталось, а мы здесь постоянно строим новое. Ты можешь сказать – что нового в стандартном грузовом причале для автоматических рудовозов? Место. Вот это самое место, где куда ни ступи, всюду будешь первым.

– Чепуха это, – сказала Надя.

Подобно оратору, только что закончившему вдохновленную речь, Андрей, сделав драматическую паузу, еще слушал отголосок собственного голоса и не сразу её понял.

– Почему это чепуха, – сказал он тихим и как-то сразу севшим голосом.

– Чепуха, потому что чепуха, – сказала Надя. – Я многих спрашивала, и все отвечают по-разному. Николай про долг вспомнил, Власу люди на Земле не нравятся, а ты о возвышенном речи завел. Но все это неправда.

– Почему неправда?

– Потому что все это личное. Это объясняет, почему мы здесь, каждый из нас по отдельности, но не объясняет, зачем.

– И что оно означает, это твоё – "зачем"?

– Экономику, – сказала Надя. – В первую очередь, конечно же, экономику.

Она засмеялась и положила руку Андрею на предплечье. Хотела на плечо, но дотянулась только до предплечья.

– Андрюша, – сказала она как можно ласковее, – я ведь не романтик. Я занимаюсь первобытными культурами, а это в первую очередь экономика и хозяйство. Меня интересуют причины, а причины всегда были в экономике. Я, конечно, не ставлю ее во главу угла, да и никто не ставит, но влияние экономического фактора со счетов сбрасывать не стоит. Так вот, с экономической точки зрения наше пребывание здесь бессмыслица. Тут Агафоша прав.

Надя нагло врала. Не занималась она экономикой и хозяйством. Она занималась искусством и мифологией. Но Балбес об этом не знал и проверить не мог.

– Нет, не понимаю я, – сказал Андрей. – Как такое возможно? Если бы сектор был экономически нецелесообразен, то нас бы здесь не было!

– Вот именно, – сказала Надя. – Это так, и тем не менее, мы с тобой здесь. И я думаю – зачем?

Она остановилась, беззвучно шевеля губами, словно бы пережевывая какую-то мысль.

– А может быть, мы здесь, потому что не нужны Земле, а? – сказала она тихо. – Ведь когда не получается с экономикой, то надо искать в социологии. Может быть, Земля выбрасывает нас в космос потому, что мы ей не нужны, да к тому же еще и опасны? Словно какой-то клапан работает, как на паровой машине, слышал когда-нибудь про паровые машины?

– Ну Надя, – сказал Андрей.

– И вот как машина сбрасывает пар, так и Земля сбрасывает нас к черту на рога за пределы Системы. Чтоб мы кроили миры, губили, гибли, строили и рушили, но где-нибудь подальше, подальше от них? Вот ты подумай: социологи сто лет поют дифирамбы нашему мироустройству. И в самом деле, все очень как-то хорошо получается. Очень все ровно, стабильно, без катаклизмов, даже войн нет. А с чего бы их нет? С чего бы человечество перестало воевать?

– Ну ты, Надь, говоришь. Война – это же глупо.

– Почему это глупо? Десять тысяч лет не было глупо, а теперь вдруг стало? Условия изменились? Нет. Времена другие? А что с ними станется, с временами? Нет причин? Они всегда были. Так в чем дело, Андрей? Так я тебе отвечу: нас там нет. И, может быть, слава богу? Может быть, нам лучше здесь? Может быть, всем лучше, что мы здесь? Если весь миропорядок построен на том, чтобы сплавить нас куда подальше, так может быть, пусть так и будет? А когда настанет время возвращаться домой, нам скажут шиш? Что мы будем делать тогда?

– Чего ты загнула, Надь...

– Да, – сказала Надя, – это я что-то загнула. А так, в общем, я ведь права, правда?

– Не знаю, – сказал Андрей, – не думаю... И ты знаешь, я где-то что-то подобное читал. Кажется. Только я не помню, где...

– Я знаю. Это называется теорией о границе. Ее очень давно придумали. И совсем по другому поводу. Тогда речь шла о Земле, и еще никто не думал о космосе.

Она помолчала некоторое время.

– Наверное, это правильно. В конце-то концов, пока срабатывало. Но меня учили, что за все надо платить. Может, не сразу, но расплачиваться приходится всегда. И это верно по отношению к Земле. Границы там закончились – и закончились довольно быстро. Но наша граница бесконечна, бесконечна по своему физическому определению. Так я все думаю, что будет дальше. В идеале, конечно, рано или поздно мы заселим всю Вселенную. К тому моменту мы, конечно, вымрем, но это ладно. Но я все думаю не о том, что будет с нами, а о том, что будет с Землей. Все-таки Земля – животное теплокровное, а никакое животное не может без конца выплескивать свою кровь в пустоту. Мы здесь ничего не даем Земле, а уходя с нее, забираем свои мысли, свою кровь, свои силы. Земля остынет рано или поздно, а мы здесь разбежимся, разойдемся, растеряемся, растечемся по Вселенной, пока не исчезнем без следа...

– Напугала я тебя, да? – сказала она вдруг уже другим голосом. – Ну ты мне не верь. Если всё так и будет, то еще очень нескоро...

– Значит, по-твоему, все это зря? – с неожиданной злостью сказал Андрей.

– Что зря?

– Ну все, все наше...

– С чего ты взял?

– Ну ты же сама говоришь, что зря, незачем, не нужно... Не так, что ли? Нет, не права ты совсем. Не может быть, чтобы все это было зря. Мы работаем на Землю, если хочешь знать. Всегда работали и работать будем. Думаешь, зачем мы строим этот рудник? Сектору он тоже нужен, но двадцать процентов добычи пойдет в сектор B. А сектор B – это почти Земля.

– Балбес, ты сердишься, а значит, ты не прав.

– Я тебе не Балбес! Ты говоришь про Землю как про планету. А Земля – это люди, в первую очередь. Ты говоришь, что мы не нужны Земле, а это что получается – мы сами себе не нужны, так?

– Я не это имела в виду.

– Ты сказала, что хотела. И ты не права. Можешь что хочешь думать, но ты не права.

– Да ладно, плюнь. Ну сказала, так сказала. Что нервничать-то?

– Да нет, ну в самом деле... Может быть, у вас, в исследовательской службе, говорят, что хотят, а у нас за слова спрашивают. Тут люди работают, строят, кто-то себе жизни гробит, а ты говоришь, что все это только для того, чтоб на Земле-матушке без нас было хорошо и спокойно.

– А что, не так?

– Не так!

– Обоснуй.

– Не знаю, не умею я. Но я тебе говорю, не может все это быть только ради чьего-то там спокойствия. Или стабильности там.

– А чем плоха причина? Половину самых кровавых злодеяний в истории совершили ради спокойствия и стабильности. Если не все.

– А все-таки...

Закончить мысль Андрей не успел. Почти одновременно на их шлемовых экранах вспыхнул красный огонек экстренного вызова.

– Это Николай, – сказала Надя. – Узнал-таки. Сейчас буду получать по шее.

– Ноль четырнадцатая слушает, – сказала она.

В отличие от полуавтоматической рации Андрея, ее станция уже прощупала эфир, выбросив на стекло шлема обзорную сетку. Просмотрев её, Надя поняла, что дело тут не в ее самовольной отлучке. Она знала, что гравитационный ретропередатчик причала настроен на четыре постоянных луча. Связисты работали на одном, два были на всякий случай, а четвертый предназначался для Центра. Сейчас работали все четыре луча. И те, что на всякий случай, и тот, что был направлен на Центр.

– Говорит станция, – сказали наушники голосом Николая. – Ноль восьмой и ноль четырнадцатая, немедленно возвращайтесь.

– Принято, – сказала Надя, – ноль четырнадцатая и ноль восьмой возвращаются на базу.

Уточнять, зачем, она не стала. Привыкла: если говорят "немедленно", это и означает – немедленно. Без вопросов и уточнений. Андрей также ни о чём не спросил. Он тоже знал значение слова "немедленно".

Дверь в дежурку была открыта. Оттуда, словно волной, ударило приглушенным гулом множества голосов. В комнате было сизо от дыма, и вентиляторы отчаянно гудели, изо всех сил стараясь проветрить до отказа набитое людьми помещение.

– Это вы, – сказал им Николай. – А что так быстро?

– Мы здесь были, неподалеку, – сказала Надя.

– Да? – удивился Николай. – А мне говорили, что вы на склад пошли.

– Да? – в тон ему ответила Надя. – Впрочем, неважно... Что-то случилось?

– Случилось? – переспросил Николай. – Можно и так сказать.

– Десять минут назад дали общую тревогу, – пояснил Федор. Он сидел рядом с Николаем, курил и нервно крутил в пальцах смятую пачку. – Накрылся наш выходной.

– А что такое? – удивилась Надя.

– Где-то на планете был взрыв, – сказал Николай. – Где-то в шахте... Может быть, обвал, может быть, даже пожары...

– А люди? – спросила Надя.

– Может быть, и люди... Да ты, наверное, сама знаешь: информации, как всегда – ноль. Одни только слухи.

Он равнодушно пожал плечами.

– А что мы? – спросил вдруг Андрей. В голосе его послышалось плохо скрытое волнение. "Да ты, видимо, в первый раз на тревоге! – вдруг поняла Надя. – Интересно, и много их здесь таких?"

– А мы что, – пожал плечами Николай. – А мы ждем.

Надя поискала глазами свободный стул, но не нашла. Все стулья, скамейки и кресла в помещении были заняты. Люди сидели на столах, на ящиках и даже на корпусах аппаратуры связи.

– Надя, – позвал ее Сергей. Он сидел за своим пультом в самом дальнем углу помещения. – Подойди на секунду.

– Слышно там что-нибудь? – вяло спросил его Федор.

– Не-а, – сказал Сергей. – Ты же знаешь, Освальд держит связь по направленному, а в эфире только болтают всякое. Всякие вроде нас.

Он щелкнул переключателем, выводя приемник в режим громкой связи.

– П-ф-ф-ф, – шипело в эфире. – ...Нарчинский, это ты, что ли? Ну как там, ясно что-нибудь или нет?

– Освальд там с группой...

– Ну это я без тебя знаю. А еще что-нибудь есть?

– У меня нет...

– И у меня... Ну что за муть! Им там в центральной что, совсем уже жопы поднять лень, кинуть информашку в эфир?

– Куда им, у них же там нервы!

– А у меня стальные тросы...

– Да ладно, не ворчи, ты сам-то хоть где?

– Завис. Вишу над поверхностью где-то километрах в ста сорока. Минут пять назад задержали, остановили и приказали приготовиться. Груз разнаитовать, если что, по сигналу открыть люки, выбросить его к черту воздухом, и идти, куда прикажут. Вот теперь сижу, жду. В скафандре, между прочим, сижу...

– То-то ты ноешь...

Сергей выключил динамики.

– Знакомый, между прочим, голос, – сказала Надя.

– Это Питер был, – сказал Федор. – Тот, что тебя подвозил.

Надя подошла к Сергею.

– Что у тебя? – спросила она.

– Да особенного-то ничего, – сказал Сергей. – Я просто показать хотел. – Он включил экран. – Смотри, это объект 204, или Красная долина, как его теперь называют. Здесь-то и будет главный рудник. Но к западу от нее есть еще одна долинка, ее называют Цирком печали. Там сейчас тоже строят. Но место это неспокойное, хоть от вулкана и далеко. Вот он этот вулкан, Конус Вильсона, высота семь триста восемьдесят шесть... Это от него там все беды.

В такт своим словам Сергей катал карту по экрану. Надя еле успевала следить за его действиями и словами. Он снова вернулся к руднику в Цирке печали.

– Рвануло здесь, – сказал он, увеличивая масштаб карты. – Может быть, землетрясение, может быть, подземный взрыв. Станцию в Красной долине тоже тряхнуло, но не сильно. А вот в Цирке тяжко. Там был рудник и станционный поселок. Всего сто девятнадцать человек персонала. Главный передатчик у них пошел по одному месту, связь они держат только с двести четвертой. Оттуда уже вылетела бригада.

– А мы что? – спросила Надя.

– Не знаю, – пожал плечами Сергей. – Плохо, что землетрясение, похоже, продолжается. Если там есть пострадавшие, перебрасывать их будет некуда – надо поднимать сюда, перекидывать на орбиталки. А может так статься, что весь район придется эвакуировать за атмосферу. Вот мы и ждем. У нас есть бот и два транспорта.

– Что за транспорты? – спросила Надя.

– Транспорты дерьмо, – сказал подошедший Николай. – Это вообще автоматика, надежды на них нет. Но бот хорош. Восемнадцать мест, грузовой отсек, да ты, наверное, знаешь, ЛЭПка восемь.

– Знаю, – сказала Надя. – У них тяжко с горизонтальной устойчивостью, а я так понимаю, сажать его придется на нестабильный грунт.

– Летала на таких?

– На симуляторе. Слушай, Сергей, а какая у нас сейчас позиция?

Серега переключил экран. Теперь на нём крутилась планета, со всех сторон опоясанная кольцами многочисленных орбит.

– Зеленые – мы, – сказал Сергей.

Надя с трудом разбирала непривычную для нее орбитальную схему. У них, в поле, были совсем другие схемы.

– Это что такое? – спросила она, ткнув в белую точку с приклеенной к ней сбоку надписью: "З12-804 (МП, 20, ЦС – РО17, 16.23)".

– Это схема грузопоставок, – объяснил Сергей. – Я ее включил, потому что она самая полная.

– А что тут не понять, – добавил Николай. – Груз металлопрофиль, двадцать тонн, с Центрального склада на рабочий объект семнадцать, срок поставки через шестнадцать часов двадцать три минуты. Заказ двенадцать – восемьсот четыре.

– Ладно, – сказала Надя, – уже поняла. А где у нас авария?

– Цирк здесь, – показал Сергей.

– Нет, – сказал Николай. – Нас не пошлют, позиция у нас невыгодная. На посадку придется идти вдоль круга, а это не посадка, а маята одна.

Говорил он нарочито громко – может быть, специально для молодежи, что молча курила и нервничала, ожидая неизвестно чего. Половина из них уже потихоньку подобралась поближе и дышала в спины.

– А если все-таки пойти против? – спросила Надя. – Может, так будет быстрее? Кто-нибудь считал варианты?

– Я считал, – ответил Сергей. – Пока идет так на так. Но через час по кругу будет быстрее, а еще через час гораздо быстрее.

– Люблю вас, ребята, за точность, – сказала Надя.

– Тебе цифры нужны? Могу дать. Но нафига?

– Ладно, не обижайся. Лучше покажи, где там Питер.

– Я откуда знаю. Коль, у него какие позывные? Там, кажется, Курьер какой-то...

– Курьер девять, – сказала Надя.

– Интересно, что он там везет...

– Дамские панталоны. Двести тонн.

– А почему обязательно дамские?

– Вот он где завис. Слушай, а ведь его дернут, смотри как хорошо висит...

– Может, связаться с ним?

– И что ты ему скажешь?

– Мужики, эфир-то забивать не стоит – его и так забивают...

– Тихо, – сказал Серега. – Информашка пошла.

Все стихли, как по команде. Заработал динамик, который Серега врубил на полную громкость:

– ...в связи с мощным извержением вулкана Конус Вильсона. В зону извержения попали объекты 202 (Красная долина), 204 (Красная долина II), 207 (Цирк Печали) и 208 (Каменный Цветок). Наибольшим разрушениям подвергся объект 208.

– Там все автоматика, не страшно, – прошептал Серега.

– ...На объектах 204 и 202 произошло частичное разрушение зданий и коммуникаций. Пострадал космопорт и погрузочные причалы. На объекте 207 в результате землетрясения обрушились своды шахты, произошел выброс газов и взрыв. Полностью уничтожен станционный поселок. На месте катастрофы работают спасательные бригады. Данных о пострадавших не поступало.

– Поступало, поступало, – пробурчал Николай.

– ...Персоналу орбитальных станций, спутников, и причалов -оставаться в состоянии готовности номер один. Кораблям, лихтерам и ботам действовать в соответствии с дальнейшими указаниями диспетчерских. Итак...

Дальше речь шла не о них, но они продолжали слушать. Диспетчерские системы разгоняли корабли по маршрутам. Видимо, в центре решили расчистить пространство. Возможно – для дальнейшей эвакуации. И если так, то дела на планете шли действительно плохо.

Часы тянулись тяжко и скучно. Они по-прежнему сидели в дежурке, так сказать, в полной боевой готовности, хотя Федор и пытался разогнать их по комнатам. Делать было нечего. Через каждые десять минут главная диспетчерская кидала в эфир информашку, стандартную до безобразия. Слухи, переполнившие окружающее их пространство, были все же надежнее. Сергей время от времени выходил на связь с соседними кораблями и станциями, а потом рассказывал всем услышанное.

Дело было плохо. Хотя не так плохо, как ожидалось. Глобальную эвакуацию все-таки отменили. Тем более, что как такового гражданского населения на строящихся объектах не было, а строительные бригады – те, что уцелели – были заняты на спасательных работах. Тяжелее было с ранеными. Их было много, хотя центр упорно твердил о двух погибших, восьми раненых и двадцати четырех пропавших без вести. Легкораненых перебрасывали в соседние районы, тяжелораненых поднимали на орбиту. В общем, какое-то движение было, хотя обитатели Причала-19 могли об этом только догадываться.

Больше всего досталось объекту в Цирке печали. В эфире говорили, что там обрушились своды шахты, отрезав двенадцать шахтёров. Как деликатно сообщили в очередной информашке: "Температура в очаге пожара достигает двух с половиной тысяч градусов".

– Ничего, – сказал на это Влас, – я знаю, там у ребят такие скафандры – это просто танки, а не скафандры.

В общем, на планете творились большие дела. Горели шахты, спасатели мужественно лезли в самое пекло, огненные гейзеры взмывали к небесам, торжественно пожертвовавшие собой тихо умирали, глядя широко раскрытыми глазами в расчерченное красным и черным чужое небо чужой планеты. А они тут на своем астероиде сидели тихо, точили лясы, рассказывали анекдоты и хором сопровождали очередную информашку градом иронических замечаний. Об этом Наде, хоть и не такими прямо словами, тайком поведал Андрей, решив в очередной раз раскрыть перед ней душу. Надя его слушала молча. Сначала хотела перебить как можно грубее и резче, потом вдруг вспомнила Макса. Вспомнила, как когда-то вела себя не лучше Балбеса (правда, по другому поводу), а Макс ее успокаивал. Каждый вечер того проклятого месяца, порою даже каждые полчаса. Только теперь она наконец вспомнила всё и подивилась бездне максовского терпения. А ведь она не соплячкой была, вроде Андрея, а начальником отряда, над тем же самым Максом начальником. Надя аж зубами скрипнула от холодком прокрутившегося в легких позднего стыда. Ей вдруг нестерпимо захотелось повидать Макса, и Гришку, и Толика, и вообще всех из ее компании. Плюнуть наконец на Ксюшу с ее безумными идеями и вернуться назад.