Текст книги "В якутской тайге"

Автор книги: Иван Строд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

ДВЕ ОШИБКИ ДМИТРИЕВА

Отряд Артемьева, до сих пор не проявлявший активности и скрывавшийся где-то в районе д. Петропавловское, в последних числах ноября совершил нападение на небольшой отряд красноармейцев, следовавших из Петропавловского в Амгу. Из двенадцати бойцов, нарвавшихся на засаду, девять были убиты и трое попали в плен. Одного из пленных, раненого, артемьевцы прислали связанным на санях к нам на заставу в Абагу. При нем была записка, в которой они писали:

«Мы безоружных не расстреливаем, а потому сдавайтесь и переходите к нам без боязни».

На словах они сказали раненому, что ими получен приказ (видимо, от Пепеляева. – И. С.), чтобы пленных не расстреливать. Конечно, мы хорошо знали, какова цена таких заверений, когда их делают белогвардейцы.

В первых числах декабря Дмитриев, командир стоявшего в Петропавловском батальона, узнал о том, что отряд Артемьева появился на реке Ноторе, в сорока верстах северо-западнее Петропавловского. Туда он немедленно выслал роту красноармейцев в семьдесят восемь штыков, с одним пулеметом Кольта и автоматом Шоша. Рота отправилась на подводах, в разведку от нее выслали десять человек верховых.

На первую ночевку остановились в поселении из двух юрт. Жители сообщили командиру роты Овечкину, что утром к ним приезжали пятеро белых, забрали трех лошадей и уехали в западном направлении. Отряд белых в восемьдесят – девяносто человек находился верстах в десяти от поселения.

Переночевав, рота выступила дальше. В предчувствии скорого боя настроение у всех было приподнятое. Красноармейцы верили в успех и горели желанием дать белякам бой.

Дорога шла лесом, переходившим иногда в густой кустарник. Высланная вперед разведка тщательно прощупывала подозрительные места. Так проехали верст семь. Противника пока нигде не обнаружили, но это лишь увеличило бдительность и настороженность. Разговоры и шум прекратились сами собой. И только игривый ветерок задевал в своем беге верхушки деревьев, легонько пригибал их, срывал комочки снега и уносился дальше, нарушая тишину таежных дебрей.

Но вот дорога вышла к опушке. Впереди на целую версту покрытый белоснежной скатертью раскинулся алас (луг). Рота остановилась. Красноармейцы торопливо слезали с саней, конные спешивались. Овечкин внимательно осмотрел равнину – на ней ни куста, ни деревца. Потом приставил к глазам бинокль и стал шарить по черным зигзагам противоположной опушки леса. И там никакого признака жизни не было.

Но каждый инстинктивно чувствовал близость врага. У кольта завозились пулеметчики, кое-кто из красноармейцев стал обтирать заледеневшие затворы винтовок.

Овечкин минут десять наблюдал, но ничего не обнаружив, приказал старшему конной разведки взять с собой пять всадников и осмотреть опушку леса по ту сторону равнины.

Старший разведчик вполголоса подал команду, и из чащи вынырнули пять всадников. Коротенькой змейкой они вытянулись вдоль дороги и тронулись шагом. Потом перешли на рысь и стали быстро пересекать равнину. Не доезжая шагов четырехсот до леса, разведка рассыпалась по обеим сторонам дороги в редкую цепочку. Красноармейцы сдернули из-за плеч винтовки. Кони, увязая в глубоком снегу, сразу сбавили ход.

По мере приближения разведчиков к опасной черте рота все с большим и большим напряжением следила за ними. Но вот до леса осталось всего шагов восемьдесят.

– Видно, никого там нет, – проговорил кто-то из красноармейцев.

Но, как бы в опровержение его слов, в тот же миг над тайгой прогремели несколько винтовочных выстрелов.

Один разведчик, сраженный пулей, вывалился из седла и распластался на снегу. Лошадь его, подхлестываемая звуками выстрелов, металась из стороны в сторону на небольшом пространстве около убитого. Другой разведчик, раненный в шею, галопом возвращался назад и, подъехав к своим, свалился с коня.

Четверо остальных спешились и открыли огонь по предательской опушке.

По сигналу командира рота быстро рассыпалась в цепь и повела наступление прямо в лоб. Глубокий снег затруднял движение, особенно тяжело было тащить пулемет. Пулеметчики, не успевая за ротой, стали понемногу отставать.

Белые, засевшие на опушке, встретили наступающих редким огнем. Но он пока что был недейственным. Рота прошла больше половины расстояния, отделявшего ее от противника, а потерь все не было. Это воодушевляло красноармейцев, и они дружно шли вперед, не подозревая о близкой и неотвратимой опасности.

Взоры наступающих были устремлены вперед – туда, на опушку леса, откуда вели огонь скрытые кустарником белые. Никому и в голову не приходило обратить внимание на открытую местность на правом фланге. А там как раз и таилась опасность. Если бы кто из наступающих посмотрел направо, то, наверное, заметил бы черную шевелящуюся точку на снегу, которую сначала легко можно было принять за ворону. Но, присмотревшись, он обязательно узнал бы в этой точке голову человека, наблюдавшего за цепью бойцов.

В этом бою белогвардейцы применили хитрость. Оставив на опушке леса с десяток человек, главные свои силы они расположили вдоль берега реки Ноторы параллельно дороге, в двухстах шагах от нее. А правый фланг наступающих проходил и того ближе, всего в ста шагах от засады.

Когда красноармейская цепь оказалась прямо перед белыми, послышалась громкая команда и тут же затрещали выстрелы.

Красноармейцы попали в тяжелое положение. Чтобы ответить на неожиданный удар справа, следовало быстро перестроиться и повернуть цепь лицом к главным силам врага. Но тогда рота попадала под фланговый огонь с опушки леса. Однако другого выхода не было.

Подразделение быстро перестроилось и, не задерживаясь, рванулось в атаку. Но глубокий снег мешал. Увязая выше колен в снегу, бойцы продвигались вперед слишком медленно. Белые стреляли почти без промаху, на выбор. Не выдержав убийственного огня, красноармейцы остановились, а потом и совсем залегли – потонули в снегу.

– Пожалуй, до беляков теперь не дойти.

– По снегу разве добежишь! Всех перебьют, как куропаток.

– Вот, сволочи, жарят, вот жарят! Прямо спасу нет.

Отдуваясь и с трудом переводя дыхание, красноармейцы тихо переговаривались, обескураженные такой неожиданной встречей.

А впереди теперь, не более как шагах в семидесяти, чернели над белой гладью равнины головы хорошо укрытого врага. Красноармейцы стреляли, не целясь, желая прикрыть себя хотя бы огненным щитом пуль. Быстро таяли патроны, а пополнить их было нечем – запас остался в лесу на подводах.

С револьвером в руках, пренебрегая смертью, бегал по цепи командир роты, пытаясь организовать огонь.

– Товарищи, стреляйте только прицельно! Берегите патроны! Точнее бросайте гранаты! – старался Овечкин перекричать шум стрельбы.

Все напрасно. Бойцы потеряли самообладание и палили вовсю. Некоторые кидали гранаты, но они рвались на середине, не принося белым урона.

Редкая пуля красноармейцев достигала цели, и тогда одна из темных голов в засаде переставала шевелиться. Зато огонь белых был много метче. То тут, то там в цепи умолкала накалившаяся винтовка, а владелец ее, обмякнув, распластывался на снегу. Раненые со стоном и проклятиями отползали назад.

Автомат Шоша, перегревшись, перестал стрелять. Кольт же, отстав, так и остался шагов на двести позади. Два пулеметчика лежали убитые, черными бугорками выделяясь на белой поверхности луга. Трое уцелевших пулеметчиков были прижаты к снегу метким огнем лучших стрелков противника. К тому же, обремененные тяжестью пулемета, они не могли пробраться к своим. Несколько раз пытались это сделать, но огонь врага заставлял их зарываться глубже в снег.

А из цепи выбывали все новые и новые бойцы. Наконец, расстреляв почти все патроны и потеряв надежду на пулемет, красноармейцы дрогнули и стали отступать.

Напрасно командир роты пытался остановить их. Ни его угрозы, ни личный пример мужества на бойцов не действовали, цепь откатывалась назад.

Только когда отступающие вышли к пулемету, кольт вдруг заработал. Но и это уже было хорошо. Его огонь облегчил дальнейший отход роты.

Неожиданное поражение угнетающе подействовало на красноармейцев. С тяжестью на сердце возвращались они в Петропавловское. Восемнадцать раненых лежали на подводах, двадцать убитых, не считая разведчиков, остались на поле боя. Противнику достался автомат Шоша со всеми дисками и все винтовки убитых.

Причиной таких печальных последствий была неопытность и беспечность командира.

Спустя несколько дней Дмитриев получил новые сведения об отряде Артемьева. Теперь отряд ушел от реки Ноторы и находился на правом берегу реки Алдана, в двадцати пяти верстах юго-восточнее Петропавловского. Дмитриев вновь решил направить против белых роту в восемьдесят штыков.

Наученные горьким опытом товарищей, двигались теперь особенно осторожно. Открытые места обходили, разведывали каждую речушку. Так благополучно дошли до места предполагаемой стоянки белого отряда. Но, не встретив врага, не обнаружив даже признаков его присутствия, решили, что либо полученные сведения были неверны, либо противник ушел, не приняв боя.

Люди нуждались в отдыхе, а в полуверсте впереди имелась удобная юрта. К ней рота и направилась. Никто уже не думал об опасности. Правда, дозоры все же были высланы, но, завидя жилье, они направились прямо к нему. Туда же поспешила и вся рота.

Юрта находилась на противоположной стороне большой поляны, и там лес подходил к ней почти вплотную. Когда голова ротной колонны приблизилась к юрте шагов на 60—70, грохнул залп, второй… Началась частая пальба. Среди бойцов роты сразу же поднялась паника. Крики и стоны раненых огласили воздух, красноармейцы бросились назад – в лес.

В каких-нибудь десять минут рота потеряла половину своего состава. Белые не преследовали ее, а сейчас же ушли, захватив оставшееся на поляне оружие.

Это второе поражение подорвало моральное состояние личного состава батальона, которым командовал Дмитриев. В обеих неудачах были виноваты не столько командиры роты, сколько сам комбат. Он не использовал перевеса в живой силе и в огневых средствах, дробил батальон по частям, сам не принял участия ни в одном из боев с артемьевцами.

ПОХОД К ПЕТРОПАВЛОВСКОМУ

Положение было серьезное. С бандой Артемьева покончить не удалось, а тут еще надо было ожидать наступления дружины Пепеляева. Байкалов распорядился укрепить Амгу.

В день поступления его приказа в Амгинском гарнизоне состоялось совещание всего комсостава, на котором обсудили и приняли план обороны слободы.

Амга, расположенная на возвышенности, представляла в тактическом отношении довольно выгодную и сильную для обороны позицию. Подступы к поселению со всех сторон были открыты на две – три версты и хорошо простреливались.

Единственным, но существенным недостатком было то обстоятельство, что редкие постройки амгинской улицы растянулись на две версты. Это требовало возведения большого кольца окопов и значительных сил для ее обороны, во всяком случае, не менее шестисот – семисот человек.

К тому времени из Якутска прибыла остальная часть моего отряда – 42 человека, однако и теперь в Амге насчитывалось всего 232 бойца. При взгляде на вырастающую длинную линию окопов каждый понимал, что цепь будет очень редкой. О резервах же приходилось только мечтать.

Нечего было и думать удержать Амгу имеющимися силами. Свое наступление белые могли демонстрировать сразу с нескольких направлений, избрав одно из них для нанесения главного удара. Все эти соображения начальник Амгинского гарнизона Суторихин изложил в письменной форме в донесении командующему.

Январь 1923 года был на исходе. Агентурная разведка донесла, что к устью реки Мили в ближайшее время должен прибыть сильный отряд пепеляевцев.

В том, что с ними придется драться, уже не оставалось никакого сомнения. На обращение Якутского ревкома Пепеляев до сих пор не ответил, зато воззвания к населению и к Красной Армии продолжал сыпать пачками.

Но куда Пепеляев направится? Достигнув устья реки Мили, он мог двинуться к северу на Петропавловское. Там оставался батальон Дмитриева в двести штыков, с четырьмя тяжелыми пулеметами, одним льюисом и восемью автоматами Шоша. К тому же у Дмитриева имелось много боеприпасов и продовольствия, в свое время предназначенных для аянской экспедиции. Противник мог двинуться и на северо-запад, на Амгу. Ведь расстояние до этих пунктов было одинаковое – 200 верст. Не был исключен и третий вариант – действия сразу в обоих направлениях. Правда, это дробило бы его силы, но в один из пунктов он мог выделить небольшой отряд для демонстрации.

И все-таки всего вероятнее было, что Пепеляев устремится на Амгу. 28 января от Байкалова поступил приказ, который предлагал мне немедленно выступить со своим отрядом в восемьдесят два человека в Петропавловское для смены батальона Дмитриева. После этого Дмитриеву предстояло спешно двинуться в Амгу и усилить оборону этого пункта. Мне разрешалось в случае необходимости оставить Петропавловское и, действуя партизанскими методами в тылу у Пепеляева, захватывать транспорт, уничтожать мелкие группы противника.

На следующее утро мой отряд оставил укутанную сумерками Амгу. Часть подвод из-за недостатка лошадей была запряжена быками.

Я несколько задержался на совещании комсостава гарнизона. У остающихся сложилось мнение, что батальон Дмитриева не успеет вовремя прибыть в Амгу и белые его опередят. Когда придет подкрепление из Якутска, тоже определенно никто не знал. Отсюда вытекало, что амгинскому гарнизону, может быть, придется принять первый удар пепеляевцев одному. При растянутой обороне это было слишком трудно.

Оставалось одно – сократить боевой участок, а для этого оставить большую половину Амги и стянуть все свои силы на другую ее окраину, туда, где имелась больница с большим запасом льда и достаточным количеством перевязочного материала, где находились два продовольственных склада и церковь, служившая хорошим наблюдательным пунктом. Прилегающее к церкви кладбище с каменными могильными плитами позволяло создать довольно сильный узел обороны. Сосредоточенный на небольшом участке гарнизон, имеющий шесть тяжелых, три легких пулемета и несколько автоматов Шоша, мог продержаться здесь значительное время. В крайнем случае можно было уничтожить продовольственные склады и попытаться отойти на Чурапчу или на Якутск.

После тщательного и всестороннего обсуждения этого плана было решено, что начальник гарнизона Суторихин с утра 30 января приступит к его выполнению, а всего ему потребуется для этого лишь несколько часов.

После совещания я отправился в путь и скоро догнал свой отряд. Дорога была хорошая, и, хотя быки задерживали нас, мы делали не меньше сорока верст в день.

А в это время, развивая операцию по овладению Якутском, Пепеляев выдвинул вперед ряд небольших отрядов из остатков несдавшихся повстанцев-якутов под командой опытных офицеров. В их задачу входило тревожить красные войска неожиданными налетами. Действиями таких отрядов Пепеляев хотел отвлечь внимание от своих главных сил.

Но веер его слабых групп не оправдал своего назначения уже потому, что встретил враждебное отношение со стороны населения. Кроме того, их действия были парализованы конными отрядами красных, выдвигавшихся на восток также веерообразно.

Бросив значительный отряд на д. Петропавловское, Пепеляев с главными силами из района Усть-Мили двинулся в сторону Амги. Передовой эшелон его дружины – 2-й батальон и кавдивизион численностью в триста бойцов – в ночь на 2 февраля неожиданно обрушился на селение.

Отряд Суторихина совершенно не был подготовлен к бою. Командир не выполнил плана подготовки к обороне. Люди, рассредоточенные по всей слободе, спали раздетыми.

Начальник Амгинского гарнизона Суторихин и начальник частей аянского направления Баринов, застигнутые врасплох, растерялись и в панике бежали, оставив своих людей.

Не останавливаясь, без единого выстрела, атакующие ворвались в Амгу с двух сторон. Красноармейцы выскакивали из домов, ведя беспорядочную, разрозненную стрельбу.

В центре Амги находился начальник пулемета Ренкус. Услышав стрельбу, он выкатил «максим» на улицу. Одного пулеметчика он послал к Суторихину для связи.

Скоро показалось несколько цепей белых. Когда до них осталось шагов пятьдесят, Ренкус открыл огонь. Несколько пепеляевцев было убито и ранено. Наступающие залегли, стали стрелять по пулемету.

Минут двадцать Ренкус задерживал цепи белых, нанося им большие потери. Но вот заложена последняя лента. Набивать новые некому – три пулеметчика ранены, а один убит. Ренкус решил расстрелять последнюю ленту и уйти, но не успел. Белые пробрались огородами и ворвались во двор. Удар прикладом повалил пулеметчика на землю.

Группа красноармейцев собралась у церковной ограды, командование над ней принял военком Ф. Ляжнин. Более двух часов она сдерживала натиск превосходящих сил противника, а затем организованно отступила и направилась в Якутск.

Селение заняли пепеляевцы. В этом бою они потеряли тридцать два человека убитыми и двадцать ранеными. С нашей стороны оказалось двадцать человек убитыми и ранеными и сорок попало в плен. Пепеляевцы захватили три тяжелых и два легких пулемета, несколько тысяч пудов продовольствия.

Когда заканчивался бой, из Амги, отстреливаясь, вышли пять красноармейцев. Остановились у стога, укрытые густым белым покрывалом тумана. Что делать, куда идти?

– На Якутск – куда больше? – предложили было четверо. И только один подал мысль пойти на Петропавловское и предупредить о падении Амги своих, чтобы их также не захватили врасплох. С ним согласились, и скоро маленькая группа торопливо зашагала на северо-восток, огибая Амгу с запада.

Путь далек – 200 верст тайгой, без продуктов, но об этом никто не думает. Каждый готов пожертвовать собой, лишь бы спасти Петропавловский гарнизон.

Первая победа окрылила пепеляевцев. Они стали энергично готовиться к дальнейшим действиям. В разных направлениях были срочно посланы уполномоченные для организации отрядов, для сбора теплой одежды, провианта и перевозочных средств. Пепеляев торопился завершить операцию по захвату Якутска.

Белые решили и пленных использовать для усиления дружины, а главное – для разложения красных отрядов. В избу к пленным приходили офицеры всех рангов и должностей. Перед ними цветистую речь произнес сам Куликовский, призывая красноармейцев перейти к Пепеляеву. Но те и слышать об этом не хотели. Пепеляев рассвирепел:

– Кто не желает вступить в дружину, с того снимут обувь, одежду и отпустят в Якутск, – заявил он. Дал два часа на размышление.

Задумались красноармейцы. Что делать? Пепеляев шутить не любит и свою угрозу выполнит. А куда пойдешь в одном белье? Наверняка замерзнешь.

Ренкус предложил сообщить, что все остаются у белых, а при первой возможности бежать к своим. В случае если до побега по необходимости придется участвовать в бою, стрелять в воздух.

«Добровольцев» зачислили в состав 2-го батальона.

Оставив Амгу, мой отряд шел без задержек. 2 февраля остановились на ночлег в двадцати верстах от места назначения. Часа в четыре утра я передал отряд командиру взвода Иванишко, а сам с пятью всадниками выехал вперед и на рассвете прибыл в Петропавловское.

Здесь меня поразила беспечность, царившая в батальоне. На боевую готовность – ни малейшего намека. Красноармейцы, размещенные по всем избам, спали по-домашнему, раздевшись. Дежурная часть не назначалась, дозоры не выставлялись, разъезды не высылались. Вся охрана батальона состояла из двух караулов на северной и южной окраинах деревни. А ведь селение с трех сторон окружал лес, а с четвертой – восточной хотя леса и не было, но высокий левый берег реки Алдан тоже давал возможность подойти скрытно. Никакого наблюдения за этим направлением не велось, не были подготовлены и окопы. И это в то время, когда пепеляевцы находились уже в устье реки Мили и в любую минуту нужно было быть готовым к отпору!

Такого положения терпеть было нельзя. Приехавших со мной красноармейцев, хотя они нуждались в отдыхе, я выслал в разъезд. Сам отправился отыскивать штаб батальона. Нашел его по красному флажку на воротах.

Дмитриев спал тоже раздетым. С трудом разбудил его, вручил пакет от командующего и высказал замечания относительно расхлябанности в батальоне. Дмитриев ответил самоуверенно:

– Врасплох меня не захватят – имею хорошую агентуру и через нее своевременно получу сведения о движении белых. Окопы у меня также имеются.

В тот же день я осмотрел эти окопы, вырытые еще осенью прошлого года. Теперь они были полуразрушены и завалены снегом. Потребовалось бы несколько часов, чтобы только очистить их. В тот же день мы приступили к сооружению новых окопов, к созданию обороны.

Дмитриев стал готовиться к выступлению на Амгу. Но его задерживало отсутствие подвод. Их требовалось много, так как одних патронов на складе имелось тысяч триста, не считая гранат. Пришлось мобилизовывать транспорт в ближайших наслегах, а для этого нужно было не менее четырех – пяти дней.

От Дмитриева я узнал, что банда Артемьева находилась в тридцати верстах восточнее Петропавловского. Решил воспользоваться задержкой батальона и провести операцию против Артемьева. У Дмитриева попросил усилить мой отряд одной ротой и несколькими пулеметами. Получив согласие, начал готовиться к выступлению.

Настроение у командиров и особенно красноармейцев батальона было подавленное. Причиной этому были две последние неудачи, память о которых все время поддерживалась. Дело в том, что все красноармейцы, убитые на реке Ноторе и за рекой Алданом – больше тридцати человек, были свезены в Петропавловское и сложены в пустой амбар. Дверь амбара не закрывалась, и бойцы, имея много свободного времени, часто навещали своих мертвых товарищей и целыми часами толпились у амбара.

Когда из Амги приходила почта, некоторые из бойцов брали письма убитых и шли к амбару. Отыскав адресата, они вскрывали письмо и читали его вслух при гробовом молчании присутствующих. Слышны были только редкие вздохи да возгласы:

– Э-эх, Митя! Как ожидал, миляга, письма из дому! Вот теперь письмо пришло, а его не стало в живых.

Если при этом присутствовали участники тех боев, они подробно рассказывали, при каких обстоятельствах и как погиб тот или иной товарищ. Понятно, что все это глубоко отражалось на психике красноармейцев, заставляя их снова и снова переживать недавние неудачи.

Я указал Дмитриеву на ненормальность такого положения. Но он объяснил, что решил отправить погибших в Якутск, рапорт о чем послал командующему.

В тот же день двери амбара были заколочены гвоздями и около них выставлен часовой.

Красноармейцы, которым помогали крестьяне, развели большой костер. Когда земля оттаяла, начали рыть братскую могилу. К обеду следующего дня она была готова. Всех убитых еще накануне перенесли в два – три дома, обмыли, надели чистое белье. После похорон на братской могиле водрузили большую пятиконечную звезду, сделанную по собственному почину местным жителем. Дрогнул морозный воздух от трех винтовочных залпов, а над сомкнутыми рядами бойцов неслось грустное, но боевое:

– «Вы жертвою пали в борьбе роковой…»

Где-то в ущельях скалистых берегов Алдана завывал ветер. Тайга глухо шумела, как бы прощаясь с нашими погибшими товарищами.