Текст книги "В якутской тайге"

Автор книги: Иван Строд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

В сторону Охотска высылались разведчики. Однажды в восьми верстах от Аллах-Юньской, под деревом, разведка нашла письмо, адресованное белым и подписанное каким-то «доброжелателем». В нем сообщалось:

«10 октября 1922 года старого стиля. Братьям из Охотска. С 20 августа сего года старого стиля в Аллах-Юне проживает красный отряд. Жили они до 3 октября, а в настоящее время живут или вернулись в Якутск – неизвестно. Количество их узнать не пришлось. Усадьба Захарова почти разрушена. Красные живут в отделении, в станционном домике, во всяком случае, не свыше пятидесяти человек. Кони у них томские, сами носят длинные плащи. Остерегайтесь или уничтожьте их. Нас не ищите. Живем в надежной крепости. С высоты видим далеко, увидев что-нибудь, мигом ускачем на оленях.

Всяких проезжающих прошу оставить около письма, под лесиной, табаку и муки. Живем на одном мясе. Цену уплатим промышленными шкурами. Письмецо пишу до разведки. Отсюда еду в Аллах и домой в «логовище».

Доброжелатель».

Письмо заставило людей отряда стать еще более бдительными. Опасность крепче спаяла всех в одну боевую семью.

По-видимому, где-то поблизости, в какой-нибудь трущобе, скрывалось несколько белобандитов, оставленных прошедшим на Охотск отрядом для наблюдения за дорогой и для предупреждения о появлении красных.

5 ноября утром приехал нарочный из Якутска. Он сообщил, что продовольствие и обмундирование из Охотского перевоза уже направлено в Аллах-Юньскую. Эта весть как будто накормила всех голодных. Все воспрянули духом. На бледных лицах красноармейцев появились радостные улыбки.

Но прошло еще несколько мучительных голодных дней, а обоз все не появлялся. Отчаяние вновь охватило людей. Целыми часами красноармейцы неподвижно лежали вповалку. Таяли, подобно огарку свечи, последние силы.

В белый саван окуталась тайга. Целыми днями не переставая шел густой снег. Скрылось солнце, отчего на душе становилось еще тоскливее.

Минуло более двух месяцев после прибытия отряда в Аллах-Юньскую. Настал вечер тринадцатого ноября. Никто не спал, стояла жуткая тишина, казалось, в доме все вымерло. И вдруг во дворе послышался крик. Уж не белые ли? Собрав последние силы, красноармейцы, волоча за собой винтовки, выползли из помещений. Тревога была напрасной – на станцию въезжал обоз с продовольствием и обмундированием.

– Да здравствуют лепешки! Да здравствует наше спасение! – раздались возгласы изголодавшихся людей.

Бурная радость охватила всех. Даже те из бойцов, которые несколько дней не вставали, теперь поднялись на ноги.

Начальник передвижения Бородин, прибывший с обозом, сообщил, что в порту Аян высадился отряд генерала Пепеляева и готовится к походу на Якутск. В связи с этим Лепягову предстояло отойти на Чурапчу и соединиться с находящимся там гарнизоном.

Спустя несколько дней отряд оставил памятную станцию. Красноармейцы с обнаженными головами прошли мимо братской могилы замученных охотчан и скоро исчезли в молчаливой, загадочной тайге. Им предстоял тяжелый обратный путь – около пятисот верст по глубокому снегу. Некоторое время еще слышен был скрип полозьев да отдельные голоса красноармейцев, но скоро и они затихли. Сиротливо выглядели два опустевших домика на Аллах-Юньской.

Отряд под командой Исая Карпеля мы оставили, как помнит читатель, у Охотского перевоза. Он проплыл еще около трехсот верст вверх по Алдану, а затем пустился по притоку Алдана – реке Мае. До Нелькана оставалось еще около шестисот верст.

Пароходы «Соболь» и «Республиканец» с баржами «Селенга» и «Лена» на буксире медленно преодолевали быстрое течение мутной Маи. Разбегаясь в стороны, пенистые волны с шумом бились о скалистые берега.

Река была мелкой. На носу переднего парохода стоял матрос и то и дело опускал в воду раскрашенный, в белый и красный цвет длинный шест, мерил глубину и протяжно выкрикивал:

– Пять! Четыре с половиной! Четыре с половиной!

Отряд спешил. Караван судов прекращал движение только по ночам и во время густых туманов. На перекатах баржи часто садились на мель. На одном перекате баржа с лошадьми получила пробоину, и исправление аварии отняло много времени. Чтобы облегчить баржи, пришлось часть продовольствия оставить на берегу.

26 августа, сбив несколько мелких засад противника, отряд, не доходя трех верст до Нелькана, высадил на левый берег Маи часть своих сил. Они атаковали цепи белых численностью до двухсот пятидесяти человек.

Как только красноармейцы грянули «ура», белые бросились наутек. А раньше всех побежал главарь белогвардейской банды Коробейников, находившийся позади своих цепей на Аянском тракте. Не устоял и отборный белогвардейский отряд под командой полковника Дуганова, известного по Иркутску и Забайкалью палача и бандита. Население называло его банду «дугановские волки». Но и эти головорезы с криками «Нас обходят! Нас перебьют!..» обратились в бегство. Дезорганизованные остатки белобандитов бежали в Аян.

Так был освобожден поселок Нелькан. Поселок этот, расположенный на правом берегу Маи, невелик – он насчитывал всего 25 домов. Здесь была перевалочная станция для грузов, следовавших между портом Аян и Якутском.

Во время боевых действий жители разбежались и в поселке оставалась только одна семья, приютившая нескольких соседских детей.

С приходом отряда красноармейцев в Нелькане был создан временный ревком, по ближайшим юртам разосланы газеты и воззвания о восстановлении Советской власти.

Население хорошо встретило бойцов. Но обстановка в районе оставалась тревожной. Жители боялись возвращения белых во главе с генералом Пепеляевым. За несколько дней до прихода отряда Карпеля в Нелькан из Аяна приезжали два пепеляевских квартирьера. По приказу белогвардейцев все лошади были отправлены в Аян для командного состава отряда Пепеляева. Вместе с лошадьми в Аян было отправлено и все наличное оружие.

Отряд Карпеля, не имея теплой одежды, согласно директиве командующего задержался в Нелькане. Между тем вода в реке Мае быстро пошла на убыль. Для флотилии возникла угроза остаться на мели. В связи с этим пароходы и баржи пришлось отправить верст на триста вниз по течению, до устья реки Юдомы. Таким образом, отряд невольно лишился своих единственных перевозочных средств и оказался запертым в Нелькане. Другие пароходы, высланные из Якутска с необходимым снаряжением для отряда, тоже застряли в пути, не дойдя до Нелькана верст четыреста.

Обстановка сложилась крайне неблагоприятная. С Якутском связь отсутствовала. Продовольствие было на исходе, а то, что пришлось оставить во время аварии баржи, сейчас стало для отряда недосягаемым. Запасы хлеба кончились, красноармейцы ели тощую конину и получали всего лишь полфунта муки в сутки.

В конце сентября явились как раз те два перебежчика – подпоручик Наха и чиновник Вычужанин, о которых я упоминал вначале. Кроме других ценных сведений, они сообщили, что 8 сентября Пепеляев высадился в порту Аян. У Пепеляева была дружина в семьсот с лишним человек, имелось шесть пулеметов, но совсем не было артиллерии.

Уже 10 сентября первая колонна белых в триста человек выступила из Аяна в Нелькан, намереваясь предварительно отрезать Карпелю единственный путь отступления.

Для уничтожения заставы отряда, находившейся на реке Мае, в пятидесяти верстах западнее Нелькана, и для захвата пароходов пепеляевцы выделили специальный отряд, который, по расчету перебежчиков, должен был выйти к намеченному пункту вечером на следующий день.

Нашим угрожала явная опасность быть уничтоженными превосходящими силами противника. Нелькан как оборонительный пункт в тактическом отношении был невыгоден, все преимущества в случае боевых действий находились бы на стороне наступающего. К тому же оторванность от своего центра угнетающе действовала на красноармейцев.

Выход из создавшегося положения мог быть только один: не теряя времени, отступить к Петропавловскому, к своим резервам. Но как это осуществить, если не на чем двигаться? Пароходов нет. Весь речной «флот», имевшийся в распоряжении отряда, состоял из единственной лодки и одной «ветки», или «душегубки», как называли ее красноармейцы.

Бойцы и командиры подходили к берегу, ломая голову над тем, как быть. Воды Маи быстро неслись на запад, к Петропавловскому, и как бы дразнили красноармейцев, унося сорванные при разливе ветки тальника, вырванные с корнем стволы пихт и лиственниц.

– Давайте плоты делать, – предложил кто-то.

– Не успеем, – возразили ему. – Перебежчики сказывали, что завтра к вечеру белые могут Семь Протоков занять, тогда пиши пропало. Место там узкое, по обеим сторонам скалы. Мы на плоту будем, как на тарелочке, всех перебьют. Вот если бы плоты готовые были, тогда, может, и успели бы, а то на их поделку много времени уйдет, опоздаем.

Но вот внимание людей привлекла старая брандвахта – небольшая деревянная баржа, брошенная за непригодностью. Наполовину засыпанная песком, она стояла в ближайшей протоке. Брандвахту тщательно осмотрели, как во время консилиума больного, и решили: хотя и с риском, но плыть на ней можно.

Немедленно приступили к ремонту. Наверное, люди никогда так усердно не работали. Застучали топоры. Лопатами, кайлами и просто руками отгребали песок. Ведрами и котелками вычерпывали воду. Тряпками и мхом заделывали дыры. Весь день и всю ночь кипела дружная работа.

Когда зарумянился восток и глянули первые лучи солнца, брандвахта уже была готова. Но нужно было снять ее с мели. Больше часа ушло, пока, наконец, брандвахта со скрежетом оторвалась от речного дна и вышла на глубокое место.

Началась погрузка имущества, а потом плотно, как сельди в бочке, в брандвахту набились красноармейцы. Поставили шесть пар неуклюжих, грубо вытесанных из целых бревен весел. На каждую пару село по шесть человек. Несколько местных жителей, хорошо знавших фарватер реки, охотно согласились быть лоцманами.

В десять тридцать утра 26 сентября, выслав вперед разведку на лодке и имея «душегубку» для связи, отряд под веселый гомон и песни красноармейцев оставил Нелькан.

– Поднимай паруса, держи нос по ветру, – кричали радостно настроенные бойцы.

С протяжным скрипом мерно поднимались и падали, разрезая воду, двенадцать деревянных весел. Благодаря быстрому течению двигались хорошо, со скоростью до десяти верст в час. Один за другим оставались позади уже посыпанные золотом ранней северной осени островки.

В четыре часа дня благополучно миновали Семь Протоков. Пепеляевцы опоздали на несколько часов.

Дальше плыли уже медленнее, не так торопились. Несколько раз садились на мель. Иногда удавалось оттолкнуться при помощи шестов, но частенько приходилось залезать в воду. Один раз лоцман ошибся и направил брандвахту в несудоходный проток. На этот раз сели особенно крепко.

– Заякорились надежно, язви тебя в душу! – шумел боец-волжанин. – Да и какая это река – ручей, и только! Вот по Волге плыть – то настоящая река…

– А ты не ругайся. Языком не сдвинешь, – урезонивали волжанина, – раздевайся да в воду – лучше будет.

– Внимание! – крикнул вдруг какой-то весельчак. – Да здравствует река Май! Все разом штаны снимай!

– Мы-то снимем, а вот тебе не стоит – утонешь.

– Он бы и захотел, так не утонет – у него голова пустая.

Так, под шутки и смех, командиры и красноармейцы залезли в ледяную воду, и хоть с большим трудом, но столкнули судно с мели.

Спустившись вниз по течению верст на триста, отряд добрался до своих пароходов и на них без всяких задержек 2 октября прибыл в деревню Петропавловское. Здесь находилась 8-я рота Петроградского полка.

Исай Карпель выехал в Якутск, командование же над объединенным подразделением, которое переименовано было в батальон, принял Дмитриев.

Постепенно все разбросанные красноармейские отряды стягивались ближе к своему центру – Якутску. Обе стороны готовились к неизбежным решающим боям.

НЕЛЬКАНСКАЯ НЕУДАЧА ПЕПЕЛЯЕВА

Из белогвардейского тыла к нам приходили сведения о подготовке к походу на Якутск, а также и о трениях, которые возникали там.

В Аяне из остатков бесславно закончившей свое существование «якутской народной армии» белогвардейцы сформировали 3-й отдельный якутский батальон в составе около двухсот человек. Под руководством нескольких офицеров-пепеляевцев батальон приступил к усиленной военной подготовке.

Бывший командующий «якутской армией» Коробейников и его ближайший помощник полковник Дуганов, имея при себе больше пуда золота и большое количество пушнины, с группой офицеров уехали во Владивосток.

Не ладились отношения между «управляющим областью» Куликовским и представителями Якутского народного управления в Охотске. Желая укрепить свою власть, Куликовский отдал распоряжение о роспуске Якутского областного народного управления. Все его дела и средства должны были поступить в распоряжение Куликовского, а члены управления оставались при его особе в качестве якутских особоуполномоченных.

Но представителям «народной власти», обосновавшимся около миллионного охотского склада товаров купца Никифорова, совсем не улыбалась перспектива потерять свое влияние на дела области. Они ответили весьма дипломатично. Дескать, управление признает Куликовского как управляющего областью, приветствует прибывшего с дружиной генерала Пепеляева и будет всемерно оказывать ему помощь в борьбе с Советской властью в Якутии. Но об упразднении управления и о переезде его членов в Аян, в распоряжение Куликовского, умолчали.

Таким образом, в области фактически сложились две антисоветские группы. Одна с Пепеляевым и Куликовским во главе, стремившаяся к захвату Якутска, установила форму военной диктатуры; а другая оставалась в лице Якутского областного народного управления, сосредоточившего все свое внимание на богатый пушниной Север, где было выгодно и удобно реализовать никифоровские товары.

30 сентября в Аян из Владивостока прибыл на большом океанском пароходе «Томск» с отрядом в 150 человек и двадцатью тысячами пудов разного интендантского груза помощник Пепеляева генерал Вишневский. Здесь Вишневскому было передано адресованное на имя Пепеляева письмо от председателя Якутского областного народного управления Ефимова. Я хочу процитировать его, поскольку оно раскрывает обстановку и взаимоотношения между белогвардейскими авантюристами. В письме сообщалось:

«Охотское побережье и Якутская область с ее пушными богатствами привлекают внимание дельцов всех категорий, начиная с Бочкарева и Лесникова и кончая Сентяповым, Яныгиным и другими, с их бесчисленным множеством соратников. Все эти люди, нисколько не думая о благе своей родины и в то же время муссируя лозунги восстановления родины, работают для своих личных, корыстных целей.

Эти люди взаимно конкурируют друг с другом, живут между собою, как кошка с собакой, и в то же время расстраивают нормальную жизнь, способствуя нравственной порче населения и воспитывая его в духе авантюризма и атаманщины. Бочкарев и Яныгин внесли немало отрицательных элементов в среду якутского населения, о чем вам подтвердят М. М. Сивцев, И. Л. Слепцов, Е. Л. Слепцов, И. Г. Сивцев и другие якуты.

Во имя обеспечения своего тыла, каковым является порт Охотск (вообще Охотское побережье), необходимо вам всех «героев» Охотского побережья разоружить и установить свою твердую власть.

Я лично потерял надежду на то, что приморская власть против охотских авантюристов примет какие-либо меры, ибо Бочкарев и другие во Владивостоке имеют своих агентов из лиц, очень близко стоящих к правящей сфере».

Представители Ефимова настойчиво просили Вишневского об отправке в Охотск отряда для смены охотского гарнизона, состоявшего из бочкаревцев. Ввиду того, что Охотский порт по стратегическим соображениям было желательно закрепить за дружиной, просьба Ефимова была удовлетворена, и в Охотск был командирован с небольшим отрядом капитан Михайловский – один из приближенных Пепеляева, близко стоявший к областнической организации.

По прибытии пепеляевского отряда в Охотск бочкаревцы после недолгих препирательств согласились «добровольно» оставить город и выехать во Владивосток с пароходом «Томск», на котором прибыл Михайловский.

Пароход «Томск» на обратном пути зашел в Аян, где состоялось совещание, на котором присутствовали «управляющий областью» Куликовский, приехавший из Охотска купец Никифоров и др.

Никифоров доложил, что в Охотске собралось около пятисот человек беженцев и бойцов и есть около трехсот лошадей. На Новом Устье находится отряд милиции из сорока человек.

Вся пушнина областного управления использована на покупку товаров и оружия для армии. Фирме «Свенсон» дан новый заказ на поставку товаров осенним рейсом и выдан задаток в 50 тысяч рублей.

Из Аяна Никифоров выехал в Японию для размещения нового заказа на оружие и теплую одежду для белогвардейцев.

Красная Армия выбросила японские войска с Дальнего Востока. Но империалисты Японии все еще питали надежду вернуться туда, хотя бы с помощью белогвардейцев.

Однажды в ясное осеннее утро в Аянскую бухту вошла, сверкая белоснежными бортами, изящная моторная яхта. И вскоре в штаб гарнизона к пепеляевцам явились два прибывших с ней японца. Один из них – важный господин – ни слова не говорил по-русски, был одет в дорогой штатский костюм, но выправкой очень походил на офицера. Второй оказался служащим местной фирмы «Арай-Гуми» и сопровождал первого в качестве переводчика.

Старший японец отрекомендовался представителем очень крупной японской торговой фирмы и попросил информировать его о положении дел в Якутской области, о целях пепеляевской дружины, заявив, что эти сведения ему необходимы по коммерческим соображениям.

В кратких словах посетителю обрисовали положение в Якутской области и в общей форме рассказали о намерениях Пепеляева. Тогда назойливый «коммерсант» стал излагать свои соображения относительно антисоветской борьбы в Якутии. В заключение он посоветовал белогвардейцам установить дружественную связь с Японией. Для этой цели он предложил командировать в Токио представителя от дружины и сам брался доставить его в Японию на своей яхте и там представить видным членам правительства.

Увлекшись разговором, японский «коммерсант» быстро начертил на бумаге схематическую, но довольно точную карту Якутской области, на которой неожиданно написал красивым почерком русское слово «Нелькан». Спохватившись, он быстро зачеркнул его.

Гостю определенно дали понять, что все его разговоры и предложения бесполезны, ибо теперь всем стало ясно, что японцы на Дальнем Востоке преследуют слишком откровенно захватнические цели.

Загадочный «коммерсант» сделал еще одну попытку добиться своего. Он нанес визит управляющему областью. Но там его ожидала неприятность: Куликовский признал в нем японского офицера, с которым встречался в Николаевске-на-Амуре.

После разоблачения неудачный «коммерсант» умчался на белокрылой яхте восвояси.

Перебежчики не ошиблись – отряд Пепеляева, выделенный для захвата Нелькана, подошел к поселку действительно 27 сентября. Поход оказался изнурительным, было израсходовано все продовольствие. Кроме того, отряд потерял в пути весь конский состав и олений транспорт. Но генерал не унывал. Он рассчитывал незаметно подойти к поселку, внезапным ударом уничтожить нельканский гарнизон и захватить наши продовольствие и пароходы. Предварительно устроив засаду на реке Мае у Семи Протоков, белогвардейцы атаковали Нелькан с нескольких направлений.

Войдя в пустой и голодный поселок, они очутились, как в западне. Двигаться по реке им было не на чем, так же как и возвращаться назад. Пеший поход к тому же был затруднен из-за начавшегося осеннего бездорожья. В это время всякое сообщение с Аяном прекращалось месяца на полтора, до первого зимнего пути.

Шестьсот белогвардейцев оказались в трагическом положении. Они начали поедать оставшихся в поселке собак, кошек, невыделанные кожи животных, промышляли охотой за воронами и другой живностью.

Пепеляев дважды посылал нарочных в Аян с категорическим требованием немедленно доставить в Нелькан продовольствие и теплое обмундирование. Но жители Аяна беспомощно разводили руками и ехать не решались.

При содействии якутов, находившихся в отряде, Пепеляев связался с кочующими тунгусами и попросил у них помощи. Те согласились до подхода транспорта из Аяна снабжать дружину мясом, а самому Пепеляеву дали несколько оленей и проводников, и он выехал в Аян.

Генералу удалось за неделю собрать и отправить в Нелькан транспорт в сорок оленьих нарт. Это стало возможным благодаря горячему участию купца Филиппова, у которого редкий из тунгусов не был в вечном долгу.

Нельканский тяжелый урок все же не поколебал у Пепеляева уверенности в конечном успехе предприятия. Он по-прежнему верил, что дружина, преодолев громадные пространства дикой тайги и выйдя в населенную полосу области, будет радостно встречена якутским народом.

5 декабря Пепеляев выехал обратно в Нелькан. Туда же в скором времени выступил со сводным отрядом и генерал Вишневский. Дружина начала готовиться к дальнейшему продвижению в глубь области.

Докладывая Дитерихсу, Пепеляев писал:

«16 октября 1922 г. № 22, с. Нелькан.

Ваше высокопревосходительство!

После пятнадцати дней похода занят Нелькан. Красные, не приняв боя, ушли по реке Мае вниз – в Усть-Майское.

Начальник штаба полковник Леонов подробно в своем докладе сообщил о нашем положении, о политической и оперативной обстановке. Немного не согласен с его оценкой психологического состояния красных войск. Полагаю, что их начальники безусловно найдут способ поднять дух своих войск и перед нами несомненно предстанут вполне боеспособные части.

Борьба будет упорная и серьезная. Красные будут отходить на свои резервы к Якутску, могут выставить против нас до трех тысяч пехоты, с тридцатью пулеметами и шестью орудиями. Мы же будем всецело зависеть от настроения местных жителей, в особенности в смысле питания. Все же, я полагаю, и у нас много данных для успеха, и потому я решаюсь на зимний поход. В первых числах ноября выступаю на д. Петропавловское, от Нелькана пятьсот верст.

Если поможет господь и даст нам успех и мы возьмем Якутск, постараемся связаться с вами по радио».

В декабре 1922 года дружина выступила из Нелькана в глубь области. Движение совершалось только днем, люди следовали пешим порядком. Через каждые 3—4 дня устраивали дневки, чтобы дать передохнуть оленям. В среднем двигались со скоростью двадцать – двадцать пять верст в день.