Текст книги "В якутской тайге"

Автор книги: Иван Строд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

НАЧАЛО АВАНТЮРЫ

Все ближе к приморской дороге и к Владивостоку прорывались отважные красные партизаны. Они взрывали мосты и пускали под откос белогвардейские воинские эшелоны. Владивосток чувствовал приближение грозы и шумел, колыхался с утра до ночи в нервной горячке людских потоков.

Генерал Дитерихс, сменивший к тому времени братьев Меркуловых на посту марионеточного приморского правительства, приказал служить в церквах молебны о «даровании победы христолюбивому воинству». Владивостокские белогвардейцы искали забвения от надвигающейся грозы в кокаине, водке, в оргиях с проститутками.

В это тревожное для приморской белогвардейщины время во Владивосток из Харбина стали прибывать первые партии пепеляевцев. Из Маньчжурии они выезжали под видом рабочих артелей, направляющихся в Приморье на лесные разработки. Конечно, китайские власти отлично знали, что это за «лесорубы», но смотрели на все сквозь пальцы. На станции Пограничная китайские чиновники и офицеры, улыбаясь, говорили:

– Наша знай, куда и зачем ваша едет.

На Вторую Речку, в семи верстах от Владивостока, где в отведенных для них казармах размещались приезжавшие из Харбина пепеляевцы, стали стекаться прежние сослуживцы Пепеляева и из других мест, а также белогвардейцы, бежавшие из рядов приморской армии. Уже скоро там собрался отряд в 750 человек, состоявший наполовину из офицеров. По замыслу генерала такое большое число офицеров нужно было для будущей «народной армии», которую он мечтал развернуть из восставшего против Советской власти кулачества. В целях конспирации отряд формировался под видом милиции Северной области.

Моральное состояние пепеляевцев было низким. В их лагере процветало беспробудное пьянство. Многие белогвардейцы, объясняя это, откровенно говорили:

– Контора Меркуловых развалилась, скоро это случится с Дитерихсом, а затем дело дойдет и до генерала Пепеляева.

Это заставляло некоторых будущих «командиров дивизий и корпусов» задумываться о положении дел. Кто находился поближе к Пепеляеву, указывал ему на низкую дисциплину и подавленное состояние части офицерства, сравнивали с тем, что было во времена Колчака.

Генерал только хмурился, чертыхался и неизменно заявлял:

– Тыловая болезнь… Уедем из Владивостока, начнется боевая жизнь – все подтянутся и выровняются.

Дитерихс отрицательно относился к поездке Пепеляева в Якутию. Во-первых, как отъявленный монархист, он не признавал «народоправских» взглядов генерала, а во-вторых, опасаясь приближения Красной Армии, хотел бы оставить его отряд для усиления фронта приморской армии.

Куликовский же проявлял завидную энергию, готовя якутскую экспедицию. После усиленных хлопот он добился, что «приморское правительство» разрешило израсходовать для этой цели 20 тысяч золотых рублей и на 100 тысяч рублей гербовых и других казначейских знаков (бандеролей, почтовых марок, вексельной и актовой бумаги). Но так как фрахт пароходов под якутскую экспедицию обошелся в 15 тысяч золотых рублей, то наличными у Куликовского осталось только 5 тысяч. Тогда он решил спекульнуть шестью пудами полученных ценных бумаг и пустил их в распродажу на 50 процентов дешевле номинальной стоимости.

Этот своеобразный «государственный аукцион» вызвал страшную валютную свистопляску, которая не преминула отразиться на денежном курсе приморского правительства. Дитерихс, обеспокоенный падением рубля, поспешил отобрать у Куликовского оставшиеся ценные бумаги. Все же «правитель области» успел заработать на этом деле 16 тысяч золотых рублей.

Лидер сибирских областников, народоволец Сазонов, «дедушка сибирской контрреволюции», который успел сблизиться с японским генералом Фукуда, попытался возглавить выступление Пепеляева, но генерал отверг эти поползновения.

Все же он сделал областникам уступку, разрешив организовать при якутской экспедиции осведомительный отдел для работы среди населения. В знак идейной солидарности символом сибирской автономии было признано бело-зеленое знамя. Пепеляев в свою очередь приказал своему отряду надеть вместо кокард бело-зеленые ленты. А перед отплытием в Якутию в наказе личному составу он определенно высказал свои областнические чаяния по отношению к Сибири.

Была еще одна сила, с которой пепеляевцам следовало бы считаться. Силой этой был народ, отрицательно относившийся к их затее. Еще в Харбине полпред Озорин предостерегал Пепеляева от новой антисоветской авантюры. Во Владивостоке об этом напомнили рабочие порта, взорвавшие машинное отделение парохода «Охотск», предназначенного под якутскую экспедицию. Пепеляевцы, продолжавшие заблуждаться, расценили этот акт лишь как враждебные происки большевиков. Взамен «Охотска» под экспедицию предоставили канонерскую лодку «Батарея» и пассажирский пароход «Защитник».

Несмотря ни на что, Пепеляев готовился к отплытию. Дитерихс в последний раз попытался задержать его. Он прислал на корабли «контрольную правительственную комиссию» для задержания дезертиров из приморской армии. Но те благополучно съехали с пароходов на противоположный берег, а когда комедия осмотра закончилась, с шутками и смехом возвратились обратно.

Ворчливо шумело море. Волны с тяжелыми вздохами набегали на прибрежный гранит и с рокотом откатывались назад – в безбрежный морской простор, как бы пытаясь догнать «Батарею» и «Защитника», увозивших на далекий север «сибирскую добровольческую дружину» Пепеляева.

Во Владивостоке остались теперь только интендантский груз «сибирской дружины» и небольшая часть людей, которые должны были выехать в Якутию со следующим, третьим зафрахтованным пароходом «Томск», находившимся еще в плавании и не возвратившимся во Владивосток.

Перед отъездом из Харбина Пепеляев вел переговоры с эсером Калашниковым, который обещал в случае удачи белогвардейского похода в Якутии поднять восстание в Иркутском районе. Для этой цели Калашников получил от Пепеляева аванс в сумме 5 тысяч золотых рублей.

Все было предусмотрено, все было подготовлено, оставалось только заарканить свободный якутский народ, чтобы потом двинуться на Советскую Сибирь к Россию.

Через несколько дней после выхода из Владивостока «Батарея» и «Защитник» подходили к высокому скалистому мысу, освещенному алыми лучами угасающего солнца. Впереди, поднимая белоснежную пену, шла канонерская лодка, в кильватере за ней двигался черный пассажирский пароход. Осторожно лавируя, они медленно подошли к маленькой бухточке, окаймленной лесистыми сопками. На берегу виднелись немногочисленные постройки. Это и был порт Аян на Охотском море.

Еще несколько десятков лет назад на этом месте существовал небольшой, но довольно оживленный торговый городок. Значение его как пункта торгового обмена с иностранцами выходило за пределы Якутской области и распространялось на всю Восточную Сибирь. Но впоследствии, с созданием более удобных портов в Николаевске-на-Амуре и во Владивостоке, Аян постепенно пришел в упадок.

Из его древних построек на северном берегу бухты сохранились лишь шесть почерневших зданий – баня, три больших склада, кузница и маленькая ветхая церковь. Об остальных постройках печально напоминали лишь гниющие столбы и кучи битого кирпича.

На южном берегу расположилось маленькое поселение Аянка, насчитывавшее семь домов и несколько больших складов. Здесь проживало местное население, тут же находились русские и иностранные торговые фирмы.

Не заходя в бухту, пароходы остановились. Берег казался совершенно безлюдным. Но высланный для разведки небольшой десант скоро просигнализировал, что порт Аян занят белыми, и тогда пароходы вошли в самую бухту.

На «Защитник» в сопровождении представителей областного управления прибыл «командующий армией» корнет Коробейников. Из его доклада Пепеляеву стало ясно, что восстание белогвардейцев окончилось полной неудачей. Из войск мятежников только около трехсот человек отступили к Аяну и около двухсот – к г. Охотску. Внутри же области остались лишь разрозненные банды.

По последним оперативным сводкам было установлено, что передовые силы красных находятся в двухстах сорока верстах к западу от Аяна – в поселке Нелькан – и что они намерены через Джугджурский хребет проникнуть в Аянский район для окончательной ликвидации разбитых и деморализованных остатков белогвардейцев.

Таким образом, обстановка для Пепеляева оказалась не только печальной, но и совершенно неожиданной. Он ехал сюда поддержать «народное восстание», а теперь выходило, что нужно все начинать сначала.

Мрачным мыслям генерала соответствовала надвигавшаяся темная осенняя ночь. С последними лучами уходящего солнца в низины поползли седые облака холодного тумана. С моря потянуло пронизывающей сыростью, у берегов заплескались, зашумели ворчливые волны.

Пепеляев вел переговоры с Коробейниковым и «общественными деятелями» – купцами и промышленниками Д. Г. Борисовым, П. Д. Филипповым, Юсупом Галибаровым и С. П. Поповым – в ярко освещенной уютной кают-компании «Защитника». Обрисовав обстановку, генерал высказал соображение о необходимости возвратиться во Владивосток. Представители Аяна, наоборот, считали целесообразным начать поход. Они настаивали на немедленной высадке прибывших войск. Они ручались чем угодно и даже «своими головами и жизнью своих семейств» за успех антисоветской борьбы в Якутии.

Всячески пытаясь удержать дружину, таежные дипломаты соблазняли Пепеляева наличием больших запасов оружия, огнеприпасов и продовольствия, уже закупленного ими у иностранных торговых фирм. Они пытались создать у генерала впечатление, что якобы местное население настроено антисоветски, и приводили для этого «подлинные факты». В то же время они скрыли настоящее положение дел, во всяком случае, не сообщили о том, что отношение якутов и тунгусов к белым стало враждебным, особенно после зверств над мирным населением, учиненных Коробейниковым.

Чтобы еще больше убедить генерала в правоте своих слов, купцы представили ему специально подготовленных тунгусов-оленеводов. Бесхитростные большие дети тайги, обманутые своей знатью, заявили:

– Сказывают, большевик отберет всех оленей, все обчей делает. Так жить тайга нам нельзя – все пропадем. Однако худой человек большевик, надо воевать с ним.

Разговор с тунгусами подействовал на Пепеляева особенно сильно, и он твердо решил начать антисоветский поход.

Довольные успехом своей миссии представители якутского кулачества покидали «Защитник».

Чтобы предотвратить занятие красными единственного горного прохода в глубь Якутии через хребет Джугджура, находящийся в семидесяти верстах западнее Аяна, Пепеляев решил через три дня выступить на Нелькан. Там он рассчитывал, неожиданно появившись, захватить пароходы красных и их продовольствие, а затем водным путем двинуться в глубь Якутии, в ее центральный населенный район.

Переход из Аяна в Нелькан протяженностью в 240 верст рассчитывался на двадцать дней. Дружина должна была двигаться по старому торговому пути, некогда носившему название Коммерческого тракта Русско-американской компании. К тому времени, о котором идет речь, тракт представлял собой отвратительную дорогу с прогнившими гатями, заросшую лесом и отмеченную редкими уцелевшими кое-где придорожными столбиками. Он шел через таежную глушь, совершенно необитаемую, где лишь случайно можно было встретить тунгуса-охотника. Ввиду спешности марша и трудности пути Пепеляев решил не обременять себя громоздким транспортом и ограничился на шестьсот человек тремястами пудов продовольствия и двумястами сорока пудами необходимого военного груза. Для доставки грузов было взято семьдесят лошадей и сто двадцать оленей.

Желая отвлечь внимание наших сил и раздробить их, Пепеляев решил организовать наступление на Якутск еще и с северо-востока, по Охотско-Якутскому тракту. Для этой цели он отправил в Охотск генерала Ракитина с группой офицеров и запасом оружия. Ракитин должен был сформировать там отряд из якутов и русских и по первому зимнему пути двинуться на Якутск.

В Аяне после высадки войск три дня кипела шумная жизнь. Наверное, за всю историю своего существования поселок не видел такого множества вооруженных людей. Теперь и до него, убаюканного зимними метелями и морскими бурями, докатились отзвуки жестокой борьбы.

Наконец все приготовления к походу на Нелькан закончены. Утром 10 сентября выступил авангард дружины, а на следующий день тронулись главные силы с Пепеляевым во главе.

Пепеляев уверовал в успех своего предприятия. Недаром накануне своего выступления в письме жене, оставшейся в Харбине, он утверждал:

«Я глубоко верю, что к будущей осени безусловно не будет коммунистической власти в Сибири».

Так началась новая страница в истории гражданской войны в Сибири.

ЯКУТСК ГОТОВИТСЯ К ОТПОРУ

А в это время красные войска готовились к встрече непрошеного гостя. Как только стало известно о выступлении белогвардейцев, Революционный комитет и Совет Народных Комиссаров Якутской Автономной Советской Социалистической Республики широко оповестили население Якутии о надвигавшейся опасности и призвали трудящихся выступить на защиту родной Советской власти. Они выпустили специальную декларацию и обращение к народу.

В декларации по поводу вступления на территорию ЯАССР пепеляевских войск сообщалось:

«Наша молодая Якутская Автономная Советская Социалистическая Республика пережила неслыханно тяжелый по своим последствиям год развития в крае повстанческого движения, нанесшего республике неисчислимые разрушения народного хозяйства и истощившего лучшие как культурные, так и экономические силы края.

В настоящее время повстанчество как таковое ликвидировано. Сохранились лишь жалкие остатки повстанческих отрядов, которые вырождаются в обыкновенные уголовно-бандитские шайки и занимаются грабежами и вырезыванием мирных жителей… Основная масса бывших повстанцев бросила белогвардейский командный состав и разошлась по домам. Таким образом, повстанчество в целом, со средневековыми зверствами, ужасами и непосильными для населения поборами, потеряв всякую почву, разложилось на свои основные части и к 1 октября считается ликвидированным во всех частях ЯАССР, за исключением самых отдаленных и глухих северных округов.

Революционный комитет ЯАССР в ознаменование провозглашения автономии и в целях сохранения культурных сил края своим манифестом от 22 апреля 1922 года и постановлением Ревкома, Совнаркома и военкомандования от 18 августа 1922 года полностью амнистировал всех повстанцев, сдавшихся Советской власти.

Этот шаг революционных органов власти встретил радостный отклик во всех слоях населения…

За последнее время достигнуто полное единение власти и населения. Якутский трудовой народ на своих съездах и совещаниях с полным удовлетворением отмечает военную, политическую и хозяйственную работу Революционного комитета и Совета Народных Комиссаров ЯАССР и высокогуманное отношение к населению Красной Армии.

Однако заклятые враги якутского народа, отбросы российской контрреволюции, при косвенной поддержке империалистов Дальнего Востока снова пытаются протянуть свои окровавленные лапы к молодой, еще не окрепшей Якутской республике. Враг уже вступил на территорию ЯАССР.

Войска генерала Пепеляева и его присных не имеют никакого отношения к повстанческому движению и к населению. Войска генерала Пепеляева представляют собой выгнанные из Приморья силами народно-революционной армии ДВР разбитые остатки прежней колчаковской армии, теперь меркуловской, и всей приморской контрреволюции. Они – заклятые враги всех трудящихся масс и якутской нации.

Цели и задачи их ясны: они идут разгромить и уничтожить Якутскую Автономную Советскую Социалистическую Республику, поработить якутский народ и разграбить богатства нашего края.

Борьба, которая предстоит с ними, есть борьба за жизнь или смерть якутской нации, борьба за существование автономной Якутии…

Революционный комитет и Совет Народных Комиссаров ЯАССР обращаются с призывом ко всему населению ЯАССР – сплотиться вокруг знамени Советской власти и единым фронтом выступить против наступающего врага якутской нации.

Ко всей якутской национальной интеллигенции: проявить особую энергию и силу в обороне ЯАССР и призвать свой народ на защиту автономной Якутии.

Ко всем амнистированным повстанцам, обманом вовлеченным в борьбу с Советской властью: встать на защиту ЯАССР, вооружиться и вместе с Красной Армией повести беспощадную борьбу с разбойничьими бандами генерала Пепеляева.

Братья якуты, тунгусы, крестьяне и все трудящиеся! Наша Красная Армия, которая проливает кровь, ограждая интересы Якутской республики, нуждается в братской помощи обмундированием, продовольствием и в транспорте и ждет вашей поддержки. Придите на помощь красным войскам.

Революционный комитет и Совет Народных Комиссаров ЯАССР со своей стороны заявляют всему населению Якутии, что, несмотря на начатую жестокую борьбу с зарвавшимися врагами якутского народа, они со всей твердостью и последовательностью будут проводить ту политическую линию, которая выражена в манифесте Ревкома ЯАССР от 22 апреля 1922 года.

Принимая во внимание, что и в рядах пепеляевских войск имеется немало искренне раскаивающихся, Революционный комитет и Совет Народных Комиссаров ЯАССР объявляют, что всем казакам, офицерам и солдатам, сложившим оружие и сдавшимся на милость Советской власти, в соответствии с постановлением ВЦИК от 7 августа с. г. гарантирована личная неприкосновенность».

Одновременно Революционный комитет ЯАССР выступил с Обращением к населению Якутии. Он призвал вступать в ряды Якутских народно-революционных добровольческих отрядов (Якнарревдот) и начать сбор добровольных пожертвований.

«Существованию автономной Якутии и ее хозяйственному возрождению от разрушительных последствий гражданской войны грозит смертельная опасность, – говорилось в обращении. – На юго-восточной окраине обширной Якутской республики, на побережье Охотского моря, в порту Аян 8 сентября высадились белогвардейские банды генерала Пепеляева.

Рабоче-Крестьянская Красная Армия не раз разбивала контрреволюционные полчища монархических генералов. Она не раз своей сплоченностью, идейной спайкой и политической сознательностью опрокидывала их. Без сомнения, она и на этот раз сумеет разделаться с наглым врагом.

Но наша якутская Красная Армия, будучи занята на фронтах серьезными и крупными боевыми операциями, нуждается в помощи малых подвижных отрядов, знакомых с местными условиями и языком, обеспечивающих наши фланги, разрушающих тыл противника и занимающих на важных направлениях местные пункты, улусы и наслеги (улусы – волости, наслеги – сельские общества. – И. С.).

Такие отряды может дать сама Якутия, выделив на укомплектование их своих лучших и смелых сынов.

Революционный комитет ЯАССР решил сформировать ряд таких народно-добровольческих отрядов (Якнарревдот)…

…Приказом комвойсками ЯАССР назначен особый штаб Якнарревдота в гор. Якутске. По всем улусам и наслегам открывается запись добровольцев. В Якнарревдот могут вступать и бывшие повстанцы…

Семьи бойцов Якнарревдота будут пользоваться всеми правами семей красноармейцев…

Якутская республика, переживающая тяжелые годы хозяйственной разрухи и вынужденная содержать значительные красноармейские силы для борьбы с зарвавшимися врагами, нуждается в посильной помощи и поддержке самого населения в деле содержания вновь организованных якутских отрядов.

Революционный комитет ЯАССР призывает население всей Якутии путем добровольных пожертвований оказать посильную помощь организации Якнарревдотов.

Все, кому дорога жизнь и свобода автономной Якутии, в ряды Якнарревдота!»…

Декларация и Обращение якутского советского правительства встретили самое широкое сочувствие населения. Якутский народ ответил на них активным вступлением в Якнарревдот. Уже вскоре запись добровольцев ввиду большого их наплыва пришлось приостановить. Основу добровольческих отрядов составили бывшие повстанцы. Из Вилюйского и Олекминского округов в ревком поступили телеграммы с просьбой разрешить формирование добровольческих отрядов на месте. Но ввиду отдаленности этих районов от их помощи пришлось отказаться. Широкий размах принял сбор пожертвований. Население сдавало лошадей с седлами, рогатый скот, меховую одежду, рукавицы, шапки, обувь и продукты.

Якутия готовилась к встрече Пепеляева. Красноармейских частей в городе было мало. Как только наступил решительный перелом в ходе борьбы с Коробейниковым и началась ликвидация белогвардейского мятежа, прибывшие из Иркутска два красноармейских полка были отправлены обратно. Второй северный отряд имени Каландарашвили был демобилизован. В Якутске остался только один батальон. Город в случае новой опасности мог поставить под ружье, включая рабочих города и парторганизацию, до 1200—1300 человек. Из огневых средств имелось четыре орудия и до двух десятков пулеметов.

До получения сведений об авантюристическом походе Пепеляева советское командование в Якутии разрабатывало оперативный план окончательного разгрома белогвардейщины. Опорными пунктами ее были города на Охотском море – Охотск и Аян.

Нам было известно, что особенно крупные силы белогвардейцев находились в Охотске. Здесь сосредоточились несколько банд, вожаком которых был сподвижник атаманов Семенова и Калмыкова есаул Бочкарев. Он прибыл в Охотск осенью 1921 года по указанию японских интервентов, желавших распространить власть марионеточного приморского правительства на северо-восточное побережье России. Объединившись с местными контрреволюционными бандами, белогвардейцы разгромили Советскую власть и установили свою кровавую диктатуру на всем побережье Охотского моря и на северо-востоке Якутии.

После разгрома мятежников под Якутском так называемое «Временное якутское областное народное управление» в сопровождении отряда в 250 человек тоже перебралось в Охотск.

В Аяне войск было меньше. Сюда бежал из-под Якутска корнет Коробейников и с ним около 300 мятежников.

Чтобы покончить с белогвардейщиной, нужно было очистить эти два ее опорных пункта. Выполнить это предстояло двум отрядам красноармейцев по 250 человек. В Якутии шла подготовка экспедиций, когда из Владивостока поступили сведения о подготовляемой Пепеляевым авантюре. Это резко изменяло обстановку и требовало перестроить планы.

Командующий войсками Байкалов поставил вопрос о том, чтобы красноармейские отряды на восток не посылать, выдвинув достаточно серьезные доводы. Однако командование корпуса настаивало на выполнении ранее поставленных оперативных задач. Байкалову пришлось согласиться.

29 июля 1922 года на якутской пароходной пристани царило большое оживление. Добрая половина населения города вышла провожать красных бойцов. На охотское побережье выезжали два отряда по 250 человек в каждом. Один из них под командованием Лепягова направлялся в Охотск, другой – под командованием Карпеля – в порт Аян. Пароходы «Соболь», «Диктатор» и «Революционный», стоявшие у причалов, выбрасывали из труб клубы иссиня-черного дыма.

Посадка уже закончена. Красноармейцы, не думая о том, что ждет их впереди, грянули песню. Лучи солнца играли на стали винтовок и пулеметов, сверкали в окнах опустевших домов.

Пароходы дали прощальные гудки и, шлепая плицами колес, разбрасывая сверкающие брызги, поплыли вниз по течению реки. Над ними, высоко на мачтах, призывно реяли красные флаги…

Оба отряда шли вместе только до Охотского перевоза. Здесь, отсалютовав друг другу несколькими винтовочными залпами, они расстались. Отряд Карпеля продолжал путь на пароходах, а отряд Лепягова высадился на берег.

До Охотска оставалось еще около 600 верст. Летом двигаться в этих местах можно лишь по узкой тропе, все время тайгой. Поскольку достаточного количества лошадей собрать не удалось, весь груз взять с собой не могли. Пришлось отбирать самое необходимое – оружие, боеприпасы. Продовольствия пришлось взять гораздо меньше, чем требовалось.

Близкая осень и заморозки заставляли торопиться. И 23 августа отряд Лепягова без зимней одежды, без достаточного запаса продуктов питания все же выступил на Охотск. В первые дни похода шли довольно быстро – «шоссе в проекте», как шутили бойцы, было сравнительно сносным. Но на третий или четвертый день стали попадаться болота, в которых ноги вязли по колено, и идти было очень тяжело. И люди, и лошади сильно утомлялись.

А дорога становилась все хуже. Теперь попадались болота протяженностью верст по двадцать. В таких местах красноармейцы снимали с застрявших лошадей вьюки и сами несли их, шагая с кочки на кочку. Но досаждали не только болота, там, где их не было, тропа все чаще оказывалась заваленной буреломом. Тогда приходилось пускать в ход топоры, пилы, растаскивать валежник. В довершение пошли дожди, и отряду каждый день приходилось преодолевать по нескольку шумных горных речек.

Настал сентябрь. От утренних заморозков трава начала желтеть. Лошади из-за плохого корма и тяжелой дороги быстро худели и теряли силы. Некоторые из них еле передвигали ноги.

От постоянной сырости обувь красноармейцев начала расползаться. Одежда также растрепалась. Но никто не жаловался, не падал духом. Всех поддерживала революционная сознательность. Оборванные, разутые, изнуренные красноармейцы шли и шли. После четырнадцати дней невероятно тяжелого пути, 6 сентября, подошли к станции Аллах-Юньской. Позади осталось около двухсот пятидесяти верст.

Красноармейцы радовались, предвкушая отдых под крышей, в тепле. Здесь предстояло ожидать установления зимней дороги и подвоза по ней теплой одежды. Приближаясь к станции, напрягали последние силы, чтобы прибыть засветло и устроиться поудобнее. Непролазные топи и болота, речки, ночевки у костров под мелким осенним дождем, на пропитанной сыростью земле, – все это осталось позади. И природа, как бы чувствуя настроение уставших людей, оживилась. Сквозь хмурые тучи проглянуло солнце и осветило позолоченную осенью тайгу. А вот и Аллах-Юньская! Но что это? Здесь всего два дома.

– Черт возьми! А еще станцией называется, – разочарованно воскликнул один из красноармейцев.

– А ты думал, тут для тебя город выстроили? Это, брат, не железнодорожная станция, не вокзал с буфетом, тут поезда не ходят, – пояснил боец, как видно, хорошо знавший тайгу. – От Якутска до Охотска, на расстоянии тысячи с лишним верст, таких станций десятка два будет. При некоторых из них имеются телеграфные отделения. Почту и пассажиров зимой на оленях возят, поэтому такие пункты станциями и называются. Люди, правда, ездят редко, но почту зимой и летом отправляют еженедельно.

Еще в Якутске бойцы слышали рассказы об аллах-юньской трагедии. Она произошла в декабре 1921 года. Дело было так. Еще в начале 1921 года по договору РСФСР с Дальневосточной республикой Охотский район отошел от ДВР к России и был передан в административное подчинение Якутской губернии. Но управляющий районом эсер Сентяпов не подчинился приказу своего правительства и, объединившись с белой бандой И. Яныгина, повел борьбу против Советской власти.

На помощь охотским товарищам из Якутска было послано два экспедиционных отряда. Первый из них в конце мая прибыл в Охотск, но второй, когда до города оставалось всего пять километров, по приказу своего командира – предателя Пыжьянова – повернул обратно в Якутск.

Теперь силы оказались неравными. Защитники красного Охотска еще два месяца героически сопротивлялись хорошо вооруженному объединенному отряду белобандитов Сентяпова и Яныгина. Но в начале декабря положение их стало критическим, и они приняли отчаянное решение – прорваться в Якутск. На этом пути их и постигла страшная участь. На станции Аллах-Юньская банда Яныгина захватила и зверски замучила 40 полуживых от голода и холода красноармейцев.

По-видимому, после этого трагического события на станции никто не бывал, во всяком случае, глазам бойцов предстала страшная картина.

Дом, в котором размещалась телеграфная контора, был превращен осажденными красноармейцами в оборонительный пункт. В простреленных пулями стенах и в крыше темнели бойницы. Во дворе валялись поломанные сани, куски кожи, обгорелые поленья дров, лошадиные скелеты, обрывки телеграфных лент, перепутанная проволока.

Внутри дома была еще более мрачная картина. Пол, покрытый засохшей кровью, имел цвет ржавого железа. В комнате валялись старая обувь, лохмотья одежды, клочья шерсти, обглоданные ребра животных, кости и череп человека. На стенах висели прикрепленные к гвоздям покрытые плесенью и пылью длинные нити высохших кишок.

По всему увиденному здесь бойцы легко представили общую картину происшедшего злодейства. А через несколько дней заехал якут, проживавший в пятнадцати километрах от станции, и рассказал подробности дикой расправы, учиненной бандой белогвардейского капитана Ивана Яныгина над обессилевшими советскими людьми из Охотска.

Белобандиты избивали свои жертвы прикладами, резали ножами. Членам революционного комитета вспороли животы и, еще когда они были живы, кишки их развесили по стенам. Затем всех, мертвых и живых, изуверы затащили в амбар и сожгли.

Возвращаясь в Охотск, они остановились у якута и со смехом рассказали ему об этой жестокой расправе…

Наш отряд стал готовиться к наступающим холодам. Очистили и отремонтировали полуразрушенные жилые здания и старую баню. Напилили сажен сто дров.

В трудах и заботах прошел сентябрь. Продовольствие было на исходе. Второго октября прекратили выдачу сухарей – оставшиеся четыре пуда предназначались для больных. Перешли на одно конское мясо. Красноармейцы, не привыкшие быть без хлеба, стали слабеть; появилась масса желудочных заболеваний. А транспорт из Якутска можно было ждать после установления зимней дороги, не раньше ноября. Скоро пришлось сократить и порцию конины. Стали выдавать по одному фунту в день на человека, а в дальнейшем пришлось уменьшить и этот паек.

Костлявая рука голода протянулась над отрядом. Бойцы осунулись, похудели, пропала их прежняя веселость. Замолкли бойкие разговоры, замер смех. Доедали последних лошадей.

Тринадцатого октября впервые съели мясо павшей лошади, – оказалось ничего, есть можно. Но вот доедены и больше десятка павших лошадей. Пришлось есть конские кожи, затем уздечки, подпруги, всю сбрую из сыромятной кожи.

Взамен табака курили лиственничную и тополевую кору. Голодные красноармейцы знали, что из Якутска должно прийти продовольствие, и эта надежда ободряла и поддерживала их.

В ноябре бойцы окончательно обессилели, еле передвигали ноги. Но, несмотря на все невзгоды, отряд твердо стоял на боевом посту. По ночам выставлялось несколько полевых караулов, назначалась дежурная часть. По тревоге почти все бойцы в течение трех минут были готовы к бою, и только самые слабые приползали в цепь несколько позже.