Текст книги "Чудо-камень"

Автор книги: Иван Сотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Иван Сотников
ЧУДО-КАМЕНЬ
Повесть

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В каменном плену

И не думалось, что случится такое!..

Сенька в каменном плену. Сидит и не знает, как вырваться из ловушки. Надо же стрястись несуразной беде. И когда! Перед самым походом.

Придвинув к стене ящик, Сенька взлез на него и прильнул к узкой прорези подвального окошка. Сквозь железную решетку ему виделся пустой школьный двор. Ворота, конечно, закрыты, и никто не забредет сюда.

Как же быть теперь? Сколько ни стой у окна, все равно ничего не высмотришь. И сколько ни грызи ногти, ничего не придумаешь.

Отец только что уехал и свой отпуск решил провести в родном селе. Звал его с собой. Променять поход за нефритом на деревню? Н-е-ет! Что он не видел тихой речки? Не ловил печанки-рыбешки величиной с ноготок? Или не слышал мычанья коров? Все видано-перевидано. Правда, и там есть свое хорошее. Сенька хоть сейчас не прочь бы поскакать верхом на лошади или забраться на трактор в поле. Тоже дух захватывает. Только было это, и не раз. А тут все другое: лететь бы ему самолетом, бродить горными тропами, ночевать в тайге. Неужели все рухнуло и уплыли его горы?

И от ребят стыдно: засмеют! Скажут, угодил же в ловушку, А ведь как угодил! Пошел проводить отца. Всю дорогу шутил, смеялся. Встретил Петьку Рыжова, тоже теперь семиклассника, тот спрашивает: Куда, в деревню? Сенька и бухнул в шутку, дескать, прощай. Рыжов замахал руками, бросился прочь. Знать, поверил, лопух. Нет, горы Сенька ни на что не променяет.

И как на горе, случилось. Заскочил он на склад вещевой мешок заменить. Свой мал, неудобен. А тут никого, хоть дверь и открыта. Пока проискал мешок, школьный завхоз, находившийся в соседнем отсеке подвала, и закрыл Сеньку на засов. Закрыл и ушел. Когда он придет теперь, завтра или через неделю? А может, и вовсе не прийти.

Сенька уже стучал, грохал в дверь, кричал в окно – все напрасно. Что же все-таки делать? Как быть?

У двери вдруг что-то шаркнуло и громыхнуло. Обрадованно соскочил на пол и обомлел. Большущая крыса метнулась от двери в угол и скрылась в ворохе тряпья. Сеньку бросило в дрожь, хоть он и не из трусливых. «И крысы! Засни – такие сожрут заживо…» Ему сделалось не по себе. Он снова забрался на ящик, опасливо косясь на угол подвала.

А когда выглянул в окошко, сразу забыл про все страхи. Маленькая девчушка катала по двору обруч. Он тут же узнал ее: Петькина сестренка, Татьянка. Сенька радостно вскрикнул. Та присела даже и с испугу вдруг бросилась прочь. Как ни кричал Сенька, она не отзывалась.

Сам виноват, испугал.

К счастью, Татьянка оказалась любопытной и стала выглядывать из-за поленницы.

Сенька осторожно, чтобы не спугнуть, позвал девочку. Сначала робко, затем все смелее она приблизилась к окошку, остановилась шагах в трех. Наконец разглядела его, тихо спросила:

– Ты кто? Сеня?

– Ну да, Сеня, Вихров. Ай, не узнала?

– А зачем спрятался?

– Не спрятался – меня закрыли, выйти не могу. А мне в поход…

– Ребята ждали-ждали тебя и уехали. Петька сказал, ты в деревню сбежал…

– Сходи, Танечка, в школу, позови сторожа, пусть откроет. Не то меня крысы сожрут. Знаешь, они с поросенка тут.

Татьянка в страхе отпрянула.

– Крысы человеков не едят.

– Едят, позови сторожа.

– А вот не позову – не говори неправду.

– Сходи, Танечка, сходи. Камешков привезу.

– Мне Петька привезет: во сколько! – сложила она ладошки в пригоршню.

– Я других привезу, самых лучших, вот увидишь.

– А правда?

– Говорю, правда.

– А тебе горячо?

– Почему горячо?

– Петька сказал, ты спекся, погорел.

– Сбрехал твой Петька.

– Сказал, сам видел… Когда в подвал заходил.

– Сюда, в подвал?

– Ну да.

Сенька недоуменно дернулся плечами. Что это значит? С Петькой они давно не в ладах. С пятого класса воюют. Случалось, и царапались, за грудки хватались. Сенька не хотел с ним связываться и брать в поход не хотел. Платон Ильич настоял. Их классный руководитель. Зачем, говорит, отталкивать? Глядишь, уму-разуму наберется. Как же, наберется такой! Задавала, драчун, лодырь. Может любому насолить. На все способен. А теперь, гляди, еще ухмыляется. И надо было болтать с ним! Ребята подумают, взаправду сбежал.

– Найди, Танечка, сторожа. Очень прошу!

– А сторожа нет, ушел. Сама видела.

– Тогда маме скажи, найдет.

– А дома никого.

– Что же мне делать? – вовсе отчаялся Сенька.

– А ты жди… – и вприпрыжку помчалась со двора.

Легко сказать, жди. Время-то летит. Ребята, может, уже в самолете. Скажут, дезертир Сенька. В деревню уехал. Небось, диву даются, почему не сказал прямо. Не ждали бы, не искали. А улетят – попробуй догони их, найди. Маршрут новый, незнакомый. Тайга, кручи, скалы. До слез обидно. Еще скажут, и нефрит бросил. Только с нефритом у него свои счеты. Редкий чудо-камень однажды уже подвел Сеньку, а может, сам он подвел тот камень. Стыдно вспомнить!

Ведь как было. Три года назад семиклассники собрались в поход. За уральскими самоцветами. Сенька и загорелся пойти с ними. Уговаривал, упрашивал, свою коллекцию показывал. А не берут и все: мал еще. Только-только четвертый класс кончил. Спасибо Платону Ильичу, географу. Без него не согласились бы. С той поры Сенька и полюбил горы. Его коллекция сразу разрослась. Залюбуешься.

Из похода Сенька и принес тогда какой-то незнакомый камень. Он с трудом отбил его от огромной глыбы. На глаз неприглядный, зеленоватый. Поглядишь же в лупу – будто волокнистый, и слегка лучится. А отполировали – камень и заиграл. Зеленоватый, с голубыми прожилками! Оказалось, нефрит. Геологи не верят. Нет же на Урале нефрита. Дескать, хлопец подшутил. Взял из коллекции, а говорит, нашел в горах. А там такой глыбун – хоть смотри, хоть зажмурься. Только где та глыба нефрита, он не помнил. Одним словом, не поверили. Лишь Платон Ильич сказал, Сенька – не мистификатор, не обманщик.

На следующее лето снова в поход. Надо же найти тот нефрит. А он как сквозь землю провалился. Ни с чем вернулись. А Сенька все стоял на своем: был нефрит. А раз был – значит, есть и будет найден.

Прошлым летом еще снарядили экспедицию школьников. И снова, как ни искали, вернулись ни с чем. Исчез Сенькин нефрит. Будто заколдован.

Нынешним летом они в третий раз идут на поиски загадочного камня. А тут такая беда. Сидит Сенька в каменном мешке, бессильный что-либо предпринять, а ребята, возможно, уже летят в самолете искать нефрит.

Как же, все-таки, быть ему?

Старый камнерез

В Уфимском аэропорту было шумно и людно. Вдоль дороги сновали такси и автобусы. Суетясь спешили пассажиры. Их голоса беспокойны и безумолчны. С летнего поля доносился гул моторов. Там серебрились легкокрылые «ИЛ-18» и грузные, будто подпоясанные красным кушаком, «АН-10».

Никто из юных геологов еще не летал на таких самолетах, и, естественно, ребята не сводили с них глаз, наперебой обсуждали достоинства каждого. Жаль, не летают такие в Белорецк. Билеты у них на более тихую машину «ЛИ-2».

Альда глядела на ребят и дивилась. Мальчишки есть мальчишки. От техники они без ума. Альду влечет геология, и камни – ее стихия. Сенька Вихров пристрастил ее к самоцветам. Еще с четвертого класса. У него такая редкая коллекция. А с тех камней и началась их дружба.

Вернее, не с камней даже, а с ссоры. Из-за тетради. Вытащил он ее тайком и всю разрисовал рожицами: одна смешнее другой. Затем также незаметно подсунул обратно. А тут урок и время сдавать домашние задания. Раскрыла учительница ее тетрадь – рассердилась. Что за безобразие! Целая страница у Альды расписана рожицами. Затопала, расшумелась. Тогда Сенька встал и сознался. «Я виноват, – сказал он, – больше не буду».

Альда и разговаривать с ним не хотела. А он пристает: «Будешь дуться – еще разрисую». Знала, разрисует, и лучше не связываться. «Ты, наверное, ничего больше и не можешь, как одни рожицы рисовать». Нет, умел Сенька многое. Он показал ей альбом, где нарисованы камни-самоцветы. Очень здорово! «Хочешь, – сказал, – покажу, с чего рисовал».

В хот вечер они долго просидели за его коллекцией. Каждый камень в ней – чудо из чудес, и о каждом Сенька умел рассказать что-то необычное. Камни их и примирили тогда.

Сейчас Альда еще и еще оглядела своих одноклассников. Все они что надо. Только никто из них не заменит Сеньку. Вечный забияка, он очень пытлив, начитан. За что ни возьмется, все у него ладится. Дружить с ним – одно удовольствие. И вот как на горе нет Сеньки. Бесшабашная голова!

Ее раздумья оборвал подскочивший Азат. Подвижен, как закрученный волчок. Глаза черные, огромные. Будто видят такое, чего никто не видит, и никак не найдет слов, чтобы рассказать о том, с чем прибежал.

– Ты чего? – взял его за плечо Биктимер.

Он такой же черноволосый и черноглазый. Только Азат невысокого росточку, а этот высок и строен. Азат горяч, а этот сдержан. Азат разговорчив и тараторит безумолку, а Биктимер молчалив и больше склонен послушать.

– Что стряслось такое? – допрашивал он разгоряченного Азата.

Наконец шустрый мальчишка собрался с духом и разом выпалил:

– Видите, с кем стоит Грек? – указал он рукой в направлении павильона, где торгуют мороженным и фруктовыми водами.

Заинтригованные ребята разом поглядели в ту сторону. Их учитель географии и руководитель экспедиции Платон Ильич Греков разговаривал с незнакомым человеком. Ничего необычного в этом ребята не увидели. Они любили своего географа за простому, за умение занимательно рассказывать об увиденном и в шутку называли его между собой Греком. Сам Платон Ильич знал об этом и к прозвищу относился безобидно.

– Ну и что? – опять сказал Биктимер.

– Человек особенный! – частил Азат. – Взглянете – удивитесь. Весь изранен: лицо, шея, руки – все в шрамах, в рубцах. Видно, был в переделках. Говорят, весь Урал знает. Сам самоцветы искал. Камнерезом был. Вот бы расспросить!

– Да откуда он? – спросил Биктимер, издали вглядываясь в незнакомца.

– Говорят, из Белорецка. И будто, медвежатник. На зверя один на один ходит.

Белоречанин заинтересовал ребят, и они готовы были хоть сейчас расспрашивать незнакомца. Но как подступиться к нему, не знали. Платон Ильич не терпел навязчивости и во всем требовал от них такта.

– Вот бы Сеньку сюда! – вспомнил его Азат. – Тот бы враз зарисовал его и – в наш альбом. Здорово получилось бы. А теперь как? Может, сфотографировать?

Решили, что самый лучший способ – заговорить со стариком и ближе с ним познакомиться. Им просто повезло с первых шагов.

– Как утопленнику! – сострил Петька Рыжов. – Сенька сбежал – это тебе повезло?

– Ну и хорошо: по крайней мере, воспитывать не будет, – махнул рукой Юрка Дежнев.

– Хватит про Сеньку! – отмахнулся Азат. – Сбежал – значит, струсил. Тоже, геолог. А еще коллекцию собирает.

– Нет, не струсил, – заступился за друга Биктимер. – Он не такой. Наверно, отец не пустил.

– Не пустил – скажи, не подводи товарищей! – стоял на своем Азат. – Тут каждый человек на счету и у каждого свои обязанности. Кто рисовать будет? Фото есть фото, Потом без него и нефрит искать труднее.

– Обманщик он – вот кто! – не унимался Петька.

– И вовсе не обманщик! – заступилась Альда. – Видно, что-то стряслось, потому и не мог сказать.

Петька смешливо взглянул на Альду и подколол ее:

– Чья бы корова мычала, а твоя молчала! Даже тебе не сказал. Это хорошо?

Альда невольно прикусила губу и отвернулась: возразить ей нечего.

Ребята стайкой двинулись к Платону Ильичу, и она нехотя поплелась за ними. Все же Петька учудил. Хоть бы разузнал, что случилось, почему ни с того ни с сего Сенька передумал ехать с ними и подался в деревню. Друг называется. Даже не зашел, не сказал. Эх, Сенька, Сенька, чубатая твоя голова. Хоть бы в школу забежал: дескать, не могу.

Вон и Платон Ильич осуждает. Ему тоже не по себе. Насторожился, вроде ждет чего-то и все на дорогу поглядывает. Похоже, надеется, – вдруг заявится Сенька. А его нет и не будет. Ведь Грек сам ходил к нему и убедился: дома у них никого, все в деревню уехали. Что же теперь ждать?

– Вы что, ребята? – опередил их вопросом Платон Ильич. – Ах, билет. Ничего, все в порядке. Не приедет Вихров – билет не пропадет. Вот товарищу нужно в Белорецк. На него и перепишем. Знакомьтесь, это Савин Корней Ильич, уральский следопыт, знающий камнерез, гранильщик самоцветов.

Сгорая от любопытства, ребята окружили белоречанина, сыпали вопрос за вопросом. Ему, оказывается, за шестьдесят уже, а на вид крепок. Сразу располагает к себе. Всех одолевало нетерпение, и хотелось без конца расспрашивать, но стеснялись. Нельзя же сразу. Еще будет время поговорить и в самолете. Лишь Юрка Дежнев оставался замкнутым, равнодушным. Подумаешь, медвежатник!

Платон Ильич огорченно поглядел на очередной автобус из города. Сеньку он не привез. Выходит, в самом деле, подался в деревню. Затем позвал Корнея Ильича и пошел с ним в кассу переоформлять билет.

Из окна самолета

В самолете было светло и уютно. Ни толкотни, ни сутолоки. Всю левую сторону заняли школьники, участники экспедиции. Альда оказалась у окна, и рядом с нею Корней Ильич. Азат поглядывал на нее с завистью. Везет же девчонке! И поменяться местами не хочет. Сам он сидел возле Платона Ильича. Тот порой обертывался, чтобы перекинуться словечком с белорецким камнерезом.

Глядя на Платона Ильича и на своего соседа, Альда невольно сравнивала их. Учитель географии тонок и строен, лицо у него загорелое. Взгляд голубых глаз ясен и тверд. Мускулы лица словно натянуты. И все же в лице ощутимо беспокойство, тревога: чего-то искал и не нашел. Даже уголки губ опустились. Видно, за Сеньку тревожится. Теперь чего переживать. Тот сам себе сделал хуже. И себе и другим.

Белоречанин, наоборот, был тих и спокоен. Казалось, ничто его не тревожит. Самолет легко и плавно взмыл в воздух, и скоро уже Белорецк.

Разговор что-то не клеился. Корней Ильич откинулся на спинку кресла и, прищурив глаза, вроде вздремнул.

Не успела Альда опомниться, а под крылом самолета – уже горы. Даже не верилось, как близки от Уфы сырты Южного Урала. Они вырастали на глазах с каждой минутой. Еще немного, и горы со всех сторон.

Забыв про все на свете, Альда не отрывала глаз от окна. Было тихо-тихо, лишь порою слышались вскрики ребят. Их радовали кручи гор и прелесть речных долин. Внизу Инзер. Его зеленые луга и урема похожи на бесконечную ковровую дорожку, рассеченную лентой воды. В лесостепи, на подступах к Симу, правому притоку Агидели, он широк и раздолен, а чем выше по течению, становится все уже. Затем его берега теряются, и на горизонте встают огромные скалы и купола стройных лесов.

Альду восхищает бесконечная череда горных хребтов. Их массивные кряжи как стена за стеной высятся под облака и преграждают им путь. Все затянуто сизой дымкой, будто вышел сюда батыр-исполин, присел на гребни гор и закурил свою трубку.

– Ну и горы! – восхищалась Альда.

– И у каждой свое имя, свои сокровища, – донесся голос Корнея Ильича, который вдруг встрепенулся и через ее плечо тоже залюбовался горами.

– Видишь вон ту толстуху с плоской скальной вершиной, – говорил он про гору в окружении ее младших собратьев. – Сама Ямантау. А за нею, двугорбая, – Иремель, откуда течет наша Белая. Ручейком начинается. А вот на виду, правее, – острые пики Зильмердана.

– Вы были там? – не оборачиваясь, спросила Альда.

– Где я не был! А все это, – описав рукою круг в воздухе, сказал Корней Ильич, – и есть Белогорщина. Тут тебе медь и золото, цинк и бокситы, железные и марганцевые руды, отменные сланцы и краски – все, что хочешь.

– А нефрит есть? – выпалил Азат.

– Про нефрит не слыхал. Только думаю, все есть.

– Мы нефрит будем искать, – доверчиво проговорил Азат. – Камень такой. Красота!

– Ищите, ищите! – поощрил он ребят. – Обязательно найдете.

– Его непросто найти, нефрит, – многозначительно вставил Азат. – Сколько экспедиций было, и ни одна не обнаружила.

– Кто ищет, тот найдет! – заметил старик. – Такие горы, да не быть тут нефриту! Ищите!

– Мы на Иремель пойдем, и дальше, – продолжал Азат с гордостью. – Все горы обойдем. А не успеем за раз, еще приедем. От нефрита не отступимся. Так вся школа решила. Пойдемте с нами! – вдруг предложил он старику. – С вами быстрее найдем.

– Ишь ты, скорохват, – улыбнулся Корней Ильич. – У вас свое дело, у меня свое.

Азат недоуменно пожал плечами. Дескать, нефрит требует жертв, и сам он готов на все. Потому и не согласен с теми, кто думает иначе.

– Гляди-ко, – сказал Савин, – хребет Уварся.

Все прильнули к окнам.

Две скалистые вершины образуют как бы ворота, и самолет чуть не задевает их крылом. Глазу открылось радужное плоскогорье, приподнятое над голубою лентой Агидели, и посреди обширного амфитеатра гор раскинулся Белорецк – город башкирских металлургов.

Юных геологов разместили в школе, почти в центре города. Завтра отсюда начнется поход в горы, а сегодня можно осмотреть Белорецк. У Корнея Ильича есть время, и ему хочется показать ребятам свой город, где он родился и вырос, где кипела его молодость. Сам он живет то в городе, то у сына в Тирляне, то у зятя в горах. Скиталец по натуре, он не сидит на месте.

Старик долго водил ребят по городу и многое рассказывал про Белорецк – про город у самой границы Европы и Азии. Ребята глядели и дивились. Здесь все необычно: и новый центр с высокими красивыми зданиями, и зеленые скверы и бульвары, и журчание неумолчной Агидели, и покой Белого озера у завода, и горы из любого окна, и старый одноэтажный город, где немало улиц, где восемнадцатый век снизу вверх с завистью глядит на двадцатый буквально окна в окна. А Корней Ильич все рассказывает, и ни в каком учебнике не прочтешь такое.

Двести лет тому назад здесь были задуты первые домны. Затем в строй вступили кричные горны и молоты. Завод ежегодно выплавлял более ста тысяч пудов чугуна и производил до восьмидесяти тысяч пудов железа. Больше, чем все доменное производство тогдашней Англии и Швеции.

Здешнее железо с маркой старого соболя было ковкое и очень ценилось. Еще с английской выставки конца восемнадцатого века слава соболиного белорецкого железа стала известна в зарубежных странах.

Люди здесь ловкие, сильные, смелые. Умельцы на все руки. Их давние «железные диковинки» до сих пор изумляют. Какие диковинки? Их хранят на заводе. Это двойные морские узлы, завязанные местными умельцами из прутьев толщиной в палец.

А в дни гражданской войны сюда пришла телеграмма Ленина. В ответ на телеграмму белоречане отправили по Белой в Сормово караван с металлом. Отважные плотогоны и литейщики искусно провели его мимо Уфы, занятой белогвардейцами.

– Тут все геройские люди, – сказал Корней Ильич. – И монумент этот, – указал он на скромный памятник, – поставлен героям.

Ребята столпились у памятника, пытаясь как бы заглянуть в давнее прошлое.

Оказывается, это отсюда ушел через горы известный десятитысячный отряд Блюхера. Он с боями прошел всю Башкирию. Его отход прикрывала команда, преградившая путь белоказакам. Сорок человек пали тут смертью героев, и в память о них остались вот этот самый монумент и улица Сорока Павших.

Альда огляделась вокруг, пытаясь представить себе то время. Горы. Глухомань. Белоказаки. И горстка героев. И тысячи людей, что ушли отсюда воевать за Советскую власть. Как все далеко и как близко!..

Лишь с закатом солнца возвратились ребята в школу, и их разговорам не было конца. Незнакомый город стал роднее и ближе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Тирлянский

Тирлян Альде понравился. Заводской поселок чистый, уютный. Вечерний воздух густой и прозрачный, настоенный ароматом горных трав. Люди тут степенные, неторопливые, они искусно льют металл, и у тирлянских изделий – дальняя дорога. Их знают всюду.

Ребята с любопытством разглядывают завод, аккуратные улочки, скромные домики рабочих. Солнце еще не скрылось за горами, и магазины открыты. Очень хорошо. Значит, еще с вечера можно запастись хлебом, консервами, сгущенным молоком. Ранним утром им снова в путь.

Платон Ильич повел их прямо в школу. Юным туристам здесь уже приготовлены койки-раскладушки. В кубе – кипяток. Заваривай чай и пей, сколько хочешь. Азат мигом снарядил чайники, на столе загремели кружки, появились хлеб, масло, сыр, яйца. Платон Ильич раздобыл свежего молока, творогу.

Сытный стол с горячим чаем разморил ребят. Захотелось поваляться на койках, вытянуть ноги, раскинуть руки, а не то и свернуться калачиком. Как-никак, а горные километры в жаркий день дались нелегко. Ломит колени, горят подошвы ног.

Но ребята есть ребята. Неугомонный Азат что-то говорит безумолку. Биктимер не в силах охладить его пыл. Петька еще гремит посудой. Лишь Юрка Дежнев уткнулся в подушку, пытаясь уснуть. Платон Ильич присел было на свою койку и озабоченно оглядел ребят. Потом встал и тихо скомандовал:

– А ну-ка, ноги!

Всем ясно, снимай носки и показывай ноги. Не сбил ли ты их, не натер ли за дорогу. Ребята нехотя, девчонки стыдливо вытянули на койках только что вымытые холодной водой ноги. Ничего, все обошлось. Ноги у всех в порядке. Значит, обувь что надо.

В прошлом году, помнит Альда, в первый же день двое вышли из строя. Четверо суток биваком стояли из-за них на речке, залечивая побитые ноги. Просто беда, если ты сбил их до водянки или до крови. Заживают они трудно.

Наконец улегся и Платон Ильич. А Альда все лежала и думала то об одном, то о другом. Хороший у них Грек. Заботливый. С ним всегда хорошо.

Труднее с ребятами. Не с кем поговорить, чтобы душа в душу. Биктимер молчалив, и в голове у него лишь формулы и уравнения. Ему ехать на олимпиаду юных математиков. Теперь бы в самый раз отдохнуть от своих задач, а он часами сидит за уравнением и решить его никак не может. Нет, Альда не осуждает. Математика – сила! А Биктимер упорен и своего добьется. Азат – весельчак и балагур, вообще-то паренек что надо. Только Альду влечет все серьезное, и его забавы не по ней. Юрка вовсе какой-то обособленный. Такому угодить трудно. Все не по нем. Просто он не умеет радоваться. Увидит что-либо красивое, необычное, нет же, чтобы радоваться. А скорее всего скажет: «Подумаешь, невидаль. Бывает лучше». Плохо иметь такой характер. Ему вечно не по себе. Петька – задира, и Альда его не любит. Зачем его взяли только? Ему лишь бы озоровать. Альде от него нет покоя. То ущипнет, то за волосы уцепится. Какой-то шальной. А спросила, зачем он едет, Петька сказал, ее, Альду, охранять. Чтоб не потерялась. Отчебучил же такое!

Жаль, нет Сеньки. Было б с кем поговорить, отвести душу. Как он мог сбежать в деревню! Ни понять его, ни простить ему Альда не могла. А может, случилось что? Не мог же он просто вот взять и уехать. Выходит, все же мог. Но упрекать Сеньку Альда не могла долго и больше оправдывала. Нет, просто что-то случилось такое, чего она не знает.

Так за раздумьем ее незаметно и одолел сон.

Проснулись все бодрые, задорные, готовые на любой путь. А путь у них еще долгий, и сил понадобится много. Впереди столько интересного. Пойдет жизнь под открытым небом, в палатках на берегу горной речки или горного озера, вся в поисках к в движении. И столько предстоит увидеть! Альде сделалось очень-очень радостно.

Сразу же, едва из-за гор выглянуло еще прохладное солнце, привели двух башкирских лошадок с проводником. И когда их Грек успел обо всем договориться? Значит, легче будет шагать. Вьючные кони увезут многое. Палатки, продовольствие, снаряжение. За плечами останутся лишь рюкзаки. Очень здорово придумал их Грек.

– Ничего, не спешите радоваться! – не обольщал он ребят. – Тягостей впереди еще достанет. У нас ой-е-ей путь!

Но ребят не очень беспокоило, что будет впереди, и любое ожидание их больше радовало. Зато сейчас не тащить столько на себе.

Наконец тронулись в путь. Прощай, радушный Тирлян! Их дорога вдоль Белой лежит через увалы и невысокие горы, покосы и луга. А за ними их ждет Иремель-тау, что значит Священная гора! Там, на ее склонах, и начинается красавица Белая – башкирская Агидель.