Текст книги "Морской дьявол"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

А волна продолжала катиться дальше, к черте горизонта. И, казалось, она не становилась меньше, а вздымалась еще выше. И гул от нее поднимался к небу. И чудилось пассажирам вертолета: вот та самая библейская Гога и Магога, явившаяся миру в наказание за грехи его. Не один только Персидский залив взбунтовался, но в этот же час и момент встали на дыбы все моря и океаны, реки и озера – и бросились они на землю, на мир людской.

Король покачал головой. Проговорил на своем родном языке междометие, которое часто можно услышать и на нашем, русском:

– Ну и ну!..

И потом, склоняясь к Тимофею:

– Спасибо, русский друг, сердечное спасибо тебе, сын славянский, от всего арабского мира. Я бы хотел, очень бы хотел, чтобы об этой штуке кроме нас с тобой никто не знал.

Волна продолжала свой бег к горизонту, а вертолет, сделав круг над опустевшим островом, взял курс на материк, где люди еще не знали, что в руках у них появилось оружие, способное охладить пыл и ярость любого врага.

И они уже были далеко от острова, когда впереди по курсу, на севере, там где была Россия, вдруг рассеялись черные тучи и с небес грянули лучи солнца, и то ли воображению так представилось, то ли наяву случилась картина – из воды стала подниматься исполинская фигура человека. «Царь–освободитель, – негромко проговорил Курицын. – Наш царь, русский!» А люди, сидевшие в салоне, стали повторять: «Да, да – это над вашей страной вспыхнула такая яркая заря. Мы тоже видим человека, над его головой жаром горит золотая корона. И он поднимается все выше. Он как Бог, несет людям счастье и освобождение».

Август 2001

О СЕБЕ

Родился в 1924 году в деревне Слепцовка, позже переименованной в Ананьено, которая теперь по причине «неперспективности» снесена с лица пензенской земли, и на месте ее летом шумят хлеба, а зимой лежит снег, и лишь гул пролетающего самолета изредка тревожит белую тишину. Временами приезжаю в родную Пензу, обхожу ее старые улицы и новые районы, а затем еду в Тарханы. Там поклонюсь праху Лермонтова и пешком, а кое–где на попутных, направляюсь в Беково – и дальше, к родимым местам. Они с возрастом тянут к себе все сильнее. Часами стою посредине поля, и картины детства, образы милых сердцу людей встают передо мной как живые. Особенно дорог мне образ отца Владимира Ивановича, вечно занятого в поле, в хлеву, в огороде и никогда не позволявшего себе обидеть хоть пальцем малыша. Стоит в памяти картина: я сижу с братьями и сестренками на полатях, мама наша, Екатерина Михайловна, возится за перегородкой у печки, а отец, старшие братья Дмитрий, Сергей и Федор и кто–то еще из гостей пьют брагу и поют любимую в семье песню «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, горишь ты вся в огне». Отец поет сильно, красиво, – вдруг оборвет мелодию на полуслове и долго, недвижно сидит в углу под образами святых, преимущественно героев русской истории, думая, очевидно, о своей трудной жизни, о том, как прокормить и довести до ума детей.

Наведаюсь и в станицу Качалинскую на Дону, где я некоторое время жил с мамой, сестрой Марией и братом Евгением. Тут у нас домик, тут мы бываем иногда весной, а в другой раз и летом, и осенью.

Восьми лет я с братом Федором и сестрой Анной подался в Сталинград на Тракторный завод. Там в 1933 голодном году остался один и очутился на улице среди таких же, как я, бездомных, никому не нужных ребят.

В колодцах городских коммуникаций, в подвалах, на вокзалах, пристанях и на улице прошли четыре года моей жизни, которые считаю не только тяжкими и страшными по причине вечного голода и холода, но и самыми плодотворными с точки зрения познания жизни и воспитания характера, выработки воли и тех нравственных устоев, которые затем во всей последующей жизни поддерживали меня на том необходимом уровне, где сохраняется самоуважение и способность смотреть младенцу в глаза, любоваться природой и быть в постоянной рабочей форме. Я теперь без чувства неприязни и обиды вспоминаю уркачей и воров, которые были старше меня, сильнее и давали крепкую зуботычину, а подчас избивали жестоко за малейшее проявление двоедушия.

Отринутый миром бездомный люд, через который мне привелось пройти в детском возрасте, остается в моей памяти немым призывом к неустанному труду, к вечной борьбе со всем, что лишает человека жизни и достоинства.

Временами наезжал в Качалинскую к матери, но, рано овдовевшая, не имевшая ни кола, ни двора, она едва кормила двух малолетних детей, и я снова подавался в город.

Один вор, опекавший меня, где–то украл много книг и заставлял меня их продавать. Сначала я разглядывал картинки, потом прочитал страницу, другую – и так, мало–помалу, затянули меня фантазии великих мечтателей, бурный водоворот страстей человеческих.

В 1937 году я пришел на Тракторный завод и, назвавшись четырнадцатилетним, попросился на работу. При этом, кажется, сказал: «Если не хотите, чтобы я воровал». Работники отдела кадров, очевидно, не хотели этого и послали меня учеником токаря в заводское депо.

В 1940 году уехал в Грозный в авиашколу. Образования у меня никакого не было, в школе–то я почти не учился, а надо было сдать экзамены по русскому и математике. Диктант я написал на «хорошо» – помогла начитанность, а математику за меня сдал армянин Будагов в обмен на диктант по русскому, который я написал за него. А уж потом вечерами меня по математике натаскивали два моих новых друга курсанты Пивень и Кондратенко. За три–четыре месяца вечерних занятий я так овладел математикой, что стал хорошо усваивать сложнейшие науки: аэронавигацию, аэродинамику, устройство двигателей и всю летную программу. За отличное окончание авиашколы получил серебряный знак с изображением самолета, и запись об этом в курсантской книжке храню как самую дорогую реликвию.

Но воевать в авиации не пришлось: сделал всего лишь несколько боевых вылетов на разведчике Р-5, а потом попал в резерв, из него в артиллерию и закончил войну командиром фронтовой зенитной батареи в Будапеште.

В Москве на Поклонной горе в главном музее Великой Отечественной войны в Литераторском зале установлен мой бронзовый бюст работы скульптора профессора Александра Васильевича Соловьева.

Но если относиться к этому серьезно и не брать в расчет эмоций сиюминутных, – значки, звания, награды и даже бюсты – это все–таки детские игры взрослых дядей, и есть в этом что–то искусственное. Писатель создает свои произведения для читателя, а он, читатель, как известно, наград не раздает, в лучшем случае напишет автору письмо. Да и замечено: чем самобытнее художник, тем больше у него врагов и хулителей. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Некрасов, а в наше время – Булгаков, Маяковский, Есенин, Бажов… Не было у них ни званий, ни наград. Так уж лучше с ними делить судьбу, чем быть в обществе тех, кого владыки мира забросали медалями.

Дай мне Бог признания читателя – ничего другого не хотел бы я в жизни.

С 1946 года – журналист, корреспондент дивизионной газеты «На боевом посту» во Львове, затем – «Сталинского сокола» в Москве, потом служба в Румынии, демобилизован в звании капитана, Литературный институт им. Горького, десять лет работы в «Известиях».

С 1970 по 1974 год работал в издательстве «Современник».

В пятьдесят лет ушел со службы на «вольные хлеба», как у нас говорили.

В 1987 году умерла жена Надежда Николаевна, бывшая много лет мне и верным другом и помощницей. Женился во второй раз, переехал в Ленинград.

Петербургский период жизни совпал с бурными событиями, когда на Россию навалились все черные силы земли и от их сатанинской работы стали рушиться устои созданной за тысячелетие российской империи. Распался Союз Советских Социалистических республик, остановлены заводы, парализована наука. Образование, культура и искусство отданы пошлякам и пересмешникам, русская литература загублена на корню. Многие мои товарищи по цеху выронили перо, другие стали писать на потребу растлителям и врагам русской культуры. Отечественная интеллигенция в очередной раз стала предавать взрастивший ее народ. Я продолжал писать романы. За двенадцать лет жизни в северной столице написал десять романов. Восемь из них удалось напечатать.

Не могу я тут не сказать, что такой творческой прыти я во многом обязан супруге своей Люции Павловне, вдове покойного Геннадия Андреевича Шичко, открывшего метод безлекарствен– ного отрезвления алкоголиков и тем обессмертившего свое имя. Люция Павловна во всем мне помогает: создала благоприятные бытовые условия, редактирует мои книги, осуществляет многие компьютерные операции. Замечу, кстати, что она и сама является членом Союза писателей России, автором двух книг о своем первом муже и основательной работы об академике Ф. Г. Углове. Сейчас же она взяла на себя труд осмысления моего творчества, пишет статьи, в которых помогает читателю понять содержание моих книг.

Писательская судьба?.. Трудная, тревожная, как у большинства русских литераторов, не ищущих успеха в салонах капризных мод, не идущих на поводу у всесильной конъюнктуры.

Много сил отдано газетам; там статьи, очерки, рассказы – часто и они писались с болью сердца, с надеждой исправить нравы, улучшить всеобщую жизнь. Их сотни, они лежат в книжных хранилищах, как мертвые бабочки – родились и умерли в один день, и им уж не воскреснуть.

Печатал книги – повести, романы, публицистику.

Был период – десять лет – когда после ряда статей, к тому же и директивных, мне был закрыт доступ в издательства, и я вынужден был уйти в тень, помогал академику Углову писать книги.

Кстати, в жизни моей не однажды случалась ситуация, когда я уходил в тень и становился «певцом за сценой». Еще во времена Хрущева помогал владыке отделывать его речи, а затем маршалу авиации Красовскому писать его мемуары, а также генералам Рамазанову, Чистякову. На эту невидимую, но тяжкую работу ушло десять лет моей жизни. Книги эти, и особенно угловские, разошлись большими тиражами, переведены на языки многих народов – и сознание полезности этого труда грело и греет сейчас мою душу.

Вот уже двадцать с лишним лет активно участвую в борьбе за трезвость, пишу книги, помогающие людям осознать эту проблему и овладеть искусством отрезвления пьяниц.

В 1995 году меня избрали академиком Международной Славянской академии, а в 1996 году – президентом Северо–западного отделения и вице–президентом всей академии.

Общение с новыми товарищами доставляет мне много радости, поддерживает веру в возрождение России и в ее скорый могучий взлет.

Иван Дроздов,

2 марта 1997 года, С. – Петербург

Дроздов И. В.

Д 75 Морской дьявол: Роман /Оформление худож. В. И. Круговова. – СПб.: ЛИО Редактор, 2002. – 208 с.

ISBN 5–7058–0394-X

«Морской дьявол» – очередной, девятый роман одного из самых популярных современных писателей Ивана Дроздова, напечатанный в серии «Русский роман». Эта книга о нашем времени, в ней, как в зеркале, показана драматическая судьба нынешней России. Выпукло, рельефно изображены враги нашего народа, но особенно ярко показаны герои сопротивления, русские люди, вставшие на пути разрушителей России.

84.3P7

Иван Дроздов

МОРСКОЙ ДЬЯВОЛ

Роман

Редактор С. Б. Васильев

Технический редактор В. Серегин

Корректор Н. Григорьева

Издание осуществлено за счет средств автора

Подписано в печать 6.05.02. Формат 60 Ѕ 84 1/16.

Бумага офсетная. Гарнитура Таймс. Печать офсетная. Печ. л. 13. Тираж 5000 (1‑й завод 1025) экз. Заказ №

«ЛИО Редактор»

190008, Санкт – Петербург, Екатерининский канал, 170

Отпечатано с готовых диапозитивов в типографии

ООО «СПб. СРП «Павел» ВОГ»

196620, Санкт – Петербург – Павловск, ул. Коммунаров, 16

В серии «Русский роман»

вышли следующие книги

И. В. Дроздова:

БАРОНЕССА НАСТЯ

ПОСЛЕДНИЙ ИВАН

ШАЛЬНЫЕ МИЛЛИОНЫ

ФИЛИМОН И АНТИХРИСТ

ГОЛГОФА

ЛЕДЯНАЯ КУПЕЛЬ

ПОХИЩЕНИЕ СТОЛИЦЫ

МОРСКОЙ ДЬЯВОЛ

Книги можно заказать по адресу:

194156, Санкт – Петербург,

а/я 73,

Дроздовой Люции Павловне

АННОТАЦИЯ

В серии «Русский роман»

вышли следующие книги

И. В. Дроздова:

Баронесса Настя

Последний Иван

Шальные миллионы

Филимон и Антихрист

Голгофа

Оккупация

Ледяная купель

Похищение столицы

Сердечное спасибо дорогим читателям, которые внесли посильную лепту в издание этой книги:

Алексеевой Валентине Павловне

Зориной Татьяне Владиленовне

Ивановым Лидии Ивановне и Олегу Сергеевичу

Конбековым Владимиру Ивановичу и Виталию Ивановичу

Кудашкину Василию Андреевичу

Макушевой Нине Семеновне

Моисееву Александру Владимировичу

Несиоловским Елизавете Павловне и Георгию Николаевичу

Протасову Борису Ивановичу

Трезоруковой Марии Владимировне

Январским Нине Ивановне и Николаю Владимировичу