Текст книги "И снова через фронт…"

Автор книги: Иван Василевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава вторая

Около года советский народ ведет небывало тяжелую, жестокую войну. Пережиты серьезные неудачи ее начального периода. Осталось позади одно из величайших сражений Великой Отечественной войны, развернувшееся на обширной территории дальних и ближних подступов к нашей столице. Нацеленные на Москву ударные силы врага были остановлены советскими войсками и разгромлены. Гитлеровский план молниеносной войны сорван. Но враг оставался еще очень силен и готовился к новому натиску. Весной 1942 года немецко-фашистские войска развернули наступление…

Советские разведчики, действовавшие за линией фронта, внимательно следили за противником. Во вражеский тыл направлялись новые разведгруппы. Для многих молодых разведчиков это будет первое боевое задание, и первое в жизни серьезное испытание на боевую зрелость и мужество.

Было 3 июня 1942 года. Видавший виды полуторатонный грузовик бойко влетел на московский Центральный аэродром и остановился у окрашенного в темно-зеленый цвет двухмоторного «Дугласа», поднявшего застекленный нос в вечернее небо. Из кузова автомашины быстро выпрыгнули бойцы разведгруппы. Тотчас были погружены в самолет привезенные два тюка с необходимым грузом – оружием, боеприпасами, продуктами питания.

Через несколько минут парашютисты, среди которых были две девушки, займут места в самолете и по заданию штаба Западного фронта полетят во вражеский тыл. Они будут работать на временно оккупированной немецко-фашистскими войсками территории Белоруссии, в тылу группы армий «Центр». Задачи перед ними поставлены серьезные: минировать коммуникации, контролировать переброски войск, добывать сведения о гарнизонах и объектах врага в районе Пропойска Могилевской области. Работа предстоит напряженная, ответственная.

Ребята сосредоточенны, молчаливы.

– Я вижу, кто любит трудиться, тому без дела не сидится, – пытался шутить кто-то из разведчиков, обращаясь к авиационным механикам, готовившим к запуску двигатели «Дугласа».

– Это, браток, совершенно точно, нашей машине не сидится. Она великая труженица… С первых дней войны в воздухе. А теперь вот, ребятки, и ваш черед.

Перед посадкой разведчиков в самолет на аэродром приехал представитель штаба Западного фронта. Разведчики обступили знакомого подполковника. Сразу завязалась живая беседа. Но подошел к подполковнику летчик. Поднес руку к козырьку фуражки с голубым околышем и доложил, что самолет к вылету готов.

Подполковник крепко пожал руки разведчикам, по-отечески поцеловал каждого и пожелал успешного выполнения задания. Он еще что-то произнес, но разобрать слова было невозможно: запущенные двигатели самолета заглушили голос.

Жестом руки представитель штаба фронта дал понять. что парашютистам пора подниматься на борт воздушного корабля. Кто-то туже затягивал ремень. Двое рослых юношей первыми оказались в самолете и, подав руку девушкам, помогли им подняться на борт. Вслед за ними места заняли и другие. Последним в самолет вошел девятнадцатилетний комсомолец Василий Боков. В октябре сорок первого по путевке Свердловского райкома комсомола Москвы он был зачислен в разведгруппу Западного фронта.

Вскоре Василий познал, почем фунт лиха, не раз ходил во вражеский тыл под Москвой. Товарищи внимательно прислушивались к его советам: ведь некоторые летели через линию фронта впервые.

Летчики закрыли люк.

Василий Боков взглянул на сосредоточенные лица друзей, подсвеченные синим светом плафона. Его взгляд остановился на девушках. Василий знал, та, которая сидела ближе к нему, – Надя Кожевникова – в Красную Армию пришла добровольно в ноябре 1941 года по путевке Таганского райкома комсомола. Девушка смелая, настойчивая. Вторая – Ольга Бурова – ее почему-то называли Аллой, на год старше своей подруги, в разведку зачислена по рекомендации Калининского райкома ВЛКСМ в конце октября 1941 года, разведчица с немалым опытом работы, трижды выполняла задания в тылу врага. Два раза переходила линию фронта в Подмосковье, потом ее забрасывали на Украину.

Под монотонный шум двигателей Боков исподволь оглядел ребят. Кто они? Вот блондин с чуть раскосыми глазами и полными губами– Овидий Горчаков. С виду совсем хрупкий, словно девушка, с пышной копной светло-русых волос. Он молча глядел в иллюминатор, поглощенный какими-то думами. Боков чувствовал, что у этого парня еще не сформировавшийся характер, которому предстоит закалиться в горниле войны. Не зря же поется в партизанской песне:

 
Где леса стоят сосновые,
В белорусской стороне,
В дни военные, грозные
Закалялись мы в огне…
 

Потом Боков посмотрел на самого высокого в группе Володю Щелкунова, бывшего закройщика московской обувной фабрики. Интересно, как Володя мог добиться зачисления в армию? Через полгода ему будет только семнадцать. Да, молодчина! Вот это комсомолец!

Немногим больше семнадцати Николаю Шорину. В комитете комсомола завода «Спринклер», конечно, не знали, что их воспитанник чертежник Шорин скоро будет десантирован на территорию, оккупированную противником. А дома? Родители Шорина, жившие в Подмосковье, тоже не догадывались об этом. Они даже не подозревали, что их единственный сын добровольно вступил в Красную Армию и по комсомольской путевке стал разведчиком.

До войны Николай не был комсомольцем, но когда райком ВЛКСМ призвал комсомольцев добровольно вступать в ряды защитников Родины, юноша сразу же подал заявление с просьбой принять его в боевой авангард молодежи. Получив комсомольский билет, стал добиваться призыва в армию. И добился!

Рядом с Боковым сидел его ровесник, комсомолец из Белоруссии Николай Барашков. Василий хорошо знал его, помнил, что Николай через два месяца после начала войны ушел добровольно в Красную Армию, а спустя еще два месяца получил назначение в разведку. В середине октября выполнял задание за линией фронта, во вражеском тылу.

Рядом с девушками сидел Николай Сазонов – москвич, слесарь с Красной Пресни, по рекомендации райкома ВЛКСМ 23 апреля 1942 года он был зачислен в разведку штаба Западного фронта. В тот же день разведчиком стал и московский комсомолец Владимир Терентьев.

Самолет задрожал. Усилился шум винтов, и мы стали выруливать на взлетную полосу. В конце рулежной дорожки машина остановилась, двигатели замолкли. Разведчики переглянулись в недоумении.

Бортмеханик быстро открыл люк, спустился по трапу на землю.

– Шасси подвело, – спокойно сказал подошедший к разведчикам инструктор парашютно-десантной службы. Кажется, пневматик лопнул.

– Который? – деловито осведомился Володя Щелкунов.

– Правый.

– Так я и знал, что правый.

– Почему, Длинный? – спросил его кто-то из ребят.

– Очень просто. Вася Боков сидит на той стороне, – спокойно ответил Володя.

Все громко засмеялись, дружелюбно поглядывая на рослого, самого полного в группе товарища.

– И что же, теперь нам ждать, когда дадут другой самолет? – поинтересовалась Алла Бурова.

– Зачем нам другой самолет? Сейчас заменят пневматик.

Минут через тридцать шасси отремонтировали, и самолет поднялся в воздух, держа курс на запад.

«Дуглас» летел уже около трех часов. Линию фронта разведчики разглядеть не смогли: ночь укрыла от их взора землю и позиции прочно окопавшихся войск 4-й полевой армии вермахта, перешедших к обороне.

«Далеко все-таки забрался враг, – подумал Василий Боков. – Скорей бы наши перешли в наступление. А мы с тыла поможем!»

Он был глубоко убежден в скором наступлении наших войск.

На Василия Бокова вдруг нахлынула тревога за связь со штабом фронта: у разведгруппы не было своей рации. Доклады в штаб можно будет передавать только по радиостанции другой группы, вылетевшей из Москвы тоже сегодня, которая должна действовать на Могилевщине. Удастся ли встретить связника от той группы?..

В полночь вспыхнула красная лампочка над дверью пилотской кабины. Значит, приготовиться к прыжку. Десантники поднялись со своих мест, оправили снаряжение, перекинулись взглядами. Еще раз проверили надежность крепления подвесной системы парашютов. Появился инструктор парашютно-десантной службы. Он открыл люк и встал у его проема.

Вспыхнула зеленая лампочка.

– Пошел!

Разведчики один за другим прыгали из самолета. У Нади Кожевниковой от волнения замерло сердце. Она молча шагнула к люку. Как для нее, так и для большинства других членов группы это был первый боевой прыжок.

Там, внизу, нет ни подготовленной площадки, на которую можно приземлиться, ни сигнальных огней. Там нет друзей, ожидающих их в условленном месте. «Слепой» прыжок. Это для того, чтобы обеспечить скрытность выброски группы.

По-разному встретили белорусские леса добровольцев-разведчиков, «упавших с неба» глубокой ночью с 3 на 4 июня 1942 года.

Благополучно приземлился Володя Терентьев. Спрятав парашют, он начал искать товарищей и вскоре заметил увязшего в болоте Василия Бокова. Терентьев помог ему выбраться из трясины. Почти сразу же нашлась Надя Кожевникова.

– Как приземление? – негромко спросил Боков девушку.

– Нормально.

– Парашют спрятала?

– Не беспокойся. Все сделала, как положено.

– Кого-нибудь из ребят видела?

– Нет. И не знаю, где их искать.

Поблизости раздался треск сухого валежника, и между деревьями показался Николай Барашков.

– Колька! – негромко окликнула его Надя. – Иди сюда!

– Где Василий? – поинтересовался Барашков.

– Здесь. А другие?

– Никого не видел.

– Отправляйтесь искать ребят, – распорядился Боков. – Кого найдете, приводите сюда. Барашков, ты иди к опушке леса. А Надежда пойдет в противоположную сторону. Быстро! Терентьев отправляйся строго на запад. Сбор здесь через тридцать минут.

Боков, расстроенный тем, что сильный ветер рассеял группу по лесу, тоже отправился на поиск.

Еще несколько минут назад Горчаков летел к темному лесному ковру; парашют раскрылся, все в порядке. Земля стремительно приближалась. Еще мгновение, и под ним раздался треск. Это ломались ветки сосновой кроны, в гущу которой он угодил. Остроконечные сучья хватали его, словно хищники когтями, разрывали одежду, царапали кожу. На мгновение он повис на стропах между небом и землей. Затем его качнуло в сторону, и он камнем повалился на землю. Не успев ощутить боли, потерял сознание. Очнувшись, приподнял голову, посмотрел вокруг. Темно. Никого нет. Провел мокрой рукой по лбу и сразу же вскрикнул от боли в ноге. Оказывается, он зацепился парашютом за крепкие ветви сосны, обломил их и грохнулся на землю, угодив правой ногой на пень. Хотел подняться, но не смог. Ощупал ногу. Снова попытался встать.

Прислушался. Выкопал яму. Затем собрал парашют, запрятал его под сосной и, преодолевая боль в ноге, стиснув зубы, стал пробираться в глубь леса. Ему с трудом удалось пройти несколько метров. Сел на землю, осторожно стащил кирзовый сапог с сильно распухшей ноги, прилег. Небо было совсем черное, зловещее, затянутое грозовыми тучами. Казалось, вот-вот грянет гром.

В лесу раздалось кваканье лягушки – условный сигнал десантной группы. «Наши!» Овидий обрадовался.

Через минуту послышался шорох, шаги. Появился Володя Щелкунов. Овидий вскочил, запрыгал к другу на одной ноге.

Не теряя времени, они двинулись в путь. Минуты через две-три услышали приглушенную русскую речь. Сделав несколько шагов, увидели Николая Сазонова. Он был по пояс в грязи. Оказывается, приземляясь, Николай угодил в болото и с трудом выбрался из него.

Вскоре объявился и Николай Шорин.

– Как дела? – негромко спросил Щелкунов Николая.

– Все нормально.

– Не страшно было прыгать?

– По правде говоря, когда подходил к люку само-лета, было как-то безразлично, ничего не боялся. А когда парашют раскрылся, показалось, повис в воздухе.

– Повис?

– Да. Показалось, что я повис во мгле среди небес. Во мне же всего пятьдесят килограммов. Ну, думаю, не видать мне больше земли родной, – шутил Шорин. – Унесет к фашистам в лапы. – Друзья засмеялись. – Честное слово, мне показалось, что я не снижаюсь. Потом, как назло, увидел, что мимо меня медленно проплыл к земле один парашютист, другой… Все обгоняют. Это же черт знает что такое! Какие только мысли в голову не приходили. Думал, что теперь буду птицей парить в воздухе. И только когда ногами о землю ударился, обрадовался. Приземлился нормально…

Поспешили искать остальных.

Николай Барашков, выйдя на поляну, увидел на дереве белый купол парашюта. Зацепился за макушку сосны. Разведчик осторожно приблизился к дереву и увидел повисшую на стропах Аллу Бурову, безуспешно пытавшуюся дотянуться до ствола сосны. Девушка тоже увидела подошедшего Барашкова и обрадовалась.

– Кости целы? – негромко спросил Николай.

– Целы. А вот как на землю опуститься, ума не приложу.

Барашков деловито посмотрел на сосну, почесал затылок.

– Надо же тебе было выбрать именно эту – самую высокую, да еще и с ветвями только на макушке. Ствол будто нарочно отшлифован. На такое дерево не заберешься без монтерских «когтей».

Барашков сбросил с плеч вещевой мешок, снял серозеленую куртку, поплевал на руки и полез на дерево, умело и ловко действуя ногами и руками, обвивавшими гладкий ствол. Он довольно быстро добрался до макушки, стал подтягивать к себе стропы. Белое полотнище начало сползать с ветвей. Николай, придерживая Аллу за стропы, помог ей спуститься.

Вскоре все пришли к месту сбора. Сориентировались. Поняли, что находятся около деревни Рябиновки. Стали искать грузовые тюки. Один нашли около деревни Закурганье, недалеко от Рябиновки, а второй тюк, с продовольствием, боеприпасами, одеждой, словно сквозь землю провалился. Сколько его ни искали, так и не нашли.

До рассвета углубились в лес на несколько километров западнее Рябиновки и разбили там временный лагерь для отдыха. Надя Кожевникова, как отрядный медик, занялась ушибленной ногой вконец измучившегося Горчакова.

– Ничего страшного. Нет ни перелома, ни вывиха. Это главное. Ушиб сильный, связки растянуты… Ну, будь здоров! В следующий раз, когда будешь прыгать с парашютом, смотри в оба, избегай посадки на пни.

– Спасибо!.. Боль вроде утихает… – схитрил Овидий. Через несколько минут кое-кто из ребят уже спал.

Первый день во вражеском тылу прошел под грозовым дождем. Кто-то пошутил, это, мол, на счастье. Под плащ-накидкой да под огромной сосной для разведчиков он был не страшен, но рассиживаться особенно было некогда.

А за линией фронта, на нашей стороне, инструктор парашютно-десантной службы штаба Западного фронта старшина Пушкарев уже представил начальнику письменный рапорт, в котором указывал:

«…Самолет „Дуглас“ с Центрального аэродрома вылетел в 20 час. 10 мин. В 0 час. 15 мин. достиг заданного района. В 0 час. 20 мин. люди и два мешка груза выброшены в районе цели.

В 0 час. 25 мин. „Дуглас“ лег на обратный курс и в 4 часа 15 мин. произвел посадку на Центральном аэродроме…»

Вечером 4 июня старший лейтенант Чернышевич, командир другой разведгруппы, заброшенной той же ночью в тыл противника на Могилевщину, доложил по радио в штаб фронта о том, что его группа благополучно приземлилась в районе деревни Долгая Пропойского района и что на условленное место направлен связник для встречи с Боковым. Но встреча не состоялась.

В штабе фронта ломали голову: почему Боков не вышел на встречу? Удачно ли группа приземлилась! Не обнаружены ли разведчики гитлеровцами? Ответы на все эти вопросы мог дать только Владимир Чернышевич. Надо ждать новых сообщений от него…

На следующие сутки разведчики решили ночью уйти подальше от места приземления. Впереди цепочки шел белорус Николай Барашков. Перед войной он окончил фототопографическое отделение Алапаевского геологоразведочного техникума и кому, как не ему, было прокладывать тропы во вражеском тылу. Колонну замыкал Горчаков, передвигавшийся с помощью палки, вырубленной Василием Боковым. Постоянная боль в ноге, но он упорно двигался вперед. Каждый шаг для него был испытанием на выдержку, на прочность характера. И это испытание он стремился выдержать. Ведь группа и так еле тащилась из-за него.

Преодолев топкую трясину, разведгруппа взошла на пригорок. Ранний июньский рассвет пробудил лесных птиц и залил лучами солнца макушки деревьев. Десантники повеселели, хотя и отдавали себе отчет в том, что вражеский тыл таит много неприятных неожиданностей. В полдень в густом Хачинском лесу, недалеко от Горбатого моста на реке Ухлясть, разбили лагерь. Не успели они как следует оборудовать свои временные жилища, как погода опять испортилась. Ветер яростно трепал макушки деревьев, небо затянули тучи, а вскоре хлынул проливной дождь. Он шел несколько часов.

Но, несмотря на непогоду, разведчики приступили к выполнению поставленных командованием задач. Только Горчаков из-за больной ноги не покидал пока лагеря. Ночью он ходил в караул. О немцах пока ничего не было известно. В лесу – тишина. Не чувствовалось никакой войны. Молодому разведчику казалось, что в тылу врага обязательно должны быть вражеские войска. А их поблизости и в помине нет. А ведь они находятся в тылу группы армий «Центр»!.. Вдруг где-то вблизи раздался душераздирающий крик. Овидий машинально вскинул автомат, но кругом была непроглядная тьма. Он не знал, как поступить. Объявить тревогу? Броситься в сторону крика? Спрятаться в кустах и ждать, что будет дальше? Он встал за ствол сосны, потом перебежал к другому дереву, поближе к лагерю. Странно, но крик больше не повторялся.

У Горчакова мелькнула мысль: неужели показалось? Он сильнее стиснул в руках автомат и, пристально вглядываясь в тревожную темноту, сделал несколько шагов в сторону того места, откуда раздался необычный крик.

Каково же было его удивление, когда Володя Щелкунов, пришедший сменить его на посту, спросил:

– Ну как, не испугался филина?

Овидий ничего не ответил, улыбнулся про себя и, толкнув Щелкунова в плечо, пошел к лагерю.

Василий Боков, крупный, с виду флегматичный парень, регулярно уходил из лагеря в поисках связи с разведгруппой под командованием старшего лейтенанта Чернышевича, десантированной в район Пропойска и действовавшей где-то за рекой Сож, на востоке Могилевской области. К 12 часам дня Боков приходил к небольшому мосту через ручей, пересекающий лесную дорогу между деревушками Роги и Добрый Дуб. С полудня до захода солнца, укрывшись в густом кустарнике, он ждал у этого мостика связного.

Пролетали дни… По мосту проходили редкие прохожие, проезжали подводы, но того, кого ждал Боков, не было. Его все больше тревожила судьба группы Владимира Чернышевича.

Но в середине июня разведгруппе удалось встретить партизан. К ним присоединился радист Иван Студенов, работавший в тылу врага тоже по заданию штаба Западного фронта. Теперь появилась своя связь с Центром.

Однажды, закончив очередной сеанс радиосвязи, Студенов отключил батареи и вышел из палатки. Стоял тихий летний вечер. Его слух уловил чей-то негромкий разговор. Иван насторожился. Потом послышался девичий приглушенный смех. Кто же это? Надя Кожевникова? А с кем она так весело разговаривает? Радист неторопливой походкой, вразвалку пошел в сторону женской палатки и увидел Надю, сидевшую на пне. Она охватила руками колени и что-то оживленно рассказывала Овидию, растянувшемуся на траве. Иван подошел к ним.

– Все ушли на задание, а ты чего тут, Витька, прохлаждаешься? – грубовато спросил Иван Овидия, которого все в группе звали Витькой. Надя перевела на Ивана удивленный взгляд, блеснув серо-голубыми глазами.

– Я только что из караула. Теперь вот Надюшу веселю. Но это по секрету.

– Какому секрету?

– Да ты, Иван, не слушай его! Присаживайся, – тепло, по-товарищески сказала Надя и привычным движением головы отбросила назад пышные золотистые волосы. Радист посмотрел на Горчакова, потом на девушку.

– Да ну вас!.. – Иван махнул рукой и удалился.

Надя поднялась с пня, одернула гимнастерку, перехваченную в талии широким солдатским ремнем. Встал и Овидий. В эту минуту Надя показалась ему очень красивой.

– Ну, что так смотришь? – спросила Надя, лукаво улыбаясь.

– Надя…

– Боец Горчаков! – сказала она с нарочитой серьезностью. – Вы после караула, и вам необходимо отдохнуть.

Надя ушла. Овидий пошел спать – ночью опять в караул.

Могилевщина. Чудесный белорусский край с бескрайними лесами, раздольными полями и лугами. О чем шумят леса твои? О чем плещут величаво текущие воды седого Славутича, говорливые потоки Сожа, Березины, Свислочи, Друти, Прони, Ипути?.. Не о том ли, что ты, древняя земля Приднепровская, снова стала свидетельницей борьбы нашего народа с захватчиками?

Год назад врагу удалось вступить на территорию Могилевской области. Начался самый тяжелый период в ее истории.

По призыву Коммунистической партии тысячи жителей области с оружием в руках встали на защиту Родины. Десятки тысяч трудящихся возводили оборонительные сооружения. По мере приближения линии фронта принимались срочные меры для эвакуации предприятий.

Наша партия вела настойчивую работу по развертыванию патриотического движения в тылу врага. Лучшие сыны и дочери народа шли в партизанские отряды и подпольные организации. С первых дней оккупации Могилева в военном госпитале, который наши войска не успела эвакуировать, начала работать подпольная группа советских врачей. Патриоты действовали на железнодорожном узле, хлебозаводе, фабрике искусственного волокна, на авторемонтном заводе.

Территория Могилевской области гитлеровцами была включена в зону армейского тыла. В соответствии с приказом Гитлера от 25 июня 1941 года вся власть в этой зоне принадлежала военным властям во главе с тыловой комендатурой в Могилеве.

В сентябре 1941 года командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Бок получил из Берлина директиву генерал-фельдмаршала Кейтеля.

«Совершенно секретно.

Только для командования.

Начальник штаба верховного командования вооруженных сил.

Штаб оперативного руководства…

№ 002060/41

16.9.1941 г.

Содержание: коммунистическое повстанческое движение на оккупированных территориях.

1. С начала войны против Советской России на оккупированных Германией территориях повсеместно вспыхнуло коммунистическое повстанческое движение. Формы действий варьируются от пропагандистских мероприятий и нападений на отдельных военнослужащих вермахта до открытых восстаний и широкой войны…

2. Принимавшиеся до сего времени мероприятия, направленные против всеобщего коммунистического повстанческого движения, оказались недостаточными. Фюрер распорядился, чтобы всюду пустить в ход самые крутые меры для подавления в кратчайший срок этого движения…

3. При этом в своих действиях следует руководствоваться следующими положениями:

а) каждый случай сопротивления немецким оккупационным властям, независимо от обстоятельств, следует расценивать как проявление коммунистических происков;

б) чтобы в зародыше подавить эти происки, следует по первому поводу немедленно принять самые суровые меры для утверждения авторитета оккупационных властей и предотвращения дальнейшего расширения движения. При этом следует учитывать, что на указанных территориях человеческая жизнь ничего не стоит, и устрашающее воздействие может быть достигнуто только необычайной жестокостью…

д) …действенным средством запугивания может быть только смертная казнь…

Кейтель».

Генерал-фельдмаршал фон Бок приказал незамедлительно направить эту директиву для непосредственного исполнения командующему охранными войсками и начальнику тылового района группы армий «Центр» генералу пехоты фон Шенкендорфу.

К лету 1942 года на территории Могилевской области вели борьбу с оккупантами более тридцати партизанских отрядов. В апреле 1942 года начала выходить подпольная газета «За Родину». Патриотические группы города Могилева объединились в «Комитет содействия Красной Армии».

При установлении «нового порядка» гитлеровская администрация в Белоруссии повсеместно наталкивалась на упорное противодействие патриотов. Фашисты поставили целью во что бы то ни стало сломить сопротивление советского народа, уничтожить антифашистское движение.

В июле 1942 года в штаб группы армий «Центр» поступило донесение железнодорожной дирекции о действиях партизан:

«Секретно.

Налеты партизан в течение июля приняли столь угрожающие масштабы, что… положение вызывает самые серьезные опасения. Число партизанских налетов:… апрель – 65, май – 145, июнь – 262, июль – 304.

При этом следует особо учитывать, что за последнее время значительно возросла сила налетов и соответственно усугубились их последствия.

К настоящему времени на минах подорвалось 200 паровозов. Только в зоне главной железнодорожной дирекции группы армий „Центр“ подорвалось на минах число паровозов, равное месячной продукции паровозостроительной промышленности Германии.

Уполномоченный по воинским перевозкам

Логеманн».

С первых дней оккупации на Могилевщине появились лагеря смерти, гестаповские застенки, гетто, полицейские и жандармские участки.

Для осуществления террористических акций фашисты создавали специальные подвижные оперативные группы, в состав которых включились мастера заплечных дел из войск СС, гестапо, СД, полиции порядка, криминальной полиции, вспомогательной полиции, ГФП.

17 ноября 1941 года на Советской площади Могилева повешены врачи военного госпиталя, являвшиеся членами подпольной группы. 27 ноября гитлеровцам удалось схватить группу патриотов-железнодорожников. По приказу гауптштурмфюрера Прибба осенью 1941 года в психиатрической больнице в Печерске фашисты истребили более тысячи больных. В первую военную зиму в Могилевских лагерях погибло несколько десятков тысяч военнопленных. В городе и области проводился массовый кровавый террор против населения. Особыми зверствами отличались палачи из зондеркоманды СД-8 под командованием гауптштурмфюрера Гассе.

В Хачинском лесу, на границе Быховского и Пропойского районов, действовало несколько партизанских групп и отрядов. Среди них был и небольшой отряд, возглавляемый жителем деревни Смолица Яковом Аксеновичем Курпоченко, или, как его называли партизаны, Аксенычем. Это был отряд, сформированный из местных патриотов и «окруженцев». 19 июня разведчики установили связь с Аксенычем, и возглавляемый им отряд стал принимать участие в совместных с разведгруппой операциях.

По рекомендации Якова Аксеновича десантники решили организовать свой лагерь на партизанской базе.

– Мы предлагаем тихий уголок в дебрях леса, известный местным жителям под названием Городище, – с добродушной улыбкой говорил Аксеныч старшему группы Василию Бокову. – Когда-то на Городище велись раскопки древнего поселения. А сейчас Городище – глушь, вдали от деревень, в стороне от больших дорог.

К новой стоянке разведчики в сопровождении партизан пришли рано утром. Быстро оборудовали шалаши.

На следующий день на базе с самого рассвета начались приготовления к боевым операциям. В гулком, еще не прокаленном солнечными лучами воздухе раздавались команды…

Под ветвистой березой разместилась группа партизан-новичков, которым опытные подрывники Барашков, Сазонов и Терентьев объясняли устройство железнодорожной мины. Рядом Горчаков не без гордости демонстрировал партизанам свой автомат. Под соседней сосной Щелкунов рассказывал молодым парням из окрестных деревень о гранате Ф-1. А Николай Шорин читал новым друзьям свои стихи:

 
В семнадцать лет я взял винтовку в руки,
По зову партии пошел я в тыл к врагу.
В семнадцать лет познал войны науки,
И Родине на верность присягнул…
 

Разведчики разошлись. Только около женской палатки толпились девушки. Затаив дыхание, они слушали рассказ Буровой о Зое Космодемьянской. Алла была с ней лично знакома.

Для молодых комсомольцев-разведчиков, впервые оказавшихся в тылу врага, партизанская жизнь стала большой, незаменимой школой. Новые знакомства, волнующие рассказы о партизанских буднях, диверсионных действиях на оккупированной врагом территории… В долгих задушевных беседах с партизанами они многое узнали о войне.

С наступлением темноты разведчики и партизаны отправились на выполнение заданий. Возглавляемая Барашковым группа ушла минировать шоссейную дорогу. В составе группы были три Николая – Барашков, Шорин и Сазонов, а также Владимир Щелкунов, Овидий Горчаков и Володя Терентьев. С ними пошла и Алла Бурова.

От лагеря до места операции было километров пятнадцать. С невероятным трудом преодолел это расстояние все еще хромавший на правую ногу Горчаков. Оставаться же в лагере он наотрез отказался.

– Ну вот и добрались, – шепотом произнес командир группы минеров Барашков. – Не более двухсот метров осталось.

Миновав пронизанный лунным светом лес, группа залегла вблизи дороги. Барашков раздвинул мокрый от росы куст и увидел светлую ленту уходящего вдаль пустынного большака.

– Виктор, как нога? – спросил командир, обращаясь к Горчакову.

– Терпимо, – уклончиво ответил Овидий.

Прекрасный стрелок Володя Щелкунов отделился от группы, бесшумно подполз к кювету, перескочил через него и оказался у дороги, заняв удобную для наблюдения позицию. Недалеко от него заняла место для наблюдения Алла. Через минуту пять минеров во главе с Барашковым поползли к дороге.

Быстро, сноровисто рыли лунки для мин Сазонов, Шорин и Терентьев.

– Закладывай мину тут! – шепнул Барашков, указывая Овидию на след недавно проехавшей автомашины. – Землю рой финкой. Быстро! – И Николай переполз к Терентьеву, а потом к Шорину.

Горчаков, лихорадочно орудуя финкой, начал рыть лунку. Неудобно. Присел на корточки. Грунт оказался на редкость твердым, с трудом поддавался ножу. Только бы успеть! Барашков, вновь оказавшийся около Овидия, помог ему установить мину. Затаив дыхание, Горчаков наблюдал, как Николай хладнокровно, точными и ловкими движениями удалил предохранительную чеку и осторожно засыпал мину землей.

– Маскируй! – распорядился Барашков и быстро перебежал к другому минеру. Лишнюю землю Горчаков сгреб в пилотку, отполз к кювету и там ее высыпал. За кюветом нарвал веток, смастерил из них небольшой веник и вернулся на дорогу, чтобы подмести взрыхленное место.

Закончив минирование, бойцы группы собрались в условленном месте на опушке леса.

– А теперь быстро на базу! – приказал Барашков.

– Разрешите, командир, остаться нам двоим здесь, – вызвались Щелкунов и Сазонов. – Надо же убедиться, что наши труды не пропали даром.

– Оставайтесь, – разрешил Барашков. – Но чтобы утром были на базе. Пойдем на Могилевское шоссе. Надо проследить, какие войска перебрасываются через Могилев на юг и сколько их.

– Разреши и мне остаться, – попросил Горчаков. – Это же первая заложенная мною мина. Обидно будет, если не узнаю, как она сработала. Ну разреши?

– Хорошо, оставайся.

– А мне? – спросила Алла.

– Ни тебе, ни Шорину оставаться нельзя. Для вас уже запланировано новое задание.