Текст книги "Роковой рейс"

Автор книги: Иван Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Гайвороненко внимательно слушал, продолжая шмыгать носом, и, не выпуская из рук носового платка, делал какие-то пометки в блокноте. Когда Брилев закончил, он перевел взгляд на инженера-электрика, нервно выстукивающего дробь пальцами. Тот резко поднялся и заговорил, не сдерживая горячности и раздражения:

– Смею вас заверить, что из-за электрооборудования отказать сразу три двигателя не могли – каждый имеет свое автономное электропитание; и если бы произошел сбой, приборы зафиксировали бы и бортинженер и летчики приняли бы меры. Сомневаюсь и в сбое компьютера. Тут что-то другое, до чего мы пока не смогли докопаться, скорее всего производственный дефект двигателей…

Потом выступали инженер-компьютерщик, специалисты по приборам, по топливу. И каждый чуть ли не головой ручался, что катастрофа произошла не по вине его службы.

Гайвороненко слушал всех и с грустью думал о том, что никто не хочет брать ответственность за случившееся на свою службу – потом неприятностей не оберёшься; а коль ты начальник, значит, виноват – не досмотрел, не подсказал, не потребовал. И так бывает всегда, пока не найдут виновника, и им зачастую оказывается «стрелочник» – кто-либо из младшего инженерно-технического состава. Так будет и на этот раз. А между тем, мысленно рассуждал генерал, виноваты более ответственные и облеченные властью люди. За последние годы количество аварий и катастроф особенно увеличилось, и не только потому, что летчики стали меньше летать, теряют навыки, а инженерно-технический состав халатнее относится к делу; хотя это тоже есть. Но главная причина в другом: некогда могучий военно-воздушный, транспортный и пассажирский флот ныне растащили по разным коммерческим авиакомпаниям, стремящимся как можно быстрее и больше урвать баксов, чтобы не отстать от соседа, не дать ему возможности вытеснить тебя с рынка выгодных заказов и поставок. Единая управленческая служба развалена, каждая авиакомпания действует по-своему, нарушая элементарные правила безопасности полетов, не вникая особенно в нужды авиаторов. Да и вникать ныне не так-то просто – авиазаводы влачат жалкое существование, не могут обеспечить самолетные парки запасными частями из-за отсутствия металла, из-за дороговизны перевозок, из-за нехватки денег. А самолёты стареют, изнашиваются, нуждаются в капитальном ремонте или замене.

Ещё когда собирались в Волжанск, Гайвороненко получил кое-какие сведения о подоплёке случившегося: авиакомпания «Армада» благодаря подкупу вышестоящих чиновников фирмы «Гермес» нарушила договорные отношения с акционерным обществом «Росэксимпорт», занимающимся поставками за рубеж военной техники, перехватила контракты на перевозку в Китай космической аппаратуры и в одну из арабских стран многоцелевых самолетов «Су-37». Боясь, видимо, скандала, «Армада» спешно снарядила в Китай «Руслан» из отряда подполковника Бирюкова. Вероятнее всего, и подготовка к полету проводилась в спешке… Но не исключен и американский вариант: щупальца террориста Бен Ладена могли добраться и до России в отместку за союзничество с Соединенными Штатами… Во всём следовало разобраться…

Гайвороненко внимательно выслушал всех. Ни один из подчинённых не пришел к какой-либо более-менее стоящей версии. Все крутились вокруг да около, высказывая довольно сомнительные предположения. Да и он сам, председатель комиссии, пока ни на чем заслуживающем внимания не остановился. Пламя поглотило все, не оставив никаких следов. Такого в практике Гайвороненко ещё не бывало. Но здесь, понимал он, отчаиваться пока рано – осмотр проводился бегло, под впечатлением страшного разрушения… А тут ещё этот насморк, течет из глаз и носа, мешая сосредоточиться. Вечером надо как следует попарить ноги, выпить чая с малиновым вареньем, если удастся достать, и таблетку аспирина. Может, к утру полегчает, и тогда он всерьёз займется расследованием. А теперь нечего переливать из пустого в порожнее, подчинённые тоже устали после полёта и лазания по обломкам.

– На сегодня хватит, – прервал он совещание, выслушав руководителя полетов майора Филимонова, выпускавшего «Руслан» в небо и специально приглашенного на разбор. – Прошу всех ещё раз обдумать свои наблюдения и выводы, завтра продолжим работу. Можете быть свободны.

Руководитель полетов майор Филимонов, видя, как генерал шмыгал носом и не выпускал из рук платка, участливо спросил:

– Может, врача вызвать, товарищ генерал?

– Врача не надо. А вот если вы, голубчик, достанете пару таблеток аспирина да стаканчик малинового варенья, буду очень признателен.

– Будет сделано, товарищ генерал.

И действительно, пока Гайвороненко парил ноги, Филимонов принес целую аптечку всевозможных лекарств. Положил на тумбочку и, помявшись, несмело предложил:

– Может, и коньячком полечитесь? Я захватил на всякий случай.

Генерал повеселел.

– А что, Суворов рекомендовал после бани. Наливай по стопке.

Ему хотелось не столько выпить, сколько поговорить по душам с майором: он знает, разумеется, больше, чем рассказал в официальной беседе. А под хмельком и у твердокаменных размягчается сердце, появляется желание излить душу.

Филимонов достал из серванта рюмки – в номере для начальства была предусмотрена и посуда, – из портфеля, с которым пришел, извлек бутылку «Белого аиста», яблоки, сыр, колбасу.

– Неплохо живёте, – пошутил генерал. – А плачете, что мало получаете.

– А я, как в том анекдоте, товарищ генерал, играю.

– Как это играешь?

– Это к слову. Анекдот вспомнился. Не слышали про генерала и лейтенанта?

– Нет. Расскажи.

Филимонов, ловко орудуя ножом, нарезая ломтики сыра, колбасы, заговорил с улыбкой:

– Жили в одном доме генерал с лейтенантом. Генерал на третьем этаже, лейтенант на четвертом. Ни тот, ни другой по нескольку месяцев не получали денежное довольствие. Генерал перебивается с хлеба на квас, а лейтенант каждый вечер гулянки устраивает, пьёт, веселится. Как-то генерал спрашивает у него: «Где ты деньги берешь? Я вот генерал, а еле концы с концами свожу». – «А я играю», – отвечает лейтенант. «Как это играешь? – удивляется генерал. – С кем, во что?» – «С людьми. На деньги. Точнее, спорю. Вот с вами могу поспорить, что у вас через два дня на попе чирка вскочит». – «У меня их отродясь нигде не вскакивало», – возражает генерал. «А теперь вскочит, – стоит на своем лейтенант. – Могу поспорить на двести рублей. Проиграю – денежки ваши. Выиграю – мои». Самоуверенный лейтенант, отмечает генерал, авантюрист. Надо сбить с него спесь. «На пятьсот рублей», – заявляет. «Хорошо, пусть будет на пятьсот», – соглашается лейтенант. Ударили по рукам. Генерал на следующий день ощупал зад, оглядел в зеркало – никаких следов появления чирки. И на второй день то же самое. Ждет лейтенанта, чтобы содрать с него пятьсот рублей. Наконец к вечеру заявляется тот. «Ну, как дела, товарищ генерал?» – спрашивает. «Отлично, – отвечает генерал. – Готовь пятьсот рубликов. Никакого чирья». – «Не может быть, – не верит лейтенант. – Ну-ка, снимайте штаны». Генерал снял. Лейтенант стал тщательно осматривать. «Плоховато видно, – говорит. – Ну-ка, поближе к свету». И ведет генерала на балкон. Там крутит генерала и так и эдак, сочувственно вздыхает: «Вы правы, товарищ генерал, ничего нет». – «Ага, дружок, проиграл! – обрадовался генерал. – Гони полтыщи». – «Вам проиграл, – посмеивается лейтенант, – а у полковника, вашего заместителя, выиграл тысячу». И протягивает генералу пятисотрублевую купюру. «Как это?» – интересуется генерал. «А очень просто, – отвечает лейтенант. – Я с ним тоже поспорил, что вы ему задницу покажете. Вот и выиграл». – Филимонов наполнил рюмки. – Давайте выпьем, товарищ генерал, чтобы всегда выигрывать.

Оба рассмеялись и, чокнувшись, осушили рюмки.

Когда выпили по второй и закусили, Гайвороненко как бы между прочим спросил:

– А что вы думаете по поводу катастрофы, Николай Тимофеевич? Все происходило на ваших глазах, и, наверное, какие-то соображения имеются?

– Само собой, товарищ генерал. И днём, и ночью покоя не даёт эта катастрофа. Что только не передумал. И прихожу к одному выводу – диверсия.

– Но кто, как мог пробраться к самолёту? Охрана-то у вас надёжная?

Филимонов глубоко вздохнул.

– Была надёжная. А теперь ни за что и ни за кого нельзя поручиться. В роту охраны набрали всякую шваль. Даже два бывших зэка служат. Я проверял: в ту ночь оба находились в карауле. Да и не только в ту ночь. Сами знаете, рядового состава не хватает, и караул по нескольку дней не сменяется. А молодежь ныне такая пошла, что за обидное слово может чёрт-те что натворить.

– Да, – вздохнул генерал. – Плохую смену мы себе подготовили. И зарубежные идеологи помогают её растлевать. Чего только по телевидению не показывают. Кстати, давайте послушаем новости. На место катастрофы журналисты, как вороньё, налетели.

Генерал встал и включил телевизор. На экране замелькали рекламные заставки – сникерсы, прокладки, шампуни. Вот наконец появился и ведущий с грустным выражением на лице. И первое сообщение было о катастрофе. Коротко изложив суть дела, он высказал предположение некоторых авиаспециалистов: отказ двигателей произошел либо из-за неполадок в компьютере, либо из-за некондиционного топлива.

– Где же это нашёлся такой специалист, который узрел некондиционное топливо? – усмехнулся руководитель полетов. – Компьютер – куда ещё ни шло, а что он имел в виду под понятием некондиционное, трудно себе представить. Во-первых, слитый отстой топлива проверяли в лаборатории; во-вторых, двигатели не запустились бы, если бы вместо керосина, к примеру, залили дизельное топливо.

– И смех и грех с этими журналистами, – согласился Гайвороненко. – Я слышал, как одна симпатичная бабёнка настырно допрашивала инженера эскадрильи: правда ли, что в баки, в которых было зимнее топливо, залили летнее. Как он ни пытался её разуверить, что керосина летнего и зимнего не бывает, бывают только двигательные масла летние и зимние, она так и осталась при своём мнении. Вот оттуда информация на телевидение, видимо, и попала. Хотя это нелепое предположение наводит на некоторую мысль. Слышали о прошлогодней катастрофе «Ту-154»?

– Это когда на взлете тоже сразу два двигателя отказали?

– Да. О причине катастрофы тогда так и не пришли к единому мнению. Списали на технику, на дефект топливной системы. Но без чьих-то рук просто так она не могла отказать. – Генерал помолчал. – Диверсант мог и здесь объявиться, тем более если охрана самолётов велась плохо.

– Но лётчики и авиаспециалисты тщательно осматривали самолёт. И заложить какое-то взрывное устройство…

– Не обязательно взрывное. Ныне достаточно химических средств, чтобы вызвать соответствующую реакцию. Попробуй обнаружить такой реактив…

Руководитель полетов задумался.

– Диверсант, разумеется, мог пробраться к самолёту – охрана у нас действительно не на должном уровне. И ночь была непогожая… Но залить реактив без специального устройства в баки не так-то просто… Скорее всего действовал не один человек. Ваши специалисты место стоянки «Руслана» хорошо обследовали?

– Ночью шёл дождь со снегом. Какие после этого следы. Но надо как следует проверить…

Они допили коньяк и расстались до утра.

4

Ни коньяк, ни чай с малиновым вареньем, который Гайвороненко пил ночью несколько раз, чтобы размягчить будто застрявший колючий ком в горле, не облегчили состояния, и генерал встал утром с больной головой и еще большим насморком. Но дело не ждало, надо было по горячим следам вести расследование, и он, разделив комиссию на три группы, одну – на аэродром, другую – опрашивать свидетелей, третью – к месту катастрофы, отправился с последней.

Погода несколько улучшилась, подморозило, но небо все еще было затянуто плотными облаками, из которых временами сыпал снег, и следовало поспешить, пока не замело все следы.

К месту падения самолета группа прибыла, едва начало развидняться, однако там, по развалинам дома, уже лазили молодые парни. Завидев военных, пустились наутек.

«Сволочи, – мысленно выругался генерал. – У людей такое горе, а они мародерствуют и на пожарище ищут чем поживиться».

Снег, достаточно усердно прикрыл следы трагедии, лишь местами виднелись закопченные обломки железобетонной арматуры да хвост оторванного и застрявшего на верхнем этаже самолёта.

Гайвороненко, держа в одной руке носовой платок, в другой – березовую метелку, расчищал снег и вытаскивал куски порванного металла. Внимательно их осматривал и бросал в кузов грузовой машины, специально предназначенной для сбора останков «Руслана».

– Всё существенное уже собрали и в ангар свалили, – подошёл к нему инженер эскадрильи майор Стравойтов. – Лучше там покопаться. А эту мелочь потом с обломками арматуры вывезем.

Гайвороненко ничего не ответил, продолжал осторожно и аккуратно сметать снег с торчащих кое-где дюралевых клочьев.

– Вы ищете что-то конкретное? – уточнил Стравойтов.

– Стараюсь, – подтвердил генерал. – Топливные фильтры, к сожалению, так сгорели, что по ним определить что-нибудь невозможно. Топливные баки – тем более. Надо бы найти хоть кусочек топливных проводов.

Стравойтов с сожалением покачал головой.

– Это все равно что искать в сгоревшем стоге брошенную туда спичку.

– Вы правы, – согласился генерал. – И всё-таки это единственный способ установить качество топлива в баках, о котором, как вы, наверное, слышали, вещали по радио и телевидению.

Майор в недоумении уставился на генерала широко раскрытыми глазами.

– Вы серьёзно?

– Вполне.

– Но это же абсурд! Качество топлива уже дважды проверяли в лаборатории.

– Проверили отстой топлива до полёта, – возразил генерал. – А какое оно было после взлёта? Кстати, вылет экипажа задержался на два часа. За это время в баки можно было влить что угодно или мину куда надо подложить.

– Но экипаж от самолёта никуда не отлучался. И был уже день, – стоял на своем инженер.

– И всё-таки поищите куски топливного провода. От взрыва его наверняка порвало и разбросало, где-то могли остаться осколки…

Они проковырялись на пожарище часа три, генерал уже потерял всякую надежду и хотел дать команду прекратить поиски, когда Стравойтов радостно воскликнул:

– Есть, товарищ генерал! – И приподнял над головой изогнутую, покореженную взрывом тонкую трубку. – Правда, дренажная. Но при взрыве и в неё мог плеснуть керосин.

– Это удача. – Генерал взял трубку и бережно повертел в руках. – Едем в лабораторию…

Находка действительно оказалась стоящей. Анализ керосина выявил содержание в нем некоего вещества, образующего липкие кристаллы, которые, вероятно, и могли закупорить фильтры… Маловероятно, но если доступ топлива в двигатели был перекрыт…

В кабинете командира отряда собрались Гай-вороненко, Возницкий, Филимонов, Брилев и Стравойтов. Остальных членов комиссии решили, пока картина не прояснится, не посвящать в версию, чтобы не вызывать лишних кривотолков, и если действительно совершена диверсия, не спугнуть преступников. Не просто преступников, а скорее всего опасных диверсантов.

Составили список всех, кто был около «Руслана» и поблизости. Потом, обсуждая каждую кандидатуру и выявляя возможность ее причастия к диверсии, вычеркивали одних, ставили под вопрос других, третьих же, наиболее вероятных, выделили в отдельный список. Их оказалось восемь: техник самолета, приборист, радиолокаторщик, водитель топливозаправщика, трое авиаспециалистов, занимающихся погрузкой и креплением в грузоотсеке ящиков с аппаратурой, и водитель тягача.

– Начнем разбор с техника самолета, – подвёл черту под списком Гайвороненко. – Все свободны, кроме полковника Возницкого и полковника Брилева.

Филимонов и Стравойтов направились к выходу.

– Подождите, мы забыли включить в список второго пилота! – берясь за ручку двери, вдруг воскликнул Стравойтов. – А он последний, кто имел отношение к топливу – проверял заправку самолёта. Ко всему, почему-то не полетел.

– Как не полетел? – вскинул смоляные, по-девичьи тонкие брови Возницкий.

– У него оказалось повышенное давление, и вместо него полетел командир отряда, – пояснил Стравойтов.

– Давление, говорите, – повторил, о чём-то думая, Возницкий. – А ну-ка, пригласите к нам врача. И принесите личное дело второго пилота. Кстати, как его фамилия?

– Капитан Кленов Геннадий Евгеньевич.

Инженер эскадрильи и руководитель полётов ушли, Гайвороненко сменил носовой платок, уже четвертый раз за этот день, звучно высморкался и, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла.

– Продолжай без меня, Олег Эдуардович, – попросил полковника. – Я совсем раскис. В спокойном состоянии мне немного лучше.

– Хорошо, Иван Дмитриевич. Может, в гостиницу пойдете? Отдохнете, полечитесь. Я тут во всём разберусь.

– Нет, я послушаю.

Возницкий возбужденно прошелся по кабинету.

– Как же это мы упустили второго пилота из виду? – сказал с сожалением. – Случайности, как говаривал один мой знакомый, бывают в двух случаях: когда презерватив рвется и когда друга семьи оставляют по пьянке ночевать.

Генерал на шутку не отреагировал. И не только из-за плохого самочувствия: то, что в отряде или на аэродроме появился диверсант, ничего хорошего комиссии не сулило. Найти преступника и обезвредить будет не так-то просто – дураков на такое дело не посылают. Год назад произошел подобный случай на Дальнем Востоке с «Ту-154». Диверсанта так и не нашли, хотя на аэродроме работали лучшие сыщики Федеральной службы безопасности. И шишки посыпались на службу безопасности полетов: она-де обыкновенную катастрофу по вине личного состава умышленно переложила на ФСБ…

Личное дело второго пилота капитана Кленова принес сам начальник отдела кадров старший лейтенант Дехта. С ходу стал пояснять:

– Кленов – дисциплинированный, грамотный офицер, закончил Балашовское военно-транспортное училище с отличием. Аттестуется на выдвижение. Холост. Родители живут в Москве. Отец – полковник в отставке, мать тоже на пенсии, врач, работала в поликлинике Генштаба. Две сестры замужем, одна за военным, вторая за журналистом.

– Спасибо, – поблагодарил Возницкий старшего лейтенанта. – Хорошо знаете личный состав. А как со здоровьем у Кленова?

– Отменное здоровье. В госпитале при мне не лежал, никогда ни на что не жаловался.

– А за что отстранили его от последнего полёта, знаете?

Дехта пожал плечами.

– Слыхал, что у него кровяное давление подскочило. Но это первый раз.

– А как насчёт выпить? – щёлкнул себя по горлу Возницкий.

Старший лейтенант снова пожал плечами.

Не замечался, товарищ полковник. Может, когда и выпивал, но на службе нетрезвым не появлялся. Собирается жениться. На нашей местной, врачихе.

– Не та, что отстранила его из-за повышенного давления?

– Никак нет. Городская, работает в фирме «Росэксимпорт».

– Хорошо. Оставьте личное дело, мы сами ещё раз посмотрим. – И когда старший лейтенант вышел, обратился к генералу: – Надо, Иван Дмитриевич, немедленно произвести обыск в номере, где проживает второй пилот, и в других местах, где он мог прятать реактив. Следы должны остаться.

– Производить обыски – не наша компетенция, голубчик, – возразил генерал.

– Тогда надо срочно сообщить в ФСБ.

– А мы сможем твёрдо доказать, что это диверсия? И думаешь, фээсбэшники с радостью возьмутся за дело? Как бы не так. Никто не захочет вешать на себя нераскрытое преступление. Тем более диверсию. Я научен горьким опытом. Так что придется нам самим до всего докапываться. И ты прав, надо поискать злополучный реактив. Хотя очень сомнительно… Ищите без шума, чтобы не было похоже на обыск.

– Понял, Иван Дмитриевич. Сделаем.

– И вот ещё что: поинтересуйтесь, на какие шиши собирается второй пилот справлять свадьбу…

Их разговор прервал телефонный звонок. Возницкий снял трубку.

– Слушаю, полковник Возницкий.

– Товарищ полковник, докладывает дежурный по штабу. К вам врач Филимонова Тамара Михайловна.

– Проводите. – Возницкий положил трубку, – Жена руководителя полётов?

– Видимо, – не поднимая головы, предположил Гайвороненко. Но когда женщина вошла в кабинет, он открыл глаза и оценивающим взглядом осмотрел её с ног до головы. Филимонова произвела на него приятное впечатление: симпатичная сероглазая шатенка, одета не изысканно, но элегантно – в коричневую кожаную куртку, такую же фуражку на голове с золотистыми заклепками по бокам – под желто-оранжевый шарфик вокруг шеи. Высокая, стройная, умеющая непринужден но держаться с начальством. Поздоровалась, представилась:

– Врач местной поликлиники, Тамара Михайловна Филимонова. Слушаю вас.

– Присаживайтесь, – выдвинул из-под стола стул полковник. – Нас интересует вот какой вопрос: по какой причине вы отстранили от полёта капитана Кленова?

– У него было высокое кровяное давление, – опускаясь на стул, спокойно ответила врачиха.

Возницкий сел напротив.

– Причина? Раньше у него случалось такое?

– Причина мне неизвестна. Но раньше такого с ним не случалось.

– Вы взяли какие-то анализы, провели исследования?

– В анализах не было необходимости. А давление крови я сегодня у него проверила – нормальное.

– Тамара Михайловна, дело очень серьёзное, прошу вас, отбросив в сторону симпатию или антипатию к летчику, ответить нам точно: не могла ли это быть обыкновенная симуляция? Насколько мне известно, давление крови можно поднять крутой заваркой чая или ложкой кофе.

Женщина пожала плечами.

– Зачем это ему? Он хороший лётчик, по-моему, честный, добросовестный… Да и он возмутился было, когда я доложила майору Фирсову, что в полёт его нельзя пускать. Уговаривал не отстранять, убеждал, что чувствует себя нормально…

– Хороший лётчик, чувствует себя нормально, – с горечью повторил полковник. – Но разве вас, как врача, не интересовало, почему у него подскочило давление? Разве не следовало взять у него кровь на анализ? Как вы теперь можете объяснить причину внезапного ухудшения здоровья лётчика?

– Ну, это такое ухудшение, которое может быть от простого перепада атмосферного давления. Разве с вами такого не случалось?

– Представьте себе, не случалось. – Возницкий встал и нервно заходил по кабинету.

– Счастливый вы человек. А у меня частенько давление подскакивает и болит голова. И у мужа тоже.

– Слава богу, что вы не летчики. Но ваши болячки – ваши проблемы. А следить за здоровьем летчиков – ваша обязанность. Вызовите Кленова, проверьте еще раз у него давление, возьмите анализ крови и постарайтесь выяснить причину его болезни. Вы свободны.

Докторша, не привыкшая к такому тону обращения, прикусила губу и покраснела, как школьница, получившая за урок двойку. Что-то хотела сказать, но круто повернулась и быстрым шагом покинула кабинет.

Гайвороненко решил было сделать замечание полковнику за бестактность, но, зная норов Воз-ницкого, привыкшего разговаривать с подчиненными и со всеми, кто ниже его по званию и по положению, только командирским языком, раздумал – не время сейчас дискутировать о правилах поведения и обострять отношения. Да и по опыту знал – в этом возрасте внушения бесполезны; невоспитанность идет не от характера, а от примера старших, перенимавших грубость и высокомерие из поколения в поколение. Гайвороненко довелось служить еще при маршале Батицком, грубияне и матерщиннике, который ни одно совещание не проводил без разноса, сопровождавшегося такими «командирскими» словечками, от которых бросало в жар и в холод.

– Ты вот что, голубчик, смерить давление крови у Кленова – одно дело, но надо дать указание хотя бы майору Филимонову поискать этот пресловутый реактив в местах, где его могли хранить все, кто причастен к заправке самолета. Разумеется, нелегально. В первую очередь – у капитана Кленова, пока мы будем с ним беседовать. Во-вторых, надо выяснить, как охранялся «Руслан» в ночь перед вылетом, допросить всех солдат, несших охрану. В-третьих, хотим мы того или нет, а придется связаться с компетентными органами и попросить их помочь нам – проверить денежные вклады подозреваемых. Если это действительно была диверсия, кто-то за нее хорошо заплатил. И вообще, следует поинтересоваться доходами некоторых военных.

– Это мысль! – восторженно одобрил Возницкий. – Ныне немало тех, кто торгует не только секретами, а и человеческими жизнями. – Снял телефонную трубку. – Дежурный, пригласите в кабинет майора Филимонова.

Руководитель полетов не заставил себя ждать, словно чувствовал, что потребуется высокому начальству, и не уходил из штаба.

– Товарищ генерал… – начал было рапортовать от двери. Гайвороненко остановил его взмахом руки и указал на Возницкого.

– Вот полковник хочет что-то вам сказать.

– Капитан Кленов проживает в гостинице? – спросил Возницкий.

– Так точно.

– Кто ещё живет в той комнате?

– Капитан Соболев. Тоже второй пилот. Но тот сейчас в отпуске. Отдыхает в Сочи.

– Вот и хорошо. Пришлите Кленова к нам и, пока он будет отсутствовать, поищите у него в комнате жидкость или порошок подозрительного свойства, которые могли служить реактивом для образования в керосине кристаллов.

– Понял, товарищ полковник.

– И в других местах поищите. На аэродроме, в каптёрках, в пустых емкостях. В общем, там, где можно устроить схоронку.

Пока ждали Кленова, Возницкий углубился в его личное дело, а генерал развесил на батарее свои мокрые носовые платки.

– Весь запас, что жена положила в чемодан, использовал, – сказал с сожалением. – Не знал, что во мне столько дряни.

– Вы пошли бы в гостиницу да полежали, – посоветовал Возницкий. – В постели всё-таки легче.

– Так-то оно так, да хочется докопаться до истины. Неужто и в эскадрилье объявился предатель?

– Чему удивляться, коль сам бывший председатель КГБ продал американцам секреты подслушивающего устройства, установленного в их посольстве.

– Да, дожили, – глубоко вздохнул генерал. – И не судили, даже привилегий не лишили. Живёт как ни в чём не бывало. И совесть, наверное, не мучает.

– Если бы только один председатель КГБ. – Возницкий со злостью захлопнул папку. – А секреты наших противовоздушных ракет, поставленных в Ирак перед операцией «Буря в пустыне»? А выдача наших агентов Америке и Англии? Раньше, при советской власти, мы покупали капиталистов в самых секретных органах, а теперь наши продаются за гроши… Тут еще эта зачуханная Чечня. По всей России расползлись черномазые, как тараканы, и пакостят где могут.

– Доиграемся, наверное, в демократию, пока всю Россию не развалим. – Генерал взял с батареи ещё не высохший платок и вовремя прикрыл им разразившийся чиханием нос.

Они минут пять ругали современное руководство, пока их единодушную критику не прервал приход капитана Кленова. Второй пилот, видимо, и представления не имел, по какому поводу его вызвало столь высокое начальство, тем более не мог предположить, в чем его подозревают. Вошел уверенно, доложил, как и подобает толковому офицеру, прослужившему не один год.

– Товарищ генерал, капитан Кленов по вашему приказанию прибыл!

Голос четкий, твердый; лицо спокойное, волевое и симпатичное. Подтянут, одет, несмотря на плохое снабжение вещевиков, в новенький плащ с белым шарфом; брюки хорошо отутюжены, туфли начищены до блеска. Среднего роста, крепко сложен, не мандражит перед высоким начальством. В общем, капитан генералу понравился, и он указал ему на стул рядом с полковником.

– Присаживайтесь. – И когда Кленов сел, задал тот самый вопрос, который, несомненно, не мог лётчика не беспокоить: – Скажите-ка, голубчик, что вы думаете по поводу катастрофы вашего самолёта?

Кленов, как и ожидал генерал, пожал плечами. Но ответил довольно грамотно и определенно:

– Отказать сразу три двигателя из-за плохого топлива или электрооборудования, как передали сегодня по радио, по моему мнению, не могли. Бортинженер – опытный специалист, ошибиться не мог. Летчики – тем более: майор Фирсов летал на «Руслане» третий год, подполковник Бирюков и того больше. А вот компьютер подвести мог: в бортжурнале за год есть запись о неустойчивой работе.

– А диверсию вы допускаете? – перебил генерал.

– Похоже на то. Я всю ночь ломал голову, что и как могло произойти. И ни к какому выводу не пришёл. Мы два дня назад вернулись из командировки. И бортинженер, и техник, и я тщательно осматривали самолет. В тот же день техник заправил баки топливом. Утром перед вылетом он слил отстой, а я проверил заправку и еще раз осмотрел самолёт. Мину могли заложить только в одну из ниш шасси. Но могу поручиться, что там ничего не было. Да и судя по последовательному отказу трёх двигателей, если взрыв и произошел, то не в нише шасси.

– А кто, кроме вас и членов экипажа, был в то утро у самолёта? – задал новый вопрос генерал и зачихал, закашлялся до хрипоты, прикрывая нос и рот мокрым платком. Кленов подождал, когда кашель генерала прекратится, ответил, как показалось Гайвороненко, даже с обидой:

– Были только наши авиаспециалисты. И если вы полагаете, что кто-то из них мог совершить подлость, то глубоко ошибаетесь.

Генерал снова громко чихнул и подтвердил с усмешкой:

– Правда. – Перевел дыхание и продолжил: – Но не мог же черт или дьявол опуститься ночью на самолет и сунуть в уязвимое место какую-нибудь бя…бяку? – Новый взрыв кашля не дал ему говорить.

– Зря вы мучаете себя, Иван Дмитриевич, – пожурил генерала полковник. – Вам надо лежать в постели. Пить горячий чай с малиновым вареньем и молоко с медом.

– И то правда. – Генерал поднялся с кресла, но не уходил, дожидаясь ответа второго пилота.

– Чёрт и дьявол, разумеется, опуститься на самолёт не могли. А вот диверсант, если часовой дремал или прятался где-то от мокрого снега, который сыпал в ту ночь, пробраться к самолету сумел бы.

Генерал в задумчивости покивал головой, встал и направился к выходу.

– Продолжай, Олег Эдуардович. Вечером мне доложишь.

На улице генерала обдало холодным, пронизывающим ветром. Гайвороненко прикрыл нос и рот шарфом и заспешил в гостиницу, думая о втором пилоте. Капитану он почему-то верил: и вел себя тот достойно, непринужденно; и держался независимо перед представителями суровой службы безопасности полетов; и отвечал лаконично, исчерпывающе. И взгляд темно-карих глаз – открытый, доверчивый, как у ребенка. Правда, за свою многолетнюю практику генералу приходилось встречаться с разными людьми, и не у каждого за ясными глазами он мог сразу рассмотреть лицемерную натуру, но Кленов к такой категории, похоже, не относился…

Полковнику Возницкому, наоборот, капитан-красавец не понравился: держится слишком уверенно, его лаконичные ответы свидетельствуют о том, что второй пилот заранее готовился к допросу. Едва закрылась дверь за генералом, Возницкий задал свой давно вертевшийся на языке вопрос:

– А как так получилось, что вы не полетели с экипажем?