Текст книги "Тайфун"

Автор книги: Иван Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Черных Иван
Тайфун

Иван ЧЕРНЫХ

Т А Й Ф У Н

Роман

Глава первая

1

Не зря говорят: "Беда не ходит в одиночку"...

То, что от Владимира Родионова полгода назад сбежала жена, оставив короткую записку: "Прости, делаю как мы договорились ранее", он стал забывать; вернее смирился с мыслью, что навсегда потерял её, и боль и обида стали утихать, уходить на второй план – ему легче стало их отгонять, – и он полностью отдался службе. Но несчастья поджидали его и здесь: в последних полетах пропал летчик капитан Соболевский. Пропал средь бела дня при синем небе и ясном солнце: выполнял тренировочный полет над морем после вынужденного двухмесячного перерыва – не было топлива. Уже возвращался домой, и вдруг – ни связи, ни метки на экране локатора. Поначалу Родионов посчитал, что летчик снизился раньше времени и операторы не видят самолет из-за местников, засветок от сопок, но подошло время появиться ему над аэродромом, а он словно в воду канул...

Три дня уже ведутся активные поиски: вертолеты исследуют побережье, где предположительно мог упасть самолет, пограничные катера прочесывают море, отыскивая летчика в ярко-оранжевом спасательном жилете: в надежде, что он успел катапультироваться; оповещены местные охотники и рыболовы. Но пока отовсюду идут неутешительные сообщения: ни летчика, ни обломков самолета не обнаружено.

Из Москвы прилетела комиссия по расследованию летного происшествия, возглавляемая полковником Вихлянцевым, знакомым Родионова по сочинскому санаторию, где им довелось отдыхать вместе и где завязалась их дружба чуть не окончившаяся серьезным конфликтом.

Владимир Васильевич был тогда ещё холост, а Петр Иванович прибыл в Сочи с женой, у которой путевки в санаторий не имелось, но в городе проживала её сестра, где и остановилась Варя, тридцатилетняя супруга Вихлянцева, симпатичная кареглазая шатенка невысокого роста с милым румяным, как пончик, личиком. В минуты душевного расположения Петр Иванович и называл её ласково Пончиком, явно иронизируя. Но Варя то ли не замечала этого, то ли делала вид, что не замечает. Во всяком случае, в ответ лишь улыбалась.

Но то было шесть лет назад и Владимир Васильевич подумать тогда не мог, что судьба снова сведет их и прежние перипетии туго свяжет в узел с теперешним происшествием...

Познакомились они в Адлере, куда Владимир Васильевич прилетел с Геннадием, другом и сослуживцем, отдыхать в сочинский санаторий Министерства обороны. На Дальнем Востоке, где они служили, уже вовсю властвовали заморозки, а в Сочи зеленели кипарисы, каштаны, самшит; небо было чистое и голубое, солнце яркое и ещё знойное, пришлось сразу переодеваться в легкий штатский костюм. Правда, Геннадий отказался – он очень любил военную форму, тем более что ему накануне присвоили звание капитана.

Получив багаж, они отправились на остановку такси, где уже стояли в ожидании мужчина и женщина.

– В Сочи? – обратился к Геннадию мужчина, как только они подошли.

– Туда, – кивнул Геннадий.

– В санаторий Министерства обороны?

Геннадий снова кивнул.

– Значит, поедем вместе. Будем знакомы. – Мужчина протянул Геннадию руку. – Петр. А это моя жена.

Женщина приветливо улыбнулась и назвала себя:

– Варя.

Уже начавшая полнеть, одетая в белую гипюровую кофточку и песочного цвета юбку с широким черным поясом, она выглядела элегантно и по сравнению с мужем довольно молодо. Петр производил впечатление солидного, большого начальника: низкорослый крепыш с начавшим вырисовываться животиком и двойным подбородком, с властными манерами – Владимир посчитал, что он либо командир полка, либо представитель вышестоящего штаба; во всей его плотной фигуре, во взгляде темно-карих чуть навыкате глаз, которыми он, казалось, пронизывает человека насквозь, чувствовались властность, внутренняя сила и твердая воля. Одет он был с иголочки – в модный, спортивного покроя светло-бежевый костюм. На этом, мысленно отметил Владимир, и кончаются его достоинства. Лицом Бог его явно обидел – оно было курносое, с веснушками и толстыми негритянскими губами. Однако Варя что-то нашла в нем, коль выбрала в мужья человека лет на десять старше себя.

Подошло такси. Варя села впереди, а мужчины еле втиснулись на заднее сиденье – новый знакомый занял добрую его половину. По пути разговорились, и выяснилось, что Петр всего-навсего майор, тоже летчик, точнее инспектор по технике пилотирования воздушной армии, базирующейся недалеко от Москвы.

По пути таксист завез Варю к сестре. Петр помог жене отнести чемодан и вернулся, объяснив, что навестит родственников вечером.

Оформляли летчиков долго, заставив внимательно ознакомиться с порядком проживания и расписаться.

– Прямо как в президентском офисе, – пошутил Петр.

После завтрака они отправились к морю. Петр оказался компанейским и веселым человеком, вел себя с капитанами на равных.

– Поклонимся Посейдону и посмотрим, каких русалочек он нам подкинул, пошутил Петр.

Они спустились на санаторный пляж. Море, синее и спокойное, будто ещё дремало, дыша глубоко и ровно: волны лениво вздымались и так же лениво катились к берегу, шурша галькой. Вдали маячили лодки с рыбаками. У самого горизонта почти недвижимо плыл белый корабль.

– Н-да, русалочки того, с пенсионным стажем, – грустно заключил Петр. – Скучновато нам здесь покажется.

Владимир окинул пляж взглядом. Народу было немало, в основном мужчины. Женщины объединились двумя небольшими группками, по пять человек. Одни лежали, другие сидели на деревянных лежаках, подставив просоленное морской водой тело солнечным лучам. Ни одной молодой и симпатичной среди них не было.

– Ото и добре, – сделал вывод Геннадий, перейдя на свой родной украинский, которым пользовался в минуты восторга или отчаяния. – Мы сюды не амурничать приихали, а отдыхать.

– То-то я смотрю, дюже изможденные вы, – сыронизировал Петр. – На службе надорвались или жены так вас уходили, что от баб воротит?

– На службе, – принял иронию Геннадий. – День и ночь литаем, аж животы подвило.

Петр прекрасно знал, что топлива ныне выделяют самые крохи, на всякий чрезвычайный случай, и "летают" пилоты месяцами на тренажерах, а не на МИГах, сжирающих в минуты тонны керосина.

– Вот и расслабитесь здесь с залетными телушечками, – продолжал грубо хохмить Петр. – Или ты недавно женился и однолюб?

– Це дюже плохо?

– Ну почему же... Только зря ты, в таком случае, один приехал. Знаешь старую истину, кто не изменяет? – И не ожидая ответа, продолжил: – Тот, кому не дают, и тот, у кого не просят. У тебя красивая жена?

– Потому вы и не рискнули оставить свою дома? – парировал Геннадий.

– Хоть парень ты не трус, да глуп, а мы, дружок, видали виды, продекламировал Петр. – Не я не оставил свою дома, а она меня. И к обеду примчится сюда, хотя со сборами ночь почти не спала. Ты тоже женат? повернулся он к Владимиру.

– Не успел. Сюда приехал невесту искать, – отшутился Владимир, не предполагая, что судьба тоже иногда может шутить; и более жестоко...

– Время неподходящее, – вздохнул Петр. – Студенточки учатся, а молодые мамаши предпочитают летом детишек к морю привозить.

Владимир разделся и пошел в воду. Тело обожгло холодом. Он окунулся с головой и поплыл, энергично работая руками и ногами. Спустя немного времени, когда кровь растеклась по всем клеточкам, создавая внутреннее тепло, он испытал настоящее блаженство – будто тело получило заряд бодрости и вдохновения.

Петр плюхнулся в воду с разбега. Нырнул и долго был под водой. Вынырнул с шумом, выдыхая воздух и отплевываясь. Поднял руку, в которой держал небольшого краба.

– Вот Варюхе подарок приготовил. – Окинул пляж взглядом, видимо, отыскивая жену. Но её нигде не было.

А Владимир и Геннадий ещё с полчаса барахтались в воде, гоняясь друг за другом, ныряя и дурачась, радуясь прекрасной погоде, долгожданному отдыху, бодрящему морю, смывшему все служебные неурядицы и проблемы.

Когда они вышли из воды, Петр уже приготовил карты. К ним четвертым партнером подсела женщина лет сорока пяти, полнотелая, с ярко накрашенными губами и подведенными синим глазами. Играла она азартно и безошибочно, чувствовалось, что за таким занятием проводит немало времени. Петр пересыпал игру анекдотами и выспрашивал у женщины, кто она и откуда. Она назвалась Капой, женой капитана первого ранга, находящегося в плавании. На Владимира и Геннадия она смотрела как на мальчишек, а Петра бесцеремонно склоняла к "экскурсии" в ресторан. Петр хитро посмеивался, не отвергая предложения, но и не давая согласия.

Время до обеда пролетело незаметно. Петр поднялся первым, снова внимательным взглядом окинул пляж. Настроение его заметно испортилось.

– До встречи, старушка, – помахал он новой знакомой рукой. – Дас фатум.

– Чего? – не поняла Капа.

– Рок, – пояснил Петр. – Молодая поклонница ждет.

– Эх, Петя-петушок, – разочарованно вздохнула Капа. – Врешь, поди. Молодая... В твои-то годы пора понять в женщинах толк.

Они оделись и поднялись на фуникулере к корпусу. Петр рассчитывал, что жена ждет его там, но её нигде не было.

– А жинка ваша, мабуть, того, заблудилась , – подколол Геннадий.

– Моя не заблудится, – уверенно сказал Петр и усмехнулся. – А я вот могу. Кстати, вечером надо бы обмыть прописку. Какой ресторан возьмем под прицел?

– Вы же вечером обещали навестить родственников, – напомнил Владимир.

– Пошли они! – сказал с неожиданной злостью Петр. – Новые русские. Жлобы. Не люблю я их.

Владимиру идти в ресторан не хотелось, но отказаться – значило зачислить и себя в разряд жлобов. Выручил Геннадий:

– Ресторан – хорошо. Но мы вечером обещали навестить нашего бывшего командира, – придумал он отговорку. – Мы ещё из Хабаровска дали ему телеграмму, и он ждет нас.

– Командиров надо почитать, – в задумчивости похвалил офицеров Петр. Но по лицу его было видно, что он не поверил Геннадию...

Так шесть лет назад состоялось знакомство Владимира и Геннадия с нынешним представителем штаба ВВС полковником Вихлянцевым, старшим инспектором службы безопасности полетов, председателем комиссии по расследованию летного происшествия.

2

На четвертый день поиски пришлось прекратить: на побережье навалился свирепый тайфун с красивым названием Флора. Низкие облака с дождем и шквальным ветром неслись над землей, вырывая деревья с корнями, ломая телеграфно-телефонные столбы, срывая с домов крыши. Люди боялись выходить из квартир, аэродром выглядел вымершим. Только мусор да клейкие листья с тополей, не успевшие ещё как следует распуститься, носились в воздухе, больно стегая по лицу тех, кто отважился появиться на улице.

Но, несмотря на непогоду, штаб работал, офицеры сновали по кабинетам, разрабатывая планы дальнейших поисков, уточняя уже поступившие сведения.

Полковник Вихлянцев занял кабинет командира эскадрильи и, обложившись документами и объяснительными записками, детально изучал обстоятельства происшествия. За два дня он не единожды прослушал записи радиопереговоров, просмотрел схемы проводок самолетов в небе, перечитал кипу бумаг. Голова у него шла кругом: столько всевозможных нелепых совпадений, что остановиться на какой-либо определенной версии не представлялось пока возможным. Во-первых, капитан Соболевский имел двухмесячный перерыв в полетах, а это для летчика, как для спортсмена, потеря мастерства, навыков, отточенных инстинктивных действий. И хотя подполковник Родионов утверждает, что дал ему только один провозной полет потому, что Соболевский отличный летчик, сразу вошел в "форму", поверить этому трудно: Вихлянцев имеет больший опыт и по себе знает, как нелегко восстанавливаются навыки.

Во-вторых, в тот день параллельно с российскими самолетами бороздил небо американский воздушный разведчик "Авакс", не только следил за действиями наших летчиков, прослушивал их переговоры (что зафиксировано нашими радарами), а и создавал временами радиолокационные помехи, намеренно заглушая переговоры летчиков, забивая экраны локаторов. Вроде бы тренировал своих пилотов действиям в усложненной обстановке, на самом же деле проверял выучку наших.

Американцам Вихлянцев не верил с детства. Его отец, тоже бывший военный летчик, участник Великой Отечественной, не раз рассказывал, как американцы тянули с открытием второго фронта и как цинично заявляли их некоторые политики: "Пусть больше убивают друг друга; мы второй фронт откроем тогда, когда силы обеих сторон иссякнут и война будет идти к завершению". Так, собственно, они и поступили. И теперь Россию обложили со всех сторон, расширяют свой военный блок до наших границ. Ясно зачем... К летному происшествию "Авакс" тоже может иметь отношение: на нем такая аппаратура, что способна влиять не только на приборы, но и на пилота.

В-третьих, могла иметь место самая настоящая диверсия: чеченцы орудуют по всей стране, мстя за погибших родственников, стремясь сорвать мирное урегулирование.

В-четвертых, перехватчик, на котором летал Соболевский, далеко не нового производства; накануне техник самолета старший лейтенант Горелов проводил на нем регламентные работы, менял ряд деталей. На этом в первую очередь Вихлянцев и сосредоточил внимание. По опыту своей двадцатилетней службы он знал, что не все записанное на бумаге делается на практике. Проверить это порой архитрудно, но именно недоделки являются зачастую причиной летных происшествий.

Полковник задержал взгляд на записи в журнале регламентных работ: "20 мая. Проверка пилотажно-навигационных приборов". В графе выполнения поставлен крестик – выполнено. "Проверка гидропневматиков и шасси". Крестик. "Проверка органов управления". Крестик. Попробуй проверь – делал он это или нет... А вот замену масляного фильтра, топливного фильтра низкого давления проверить можно.

Вихлянцев взял журнал востребования запчастей со склада. Ага, вот и запись: "Масляный фильтр. Топливный фильтр низкого давления. 21 мая". И роспись. Вот так заковыка! Взял 21, а на самолете заменил 20-го. Как это?.. 21-го состоялись полеты, с раннего утра, и, конечно же, Горелов при всем желании не успел бы выполнить эту работу...

Вихлянцев нажал на кнопку селектора.

– Дежурный по штабу капитан Селезнев слушает, – тотчас отозвался голос офицера.

– Полковник Вихлянцев. Пригласите ко мне инженера эскадрильи.

Не прошло и пяти минут как в кабинет вошел майор Пономарев, высокий худощавый мужчина в техническом костюме без погон, с большими руками, задубелыми на ветру и солнце, от масел и керосина. Доложил как и положено военному человеку:

– Майор Пономарев прибыл по вашему приказанию.

Вихлянцев протянул ему руку, указал на стул рядом.

– Присаживайтесь, Николай Васильевич. – И положил перед ним рабочую тетрадь техника самолета. – Горелов действительно накануне полетов выполнял регламентные работы?

– Совершенно верно, товарищ полковник. Я видел как он проверял электрооборудование, давление в шасси. Специалист он добросовестный и опытный.

– Добросовестный, опытный, – с грустью повторил полковник и раскрыл другой журнал. – Прочтите это... И что вы скажете теперь?

Пономарев долго не отрывал взгляда от строчки, словно не веря в написанное. Сказал в раздумье:

– Горелов действительно менял фильтры.

– Когда? – не сдержавшись, рявкнул Вихлянцев, возмущенный категоричным утверждением.

Майор пожал плечами, снова глянул в журнал.

– Двадцать первого.

– Двадцать первого он взял фильтры со склада! – Не снижая тона, уточнил полковник. – И двадцать первого состоялись полеты. Когда же он успел?

– Когда я прибыл на аэродром, Горелов находился на самолете и что-то делал, – без прежней уверенности пояснил Пономарев. – Развидняется рано, и он вполне мог успеть.

– А теперь посмотрите сюда! – Полковник сунул под нос майору второй журнал. – Чему и кому верить?

Пономарев снова пожал плечами.

– Возможно ошибся.

– Возможно, – Вихлянцев откинулся на спинку кресла. – А возможно и другое... Вызовите ко мне Горелова.

Пономарев ушел, а Вихлянцев продолжил изучение документов. Сравнивая хронометражи полетов с летными книжками пилотов, обнаружил приписки часов налета. Хотел было вызвать командира эскадрильи, но вспомнил, что ждет техника самолета.

Горелов не появлялся минут сорок, и полковник начал нервничать: вот тебе и добросовестный, опытный... Днем с огнем не разыщут. И приписки... Бардак, а не отдельная эскадрилья...

Наконец, в дверь несмело постучали.

– Разрешите? – старший лейтенант заглянул в чуть приоткрытую дверь.

– Заходи. – И когда Горелов, неуверенно ступая, прошел в кабинет, властно указал ему на стул напротив. – Садись. Почему сразу не явился? Битый час тебя жду!

– Так... то туда надо, то сюда, – замялся техник.

– Постой! – Вихлянцев уловил запах спиртного, подошел к технику вплотную. – Да от тебя, никак, водочкой попахивает?

– Ну и что? – вызывающе ответил техник и нахохлился, как петушок перед дракой. – У меня отгул, имею право сто грамм и кружку пива выпить.

– Это ещё какой отгул? За прогул?

– Это вы, начальники, гуляете, а мы вкалываем, – снова огрызнулся техник. – За два дня самолет после консервации в строй ввел. Вот инженер и поощрил...

– Это тот, который упал?

Горелов зыркнул на полковника злыми глазами и сразу обмяк под его уничтожающим взглядом. Помолчал, о чем-то думая, потом вдруг приободрился и с несвойственной ему амбицией задал ошеломляющий вопрос:

– А вы уверены, что он упал?

Полковник ответил не сразу.

– А ты считаешь, что он где-то в тайге приземлился или до сих пор летает?

– Ну, почему же... Наверное, слыхали как недавно один наш летун в Японию махнул?.. А из консервации я другой самолет в строй ввел. Кстати, на нем уже летали и никаких претензий. А на нем столько работы было...

– О сбежавшем летуне я слышал. – Вихлянцев сам удивился, как такая версия ему в голову не пришла. Но тут же нашел оправдание: о Соболевском командир отзывался только положительно. Ко всему, он недавно женился, и как утверждают сослуживцы, на красавице. – Тот был подкуплен, новый самолет за кордон угнал. А какая могла быть причина у Соболевского?

Горелов пожал плечами.

– Мало ли... Может, с жинкой не поладил.

Вихлянцев невесело усмехнулся.

– Так все просто? Поругался с женой и сразу за границу? Да и женился, насколько мне известно, совсем недавно. Девушка, говорят, очень красивая.

– Вот в том-то и заковыка, – сочувственно вздохнул техник. Красавицы, что ведьмы, от них всего можно ожидать...

– Ну, это уже похоже на сплетню, – возмутился полковник. – Или у тебя имеются какие-то основания? Тогда говори, не напускай тумана.

– Какие основания, – повторил Горелов. – Всем известно: появилась в гарнизоне приблудная красотка. Соболевский втюрился, как мальчишка, и через две недели предложил руку и сердце... А женщины о ней не очень-то лестно отзывались, говорили, что прошла она Крым и Рим.

– Ну, женщины от зависти могут всякое наговорить. Ты объясни конкретнее, что знаешь и что имеешь в виду?

Горелов поерзал на стуле.

– У Соболевского я в гостях не бывал, и как он жил со своей красоткой, не знаю. Знаю только, что он почти нигде не появлялся с нею. Может, из-за несоответствия – она красавица, а он рыжее мурло... Еще знаю, что она частенько в Хабаровск ездила.

– А зачем она туда ездила?

Горелов пожал плечами.

– И ты считаешь, что поездки в город дают серьезные основания заподозрить женщину в неверности, бросить её и родину?

– Ничего я не считаю, – снова нахохлился техник. – Я сказал, что люди говорят. А по моей вине самолет не мог упасть.

– Категоричное утверждение, – не согласился Вихлянцев. – Скажи, на самолете Соболевского обязательно надо было менять масляный фильтр и фильтр низкого давления?

– А как же. Регламентные работы. Самолет долго стоял, да и старенький он. Потому я и предпочел заменить фильтры.

– И когда ты это сделал?

– Накануне полетов, когда производил регламентные работы.

– Двадцатого мая? – уточнил Вихлянцев.

– Так точно, двадцатого.

– О чем ты и записал в рабочей тетради, – подсунул полковник технику журнал с записью. И прочитал: "Замена топливного фильтра низкого давления. Двадцатого мая". И крестик в графе выполнения стоит. Ошибки здесь не могло произойти?

– Никак нет.

– Да, ошибиться трудно, – согласился Вихлянцев и раскрыл журнал востребования. – А вот здесь записано, что на складе ты взял фильтр двадцать первого. И подпись твоя стоит. Как ты это объяснишь?

Горелова бросило в пот. Он смахнул капли ладонью со лба и стал торопливо объяснять:

– Видите ли... Я действительно топливный фильтр низкого давления и масляный фильтр взял двадцать первого, а двадцатого выполнял основные регламентные работы, где запланировал и замену фильтров, потому заранее и поставил крестик. Но кинулся, а в заначке фильтров у меня нет, Пошел на склад, а кладовщика, как назло, на месте не оказалось. Вечером, когда уходил домой, увидел его и договорился взять фильтр рано утром. Так и сделал. Утром двадцать первого я и заменил фильтры.

– Складно врешь, – не поверил полковник. – Почему же ты, когда я спросил о дате замены, ответил, что двадцатого? Я ещё переспросил: "Ошибки не могло быть?" Ты отчеканил: "Никак нет". Что теперь скажешь?

– Простите, машинально ответил... Такая мелочь...

– Вот мелочь и подвела тебя. Хотя ты все заранее продумал, решил вину на летчика свалить.

– Я все сделал как положено! Ей-Богу не вру! – Обречено воскликнул техник.

Вихлянцев выдержал паузу и, будто смягчившись, сказал с сочувствием:

– Допустим, ты сказал правду: вначале сделал запись, а на другой день заменил фильтры. Куда ты дел старые?

– На склад отнес.

– Вот и снова попался, – пристукнул полковник рукой по журналу кладовщика. – Посмотри, тут о сдаче – ни слова.

– Но я лично из рук в руки передал фильтр кладовщику. Видел даже, где он положил его. Хотите, принесу?

– А как ты докажешь, что это с того самолета? На нем ведь нет номера. Хочешь всучить первый попавшийся? Не выйдет. Здесь простачков, товарищ Горелов, нет. На твоем месте я честно во всем признался бы. У тебя есть смягчающие обстоятельства: самолет закреплен за другим техником, долго стоял и тебе приказали срочно подготовить его к полетам...

– Но я все сделал как положено! – уперся Горелов. – Поверьте, я ни в чем не виноват.

– А вот это надо доказать. Можешь быть свободен. И позови командира эскадрильи.

Горелов пошел из кабинета с низко опущенной головой, тяжело переставляя ноги.

Родионов явился минут через десять, с решительным видом прошел к столу и, сев напротив, заявил категорично:

– Горелову я верю. Не мог он не заменить фильтр.

– А я верю документам, – не менее категорично возразил Вихлянцев. – У тебя все хорошие – и летчики, и техники: сплошь добросовестные, дисциплинированные, исполнительные. Только некоторые почему-то с утра спиртным заряжаются, другие приписывают себе часы налета. Это, кстати, я тоже обнаружил и у Соболевского и ещё кое у кого. Но об этом после поговорим. А сейчас давай разберемся с объяснением техника. – Однако он взял со стола не рабочую тетрадь Горелова, а скрученную в рулон кальку проводки самолета и расстелил перед командиром эскадрильи. – Вот посмотри на схему. Это цель, – ткнул он пальцем в петляющую черную линию. – А это Соболевский. – Красная линия была более ровной. Вихлянцев повел рядом с ней карандашом. – Перехватчик шел с набором высоты. Вот его работа в зоне: виражи, развороты. Вот полет к цели. А вот отсюда Соболевский стал снижаться. Обрати внимание на глиссаду – она не так уж крута. Значит, самолет не падал, а планировал. И чем ниже, тем положе угол. Видимо, летчик боролся за машину, хотел её спасти.

Доводы полковника казались убедительными, и Владимиру Васильевичу нечем было ему возразить. Схема проводки показывала, что самолет, пилотируемый Соболевским, после непродолжительного прямолинейного полета вдруг начал снижаться без команды с командно-диспетчерского пункта и без доклада об изменении режима. Соболевский как действительно дисциплинированный летчик без веских причин не стал бы нарушать задание. Значит, что-то случилось с двигателем.

– Вероятнее всего, упали обороты, – продолжал высказывать свою версию Вихлянцев. – Потому что засорился фильтр.

– Ну, обороты падают не только из-за фильтра, – не согласился командир эскадрильи. – Я сам облетывал самолет. Все было нормально.

Вихлянцев подумал.

– Фильтр такая штука, что засоряется не сразу, – упрямо гнул он свою линию.

– Соболевский доложил бы об этом, – стоял на своем и Родионов. Выслушав мнение старшего инспектора службы безопасности полетов и проанализировав все "за" и "против", он пришел к выводу, что дело не в фильтре. А вот в чем – надо искать, думать...

Вихлянцев словно прочитал его мысли.

– Гадать на кофейной гуще не станем, – сказал твердым начальническим голосом. – Документы – вещь серьезная. И обижайся ты, не обижайся, а организация службы у тебя хреновая, о чем придется докладывать начальству и записать в акте расследования.

– Дело твое, – согласился Родионов.

Вихлянцев вышел из-за стола, прошелся в задумчивости по кабинету, остановился напротив.

– Ты можешь посчитать, что я свожу с тобой счеты за старое. Ничего подобного. Дело прошлое, и я зла на тебя не таю. Ты – настоящий мужчина. Понравился мне ещё тогда, в Сочи. И я первый протянул тебе руку. Помнишь?..

Еще бы! Владимиру помнилось не только это...

В один из санаторных денечков Петр вернулся с радоновых ванн навеселе и заявил, что кончает с лечением и приступает к развлечениям. Варя, сидевшая с ними на пляже, усмехнулась:

– Кажется, радон тебе на пользу пошел.

– На десять лет помолодел, – согласился Петр, обращая насмешку в шутку. Он умел разряжать обстановку, это Владимир заметил ещё в первые дни отдыха, за что зауважал нового знакомого.

– Я вам сюрприз приготовил, – Петр открыл томик Сименона, который читал в перерывах между анекдотами и картами, достал четыре билета. Завтра едем на экскурсию, посмотрим сказочную Рицу. Говорят, там неплохой ресторанчик. Переночуем в отеле, утром покатаемся по озеру на лодке, отведаем форели и вернемся.

Владимиру уезжать от моря не хотелось, и он сказал, что не поедет.

– Почему? – удивилась Варя.

– Другие планы.

– Ну, если планы, – Петр понимающе развел руками, заподозрив, что Владимир уже нашел себе пассию, – ломать, конечно же, их нельзя.

Геннадий с радостью принял предложение.

Они встали рано утром. Петр позвонил жене, но Варя заявила, что у неё разболелась голова, и просила ехать без нее. Петр решения не изменил, поехал вдвоем с Геннадием.

Владимир целый день провалялся на пляже, загорал, читал, купался, а вечером, когда вышел из столовой, его окликнула Варя. Подошла с милой улыбкой, протянула руку.

– Моя мигрень прошла, и я решила навестить тебя. Чтобы не скучал. Пройдемся немного?

Она повела его по малолюдной неширокой аллее к морю. Вечер был тихий и теплый, воздух благоухал ароматом кипарисов, и Владимир наконец-то почувствовал себя отдохнувшим; проснулось желание развлечься с какой-нибудь "временной разведенкой", как здесь в шутку называли женщин, прибывших без мужей и ищущих любовных приключений.

За свои неполные тридцать лет Владимир повидал и "временных" и настоящих разведенок. В последние годы молодежь не особенно тяготится брачными узами: чуть что не так и разбежались в разные стороны. И на идут с невиданной ранее легкостью. А Владимир был недурен собой: его голубые глаза с волнистым русым чубом сводили влюбчивых дам с ума. Он и сам частенько влюблялся с первого взгляда, был доверчив и легкомыслен, пока не обжегся на кареглазой студентке пединститута Клаве. Учеба в летном училище шла к завершению, и Владимир подумывал о женитьбе. Клава казалась ему серьезной девушкой, любила его, но вольностей не позволяла. И вдруг выяснилось, что у неё есть любовник, лейтенант, его инструктор, с которым она давно жила и делала от него аборт...

С того времени к девицам и женщинам молодой летчик стал относиться, как в детстве относился к игрушкам: поиграл, надоела – нашел другую.

Варя была недурна собою: миниатюрная, чуть полноватая аппетитная бабенка. Но здесь её муж, с которым Владимир живет в одной комнате. И хотя они ещё не друзья, все равно заводить интрижку с близким тебе человеком безнравственно. Так, во всяком случае, рассуждал тогда Владимир, прогуливаясь с Варей.

Начинало темнеть. Владимир чувствовал себя неуютно и не знал, о чем говорить с чужой женой, больше молчал. Варя вдруг предложила:

– А давай зайдем в ресторан? Я ещё не ужинала.

Владимир заколебался: что скажет Петр? И отказаться стыдно – Варя посчитает его скупердяем.

– Одной идти неудобно, приставать станут, – пояснила Варя, заметив его нерешительность.

И он согласился.

Они заняли столик в самом углу ресторана, и Варя, взяв на себя инициативу хозяйки, заказала бутылку коньяка и закуску. И пила как хозяйка, требуя следовать её примеру. Вскоре она захмелела и разоткровенничалась:

– Замужество мое – большая ошибка, – говорила она с грустью. – Петр совсем не тот человек, которого рисовало мое девичье воображение. Он казался мне сильным, добрым и чутким. Но я ошиблась. И поняла, что не люблю его. Ко всему, у нас нет детей. Он обвиняет меня, а я уверена в обратном. Она отхлебнула коньяку. – Вот так и живем. Никаких общих интересов, никаких перспектив. Я тоже работаю, преподаю музыку. Собираем деньги от отпуска до отпуска и прожигаем их за один месяц. Разве это жизнь?..

Владимир искренне сочувствовал ей, но помочь мог только советом.

– Сходите к врачу. Сейчас установить, в ком и в чем причина бездетности, проще простого.

– Ты ничего не понял, – глубоко вздохнула Варя. – Разве дело только в ребенке? Родить я могу и хочу доказать ему это. – Она чему-то усмехнулась и стала смотреть на него сквозь стекло рюмки дразняще, чуть прищуренными глазами. Она была пьяна.

– Идемте отсюда, – предложил Владимир, почувствовав неловкость.

– Ты все ещё со мной на "вы", – осуждающе заметила Варя. – Давай выпьем на брудершафт, чтобы закрепить нашу дружбу.

Владимир покачал головой.

– Не надо напоказ выставлять то, что следует прятать от посторонних глаз, – посоветовал шутливо-назидательно.

– Согласна, – улыбнулась Варя. – В таком случае, идем. – Она открыла сумочку и, достав пачку стотысячных купюр, приготовилась расплатиться.

– С каких это пор в ресторанах расплачиваются дамы? – спросил Владимир.

– С тех самых, с каких дамы стали приглашать, – парировала Варя.

– Ты хочешь, чтобы я вернул долг по почте? – не на шутку рассердился Владимир.

– Ну, пожалуйста, пожалуйста, – Варя спрятала деньги. – Видишь, я повинуюсь тебе во всем. Пусть будет по-твоему.

Владимир позвал официанта и расплатился. На улице Варя бесцеремонно взяла его под руку.