Текст книги "Фемида Overclock"
Автор книги: Иван Тропов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
Леха на ходу щелкнул по кольцу. Так и есть. Уцелел! Одна точка медленно ползла к проходу в скалах.
А западнее, ко второму проходу, мчались "Головастики". Им осталось не так уж много, и они была на машине... Но им еще надо как-то разделаться с той командой, что увязалась следом! А это время!
Из-за валуна перед Лехой вылетел сатир.
– Куда прешь, рогатое! – Сатир замахал рученками на Леху. – Назад, назад!
– Уйди! Там же последний немец идет!
– Сам знаю! – рявкнул сатир. – Только там еще и Клык со своими, на опушке! На карту глянь!
Точно... Три монстра были на опушке Блиндажного Леса. До первого прохода в скалах от опушки было метров двести. Как раз на хорошенький удар битой по "желудю".
– Они будут...
– Будут! Еще как будут! Назад! – Растопырив рученки, сатир пер на Леху, отгоняя его назад. – Через второй проход, в обход! Ну, пошел!
– Я не успею в обход...
– Должен успеть! – рявкнул сатир. – Если пойдешь к первому выходу, они тебя по пути завалят! Вообще ничего не сделаешь! Пошел в обход, я сказал!
Чертов Клык!
Шлепая копытами по мокрому песку, Леха несся вдоль скальной гряды оббегая долину снаружи, со стороны пустыни.
Позади, у второго прохода, "Головастики" разделались со своими преследователями. Уже входили в Кремневую Долину. Вот только и немец был уже у самого прохода! А от первого прохода до схрона куда ближе, чем от второго.
Сатир попытается остановить его – но там же еще Клык со своими ребятами...
Леха увидел немца. Слишком поздно! Немец был уже у прохода – а Лехе до него еще метров четыреста... В руках у немца был не карабин, а с длиннющая винтовка. Снайперка.
Леха щелкнул по кольцу.
– У него снайперка!
– Снайперка... – прошипел сатир сквозь зубы. – Ты успеешь его достать?!
Немец тоже заметил Леху. И замер.
Леха чуть сбавил ход. Ну давай, наци, рискни!
Немец, издеваясь, по-нацистски отсалютовал Лехе и нырнул в проход.
Леха взвыл от досады.
Ладно, гаденыш... Ничего. Леха остановился у прохода и щелкнул по кольцу, вызывая карту.
До чего набегался, даже координация нарушилась! Леха еще раз ударил правым копытом по левой ноге – там, где было кольцо. Но привычного клацанья опять не раздалось.
Леха опустил голову.
И даже не смог выругаться. Вообще дар речи потерял.
Кольца не было...
Несколько секунд он стоял в ступоре.
Потом понял. В движке проходила уборка, и его левую программку просто потерли. У-у, невовремя-то как! В самый важный момент! Такие случайности как последняя спичка, ломающая спину верблюда...
Сатир! Может быть, до его программки чистка еще не дошла? Может, у него карта еще осталась?.. Но ведь его теперь не вызвать! А когда он сам выйдет на связь?..
Как же теперь драться с этим немцем? Если он в самом деле решит устроить западню в самом узком месте прохода?.. Теперь, лишившись карты, он попадется...
Стоп! Немец ведь не знает, что он лишился карты! Можно рискнуть...
– Чего встал?! – рявкнуло прямо в голове.
Первый раз за все время Леха обрадовался этому противному блеящему голосочку.
– Только не обрывай связь! У меня кольцо пропало!
– Как это пропало?.. Кольцо? То, мое? От программы?
– Да! Снесло его! Начисто.
– Глюканулась, зараза... ничего сделать не может нормально, безрукий! – зашипел сатир. – А может, сами админы профилактику запустили, уж больно резво ты народ крошил последний час...
Ох, трепло... Сейчас все решится, а его опять понесло!
– Да хватит! – от души рявкнул Леха, чтобы оборвать этот словесный понос. – Ты можешь сделать мне его заново?
– Заново... времени нет! Я сам тебя поведу.
Леха сморщился. Лучше бы нормальную карту, на которой все видно без задержек... Но времени в самом деле нет.
– Где наши?
– Наши ко мне бегут, почти здесь.
– А он?
– А он... Немец у самого выхода встал. У него же снайперка! Он же сейчас всех моих "Головастичков" положит!
– Где он? Сразу на выходе?
Леха протиснулся в щель и помчался по проходу, ломая выступы броневыми наростами.
– Да, у выхода... Стой!
Леха замер. Проход еще не кончился... Что же там?..
– Подожди, – пробормотал сатир. – Я наших предупрежу, чтоб не светились. Не вздумай высовываться без меня! Стой пока в проходе!
Леха раздраженно выдохнул. Аватара смачно фыркнула. Но сатиру виднее. У него карта.
Секунды ползли, как перемазавшиеся в меде мухи. Прошло, наверно, четверть минуты. Не могло пройти больше. Но казалось, что он стоит в этом чертовом проходе целую вечность...
– Ну-ка, давай вперед, медленно! Сейчас мы этого гоблина нордического снимем.
Леха двинулся вперед, стараясь не скрипеть наростами по камню.
– Он все еще у самого выхода?
– Да.
– Но... А ты уверен, что он целится в "Головастиков"? Клык должен был предупредить его, что я...
– Не мандражь, а то все сопли растрясешь, – процедил сатир. – Похоже, у Клыка его карта тоже сдохла. Все будет нормалек, не дрейфь... стоять!
Леха встал. Как раз там, где узкий проход делал поворот. Дальше прямой кусок в три метра – и все, конец прохода. Дальше небольшая осыпь, потом камни долины... И где-то перед самым входом последний Айсболт.
– Сколько точно?
– Точно... четыре метра. Прямо на осыпи сидит, гад. Вылетишь из прохода, и он будет твой. На три-четыре рванешь, как ошпаренный. Понял?
– Да.
– Тогда товсь... Раз!
Леха сглотнул. Вот он, момент истины. Сейчас все и решится. Либо победа, либо... Нет! У него нет права завалить все сейчас, в последний момент. Не для того он дал Алисе надежду...
– Два.
Теперь, после всего того, что он устроил за последний час, за ним будут охотиться все. И обычные игроки-одиночки – за резню в Гнусмасе, которую он спровоцировал. И команды из профессионалов – за тараны, за то, что он помешал им урвать куш в пятьдесят тысяч вечнозеленых...
– Три.
Теперь за ним будут охотиться на только ради награды в тысячу долларов. Теперь ему будут мстить... Но он хотя бы вытащит отсюда Алису. Он будет знать, что смог ее вытащить. Он все выдержит, если будет знать это. И он не имеет права ошибиться сейчас. Только не сейчас!
– Ап!
За три метра Леха разогнался так, как не разгонялся и на открытом месте. В самом конце прохода было чуть уже, и бронированные бока высекли из камней сноп искр.
Леха вылетел на осыпь, готовый пробить немца рогами, повалить, растоптать...
Немца не было.
Ни на самой насыпи, ни под ней...
Адреналин встряхнул его. Все вокруг вдруг стало ярким, выпуклым, каким-то медленным... Леха пронесся по насыпи с дикой скоростью – но за эти несколько мгновений успел заметить все.
Далеко впереди, под вечными грозовыми тучами, в небо били несколько фонтанов. Они вырывались из одного озера и параболами разлетались в разные стороны, падая далеко от края озера. Это озерцо уже сильно обмелело, и в его центре показалась какая-то башенка – как настройка подлодки. На берегу, спиной к Лехе, стояли двое в камуфляже. "Головастики". Они смотрели на озеро, на башенку – на вход в схрон... А за их спиной сатир пинал стальной одуванчик. Серебристое облачко взметнулось над головами "Головастиков", разлетаясь в длинную стальную нить...
Справа от Лехи, на опушке Блиндажного Леса, был Клык и его подручные словно выхваченные стоп-кадром. Двое подавали "желуди", Клык бил по ним битой. В небе, между ними и Лехой, сверкал десяток стальных искорок. Все они ложились на двухсотметровую дугу, протянувшуюся от опушки – под насыпь у прохода. Прямо туда, куда несло Леху. Выпущенный самым первым "желудь" был уже над самой землей...
Потом стоп-кадр кончился. У озерец сверкнула молния, вонзившись в одного из "Головастиков". Насыпь кончилась, Леха кубарем слетел вниз, на камни – и первая мина ударила в метре от его носа.
И Леха взревел от боли. Весь сегодняшний день он почти не чувствовал боли – разводящий сатира поставил ее на минимум. Но теперь боль вернулась. И не просто вернулась, она стала куда сильнее...
Он чувствовал каждый камень, о который ударился... И чувствовал так, как может чувствовать только человек, с которого заживо содрали кожу – и кинули в чан с солью... А потом его окатила ударная волна – и стали вонзаться уже не камни, а раскаленные осколки...
Он кубарем катился вниз, по камням, ревя от боли – а чуть левее уже падала вторая мина. Потом третья... Все вокруг утонуло в пыли, полопавшихся камнях и осколках. Его голова превратилась в огромный колокол, внутри которого бился чудовищный чугунный язычок. Бум, бум, бум! А мины все валились и валились...
Он лежал на камнях, истекая кровью.
Мины больше на падали. Что творилось у озерца, Леха не видел – зато видел кабанов. Подхватив по паре желудей, они мчались к озерцам. То ли оно было слишком далеко, чтобы добить "Головастиков" издали, то ли боялись повредить схрон.
Каждая ранка чудовищно болела, но еще хуже было под этим, внутри... Он все-таки проиграл.
Сатир и Клык сговорились. Или админы, стоявшие за ними. Ну конечно. Зачем рисковать, когда можно поделиться? То-то сатиру так полегчало утром, перед объявление гонки...
Зачем драться друг с другом, когда можно выбрать одну команду, и помогать только ей...
"Головастикам" не повезло. Админ сатира перешел на сторону Айсболтов. А чтобы "Головастики" не помешали во время гонки, админ не стар ссориться с ними – раньше времени. Чтобы если вдруг "Головастики" успеют к схрону раньше Айсболтов, админы все равно не проиграли. И сатир вел "Головастиков" всю игру, как друг. Чтобы в решающий момент воткнуть им нож в спину – с полной гарантией.
Вот отчего он бесился, когда схрон оказался в Кремневой Долине. Для "Головастиков" просто лучше не придумать – но не для Айсболтов, на которых поставил админ-разводящий сатира...
И его сатир тоже предал... Нет, не просто. Он его еще и использовал, чтобы помочь немцам отделаться от конкурентов... И он, как идиот, носил им каштаны из огня. Устроил резню в городе, таранил машины... Да, теперь они все ему отомстят. Хорошенько, со вкусом. У них будет для этого целый год...
Но хуже всего то, что он обманул Алису. Он так и не вытащил ее отсюда... Три раза дарил надежду – и три раза обманул.
Леха взревел.
И тут же заметил первого мстителя.
Во время обстрела насыпи последний Айсболт отсиделся где-то в валунах, а теперь вышел. Без снайперки. Зато с монтировкой. Видно, прихватил ее на всякий случай, чтобы открывать схрон...
Потом мысли кончились. Замахнувшись от всей души, немец всадил монтировку Лехе в живот, в одну из ран. Провернул, цепляя шкуру, и потянул, освежая Леху заживо. Без лишней суеты, без спешки, без особых эмоций...
***
Весь остаток дня в небе ревело, то тише, то громче.
Добравшийся до схрона немец поднял в воздух вертолет и барражировал над долиной. Патрулировал подступы к схрону до тех пор, пока из Гнусмуса не примчались остальные трое немцев, в свежих аватарах.
Леха лежал между валунов, у самого основания скальной гряды, огораживающей Кремневую Долину. Просто лежал. И единственное, что ему было нужно – чтобы его никто не трогал. Он был пустой. Выжатый, как лимон. Не осталось никаких желаний, одно отчаяние и безразличие. Он проиграл. И тут ничего не исправить. Теперь ему предстояло смириться с этим. Он еще никогда не ломался – вот так, по-настоящему серьезно. Но все когда-то случается впервые. Он проиграл, и ничего не мог с этим поделать...
Надо было собрать остатки воли, подняться и пойти к Алисе. Это будет труднее всего. Он в третий раз подарил ей надежду – и в третий раз обманул... Это будет пытка для них обоих, но он должен пройти через это. Вот только воли не осталось даже на это – во время гонки он выложился до предела.
Примчавшие из Гнусмуса Айсболты не трогали его. Пока им хватало забот со схроном. В небо поднялся и ушел куда-то на запад второй вертолет. Третий ушел на восток. А самый первый все крутился над долиной, отпугивая всех желающих попытаться отбить схрон, в котором еще что-то было...
Сатира сначала не было видно. Потом он появился, стал подбираться к Лехе. Потихоньку, по скальной стене, с опаской косясь на Леху.
Леха заметил его, но не обращал внимания. Пришел издеваться? Ну, что ж... Он выиграл. Пусть делает, что хочет.
Сатир подбирался все ближе.
– Рогатый, ты это... – наконец окликнул он Леху.
Боль у него, конечно же, была отключена, и даже если бы Леха его поймал, сатиру ничего не грозило. Но он все равно не спускался со скалы. Присев на уступе метрах в пяти выше, он хмуро смотрел на Леху. Неужели остатки совести проклюнулись?..
Ну да, теперь-то сатир мог позволить себе и с угрызениями совести поиграться. Он-то сегодня вечером выберется отсюда. Его вытащат из игры, залепят черепушку титановыми скобами, зашьют скальп – и через несколько часов сатир будет свободен.
– В общем, не держи зла, а? – сказал сатир. – Я... Ты ж понимаешь. Мест-то на выписку всего два... Ну а когда наши разводящие скорешились, тут уж я и хотел бы тебя с собой вытащить – но Клык-то тоже в доле, его не выкинешь из расклада... А тут ты еще со своим благородством. Гордый, мать твою буйволову за щеку, какой-то бабенке место решил подарить... В общем, так получилось. Все мы, как можем, покупаем свою лестницу в небо...
На красивости потянуло гада... Леха не отзывался. Что он мог сказать ему, предателю? Да и бессмысленно это. Все уже решено. Исправления в базу данных были внесены еще утром иди еще раньше, ночью. Даже если бы внезапно пробудившаяся совесть до полусмерти замучила сатира и он решил бы уступить свое место Алисе – это ничего не изменило бы. Сейчас его админ-разводящий был не на работе. Не его смена. И копаться в базе данных было некому.
Сатир замолчал. Но не уходил. Так и сидел на уступе, пока не опустился вечер.
Когда солнце стало красным, а весь восток утонул в багрянце, Леха наконец-то поднялся. Он должен пойти к Алисе и все рассказать...
И тут небеса разверзлись.
Словно это было не небо, а темные шторы, за которыми было еще одно небо, в котором сияло солнце. И эти шторы заколыхались, и из щели между ними брызнул ослепительный свет. Все вокруг окатила белая вспышка. Потом еще раз, еще...
И вдруг прямо перед Лехой и сатиром появилась лестница. Одним концом она уперлась в камни, другим уходила в небо. Лестница несколько раз мигнула, словно не прогревшаяся люминесцентная лампа – кажется, даже послышалось характерное звяканье. И наконец засияла ровным солнечным светом.
Сверху, откуда-то из-под самого неба, по лестнице спускалась фигура в золотистой тунике. Кто-то с длинными черными волосами, с бородкой, добрым до приторности лицом... Вся его фигура, каждое движение словно лучилось кротостью и тихой радостью.
Леха стиснул зубы. Даже здесь не обошлось без тупых наворотов! Ну да чего еще можно было ожидать от хозяев ЗАО "Заветами Иеговы"? Только так. Каждому искупившему вину грешнику – по тропинке в Новый Завет.
– Ну, будь, – хмуро буркнул сатир. – Пора мне. Всего тебе, рогатый, короче. Извини, если что не так.
Он спрыгнул с уступа и засеменил к лестнице. Уверенно, даже в темноте не оступаясь копытами на неровных камнях... До лестницы оставалось каких-то пять метров – и тут сатир словно налетел на невидимую стену. Даже не стену, а резиновую пленку. Его плавно, но уверенно отодвинуло на метр назад.
Сатир опешил. Постоял, переводя взгляд с лестницы на камни под ногами и обратно, словно искал, что же его остановило. Опять шагнул вперед – но его снова отодвинуло назад.
– Не по-онял... – протянул сатир.
Он отступил на пару шагов – и снова рванул вперед, с короткого, но мощного разбега. На этот раз его отшвырнуло так, что он отлетел к самым скалам, чуть не переломав ноги.
Сатир сел. Ошалело помотал головой. Потом глянул вправо – туда, где был Блиндажный Лес. И у него отвалилась челюсть. Леха невольно покосился туда же. Там должна была быть еще одна лестница в небо. И Клык, штурмующий ее.
Но над лесом не было ни лестницы, ничего.
Еще толком не сообразив, зачем, повинуясь какому-то внезапному порыву, Леха обернулся на запад. Туда, где за скальной грядой, дальше в пустыне, были скалы, где в пещерах кристаллизовались драгоценные камни. Туда, где обитали гарпии.
Она была там. Тонкий белый штрих, нижним концом уходящий за скальную стену, а верхним растворяющийся в небе.
Сатир взвыл.
Леха тоже все понял. Алиса! Лиска, рыжая умница... У нее же осталась копия программы! Выбраться из локальной сети в повсюду простершуюся паутину она так и не смогла. Но чтобы подправить медицинскую базу данных, выбираться за пределы локальной сети не обязательно.
Получается, днем, во время гонки, уже после того, как в базе данных похозяйничали эти умники, курировавшие сатира и Клыка, перед самым приходом бригады хирургов Алиса еще раз покопалась в базе.
Сатир, не переставая выть, вскочил. Схватился за кольцо в носу, яростно потер его...
– Курица драная!!!
Программа явно не вызывалась.
Сатир, матерясь, опять бросился к лестнице – словно решил во чтобы-то ни стало пробиться к ней. Он уже все понял, но все еще не мог поверить. Предатель не был готов к тому, что его самого обведут вокруг пальца...
Леха захохотал.
Нет, ему вовсе не было радостно. Он хотел остановиться, но не мог, и все хохотал и хохотал. Слишком многое отделяло полное поражения – и эту нежданную, свалившуюся с неба победу. Он почти отчаялся, почти сломался... Даже если бы все случилось так, как он рассчитывал, он вытащил бы из игры только Алису. Теперь же...
Сатир раз за разом штурмовал невидимую стену. И каждый раз отлетал прочь, словно невидимая ладонь кого-то безгранично сильного брезгливо отбрасывала его прочь...
Леха, все еще давясь смехом, пошел к лестнице. Осторожно поставил копыто на первую ступень, пробуя на прочность... Ничего. Ступень как ступень. Крепкая. Вот только сама лестница слишком крута, чтобы по ней мог легко подниматься здоровенный бык.
Тогда Леха повернулся и пошел бочком, бочком... Все выше и выше, навстречу золотистой хламиде с кротким взглядом. В небо.
***
– Привет!
– Привет...
Леха почему-то был уверен, что в реале Алиса окажется маленьким серым мышонком. Робкая, в слишком строгом платье, чтобы скрыть невнятную фигурку. Или в неказистом жакетике. С непонятного цвета волосами, с так себе мордашкой, на которой вечно настороженно-испуганное выражение... Он был готов к этому, заранее настраивал себя на жалостливый лад.
И теперь, со странным чувством не то облегчения, не то какого-то разочарования, разглядывал Алису настоящую. Она в самом деле оказалась рыжей. Сейчас волос не было, конечно – после операции еще и полдня не прошло. На голове была нахлобучена кепка, козырьком назад. Но даже без волос она были красивая. Правда, немного веснушек... Зато яркие даже без помады губы. Зато радостное, бойкое выражение и живые, словно лучащиеся изнутри глаза.
Сама невысокая, миниатюрная, но фигурка – класс! Обтягивающие джинсы, из-под расстегнутой пуховой курточки выглядывала обтянутая свитером высокая грудь... Если что и портило ее, так это здоровая, не по размеру, дурацкой расцветки кепка.
– Это хорошо, что ты такой, – сказала Алиса. Она тоже придирчиво его разглядывала. – Я думала, какой-нибудь забитый очкарик. Уж больно ловко ты с игроками расправлялся. Словно целые дни за компом просиживаешь.
Она задорно улыбнулась – то есть попыталась.
Леха пробегал в бычьем теле всего неделю, и то свое собственное тело теперь казалось ему каким-то неловким, онемелым, почти чужим. А она была в игре куда дольше... Леха мотнул головой, прогоняя высокие материи, и тоже улыбнулся. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов! Прошлое осталось в прошлом. Впереди была свобода. И не надо тянуть груз памяти и кошмаров!
– Пошли? – сказал он и обнял ее за талию.
– Ну, пошли! – она с удовольствием, наслаждаясь каждым движением в своем настоящем теле, прижалась к нему, обняла.
И они пошли через сумрачный холл – к дверям, к свободе, которую они отвоевали.
– Эй!
Леха обернулся. Их догоняли два охранника. Ну, вот и все... Слишком рано вскрылось, что должны были выписать не их. Краем глаза Леха оценил расстояние до двери, где стояли другие охранники...
– Держи.
Леха нахмурился. Он уже приготовился к драке...
– Держи, держи, – охранник протягивал Лехе кепку.
Такую же, какая была на Алисе. Значит, это не ее. Это бесплатный подарок от хозяев фирмы. Забота о лысых головах... Или лишний раз не хотят привлекать к себе внимание? Наголо обритые люди, с едва схватившимися швами через всю голову – да, это привлекает внимание к такому приличному снаружи зданию. Лишнее внимание.
– Распишись тут, – второй охранник сунул Лехе лист с тучкой.
– Не надо, – Леха отмахнулся и от кепки, и от листа.
– Давай-давай, – настаивал первый охранник. – Положено. Расписывайся и надевай.
– А то простудишься... – вставил второй. И ухмыльнулся. И захихикал, с трудом сдерживаясь, чтобы не заржать в полный голос.
Напарник пихнул его локтем в бок, но и сам не удержался и ухмыльнулся.
Леха, играя желваками, внимательно рассматривал их. Да, эти сволочи прекрасно знали, в каких случаях отсюда выпускают "досрочно". Только тех, кому осталось жить неделю-две, максимум месяц. Но не брякнуть про опасности простуды они не могли. Каждый развлекается, как может. Даже над теми, кому через неделю умирать, а он этого еще не знает...
– Чего уставился? – прищурился охранник. – Давай расписывайся и одевай! А то простудишься.
Он снова хихикнул.
У Лехи сжались кулаки. Откуда-то изнутри накатила ярость...
– Леш...
Алиса потянула его за руку, внимательно заглянула в глаза.
Вовремя. Леха втянул воздух и заставил себя расслабиться. В самом деле, не стоит. Не для того они вырвались из игры, чтобы вот так, с дуру, влипнуть в новые неприятности. К черту этот "Генодром", к черту этих сволочей, к черту все это!
– Сам крестик поставишь.
Леха взял кепку, подхватил Алису под руку и пошел прочь.
По сумрачному холлу, в мрачную дверь, через темный тамбур. Толкнул тяжелую, на жестких пружинах, внешнюю дверь...
И они оказались в другом мире.
Яркий солнечный день, наполненный весенней свежестью, звоном капели и птичьим гомоном. Они задрали головы в небо. Там была настоящая, пронзительная голубизна. Полная радости, любви – и обещаний чего-то такого, чего с ними еще никогда не было. Чего-то невероятно хорошего.
– Где мы... – прошептал Леха.
Он закрыл глаза и чувствовал, как кожу гладили мягкие, добрые солнечные лучи.
– В лучшем из миров, – сказала Алиса. – Демо-версия. Без возможностей сейва... – И тут же встряхнулась, как купающийся в весенней луже воробей после долгой зимы, и прогнала эти дурацкие мысли. – Я хочу есть! Боже мой, как я хочу есть! Словно месяц голодала!
И они засмеялись, ослепленные настоящим солнцем, и, взявшись за руки, пошли вперед. Прочь от этого чертова здания, прочь от прошлого, прочь от того, что им надо забыть...
– Такси!
Леха махнул рукой старенькой "Волге", задумчиво ползущей по самому краю дороги. Машина проворно тормознула и прибилась к тротуару. Водитель перегнулся через правое сиденье и приоткрыл окно.
– Куда? – хмуро пробормотал он.
Леха поразился. Как же это можно – быть таким хмурым? В этом мире свободы, под весенним небом, в теплых лучах доброго солнца... Этот голос был мрачным, как "Генодром", из которого они с таким трудом вырвались. На миг Лехе даже показалось, что он уже слышал этот голос – где-то там, в игре.
Он помотал головой, прогоняя наваждение. Просто у человека паршивое настроение. Бывает... Не надо сходить с ума.
– В кафе! – Леха от души улыбнулся, чтобы зацепить улыбкой и этого хмурого водилу. – Куда угодно, где можно перехватить чего-нибудь горячего! Хоть в Мак!
И они с Алисой завалились на заднее сиденье, и принялись наперебой обсуждать, что же они сейчас съедят. В желудках было совсем, совершенно пусто. Словно все время, пока они были в игре, их кормили исключительно внутривенно. Леха опять поймал себя на том, что думает об этой чертовой игре – и опять прогнал эти мысли, и обнял Алису, заглядывая в ее лучащиеся глаза...
И краем глаза заметил, что по низу заднего окна, над самым резиновым уплотнителем, прилеплена наклейка. Какой-то миг Леха пытался понять, что там написано – он смотрел из машины, и буквы шли задом наперед. А внутри уже что-то оборвалось. Еще раньше, чем он разобрался в надписи: "Wintel'suxxх!" Леха замер. Нет, не может быть...
А их машина, шедшая в совершенно свободном ряду, вдруг вильнула в сторону – нагло подрезая беленький "Фольксваген". Женщина за его рулем среагировала в самый последний момент, и новенький с иголочки "Фольксваген" чуть не впечатался в "Волгу". От неожиданности она ударила по тормозам слишком резко и чересчур сильно. Налетела на руль грудью, сам "Фольксваген" почти остановился и сразу отстал.
– С-сукина кошка! – довольно пробормотал водитель. – Понакупали прав, накрашенные куклы, а машину водить не научились, на спину через колено!
И Леха понял, где он слышал этот голос.
А под рукой напряглась Алиса. Осеклась на полуслове. Застыла, как манекен.
Ее лицо исказилось – и она рванулась вперед, к водительскому сиденью. Но Леха среагировал быстрее. Он перехватил ее руку, обнял ее, прижал к себе... Надо остановить ее. Сейчас, пока не поздно. Если она сорвется сейчас, все окажется зря. Все, и с таким трудом добытая свобода...
И он держал ее, крепко прижимая к себе – потому что это уже не игра. Здесь не бывает сейвов, и ошибок здесь не прощают. Он коснулся губами ее уха, открыл рот – он хотел прошептать ей, что иногда надо переступить через себя, надо вытерпеть, переждать...
Но так ничего и не сказал. Смог бы он сам удержаться, если бы встретил сейчас того помощника-депутата? Смог бы он сам переступить через себя? И если смог бы – остался бы он самим собой? Ведь если простить такое...
Может быть, он и смог бы – удержаться. Но что толку? Ведь ненависть никуда не исчезнет. Боль не растворится. Если ее не выпустить наружу, она уйдет глубже и пустит там корни. И будет разъедать изнутри, словно щелочь, вытравливая из души все хорошее – что там еще осталось...
Алиса, дрожа от напряжения, пыталась вырваться. От ненависти ее руки застыли, будто закостенели, превратились в две когтистые лапы. Глаза горели, как не знающие жалости глаза птицы-хищника... Та гарпия никуда не пропала. Она осталась с Алисой. И если ее не выпустить сейчас – она останется внутри навсегда...
Леха крепко прижимал к себе Алису – но не мог ничего сказать. Не находил слов. Потому что выхода не было. Оба пути плохи, и еще неизвестно, какой из них хуже... Что бы он ни попытался сделать, он все равно проиграет.
Время словно остановилось. Машина ползла по мосту, в боковом окне показался памятник Новой России. Огромный жестяной истукан, в пустой голове которого есть кафе, а в одном из глаз – открытая смотровая площадка. Леха вдруг понял, что знает, чем кончится этот день...
И тут где-то в мозгу словно прорвало плотину. Нахлынула ярость. Дикая, ослепляющая ярость. Да какого дьявола?! Нет, он не сделает это! Он не бросится сегодня вечером с этого памятника, выпив для храбрости кофе с коньяком. Нет уж! К черту! К дьяволу этот мир, навсегда изломавший ее душу. И ее, и его собственную. Он не будет сдаваться – он будет мстить. Этому Саксисту, за рулем "Волги". Тем, кто мучил его в "Генодроме". Тем, кто организовал эту паскудную игру. Всем вокруг, кто все это время спокойно жил и улыбался, ни во что не вмешиваясь, старательно не замечая ничего вокруг себя... Всему этому гребаному миру, где с людьми может случиться то, что случилось с ними!
И прежде, чем окончательно утонуть в этом море ярости, он еще успел подумать, что если бы процессор мог чувствовать, он чувствовал бы себя именно так – за миг до того, как лопнуть от перегрева...
А потом – через миг и вечность – что-то изменилось.
За Алисой, с пластиковой ручки над дверцей с ее стороны, свисала на веревочке мягкая игрушка. Между ними с Алисой – и далеким Штукадюймовочкой раскачивался, как маятник, крошечный буйволенок. Сшитый из разноцветных шерстяных лоскутков, с маленькими черными глазками-бусинками, с крошечными мягкими рожками; смешной, неказистый и совсем не страшный – но с ужасно упрямым выражением на морде.
И наваждение отступило.
Нет, так нельзя. Это не игра. Это реальный мир, и здесь нельзя ошибиться. Потому что в этой чертовой демо-версии нет сейвов... И тогда Леха стиснул зубы и тихо выдохнул:
– Перестань, Лис. Перестань.
Он по-прежнему не видел выхода. Но одно знал твердо: он должен найти его. Теперь он отвечает не только за себя. И у него нет права на ошибку.
Он должен найти выход.
И он найдет.