Текст книги "Афганистан. Последняя война Советского Союза"

Автор книги: Иван Тараненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Первый комендант Саланга

Секретно

Главнокомандующему Военно-воздушными силами

Командующему войсками Туркестанского военного округа

Командующему Воздушно-десантными войсками

Копия:

Главнокомандующему Сухопутными войсками

Главнокомандующему Войсками ПВО страны

Начальнику Оперативной группы Генерального штаба

(г. Термез)

Переход и перелет государственной границы Демократической Республики Афганистан войсками 40-й армии и авиацией ВВС начать в 15.00 25 декабря с.г. (время московское).

Д. Устинов

№ 312 /1/ 030

25.12.79 г.

Первыми по понтонному мосту через Амударью в 15.00 переправились разведчики и десантно-штурмовой батальон капитана Леонида Хабарова: им предстояло занять перевал Саланг и обеспечить прохождение наших войск.

За несколько часов до операции Хабарова вызвал к себе начальник штаба Туркестанского военного округа и сказал «Видишь точку на карте, сынок. Это перевал Саланг, его нужно взять любой ценой»

Вспоминает Л. Хабаров: «25-го ночью стало известно, что через сутки нам предстоит взять Саланг на территории ДРА. А расположен он за 450 верст от границы.

К слову, достигли мы этой точки за два часа до намеченного срока и без единой потери. Противник нас попросту не заметил – большую часть пути преодолели под покровом темноты. Благодаря тактическому верному ходу взяли без шума под контроль перевал и выставили охрану тоннеля. Если бы противник его уничтожил, нам бы туго пришлось. А тут такая эйфория – взяли сложнейший объект, можно сказать, голыми руками. Веселились от души, слыша по радио, как ТАСС яростно опровергает просочившуюся в западные СМИ информацию о том, что советские войска вошли на территорию Афганистана. И только примерно через сутки руководство нашей страны признало этот факт…».

Десантники выполнили боевой приказ и обеспечили проход нашим войскам, а капитан Леонид Хабаров вошел в историю афганской войны как первый комендант Саланга.

На следующий день комбату позвонил с дорожно-эксплуатационного участка Ерухимов (дорогу обслуживали советские рабочие и специалисты), сообщил, что к перевалу выдвигается крупная банда. Через некоторое время пришло со общение, что душманы окружили нашу группу, находящуюся в долине. Связь прервалась. Комбат послал туда на подмогу технику, бойцов, врача. Просился вниз с горы и сержант Анатолий Никитонов, поскольку там уже был его брат-близнец Владимир. Участвовать в операции вместо него Хабаров доверил другому сержанту Юрию Зобнину. Комбат знал, что он спокойный, выдержанный, а это в бою немаловажно. И на самом деле, эти его качества пригодились в том первом бою. Пулеметы и автоматы противника били по ним в упор. Но, несмотря на почти вышедшую из строя от столкновения со скалой орудийную башню, ребята не спасовали. Без их поддержки десантникам, сражавшимся внизу, было бы не выстоять. Но они вышли победителями из этой переделки. А вот Володя Никитонов погиб.

Анатолий Никитонов… Двух отличных токарей, братьев-близнецов Анатолия и Владимира, провожали в армию на Тушинском машиностроительном заводе. Вернулся в родной цех один Анатолий. Владимир погиб на Саланге, отражая нападение бандитов…

Душманы пытались вывести дорогу из строя на широком фронте. Ее уже тогда называли «дорогой жизни». Все необходимое для нормальной жизни многих районов Афганистана – дрова, питание, топливо для передвижных электростанций – доставлялось на автомашинах по этой дороге. Да и обеспечение 40-й армии (боеприпасы, горючее и т. д.) осуществлялось тем же путем. Вот почему душманы и их американские и иные покровители одну из главных ставок делали на то, чтобы парализовать движение, отрезать наши гарнизоны и афганские населенные пункты от баз снабжения. Моджахеды взрывали мосты, в глухих ущельях устраивали завалы… Уже многим постам пришлось отбивать их наскоки. В некоторых кишлаках начался голод. Надо было срочно восстановить движение по дороге.

– В Спасанхе, маленький такой кишлачок, слева – обрыв, справа ласточкиными гнездами прилепились домишки, – рассказывал Хабаров, – смотрю: передняя машина горит, капитан Федулин отстреливается из автомата. Впереди – завал, позади – завал, их пришлось растаскивать под огнем. Прикрывали боевыми машинами грузовики с продовольствием, выводили их из-под обстрела…

Военный корреспондент газеты “Правда», полковник П. Студеникин, приводит интересный случай, произошедший под Хинжаном, где батальону Хабарова повстречался голодный и продрогший афганский мальчишка, родителей которого зарезали душманы. Хабаров накормил мальчика своим офицерским пайком, одел в собственный свитер и нахлобучил на мальчишескую голову свой танковый шлем, но тут же его сдернул – плохая примета – шлем прямо на лбу был пробит пулей, то была отметина от вчерашней встречи с душманским снайпером, когда комбата, в который раз, спасла лишь случайность: поскользнулся, поднимаясь на заснеженный гребень, а пуля легла чуть выше головы.

О боях на Саланге, о бойцах-товарищах комбат мог рассказывать сутками и чувством гордости. Приведу один из рассказов: «Один из офицеров «долинного» подразделения пошел проверять посты. В это же время с гребня высокой горы начал спускаться передовой душманский отряд. Не растерявшись, офицер скинул свой бушлат. Его примеру последовали и четверо стоящих на постах десантников.

Получилась в результате неожиданная мощная психическая атака на противника: вид людей в полосатых тельняшках, в этих краях невиданных, заставил не менее шестидесяти душманов сначала сгрудиться, а затем пуститься в бегство. Я. конечно, за товарищей порадовался, но, будучи командиром батальона, не мог не устроить подчиненным серьезную выволочку. Жизнь ведь не раз показала, что подобную удаль война прощает все же редко.

В конце марта 1980 года капитан Хабаров получил приказ сдать перевал Саланг под охрану другому подразделению и готовить десантно-штурмовой батальон к боевым действиям в Панджшере. Батальон стоял тогда между Джабаль-ус-Сариджем (выход с юга на перевал Саланг – с востока – на Панджшер) и Чарикаром.

Батальону была поставлена задача: пройти вдоль долины до последнего кишлака ущелья Панджшер и вернуться назад. Как вспоминал потом Хабаров, его поразила сама постановка задачи – не захватить и остаться, удерживая эту территорию с населенными пунктами, рудниками, населением, а прийти и уйти. «Кто придет после меня?» – спрашивал себя командир и не находил ответа. А по логике вещей ведь кто-то должен был обязательно прийти на очищенную от противника территорию, будь то наши внутренние войска или подразделение правительственных войск. Это могли и быть коалиционные силы, способные удержать территорию Панджшера и восстановить там новый нормальную жизнь.

Советник при командире дислоцировавшегося в Джабаль-ус-Сарандже пехотного полка правительственных войск подполковник Михаил Носов сориентировал Хабарова, что работа для батальона, хотя и десантно-штурмового, но без усиления, без поддержки артиллерии, авиации и спецподразделений, будет крайне опасная и горячая. В ущелье ряд мостов взорван или подготовлен к подрыву, дороги заминированы. Установлены завалы на дорогах, которые тоже заминированы. Горные дороги подорваны во многих местах. Передвижение в большей части долины возможно только на лошадях, пешком или в лучшем случае кое-где на уазиках. Вот и все исходные данные, которые получил Хабаров на тот период.

За сутки до выхода на боевые командир дал батальону отдых, всем кроме тех, кто был в боевом охранении. Форма одежды – с голым торсом, чтобы понежиться, позагорать под уже набиравшим силу в афганских горах мартовским солнышком. Но оружие, как обычно, при себе – это неотъемлемая часть каждого воина всегда и везде. В последний перед выходом день в одной из лощин расположения батальона провели общее собрание. Все готовились внутренне к трудному и крайне серьезному бою. Командир в своих гвардейцах не сомневался. Самым суровым наказанием в батальоне для каждого из них было лишение возможности участвовать в предстоящих боевых действиях.

Так, младший сержант Мовчан, узнав, что его отстранили от участия в операции (кому-то и лагерь надо было охранять), подошел к командиру батальона операцию и сказал: «Товарищ капитан, не возьмете меня, застрелюсь». Пришлось взять, но, к сожалению, он стал первым погибшим в этой операции. Вот и не верь после этого в судьбу.

Готовясь к рейду, комбат предвидел, что Ахмед Шах должен иметь хорошую агентуру на всех уровнях. Значит, он будет заранее осведомлен обо всех замыслах «шурави» – советских. Нужно было что-то предпринять, чтобы ввести противника в заблуждение. Поскольку скрыть подготовку к боевым действиям было абсолютно невозможно, тем более что в планы надо было посвящать афганцев, Хабаров придумал такой вариант: командирам подразделений правительственных войск Афганистана разъяснялось, что десантники лишь имитируют подготовку к операции в Панджшере, а на самом деле в последний момент скрытно, неожиданно всеми силами они повернут на Бамиан.

В ходе подготовки офицеры батальона специально вели между собой, а также с советниками, особенно когда поблизости оказывались афганские офицеры и солдаты, которые понимали по-русски, разговоры, смысл которых сводился к тому, что имитируем, мол, всеми силами и средствами выступление на Панджшер, а сами пойдем на Бамиан. Накануне операции на уазике советника, как бы рекогносцируя дорогу на Панджшер, комбат с несколькими офицерами проехал от Джабаль-ус-Сараджа чуть не до Рухи (населенный пункт в Панджшере, где находился передовой батальон пехотного полка афганцев). То, что уазик с советником, командиром батальона и двумя афганскими офицерами поехал в Руху, естественно, не могло остаться незамеченным. Доехав до Рухи, они сразу развернулись и поехали обратно. Скорее всего, это еще более укрепило мнение афганской агентуры Ахмад Шаха, что Панджшер – имитация предстоящей операции и «шурави» пойдут на Бамиан. Комбат доложил свои соображения в штаб армии, попросил средства и подразделения усиления, экипировки. Но на просьбу включить в средства экипировки бронежилеты услышал что-то вроде: «Хабаров, не стыдно будет на тельняшки своих орлов бронежилеты надевать?» После этих слов комбат отчетливо осознал, что выполнение боевой задачи, жизнь солдат и офицеров будут зависеть только от него, от его умения или неумения провести предстоящую операцию.

Батальон усилили танковым взводом, батареей 152-мм самоходных гаубиц «Акация», мотострелковой ротой и двумя взводами саперов. Пехотный полк афганских правительственных войск, который стоял в Джабаль-ус-Сарадже, тоже был придан Хабарову на период боевых действий. Конечно, полк очень громко звучало, насчитывал он в общей сложности примерно 50–60 человек. Совместно с батальоном Хабарова также действовал парашютно-десантный батальон 345-го полка из Баграма под командованием майора Александра Цыганова. И вот в 5 часов утра 9 апреля 1980 года началась операция. Десантники, как раскаленный нож в масло, вошли в Панджшер. Завязались первые бои под Базараком, появились первые потери. Отработанные заранее действия дали возможность продвигаться с минимальными задержками и в довольно быстром темпе. Расстреливая из танковых пушек заминированные на завалы, наводя с помощью танковых мостоукладчков мосты через небольшие горные реки и устраняя разрушения на дорогах, сбивая неорганизованное сопротивление моджахедов, десантники быстро продвигались вперед вдоль долины.

Последним населенным пунктом, куда батальону Хабарова удалось проехать на броне, стал Паси-Шахи-Мардан, где располагались штаб Ахмад Шаха, тюрьма и его администрация. Столь стремительное продвижение десантников и быстрое подавление с отдельных огневых точек моджахедов застало Ахмад Шаха врасплох. Моджахеды в спешке покидали Паси-Шахи-Мардан. Из их штаба даже не успели вывезти папки с документами, списками и удостоверениями, фотографиями членов партии ИОА и вооруженных отрядов. Все было второпях брошено в ста-трехстах метрах от здания. Видимо, вертолетчики хорошо поработали НУРСами по разбегавшимся в разные стороны моджахедам.

Оставив под прикрытием технику, батальон по горной тропе выдвинулся к самому последнему в долине Панджшера населенному пункту. Ночью комбат, выставив боевое охранение, дал возможность личному составу отдохнуть.

Разведчикам была поставлена задача: обходными тропами выдвинуться и перекрыть отход моджахедов из последнего кишлака, что было четко выполнено. А с рассветом основные силы начали атаку.

Все! Панджшер был взят. Вспоминаются стихи полковника Владимира Красюка:

 
Оставим же, мужчины,
Мы страхи про запас.
Панджерские вершины
Пускай запомнят нас.
Нам совесть не позволит
Держаться в стороне,
Хоть на руках мозоли
И жутко на броне.
 

Дальше оставалось закрепить успех: установить гарнизоны, связь, взаимодействие со старейшинами кишлаков. Создать новые органы власти и обеспечить их безопасность.

Но увы! Сделали все совсем по-другому. Уже во второй половине дня поступил приказ от старшего начальника: срочно отходить, выдвигаться в район Паси-Шахи-Мардана, где осталась техника. Комбат даже многие годы спустя задавался вопросом: чем руководствовалось командование, отдавая такой приказ, ведь надо было пройти по горам более 30 километров по горной тропе, что до наступления ночи сделать было невозможно? Аккумуляторы на рациях разрядились. На просьбу доставить питание для раций вертолетами не отреагировали, доставили только сухие пайки. Десантники возвращались назад ночью без связи, без прикрытия вертолетов по единственной горной тропе. Как следствие разведдозор попал в засаду, укрытую в «лисьих норах» (в двух метрах пройдешь и ничего не увидишь). И тут же сверху на них посыпались – видимо хотели взять живыми – бандиты.

Капитан Хабаров (он ближе всех оказался к разведке) с группой десантников бросился на выручку. Атаку отбили, но сами попали под настильный пулеметный огонь. Разрывная пуля раздробила Хабарову плечевую кость, вторая ударила в ту же руку ниже локтя. Он еще был в сознании, вытащил раненого десантника, а сознание потерял уже в вертолете… Старшина Юрий Зобнин, спас комбата Хабарова, отстреливаясь от наседавших душманов, вынес его тяжелораненого с поля боя.

Хабарова с многочисленными пулевыми ранениями доставили в Кабул. Сначала сотрудники госпиталя собирались ампутировать ему раненую правую руку, но о ранении Хабарова узнал генерал-полковник Ю. П. Максимов, который прислал бригаду хирургов. Они пришили «на божьем слове» висевшую на лохмотьях кожи руку (разрывная пуля вырвала четыре сантиметра кости правого плеча и двуглавую мышцу (бицепс), разрушила нервно-сосудистый пучок). Об этом ему рассказали уже в окружном госпитале. Ташкентские врачи вывели его из тяжелого общего состояния. Борьбу с остроразвивающимся остеомиелитом продолжили хирурги Главного военного госпиталя имени Бурденко и Центрального института травматологии (ЦИТО).

Офицеры, солдаты, которые увольнялись, заходили к комбату в госпиталь в Ташкенте, потом в Москве в «Бурденко» и недоуменно спрашивали: «Почему мы ушли так поспешно из Панджшера? Какой смысл был в этой операции?».

Что комбат мог ответить на вопрос, который мучил его самого все бессонные ночи в госпиталях? Они ценой жизни и здоровья солдат и офицеров выполнили поставленную им боевую задачу, а потом те, кто эту задачу ставил, бездарно распорядились ее результатами. Они просто не знали, что им делать дальше. И в дальнейшем, на протяжении всей этой войны многие операции заканчивались подобным образом. Развязывали боевые действия, гибли наши солдаты и офицеры, гибли военнослужащие правительственных войск, гибли моджахеды и мирное население. После операции войска уходили из района ее проведения, и все возвращалось на круги своя…

Почти нелегально (минуя кадры ВДВ), спецкор военного отдела газеты «Правда» Виктор Верстаков попросил начальника академии им. М. В. Фрунзе рассмотреть вопрос о зачислении Хабарова, который сдал вступительные экзамены в академию между двумя тяжелыми операциями. А когда узнал о зачислении, неожиданно открыл, что ночи не так уж длинны и боли вроде бы стали слабее. Занимался много и упорно. «Я не мог себе позволить учиться на тройки, могли сказать, что жалеют инвалида». И цель поставил перед собой, казалось, совсем уж невозможную: не только сохранить руку, но и заставить ее работать.

Двенадцать месяцев рука в «капкане» (аппарат для сращивания костей), перебиты нервы – ни один мускул не работал. Кости срослись, нервы хирурги сшили, но предупредили: «Все теперь зависит от вас. Работайте…». И он работал: массаж, гимнастика…

Каждый день по нескольку часов. Чтобы рука «ожила», научился поднимать ее на 5–10 сантиметров. Для этого потребовалось около года. Через полтора года зашевелились пальцы, а чтобы взять, вернее, вложить в руку карандаш и вывести обыкновенную палочку, потребовалось еще несколько месяцев изнурительного труда… О нем писал в редакцию газеты «Правда» ветеран Великой Отечественной войны, участник битвы под Москвой и Сталинградом, генерал, доктор экономических наук, профессор Александр Александрович Гуров: «Это мужество высокой пробы! Знаю Хабарова, как фронтовик восхищаюсь им!»

Как-то в конце рабочего дня Леонид позвонил мне на службу из госпиталя Бурденко: «Иван, меня хотят уволить из армии, как быть?». Звоню полковнику, начальнику отдела кадров ВДВ, спрашиваю о судьбе майора Хабарова. «Готовим документы на увольнение по ранению», – слышу ответ.

– Как вы можете уволить слушателя академии?

– Какой слушатель? Он в госпитале уже два года.

Разговор состоялся жесткий. «Разберусь, товарищ подполковник, – было ответом. Через некоторое время майор Хабаров был назначен на такую непростую должность – командир полка.

Писал рапорты с просьбой вернуться в Афганистан. Сидеть в Союзе, когда в Афганистане продолжалась война, Хабаров не мог. У меня в архиве сохранилась копия письма подполковника Хабарова начальнику Главного политического управления СА и ВМФ генералу армии А. Д. Лизичеву: «… Прошу Вас разрешить закончить установленный срок службы в ДРА в строевой должности, связанной с непосредственным руководством и проведением боевых действий…»

И уже в 1984 году вновь отправился в Афганистан. На аргументы жены: «Ну куда ты весь переломанный, с одной рукой?» Леонид отвечал только, что он должен быть там, где его умение и боевой опыт могут спасти жизнь солдат. О никогда не решал боевые задачи «любой ценой». Жизнь солдата была для него святой, оттого и гонял бойцов, не жалея, чтобы они могли вернуться домой живыми. Его бывшие подчиненные признаются, что командиром Хабаров был жестким, сгонял с них не семь потов, а много больше. «Солдата не нужно жалеть, солдата нужно беречь» – эти слова командира помнят все, кто в разные годы служил под командованием Леонида Хабарова. Один из бывших подчиненных Хабарова в Афганистане, А. В. Мотин дал исчерпывающую характеристику офицерским качествам его ротного командира: «Был такой знаменитый командир по фамилии Хабаров. Родом из Свердловской области, выпускник Рязанского высшего командного училища. До Афгана ребята не хотели у него служить, потому что муштра в его части была жуткая. Мне сразу по прибытию сказали: «Не дай бог, попадешь в четвертый батальон к Хабарову – бессонные ночи гарантированы» И я попал в то самый четвертый батальон и под командованием своего «беспощадного» командира попадаю в Афганистан. Смело могу сказать: если бы я не под командованием Хабарова оказался в Афгане, то, может, уже тридцать лет как парил бы землю. Два раза было, что только комбат вылез из БМД, и ему насквозь прошивало шлем, вскоре ему повезло поменьше – пуля попала в ключицу… Его представляли к званию Героя Советского Союза, но, как часто это бывает, представление «заблудилось» где-то в эшелонах нашей высшей власти», тем более что в то время мы официально не вели боевые действия в Афганистане, хотя душманы оценили голову Хабарова в пятьсот тысяч афгани. Продешевили явно…

Во время операции в районе Кандагара наш БТР нарвался на фугас и от взрыва свалился в пропасть. Алексей был на броне и только что расстыковал провод шлемофона, т. е. «отвязался» от БТР что его и спасло. На дне пропасти лежал танк, который ранее тоже нарвался на фугас. Хабаров упал возле гусеницы танка, который спас его от свалившегося БТРа. Когда десантники спустились вниз, Алексей был без сознания и с переломом ключицы. Так закончилась афганская война первого коменданта Саланга.