Текст книги "Четвертая Скрепа (СИ)"

Автор книги: Иван Семеринов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

XXII

И вот он провалился в темноту. Очнулся он от теплого весеннего бриза. Кажется, это была набережная, залитая розовым закатным солнцем. Вокруг не было никого, и даже чайки не раздирали воздух своими криками. Он скрутился комочком на лавочке, и его голова лежала у нее на коленях, как это всегда бывало, когда он заканчивал работать. Она поглаживала её и игралась с прядями его волос, как будто ничего не было:

– Ты всё? – её голос звучал с какой-то странной отстранненой заботой.

– Да. Закончил, – он ответил и закрыл глаза.

– И что теперь? – спросила она, как спрашивают из вежливости.

– Не знаю… я просто жутко устал

– Зачем ты так? Зачем всё это? Мне было больно видеть тебя всего израненным, – её голос уже перестал быть таким далеким.

– Странно, что моё подсознание задает такой вопрос. Эээто, – тут его голос начал дрожать, – ведь частичка тебя, что осталась во мне, или я – та частичка, что осталась в тебе, или же просто мой предсмертный трип? Это действительно ты, малыш?

– Может быть это твоя фантомная боль? Я ли, или это проекция меня, та, что осталась у тебя в памяти – тебе ли не все равно, если касания моих рук, текстура моей кожи и знакомый запах тмина, вишни и солёного пота достаточно реальны для тебя?

– Пожалуй что всё равно, – открывать глаза он не стал.

– Может быть вкус моих губ убедит тебя в обратном, – она поцеловала его, и он испугался, и немного одернулся, но все же покорно вернулся в её объятия.

– Тебе стоит больше спать, раз ты сильно устаешь, – она продолжила, как будто этого и не было. Чуждость исчезла.

– Было много неотложных дел. Кофе – мой друг, так что…, -он начал оправдываться.

– Музыка – мой драг, И всё что вокруг…, – она запела своим высоким и нежным голосом, как пела тогда, когда принимала душ, или ходила по делам, или занималась домом.

– Всё! Это точно ты! Хорош уже, я ненавижу эту группу! Она действует мне на «Нервы», – он улыбнулся.

– ЖИТЬ В КАЙФ!

– Корж! Это уже запрещенный прием, малыш! – он рассмеялся, а затем быстро сник. Как будто внезапно вспомнил о чем-то болезненном, что было куда больнее удара ножа

– Ты так и будешь лежать уткнувшись в горизонт? – она по-прежнему гладила его пряди.

– Я боюсь… – голос Алексея задрожал еще сильнее

– Чего? Смерти? Того, что я тебя укушу? Коржа? – она стала игривой

– Что если я повернусь и открою глаза, то… ты исчезнешь… как это всегда бывало, когда я искал видел тебя на лицах. Пуф… и всё. И я снова останусь один, – он закусил губу.

– Дурачок, никуда я не испарюсь, я же не святой дух в самом деле.

– Кто тебя знает? – он ухмыльнулся.

– Мы уже разобрались же с этим вопросом, разве нет? – она тыкнула его в боку, – Тебе стоит уже идти дальше. И я не про рассуждения о моей природе.

– Да, обязательно запишусь на групповую терапия для вдовцов. Макс Пэйн, Дракс-Разрушитель, Виталий Калоев и я – вот так компания… – он замолчал, и его глаза начали наполняться слезами, а голос стал похож на вой волчицы, тыкающейся мордой в трупы своих детенышей, – Я не могу… я вас…подвел… КАК. ЖЕ. Я. ВАС. ПОДВЕЛ… Я-яя-я…, – он стал заикаться, а его голос задрожал еще сильнее, – бы мог дать взятку врачу побольше, я б-бы мог от-т-тдать вас в клинику ллучше… яббы могг ПРИХОХОДИТЬ РРАНЬШЕ С РРРАББОТЫ, и унас было быбольшевремени… – от подступившего к горлу кома, он не мог говорить, и уже просто хрипел, все тело сотрясалось от припадка, и он просто плакал навзрыв, как никогда ранее, и как никогда больше. Наконец, он немного оправился, – я-яя ббы ммог просто сказать нет и ввсе ббыло-ббы ххоррошшоо…Вссё ведь было ббы хорошо, да?! Яяя больше так не могу! Тты была всем для меня… А яяя….ПРОСТИ МЕНЯ

– Тише, тише, любовь моя, – она поцеловала его в лоб и ему стало легче, – ты же знаешь, что ты сгоришь в аду за такие остроты? – она улыбнулась, – да и вдовцом ты стать не успел. Мы же хотели после появления малыша расписаться. Ну и прости за бестактность…

– Ттебе можно

– Но это достаточно пошлая история искупления и глушения чувства вины, ты не находишь? – она проронила это легко, с той легкостью, с которой роняют неприятные новости.

– Вот ообижусь, и уйду, – ответил он, и они рассмеялись, – и вообще на кресте висеть куда более стремно.

– Ну да, ну да, англетер – другое дело.

Он открыл глаза и повернулся к ней. Она была также прекрасна, как и в день их знакомства, когда он перепутал комнаты в общежитии, и они разговорились о кино, и он чувствовал себя дураком, и она это понимала, но относилась с той добротой и радушием, коими никто его не одаривал. Он посмотрел на неё, а затем произнес:

– Знаешь, я бы никогда не сделал бы этого, если бы вы с малышом были бы здесь…Я бы просто не смог.

– Знаю;

– Эта бедная девочка, я обомлел от того, насколько сильно она на тебя похожа, – он снова начал оправдываться.

– Знаю;

Наступило неловкое молчание, и вот уже она спросила:

– Как там моя семья?

– Не знаю, не виделся с ними с момента похорон, я…просто не мог смотреть им в глаза и…

– А как твоя?

– Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, да?

Она молча кивнула, а затем спросила, но без осуждения:

– Зачем ты его убил?

– Потому что, – ответ застрял щемящей занозой в его голове, которую он не мог выковырнуть, – я испугался, и до меня кое-что дошло…

– Ну, теперь он стал мучеником, – она саркастично улыбнулась, а он вспомнил, как они, еще в юности, шутили про инвалидов, бездомных и других обездоленных, которых они встречали на улице, и тогда думали, что впереди их ждет долгая счастливая жизнь.

– Старый мудак всегда знал как наебать систему.

– Не выражайся! У нас и так осталось мало времени! – она перестала быть безмятежной

– А конкретней? – в голове сверкнул страх.

– Немного, так сойдет? – она улыбнулась, но вместе с тем с этой улыбкой было что-то не так, – тебе уже нужно идти…

– Я не хочу никуда уходить… я хочу остаться с тобой.

– Неужели ты так ничего и не понял?

– Я выгляжу так, будто бы ничего не понял?

– Тише, малыш, это просто плохой сон.

– Я люблю тебя.

– Я то…

Сжавшись, он очнулся. Стал беспорядочно вдыхать воздух, и в панике понял, что он был на аппарате искусственного дыхания. Заиграли мириады больничных огоньков от приборов с низкочастотным писком. Прибежавшие медсестры успокоили его уколом и вытащили дыхательную трубку. Он снова провалился в сон, и сон тот был не то, чтобы радужным. Он отчетливо ощущал дыхание знакомого двора родной панельки – мокрый запах растительности, мешающей первым этажам, пыли и бензинных выхлопов. Он стал перешагивать знакомые ему лужи и ямки, держаться знакомой асфальтовой дорожки, не до конца разбитой. Тут когда-то играли в прятки, в казаков-разбойников, в стрелялки с игрушечными пульками – немало он тогда посадил себе шишек, а сколько раз раздирал колени – уж не перечислить. Мать сначала жалела, протирала раны ваткой со спиртом, а потом только ругала, да и то, как-то несерьезно. Обычное аналоговое детство.

В своем сне он шел до подъезда, и тут из-за угла появилась орава злых подростков. На их кулаках были намотаны велосипедные цепи, кто-то в руках сжимал провода от игровых приставок с вываливающимися контактами. В их жестком прямом и быстром шаге угадывалась их цель. Они шли за ним, но не только за ним, а еще и за другими. И никто не мог их остановить. Очнулся от на том моменте, когда его топили в луже и ломали колени бейсбольной битой. Он ударил кистью по кнопке вызова медсестры и, когда та пришла, попросил её принести блокнот и ручку. Спустя пару минут, он ломаным почерком с огромным трудом вывел на бумаге фразу: «Уже поздно».

С утра его осмотрел врач. Осанистый, с сильными руками хирурга или травмотолога, аккуратно подстриженный, лет сорока пяти. Говорухин в прошлом уже с ним встречался, и поэтому немного застыдился своего положения:

– Как вижу, моим советом вы решили не пользоваться.

– Нет же, почему. Проблемы просто ко мне притягиваются.

– Сначала вы режете себе вены в туалетной кабинке на вашей работе, потом вас находят в таком состоянии. Уж извините, что у меня закралось такое подозрение.

– Вены…как будто было в прошлой жизни – это так, отчаянный шаг по привлечению внимания. С тем же успехом я бы мог заняться онанизмом на улице или устроить скул-шутинг. Что у меня, доктор?

– Серьезная потеря крови, сотрясение средней тяжести, перелом правой скулы, несколько острых переломов рёбер, которые могли бы закончиться для вас коллапсом легкого и смертью, режущее ранение левой ладони, слава Богу, без инфекции. Мне продолжать?

– То-то я думаю, чего рука чешется.

– Опять вы со своим сарказмом, Говорухин.

– С иронией. Что еще?

– Предлагаю вам взглянуть на себя в зеркало.

Говорухин с трудом поднялся с постели. «Это нормально – сказал доктор, – учитывая, сколько времени вы пролежали без движения». Он остановился, доковыляв до зеркала, с трудом поднял правую руку и оперся на стену, и затем посмотрел на себя в отражении. Лицо было осунувшимся, хотя за повязками сложно было заметить. Одна его часть была замотана, там где располагалась сломана скула, на другой же красовался огромный синий фингал. И глаза друг от друга отличались. Если один был чистым, то другой с лопнувшим сосудом – весь красный.

– Может потребоваться операция, – произнес доктор, – надо, конечно, за ним еще понаблюдать и получить консультацию от офтальмолога… Это, однако, стоит денег и не входит в пакет страхования…

– Один глаз видит прошлое, другой настоящее, – задумчиво сказал Говорухин, – доктор, как вы думаете, пойдет ли мне, если я выкрашусь в блондина? Я бы улыбнулся, если бы не было так больно.

– Ну мозгов это точно вам не прибавит, – заметил доктор, – операция потребуется, однако это одна из ваших наименьших проблем. С вами хотят побеседовать люди из полиции о том, что происходило две недели назад, но долго от них отбиваться я не смогу, учитывая то, что вы пошли на поправку.

– Две недели? – Говорухин удивился и его дыхание участилось, – где мой телефон?!

– Успокойтесь, голубчик, – вкрадчиво ответил доктор, – он на складе в коробке с остальными вашими вещами. Сейчас распоряжусь, чтобы вам их принесли. Правда, их там вроде как два оказалось – один разбит, прошиблен насквозь. Что за чертовщина с вами произошла? – теперь доктор выражал искреннее любопытство.

– Вы не читаете новостей? Или интернет-газет? – недоумевающе спросил Говорухин, у него начала кружиться голова.

– Работа тяжелая, со всей этой суматохой давно не читал. Со всей этой ситуацией я ночевал целую неделю в больнице. Жуткий оврал был.

– Принесите тогда еще зарядку, – сказал Говорухин. Врач только саркастично на него посмотрел, – пожалуйста, – его голос ослабился.

Коробку с вещами принесли спустя несколько минут. Они были расфасованы по пластиковым пакетам с застежками. Чувствовалось нереальным. Говорухин присел на стул – сразу заныли ребра, еще и спина, и вывалил содержимое на кровать. Было негусто. Только рваная и испачканная в крови одежда, да эти телефоны. Ноутбук куда-то исчез, хотя он мог просто оставить его в редакции. Вытащив из пакета телефон, он подключил его к зарядке. Спустя некоторое время экран загорелся изображением фирмы производителя, потом эмблемой операционной системы. В палате был включен телевизор, который смотрели его соседи-пациенты. Показывали новости. – Ну хоть в этот раз не «лебединое озеро», – кто-то из них заметил.

– Замечательный же балет, надо только чаще показывать, – кто-то ответил, а затем залился смехом

– Эх, жил бы ты в те времена, по-другому бы запел.

Алексей услышал фамилию Долгорукова по новостям и сразу обернулся. Потом прикрикнул, чтоб на секунду замолчали. В сюжете говорилось о том, что Город, хоть и понес, и финансовые, и архитектурные, и логистические потери, но, благодаря работе команды мэра и самого Долгорукова, эти потери удалось минимизировать, и быстро вернуть Город к жизни. «Таких людей, как Долгоруков, я бы хотел видеть в будущем в своем правительстве», – заявил лидер. Говорухин вздохнул, а тем временем дисплей телефона зажегся, и можно было приступать к сёрфу по сети. Алексей открыл сайт ЖИЛАЙФ и первым, что увидел был огромный заголовок: «МЕСТО ВСТРЕЧИ С КОНЦОМ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ. ПАМЯТИ ГОВОРУХИНА». Видимо за те две недели, что Алексей успел пролежал в отключке, его однофамильцу тоже нездоровилось. В списке авторов на сайте он себя не нашел, статью тоже. Решил пройти по ссылке, которую он заранее себе ретвитнул. Удивительно, но она оказалась совершенно рабочей, он тапнул по ней и увидел следующее: надпись «Опровержение», а под ней эти несколько символов.

В сердцах он бросил телефон, а затем закрыл лицо ладонями. Отдышавшись, он обратился к своим соседям:

– Ни у кого не найдется сигареты?

XXIII

Следующие дни были заняты допросами полицией, да разбирательством со страховкой. Хранители порядка приходили несколько раз. Говорухин пытался выработать стратегию – как выйти из этой ситуации, как выскользнуть? Улики были не на его стороне. В машине, в которую заботливо положили обезглавленное тело, было море его крови. Да и обстоятельства нападения на него казались слишком подозрительными для простого гоп-стопа. Пришлось рассказывать как есть – о статье, о встречах с Долгоруковыми и о том, как он получил следственные материалы. Полицейские слушали внимательно, и даже делали вид, что записывают, а под конец разговора вообще проронили фразу: «Ну что ж вам это всё надо и надо. Вот что бывает когда надо. Ну почему вот вас не устраивает как есть?»

– Я плохо ценю, что имею, – ответил Говорухин, а затем спросил, – что с той мочкой уха? Вы нашли подозреваемого?

– Господин Говорухин, вы заинтересованная сторона, и вам я разглашать конфиденциальную информацию права не имею. Да я никому права разглашать информацию не имею, кроме начальства, – полицейский сделал паузу, его коллега уже жестами торопил его к выходу, – в бесправном государстве живем, эко-то, – он усмехнулся, – заверю только, что по базам у нас ничего не нашлось. Адьё. Поправляйтесь, и вот распишитесь тут, что мол претензий не имеете.

Говорухин расписался, рука заныла, и он почувствовал недомогание.

– А как же статья? А как же девушка?! А коррупция в вашем гребаном ведомстве! Я, конечно, не дольщик, и ваучеров никогда не хранил, чтобы верить в сказки, но должно же быть что-то! Да даже какое-нибудь изображение деятельности!?

– Ну, Господин Говорухин, это вам надо в пресс-службу нашего ведомства. Или в администрацию, мы люди подневольные. Что нам сказали, то и делаем. Телефон, надеюсь, найдете. – полицейские вышли из палаты.

– СТОЙТЕ! – закричал Алексей, – а как же ДОЛГОРУКОВ МЛАДШИЙ!?

Говорухин вздохнул и выругался. Затем стал строить догадки. Раз он еще жив, и даже в больнице, то А) его передумали убивать, Б) больница – слишком громкое место для мокрухи, Ц) кто-то или что-то за него вступились. Либо привилегированный статус, хотя навряд ли, либо кто-то живой из плоти и крови. Вот только кто? Д) смерть придет, и даже они не знают, когда.

От мрачного сосредоточения мыслей, будто стервятников у трупа, захотелось курить. Он спросил своих соседей по палате сигарету, и те ему не отказали, хотя уже посматривали на него с недовольством.

Со страховкой оказалось всё проще. Надо было заполнить несколько бумаг, ну а лечение было за счет редакции. Подрулин за него вступился. И не таким он уж плохим и трусливым шефом оказался. По закону сохранения энергии, или кармы, следующим начальником Говорухина должен стать какой-нибудь упертый садист-женоневастник с комплексом неполноценности и плохой потенцией. Холоп, вдруг ставший «маленьким царьком». Ну… чтоб такого увидеть, надо всего лишь посмотреть в зеркало. Алексей вдруг подумал о том, что не хочет ни от кого зависеть. Вполне нормальное желание. Может быть, немного инфантильное, но это с какой стороны посмотреть. Взросление наступает, когда ты перестаешь зависеть от родителей и начинаешь зависеть от начальства или общественного уклада, или когда кто-то уже начинает зависеть от тебя. Строительство новой жизни, чего уж там. «Да уж, сделать только ебало посморщенней, детей прожорливей, начальство недовольнее, жену поскандальнее, а общественное сознание еще тупее – вот уж взросление», – подумал он и закурил, присев на лавку. Лавка была промозглая и мокрая, а он на неё еще навалился. Накатывавшая усталость брала свое. Ночью ему снились кошмары, да и боль никто не отменят. Поспал, может быть часа полтора, а в остальном пялился в потолок и смотрел на то, как огоньки, проклевывавшегося сквозь занавески солнца играли вместе с тенями на потолке. Лысые деревья в прибольничном сквере напоминали о больных костях и отрите. Он докурил и стал возвращаться в палату.

На телефоне его ждало странное сообщение, беспокоящееся о его самочувствие, с незнакомого номера. Он ответил, что идет на поправку. Симка была совершенно новая. Номер был только у Подрулина и ментов. Сестре он так и не решался написать. Не хватало смелости. Зато хватило смелости спросить у незнакомца кто он такой.

Телефон дружелюбно прочирикал, и в следующий момент Говорухин открыл сообщение и прочитал про себя:

– Ну батюшки право забыли меня,

Рука что ли перестала болеть?»

Говорухин прилег на свою койку и быстро ответил:

– Другие части тела болели сильнее

Головорезы твоего отца хреново делают свою работу.

– Они сделали как раз достаточно, чтобы оставить тебя морально искалеченным на всю жизнь

– Боль уходит, раны заживают, совесть остается. Что тебе нужно?

– Просто хотел спросить о статье, как там она? Сколько просмотров собрала? Сколько там у вас юникальных узеров?

– Ха-ха, стоило бы написать, что тебя выебал Киркоров, тогда бы было больше просмотров.

– Nah.. из старых знаменитостей мне больше Минаев заходил.

– Сразу представил тебя в женском платье, мальчик…

– Так меня называла твоя мамаша.

– О, вот уже по-взрослому, может даже следующим сообщением ты перейдешь к делу.

– Взрослый, деловой человек…ой, а что у нас там с работой? Неужто уволили!? Ай-ай-ай

– В следующий раз шли войсом или добавь смайлы, чтобы твой наигранный тон вызывал больше омерзения.

– Ну так что, Алексей, что же ты будешь со мной делать, дорогой?!

– Я тебя достану…

– Звучит забавно, поскольку вот тут у меня в комнате, – он скинул фото, – лежит дело о смерти некоего Старобрядова.

Старик, много лет, умер, мэйби и не сам.

У них же не спросишь

они…лишь…неловко…молчат…

– Ах, дед.

Жаль.

Кто знает, старик скорее всего откинулся сам, люди имеют свойство умирать,

но ты лучше меня знаешь об этом.

– Знаешь

а ведь мы с тобой достаточно похожи

Я вот думал-думал, искал, тут времени много..

– С той лишь разницей, что я старше, симпатичней и умней, что с его телом? Его ведь надо похоронить.

– Всё улажено

Похоронен он был с почестями

как и следовало герою его калибра…

– Стоп

Как герой?

– Ну да.

Памятник

дорожка

сюжет в новостях

Мне ли это рассказывать?

И тебе не стоит меня перебивать

Говорухин напечатал: «У тебя всё?», а затем положил телефон на тумбочку и просто уставился на стену. Спустя несколько секунд, тумба содрогнулась от вибрации, пришёл ответ:

– Я не успел написать где эта папочка может оказаться если…

– Если что…

– Если ты не сходишь выпить со мной кофе…

– Хм… это новый эфемизм?

– Нет

это приглашение на кофе.

– Зачем?

– Просто

Поговорить

очень сложно найти

понимающего человека

– Ха, уже приходиться отбиваться от поклонников.

Почему бы и нет.

Когда выпишусь только

Говорухин, поднялся с кровати и кинул телефон уже в тумбочку. Та снова содругналась от вибрации, пока тот ворочался на кровати, пытаясь найти удобную для сна позу – где тело бы болело меньше.

Проснулся он как раз перед рассветом. Захотелось пить. С трудом встав, стараясь как можно тише шлепать тапками, он подошел к графину, что был на столе посреди комнаты, выпил оттуда и стал возвращаться к себе на койку. Уже у окна, он увидел багровое рассветное зарево, вставшее над спящим городом. Освещенные улицы упирались в горизонт, небоскребы зияли на периферии в дыму котельных и закрывавшихся заводов. Облака, принимавшие форму костных наростов, плыли куда-то вдаль, и всему этому не виднелось конца. Он встал у окна и просто созерцал Город, пока свет с включившегося на улице фонаря не упал ему на лицо. Видимо, кто-то ходил внизу, вот он и озарился.

С утра он позвонил сестре, чтобы сообщить новости, сказать, что он жив.