Текст книги "История языкознания"

Автор книги: Иван Сусов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

История изучения китайского языка в Китае насчитывает более 2000 лет. Китайское языкознание представляет собой одну из немногих независимых лингвистических традиций, которая заметно повлияла на языкознание Японии и ряда других соседних с Китаем стран. Его принципы хорошо приложимы к описанию ряда языков Юго-Восточной Азии (особенно языков слогового строя). Но в основном оно осталось в стороне от путей развития мирового языкознания (прежде всего в силу существенных отличий китайского языка как языка "изолирующего" типа от европейских, обусловивших соответственно и принципиальную неизменность идеографического письма на протяжении всего времени его существования, а также в связи со спецификой развития китайской культуры вообще). И сегодня оно ориентируется преимущественно на собственную традицию описания языка.

Китайское письмо зародилось в середине 2-го тыс. до н.э. Открытие в 1899 г. костей и черепашьих щитов с иероглифическими надписями, относящимися к 13–11 вв. до н.э. ещё требует своего осмысления и, возможно, обусловит некоторую ревизию истории китайского письма.

Основная графическая единица китайского письма – иероглиф. Он соотносится с тонированным слогом, являющимся типичным экспонентом морфемы, которая, в свою очередь, часто совпадает в своих границах со словом. С течением времени менялось в сторону упрощения начертание используемых иероглифов, одни из которых представляют собой пиктограммы и идеограммы, другие содержат в себе компоненты, дающие намёк на значение слова-морфемы (семантические ключи, которых насчитывается 214) или же на звуковое значение знака (фонетики), третьи подверглись переосмыслению и потеряли связь с их первичной функцией. Иероглиф строится в виде набора стандартных и по-разному комбинирующихся черт (до 28). Общее число знаков равно приблизительно 50 тысячам. В современном письме используется до 4–7 тысяч знаков. Они в принципе индифферентны по отношению к звучанию слов и морфем и тождественны для записи текстов на разных диалектах. Именно по этой причине китайские иероглифы заимствовались в Японии, Корее и Вьетнаме и долго служили средством межэтнического общения в странах Юго-Восточной Азии.

Главным объектом для китайских языковедов всегда был иероглиф, имеющий написание, чтение и значение. В связи с изучением разных сторон иероглифа в языкознании древнего и средневекового Китая выделялись три направления: толкование древних слов (схолиастика, возникшая намного раньше других дисциплин), изучение структуры и этимологии иероглифов, функциональная фонетика (с 5 в. н.э.). Грамматика вычленяется из схолиастики лишь в 18–19 вв.

На протяжении тысячелетий активно развивалась лексикография. Среди первых словарей наиболее известны "Ши Чжоу нянь" (список иероглифов для заучивания; 9–8 вв. до н.э. или же много позже), "Эр я" (первый систематизированный толковый словарь, группирующий материал по смысловым группам; 3 в. до н.э., с последующими дополнениями), "Фан янь" Ян Сюна (собрание слов, употреблявшихся в разных местах Ханьской империи; 1 в. до н.э. – 1 в. н.э.), "Шо вэнь цзе цзы" Сюй Шэня (первый полный словарь, охватывающий все известные составителю иероглифы, объясняющий значения иероглифов, их структуру и происхождение, группирующий иероглифы по основным смысловым элементам – "ключам"; 2 в. н.э.), "Шо мин" Лю Си (этимологический словарь; около 200), "Гуан я" Чжан И (словарь, построенный по образцу "Эр я", но намного превышающий его по объёму; около 230). Составление "ключевых" словарей по образцу "Шо вэня" становится традиционным.

Фонетика формируется в Китае под определённым воздействием буддизма, принёсшего с собой из Индии интерес к звучащей речи и соответственно к поэзии, рифме, мелодике и тону, а также знание принципов индийского алфавитно-слогового письма. Труды по фонетике выполняются в духе лексикографических традиций. Таковы словари рифм как наиболее обычного вида начальных сочинений по фонетике: "Шэн лэй" Ли Дэна, "Юнь цзи" Люй Цзина, многократно впоследствии переиздававшийся, дополнявшийся и комментировавшийся "Це юнь" Лу Фаяня (601). Во 2–3 вв. чтение иероглифов (и слогоморфем) начинает передаваться методом "разрезания" слогоморфем на инициали и финали (рифмы). С 5 в. появляются опыты изучения тонов. Значительно позднее проявляется интерес к начальным согласным (инициалям) и их классификации (по артикуляторному принципу).

Как развитая, самостоятельная наука фонетика утверждается с появлением фонетических таблиц, включающих сведения о рифме, инициалях, промежуточных гласных и тонах ("Юнь цзин", предположительно 10 в.).

Не чуждались представители древнекитайской науки и философских споров об отношении "имени" к обозначаемой действительности, которые особенно активно велись в 5–3 вв. до н.э. Так, Конфуций подчёркивал неразрывную, т.е. природную, связь названий с вещами и утверждал, что исправление имён должно быть первым необходимым шагом в управлении государством. Его теорию "исправления имён" принимали в школе легистов. Напротив, философы даосского направления говорили о произвольной связи между словом и вещью. Синтез обоих подходов наметился у Сюнь Куана (3 в. до н.э.).

Китайские языковеды 11–19 вв. следуют основным принципам описания языка слогового строя, сложившимся в древнее время. Они выделяют в качестве единицы фонетического описания не отдельный звук, а слог, а внутри него инициаль (начальный согласный) и финаль, или рифму (остальную часть слога). Продолжается начатое в 5 в. изучение тонов и их роли в стихосложении. По-прежнему используется изобретённый ещё во 2 в. способ "разрезания" слога путём подбора двух иероглифов – фаньце.

Появляются в продолжение древней традиции новые словари рифм: "Гуань юнь" (1008), представляющий собой переработку словаря "Це юнь" (601). В конце 1-го тыс. создаются детальные многомерные классификации слогов в виде фонетических таблиц, помещающие каждый данный иероглиф на пересечении двух осей -инициалей и финалей, а также учитывающие характер тонов. Так, в словаре "Юнь цзин" ('Зеркало рифм', примерно 8 в.) имеется 43 таблицы, делящиеся каждая на четыре части, соответствующие четырём тонам; инициали делятся по характеру согласных на пять категорий; учитывается наличие или отсутствие промежуточных гласных – медиалей; но вместе с тем не уделяется внимание к реальной произносительной стороне слов, в основном характерное для большинства фонетических работ. Близки по характеру и таблицы Чжэн Цяо (1104–1162). В списках рифм 11–12 вв. в основном повторяются старые словари с некоторой перегруппировкой материала, но без учёта изменений в произношении, что приводило к механическому заучиванию чисто традиционных, не отвечающих реальности рифм.

Ориентация на живое произношение начала эпохи Сун имеет место лишь в книге Шао Юна (1011–1077). С конца 12–13 вв. происходит постепенное упрощение старой системы рифм, объединение переставших различаться рифм, сокращение числа рифм и их классов в многочисленных словарях и фонетических таблицах, знание которых требовалось на государственных экзаменах. Но и новые словари стремительно отстают от живой речи, особенно в связи с тем, часто они стремятся отразить возрождение старых рифм в стихах классического типа.

В 13 в. Китай был завоёван монголами, стоявшими на более низком уровне различия и сперва враждебно относившимися к китайской литературе. У них не было своей письменности, для официальной переписки использовался уйгурский алфавит. В 1260 г. тибетский учёный Пагба-лама по приказу императора Хубилая создаёт на основе тибетского письма монгольский (так называемый квадратный) алфавит, который вводится в официальное употребление в 1269 г. Но запись текста производится в соответствии со старыми китайскими и уйгурскими обычаями сверху вниз. Квадратное письмо использовалось довольно широко (как в монгольских, так и в китайских, тибетских, санскритских, уйгурских текстах). Письмо Пагба-ламы стало своего рода международным фонетическим алфавитом. Позднее, однако, квадратное письмо вышло со временем из употребления в самом Китае, сохранившем верность традиционной иероглифике.

В 14 в., при монгольской династии Юань, получают развитие устные литературные жанры, особенно драма, что обусловило необходимость создания справочников по столичному произношению. Появляются соответствующие словари, начало которым положил словарь Чжоу Дэцина (1324): в нём сокращено число рифм, отражается новая (совпадающая с современной пекинской) система из четырёх тонов, обращается внимание на частые ошибки в рифмах, вызванные диалектным произношением.

В 1368 г. к власти вновь приходит китайская династия, заинтересованная в консолидации территорий. Появляется новый китайский словарь, ориентированный на некое усреднённое произношение, а не на какой-либо живой диалект и не придерживавшийся старой системы рифм. Вслед за ним создаётся словарь "Чжунъюань инь юнь", который порвал с традицией и ориентировался на господствующий северный диалект.

В 14–15 вв. составляются практические словари-справочники, предназначенные для обычных грамотных людей: Лань Мао (1442); Би Гунчэнь (17 в.), словарь которого в 1913 г. лёг в основу официальных рекомендаций по "национальному произношению"; Фань Тэнфэн (17 в.), опиравшийся на двух названных лексикографов и сокративший число классов рифм, по-новому описавший тоны. Ряд словарей строится на базе других диалектов.

В словаре Мэй Инцзо (1615) иероглифы группируются по их 214 смысловым частям – ключам (в "Шо вэне" их 540). Переработку этого словаря предпринимает Чжан Цзыле (1671), проанализировавший разные варианты написания иероглифов. При маньчжурской династии появляется официальный стандартный словарь (1716), который опирался на книгу Мэй Инцзо и широко используется вплоть до настоящего времени. Был также создан официальный фонетический словарь, составленный Ли Гуанди (1726), где предлагался другой способ обозначения чтения иероглифа (не посредством разрезания, а посредством соединения).

В 1711 г. была завершена книга из 444 томов, посвящённая сочетаниям, в которых встречается тот или иной иероглиф, с огромным множеством иллюстраций из литературы, начиная с древнейших китайских памятников.

В 17–18 вв. достигла больших успехов историческая фонетика. Она обслуживала комментирование древних текстов, в то время как интересы поэзии по-прежнему обслуживали словари рифм и фонетические таблицы. Предпринимается анализ древнекитайских рифм в целях реконструкции: У Юй (около 1100–1154), первым пытавшийся реконструировать древнее произношение; Чэнь Ди (1541–1617), противник теории произвольных "согласованных рифм"; подлинный создатель китайской исторической фонетики Гу Яньу (1613–1682), стремившийся воссоздать систему древнекитайских рифм в целом. Продолжили эту традицию и получили немало новых результатов Цзян Юн (1681–1762), Дуань Юйцай (1735–1815), Дай Чжэнь (1723–1777), Кун Гансэнь (1752–1786), Ван Няньсунь (1744–1832), Цзян Югао (умер в 1851), Ся Синь (1833), Цянь Дасинь (1728–1804), Янь Кэцзюнь (1762–1843), Чжу Цзюньшэн (1788–1858). В конце 19 – начале 20 вв. интерес к исторической фонетике древнекитайского языка возродился. Создание и поступательное развитие исторической фонетики представляет собой важнейшее оригинальное достижение китайского языкознания.

Первая попытка классификации диалектов китайского языка предпринимается в конце 16 или начале 18 в. (в эпоху Мин).

Новое развитие получает схолиастика, толкующая значения древних слов. Руководил составлением многотомного компилятивного сочинения такого рода Жуань Юань (1764–1849). В связи со схолиастикой разрабатывается текстологическая критика (Гу Яньу).

Постепенно из схолиастики вычленяется грамматика, ведавшая прежде всего составлением словарей служебных слов: Лу Ивэй (1592), Лю Ци (1711), Ван Иньчжи (1766–1834). В ней к числу служебных слов относятся не только предлоги, союзы и частицы, но и отрицания, вопросительные и указательные слова, некоторые наречия и прилагательные. Юй Юэ (1821–1906) предпринимает рассмотрение в числе различных затруднительных случаев ряда неясных грамматических конструкций, явлений древнекитайского синтаксиса.

Сами китайские учёные в раннее средневековье не проявляли интереса к другим языкам, тогда как в соседних странах интерес к китайскому языку практически не угасал (ср. переводный словарь китайского языка, появившийся в 1190 г. в тангутском государстве Си-ся, где под китайским влиянием начинала формироваться, не получив завершения, своя традиция). Но в начале 15 в. формируются некоторые государственные учреждения, занимавшиеся перепиской с правительствами соседних стран, ведавшие приёмом послов и составлявшие для своих переводчиков китайско-"варварские" словарики, в которых иностранные слова располагались по смысловым группам и транскрибировались при помощи китайских иероглифов (с эпизодическим включением иноязычных слов в их собственном написании).

Первым контактам с европейским языкознанием способствовали миссионеры-иезуиты, издававшие на китайском языке книги о западной науке и технике. Среди них была книга Никола Триго / Цзиня Нигэ (1577–1628), излагавшая с европейских позиций китайскую фонетику: автор использует транскрипцию посредством латиницы китайских слов, прибегая вместе с тем к чисто китайским приёмам деления слога на инициаль и финаль, расположения иероглифов по рифмам и группам омонимов, обращения к фонетическим таблицам.

В 90-х гг. 19 в. традиционная китайская фонология / фонетика, не выходившая за пределы классификации слогов, исчерпала себя. Лао Найсюань (1842–1921) был одним из её последних представителей (работы 80-х гг. 19 в.). Фонетисты следующего десятилетия знакомятся с принципами алфавитного письма; начиная с 1892 г. появляются проекты алфавитов для китайского языка. Обсуждается проблема членимости китайского слова (и слога) на звуки. С 1958 г. в КНР действует звуковой алфавит на латинской основе, состоящий из 26 знаков (включая диграфы). Он используется в телеграфной связи, в учебниках (особенно для иностранцев). Полный же переход к алфавитному письму в настоящее время не планируется в силу чрезвычайной диалектной раздроблённости и нежелательной перспективы утраты гигантского многотысячелетнего культурного наследства. Поэтому основные усилия языковедов сосредоточены на работе по упрощению начертания иероглифов.

В 1898 г. издаётся первая настоящая грамматика древнекитайского языка -вэньяня (Ма Цзяньчжун, 1844–1900). Она построена по образцу латинской универсальной грамматики, декларируя инвариантность грамматики для всех языков при различии лишь звуковой стороны. В ней даются классификация знаменательных слов и их функций в предложении; описание значений служебных слов; сведения о структуре предложения. В 30–40-х гг. получают быстрое развитие фонетика и особенно грамматики, ориентированные на синтез и европейской лингвистической традиции, и собственной традиции, нередко более адекватно объясняющей специфические явления языков типа китайского.

Современное китайское языкознание выступает как часть мировой науки о языке, оплодотворяемая её идеями и вносящая в её развитие свой вклад.

1.3. Индийская языковедческая традиция

Другая самобытная и чрезвычайно устойчивая лингвистическая традиция Восточного мира возникла в древней Индии. Она, как и китайская лингвистическая традиция, но гораздо интенсивнее воздействовала на формирование и развитие языковедческой мысли в соседних странах.

В начале 2-го тыс. до н.э. с Северо-Запада в Иран и Индию вторгаются индоевропейские племена ариев, или арийцев (индоиранцев). В результате дивергенции индоиранские языки распадаются на две ветви – иранскую и индоарийскую. Носители языков первой ветви расселяются также на территориях современных Афганистана и Таджикистана.

Самоназвание индоиранских племён, обитавших ранее в северном Причерноморье, а затем в Малой Азии, – arya (в первоначальном значении 'благородный, верный, дружественный; представитель одной из трёх высших каст'). Кстати, это слово легло в основу двух собственных имён – Иран (aryanam 'страна ариев/благородных'), сохранившегося поныне и означавшего территорию расселения первой группы арийских племён, и Арьяварта (Arya varta 'путь, страна ариев/благородных'), означавшего в ведийской мифологии и в реальной жизни первоначальную территорию расселения другой группы ариев в Индии.

Об индоарийцах мы знаем как о носителях ведийской культуры (середина 1-го тыс. до н.э. – середина 1-го тыс. н.э.), запечатлённой в передаваемых изустно религиозных текстах – ведах (Ригведа, Самаведа, Яджурведа, Атхарваведа). Стремление сохранить в чистоте язык религиозного ритуала, получивший название ведийского, и явилось как раз основой для пробуждения специального интереса к проблемам языка в 1 тыс. до н.э. прежде всего в среде представителей высшей касты – жрецов-брахманов, исполнявших сложные культовые обряды на уже устаревающем и не всегда понятном даже в их собственном кругу языке, который считался языком богов и которому приписывалась магическая сила. Ведийский язык, служивший индийской ветви ариев, к середине 1 тыс. до н.э. практически уже вышел из употребления. Необходимы были всесторонние комментарии к ритуальным текстам.

Складывавшаяся в Индии под влиянием потребностей религиозного культа проблемная ситуация отличалась от тех, которые имели место на Ближнем Востоке и в Китае: здесь приоритет отдавался звучащей речи, а не письму; письмо появилось относительно поздно. Соответственно этому первоочередное внимание уделялось изучению законов мелодики, ритмики, метрики, фонетики (и этому потом у представителей индийской культуры учились китайцы, приобщаясь к буддизму), а также элементарному этимологизированию слов.

Древние индийцы добились существенных успехов в изучении звуков речи и их классификации на основе артикуляторных признаков. Ими уже осознавалась нетождественность понятий звука речи и фонемы, у них имелись намётки понятия слогофонемы. Построенные на чёткой логической основе артикуляторные классификации звуков нашли отражение в порядке следования графических знаков в буквенно-слоговых системах индийского письма (брахми – примерно с 8 в. до н.э., кхароштхи, нагари, деванагари, шарада и др.), которые скорее всего восходят не к оставшемуся ещё не расшифрованным протоиндскому (в основном иероглифическому), а к западносемитскому слоговому письму.

Заметны достижения древних индийцев в области лексикографии. Им принадлежат составленные на санскрите – языке, качественно отличном от ведийского, обширные ритуально-мифологические трактаты – брахманы (8–7 вв. до н.э.), в которых излагаются общие программы обрядовых действий жрецов и толкования исполняющихся при этом ведийских стихов. Вместе с тем они обращались и к ведийскому языку. Сборники глосс к вышедшим из употребления словам "Ригведы" представляют собой первые собственно языковедческие опыты.

В русле поздневедийской религии (брахманизма) сформировалась специальная дисциплина – нирукта, занимающаяся объяснением и этимологическим толкованием используемых в жреческом ритуале слов. Активно разрабатывались словари, каталогизирующие имена богов, названия совершаемых ими действий, находящихся в их распоряжении предметов, признаков этих предметов и т.п.

"Нирукта" Яски – это первый дошедший до нас обширный лексикографический труд подобного рода, состоящий из пяти частей и включающий синонимические ряды и тематические группы имён предметов, списки глаголов и отглагольных имён, менее систематизированные списки существительных и прилагательных и т.д. В своём труде Яска уделил особое внимание этимологии. Вместе с тем он включал в свою "Нирукту" и грамматическую информацию (грамматическая классификация слов, сведения из области словообразования, понятие падежа, семичленная парадигма имени – без вокатива).

Особенно высокого уровня достигает разработка проблем грамматики. Вершиной грамматической мысли и образцом для множества подражаний явился труд "Аштадхьяйя" ('Восьмикнижие') Панини (5 или 4 в. до н.э.), ставящий задачей строгую регламентацию и канонизацию санскрита, который сложился рядом с ведийским языком на другой диалектной основе и постепенно вытеснял его в религиозном обиходе.

Панини постоянно обращает внимание на главные особенности ведийского и отличия от него санскрита. Описание языка следует строго синхроническому принципу. И сегодня, с позиций "активной грамматики" (т.е. грамматики говорящего) и генеративной лингвистики, поражает оригинальный подход Панини к описанию языка: он идёт от коммуникативной целеустановки и передаваемого смысла к подбору лексических морфем (корней) и затем синтаксических конструкций. Фонетические сведения растворяются в основном корпусе грамматики. Они излагаются с позиций, близких по духу современной морфонологии. Особое внимание уделяется морфологическому анализу (без разграничения словоизменения и словообразования).

В грамматике Панини обращает на себя внимание чрезвычайная сжатость изложения (в целях более лёгкого заучивания правил наизусть). Используется изощрённая система символизации языковых единиц, правил и операций. Впервые в истории лингвистики постулируется понятие "фиктивных" морфем.

Синтаксис строится прежде всего как изложение совокупности сведений о функциях существительного в предложении и т.п., разбросанных в разных местах труда. В грамматике содержится ряд приложений в виде списков слов, объединённых грамматическими признаками.

Следует отметить преимущественно теоретическую направленность труда Панини, предвосхищающего по своему научному уровню достижения современной формальной логики, структурной и генеративной лингвистики.

Последующие грамматические труды в древней и средневековой Индии представляют собой главным образом комментарии или переработки канонизированной грамматики Панини (Вьяди, Катьяяна, Патанджали, а в средние века Чандра, Вараручи, Хечамандра, Джаядитья, Вамана, Бхаттоджи Дикшит). Паниниевские принципы послужили опорой при описании ряда других индоарийских языков (в том числе пракритов).

Рядом с классическим санскритом возникает и получает распространение буддийский гибридный санскрит, который, наряду с пали, явился одним из главных языков буддийской религии, постепенно (с 6–5 вв. до н.э. до конца 1-го тыс. н.э.) теснившей религию брахманизма, а затем в течение 1-го тыс. н.э. растворившейся на территории Индии в индуизме как обновлённом брахманизме.

Древние индийцы обращались и к вопросам философии языка, первоначально в мифологических сказаниях и религиозных текстах, а затем в философских и грамматических трудах. Они признавали язык высшим божеством ("Ригведа"). В ведийском пантеоне выделялись боги, в ведении которых находится языковая деятельность: богиня Речи Вач, богиня священной речи Бхарати, богиня истинной речи Варуна. В индуистском пантеоне Речь (Vac) стала отождествляться с Брахманом – безличным абсолютом, мировой духовной субстанцией. Сарасвати была отведена здесь функция богини познания, мудрости и красноречия. В целом же, обсуждение проблем языка занимало представителей практически всех основных систем индийской религиозной философии: брахманизма, джайнизма, буддизма, индуизма.

Особо широкое распространение в Индии получили лингвофилософские идеи ведущего представителя "грамматической школы" философии Бхавртрихари (5–6 вв. н.э.), изложенные в знаменитом сочинении "Вакьяпадия" ('О слове и предложении'). Этот мыслитель отождествлял Брахмана как высшую реальность, не имеющую начала и конца, со Словом (Словом-сущностью), из которого развёртывается вся Вселенная с её бесконечным разнообразием предметов и явлений. Вселенная есть, по его мнению, и то, что должно быть высказано (выражаемое, означаемое), и высказывающее (выражающее, означающее), а именно слова, речь. Бхавртрихари полагал, что знание переплетено со словом уже у новорождённого, что из этого переплетения рождается вся человеческая деятельность и берут свои истоки наука, искусство и ремёсла.

Он различал три стадии, которые проходит Слово в своём развитии: "провидческую" (здесь речь неделима и вечна), "промежуточную" (здесь Слово есть ментальная и не воспринимаемая людьми сущность, хотя и имеющая как бы временную последовательность), и "выставленную" (где наблюдается артикулируемая, звучащая речь).

С ориентацией на вторую стадию он формулирует понятие спхоты в качестве центрального звена всей "грамматической философии". Спхота есть для него неделимый языковой символ, некое состояние сознания, сообщаемое слушателю с помощью звуков речи. Высказывание признаётся главной единицей, из которой выделяются слова, а не которая складывается из слов. Им различаются спхота предложения, спхота слова и даже спхота фонемы (но не звука).

Идеи, которые легли в основу индийской языковедческой традиции, получили распространение далеко за пределами Индии (вместе с распространением буддизма). Они получили дальнейшее развитие в средневековой, а также в современной Индии.

Европейские учёные познакомились с санскритом и идеями древнеиндийской грамматики в конце 18 – начале 19 вв., что оказало значительное влияние на складывание сравнительно-исторического языкознания и его метода. Основоположники компаративистики верили в то, что древнеиндийский язык является предком всех индоевропейских языков, что ему присуще высшее совершенство, утраченное в развитии языков-потомков. Нередкое обращение к разработанным древними индийцами понятиям и особенно процедурам анализа наблюдается также в современном европейском и американском языкознании. При этом часто не обходится без ошибочного отождествления понятий, выдвигавшихся древнеиндийской наукой, с близкими понятиями, сформулированными в европейской лингвистической традиции, без достаточного учёта различий в этнокультурном, общенаучном и языковедческом контекстах.

Следует отметить этнокультурную специфику индийской науки, остававшейся равнодушной к истории и хронологии появления грамматических трактатов и словарей, не менявшей резко своих ориентиров. Этим обусловлена трудность разделения истории индийской лингвистики на древнюю и средневековую. Отличия заключаются, главным образом, в появлении в начале средневековья развитой лексикографии и становлении – рядом с грамматической – лексикографической традиции. В средневековье прослеживаются те же, как и в древности, мотивы подчинения лингвистических занятий практическим нуждам реставрации и пересоздания ритуала, теперь уже в религиозно-йогических целях достижения потустороннего.

И в древности, и в эпоху средневековья язык понимался индийскими мыслителями как вид деятельности (в противоположность европейским лингвистам, видевшим в языке прежде всего номенклатуру наименований). В средневековый период усилилось внимание к слову, так как на смену ставившей во главу угла авторитет вед ведийско-брахманистской идеологии, в недрах которой формировались труды Панини и его современников, пришло учение Будды Гаутамы / Шакьямуни (6 в. до н.э.). Будда отказывался преклоняться перед авторитетом вед и заменил их беседами и проповедями учителя – сутрами, имеющими уже иную структуру и охватывающими практически всю семантико-психическую сферу жизни человека, что поставило в центр внимания значение слова.

Представители классической грамматики продолжали толковать тексты вед, а лингвисты-семантики занялись толкованием поучений Будды. Брахманистски мыслящие Панини и его продолжатели проявляли интерес к способу выражения, к форме текстов, а представители буддийской идеологии – к содержательной стороне текстов. Этим было обусловлено различие в наборах терминов. К концу 1-го тыс. н.э. буддийская религия утратила свои позиции в Индии в связи с возрождением брахманизма в лице индуизма, что вновь упрочило позиции паниниевской традиции.

Как в древности, так и в средневековье учитывались цели описания языка, предназначенность его определённым адресатам. Индийские учёные разработали процедуры установления и классификации при анализе языка не обнаруживаемых в непосредственном опыте единиц конечного набора, отказываясь разграничивать их сущность и явление. Им была присуща вера в то, что сверхчеловеческий автор преподал людям язык как матрицу, т.е. свёрнутую форму знания, развёртываемую далее усилиями людей.

Известны многие средневековые комментаторы труда Панини, работавшие в русле его традиции: Патанджали, Катьяяна, буддист Чандрагомин (5 в.), джайн-дигамбар Джайнендра (5 в.), джайн-шветамбар Шакатаяна (8 в.). Они стремились сделать книгу Панини еще более лаконичной. Появляются связанные своим методом с грамматикой Панини и в то же время как бы её ревизовавшие грамматические трактаты "Дхатупатха", "Гана-патха", а также принадлежащая Чандрагомину "Унадисутра", где автор проводит различение между морфемой и словом, утверждая наличие у последнего референта.

На основе паниниевской модели создаются грамматики пракритов (кодифицированных в литературе форм среднеиндийской речи): Вараручи, Хемачандра (13 в.). Объектом грамматического описания становится палийский язык, обслуживавший южный буддизм. Авторы трудов по языку пали Каччаяна, Сангханандин, Брахмадатта ориентируются по преимуществу на допаниниевскую грамматическую школу Айндры.

Появляются первые словари. Буддист Амарасимха (5 в.) заложил принципы индийской лексикографии (группировка слов по содержательным признакам, упорядоченный список синонимов, список многозначных слов с толкованиями, стихотворная форма словарных статей – для заучивания). За ним следуют индуист Халаюдха, джайн Хемачандра (11–13 вв.). Привлекают внимание классификация лексики в соответствии с принимавшейся в то время классификацией явлений мира, нащупывание неделимых одноплановых единиц содержания (аналог фигур содержания у Л. Ельмслева), различение первичных и вторичных значений слов. На последующем этапе развития буддистской мысли появляется понятие мантры -высказывания как атома целенаправленной языковой деятельности, как единства фигур выражения (фонем) и фигур содержания.

Впоследствии формируется (с учётом йогического использования языка) явившееся последним принципиальным достижением средневековой индийской лингвистической мысли понимание значения как величины, определяемой внеязыковым контекстом, ситуацией, прагматическими факторами, что хорошо согласовывалось с общим пониманием языка как способа деятельности.

В современной Индии собственная лингвистическая традиция ещё жива, хотя индийские учёные и особенно их западные коллеги стремятся применить к изучению санскрита и других индоарийских языков выработанные в западной традиции методы сравнительно-исторической, ареальной, структурной, генеративной лингвистики.