Текст книги "Пламенное небо"

Автор книги: Иван Степаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Долго не мог уснуть…

Из Солодников попадаю в госпиталь, а оттуда в свою часть. Самолет, на котором я совершил вынужденную посадку, доставлен в полк и отремонтирован.

Первым встречает меня Миша Погорелов.

– Мы уже думали: переведен в пехоту… – шутит он и внимательно осматривает следы нового ранения возле правого уха.

– Да… – удивляется он. – Бронированная у тебя голова, Ванюша. Выдержала удар не только сзади, но и лобовую атаку…

Миша улыбается, буйные кудри вьются из-под шапки-ушанки, и я откровенно любуюсь им. Красивый парень! Поскрипывая новыми сапогами, навстречу бежит Володя Мочалин. В мое отсутствие он уже летал на боевые задания с другими летчиками, успешно их прикрывал, но о нашем бое помнит со всеми подробностями. Считает, что я спас ему жизнь, прикрывая на посадке. Подходят Иван Возный, Яков Спирин, Григорий Письменный, Алексей Флейшман, старший техник эскадрильи Алексей Мельников, Алексей Ермоленко, моторист Макар Ухань, мастера по вооружению – Прокофий Левченко и по кислородному оборудованию – Амет Асанов. Улыбаются, рады, как брату, поздравляют с возвращением. Почему-то не вижу Амет-Хан Султана. К его шуткам мы привыкли и считали их неотъемлемой частью полкового быта. Один техник как-то пошутил: «Полк без Амет-Хана – что свадьба без музыки».

Нет и Владимира Лавриненкова, чей прямой и теплый взгляд привлекал к себе каждого, особенно молодых летчиков. Не видно и Ивана Борисова, о котором последнее время немало говорили и даже писали в армейской газете как о замечательном воздушном бойце.

В штабе от полкового писаря Мордухая узнаю новость: несколько дней тому из части убыл в 9-й гвардейский истребительный авиационный полк подполковник Морозов. Вместе с ним уехали Лавриненков, Амет-Хан Султан и Борисов.

– В списке значилась и твоя фамилия, – сообщил мне Арон. – Но ты опоздал. Долго ремонтировался.

Какая досада! За ужином чувствую себя неважно. Угнетает отсутствие ветеранов полка – близких друзей. После отбоя долго не могу уснуть, вспоминаю товарищей, будто слышу их голоса, смех, шутки.

Командир полка Морозов. Много раз он назначал меня своим ведомым при вылетах на боевое задание, я сопровождал его самолет при перегонке «харрикейнов» на перевооружение, а это означало признание и моего роста как авиатора – не на каждого возлагалась такая задача. От ведомого командир требовал действовать так, как действовал сам: молниеносно, на большой скорости совершать маневр, не спускать глаз с его самолета, но также не забывать и о своем хвосте. Очень хорошо понимал летчиков, ведь недавно сам прошел эту школу. Умел подбодрить, помочь, объяснить причины неудач и поражений. Человечность и простота в отношениях не мешали Морозову быть строгим и беспощадным к тому, кто пытался без оснований уклониться от боя. Как-то один из летчиков, фамилию которого я не хочу называть, без приказа оставил боевой порядок и уклонился от встречи с противником. Подполковник строжайше предупредил его перед строем всего летного состава: при повторении он будет отдан под суд военного трибунала. Однако тот не внял предупреждению – в очередном воздушном бою оставил свое место и попытался удрать на бреющем полете. Немецкие асы воспользовались этим и легко расстреляли самолет на подлете к аэродрому.

Когда об этом доложили Морозову, он нахмурился:

– «Мессершмитты» упредили. А то пришлось бы это сделать мне. Хотя и неприятно было бы писать о таком в донесении…

Разошлись наши стежки-дорожки и с Амет-Ханом, Аметкой, как часто называли его боевые друзья. Невысокого роста, коренастый, подвижный, с черными, словно завитыми в парикмахерской, кудрявыми волосами. Карие глаза – умные, внимательные. Кирзовые сапоги всегда начищены до блеска. Брюки – модные по тому времени – галифе с напуском на голенища. Удлиненная гимнастерка из довоенного коверкота и кожаный реглан. Он в числе немногих летчиков полка имел реглан и почти не разлучался с ним. Говорят, кожаное пальто не раз спасало его от обширных ожогов в горящем самолете. Перед вылетом, ожидая ракету, Амет-Хан, бывало, волновался, менялся в лице. Но, поднявшись в воздух, не сворачивал с дороги перед самыми опытными асами.

Владимир Лавриненков, которого тоже перевели в 9-й гвардейский полк, прибыл к нам где-то под Ельцом в начале августа 1942 года. Большеголовый, с выразительными ясными глазами. На висках – ранняя седина. В боях отличался постоянным поиском, имел замечательную привычку анализировать каждый бой, обобщать опыт. После полета обязательно рассказывал товарищам, как вел себя противник, каким образом удалось зайти ему в хвост, взять на прицел. С особой силой его летные способности проявились у Сталинграда, где он действовал в составе группы, выделенной для борьбы с гитлеровскими асами. За месяц боев он уничтожил 16 самолетов врага.

Забегая вперед, скажу, что Владимир Дмитриевич храбро сражался с фашистами до конца войны. Совершил 500 боевых вылетов, уничтожил лично 35 самолетов и 11 в групповых боях, дважды удостоен высокого звания Героя Советского Союза. О пройденном боевом пути генерал-полковник авиации рассказывает в книге воспоминаний «Возвращение в небо», которую он прислал мне со своим автографом.

И еще об одном боевом товарище – Иване Борисове – вспоминал я в ту ночь. С ним мы часто летали в небе над Сталинградом. Прибыл Ванюша в наш полк под Ельцом в самом разгаре боев. Славный был парень. Звание – сержант, а докапывался до сердцевины летного мастерства. Небольшого роста, круглый, как колобок, инициативный и подвижный, он обычно говорил все, что думал, без тени фальши и рисовки. Иван сразу полюбился мне, и мы с ним подружились. Борисов нередко летал со мной в качестве ведомого.

…Сопровождаем штурмовики. Пока летели к объекту, на нас несколько раз нападали «мессеры». Отражать их атаки нелегко – у противника преимущество в высоте. К тому же гитлеровцы свободны в выборе маневра. Да и скорость у них превышает нашу. Мы же с Борисовым «привязаны» к штурмовикам. Как говорится, ни на шаг от них. Отразишь атаку – и к «илам». Отразишь вторую – и опять к ним. Штурмовики уже выполнили второй заход, когда над горизонтом мы увидели еще несколько «мессеров», прибывших, видимо, для наращивания боя. Предупреждаю Ивана:

– Подготовиться!

– Выполняю, – отвечает он.

Не теряя времени, иду на ведущего «мессера», помня: в случае чего – Иван здесь, рядом. Однако опытный фашистский ас сманеврировал – и сам перешел в атаку. Мы разошлись в разные стороны и тут же сошлись вновь. На выходе из боевого разворота я поймал «мессершмитт» в прицел и дал длинную очередь. Фашист сорвался в штопор и под прямым углом пошел к земле. В этот миг Борисов сумел расстрелять его ведомого с короткой дистанции.

Позже Иван Григорьевич Борисов довел число уничтоженных фашистских самолетов до восемнадцати и был удостоен звания Герой Советского Союза.

А пока, не зная того, что нам предстоит, я думал: удастся ли встретиться?

Утром Н. И. Миронов спрашивает о настроении.

– Плохо спалось, Николай Иванович, – откровенно признаюсь и говорю все, о чем думалось почти до рассвета.

– Что ж поделаешь, – Николай Иванович задумчиво вертит в пальцах карандаш. – Орлы вылетают – гнезда остаются. Нам с вами обживать их…

Николай Иванович делает паузу, затем сообщает:

– Я назначен командиром полка, ты – командиром звена. Будем работать вместе. Скажу по правде: с боем отстоял тебя, чтобы оставить в полку, не хотелось, отпускать и тех опытных летчиков.

– Приказ командира – закон, – вырывается у меня со вздохом.

– Вот и хорошо. А крылья крепнут в полете. Мне тоже нелегко. Сколько прослужили и провоевали вместе! Но военная служба, особенно на войне, не считается с нашими привязанностями и симпатиями. Мы должны быть там, где это необходимо. Ведь так?

Командир говорил убедительно и веско. Я понимал всю правоту его решения.

…Мы вылетали на все направления. Ратный день завершался, когда над аэродромом опускались сумерки. Хваленые вражеские «бриллиантовые» эскадры с каждым днем таяли, уменьшаясь количественно, меняясь качественно.

В полк прибыло пополнение девушек. Как-то вечером молодые летчики Иван Возный, Яков Спирин, Семен Шмалий, Григорий Шкворунец и другие ребята собрались у столовой. Шутили, смеялись. К компании присоединились парашютоукладчицы Шура Мягкова и Катя Баранова – неутомимые труженицы, умением и выдержкой которых мы всегда восхищались. В перерывах между полетами девчата успевали просушить все полковые парашюты! Случалось, выберут место, где ветер не раздувает шелк, расстелят. Вдруг – налет. Быстро сворачивают свое «хозяйство», прячут, маскируют Улетел противник – раскладывай снова.

Подошли еще две девушки из нового пополнения, заговорили с Катей. Я невольно оглянулся: голос одной из них показался мне знакомым. Откуда? Где я встречал ее?

– Скажите, вы, случайно, не «Белочка»? – спрашиваю.

Девушка повернулась ко мне и улыбнулась.

– Значит, вы часто летаете, если узнали?

– А то как же, – вмешивается Погорелов, – однако познакомиться не пришлось. Вот я Михаил, а он… – указал на меня.

– Знаю, – перебивает «Белочка». – Степаненко, командир звена. И звать Иван, правда?

– Верно, – пробормотал я.

Девушка была симпатичной: вздернутый носик, из-под пилотки вьются белокурые волосы. Аккуратненькая, в щегольской военной форме. Такие нравятся ребятам.

– Ее имя – Ирина, – кивнула на «Белочку» Баранова и позвала всех: – Айда на ужин!

После ужина мы пригласили новых знакомых в гости, долго сидели и говорили.

Радистки работали на узле связи недалеко от нашего аэродрома, подружились с парашютоукладчицами и, случалось, заглядывали и к нам. Мне приятно было видеть. «Белочку». Когда после трудного боевого вылета я замечал ее светлую головку, на душе почему-то становилось тепло и радостно.

Вскоре узел связи перевели на другой аэродром, и исчезла моя симпатичная «Белочка». Теперь меня встречал только заботливый и трудолюбивый друг – механик самолета Михаил Борисовец.

Удар по «осиным гнездам»

В дни жестокой битвы у стен Сталинграда мы скрупулезно анализировали все наши неудачи и просчеты в борьбе с фашистами. Оказалось, что кроме ряда других причин, одной из главных была недостаточная скорость наших самолетов, даже более усовершенствованных машин типа Як-7б, что сводило на нет все усилия летного состава, направленные на то, чтобы добиться превосходства в воздухе. Мы столкнулись со случаями, когда самолет не давал даже скорости, указанной в инструкции. Особенно это чувствовалось в поединках с такими машинами, как Ме-109ф или Ме-109 г-2. За счет скорости противник наносил нам большие потери, особенно с пикирования.

В чем причина? То ли «яки» в самом деле не дают скорости, указанной в технических данных, то ли мы не научились их в полном объеме эксплуатировать.

Это вызывало серьезное беспокойство не только у летчиков, но и у командования армии. Вскоре к нам специально прибыли опытные летчики Д. А. Зайцев и П. М. Стефановский. Несколько экспериментов – и машины в их руках стали быстрее. И все же вопрос о максимальной скорости оставался открытым, более того, он приобретал государственное значение: ведь речь шла о завоевании господства в воздухе, а этого не достигнешь одним-двумя самолетами. Над этими вопросами работали конструкторы-изобретатели, фронтовые летчики, инженеры. Специальная группа опытных авиаторов экспериментировала, изучала, обобщала. Принимались во внимание и последние достижения науки и техники, и мысль ведущих конструкторов, и опыт мастеров воздушного боя.

Мы сравнивали скоростные характеристики самолетов врага с данными наших машин. Так, если Ме-109ф и Ме-109 г-2 могли пролететь на средней высоте 650 километров в час, то наши Як-7б – 593 километра в час, ЯК-1—600, Ла-5—603, МиГ-3—640.

Указанные скорости в основном определялись летчиками-испытателями в тыловых условиях, при оптимальных режимах. Здесь же, на фронте, двигатели зачастую работали на максимальных оборотах, перегревались и потому не давали ожидаемого прироста скорости.

В этом направлении были проделаны различного рода эксперименты. Следовало разумно использовать высоту в сочетании с маневром, подбором режима работы двигателя и заслонок радиаторов, шагом винта, с законами аэродинамики. И мы таки добились своего. «Як» почти не уступал «мессершмитту», в чем мы убедились в первых же полетах, совершаемых с учетом замечаний и предложений комиссии.

…Вдвоем со старшим лейтенантом Рязановым мы вылетели для отражения налета противника, когда солнце клонилось к закату. Воздух над городом был насыщен дымом и пылью от непрерывной бомбежки и артобстрела. Огромное черное облако лохматой шапкой висело над грудами искалеченных зданий.

На подходе к Сталинграду Алексей Рязанов скомандовал:

– Вижу истребители противника! Увеличить скорость до максимальной!

Набрав высоту шесть тысяч метров, прочесываем воздушное пространство над городом. Внизу под нами в сумеречной дымке – четверка «мессеров». Заметив нас, они идут восходящей спиралью резко вверх, надеясь на свое преимущество в скорости. Не подозревают, что у нас уже подобран оптимальный режим и развита максимальная скорость. С первой же атаки сбиваем двоих. Остальные, видя невыгодность своего положения, переворотом через крыло идут в крутое пикирование. Мы повторяем их маневр и устремляемся в погоню. «Мессеры» резко переходят на набор высоты, но мы тоже устремляемся за ними. Большая скорость, развитая на пикировании, в наборе высоты падает, моторы ревут на больших оборотах, словно жалуются на перегрузки. Самолеты – Рязанова и мой – почти вертикально ввинчиваются в мутное небо. Мы повисаем на хвосте у противника, и «мессеры» не выдерживают – срываются в штопор.

Это был один из первых боевых опытов, во время которого мы учитывали рекомендации комиссии о способах достижения максимальной скорости на наших машинах. Первые эксперименты еще предстояло превратить в правило и затем сделать достоянием всех.

Бой закончен. Мы с Рязановым на бреющем идем домой. В наступивших сумерках приземляемся.

К большому сожалению, опыт приходит не сразу, не вдруг. Он достигается упорным, настойчивым трудом, подчас оплачивается невиданно дорогой ценой. Как сказал поэт, опыт – сын ошибок трудных…

Неудержимо бежит время, отсчитывая день за днем. У Сталинграда назревают большие перемены. Советские войска продолжают удерживать свои позиции, отражая многочисленные атаки противника, готовятся нанести ему решающие удары.

Наши эскадрильи, пополнившись количественно и значительно изменившись в качественном отношении, все решительнее «вмешиваются» в действия фашистской авиации, в значительной степени парализуют их. Стервятники уже не могут препятствовать наземным войскам крепить оборону, совершать перегруппировки, осуществлять контратаки. Теперь перед ВВС фронта стоит задача ликвидировать преимущество противника в количестве самолетов, уничтожать авиацию, посылаемую для поддержки его наземных войск с воздуха. А ее на этом направлении скопилось немало.

Выполнения этой задачи невозможно было добиться только в воздушных боях. Для этого требовались и другие, более результативные меры, которые и спланировали наши штабы.

…Командир полка подполковник Миронов вызвал меня и молодого летчика сержанта Ивана Возного к себе в землянку. Подождав, пока мы войдем, плотно прикрыл дверь.

– Присаживайтесь, – кивнул на лавку у стола.

На карте, что висела на обшитой досками стене, чернели кружки – пункты расположения аэродромов противника западнее Сталинграда. Проследив за моим взглядом, Миронов спросил:

– Видите эти осиные гнезда?

– Так точно, товарищ командир, – кивнул я. Обозначьте их на картах. Большинство из них вам знакомо по прежним полетам. – Он на минуту умолк, что-то обдумывая, затем опять заговорил:

Необходимо совершить разведывательный полет в эти районы. Предупреждаю: все они плотно прикрыты истребителями. Как думаете, сможете?

– Так точно, – уверенно отвечаем мы оба.

– Взлетать придется в темноте, до восхода солнца, – продолжал объяснять задание подполковник Миронов. – Никто из наших ночью еще не летал… Ваша задача: установить количество самолетов в указанных пунктах и кодом доложить командованию. По возможности – сфотографировать. Как только получим ваш доклад, поднимем в воздух бомбардировщики и штурмовики.

Вот она, реализация идеи массированного удара по военно-воздушным базам противника! Я буквально подскочил от радости.

– Если нет вопросов, – спокойно сказал командир, – уточним порядок доклада. Он должен быть лаконичным и точным. Воропоново – Заря-1, Гумрак – Заря-2, базовый аэродром лагерь имени Ворошилова – Заря-3. К этим кодам прибавите количество обнаруженных самолетов. Подобраться к указанным аэродромам нелегко. Определите маршрут, продумайте способ разведки, все рассчитайте. Сядете уже засветло. Теперь о главном: наш замысел следует держать в полнейшей тайне. За предупреждение не обижайтесь. Я вам доверяю, но дело очень серьезное.

– Есть, – отвечаем в один голос.

– И последнее, – командир полка поднялся из-за стола и обратился уже ко мне: – проверите сегодня поставленную на вашу машину новую фотоаппаратуру. О результатах доложите.

Предупреждение командира оказалось как нельзя кстати: фотоаппарат не работал – перегорел моторчик.

Выслушав мой доклад, Миронов помрачнел, задание было срочное и чрезвычайной важности.

Вызвали сержанта Кирилла Михайлова, специалиста по радиооборудованию. Работал сержант в основном по ночам, и в шутку товарищи прозвали его ночным колдуном за способность творить чудеса, возвращать «к жизни» разбитое, искалеченное радиооборудование.

Михайлов, не разгибаясь, при слабом свете электролампочки от аккумулятора копался в аппаратуре, время от времени дыханием согревая застывшие от холода руки.

– К тебе на помощь, Кирюша, – заглянул в палатку комсорг эскадрильи летчик Николай Андреев.

Подоспевшая группа энтузиастов ускорила дело. Перед утром инженер Айвазов доложил командиру полка: «Неисправность устранена, фотоаппаратура работает нормально».

Днем я уже летал в дальнюю разведку в этот район. Клетская, Серафимовичи, Калач, базовый аэродром лагерь имени Ворошилова – все это относительно знакомые мне объекты, что, безусловно, облегчит выполнение задачи. До глубокой ночи мы с Возным обдумываем свои действия – направление захода к каждому аэродрому, порядок взаимодействия и многое другое.

14 ноября 1942 года поднимаюсь в воздух первым, вслед за мной рулит Возный. Делаю разворот по кругу, но почему-то не вижу на взлете второго самолета. Что случилось?

– Лети сам, – слышу по радио голос командира. – Твой ведомый зацепился колесом за капонир и сел, машина подлежит ремонту.

Вот тебе и на! Кажется, вчера так хорошо отработали взлет, что исключены все случайности. А на практике вышло по-другому. Полет в темноте – дело сложное. Тут главное – опыт.

Один держу курс на Сталинград. Прошел Волгу, внизу угадываются развалины города. Где-то там, в окопах, подвалах, блиндажах, среди руин заводских цехов и зданий сражаются наши солдаты.

Быстро преодолеваю линию фронта и с юго-востока захожу на Воропоново. Просторное поле аэродрома вмещает немало машин. Справа ширококрылые, неуклюжие бомбардировщики. Стоят рядами, как дома. Быстро считаю: двадцать. Слева истребители, их около пятидесяти. Фашисты, наверное, досматривают утренние сны.

Называю по радио позывной, докладываю:

– Заря-1 —двадцать и пятьдесят, прием!.. Слышу ответ:

– «Сокол», я «Канарейка», вас понял.

Беру курс на Гумрак. Здесь базируется около 75 истребителей и несколько больших транспортных машин типа Ю-52. Но больше всего вражеских машин сосредоточено на третьем поле – свыше полутора сотен. Этот аэродром гитлеровцы использовали для «подскока», отсюда бомбардировщики вылетали на Сталинград.

Возвращаюсь домой. Меня охватывает радостное возбуждение. Поглядываю во все стороны. «Мессеров» пока нет. Видимо, не успели или не посчитали нужным подниматься в воздух в такую рань.

На востоке все ярче разгоралась заря, подо мною уже проплывали вражеские тылы. К переднему краю оставалось километров двадцать, несколько минут лета – и я у своих.

Вдруг двигатель кашлянул один раз, другой, третий. Смотрю на высотомер – две тысячи метров, скорость четыреста, но падает катастрофически: спустя буквально несколько секунд на приборе цифра 250.

Тревожно забилось сердце, в голове будто молоточки стучат. Неужели упаду на окопы противника? Хорош будет «подарок» фашистам, прямо к завтраку.

Прибавляю газ, жму на все рычаги управления двигателем. Винт вращается, но тяги нет. Такого еще не бывало!

Мысленно умоляю самолет, как живое существо, подталкиваю собственным весом: потяни, дружок, еще немного, еще чуть-чуть… Вот и наш передний край, не подведи, ведь погибнем оба…

Внизу промелькнули и побежали назад окопы, надолбы, выкрашенные в белый цвет танки с красными звездами на башнях. Уже хорошо. Последний раз нажимаю на газ, на тумблеры. Двигатель молчит…

Впереди большой овраг с пологими склонами. Решаю садиться в поле. Выпускаю шасси. Не просчитаться бы, не прихватить лишнее расстояние, не удариться носом, не застрять колесами, не скапотировать…

Самолет немного пробежал, подломал левое колесо и застыл на месте. А вот и красноармейцы. Обступили, окружили машину. По радио докладываю Миронову, где нахожусь, выскакиваю из кабины.

В эту же минуту в небе возникает и быстро нарастает мощное гудение: большие группы бомбардировщиков и штурмовиков плывут в направлении аэродромов, над которыми я был несколько минут назад. Фашисты, конечно, не ожидали таких ранних визитов на свои передовые базы. «Осиные» гнезда врага были уничтожены.

Операция по ликвидации самолетов противника на местах базирования прошла блестяще. На нашем направлении она осуществлялась командованием и войсками 8-й воздушной армии, на других – штурмовиками и бомбардировщиками 16-й.

19—20 ноября на всем Сталинградском фронте советские части перешли в контрнаступление. 23 ноября оно завершилось полным окружением дивизий фельдмаршала Паулюса. Общая картина действий нашей авиации четко представлена в статье маршала авиации С. А. Красовского «Побеждают советские соколы», помещенной в сборнике «Битва за Сталинград» (Нижне-Волжское книжное изд-во, изд. 3-е, 1972):

«… Едва забрезжил рассвет, как с аэродромов поднялись и взяли курс на позиции врага группы наших бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Несмотря на сложные метеорологические условия, наши самолеты наносили удары по войскам противника…»

Войска Сталинградского и Донского фронтов со всех сторон отрезали и окружили 330-тысячную группировку врага. Мертвая петля затягивалась все туже.

Героическая оборона Сталинграда, последующее наступление и окружение немецко-фашистских войск показали всему миру огромнейшие возможности Красной Армии, непобедимость ее морального духа, стойкость и героизм полков и дивизий. Бойцы фронтов полностью выполнили клятвенное обещание, данное в письме Верховному Главнокомандующему накануне 25-й годовщины Великого Октября: «Сражаясь сегодня под Сталинградом, мы понимаем, что деремся не только за город Сталинград. Под Сталинградом мы защищаем нашу Родину, защищаем все то, что нам дорого, без чего мы не можем жить… Посылая это письмо из окопов, мы клянемся Вам, что до последней капли крови, до последнего дыхания, до последнего удара сердца будем отстаивать Сталинград и не допустим врага к Волге».

Это была великая победа. До середины ноября 1942 года завершился третий и последний этап Сталинградской оборонительной операции. Героический город был удержан. Враг не достиг своей цели. Его наступательные возможности были исчерпаны в кровавых боях на подступах к Сталинграду и в самом городе. Потери фашистских войск под Сталинградом за период с июля по ноябрь 1942 года были весьма значительны: 700 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными, более 1000 танков, 2000 орудий и минометов, 1400 самолетов.

Под Сталинградом были разгромлены и воздушные эскадры Рихтгофена, имевшие на вооружении лучшую по тому времени технику.