Текст книги "Пламенное небо"

Автор книги: Иван Степаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Группа истребителей продолжает воздушный бой. Увлекшись, мы не сразу заметили, как со стороны солнца с большой высоты нас атаковали «мессеры». Их около пятнадцати. Командир звена Алексей Рязанов скороговоркой сообщает по радио:

– Степаненко, я видел, как ты рубанул «лапотника». Теперь бей «мессеров». Вон сколько навалилось.

Я обернулся и ахнул. Словно коршуны, они устремились с разных направлений. Прекратив атаки на бомбардировщиков, мы развертываемся навстречу более коварному врагу. Карусель наших и вражеских самолетов завращалась в кольце сражения. Трассы огня, пересекаясь, смешиваются со взрывами реактивных снарядов.

Противник в замешательстве отступает. Вместе с Рязановым мы устремляемся на один из истребителей. Он маневрирует и удирает. Одна, две, три очереди… «Мессер» задымил и пошел вниз.

Массированный налет авиации противника на наши войска отбит с большими для него потерями.

Только теперь мы имеем возможность осмотреться. Показания приборов тревожны: запас горючего на исходе, боекомплект почти израсходован, нужно идти на посадку. Константинов командует:

– Сбор группы! Всем подойти ко мне.

Мы строимся. Далеко на востоке поблескивают чьи-то самолеты. Внимательно приглядываемся: это группа «мигов» идет к нам на помощь и на смену. Помахав им крыльями, со снижением уходим из района прикрытия. В порядке очередности производим посадку.

Настроение отличное. Механик моего самолета сержант Алексей Фролович Алексеев поздравляет меня с успешным боевым вылетом и первым сбитым самолетом.

– Ну, так как ты его? – допытывается Алексей.

– В щепки! – смеюсь я и добавляю серьезно: – Твое оружие не подвело, Алеша.

– Здорово! – радуется он.

Наше внимание вдруг привлекает мощное гуденье моторов прямо над головой. Выстрелы из пулеметов и пушек заглушают разговор. «Мессеры»! – кричит кто-то. Зайдя в хвост последнему «харрикейну», идущему на посадку, гитлеровцы сбивают его. Летчик на минуту ослабил бдительность и за это поплатился жизнью. Как мало надо для роковой ошибки… Фашисты, осуществив свое черное дело, в тот же миг ушли с набором высоты в сторону солнца. «Харрикейн» упал неподалеку от нашего расположения. Жаль было молодого летчика. А нам всем наука.

После дозаправки и пополнения боеприпасами состоялся еще один вылет на прикрытие войск. В воздухе – спокойно.

– Фашисты заняты, – шутит Амет-Хан. – Уточняют свои потери.

– У них шок после нашего удара, – отмечает Рязанов.

– Живем, ребята, с таким оружием! – подводит итоги Константинов.

Когда все собрались на излюбленном месте, у могучего дуба, командир полка внимательно оглядел возбужденные лица летчиков.

– Устали? – спросил с сочувствием.

– Малость есть, товарищ командир. Зевать не приходится, – вздохнул старший лейтенант Павленко. Гимнастерка на нем – хоть выкручивай. Волосы у всех мокрые, как после дождя.

– Значит, не дремали в кабинах. Поэтому и успех. Поздравляю, товарищи, с первой победой, – громко сказал командир.

Нечасто в начале войны мы слышали такие замечательные слова, и потому восприняли их с огромной радостью.

Затем Морозов назвал фамилии летчиков, отличившихся в бою, сбивших самолеты противника. Это Константинов, Рязанов, Амет-Хан Султан, Кобяков, Павленко, Глушихин, Степаненко. После похвалы – разговор об ошибках.

Майор больше говорил о боевых потерях, о бдительности и осмотрительности, особенно при заходе на посадку.

– Каждый летчик обязан наблюдать за своим хвостом, а также за хвостом своего товарища. В целях повышения бдительности в группе, приказываю применять «ножницы» или «змейку» (так называемые отвороты вправо и влево).

Осмотрительность и внимательность – вот слагаемые успеха. Забудешь об этом на миг – беда как раз тут и подкараулит тебя. Об этом мы должны всегда помнить.

Перед заходом солнца летчики во главе с командиром и комиссаром полка на грузовой машине поехали на рыбалку. Река Сосна совсем рядом. Авиационный моторист сержант А. И. Чернорог наломал в орешнике удилищ и теперь держал целую охапку. Несколько удочек мы достали у рыбаков. Прибыв на место, разошлись в поисках «рыбных» заводей.

Когда Анатолий Морозов, сняв с себя обмундирование и оставшись в одной майке и трусах, сел в лодку, отпихнулся веслом от берега и пошутил: «Что вы понимаете в рыбацком деле, молодежь», мы не придали этому значения. Каждый был занят своим поплавком. Но вот у лодки Морозова послышался взрыв, над водой поднялся фонтан. Мы все бросились к месту взрыва

Морозов стоял в лодке живой и невредимый, а вокруг в воде всплывали крупные рыбины.

– Но ведь так рыбачить опасно. И запрещено, – неуверенно произнес Рязанов.

Командир смутился.

– Ваша правда, – согласился он. – Но сообразите, куда уплывает рыба. К фрицам.

Из-за кустов, запыхавшись, прибежал Миронов, с голенищ его сапог стекала вода.

– Кто бросал?

Сразу догадался, увидев Морозова. Еще будучи командиром эскадрильи, тот получил от старшего батальонного комиссара нагоняй за подобный проступок.

– Последний раз предупреждаю! – в голосе Николая Ивановича звучали жесткие нотки. – Последний!

После ужина начальник штаба майор Федюнин предупредил нас: получен приказ с раннего утра вылетать звеньями на сопровождение бомбардировщиков. Значит, всем немедленно спать. В шалаше из привядших веток мы крепко уснули под неугомонный щебет птиц. Они предвещали на завтра отличную погоду.

Утром по сигналу адъютанта первой эскадрильи старшего лейтенанта И. М. Трантина мы быстро приводим себя в порядок, торопимся к самолетам. Механик Алексеев, размаскировав машину, докладывает о готовности.

Ждем ракету, она будет запущена с командного пункта полка, как только появятся бомбардировщики. И вот зеленые искры рассыпаются в небе, исчезают в ярких лучах восходящего солнца. На востоке в небе сверкают девятки Пе-2. Взлетаем звеньями и идем за колонной. Выше нас, поблескивая крыльями, вдоль боевого порядка проходят машины МиГ-3 из соседнего истребительного авиационного полка. Если «миги» составляют ударную группу, то «харрикейны» должны прикрывать бомбардировщики непосредственно.

Какая огромная группа самолетов различных типов! Даже при взгляде с воздуха мы кажемся весьма внушительной армадой: колонна «петляковых» девятками – всего 60 бомбардировщиков и 40 истребителей. Давно мы не видели в небе такого количества наших машин.

Противник на этом направлении имеет довольно сильное воздушное прикрытие, линия фронта встречает нас густыми взрывами, которые ложатся то слева, то впереди, то сзади. Нам приходится часто маневрировать. Если истребители свободны в выборе маневра, то у бомбардировщиков возможностей значительно меньше. Они вынуждены выдерживать свой курс, зенитный огонь для них поэтому весьма опасен. Противник пристрелялся, и два «петляковых» вдруг вспыхивают, идут со снижением к земле. Остальные, не сворачивая, плывут по курсу. Жаль тех двух экипажей: если и уцелели, что будет с ними в стане врага?..

Цель впереди: на опушке леса колонна танков. Ведущая девятка подворачивает влево и сыплет туда бомбы, словно орехи. Секунда, две… Высокие столбы огня и дыма поднимаются с земли, горят танки, автомобили, человеческие фигурки разбегаются в стороны.

Трудно передать словами те чувства, которые испытываешь, когда видишь во вражеском стане растерянность, панику, страх. Значит, не напрасны наши ожидания, упорная учеба, жертвы, понесенные в ходе боев. Мы платим врагу сполна за все, что причинил он нашей Родине. В каждом уничтоженном гитлеровском танке, орудии, самолете мы видим теперь начало нашей победы, хотя понимаем: до полной еще не близкий путь…

Разворачиваемся и ложимся на обратный курс, барражируем над колоннами, просматриваем воздушное пространство в различных направлениях. Выше над нами «ножницами» прорезают небо «миги». Неожиданно сквозь заслон ударной группы «мигов» прорываются «мессершмитты». С остервенением, на какое лишь они способны, набрасываются на «петляковых». В бой вступает наша группа непосредственного прикрытия. Командир эскадрильи капитан Ищук приказывает: не отставая от основной группы «подопечных», короткими ударами отсекать «мессеров». Трассы пушечного огня переплетаются с огненными стрелами «эресов» и дымными клубками зенитных разрывов.

Командир моего звена Алексей Рязанов резким разворотом влево заходит одному из «мессершмиттов» в хвост.

– Степаненко, не отставай, даванем его вместе!

Бьем реактивными. «Мессер» взрывается и падает. Вновь становимся на прикрытие бомбардировщиков. Но тут за нами увязываются два «мессера», атакуют меня с высоты. Резко отворачиваю вправо, уходя от прицельного огня. Фашисты атакуют стремительно. Но вот сверху их упреждают наши «миги». Один из фашистов вспыхивает, другой, потеряв управляемость, кренится набок и срывается в штопор.

– Спасибо за выручку, друзья, – благодарим летчиков соседнего полка.

Самолет Алексея Рязанова, развив огромную скорость, расстроил боевые порядки врага. Еле поспеваю за ним. Уроженец этих мест, Рязанов с особым азартом вылетал в каждый бой. Однажды признался: ему иногда кажется, будто за его самолетом следят земляки, и это придает ему больше силы и энергии в сражении…

Воздух гудит и клокочет. Истребители, свои и вражеские, носятся по кругу в каком-то адском вихре. С огромным трудом противнику все же удается поджечь три наши машины Пе-2. Остальные мы прикрываем своими действиями.

Капитан Ищук и лейтенант Амет-Хан Султан сбили по одному «мессершмитту» с коротких дистанций. Вся наша армада, сопровождаемая чудовищным ревом, приближалась к Задонской петле – характерному изгибу реки Дон, откуда до нашего аэродрома рукой подать.

Тут на помощь нам подошла вторая группа «харрикейнов» во главе с военкомом эскадрильи капитаном Константиновым. С высоты она разогнала строй истребителей противника. Четыре «мессера» рухнули на землю. По одному сбили Константинов, Кобяков, Погорелов и Борисов. Пять самолетов противника сбили наши соседи.

Однако на аэродром вернулись не все истребители полка. С нами не было лейтенанта И. Т. Королева, сержанта И. А. Бабенко. Если летчикам удалось приземлиться на нашей территории, то они прибудут в часть.

Капитан Константинов вышел из боя тяжело раненным. Спустя несколько дней в полк пришло печальное сообщение: комиссар скончался в госпитале, не выдержав тяжелой операции.

В эскадрилье уважали и любили нашего боевого комиссара за душевность, за смелость в бою, за умение сплачивать людей, за сердечность. В землянке, где он жил с комэском, осталась висеть на стене гитара. Она словно ждала его: вот придет, ударит по струнам, и польется знакомая всем мелодия… По предложению комэска эскадрилья почтила память отважного воина минутой молчания. Мы поклялись жестоко мстить фашистам за нашего комиссара.

…Вечером, подводя итоги дня, майор Морозов сказал:

– Мы успешно выполнили свою задачу, но, к сожалению, не обошлось без потерь. Вывод один: учиться и учиться, проявлять больше осмотрительности, находить верные способы уничтожения противника, действовать более решительно и находчиво. Обстановка в воздухе очень сложная. Против нас действует 4-й воздушный флот Германии под командованием фельдмаршала Рихтгофена. В нем, как известно, собраны лучшие силы и превосходный самолетный парк противника.

В конце июля 1942 года авиация Брянского фронта, после переформирования, стала 15-й воздушной армией В ее состав включены подразделения истребительной, штурмовой и бомбардировочной авиации. Задача – воздушная разведка, борьба за господство в воздухе, действия по наземным объектам врага.

Да, большая честь оказана нашему полку, вошедшему в состав новой армии. Но на него возлагается и ответственная задача. Как справимся, выполним ли? Желания нам не занимать. Что же касается умения, боевого опыта, то их надо собирать по крупицам, старательно и вдумчиво, ибо от этого зависит жизнь каждого из нас.

Жизнь… Как сложна она! Главный ее экзамен всегда впереди, к нему нужно ежечасно готовиться. Я умею летать, но этого очень и очень мало. Нужно научиться успешно сражаться в небе с врагом, защищая Родину. Мы все – сыны Отечества, но если говорить конкретно о каждом, то кто ты? Два-три года тому назад колхозник, потом рабочий. Мирный человек, трудяга. В армии всего год. Летная школа, давшая тебе азы пилотажа и тактики А против тебя – профессиональные убийцы, вышколенные асы, за плечами которых сотни, а то и тысячи километров победных полетов. Их голыми руками не возьмешь. Для этого нужны высочайшее мастерство, превосходная тактика и знание врага.

Но главное у нас есть – это вера в себя, в свои силы, в то дело, за которое мы не пожалеем отдать и жизнь.

Отличный ориентир, но…

В боевой обстановке летчики ориентировались в основном по курсу и характерным ориентирам. К карте обращались лишь при необходимости выйти на цель при потере ориентировки. Остальное время карта лежит в планшете или сложенная «гармошкой» торчит за голенищем сапога. В основе самолетовождения лежали характерные ориентиры, опознавая которые, летчик легко возвращался на свой аэродром.

Таким ориентиром на Брянском фронте для нас, истребителей и штурмовиков, была Задонская петля. Словно магнит, она притягивала к себе летчиков, летавших в направлении Елец – Липецк. Многим помогала, но и немало вредила. Большой соблазн попасть на нее нередко стоил летчику жизни.

Если посмотреть на географическую карту, то пониже Липецка можно увидеть небольшой городок Задонск, рядом с ним реку. Обтекая гряду высот, Дон делает большую петлю. Этот изгиб голубой ленты навсегда запомнился нам. Когда мы группой или поодиночке из боя возвращались домой, то почти всегда искали знакомо поблескивающую внизу петлю.

Противник быстро разгадал наш способ ориентирования, поскольку и вражеские летчики нередко бывали здесь с той же целью. Над петлей почти все время гудели самолеты обеих сторон, завязывались жаркие воздушные бои. Но с течением времени фашисты прибегли к хитрости: самые опытные асы на лучших к тому времени самолетах Ме-109ф барражировали где-то в стороне, выжидая, когда на Задонскую петлю выйдут наши летчики и на какой-то миг ослабят наблюдение. Тут стервятники и набрасывались на них.

Кроме охотников-одиночек гитлеровцы зачастую посылали туда группы самолетов, создавая перевес в силах и ведя бой на полное уничтожение.

Нам трудно было на равных драться с Ме-109ф, истребителем, превосходящим «харрикейн» по всем летным качествам. Не хватало и летчиков для свободной «охоты» за немецкими асами. Ведь основная задача полка – прикрытие наземных войск в трудные периоды боя, сопровождение на задание бомбардировщиков и штурмовиков. Однако считаться с трудностями не приходилось. Как говорится, волков бояться – в лес не ходить. Следовало дать отпор хитрому и наглому врагу.

Нашей эскадрилье приказано сопровождать группу штурмовиков для удара по войскам противника. Взлетаем и пристраиваемся на флангах, ходим вдоль строя, барражируем, пока стремительные «илы» наносят удары по переднему краю и боевой технике врага, особенно по танкам.

Растянувшись в большой круг, штурмовики крушат оборону противника бомбами, «эрэсами». Отбомбившись, идут обратно. Но спустя несколько минут меняют курс. В чем дело? Потеряли ориентировку? Это случается, особенно в полете над незнакомой местностью.

Теперь «илы» следуют к спасательной Задонской петле. Идут тройками, растянувшись, ослепительно сверкая крыльями в солнечных лучах. Впереди голубая лента Дона. Вот-вот на его поверхности мелькнут тени самолетов. Характерный ориентир почти под ногами, но там уже поджидают немецкие асы. Капитан Ищук передает по радио:

– «Горбатые», над нами «мессеры». Идите домой!

Командир «илов», не реагируя на предупреждение, все же пытается определиться от петли. Нам приходится вступить в неравный и невыгодный бой. Имея преимущество в высоте, «мессеры» решительно бросаются на штурмовики.

Капитан Ищук подает команду отбивать атаку со всех направлений. Первый заход врагу не удался, мы расстроили его боевой порядок. Тогда «мессеры», отвернув в сторону и набрав высоту, повторяют атаку. Но «илы» уже стали в оборонительный круг. Фашистам теперь не под силу атаковать их боевое построение: впереди у «илов» по две пушки, и «мессеры» боятся встречи с ними в лобовой атаке. С тыла их не подпускают пулеметы наших штурмовиков и истребителей.

Бой разгорается. Кто кого пересилит, перехитрит? Надо мной, словно коршун, кружится немецкий ас. Отчетливо вижу змейку, нарисованную на фюзеляже. Кажется, она выжидает момент, чтобы нанести свой смертельный укус. Но мы с Рязановым начеку, внимательно наблюдаем за ним, прикрывая «илы».

Вражеские истребители вновь и вновь наталкиваются на мощный огонь наших самолетов, отходят в сторону и на минуту теряют свой привычный боевой порядок. Возникшую ситуацию немедленно используют наши мастера меткого огня. Капитан Ищук и лейтенант Амет-Хан сбивают по одному «мессеру».

Я иду за Рязановым, слежу за машинами командира и близлетящих товарищей. Потому не вижу, как ко мне подкрадываются два стервятника. Огненные трассы их пулеметов, как руки, протягиваются впереди и слева. Самолеты мелькают у меня над головой, на их крыльях и фюзеляжах вижу изображения каких-то чудовищ. Как известно, на таких машинах летают обычно асы.

Наши истребители теснее «притерлись» к штурмовикам, не давая возможности противнику подойти к ним на дистанцию эффективного огня, и кружатся, словно в карусели. Но вот один из летчиков на миг не выдержал напряжения боя, близко подпустил «мессер», и тот открыл по машине огонь. После посадки стало известно: погиб лейтенант И. А. Марьин.

В глубоком вираже наблюдаю, как два «мессершмитта» вновь кружат надо мной, но почему-то не атакуют. Приглядываюсь и вижу: за ними тянутся струи дыма. Значит, они повреждены.

Командир дает распоряжение отходить на свои аэродромы. Очень своевременно. В баках остается минимум горючего. Видимо, такое же положение и у противника. Он отворачивает в сторону и оставляет нас.

После продолжительного боя штурмовики, израсходовав горючее, сели на нашем аэродроме. Заходили на посадку под прикрытием одного звена.

Отрулив на стоянку и выпрыгнув из кабины, я заметил бегущего механика сержанта Алексеева. Не успели мы переброситься словом, как прозвучал сигнал тревоги. Что такое? Взгляд привычно взметнулся в небо, выискивая там противника.

– Пожар!.. – вдруг послышались крики.

В противоположном конце аэродрома поднималось пламя, сизый дым тянулся через зеленое поле к машинам. Огонь быстро распространялся. В его сторону спешили летчики, техники, все, кто находился на стоянках.

Сначала мы решили, что фашистам удалось сбросить зажигательную бомбу. Но позже узнали действительную причину пожара. Наши штурмовики наносили врагу удары не только бомбами и «эрэсами», но использовали также зажигательные ампулы «КС». Один из них, как выяснилось, не смог сбросить ампулу из-за повреждений осколком зенитного снаряда. «Зажигалка» воспламенилась при посадке. Пожар быстро распространился за границы одной стоянки. Так мы воочию убедились в силе зажигательной смеси, называемой «КС».

Не зря существует поговорка: «Как после пожара…» Нам пришлось немало потрудиться для восстановления порядка на аэродроме.

На разборе командира полка, которого вызвали в штаб дивизии, замещал старший батальонный комиссар Миронов.

– Сегодня противник напомнил нам элементарную истину, – сказал Николай Иванович, выслушав очередные претензии наших авиаторов к Задонской петле. – Истину, – повторил он, – которую мы почему-то забываем: в действиях на войне никогда не придерживайся одного и того же приема, если даже он очень удачный. Любой шаблон быстро разгадывается и становится известен врагу, который немедленно использует наши ошибки в своих интересах… Задонская петля – в самом деле отличный ориентир, лучшего не надо. Но если мы заходим на него очень часто, то сами лезем в петлю, приготовленную для нас гитлеровцами.

– Подставляем голову, – дополнил от себя Амет-Хан.

– Верно. Хорошо, что мы пока еще целы. Пора отказаться от петли! Разве мало других выразительных примет на местности. Только следи за ними, чтобы не заблудиться.

Указание не залетать на Задонскую петлю повторил утром и командир полка Морозов.

– Пусть фашистские асы там барражируют, – сказал майор, – и жгут горючее, его у Гитлера не так много.

Удар на себя

Войска Брянского фронта продолжали сдерживать ожесточенный натиск неприятеля, уничтожая вклинивающиеся в нашу оборону его передовые группировки, сами часто переходили в контратаки. На линии Елец – Воронеж шли жаркие бои. Но противник уже понимал, что здесь ему не достигнуть успеха, метался и искал выход. Решалась судьба задуманных Гитлером планов взятия Москвы.

Время торопило и нас, и противника. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало доказать всему миру состоятельность своих планов на лето 1942 года, приписывая причину поражений в зимней кампании 1941–1942 гг. «русской зиме».

Судя по воспоминаниям генералитета фашистской Германии и документам германского генерального штаба, в конце июня 1942 года под Винницей в ставке фюрера «Вервольф» («Оборотень») состоялось совещание представителей главного командования вермахта, на котором Гитлер поставил конкретную задачу: ввиду того, что русские прочно удерживают оборону на Центральном фронте, нанести главный удар в двух направлениях: воронежском и кантемировском. Затем, окружив основные силы Юго-Западного фронта, быстро продвинуться в двух смежных направлениях – кавказском и сталинградском, отрезать обороняющихся от главных источников нефти, захватить эти источники и решительным наступлением в излучине Дона разгромить советские войска и выйти к Волге на оперативный простор. Фашистские стратеги опасались того, что, если они не разобьют Красную Армию летом 1942 года, возрастет ее военный потенциал, да и второго фронта им не избежать.

В состав немецко-фашистской авиации входили отборные истребительные и бомбардировочные эскадры Рихтгофена, Мельдерса, Удета и асов из ПВО Берлина, действия которых были направлены на одно: дать возможность войскам Паулюса и Клейста беспрепятственно выполнить свои задачи по захвату Сталинграда и Кавказа.

На советский фронт шли новейшие истребители Ме-109ф и Ме-109 г-2.

Много лет спустя, перелистывая страницы книг, знакомясь с воспоминаниями видных военачальников, вчитываясь в историю Великой Отечественной войны, я все более отчетливо познавал обстановку и задачи, которые тогда, со стоянки моего самолета, не были очерчены со всей надлежащей ясностью и полнотой. Что касается действий авиации на нашем направлении, то ее задачи определены в директиве Ставки Верховного Главнокомандования представителю на Брянском фронте члену Военного Совета ВВС армейскому комиссару 2 ранга П. С. Степанову. В ней указывалось: «Главная задача авиации фронта – завоевать воздух, создать наше подавляющее превосходство и заставить немецкую авиацию, особенно бомбардировщиков, уйти с поля.

Вторая задача – всю силу нашей штурмовой и бомбардировочной авиации употребить на то, чтобы разбить танковые и моторизованные колонны противника, уничтожить силу врага и тем поддержать наши войска.

Третья задача – наша истребительная авиация должна не только прикрывать наши войска, но и бомбить живую силу противника, насколько это возможно».

Все это определяло ту напряженность и ежеминутную готовность к бою, которые царили в полку.

Для 287-й истребительной авиадивизии, действующей на рубежах Брянского фронта, работы хватало: она ежедневно вела бои по прикрытию войск и переправ через Дон, летала в разведку, сопровождала и прикрывала штурмовики и бомбардировщики.

…Группой подходим к переднему краю. Еще на значительном удалении от него видим: над линией фронта клубится дым пожарищ, сверкают зарницы разрывов.

Мое место – в строю эскадрильи капитана Ищука. Чувствую себя частицей монолитного боевого коллектива, внимательно слежу за воздухом. И в то же время, как говорится, не спускаю глаз со своего ведущего – Алексея Рязанова. Он летит в строю, но я-то знаю, что Алексей в любой миг может бросить машину в сторону или вверх. Мой долг – в точности повторять его маневр. Нелегко копировать опытного Рязанова, но стараюсь. Он мастер своего дела. И, как я уже говорил, пребывание над родными местами словно удваивает его силы. Сказывается это и на моем настроении. Ведь воронежские и полтавские места близки и дороги нам обоим.

Чувствую, как меня охватывает предбоевое напряжение: происходит наивысшая мобилизация всех моральных и физических сил. Заостряется до предела внимание, каждый мускул вибрирует от излишка энергии.

Все идет нормально, и вдруг… Двигатель моего самолета зачихал и затих. Пытаюсь завести его, увеличить скорость, выровнять направление, но напрасно. Докладываю командиру.

– Попробуй еще раз завести, – советует Рязанов. – Если не запустится, иди на вынужденную.

Двигатель молчит, высота резко уменьшается, скорость падает. Выпускаю шасси, направляю машину на зеленое поле. Навстречу бежит луг – лучшей площадки и не надо. Сажусь благополучно, выпрыгиваю из кабины и бросаюсь к двигателю. Вот досада! Товарищи, наверное, уже ведут тяжелый бой, а ты тут «загорай» неизвестно по какой причине.

О моей вынужденной посадке Рязанов, видимо, сообщил на аэродром. Вскоре примчалась наша полевая мастерская, и ремонтники быстро нашли причину аварии – поршни пробили картер, двигатель заклинило.

– Не унывайте, товарищ старший сержант, все исправим, – успокоил меня начальник ремонтной мастерской А. Б. Игнатьев. Это был отличный специалист, видавший виды и не раз возвращавший в строй разбитые, казалось, в щепки самолеты.

Техники и механики за ночь отремонтировали двигатель, и к утру я уже был в полку. Прибыл вовремя.

По команде все как раз собрались у дуба. Командир полка объявил приказ:

– Агентурной разведкой установлено, что противник перебрасывает большие силы артиллерии и танков северо-западнее Воронежа. Приказываю группе из шести самолетов под командованием заместителя командира эскадрильи Кобякова в составе летчиков Павленко, Ситикова, Амет-Хан Султана, Петушкова, Степаненко произвести разведку войск противника в районе Касторное, Верхняя Гайворонка, Волово. Вылет в 5. 30. Подчёркиваю: задание очень ответственное, район прикрывается сильным нарядом истребителей. В бой не вступать…

Шесть «харрикейнов», набрав высоту 1500–2000 метров, взяли курс на запад. Погода безоблачная. Яркое солнце косыми лучами освещает землю, обожженную вчерашними жестокими боями и еще дымящуюся.

Приближаемся к населенным пунктам Чернове, Долгоруково, Землянск, Семилуки. Западнее – Воронеж. Странными кажутся прозрачный воздух, тишина. Видны зеленые деревья между домами, словно копны на ножках, длинные тени протянулись от каждого. Четко просматриваются пыльные переплетения полевых дорог и троп. Чем дальше от фронта, тем интенсивнее движение войск. Война требует подкреплений, горючего, продовольствия, боеприпасов.

А вот и объект для разведки: длинная колонна танков. Пыль от нее стелется в направлении Дона, туманом закрывает зеленые лоскуты полей. Считаю: около сотни. Докладываю Кобякову. В перелесках помимо танков видны и автофургоны, автомобили, тщательно замаскированные сетями, ветвями. Средства маскировки свежие, значит, фашистская техника прибыла сюда недавно. Напрягаю зрение, пытаюсь хоть приблизительно определить ее количество. Кобяков несколько раз запрашивает, удалось ли мне что-нибудь сосчитать.

Вот и конечный пункт разведки. Карта быстро заполняется условными знаками. Возвращаемся назад – сведения очень важные, их следует немедленно сообщить в штаб. А что если бой?.. Успокаивает мысль: на картах у товарищей тоже не пусто. Если один летчик не возвратится, даже если не прибудут два, все равно результаты разведки станут известны командованию.

Разворачиваемся за машиной замкомэска. Я крайний ведомый и замыкающий, на меня возлагается обязанность прикрывать группу.

Не прошло и минуты, как за нами на малой высоте, включив форсаж двигателей, устремились шесть «мессершмиттов». Окутанные дымом и копотью, они шли явно на перехват. Докладываю ведущему группы.

– Степаненко, держись строя, – слышу голос Кобякова. – Идем домой.

Ведущий решает не вступать в бой. Но как быть мне? Фашисты наседают. Бездействие может привести к тому, что они перебьют всю группу.

Маневрирую слева направо. «Мессеры» подтягиваются все ближе. «Харрикейны» дают полный газ, но это не помогает. «Мессершмитты» открывают огонь. Докладываю по радио командиру:

– Я – Степаненко. Принимаю бой!

Резко разворачиваюсь и иду в лобовую атаку. Наша группа в этот момент удаляется на северо-восток.

Что руководит поступками летчика в такой момент? «Безумство храбрых», чувство долга или понимание ответственности за выполнение боевой задачи? Об этом думаешь потом. А тогда мысль вертелась вокруг одного: во что бы то ни стало задержать врага, не допустить к группе, оградить ее от дальнейшего преследования.

Направляю свой «харрикейн» на разрисованный «мессер», а сам думаю: «Ну, теперь держись, Иван. Чья возьмет, тому и повезет…»

Снова разворачиваюсь, ловлю врага в прицел, бью из пушки. «Мессершмитт» вспыхивает. Дым валит из хвоста. Захожу на второго фашиста, но тут на меня наседают два хищника снизу. Осколки снарядов барабанят по броневой спинке сиденья, двигателю и водяному радиатору. Двигатель кашляет и дает перебои. Осколки секут обшивку, залетают в кабину. Чувствую, как с лица брызнула кровь, струйками потекла за пазуху. Тяну машину в левый вираж, но сверху на меня бросается третья пара «мессеров». В кабину повалил дым, становится тяжело дышать. Глохнет двигатель.

«Держись, Иван!» – подбадриваю себя. Однако держаться в воздухе уже не на чем: подбитая машина теряет скорость, резко снижается. Выпрыгнуть с парашютом? Но внизу идет жаркий бой. Его размеры и глубину трудно определить. На созревшей хлебной ниве пляшут всплески яркого пламени. Если и сяду, то только в огонь.

Решаю приземляться, другого выхода нет. В первые минуты защита – самолет. Правда, ненадежная. В бушующем море огня и он может вспыхнуть и взорваться.

Отдаю ручку управления от себя, выпускаю шасси. Самолет бежит по горящей ржи, вихрит дым и пламя. Огромный смерч, движущийся со скоростью самолета, яростно рвется к небу. Останавливаю машину, выпрыгиваю из кабины. Медлить нельзя ни секунды. Бегу по серым колосьям, из них струятся тоненькие струйки дыма. Вспоминаю, как в детстве из ржаных стеблей мы плели брыли – крепкие с широкими полями головные уборы.