Текст книги "Голубой бриллиант"

Автор книги: Иван Шевцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Мне трудно, Алешенька, объяснить. Просто предчувствовала. Я давно думала, можно сказать, мечтала о них. С тех пор как поняла, что планете нашей грозит гибель экологическая, ядерная, социальная и что человечество, сами мы, погрязшие в эгоизме, распрях и просто в идиотизме, не сможем навести порядок и спасти нашу цивилизацию, я решила, что это сделают инопланетяне, одаренные божественным разумом. Как верующая, я рассчитывала, что Творец – Бог – не допустит уничтожения его прекрасного творения и пошлет для спасения Земли своих ангелов в лице инопланетян. Вот ты сам давно интересуешься всерьез НЛО, признайся: к тебе такая мысль не приходила?

– Признаюсь, Машенька, думал и об этом. Потом эти лекции-проповеди, которые во сне внушал кто-то мне моим же голосом, я уже рассказывал: моим голосом, но не мои мысли-откровения, заставляли задумываться над явлениями неземного происхождения.

– Поэтому и встреча наша не случайна. Родство душ – это не просто избитая фраза. Когда я увидела тебя впервые на выставке в Манеже, я каким-то чутьем поняла: этот человек мне нужен и я ему нужна. Мы долго искали друг друга, и вот судьба свела нас навсегда, мой сокол, навечно, любовь моя, и жизнь моя, и счастье мое.

После легкого ужина они ушли в спальню. Это была безумная ночь влюбленных, освященная полнотой счастья, глубокого, истинного, необратимого. Засыпая уже под утро, Алексей Петрович сказал:

– А ты помнишь, что ответили ОНИ на твою просьбу прийти на помощь землянам и спасти нашу планету?

– Помню. Но я просила о спасении только нашей страны, и не России, а всего СССР.

– И что они ответили?

– Они опасаются, что в ответ на их активное вмешательство безумная секта господ, не желая терять свою власть над человечеством, может взорвать планету Земля, одну из самых прекрасных во всей Вселенной, – твердо ответила Маша. К ней, как и к Алексею Петровичу, память возвращала отдельные мысли их диалога с инопланетянами.

– И вместе с тем, – вспоминал Иванов, – ОНИ хотят разобраться, что же сейчас происходит на Земле, и в первую очередь в нашей стране. Им непонятно, что случилось с СССР. Они сказали: «Ваша планета плотно окутана ядовитым туманом ЛЖИ, изобретенным пришельцами для оболванивания неразумных землян. Нам нужна честная, правдивая информация от честных, пронизанных святой любовью индивидуумов».

– Возможно, они хотели получить такую информацию от нас? – предположила Маша.

Они спали всего три часа и проснулись как никогда бодрыми, полными сил. Наскоро выпив чашку кофе – кушать не хотелось, – Маша поехала в редакцию, а Иванов остался дома в состоянии какой-то неопределенности. Он не знал, чем занять себя. Идти в «цех» не хотелось: все его мысли сосредоточились вокруг главного, что случилось с ним в субботу. Он воскрешал в памяти слова и отдельные фразы, произнесенные ИМИ. «Тайная секта правит миром, и у нас эту секту называют масонами, – вспоминал Иванов. – Епископ Хрисанф интересуется проблемой масонства. Надо бы с ним повидаться». Не прошло и пяти минут, как раздался телефонный звонок, и в трубке Алексей Петрович услышал голос Хрисанфа:

– Здравствуйте, уважаемый Алексей Петрович!

– Рад слышать, ваше преосвященство. Только что думал о вас. Как поживаете, что происходит с православием?

– Об этом мне хочется с вами поговорить.

– Тогда приезжайте, я вас жду.

Владыка приехал через час, как всегда бодрый, подтянутый, аккуратный, но чем-то озабоченный. Окинув наметанным взглядом Иванова, он с искренним восторгом произнес:

– Вы прекрасно выглядите, дорогой друг! – и, постучав по столу, продолжал с нескрываемым изумлением смотреть на Алексея Петровича. Решил: – Вы были в санатории?

– Нет, владыко. Я вообще не приемлю эти заведения, а сейчас тем более. Там, рассказывают, теперь наслаждается советская буржуазия.

Пристально всматриваясь в Алексея Петровича, Хрисанф обратил внимание на отсутствие двух мазков седины в его бороде. Подумал: «Вот в чем дело: покрасил. И волосы тоже».

– Ничего подобного, владыка, не красил. Все исчезло само собой, по Божьей воле, – опроверг его мысли Иванов, что несколько удивило епископа. – Сейчас мы с вами будем чаевничать. Или вы – кофе?

Владыко предпочел чай. За столом Иванов, читая мысли епископа, сказал без малейшего сомнения:

– Вижу, вы обеспокоены положением в православной церкви. Вы считаете, что причина нынешнего разброда кроются в общем положении страны.

– Несомненно, – ответил епископ и немного удивился: Иванов сказал то, что хотел он сам и теми же словами.

– Скажите, Николай Семенович, вы и впрямь считаете, что бедственное, катастрофическое состояние, в котором находится наша страна, есть кара Господня за грехи наши?

– Да, я и тогда вам говорил: это дело дьявольских рук антихристов.

– То есть масонов?

– Ну, я… так не сказал, – замялся епископ.

– Вы так подумали.

Владыка с удивлением уставился на Иванова: он действительно так подумал. А Иванов с твердой решимостью продолжал допрашивать:

– Тогда объясните мне, грешному, кто такие масоны?

– Это тайная организация, которая опутала сетью своих агентов весь мир. Она правит миром руками своих ставленников – президентов, министров, генералов. В масонских ложах встречается и ваш брат – художник. Ему создают рекламу через прессу, а она, мировая пресса, почти вся находится в руках масонов. Масонами были американские президенты Трумэн, Эйзенхауэр, Форд, Никсон, Картер. И Черчилль был масон, и Муссолини. Сила масонов, уважаемый Алексей Петрович, в глубокой конспирации. Тому, кто нарушит их тайну, грозит смерть.

– В таком случае спрашивается: зачем нужна тайна? Чтоб скрыть от народа свои преступные деяния? Так надо понимать?

– Совершенно верно. Русский патриот генерал Ермолов говорил о масонах: общество, имеющее цель полезную, не имеет необходимости быть тайным.

– А у нас, в России, есть масоны? – напрямую спросил Иванов.

– Были и есть, – с убежденностью ответил епископ. – На самом верху и во всех эшелонах власти. И все архитекторы и прорабы перестройки, несомненно, масоны.

– Вы имеете в виду Яковлева, Горбачева и Шеварднадзе?

– И не только их. Каждый второй член Политбюро был масоном. И работал на перестройку, во вред народу.

– Вы сказали, что среди нашего брата – художника были и есть масоны. А среди вашего брата – духовенства?

Прямой вопрос Иванова смутил епископа, он медлил с ответом, но Иванов не нуждался в ответе: он читал мысли епископа и спросил:

– Вы уверены?

– В чем? Что вы имеете в виду? – не понял епископ.

– Что патриарх масон, – выстрелил Иванов, глядя на владыку в упор.

– Я этого не сказал, – в замешательстве ответил владыка.

– Вы подумали.

В глазах епископа забегали огоньки смущения и растерянности. Алексей Петрович решил выручить его и продолжал:

– Может, в этом и есть причина всех неурядиц, которые вдруг появились в вашем «Хозяйстве»? – Он пристально смотрел на озадаченного епископа и, прочитав его мысли, сказал: – Да, в этом нет сомнения, Александр Мень был масон и сионист. Вы правы.

– Я этого не говорил, – дрогнувшим голосом произнес епископ. В глазах его застыл испуг.

– Да, да, вы не говорили, вы только так думаете, – с каким-то мальчишеским озорством сказал Иванов.

Но епископу Хрисанфу было не до озорства. Он с подозрением посмотрел на Алексея Петровича, потом, торопливо взглянув на часы, приглушенно молвил:

– Мне пора. Благодарю вас за чай, рад был повидаться. – И поспешно встал из-за стола.

– Да что же вы так быстро: мы и поговорить не успели, – сказал Иванов, и в голосе его прозвучали насмешливые нотки.

– Да о чем еще говорить, все уже говорено-переговорено. Только разговоры наши никак не влияют на жизнь. А она с каждым часом все хуже и хуже, и, похоже, недалек и конец. Мой оптимизм, Алексей Петрович, признаюсь вам, иссяк. Зло оказалось сильней добра, ложь победила правду. – С этими словами он протянул Иванову свою могучую руку, в которой Алексей Петрович ощутил дрожь. – Будьте здоровы. Супруге поклон.

Как только ушел епископ Хрисанф, Алексей Петрович почувствовал угрызения совести: зачем позволил такое мальчишество, похожее на хвастовство? Удивил поразил, даже напугал, демонстрируя свою способность читать чужие мысли, не удержался от соблазна. Конечно же, глупо и непростительно. И тем не менее он искал оправдание своему поступку. Вспомнил, как еще совсем недавно, и полгода не прошло с тех пор, в присутствии генерала Якубенко епископ Хрисанф защищал и патриарха, и Меня. Выходит, говорил одно, а думал совсем другое. Нехорошо, владыко, несолидно для вашего сана. Лицемерие – привилегия политиканов, дипломатов, руководителей разных рангов и прочих уголовников. «Если бы все люди могли читать мысли друг друга, из жизни исчезли б подлецы и подонки, сгинула бы ложь и торжествовала правда. А где правда, там и справедливость, – успокаивал себя Алексей Петрович.

А тем временем нечто подобное происходило и с Машей. В редакцию она вошла красным солнышком, сияя здоровым оптимизмом.

– Не спрашиваю, как провела выходные: все на лице написано, – с женской завистью сказала ответсекретарь, окинув Машу ревнивым взглядом.

– Зайди к главному, он тебя спрашивал.

Главный осмотрел Машу с головы до ног с некоторым удивлением, подумал: «Какая ж она… обалденная, преступно красивая». И не успел он произнести первое слово, как Маша парировала:

– Я не очень понимаю, Александр Александрович, что вы имеете в виду под словом «обалденная». Что же касается красоты, то вы тут заблуждаетесь: красота в отличие от уродства не бывает преступной.

После такой реплики редактор смотрел на Машу и в самом деле обалденно: как она могла узнать его мысли? Лицо его вспыхнуло румянцем смущения и недоумения. А она, довольная эффектом, со сдержанным торжеством нарушила неловкую паузу:

– Я слушаю вас, Александр Александрович.

– Вам, Мария Сергеевна, нужно встретиться с депутатом Верховного Совета, демократом, и взять у него интервью. Есть договоренность. Вот его телефон, назначайте встречу. Короче, он ждет вашего звонка.

– Интервью? Но о чем, что вас интересует?

– Решите сами. Поинтересуйтесь, что себе думают демократы, развалившие страну? На что надеются?

Маша понимала, что редактор еще не оправился от шока и торопится избавиться от нее. Она взяла бумажку с номером телефона депутата и, не говоря ни слова, повернулась к двери. Но не успела переступить порог, как редактор окликнул ее:

– Извините, Мария Сергеевна. Объясните, пожалуйста, – я же не сказал о преступной обалденной красоте.

– Вы подумали, – с игривой улыбкой ответила Маша.

– Это точно – я подумал. Но как вы догадались?

– Есть категории людей, Александр Александрович, у которых душа нараспашку, а у некоторых – они встречаются очень редко – мысли нараспашку. Вы относитесь к последним. Так сказать, феномен. Учтите – сотрудники редакции давно читают ваши мысли. Будьте осторожны. – И поспешила удалиться, оставив редактора в растерянности и недоумении.

Депутат-демократ встретил Машу с холодной любезностью, газету, которую она представляла, он не читал, но до встречи с журналисткой получил информацию от своих коллег, что газета в оппозиции к правительству, с ярко выраженным монархическим и церковным уклоном. Что ж, это даже любопытно, решил депутат, послушать, как патриоты собираются посадить на престол царя-батюшку и отдать попам воспитание молодого поколения. Естественно, разговор начала Маша.

– Как известно, вы, господин депутат, поддерживаете все преступные действия вашего антинародного правительства. – Депутат поморщился, но смолчал, решив выслушать до конца. – Вы знаете, что оккупационный режим Ельцина будет сметен волной народного гнева.

– Восстание голодных, безработных рабов, – с иронией вставил депутат. – Это мы уже слышали и читали.

– С падением правительства падете и вы лично. Вы об этом догадываетесь, – не обращая внимания на реплику депутата, с твердым спокойствием продолжала Маша. – У меня к вам один-единственный вопрос: задумываетесь ли вы об ответственности за все немыслимые злодеяния, которые вы – демократы – со своим правительством сотворили над великой державой? Ведь будет суд, страшный и праведный. Не Божий, а народный суд. «Рита мне говорила то же самое», – подумал депутат, и Маша в ту же секунду спросила: – Рита – это ваша жена?

– Да, – машинально и с удивлением ответил депутат. – А вы с ней знакомы?

– Вот и жена вас предупреждала о неминуемой ответственности, – продолжала Маша, игнорируя вопрос депутата, в глазах которого вспыхнули иронические огоньки, а губы скривились в усмешке. Он подумал: «Не пугай, дорогая, все предусмотрено: когда начнется этот ваш бунт, я успею махнуть за границу, к себе на родину, на Украину».

– Не успеете, – быстро ответила на его мысли Маша, – суд и там вас найдет. С крахом Ельцина сработает принцип «домино»: зашатаются Кравчуки и прочие шушкевичи. И вновь прозвучит гимн: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь!»

Депутат уставился на Машу одеревенелым взглядом, в расширенных глазах его Маша увидела смятение и страх. Маша преднамеренно выдерживала паузу, ожидая его слов. А они застряли в горле ошарашенного депутата. Наконец, заикаясь, он произнес:

– Вы что, экстрасенс? Вы ясновидица?

– Ясновидение – это профессиональная черта журналиста, – четко, с чувством достоинства ответила Маша и прибавила: – Если он, конечно, не проституирует и не идет на сделку со своей совестью. Разумеется, при наличии таковой.

– Понятно, – с раздражением молвил депутат и встал. – Подослали экстрасенса – провокаторы. Будем считать, что интервью не состоялось. И вообще ничего не было и мы с вами, уважаемая, не встречались.

Маша молча в знак согласия закивала головой, оставив депутата в состоянии растерянности и испуга.

Встреча с инопланетянами, а главное – способность читать мысли посторонних людей как-то перевернули, опрокинули всю жизнь Маши и Алексея Петровича, поставили их в какое-то новое, непривычное и необычное измерение человеческого бытия. Иногда они ощущали нереальность своего положения, им казалось, что они находятся в состоянии летаргического сна и происходящая вокруг них жизнь – это цепь сновидений, тем более что реальные, подлинные сновидения, которые раньше их навещали каждую ночь, теперь совсем исчезли. Общались друг с другом чаще всего без слов, мысленно. Вначале их это забавляло. Но, находясь среди людей и читая их тайные мысли, они чувствовали себя как в аквариуме, испытывали неловкость. Обладая великой тайной, они не могли ее никому открыть напрямую. А те эпизоды, вроде беседы Алексея Петровича с епископом о масонах или разговора Маши с главным редактором и депутатом, имели для них неприятные последствия. Знакомые, особенно сослуживцы Маши, чтоб не выдать своих интимных мыслей, просто избегали встречи с «ясновидицей» Епископ Хрисанф перестал встречаться с Ивановым и даже не звонил. Им было неуютно и неловко, как людям, живущим в полностью стеклянном доме, где все – стены, полы, потолки – прозрачно.

Так продолжалось дней десять. Однажды часа в три ночи Маша проснулась от сновидения, первого после встречи с инопланетянами. Ей снилось что-то приятное, торжественно-возвышенное, какое-то хоральное пение, разбудившее ее. И потом тихий голос Алексея Петровича:

– Ты проснулась, зоряночка?

– А ты давно не спишь?

– Только что. Но я выспался. Представь себе – ко мне снова вернулось сновидение. А что снилось – не помню. Что-то хорошее. Какие-то ангелы. Я уже не усну. С которого часа начинают ходить электрички?

– Не знаю, милый. Но мы поедем. Я рада, что желания наши совпали. Я чувствую зов. Он как набат.

Как и в прошлый раз, они поехали на дачу едва ли не на первой электричке. От платформы шли словно на крыльях летели, охваченные праздничным состоянием. И весь мир вокруг был праздничным и новым: молодое, игристое и неяркое солнце струилось бриллиантами в росистой траве, в черемуховых зарослях заливались восторженные соловьи, синее звонкое небо дышало свежестью и первозданной чистотой, еще досматривали последние сны жители поселка, вокруг не видно было ни души. Лишь они вдвоем заполняли этот прекрасный и опозоренный негодяями мир. Им дышалось легко и просторно, и сердца их, осененные светлой и чистой любовью, бились в едином ритме, и мысли их, благие и ясные, были общими: «Они позвали нас! Мы идем на ИХ зов смело и радостно, с открытыми душами». Они уже не произносили слов, они разговаривали мысленно. «Если повторится встреча с НИМИ, что мы им скажем?» – спросил Алексей Петрович. «Мы скажем то чего не сказали в прошлый раз: помогите землянам, отравленным ядом лжи, лицемерия и жестокости. Спасите нашу планету!» – «А еще мы скажем им, – продолжил ее мысли Алексей Петрович, – что люди Земли, погруженные в муки и страдания, всегда с надеждой о спасении обращали свой взор на небеса. Будьте же посланцами неба, ангелами-спасителями – вы, всесильные, и всесущие, и всеведущие, помогите землянам избавиться от зла и ненависти, посеять навечно семена добра и любви. Вас просят униженные и оскорбленные. Снизойдите!»

Было раннее-раннее, звонкое и ясное утро, когда они пришли на дачу. И, несмотря на такую рань, они почему-то совсем не удивились, увидав на крыльце поджидающих их бабушку и внучку. Настенька с восторженной радостью бросилась к ним навстречу. Маша легко подхватила ее на руки, прижала к себе и расцеловала. А Лариса Матвеевна посетовала:

– Проснулась чуть свет-заря, и мне спать не дала. Идем, говорит, «наших» встречать. Я уж начала волноваться: не случилось ли что?

– Все в порядке, мама. Мы пойдем в Копнино.

– И я, и я, мамочка, и я с вами! – радостно завопила Настенька.

«Возьмем ее», – мысленно произнес Алексей Петрович.

«Возьмем, обязательно возьмем, – охотно согласилась Маша и добавила: – Пойдем сейчас. Попьем чаю с бутербродами и пойдем».

Конечно же, Лариса Матвеевна воспротивилась, удивилась и возражала: зачем в такую рань, когда роса еще не спала, и зачем тащить ребенка?

– Она поедет на лошадке, – урезонивала Маша. – Алексей Петрович согласился быть лошадкой, и для нее эта прогулка не будет утомительной, зато полезной и приятной: девочка давно мечтает побывать в Копнино. А сейчас самая прекрасная пора – расцвел на полянах пестрый ковер.

Маша была настроена решительно, и никакие уговоры матери не могли поколебать ее намерения взять с собой Настеньку. Девочка прекрасно себя чувствовала на плечах Алексея Петровича. Она была переполнена радостью и восторгалась всем, что встречалось им на лесном пути, озаренном игристым утренним солнцем. Эта маленькая дочь планеты Земля воплощала собой очарование и счастье в этом еще не познанном и не разгаданном ею мире, где царствуют законы двуногих хищников, восседающих на троне, сделанном из всесильного желтого металла.

Огромная поляна, озаренная солнцем, еще не успевшим испить росу, пестрела несметными колокольчиками и ромашками.

Синие и белые блестки по зеленому полю искрились и переливались звучной радугой. Дети очень чувствительны к прекрасному. Их чистые, неиспорченные души поражают и очаровывают своим непосредственным восприятием мира. Недаром же говорят: устами младенца глаголет истина. И уста Настеньки с восторгом и удивлением произнесли:

– Как красиво! А можно мне побегать и поваляться? И колокольчик с ромашкой сорвать?

– Погоди немного: спадет роса, и ты побегаешь, – ответила Маша, с умилением глядя на дочурку. Она расстелила тот же плед на том же месте и предложила: – А пока поваляйся здесь.

Маша и Алексей Петрович вдруг одновременно ощутили необычное, напряженное волнение, о чем мысленно сообщили друг другу. Оно неотвратимо нарастало в них, как бы извне проникая в организм. И тогда внезапно и совсем бесшумно, уже с противоположной стороны, рядом с ними опять приземлился серебристый диск и мгновенно открылась дверь. Маша с волнением схватила на руки дочь, и та же, что и в прошлый раз, невидимая сила приподняла их, превратив в легкие пушинки, и втянула в открывшийся проем…

…Ни вечером, ни ночью, ни утром Лариса Матвеевна не дождалась своих чад. По совету соседей подождала еще до вечера, а потом заявила в милицию. Через несколько дней по телевидению в программе криминальной хроники среди других сообщений о пропавших людях было предельно кратко оповещено, что семья из трех человек утром ушла на прогулку на Копнинские поляны и не вернулась домой. Говорили, какая-то женщина утром видела в небе над Копнином серебристый диск. Но ее слова всерьез никто не принял. Пресса и телевидение в те дни занимались более важным государственным делом – пикетированием трудовой Москвой Останкинской империи лжи. Им было не до космических сенсаций.

…Прошло пять месяцев, выпал первый снег и растаял. Кто-то вышиб окно в мастерской Иванова, раскрошил вдребезги отформованные в гипсе «Ветерана» и «Лебединую песню» и прихватил два живописных этюда Алексея Петровича. Мраморный портрет Маши и композицию «Девичьи грезы» унести не смог. Да вряд ли они его интересовали. Искусство и перестройка по Горбачеву-Ельцину – понятия несовместимые.

Недавно я побывал на квартире Ларисы Матвеевны и был несказанно рад, увидав там шедевры Алексея Петровича – портрет Маши и «Девичьи грезы». От них искрилась и сияла светлая и чистая любовь, они сверкали как голубой бриллиант.

Вопреки милицейской версии, что семья Ивановых – Зорянкиных стала жертвой расплодившихся в России с благословения демократов уголовных банд, Лариса Матвеевна, убитая неутешным горем, верит рассказу женщины, видевшей над Копнином «серебристую тарелку», и верит в непременное возвращение на Землю своих родных. Считает, что это произойдет тогда, когда состоится суд над Горбачевым, Ельциным, Яковлевым, Шеварднадзе и всеми иными предателями Великой Державы.