Текст книги "О недугах сильных мира сего (Властелины мира глазами невролога)"
Автор книги: Иван Лесны
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Славный некогда Отакаров град лежал в руинах, и мне пришлось пребывать как мещанину". Карл ЧЕТВЕРТЫЙ. ЖИЗНЕОПИСАНИЕ.
Сей жалкий вид разрушенной резиденции последних Пржемысловичей и состояния чешских земель вообще открылся взору старшего сына короля Яна Люксембургского 30 октября 1333 года, когда после десятилетнего пребывания во Франции он вернулся в родную Прагу, чтобы в должности маркграфа моравского взять, в отсутствие отца, в свои руки правление Чехией и Моравией. Маркграфу было в ту пору семнадцать лет.
В Прагу прибыла и его первая супруга – ровесница Карла Бланш Валуа, сестра французского короля Филиппа VI (брак между ними был заключен в семилетнем возрасте, что не было в то время при дворе никакой редкостью). А поскольку король Ян заложил в свое тремя Пражский Град вместе со всеми сокровищами короны – еще до того, как его разрушил пожар, а собственного дома в городе у него не было, то молодой маркграф поселился в Старом Городе – по всей видимости, в доме "У Штупарту", о котором известно, что он служил прибежищем и его отцу, когда тот возвращался с поля брани или с рыцарских турниров в Прагу (впрочем, обычно он здесь долго не задерживался, ограничиваясь взиманием денег за наем земель Чешской короны и новоприобретенных территорий). Однако новый правитель чешских земель намеревался осесть в Праге постоянно, чтобы лучше выполнять свои обязанности монарха. Для этого у него имелись все предпосылки: врожденные добрые качества, достаток смелости и юношеского энтузиазма, а также прекрасное для того времени образование и культурный уровень, приобретенные во Франции. Оттуда же он привез и свое новое имя: 16 мая 1316 года – в День своего рождения – его нарекли при крещении Вацлавом – в честь великого князя, теперь он возвращался домой Карлом. Это новое имя он принял при конфирмации и именно под ним вошел позднее в историю.
Другое, символическое имя "Отец своей страны", которое впервые пало над его гробом, определило устоявшиеся представления о роли Карла IV в чешской истории. Согласно этим представлениям, это неизменно величественный государь в торжественной мантии с золотой короной на голове: то он подписывает учредительную грамоту университета – самого старинного в Центральной Европе, чтобы жаждущим знаний обитателям милого его сердцу королевства Чешского "не пришлось ходить к чужим престолам"; то он возглавляет на высоком троне блестящее собрание имперских князей и курфюрстов; то, преклонив колена, стоит в тихой задумчивости в часовне Карлштейна – в том прекрасном замке, что он сам построил наряду с другими многочисленными великолепными сооружениями.
Следы, которые оставил Карл IV в одной только нашей столице, поистине нестираемы. Мы встречаемся с ними на каждом шагу, сами того не сознавая. Достаточно пройти по Карловой площади, относящейся к числу самых крупных площадей Европы; достаточно прогуляться по чудесному каменному мосту, перекинутому через Влтаву, в котором и сегодня чувствуется дух Франции, откуда Карл IV привез с собой знаменитого зодчего Матвея из Арраса; достаточно полюбоваться панорамой Градчан со стройной башней собора св. Вита...
Неотъемлемой частью готической Праги – этой "поэмы из камня" -является университетское здание Каролинум, монастыри Карлов и Эмаузы, возвышающиеся своими башнями над окружающими их кварталами, и много других строений, обязанных своей сегодняшней красой Карлу IV. Его печать стоит и на учредительной грамоте Нового Пражского города. Карл собственноручно положил первый камень в фундамент его крепостных стен, а также освободил его жителей на некоторое время от всяких налогов – в свою очередь каждый, кто покупал участок в Новом Пражском городе, обязан был до полутора лет построить на нем дом...
Впрочем, с именем Карла IV связан не только знаменитый мост, университет, Карлштейн, Новый Пражский город, собор св. Вита, Карловы Вары и прочее, и прочее. По приказу мудрого государя в Чехию из прославленной вином и виноградом французской области Бургундия была привезена и привилась здесь виноградная лоза. Карл IV поддерживал устройство прудов и заботился о расцвете городов, которые он даровал многими правами и привилегиями; когда интересы королевства и короны попадали под угрозу, не колебался выступить против произвола помещиков не только с позиций закона, но в случае необходимости и с позиций силы...
Если бы мы задались целью подменить собой учебник истории, что отнюдь не входит в наши задачи, в перечислении заслуг Карла не обошлось бы без упоминания Золотой буллы, без повышения пражского епископства в архиепископство или без расширения территорий Чешской короны за счет новых больших держав. Во всех этих и ДРУГИХ делах государственного, дипломатического и законодательного характера Карл IV проявил себя монархом, действующим во имя размаха и славы древнего королевства, унаследованного им от своих предков Пржемысловичей.
НИЧТО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЕМУ НЕ БЫЛО ЧУЖДО. Давайте отложим в сторону почтение и посмотрим на личность Карла немного иначе. Вспомним, например, как, согласно романсу Неруды, уселся он с Бушеком из Велгартиц "к дубовому столу", за которым – почему бы не поверить поэту? – выпили они вдвоем "много кубков и напелись во всю глотку". Или как в королевском одеянии прогуливался государь среди каменщиков, возводивших стены Нового Города, и вел с ними беседы – с пониманием да со знанием дела. Да еще на чешском языке!
К чешскому – своему родному языку – Карл IV вообще питал слабость. Хотя все изданные им важные грамоты и его жизнеописание написаны по-латински, он настаивал на том, чтобы в обычном общении и делопроизводстве в учреждениях писали и говорили по-чешски. В Золотой Сулле, этом основополагающем законе "Священной Римской империи", действовавшем на протяжении всей ее истории, говорилось, что все чиновники в империи, и даже сыновья германских князей и курфюрстов должны учиться чешскому языку. И хотя все жены Карла были по происхождению иностранки, чешский язык преобладал и при дворе. Особенно красноречивым свидетельством национального сознания Карла является введение славянских литургий в построенном им Эмаузском монастыре. Известно, что монастырю "На Славянах" Карл IV подарил, в частности, уникальное евангелие, авторство которого приписывается опату сазавского монастыря Прокопу, которое позднее попало в Реймс, где стало традиционным реквизитом при коронационных обрядах французских королей.
Впрочем, это уже о другой слабости Карла, или скорее, о его страсти. Известно, что он собирал реликвии, то есть мощи святых, которые хранил в драгоценных шкатулках – произведениях искусства работы лучших золотых дел мастеров того времени. Менее известно, что Карл обладал многочисленным собранием редких рукописей и вручную написанных книг религиозного и светского характера (ими он снабдил позднее новую университетскую библиотеку), а также, что свою страсть коллекционера он распространил и на античные монеты, камеи и природные минералы. О размерах всех его коллекций, содержавших, согласно инвентаризации 1379 года, более 3 900 единиц, "свидетельствует сообщение, которое приводит итог грабежа Сигизмунда: когда в 1422 году он увозил из страны коллекции своего отца и брата, ему понадобилось 500 повозок. "Однако ему недолго довелось радоваться добыче, -узнаем мы из книги издательства "Свобода", посвященной коллекционированию, – так как уже у Немецкого Брода (ныне Гавличкув Брод) повозки захватили гуситы".
Карл IV был также человеком, наверняка унаследовавшим несколько капель беспокойной крови своего отца – рыцаря и искателя приключений. Что же касается его матери – Элишки Пржемысловны, то, по дошедшим до нас историческим документам, она тоже отнюдь не была флегматичной. Таким образом, государственная, дипломатическая и человеческая мудрость чешского короля и римского императора Карла IV должна была постепенно созреть, как зреет она с возрастом у каждого человека. В молодости он отнюдь не был монахом, о чем свидетельствуют не только современники (в достоверности их высказываний иногда можно сомневаться, потому что, как известно, немцы недолюбливали Карла IV, говоря, что он был отцом чехам, зато отчимом немцам), но и, в частности, сон, о котором упоминает в своем жизнеописании сам монарх. Вот что привиделось ему 15 августа 1332 г. в селении Торенцо неподалеку от Пармы в Италии:
"Когда мы вместе с нашим отцом ехали из Лукки в Парму, остановились мы в селении, имя которому Тарент. Было это в воскресенье, в день Вознесения богоматери. И в ночь ту, когда мы спали, привиделось нам, будто ангел божий стоит от нас с левой стороны, где мы лежим, и в бок нас подтолкнувши, говорит: Встань и иди с нами. А мы ему в духе отвечаем: Господин, мы не знаем, как пойти с вами. И поднял он нас за волосы и вознес нас высоко над великим войском, что стояло у крепости, готовое к бою. И держал нас ангел в воздухе над этим войском и обратился к нам: Взгляни и смотри! И смотрим, другой ангел сошел с неба, размахивая огненным мечом в руке, и ваял одного посреди войска и отсек ему мечом мужской сосуд. И умер тот, смертельно раненный, сидя на коне. Тогда ангел, державший нас за волосы, изрек: Знаете ли вы того, что ранен ангелом до смерти? И ответили мы: Не знаем, господин, и места тоже не знаем. И говорит он: Да будет тебе известно, что это есть дельфин вьеннский, который за грех прелюбодеяния так Богом наказан. Поэтому блюдите себя и отцу своему передайте, дабы избегал он таких грехов, иначе худшие вещи постигнут вас".
Сей "дельфин вьеннский" был дофин из Вьенн, кузен Карла. Описывая свой сон, Карл сообщает далее, что этот кузен был действительно в то же самое время ранен и вскоре умер. Можно было бы сказать – обыкновенный сон и вера в сны. Но причем здесь "мужской сосуд", "грех прелюбодеяния" и серьезное предупреждение Карла и его отца? По меньшей мере, это свидетельствует о не слишком-то спокойной совести.
Фактом остается то, что Карлу 1332 года (да и более позднего периода, когда его – молодого еще императора римского – римский папа Климент VII порицает за слишком "вольную, недостойную и неподходящую для императора" одежду) далеко до рассудительного короля пятидесятых – семидесятых годов -короля периода его наивысших политических и дипломатических успехов и мудрого правителя Чехии и всей "Священной Римской империи". Он далеко не так еще религиозен – порой до ханжества: позднее его фанатическое отношение к религиозным обязанностям удивляло даже его современников и приписывалось его религиозной психопатии, унаследованной от деда Вацлава II. Впрочем, видимо, это не единственное и не достаточное объяснение.
Религиозность Карла могла объясняться частично его положением императора "Священной Римской империи", наделенного им "божьей милостью", ощущением себя "рукой Бога на земле" и защитником церкви. А церковь в то время, когда феодализм достиг в наших землях наивысшего расцвета, присваивала себе право не только вмешиваться в европейскую политику, но и без ограничений контролировать мышление и взгляды всех членов общества, не исключая коронованных особ. Так и Карл IV, как бы ни превосходил он своих современников по своей государственной мудрости, величию духа, образованию и культурному уровню, все же оставался сыном своего времени, в котором религия играла доминирующую роль во всей духовной сфере.
С одной стороны, Карл IV всячески поддерживал церковь, увеличивал ее владения, основывал монастыри и костелы, доверял представителям церкви высокие государственные посты ( в Чехии иерархи принадлежали к крупнейшим вельможам – феодалам), включая пост чешского канцлера, которым был, в частности, литомышльский епископ Ян из Стршеды. Однако, с другой стороны, поражает его религиозная терпимость. (Так, например, проповедника Яна Милича из Кромнержижа – предшественника Гуса и критика всеобщего нравственного упадка церкви и священнослужителей, продажи индульгенции – не постигло никакое наказание, хотя он и назвал своего короля антихристом).
Эти кажущиеся противоречия, дополняющие образ Карла IV, тем не менее только подтверждают то, что уже было сказано, а именно: что даже он не мог, в сущности, перешагнуть рамки эпохи, которая его сформировала и которую он представлял на высшей ступени общественной лестницы. В то же время эти противоречивые стороны служат предзнаменованием кризиса феодального общества – кризиса, который пока еще робко проявляется в проповедях Яна Милича, Конрада Вальдхаузера и других критиков злоупотреблений церкви, подобный подземному течению. Время, когда оно с полной силой выплеснется на поверхность, уже недалеко: его первый взрыв постигнет правление сыновей Карла Вацлава и, прежде всего, Сигизмунда.
СЫН ТОЖЕ НЕ БЕЖИТ ИЗ БОЯ. Карл IV вошел в историю как король мира и спокойствия. Он умел государственным и дипломатическим искусств и добиваться большего, чем оружием. И отнюдь не потому, чтобы боялся боя. Битв и схваток – больших или меньших – он пережил рядом со своим отцом более чем достаточно. В рядах французской рыцарской конницы Карл принял участие и в последней битве отца у Креси, хотя вел себя там и не так отважно, как его слепой отец. Однако то, что он умел противостоять врагам и с мечом в руке, Карл доказал задолго до этой битвы. Например, в Италии, с которой король Ян связывал фантастические планы, в конце концов рухнувшие. И, может быть, именно потому, что он на собственном опыте убедился, как преходящи завоевания, добытые мечом, его сын стал столь убежденным сторонником мира. Благодаря умелым переговорам и продуманной брачной политике, ему удалось присоединить к землям Чешской короны Бранденбург (к сожалению, его сын Сигизмунд продал его на сейме в Констанце нюрнбергскому бургграфу Фридриху Гогенцоллерну, предшественнику основателя династии прусских королей и германских императоров), Свидник, обширные территории в Саксонии, Пфальце и др. И все это без кровопролития, без страданий, которые несет с собой населению каждая война.
Тем не менее Карл IV умел принять и бой. Об этом мы можем прочесть в жизнеописании Карла, симпатичном своей скромностью. Вот что пишет он о битве за крепость Сан-Феличе, в которой он участвовал шестнадцатилетним юношей и где за отвагу был посвящен в рыцари:
"Тогда держали мы совет и вышли на поле и разбили там стан, а пришли туда в день святой Екатерины из города Пармы, и в день тот крепость должна была сдаться в руки неприятеля. И в полдень с двумя тысячами шлемов и шестью тысячами пеших начали мы бой с врагами, и их было столько же, или даже больше. И длилась битва с полудня до заката солнца. И с обеих сторон были побиты почти все кони, и были мы почти поражены, и наша лошадь, на которой мы сидели, тоже пала. И были мы оторваны от наших, и стоя, и оглядываясь вокруг себя, увидели, что мы почти побеждены и в отчаянном положении. Но глядь, в тот же час неприятель наш со своими знаменами начал убегать, и прежде всего мантийцы, а за ними и другие последовали. И так по милости божьей одержали мы победу над врагами своими и восемьсот шлемов, в бегство обратившихся, взяли в плен, а пять тысяч пеших побили. И с этой победой освобождена была крепость святого Феликса. И в этом бою посвятили нас, вместе с двумястами геройских мужей, в рыцарское достоинство".
Хотя это воспоминание и написано спустя много лет и с сознанием пройденного времени, все же в нем чувствуется гордость автора за то, что и в ранней молодости он показал себя хорошим бойцом и был достоин рыцарской репутации своего отца.
Свой боевой дух Карл доказал и в зрелом возрасте, когда его голову уже украшала королевская и императорская корона, а шею начала гнуть книзу болезнь, а может, последствия ранения позвоночника в юности. Вошло в легенду, например, как в июне 1356 года сорокалетний тогда чешский король сам отправился со своим войском в поход против крепости Жампах, чтобы наказать рыцаря-разбойника Яна из Смойна по кличке Панцирь, который грабил на дорогах проезжих купцов да мирных людей, и, несмотря на предупреждение короля, не бросал своего разбойничьего дела. Карл крепость взял, а Панциря присудил к смертной казни через повешение. Это решительное вмешательство снискало королю такую репутацию, что после него, как гласит хроника, установилось в Чехии и во всей империи такое спокойствие, как ни в одной другой стране.
Хроники, однако, донесли до нас и другие примеры – как говорится, другую сторону медали, когда Карлу приходилось противостоять проискам и заговорам скрытых врагов. Когда в 1355 году Карл IV возвращался с коронации в Риме, он остановился в Пизе, чтобы принять почести от здешних горожан (Пиза относилась к Ломбардии, которая признавала Карла своим верховным правителем). Карл не догадывался, что в городе тайно готовится бунт против него. Заговорщики подожгли ночью ратушу, в которой остановился император вместе с императрицей (Анной Свидницкой). К счастью, обоим удалось бежать из горящего здания. Утром с бунтовщиками расправился остаток коронационной свиты императора (свита составляла вначале 4 000 чешских конников, однако большинство ее к этому моменту уже было распущено). Вожди мятежников лишились головы, а император – ста пятидесяти своих рыцарей.
О попытке отравить Карла ядом пойдет речь позднее.
ПЕЧАЛИ КАРЛА IV. "Мы, Карл IV, император римский, король чешский, германский, ломбардский, арелатский, герцог бранденбургский, маркграф моравский...".
Приблизительно так начинались грамоты монарха в последний период его жизни. Может быть, эта начальная клаузула звучала немного иначе, не в этом дело: мы просто хотели подчеркнуть, как велика была власть Карла, какой обширной империей он владел. Разумеется, правил он не один, а с помощью советников, поверенных и высоких государственных чиновников. Зато выбирал их счастливой рукой. Даже Франческо Петрарка, итальянский поэт и гуманист, большой поклонник Карла, с признанием высказывался, что император окружает себя людьми столь высокого духа, как если бы их родиной были античные Афины. В отсутствии короля или во время его болезни они управляли доверенными им землями практически сами.
Итак, в период болезни.
Ибо чешского короля и римского императора тоже мучили различные недуги и болезни, семейные заботы, внутренние раздоры. И он был Человеком из мяса и костей.
Первое большое разочарование Карл IV пережил в молодости, будучи маркграфом моравским, через несколько месяцев после своего возвращения из Франции в Прагу. Тогда он с энтузиазмом, свойственным каждой молодости, взялся за нелегкую задачу: вернуть назад то, что легкомысленно растратил его склонный к приключениям отец – доверие к трону, отданное в заклад имущество короны, порядок в чиновных делах и в управлении всей страной. Его усилия приносили свои плоды и воспринимались благожелательно до того момента, пока он не затронул интересы некоторых чешских феодалов, пользовавшихся частым отсутствием короля и наживавшихся за счет народа. Они позаботились о том, чтобы до короля дошли слухи, будто Карл хочет захватить его трон. Ян поверил и лишил сына должности управителя страны. С чувством несправедливости Карл уехал к своему брату в Тироль. В Чехию он вернулся только в 1338 году, на собственные средства откупив у отца должность управителя чешских земель -король Ян в то время где-то в Литве обращал язычников в христианскую веру.
За свою жизнь Карл IV трижды овдовел. О причинах смерти его жен -Бланш Валуа (ум. 1348 г.), Анны Пфальцской (ум. 1353 г.) и Анны Свидницкой (ум. 1362 г.) – мы не располагаем достаточными материалами, позволяющими хотя бы приблизительно установить диагноз их смерти. Она могла наступить в результате самых обычных болезней, которые при том низком уровне, на котором находилась тогда медицина, были практически неизлечимы. Зато своего супруга пережила Элишка Поморжанска – судя по источникам, женщина исключительно крепкого здоровья и мужской силы. Овдовев, она прожила остаток жизни в своем поместье в Градце Кралове.
Чешским королем и римским императором Карл IV стал в тридцатилетнем возрасте. Будучи мудрым и благоразумным монархом, он оказал большое влияние не только на чешскую, но и на германскую и итальянскую историю. Поэтому до нас дошли сведения о его жизни как из отечественных, так и из зарубежных источников. В наше время, преимущественно в XIX и XX веках, ему уделялось много внимания в монографиях чешских историков (Йозеф Шуста, Йозеф Клик, Йиржи Спевачек и др.), а также зарубежных (Константин Хефлер, Эмил Верунски, Джеральд Велш и др.).
Многие из них сходятся на том, что в жизни чешского короля и римского императора в определенный момент наступает видимый перелом, и констатируют существенную разницу между поведением молодого принца и зрелого короля. Дело здесь не в обычном противопоставлении юности и старости, существующем в жизни каждого человека, меняющегося с возрастом. Речь идет о более глубокой перемене – перемене характера и всей личности короля, один полюс которой представляет жизнерадостный, веселый нрав молодого принца, а другой полюс -уже упоминавшееся религиозное ханжество и какая-то мрачная важность стареющего императора.
Согласно одному из ведущих исследователей биографии Карла IV, Йозефу Шусте, этот перелом относится к 1350 году. Все свидетельствует о том, что перелом был связан с событием, которое взбудоражило в свое время не только Прагу, но и всю Европу: серьезной и внезапной болезнью императора. К сожалению, о характере этой болезни современные Карлу летописцы отзываются по-разному. Немного говорится об этом и в литературе. И все же давайте попытаемся сейчас зайти
С ВИЗИТОМ К ЛОЖУ БОЛЬНОГО ИМПЕРАТОРА И КОРОЛЯ и установить диагноз, который не был до сих пор с точностью определен. Вместо анамнеза и обследования в нашем распоряжении всего лишь скупые сведения хроник современников пациента. Для простоты ориентации выберем из них все, что касается нашей темы.
Карл IV внезапно заболел в октябре 1350 года. В то время ему было тридцать четыре года. Болезнь была серьезной. Королю пришлось отказаться от намеченных поездок и пробыть безвыездно в Праге почти полгода. В январе 1351 года он, правда, заезжает в крепость Бездез и в Циттау, однако от поездки в Южную Германию вынужден воздержаться. В 1351 году король с трудом собирается в Будейовице на дипломатическую встречу с австрийским герцогом Альбрехтом. Болезнь императора вызвала беспокойство при дворе папы римского в Авиньоне, а также в Германии, где в феврале 1351 года архиепископ Герлах из Майнца даже советуется с рейнским пфальцграфом Рудольфом о мерах на случай смерти Карла. Подобные меры обсуждали и швабские города – причем гораздо раньше, еще в ноябре 1350 года. Карл IV сам сознавал серьезность своего заболевания: он пишет своему двоюродному деду, трирскому епископу Балдуину и поручает ему управление некоторыми делами империи.
В чем же состояло угрожавшее его жизни заболевание? Это был паралич всех четырех конечностей, как можно узнать из хроники Генриха Тауба из Сельбаха. Другой летописец, вошедший в историю под условным обозначением Последователь Матвея Нойенбургского, определяет болезнь как "особо тяжелое и постоянное бессилие", причем авторы обоих источников выражают удивление по поводу того, что позднее произошло наконец полное исцеление. Паралич прошел окончательно где-то в августе 1351 года, то есть болезнь длилась в общей сложности около десяти месяцев.
Речь шла, таким образом, о внезапно возникшем тетрапарезе, или тетраплегии, что означает паралич всех четырех конечностей, течение которого было поначалу устрашающе стремительным, однако спустя неполных полгода дело пошло на поправку. Исходя из бытовавших тогда представлений о характере болезни, ее этиологии, летописцы судят, что ее причиной было отравление. Последователь Матвея Нойенбургского обвиняет в покушении на жизнь короля чешскую знать, у которой Карл IV изымал поместья, отданные прежде в заклад короной. Маттео Вилани выражает недоумение, что никто не понес наказания, а потому приходит к выводу, что в дело была замешана королева (Анна Пфальцская): чтобы удержать любовь короля, она дала ему якобы выпить снадобье, после которого король тяжело заболел. Исследователь Верунски, с другой стороны, утверждает, что в южной Германии в отравлении подозревали брата короля Яна Генриха.
Такое этиологическое толкование – совершенно в духе того времени, когда отравительство было одним из самых популярных средств, как избавиться от неудобного противника. Кроме того. Карл IV за девятнадцать лет до этого в Павии действительно был отравлен. Вернувшись в первый день пасхи домой с богослужения, король, по его собственным воспоминаниям, увидел, что "челядь разнемоглась, особенно те, кто до обеда ел... Я же, – пишет Карл, не завтракавший в то утро, – сидел за столом и есть не хотел, и все мы были напуганы. И вот, глядя вокруг, увидел я человека красивого да крепкого, который был мне незнаком. И прохаживался этот человек перед столом, прикидываясь немым. И возымев на него подозрение, велел я его взять под стражу. И он после долгих пыток признался на третий день, что сам в кухне подмешал мне в пищу яд по наущению Ацца, наместника миланского графа".
Однако современные историки скептически относятся к идее отравления как причине болезни Карла IV. От этой мысли приходится отказаться и нам. Причем не только потому, что в Чехии не было причины для заговора против столь популярного здесь монарха: а главным образом, потому, что сам характер болезни свидетельствует против отравления. Невозможно представить яд, известный в четырнадцатом веке, который вызвал бы тетраплегию, длящуюся десять месяцев и заканчивающуюся наконец полным выздоровлением больного.
Поэтому Шуста предполагает подагрический полиартрит, для которого характерно одновременное воспаление нескольких суставов.
Это предположение приемлемо в той степени, что Карл IV действительно страдал подагрой. В Большой французской хронике, написанной приблизительно около 1380 г., содержится известие об официальном визите Карла во Францию в 1378 году. Событие описывается глазами очевидца в репортажной форме и дается в довольно полном изложении. В качестве автора описания указывается Пьер д'Агреман, канцлер французского короля Карла V. Отсюда мы узнаем, что император Карл IV, в то время шестидесяти двух лет (и всего за несколько месяцев до своей смерти), время от времени не мог от боли ходить, и его приходилось носить на специальных носилках. В парижском Лувре его носили в кресле. Однако когда боли утихали, император мог свободно передвигаться. О том, что причиной этих трудностей была подагра, свидетельствует ее прерывистый характер – интермитенция. Палацкий также упоминает о том, что Карла IV "мучила подагра". Однако окончательным доказательством служит свидетельство антрополога Йндржиха Матейки, в 1928 году исследовавшего останки короля при вскрытии его гробницы. Антрополог обнаружил несомненные следы подагры на позвоночнике и длинных костях.
ПОПЫТКА ДИАГНОЗА. Доказывает ли это, однако, что заболевание 1350 года было подагрическим полиартритом? Единственное, что свидетельствует в пользу этого предположения, это тот факт, что с тех пор у императора начинается характерное сгибание шеи, описанное современниками и запечатленное художником в часовне св. Екатерины в замке Карлштейн. Маттео Вилани, видевший Карла IV через пять лет после болезни, утверждает, что король при ходьбе сгибается вперед. Не исключено, впрочем, что такая осанка выработалась у короля постепенно.
В то же время подагра – будь это одноразовый приступ или хроническая болезнь – никогда не проявляется полной тетраплегией. параличом всех четырех конечностей. Изо всех форм подагры, описанных профессором Франтишеком Ленохом, ни одна не проявляется полным параличом. Кроме того, ни одна болезнь костей или суставов не заканчивается полным параличом, который целиком прошел бы впоследствии.
Внезапное возникновение и постепенное полное исцеление паралича свидетельствуют, напротив, в пользу явственного неврогенного нарушения. Паралич конечностей может быть вызван либо повреждением периферических двигательных нейронов (исходящих из спинного мозга), либо повреждением головного мозга, ствола мозга или верхних участков спинного мозга. При этом в первом случае возникает вялый паралич, ослабляющий мышцы, а во втором -спастический паралич, вызывающий затвердевание мышц. Однако спастический паралич всех четырех конечностей в результате поражения мозга связан со столь тяжелым заболеванием центральной нервной системы, что немыслимо, чтобы без современного лечения он мог бесследно пройти, как это произошло в случае Карла IV. Единственным исключением мог бы быть рассеянный склероз мозга. Однако это возвратное заболевание. А Карл IV жил еще 28 лет без того, чтобы у него проявились характерные признаки этого заболевания Летописцы наверняка не преминули бы оставить нам об этом соответствующие свидетельства.
Точно так же и повреждение спинного мозга на различных его участках приводит к различным видам паралича. В области шейных позвонков оно может вести, в результате давления опухоли или межпозвоночного диска, к спастическим параличам верхних и нижних конечностей, а повреждение в области нижней части шейных позвонков – к слабому параличу верхних и спастическому, параличу нижних конечностей. Этот случай, однако, мог бы быть вероятным только тогда, если бы не произошло впоследствии полного исцеления. При повреждении сосудов спинного мозга (при размягчении спинного мозга) также невозможно представить себе полного исчезновения всех признаков болезни.
Итак, если исключить дегенеративные поражения, которые влекут за собой постоянные и усугубляющиеся со временем заболевания, остается воспаление нервов и корешков спинномозговых нервов, которое и может стать причиной полного временного Паралича. Речь идет о воспалении, причиненном различными ядами, бактериальными и инфекционными, которое может иметь целый ряд причин. Причем, это паралич слабый, симметричный, часто полный, и почти всегда временный. Именно этому диагнозу полнее всего отвечают свидетельства летописцев о болезни Карла IV.
Хотя полирадикулярный неврит – болезнь, не влекущая за собой летального исхода, она тем не менее может стать угрозой для жизни вследствие поражения мышц дыхательных путей. В любом случае, это болезнь, которая может длиться и месяцами. Именно это заболевание могло повлечь за собой паралич всех четырех конечностей, с начальным агрессивным течением и полным конечным выздоровлением, или почти полным, потому что нельзя исключить, что искривление шеи могло быть неполным параличом (резидуальным парезом) шейных мышц. И хотя у нас нет подтверждения, что в 1350 году Карл IV перенес именно polyradikuloneuritis ни одна другая болезнь не объясняет с такой полнотой все признаки, проявившиеся у Карла IV, и его полное исцеление.
