Текст книги "В небе Антарктиды"
Автор книги: Иван Черевичный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
И К НАМ ПРИШЛА ВЕСНА
Весна на шестой материк пришла без капели и вешних вод, но ее дыхание чувствовал каждый житель Мирного: дни становились все длиннее, налетавшие на поселок ураганы казались не такими жестокими, как в полярную ночь. Теперь, несмотря на то, что нам осталось пробыть в Антарктиде еще четыре месяца, каждый про себя считал дни. А дни пролетали быстро, так как работы у всех хватало. С приходом светлого времени чаще стали летать самолеты, еще более оживилась научно-исследовательская работа.
Помню, как однажды собрались в кают-компании ученые, летчики, штурманы, радисты, механики и другие участники экспедиции. Мы подвели итоги деятельности авиационного отряда за прошедшее время и наметили планы весенних работ. Было решено организовать в Оазисе с помощью авиации выносную метеорологическую станцию для наблюдения за погодой в этом очень интересном для науки районе.
Авиационный отряд за время суровой полярной зимы не потерял ни одного самолета, все машины были в строю. Об этом мы рапортовали руководству экспедиции.
– Ну, раз так, – сказал Михаил Михайлович Сомов, – то не стоит откладывать. С первой хорошей погодой нужно выпустить самолет в район Оазиса. Какой самолет полетит, пусть решит Иван Иванович.
– Для начала слетаем в Оазис на АН-2, но в этот рейс научных сотрудников мы не возьмем. Ведь неизвестно еще, сможем ли мы там сейчас посадить самолет. Слетаем, посмотрим, а тогда можно будет начать переброску людей.– Согласен. Летите на разведку, а затем уже начнем организацию выносной станции.
Трудность этого полета заключалась в том, что, направляясь в Оазис, мы не знали, какая нас там ждет погода. Но пока нам сопутствовала удача: день был тихим, на небе ни единого облачка, яркое солнце освещало снежную поверхность материка. Спустя два часа после вылета из Мирного на горизонте появились очертания холмов Оазиса.
– Иван Иванович, летим-то по проторенной дорожке. За зиму тут ничего не изменилось, разве что застругов стало малость побольше!
– Это верно, но зато позади осталась зима, а впереди весна и лето. Смотрите, весна действительно пришла в Антарктиду!
Впереди по курсу показались побуревшие сопки. Чем ближе подходили мы к Оазису, тем дальше отступал снеговой покров, обнажая выходы коренных пород. Летим над сопками. Внизу – покрытые льдом озера и речушки. Ищем глазами палатку, которую оставили здесь прошлой осенью. Каш делает несколько кругов, и кто-то из экипажа кричит:
– Смотрите, вон металлическое основание палатки, которое мы привалили камнями!
– А где же сама палатка?
– Узнаем, когда сядем, – сказал Каш. – А сейчас нужно найти место, где можно посадить машину.
В это время года в Оазисе можно совершать посадки на всех озерах и заливах. Лед там толстый и выдерживает самолеты любого типа. Вскоре наш самолет сел на льду одного из заливов. Подрулив машину к высокому обрывистому мысу, Каш выключил мотор. В нескольких десятках метров от нас была земля. Как по команде все ринулись к ней и, забыв обо всем на свете, стали собирать и разглядывать причудливой формы камни; одни из них напоминали рыб, другие – каких-то животных, третьи – посуду. Все это – работа времени, воды и ветра. Стало настолько жарко, что мы разделись до пояса.
– Красота, – счастливо вздохнул бортмеханик Чагин. – Все равно как на юге!
– А ты и есть на юге, – усмехнулся Каш.
– Хватит, друзья, хорошенького понемножку. Надо поставить вешки, а на это уйдет много времени. Погода может измениться, вот тогда придется попрыгать.
Ребята неохотно стали одеваться.
Около двух часов мы осматривали район. Обозначив красными флажками место, где можно будет принимать лыжные и колесные самолеты, мы отправились домой.
В Мирном нас ждали с большим нетерпением. У всех на языке был один вопрос: «Ну как там, в Оазисе?»
– Курорт! – хором ответили члены экипажа.
На совещании было решено направить на АН-2 в Оазис группу научных сотрудников. Там они организуют временный лагерь и останутся до тех пор, пока самолеты ЛИ-2 и ИЛ-12 не доставят радиостанцию, палатки, научное оборудование, горючее и продовольствие.
На следующий день АН-2 вылетел в Оазис. На борту самолета был также и начальник экспедиции Михаил Михайлович Сомов.
Полет прошел без происшествий. Каш благополучно посадил машину на площадке, которую мы ограничили вчера флажками. Под укрытием скал была поставлена палатка; даже сильный ветер не унесет ее на припайный лед.
Все увлеклись работой и не заметили, как пролетело время. Вдруг подул ветер, и горизонт затянулся тучами. Полетели хлопья снега, упало давление: пурга. Летчики и пассажиры закрепили машину на ледовые якоря и перешли в палатку, чтобы переждать ненастье.
Долго шторм не выпускал людей из убежища. Выйти из палатки было нельзя, ураганный ветер мог свалить с ног, унести в белесую мглу. Наконец, на исходе третьих суток пурга стала стихать.
АН-2 вернулся в Мирный. Было решено отложить организацию станции в Оазисе, пока не установится там хорошая погода. Вечером ко мне зашел Зайцев.
– Треснул основной шпангоут в месте крепления шасси. Сейчас снимают обшивку фюзеляжа и будут наклепывать бужи на пятый шпангоут... Видно, у них там, в Оазисе, ветерок был подходящий. Если бы он продолжался еще три дня, на якорях остались бы одни шасси.
– Н-да, вот тебе и курорт. Вероятно, недели через две на Фигурном мы соорудим взлетно-посадочную площадку для ЛИ-2. Забросим туда маленький трактор и в пять дней доставим все, что нужно, для постройки полярной станции на Бангере.
Действительно, вскоре на озере Фигурном была сооружена взлетно-посадочная площадка. Солнце и ветер сделали свое дело. Они очистили лед от застругов, и озеро теперь имело гладкую, как зеркало, поверхность, настолько скользкую, что идти по ней без палки с железным наконечником было нельзя. Сажать там самолеты на колесах было опасно, так как пользование тормозами не давало никакого эффекта; после посадки машина могла развернуться и пойти хвостом вперед. Поэтому все грузы перевозил ЛИ-2, который был на лыжах. Большая площадь соприкосновения лыж со льдом давала возможность летчику удержать самолет после посадки и на взлете. Но после восьмидесяти посадок металлическая оковка лыж рвалась и нужно было ее заменять. Вот здесь-то мы опять встретились с трудностями. (Дело в том, что, подготавливая материальную часть авиационного отряда для работы в Антарктиде, мы заказали для самолетов ЛИ-2 металлические лыжи специальной конструкции. К моменту отхода первого судна в Антарктику лыжи еще не были готовы, поэтому договорились, что мастерские дошлют их нам на «Лене». На всякий случай мы взяли с собой четыре пары деревянных лыж. Но случилось так, что к отходу «Лены» лыжи не прошли испытаний.)
Было известно, что нужное нам листовое железо завезено в Мирный, но где оно сгружено, никто не знал. Опять повторилась та же история, что и с печами. Наконец, после долгих поисков железо было извлечено из-под снега, и наши механики наладили оковку лыж. Летный отряд перевез необходимые грузы для организации новой метеорологической станции в оазисе Бангера. Флаг нашей Родины на ней был поднят 15 октября.
Весна все больше вступала в свои права. Это позволило научным отрядам расширить работы и вынести их за пределы Мирного. Еще осенью, когда совершались рекогносцировочные полеты, примерно в восьмистах километрах на восток от Мирного, в районе берега Нокса, был обнаружен интересный для геологов район; с воздуха отчетливо было видно множество скалистых островов, расположенных у ледяного барьера. Как только позволила погода, самолет Ли-2 Н465 с группой научных сотрудников направился в этот район.
После того, как самолет миновал Оазис, внизу открылось большое водное пространство; очевидно, сильные ветры взломали в море лед и унесли к северу. Вода была чистой до самых островов, которые носили название Холмы Грирсон.
Место для посадки долго искать не пришлось: с воздуха были отчетливо видны ровные покрытые льдом заливы. На одном из них и была сооружена взлетно-посадочная площадка. На нее могли садиться самолеты не только на лыжах, но и на колесах.
Длина нашей трассы на восток увеличилась теперь вдвое. Ежедневно, как только позволяла погода, самолеты доставляли к Холмам Грирсон снаряжение и продовольствие для поисковых отрядов, а обратными рейсами вывозили образцы минералов, нужные для камеральной работы исследователей.
Постоянно в этом районе действовали два самолета: АН-2, который мог садиться там, где нужно было ученым, и ЛИ-2, используемый для аэрофотосъемки побережья. На ИЛ-12 мы доставляли этим двум машинам горючее..... До чего же быстро обживаетея человек на новом месте! Несколько дней наш экипаж не был в этом районе, так как приходилось летать на Пионерскую, а когда мы вновь прилетели к Холмам Грирсона, то увидели с воздуха маленький поселок: четыре палатки стояли около барьера на припайном льду, а невдалеке от них на ограниченной красными флажками полосе – два самолета.
Срок исследовательской работы в этом районе уже истек, но географ Е. С. Короткевич и инженер-геолог П.И. Солонков уговаривали меня и М. М. Сомова еще немного задержать эвакуацию лагеря, обещая «завтра» закончить все дела. Конечно, это «завтра» растянулось на несколько дней, и мы дождались шторма. В это время самолет ЛИ-2 был в районе Оазиса, а на полосе стояла машина АН-2.
Ветер взломал припай, на котором размещался лагерь, наторосил лед, часть его выгнал из залива. Наша «Аннушка» каким-то чудом осталась на небольшой льдине. Когда после шторма члены экипажа пришли на полосу, они увидели в нескольких метрах от хвоста АН-2 воду. Нужно было срочно перевести самолет на новую площадку. Пришлось Кашу заставить АН-2 выполнять функции вертолета, так как места для разбега самолета не было. Как говорили летчики, это был не взлет, а акробатический номер.
... Работы на Холмах Грирсона закончились, и авиация перебазировалась в Мирный. Наступили первые летние дни. Теперь ртутный столбик в Мирном поднимался до плюс 5 градусов. Днем, когда лучи солнца были особенно теплыми, с плоских крыш наших домиков стекала талая вода: снег на дорогах стал рыхлым, кое-где побурел.
Из Ленинграда уже вышла «Обь». Она везла нам смену – работников Второй антарктической экспедиции. Но до прибытия судна мы еще много должны сделать.
Восточная часть материка исследована, но запад оставался еще не тронутым. Нужно было провести обследование и аэрофотосъемку побережья на запад от Мирного до шельфового ледника Эймери. Район большой, он простирается на 1000 километров.
Решили провести сначала рекогносцировочный полет – определить места, куда надо доставить научные отряды и с воздуха подобрать посадочные площадки.
С группой научных сотрудников я вылетел на самолете ИЛ-12. Мы пересекли Западный шельфовый ледник. Под крылом проплыл большой заснеженный остров; на припае мы увидели большую колонию пингвинов. Около Мирного тоже была колония этих птиц, число которых приблизительно доходило до 40 тысяч, но здесь их было гораздо больше. Сделав круг над островом и сфотографировав с воздуха пингвинов, мы взяли курс на шельфовый ледник Эймери. Миновали залив Прюдс, покрытый дрейфующими льдами и айсбергами; у берега была чистая вода.
Вот, наконец, мы и над ледником Эймери – конечной точкой нашего маршрута. Внизу – изрезанный трещинами ледник, отдельные маленькие скалистые острова. Подходящих мест для посадки самолетов на колесах мы не нашли. Отсюда самолет взял курс на Мирный и пошел вдоль побережья.
Вот и холмы Вестфолль. Непонятно, почему их назвали холмами, – это настоящие горы высотой 300 – 400 метров. В этом районе множество покрытых льдом озер и заливов. Хорошо бы совершить здесь посадку, – подумал я, – но, пожалуй, не стоит рисковать. Посоветовавшись с Короткевичем, решили послать сюда ЛИ-2. Он легко здесь сядет, и экипаж сможет подобрать площадку для нашего ИЛ-12. Тогда можно будет доставить сюда исследователей несколькими самолетами.
На следующий день Николай Дмитриевич Поляков вместе с группой исследователей улетел на ЛИ-2 в район холмов Вестфолль. Через два часа в Мирный пришла радиограмма, где Поляков сообщал, что посадил самолет на озере в северной части этого района, но взлететь не может. Оказалось, что лед на озере представлял из себя «слоеный пирог»: сверху лежал снег, толщиной пять-восемь сантиметров, затем шел лед толщиной до пяти сантиметров, под ним сантиметров семь воды, а дальше – крепкий лед. Хорошо, что я не посадил тогда ИЛ-12.
Надо было выручать Полякова, доставить ему лыжи; взлететь на колесах из «каши» он не сможет. В воздух поднимается ЛИ-2 Н-465, управляемый Сорокиным, с заданием подыскать площадку для приема ИЛ-12 в районе местонахождения Полякова. Но сколько Сорокин ни искал, подходящей площадки для приема колесной машины ему найти не удалось. Последний раз он посадил машину в ста километрах от места стоянки самолета Полякова, у купола, на припайном льду. По сообщению Гурия, толщина льда там более полутора метров, поэтому посадить ИЛ-12 можно. Мы обрадовались и быстро подготовили самолет к вылету. Но тут радисты передали мне радиограмму. Сорокин сообщал: «После детального осмотра площадки и промера толщины льда обнаружены многочисленные проталины, местами глубиной до 30 сантиметров, на отдельных участках – наледь. Посадку ИЛ-12 считаю невозможной, горючего осталось до Мирного».
Вылет ИЛ-12 срывался. Нужно было принимать какие-то другие меры. Я предложил Сорокину оставаться пока на месте и ждать АН-2, который должен будет найти посадочную площадку уже не на озерах, а на близлежащих куполах плато. Каш сможет посадить машину около самолета Полякова и взять у него горючее для АН-2, которое тот расходует меньше, чем ЛИ-2.
Прошли сутки после вылета Каша, но радостных вестей от него не было. Он совершил более десяти посадок, но подходящей площадки не нашел.
Беспокойство в Мирном росло. Нужно было решать: или АН-2 вывезет экипаж Полякова к Сорокину, бросив самолет Н-470 на произвол судьбы, или попытается найти
площадку для ИЛ-12. Остановились на втором варианте: взяли лыжи, залили баки ИЛ-12 горючим и вылетели на поиски аэродрома. Мы ничем не рисковали; горючего у нас много, и, если не найдем того, что ищем, всегда сможем вернуться в Мирный.
Когда мы были уже недалеко от района, где находится самолет Полякова, бортрадист дал мне радиограмму от Каша: «Иван Иванович, знаю, что вы в воздухе, и спешу сообщить радостную новость: нашел на плато к югу от Полякова площадку, вас принимаю».
... Полчаса спустя экипаж ИЛ-12 благодарил Каша за хорошую посадочную площадку. Через четырнадцать часов самолет Н-470 был переставлен на лыжи и поднялся в воздух.
И снова небо над холмами Вестфолль оглашалось рокотом моторов. Летчики перевозили ученых с одного участка на другой, изучали местность, наносили на карту новые районы, доставляли сотни образцов породы для камеральной обработки. Но скоро и эти работы были закончены, и самолеты вернулись в Мирный.
СКОРО ДОМОЙ
Декабрь был на берегу Правды ясным и теплым. Под лучами солнца рушился припай, снег становился рыхлым. Безмолвие ледяной пустыни теперь нарушали короткие, словно артиллерийские, залпы – это ломались стены ледника.
Однажды, когда большинство сотрудников экспедиции освободились от работы, кто-то предложил прогуляться к острову Хасуэлл. Все с радостью согласились. Последнее время работы было много, и этот кратковременный отдых был очень кстати. Взяв с собой необходимую провизию и вооружившись фотоаппаратами, отправились в поход – кто на лыжах, кто на вездеходе.
На скалистых берегах острова, чернеющих среди снега, разместились группами маленькие, забавные пингвины Адели. Они были заняты своими делами и не обращали на нас никакого внимания.
Сильно пекло солнце и можно было лечь на теплые камни и позагорать. Так мы и сделали. Я устроился несколько поодаль от товарищей, хотелось побыть немного одному.
До чего же интересные птицы эти пингвины! Прямо передо мною стоят двое и очень напоминают маленьких человечков, одетых в черные смокинги с белыми манишками. Один, осмотревшись кругом, пошел, переваливаясь с ноги на ногу, по направлению к выступу, за которым я притаился, взял в клюв небольшой камешек и не торопясь заковылял обратно. Положив камешек около своего приятеля, он отправился за следующим. Тот в это время как будто не обратил на это никакого внимания, но как только «работяга» отошел, быстро схватил камешек, положил его рядом с собой и как ни в чем не бывало застыл в стойке «смирно». Так продолжалось много раз: трудолюбивый пингвин приносил камешки, так как, видимо, предполагал сделать гнездо, но, возвращаясь из очередного похода, видел пустое место. Он удивлялся, вертел головой, кружился на месте и, не найдя камешков, клал на скалы свою ношу и снова шел за строительным материалом. Это было очень забавно. Воришка действовал очень ловко, и вскоре его гнездо было почти готово.
Но всякое преступление рано или поздно раскрывается. Так было и здесь. «Работяга» принес камешек, положил его и отправился за другим, но, пройдя полпути, обернулся и увидел, как пингвин-воришка тащит его добычу. Охваченный справедливым гневом честный труженик ринулся на обидчика и стал колотить его ластами. Стоящие рядом пингвины, все как по команде, бросились на воришку и начали избивать. Поднялся страшный крик, воришке пришлось спасаться бегством. Наблюдать за всем этим было интересно. Птицы были трогательно похожи на людей.
Наш отдых нарушил прибывший на вездеходе Дима Морозов. Дело было срочное: капитан дизель-электрохода «Обь» Иван Александрович Ман сообщал, что судно подошло к ледовому поясу Антарктиды, и просил провести ледовую разведку.
– Иван Иванович, я уже разыскал ребят и сказал им, что, очевидно, сейчас вылетим на ледовую... Они ждут у вездехода.
– Я готов.
Пикник на Хасуэлле еще продолжался, а мы через час были уже в воздухе. Все оживлены: скоро увидим «Обь», которая везет нам не только смену, но и весточки из дома. А пройдет еще несколько дней, и мы обнимем наших товарищей и передадим им ледовую вахту на шестом континенте.
Самолет все дальше и дальше уходит на север. Впереди по курсу покрытое дрейфующим льдом и айсбергами море Дейвиса, но лед уже не тот, что мы наблюдали, когда проводили последнюю ледовую разведку: он изломан, нет уже тех больших ледяных полей, которые покрывали море зимой, появилось много разводий.
И вот на горизонте показалась вода Индийского океана. Самолет медленно проходит над кромкой ледяного барьера. Я не знаю, почему его называют барьером. В моем понятии барьер – это какое-то препятствие, а это – размытая кромка мелкобитого льда, который таял от теплых вод Индийского океана.
Пролетев от кромки льда на юго-запад, мы приняли радиосигнал с «Оби» и пошли по направлению к судну. В кабине волновались, каждый хотел первым увидеть «Обь». Патарушин связался с судном по командной радиостанции и передал мне микрофон. В наушниках был ясно слышен знакомый голос, но я никак не мог в первый момент определить, кто говорит.– Н-476, Н-476, прошу ответить, как меня слышите!
– Слышу вас хорошо, перехожу на прием!
– Здорово, Иван Иванович! – узнал я, наконец, голос моего большого друга, много со мной летавшего в Арктике, штурмана Николая Васильевича Зубова.
– Николай Васильевич, родной, здравствуй!... Вот так встреча!
– Иван Иванович! – крикнул механик Мохов, – впереди на горизонте видна «Обь»!
Действительно, прямо по носу самолета ясно было видно судно.
– Николай! Видим вас отлично, готовьтесь принять вымпел с картой ледовой разведки. Целуй от нас ребят, всем большой привет. Выходи на верхний мостик, надеюсь, что тебя узнаю!
– Есть! – ответил Зубов, и связь прекратилась.
Мы над «Обью». Палуба полна народу, все приветственно машут руками. Я разворачиваю машину и с кормы захожу на судно.
... Пенал с картой точно ложится на палубу. Поворачиваю самолет влево, и снова мы над «Обью». Из-за шума моторов нельзя разобрать, что нам кричат с палубы, да это и неважно. Сейчас каждому из нас хотелось очутиться на судне и пожать руки тех, кого мы ждали с таким нетерпением.
Делаем последний приветственный круг над кораблем, самолет покачивается с крыла на крыло и уходит на юг, к берегам, где год назад ошвартовалась «Обь».
Через два дня рейд Мирного огласился низким протяжным гудком. «Обь» подошла к кромке припая.
Вот и подходит к концу наша работа на берегах Антарктиды. Наступило время подвести некоторые итоги. Что же сделано авиационным отрядом за год работы?
В небе Антарктиды летчики налетали больше тысячи четырехсот часов, засняли более пятидесяти пяти тысяч квадратных километров, провели рекогносцировочные полеты в глубь материка и вдоль побережья, принимали участие в создании станции Пионерской и метеостанции в оазисе Бангера, обслуживали санно-тракторные поезда и производили зондирование атмосферы, участвовали в разгрузке судов и перевезли более 389 тонн грузов и 4630 пассажиров, совершили более 200 первичных посадок. Задачу, поставленную перед нами планами работ Первой советской антарктической экспедиции, мы выполнили с честью, и в этом главный итог нашей работы.
Итак, скоро мы покинем ставший всем нам родным поселок Мирный. Но еще долго мы будем вспоминать дни, проведенные на шестом материке, работу на аэродроме под обжигающим ветром, ночные полеты на Пионерскую, полеты на Геомагнитный полюс, первые посадки на ледяных куполах, ураганы, авралы.
Вот уже на рейде Мирного стоят три судна. Они доставили в Антарктиду не только новую смену, но и все необходимое для продолжения работы в Международном геофизическом году. Мы побывали с участниками Второй антарктической экспедиции на местах наших работ, поделились опытом, который был нами накоплен в течение года. Мы оставили тем, кто нас сменил, карту Антарктиды, на которой все участники отряда сделали свои подписи. Пусть эта карта, как эстафета, пойдет от одного отряда к другому.
Все наше имущество уже находится на «Кооперации», с этим теплоходом мы уйдем к родным берегам.
А жизнь в Мирном продолжается. Из трюмов судов нескончаемым потоком идут грузы, небо Антарктики оглашается рокотом самолетов и вертолетов, научные работы не прекращаются ни на один день.
Солнце поднимается над горизонтом. Наступает новый трудовой день Мирного, а «Кооперация» медленно отходит от берега. Прощай, Антарктида!
