Текст книги "В небе Антарктиды"
Автор книги: Иван Черевичный
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
СНАЙПЕРЫ ЭФИРА
Почти месяц мы в Антарктиде. Неподалеку от «Оби» теперь стоит второе экспедиционное судно – дизель-электроход «Лена». Командует им Александр Иванович Ветров.
С приходом «Лены» состав нашего авиационного отряда пополнился не только людьми, но и техникой. Прибыл в Антарктиду и строительно-монтажный отряд, который будет строить здания южнополярной обсерватории Мирный. Лето давало себя знать: лучи солнца разрушали припайные льды. Сгружать на лед привезенное имущество было теперь небезопасно. Нередко погода менялась: небо закрывалось тучами, и ветер переходил в ураган. Тогда ледяная масса начинала грозное наступление на суда. Приходилось прекращать разгрузочные работы; суда снимались с якорей и уходили дальше в море, где было безопаснее.
Тем не менее разгрузка экспедиционного имущества продолжалась. Наши транспортные средства – вездеходы и тракторы отвозили выгруженные на лед грузы на участок, выбранный для постройки Мирного. В этой работе активное участие принимали и работники нашего авиационного отряда, свободные от полетов.
Наш самолетный парк рос не по дням, а по часам. В строй вступали уже самолеты, доставленные на «Лене».
... После очередной пурги, которая заставила наши суда отойти в море, а нас – отсиживаться в самолетах, погода улучшилась и опять засверкало солнце. «Обь» снова встала у места выгрузки, а «Лена» ошвартовалась у ледяного барьера. Снова из трюмов непрерывным потоком шло оборудование, строительные материалы, техника, научные приборы, продовольствие, горючее.
Все так увлеклись работой, что забыли о предосторожности и шли подчас на неоправданный риск: под полозья саней во время их прицепки к тракторам клали первые попавшиеся доски, чтобы сани, если их толкнет трактор, не поехали назад. Затем к саням подходил задним ходом другой трактор и два-три человека поднимали их и навешивали на гак трактора. При малейшей неосторожности тракториста сани могли поехать назад и изувечить людей.
... Сомова я нашел в каюте у Ветрова; они обсуждали план быстрейшей разгрузки судна.
– Иван Иванович, что случилось?
– Пока еще ничего не случилось, но может случиться. Смотрел, как прицепляют сани к тракторам. Ребята лезут в водило саней, в любую минуту может произойти несчастье.
– Вы правы, – ответил Сомов. – Я уже сказал начальнику береговой базы Греку, чтобы сделали специальные тормозные подкладки под полозья саней и...
Сомов не успел закончить фразу. До кают-компании донеслись «полундра!» и затем удар, от которого корпус судна вздрогнул. Мы выбежали на палубу. Оказалось, что в момент прицепки трактор толкнул сани; те поехали назад и, сорвавшись с барьера, упали в трюм корабля. К счастью, никто из людей не пострадал.
... Сменялось время суток, но солнце не заходило. Неутомимо работал наш вертолет, вывозивший грузы с судна на берег. Самолеты ЛИ-2 и АН-2 с учеными на борту совершали рекогносцировочные полеты в Оазис.
Однажды мне на аэродром позвонил Сомов.
– Иван Иванович, сейчас получена телеграмма с австралийского судна «Киста-Дан». Руководитель антарктического отдела министерства иностранных дел Австралии мистер Лоу просит нас провести ледовую разведку. Судно находится в нашем районе, и австралийцы хотят посмотреть строительство Мирного. Это первый дружеский визит иностранных ученых.
– Понятно, Михаил Михайлович, машина готова, сейчас вылетаем, – ответил я.
– Сбросьте, пожалуйста, вымпел с подробным ледовым донесением и, если нужно, окажите австралийцам помощь в проводке.
– Будет сделано.
Нам нужно было обследовать большое морское пространство, покрытое льдами, выбрать безопасный путь и рекомендовать его капитану австралийского судна.
Через несколько минут самолет в воздухе. Под нами проплывал Мирный, освещенные косыми лучами солнца айсберги, а дальше на север тянулся безбрежный иссиня-черный океан. Горизонт становился все темнее. Я сидел на левом сиденье и смотрел за работой автопилота. Самолет шел по заданному курсу. В кабину доносился монотонный шум моторов.
– Иван Иванович! – раздался взволнованный голос радиста Патарушина, – Москва! Мне удалось связаться прямо с Москвой! Начальник смены нашего радиоцентра просит передать всему экипажу привет.
Это известие нас ошеломило. О связи с Москвой с самолета на таком большом расстоянии мы даже не мечтали.
Я передал управление Сорокину и подошел к Патару-шину.
– Герман, во-первых, передай им большой привет от экипажа, а во-вторых, спроси, смогут ли они позвонить по телефону ко мне домой и передать привет семье.
Я взял вторые телефоны и услышал, как мои слова, превращаясь в «ти-та-та-та», шли по эфиру в Москву. Несколько секунд в наушниках слышался шорох, затем словно горох, брошенный на пол, посыпались ответные «та-та-ти-ти-та». Герман взял ручку, и на бланке стали появляться слова: «Вашу просьбу исполним, сообщите московский телефон, и мы свяжемся с домом».
Я растерянно шарил руками в карманах в поисках карандаша.
– Не волнуйтесь, – усмехнулся Герман, – ваш домашний телефон я уже передал.
... Дома оказалась одна дочь. «Дорогой папка, – читал я радиограмму, – мамы нет дома, она у тети Клавы. У нас все благополучно, крепко тебя целуем».
Сколько радости доставили мне эти несколько слов!
Герман передал еще несколько радиограмм в Москву родным членов экипажа и перешел на связь с радиостанцией дизель-электрохода «Обь».
Разговор с Москвой взволновал весь экипаж. Значит, Антарктика не так уж далеко от дома; ведь иной раз в Арктике труднее связаться с Москвой, а тут – пожалуйста. Герман чувствовал себя именинником, а ребята глядели на него влюбленными глазами. «Снайпером эфира» прозвали они его.
... А в кабине у штурманского стола шла напряженная работа. Штурман Морозов, имеющий большой опыт ледовой разведки в Арктике, внимательно следил из окна за поверхностью океана и наносил на карту ледовую обстановку.
Когда наступила ночь, впереди по курсу мы увидели бортовые огни «Киста-Дана». Сообщаем капитану, что через несколько минут будем над судном и сбросим вымпел. Машина уходит вниз, несколько раз облетает вокруг судна, затем идет прямо по его курсу. Раздается команда:
– Сбросить вымпел!
Шмандин, Мякинкин и Морозов, открыв дверь самолета, бросают вниз пенал с картой.
Делаем еще несколько кругов над судном. Связываемся с «Киста-Даном» по радио и узнаем, что вымпел на палубу не попал, а из-за темноты разглядеть, куда он упал, на судне не смогли. Пришлось по радио рекомендовать курс для прохода судна к берегу Правды.
Мы были огорчены неудачей, но успокаивали себя тем, что ледовая разведка выполнена и австралийцы могут спокойно следовать к Мирному.
Самолет делает разворот и летит в направлении острова Хасуэлл. В кабине каждый занят своим делом. Штурман вычисляет курс, вносит поправки, берет пеленги. Так проходит время. Наконец, показался берег Правды.
В Мирном по-прежнему ясная погода. С воздуха хорошо видно, как идет разгрузка «Оби». От припая к месту строительства научного городка тонкой извилистой ниткой тянется дорога, по которой маленькие жучки-тракторы тащат игрушечные сани.
Спустя несколько минут наш самолет коснулся лыжами плотно укатанного снежного настила и побежал по взлетно-посадочной площадке. Ледовая разведка была окончена. Через два дня на горизонте показались мачты, а затем корпус австралийского судна «Киста-Дан». В Мирный пожаловали первые иностранные гости.
Австралийцы провели у нас несколько дней – детально ознакомились с работой ученых, побывали на строительстве южнополярной обсерватории. Были они в гостях и у авиационного отряда.
Зарубежных ученых поразило обилие техники, которой располагала наша экспедиция. Действительно, у нас были и тракторы-вездеходы, и электроболлерное отопление, и мощная электростанция, и радиостанция, точные приборы и оборудованная по последнему слову техники электрическая кухня и многое другое. Авиационный отряд располагал двумя вертолетами МИ-4 и четырьмя самолетами – ИЛ-12, АН-2 и двумя ЛИ-2.
Легкая машина АН-2 была специально оборудована для полетов при низких температурах. Самолеты ЛИ-2 имели лыжи и колеса, что давало возможность совершать посадку на снежную поверхность в глубине материка. Самолет ИЛ-12 также был несколько модернизирован. В пилотских кабинах всех трех тяжелых самолетов были установлены передние стекла с электрообогревом.
Осматривая авиационную технику, которая к этому времени была сосредоточена на аэродроме Мирного, наши гости пришли в восторг. Особый интерес вызвала у них наша краснокрылая «Аннушка».
Научный состав австралийской экспедиции проводил аэрофотосъемку побережья на маленьком самолете системы «Форд». Среди наших гостей был представитель и американской научной экспедиции. Сейчас я не помню его фамилии, но он оказался нашим знакомым по работе в высоких широтах Арктики. Много лет назад весь мир облетела тревожная весть: во льдах Северного Ледовитого океана затерялся советский самолет, управляемый известным полярным летчиком Сигизмундом Леваневским. Самолет должен был совершить перелет по маршруту Москва – Северный полюс – Соединенные Штаты Америки. Полярные летчики разыскивали пропавших. В составе экипажа американского самолета, который также участвовал в поисках, был тогда и этот специалист.
Советские летчики поделились с коллегами впечатлениями о полетах в небе Антарктики. Карта побережья Антарктиды в нашем районе, которую показали австралийцы, была верной; с такими навигационными пособиями можно летать спокойно.
– Мы уже побывали в районах, которые нанесены на этой карте, и должны сказать, что ваши аэрофотосъемщики молодцы, – сказали наши летчики.
Визит австралийцев закончился обедом на дизель-электроходе «Обь». Распрощавшись и поблагодарив за гостеприимство, наши гости стали группами садиться на свой маленький катер. Забрать сразу всех катер не мог, поэтому пришлось сделать несколько рейсов. В один из рейсов пошли и наши товарищи, захотевшие проводить гостей до «Киста-Дана». Бортмеханик нашего отряда Миша Чагин – неутомимый и очень любознательный человек – решил сфотографировать проводы первых иностранных гостей. Сняв ряд кадров на «Киста-Дане» и еще раз попрощавшись с австралийцами, он, довольный, отправился в обратный путь. Когда катер подходил к борту «Оби», рулевой, очевидно, лихой парень, сделал резкий поворот. Миша в это время как раз приготовился снять еще один кадр. От сильного толчка он не удержался и полетел к борту, а фотоаппарат выскочил из его рук и бухнулся в воду.
– Эй, полундра! – успел только крикнуть Чагин. Его замечательный «Киев» исчез в волнах.
Недолго думая, Миша скинул ватник и через секунду был бы уже в воде, но его удержали товарищи.
– Чудак, глубина-то здесь не меньше восьмидесяти метров, а твой аппарат давно на дне. Да и прохладно будет, это тебе не Черное море. Чагин был в отчаянии.
– Как же я теперь без него жить-то буду?
– Не горюй, Михаил Иванович, – сказал Мякинкин, – в экспедиции есть фотоаппараты, тебе могут дать на время.
– Экспедиционный, говорите? – оживился Чагин. – Ну раз так, значит, все в порядке.
На следующий день по приглашению мистера Лоу мы посетили «Киста-Дан». Небольшое судно оставило у нас приятное впечатление. Этот «работяга», как мы его прозвали, много раз бывал в антарктических водах и принимал участие в организации австралийских станций.
Встретили нас на «Киста-Дане» очень приветливо, как старых друзей. Особую благодарность мистер Лоу выразил экипажу самолета, который провел ледовую разведку.
– Теперь, мистер Лоу, мы с вами соседи, ведь ваша станция Моусон находится не так далеко от Мирного, – сказал я. – Думаю, что мы сможем вас навестить и на Моусоне.
После обеда, который устроили в честь советских гостей австралийцы, хозяева спели для нас свои песни. Мы решили не отставать, и в кают-компании «Киста-Дана» грянула наша любимая «Пора в путь-дорогу». Хозяева нам подтягивали, а мистер Лоу пытался аккомпанировать на пианино.
Но как в гостях ни хорошо, а дома лучше – говорится в русской пословице. Мы поблагодарили Лоу и его товарищей и покинули судно.
Скоро до Мирного донеслись прощальные гудки, и «Киста-Дан» взял курс к станции Моусон.
У нас продолжались разгрузочные работы: к Мирному подошло рефрижераторное судно №7 со скоропортящимися продуктами. Если «Лену» мы разгружали у ледяного барьера, разгрузку рефрижератора пришлось вести у кромки припайного льда. Авиация принимала в этой работе самое активное участие. Ящики с продуктами выгружались на припай и оттуда самолетами доставлялись в Мирный. Полет занимал немного времени, но зато грузы попадали прямо на постоянное место хранения.
В один из таких дней вертолет и наша «Аннушка» сделали около тридцати полетов, перебросив двадцать пять тонн продовольствия.
Однажды наши ребята, занятые на разгрузке «Лены», попросили доставить им что-нибудь для утоления жажды. Дело в том, что в Антарктиде в разгар лета солнечные лучи доставляли много неприятностей. Тот, кто бывал в Арктике, знает, что там можно не только загореть, но и получить ожоги от обилия ультрафиолетовых лучей. Так же и здесь, в Антарктиде. У многих распухали и трескались губы, работать можно было только в защитных очках.
Я находился в это время на рефрижераторе и решил помочь товарищам. Взяв небольшой ящик с ананасами, я попросил командира вертолета Иноземцева доставить его на «Лену». Ананасы хорошо утоляют жажду. Похожая на стрекозу машина полетела к ледяному барьеру, где стояла под разгрузкой «Лена». А мы смотрели на нее и думали: как же Иноземцев передаст ребятам это груз? «Зависать» над судном небезопасно, так как все стрелы «Лены» в рабочем состоянии, сесть на барьер невозможно – он имеет большой уклон. Интересно, какое решение примет Иноземцев?
Пилот искусно подвел машину к самому краю ледяного барьера, вертолет «завис» как раз над тем местом, где стоял инженер нашего отряда Алексей Зайцев. Осторожно открыв дверь кабины, бортмеханик Манылов передал Алексею ящик с ананасами. Вертолет быстро набрал высоту и взял курс на аэродром, а Зайцев направился к трапу, который соединял барьер с бортом судна. Мы эти трапы называли «чертовыми мостами», так как по ним могли ходить люди, не боящиеся высоты.
Держа ящик за одну из досок, Зайцев пошел по тралу.
– Алексей Ильич! Смотри, как бы ты вместе с ящиком не смайнал в воду! – крикнул капитан Ветров. – Давай лучше дадим тебе стрелу!
– Ничего, Александр Иванович, я не по таким мостам ходил, тут идти-то два шага.
Все, кто находился на барьере и на борту судна, с живейшим интересом наблюдали за этой переправой.
– Давай, Леша, заждались уже! Смотрите, какая красотища к нам едет! – радовались на палубе летчики.
Еще каких-нибудь три-четыре шага, и Зайцев окажется на судне. Но вдруг тонкая доска, которая была в руках Алексея, сломалась, и ящик полетел в воду. От неожиданности Зайцев на какую-то долю секунды потерял равновесие, но тут же быстро шагнул вперед и оказался на палубе.
– Полундра! – завопил он. – Давайте скорее гак или кошку, нужно спасать ценное имущество!
Моряки начали быстро спускать кошку, но убедились, что это бессмысленно: ящик, ударившись о воду, разбился, и теперь в воде плавали ананасы.
– Сетку давай! – чуть не плача кричал кто-то. Но сетки не оказалось.
– Эх, Алексей Ильич! Смотри, что наделал, такую прелесть Нептуну отправил, – ворчали ребята.
– Сами хороши, сетку вовремя не могли спустить, – огрызнулся Зайцев. – Где катер? Ведь собрать можно, да катера нет. Сами разгильдяи! – горячился он.
– Эх, Леша, что с возу упало, то пропало. Не расстраивайся, Иван Иванович еще пришлет, – пытался успокоить его Ветров.
– Что ж, думаете, у Ивана Ивановича фруктовый сад?
– Да ты успокойся. Ничего страшного не произошло, нет ананасов – есть вода. Вообще-то надо было слушать капитана. Я же предлагал переправить ящик стрелой, а ты отказался. Вот и наказал не только себя, но и товарищей.
... В то время как волны все дальше уносили от судна ананасы, я летел в Мирный с очередной партией продуктов. На аэродроме ко мне подошел Константин Михайлович Якубов – заместитель начальника экспедиции по хозяйственной части.
– Иван Иванович, как же ты без моего разрешения отправил своим летчикам ящик с ананасами?
– Прости, Костя, каюсь. Но ты ведь сам знаешь, как трудно приходится на выгрузке, а если ребята будут пить воду, им придется еще тяжелее. Вот я и решил, пусть лучше утоляют жажду ананасами, для дела полезнее... Словом, можешь этот ящик записать на авиаотряд.
– Так и сделаю. Вашему отряду положено всего три ящика.
– Как три? – удивился я.
– А так, других фруктов у нас достаточно, а ананасы строго по норме.
– Прости, Костя, не знал. Сейчас съезжу на «Лену» и верну тебе этот ящик, но ты взамен дай хотя бы несколько банок с каким-нибудь соком.
– Это можно.
Я взял несколько банок и на вездеходе отправился к месту разгрузки «Лены». Но еще в пути я узнал о судьбе, постигшей ананасы.
На судне ко мне подошел Зайцев. Вид у него был несчастный.
– Иван Иванович, извини. Черт его знает, никак не думал, что такие ненадежные доски у ящика... Просчитался.
– Бывает. А пока, – обратился я к летчикам, – придется забыть об ананасах. Утоляйте жажду вот этим, – и передал им банки с соком.
КУРС – НА ГЕОМАГНИТНЫЙ ПОЛЮС
День 13 февраля 1956 года стал знаменательным в жизни нашей экспедиции. Над южнополярным поселком Мирный поднят флаг нашей Родины – на берегу шестого континента открыта Первая советская научная обсерватория.
Еще накануне жители Мирного готовились к этому торжеству: убирали помещения, приводили в порядок территорию городка, на площади около мачты выстроили трибуну. Авиационный отряд весь день провел на аэродроме: готовил машины к торжественному полету над станцией в момент поднятия флага. Вечером все побрились: за эти дни нам приходилось много работать и некоторые товарищи успели основательно обрасти. Надо сказать, среди нас не было убежденных «бородачей», так как все считали, что борода мало украшает человека.
На следующее утро подъем был, как всегда, в семь часов. Члены наших экипажей несколько приуныли, так как всю ночь и утром мела поземка. Неизвестно, смогут ли самолеты подняться в воздух.
– Ну как погода, собирается стать лучше? – то и дело можно было слышать в бюро погоды. Ко всеобщей радости, наши «ветродуи», как мы называли синоптиков, пообещали, что к середине дня ветер стихнет и мы сможем полетать над Мирным.
Время приближалось к полудню. Поземка прекратилась, но солнца не было видно, весь горизонт был закрыт плотной облачностью.
– Нет солнца – и не надо, – говорили механики, – важно, что утих ветер.
На площади Мирного, где установлена трибуна, собрались все жители поселка. Митинг открыл секретарь партийного бюро Голубев. Он говорил о том, что сделано на шестом континенте участниками Первой советской антарктической экспедиции за истекший месяц. А сделано было немало. Большинство грузов, доставленных в Антарктиду экспедиционными судами, выгружено на материк; авиационная и наземная техника введена в эксплуатацию; строительство поселка еще не завершено, но уже сейчас на берегу Правды стоят дома, а рядом с ними – сооруженные на скальном основании высокие радиомачты. Первые динамики поселка образуют улицу, они готовы принять новоселов. Заканчивается постройка служебных зданий.
– И сегодня каждый из вас, товарищи, может гордиться тем, что он участвовал в создании замечательного поселка – форпоста советских ученых в Антарктике. Наши полярники – моряки, летчики, ученые, строители еще раз показали, на что способны советские люди. И какие бы трудности ни встретились им в дальнейшем, они будут преодолены, порукой этому – слово коммунистов, – закончил Голубев.
На трибуне сменяются ораторы, они от имени служб дают обещание выполнить задачи, поставленные перед экспедицией.
Митинг окончен. В торжественной тишине поднимается вверх Государственный флаг Советского Союза. Когда он достигает вершины мачты, раздается залп из ружей и ракетниц, звучит троекратное «ура», а в небе строем проходят самолеты и вертолет нашего отряда.
... Да, сделано уже немало. За месяц, прожитый в Антарктиде, члены авиационного отряда сумели собрать большинство самолетов, провести большую работу по созданию взлетно-посадочных полос и совершить ряд интересных полетов над загадочным материком.
Первое время летчики были в несколько «привилегированном» положении: если все члены экспедиции жили на судах, то временными жилищами летчиков, механиков, штурманов и радистов были самолеты. Каждое утро вертолет доставлял строителей, научных сотрудников и моряков с «Оби» и «Лены» на строительные участки Мирного, а вечером отвозил их обратно. По окончании рабочего дня у места стоянки вертолета собиралась очередь, и подходивший спрашивал: «Кто последний на вертобус?» За короткий срок Н-86 перевез около двух тысяч пассажиров.
В эти напряженные дни шла подготовка самолета ИЛ-12 Н-476 к рекогносцировочному полету в глубь материка, в район Южного геомагнитного полюса. Здесь предполагалось развернуть строительство выносной станции.
Этот полет вызывал большой интерес всех жителей Мирного. Еще бы, ведь нам предстояло лететь туда, где еще никто не был.
Наши механики тщательно проверяли отдельные узлы самолета. Действовать нужно было наверняка, ведь если случится что-нибудь в полете, когда мы будем далеко в Антарктиде, то никто нам не сможет помочь.
Еще раз проверили работу моторов и приборов. Как будто все в порядке, но тем не менее все мы очень волнуемся.
Вечером накануне вылета еще раз обсудили план полета. Как всегда, ученые требовали, чтобы мы их взяли с собой.
– Иван Иванович, – сказал мне Сомов, – может быть, все-таки возьмем кого-нибудь?
– Нельзя, Михаил Михайлович, полет рекогносцировочный, рисковать жизнью пассажиров не можем.
– Но летчики же полетят! – пробовали нас урезонить.
– А вы что хотели, чтобы самолет летел без летчиков?
– Ну что же, раз нельзя, значит нельзя... А жаль!
Когда все разошлись, мы еще долго с Дмитрием Николаевичем Морозовым сидели над картами и уточняли маршрут предстоящего полета.
Утром на аэродроме Мирного собрались все свободные от вахты. Погода нам благоприятствовала, утро было солнечным. Последние рукопожатия. Экипаж занимает свои места. Взревели моторы, и машина трогается с места. Вот она, поднимая снежную пыль, пробегает по твердому снежному насту. Еще несколько секунд – и самолет в воздухе.
Штурман Морозов заносит первую запись в бортовой журнал: «5 часов 15 минут по московскому времени. Произведен взлет с аэродрома Мирный, взят истинный курс 152 градуса, машина, набирая высоту, идет в намеченный район».
Мне вспомнился 1941 год. Тогда экипаж самолета СССР-Н-169 с группой научных сотрудников готовился к первому полету в район Полюса относительной недоступности в Северном Ледовитом океане. Это был период, когда летчики вместе с учеными открывали многие тайны полярного бассейна. Самолет, приспособленный к долгому пребыванию на льду вне аэродромов, был нашим передвижным домом с относительными удобствами и даже кухней. Помимо обычных аэронавигационных приборов, машина была снабжена солнечным компасом. Это давало уверенность, что самолет мы сможем привести в заданное место. Но о районе предполагаемых посадок ни экипаж, ни ученые не располагали никакими сведениями. Мы были одни и должны были рассчитать все точно. Безусловно, при аварии нам могли оказать помощь, но на это потребовалось бы время. Поэтому-то сразу же перед нами возник вопрос: какой ледяной массив мы встретим там, где нужно будет совершать посадки, и вообще, что мы встретим – лед или воду? Бесспорно, льда будет достаточно, но как с воздуха определить его прочность и состояние поверхности – трещины под снежным покровом, торосы и т.д.? А ведь самолет при посадке будет иметь полетный вес более двадцати тонн. Как поступить с моторами, выключать их при посадке или нет? Если во время посадки моторы будут работать и лыжа заденет за торос или попадет в трещину, лыжа может сломаться, а затем амортизационная стойка шасси, над которой в центроплане расположен бензиновый бак, пробьет его; польется бензин, и тогда пожар неминуем. Если же моторы при посадке будут выключены, возникнет другая опасность: лед может оказаться недостаточно прочным и самолет в конце пробега начнет проваливаться. Тогда мы, конечно, не успеем снова запустить моторы, а это также грозит гибелью машины.
2 апреля 1941 года мы вышли на старт, и через 45 секунд самолет был в воздухе. Ясная, безоблачная погода, хорошая видимость. Через семь часов предстоит совершить посадку на дрейфующий лед, но как долго тянутся эти часы...
Под нами Северный Ледовитый океан, однако его мы не видим. Внизу ледяной массив, изрезанный разводьями – тонкими черными полосками различных форм и направлений.
Но вот штурман В. И. Аккуратов докладывает, что мы у цели. Нужно садиться. Я смотрю вниз на безжизненную ледяную пустыню. Сверху она похожа на паутину: снежное поле изрезано черными трещинами, они идут в разных направлениях, переплетаясь и расходясь до самого горизонта. Отчетливо видны большие ропаки, но определить с воздуха высоту трудно. Но что это? На одной из льдин видим движущуюся точку. Сомнений нет – это хозяин ледяной пустыни белый медведь. Значит, и здесь, далеко от Большой Земли, есть жизнь. Ребята шутят:
– Хотели мы первыми побывать на Полюсе относительной недоступности, а оказывается, его до нас уже обжили. Ну что ж, веселей будет!
Сбрасываем дымовую шашку, определяем направление ветра и идем на посадку. Мельком оглядываю взволнованные лица своих товарищей. Держу машину на минимальной скорости. Моторы работают. Наконец лыжи касаются льда, и я выключаю моторы. Машина замедляет бег и останавливается. Лед оказался прочным. А где же «начальник аэродрома»? Действительно, медведь, видимо, испугавшись шума моторов, скрылся в торосах.
Спустя три часа там, где еще не ступала нога человека, вырос лагерь советских полярников. На Полюсе относительной недоступности развевался Государственный флаг Советского Союза.
Сейчас мы, действительно, многого не знали. Перед каждым полетом экипаж, как правило, знакомится с прогнозом погоды по маршруту. А чем располагали мы? Листком белой бумаги, на которой нанесены параллели и горизонтали нужного нам участка Антарктиды. Любой экипаж имеет точную карту маршрута. Карта же, которая у нас есть, не дает точного представления о районе, куда мы летим, так как там еще никто не был.
... Самолет идет дальше. Проходит еще час, моторы поют свою монотонную песню. Короткая запись в журнале: «Прекратилась связь с «Обью». А это значит, что наши товарищи в Мирном какое-то время проведут в тревоге за нас. Мы идем все дальше в глубь материка. Связи все нет. Герман Патарушин сообщает в эфир наши позывные и координаты, но нас никто не слышит.
Под нами гладкие и пологие заструги, однообразие снеговых полей. Идем на высоте 3650 метров над уровнем моря, но фактически от земли всего только 150 метров, а температура воздуха понизилась до минус 31 градуса. Очевидно, у поверхности купола все минус 50. Вот так лето!
Случись что-нибудь хотя бы с одним из моторов, и посадка с убранными шасси на «пузо» неминуема. Помочь нам никто не сможет. Естественно, что сейчас все члены экипажа с особым вниманием прислушиваются к гулу моторов. Но они работают ритмично.
Мы уже больше пяти часов в полете.
– Сейчас наши координаты 78 градусов южной и 106 градусов восточной – район Геомагнитного полюса, – сказал Морозов.– Михаил Михайлович! – говорю я Сомову, – здесь должна быть станция Восток. Как видишь, посадить самолет на лыжах можно.
– Высота местности тут над уровнем моря 3500 метров, – размышляет Сомов. – Мне кажется, людей нельзя завозить сюда самолетом, резкая перемена давления будет отражаться на их здоровье. Лучше всего, пожалуй, послать санно-тракторный поезд. Организовать его следует километрах в четырехстах от Мирного. Высота плато там не более 2500 метров – это уже высокогорный район. Организм человека, привыкнув к атмосферному давлению, в дальнейшем будет легче переносить кислородную недостаточность.
Самолет делает большой круг над районом Геомагнитного полюса. Под нами было все то же белое пространство.
– Теперь, – обратился я к Сомову, – можно и домой. Связи у нас до сих пор нет, и наверняка в Мирном беспокоятся.
– Беспокоятся, Иван Иванович, – это не то слово. Представляю себе, что сейчас происходит в радиорубке «Оби»! Жаль, что еще не вступила в строй наша береговая станция, она могла бы наладить с нами радиосвязь.
Мне было жаль радиста Патарушина. Как он волновался в течение этих долгих часов отсутствия радиосвязи!
– Брось, Герман, переживать, ведь у нас все хорошо. Конечно, жаль, что нас не слышат, но ведь это временно, – утешали его.
Самолет идет к Мирному. Вот уже семь часов, как мы в полете. Идем на высоте 3500 метров над уровнем океана, а стрелка радиовысотомера остановилась на делении 150, значит, под нами только 150 метров и мы мчимся бреющим. На душе радостно.
И тут лицо Патарушина расплывается в блаженной улыбке.
– Есть, есть связь с Мирным! «Обь» нас ищет!
– Передай, что у нас все хорошо.– Все в порядке, – облегченно вздыхает Герман, – они рады, что мы нашлись.
Вот уже на горизонте показались скалы острова Хасуэлл. Через несколько минут под крылом самолета прошел поселок, еще один круг – и я веду машину на посадку.
... Что же нового дал нам этот полет? Прежде всего мы убедились, что никаких гор, отмеченных американскими летчиками в 1947 году, на расстоянии 400 километров от побережья, нет. В районе Геомагнитного полюса плато над уровнем моря превышает 3000 метров, температура воздуха в конце местного летнего месяца на высоте 200 метров над плато держалась минус 33 градуса мороза. Судя по надувам и застругам, которые хорошо нам были видны во время полета, здесь преобладает восточный ветер. Само плато резко повышается от берега Правды и в 400 километрах от Мирного достигает высоты 2800 метров; далее начинается пологий подъем (на протяжении 1000 километров всего на 500 метров). При внимательном осмотре местности, над которой летел самолет, трещин не было обнаружено. Можно ли совершать посадки самолета для проведения исследовательской работы на поверхности материка? Да, можно.
