Текст книги "Звезды на крыльях"
Автор книги: Иван Бабак
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Иван Ильич Бабак
Звезды на крыльях
Слово к читателю
«Две судьбы сплелись в моей жизни – судьба педагога и судьба летчика-истребителя. Я считаю своей основной профессией профессию учителя. А летчик – это, так сказать, мой параллельный жизненный курс. Авиаторы знают это выражение. Известно оно, пожалуй, многим, кто интересуется авиацией. Двое движутся рядом к намеченной цели,» – эти слова принадлежат Герою Советского Союза Ивану Ильичу Бабаку, одному из боевых летчиков Великой Отечественной войны.
Имя этого человека, восторженные отзывы о его безграничной отваге и высоком летном мастерстве можно встретить во многих произведениях мемуарной литературы, посвященных подвигам советских летчиков.
Судьба И. И. Бабака типична для целого поколения советских людей и в то же время глубоко своеобразна. Перед войной он окончил педагогический институт и аэроклуб. Затем – авиационное училище и фронт.
Совершив первый прыжок с парашютной вышки, юноша решил, что дорога в авиацию для него закрыта, что он слишком слаб духом для полетов. А в двадцать пять лет Иван Бабак командовал полком истребителей, и к концу войны на его боевом счету было 37 сбитых фашистских самолетов. Работая в школе, он мечтал о небе, а мастерски проведя очередной бой, думал о том времени, когда вернется в школу. И он вернулся. Медалью «За трудовую доблесть», значком «Отличник народного образования», почетными грамотами, любовью и уважением детей отмечены заслуги отважного летчика на ниве народного образования.
Мы, сослуживцы Ивана Бабака, знаем его по Великой Отечественной войне как подлинного патриота социалистического Отечества, храброго и тактически грамотного воздушного бойца, безгранично преданного своей Родине, Коммунистической партии.
Полтавчане были свидетелями его успешной педагогической деятельности. Теперь вниманию обширной аудитории предлагается книга Ивана Бабака – летчика и учителя.
Какова же основная мысль этой книги? Пожалуй, лучше всего сформулировал ее сам автор. «На примере собственной жизни я твердо убежден, что все зависит от веры, человека в свои собственные силы и в тех, кто тебя окружает. Вместе можно преодолеть любые преграды и добиться намеченной цели».
Книга И. И. Бабака по своему содержанию выходит за рамки воспоминаний о прожитых годах. Это прежде всего взволнованный рассказ о героизме, о мужестве, о беспредельной преданности советских людей своему социалистическому Отечеству. И, что очень важно, эта книга о становлении характера, о воспитании чувств.
Воссоздавая картины ожесточенных воздушных боев, рассказывая о ратных буднях летчиков, автор стремится проследить, как в огне сражений закалялась воля защитников Родины, как духовно мужали люди.
Документальное повествование И. И. Бабака отмечено исключительной искренностью и строгостью. Строгостью по отношению к себе. Автор не сглаживает острых ситуаций, ничего не упрощает. И это придает описываемым событиям особую достоверность.
Книга «Звезды на крыльях», адресованная в первую очередь молодому читателю, никого не оставляет равнодушным. Она несет в себе большой воспитательный заряд, учит мужеству, верности, говорит об ответственности каждого из нас за настоящее и будущее Отчизны.
А. И. ПОКРЫШКИН,
трижды Герой Советского Союза,
Маршал авиации
Вызывает комдив
Февральское небо фашистской Германии в сорок пятом встретило авиаторов неприветливой погодой: низкой облачностью, частыми снегопадами, туманами.
Ужаснейшая из всех войн катилась к своему неизбежному концу, чтобы бесславно для агрессора погибнуть там, где она родилась, в самом логове фашизма – Берлине.
Теперь все мы жили предстоящей битвой. На дорогах, по которым нескончаемым потоком двигались наши войска, появились новые указатели направлений к фашистской столице, а на танках, орудиях, автомашинах и самолетах – свежие лозунги: «Вперед на Берлин!», «Даешь Берлин!», «Мы выстояли, теперь победим!».
На военных картах в штабах разрабатывались направления главных ударов наших войск, стрелы их ударов упирались все в то же название – «Берлин». С крушением последней фашистской цитадели связан конец войны, потому и стремилась наша армия вперед могучим потоком, который никакими силами остановить было уже невозможно.
Еще немало падет в решительном бою героев – юных и пожилых, еще не одного отца, сына, брата, мужа сразит или покалечит в своих последних судорогах война, она и на исходе еще принесет много слез и горя, но никто и ничуть уже не сомневался в том, что недалек час справедливой расплаты для ненавистных фашистов, принесших человечеству столько горя и страданий.
Неудержимым порывом к наступательным боям жила и наша истребительная авиация. Как назло, нам очень не везло – мешала весенняя распутица. Поверхность аэродромов в оттепель превращалась в непролазное месиво. Ни взлететь, ни сесть на таком аэродроме нельзя. Разве только в отдельные дни, утром рано, когда поверхность земли сковывают слабые заморозки, удавалось сделать один-другой вылет. Тяжело было сознавать, что в этом последнем финишном марше наземных войск мы, летчики, не принимаем должного участия.
А в то самое время наш командир Александр Иванович Покрышкин решал нелегкую и совсем новую в боевой авиации проблему – можно ли использовать автостраду в качестве взлетно-посадочной полосы.
У населенного пункта Тайфельде, где стояли увязшие в грязь самолеты, силами всего личного состава дивизии была расчищена полоса для взлета. Для этого пришлось проделать очень трудоемкую работу – снять раскисший слой почвы на полосе длиной восемьсот и шириной в полсотни метров.
Рано утром, когда еще поверхность почвы аэродрома сковывалась ночным заморозком, в воздух начали подниматься самолеты дивизии: первым взлетел со своим ведомым Георгием Голубевым командир дивизии Александр Покрышкин, за ним один за другим с небольшими интервалами успешно взлетели все три эскадрильи 16-го авиаполка.
На аэродроме Альтдорф собрался весь состав дивизии: летчики, инженеры, техники, офицеры штаба. На их лицах нескрываемая радость: наконец-то вырываемся из плена грязи, в котором застряло соединение на целых десять дней!
Вот уже пошли на взлет самолеты и 104-го авиаполка. Первые машины сравнительно легко начинали разбег и удачно отрывались от расчищенной полосы, но для следующих за ними взлет все более усложнялся: шасси самолетов все глубже входило, в почву, оставляя за собой глубоко пропаханные борозды, от колес летели во все стороны брызги грязи. Летчики 100-го гвардейского полка с тревогой наблюдали, как взлетающие включали форсажный режим мотора, чтобы оторваться от раскисающей поверхности взлетной полосы.
Солнце все выше поднималось над горизонтом, и его косые лучи все более размягчали почву. Из-за этого вылет 100-го полка отложили. Тогда еще никто не знал, что 100-му полку больше месяца придется не принимать участия в боевых операциях.
Те же полки, которым удалось вырваться из грязи на аэродроме Альтдорф, сразу включились в боевую работу вблизи населенного пункта Аслау. Аэродромом им служил небольшой отрезок автострады Бреслау – Берлин. Автострада эта состояла из двух бетонированных полос, разделенных нейтральной полосой почвы шириной в полтора метра. Эта узкая полоса была присыпана щебнем и плотно укатана, соединяя обе бетонированные полосы длиной немного более километра, что вполне обеспечивало взлет и посадку самолетов. Во время взлета и посадки этот участок оцеплялся охраной, чтобы остановить движение транспорта.
Подобного еще не знала история военной авиации. Противник недоумевал: откуда могли действовать истребители русских в этом районе, когда в радиусе более сотни километров не было ни одного более-менее пригодного к полетам аэродрома. Фашистские воздушные разведчики рыскали вдоль и поперек этого района. Попробовали выбрасывать они и своих парашютистов, но так и не смогли раскрыть тайну: откуда так внезапно взлетают десятками «кобры» и так же таинственно исчезают, уходят на посадку на неизвестный аэродром. Несомненно, при помощи радионавигационных средств немцы определили приблизительное место базирования наших истребителей. Но все попытки точно установить их дислокацию ни к чему не приводили.
Автострада в этом месте пролегала в густом сосновом лесу, поэтому самолеты сразу же после посадки быстро отруливали с дороги и надежно маскировались меж ветвистыми дубами. Возвратится с задания группа в 12–14 самолетов и в течение двух-трех минут садится и рассредоточивает самолеты между деревьями у дороги… И ничто не напоминает о существовании здесь аэродрома. Конечно же, во время вылета и посадки группы в воздух поднимались отдельные пары истребителей, которые обеспечивали надежность взлета или посадки, охраняли район от вражеских разведчиков.
Мы были горды за нашу могучую авиацию, и как здесь не вспомнить начало войны. Тогда фашистские летчики чувствовали себя хозяевами в небе, зачастую безнаказанно расправлялись с нашими тихоходными, неповоротливыми и слабо защищенными бомбардировщиками ТБ-3, СБ, коршунами налетали на колонны наших войск, а наши, хотя и поворотливые, но малоскоростные, вооруженные в основном одними пулеметами истребители И-16 и И-15, И-153 не могли сколько-нибудь серьезно защитить, прикрыть от нападения ни бомбардировщики, ни наземные войска. Теперь же в нашей истребительной авиации были на вооружении первоклассные боевые машины Ла-5, Ла-7, Як-7, Як-3, ничем не уступающие, а зачастую превосходящие по боевым качествам «мессершмитты» и «фокке-вульфы».
…Весеннее солнце, хотя еще и не совсем теплое, размягчило подготовленную было к полетам полосу, и 100-й полк так и не успел взлететь. Прошло несколько томительных дней в ожидании. Однажды утром командир 100-го полка Герой Советского Союза С. И. Лукьянов вызвал Героя Советского Союза старшего лейтенанта Ивана Бельского к себе на командный пункт:
– Иван Ильич, готовьтесь к полету. Нас вызывает комдив!
На аэродроме их самолеты стояли уже на взлетной полосе, прибуксированные сюда трактором. Чтобы взлететь, пришлось сразу же в начале разбега включить форсаж мотора. Маршрут полета был коротким. Вскоре они – долетели до участка автострады, указанного на карте знаком аэродрома. Пока летчики, став в круг, присматривались к необычному месту приземления, Александр Иванович Покрышкин передавал им по радио подробные объяснения: как построить маршрут для захода на посадку, указывал ориентиры, в каком месте должны приземлиться.
С высоты подготовленный участок автострады выглядел слишком узкой лентой. Бельский заходит на посадку первым. Комдив корректирует его действия по радио. Строго в назначенном месте приземляется он. Следом за ним совершил посадку и майор Лукьянов.
– Комдив вас вызывает к себе в штаб к двадцати двум ноль ноль. До этого времени вы можете быть свободны, – заявил прилетевшим начальник штаба дивизии полковник Абрамович.
В ожидании назначенного часа Лукьянов и Бельский ушли на автостраду и почти целый день наблюдали, как летчики соседних полков взлетают и уходят на боевые задания. Командир 16-го авиаполка дважды Герой Советского Союза Григорий Речкалов, руководивший полетами на КП близ автострады, сказал, что все эти дни летчики полков принимают активное участие в боевой работе, по нескольку раз каждому из них приходится вылетать на боевые задания, но не было ни единого летного происшествия на автостраде при взлете или посадке. И действительно, Лукьянов и Бельский продолжительное время наблюдали ритмичную и четкую, как на обычном благоустроенном аэродроме, работу летчиков, перебазировавшихся сюда.
…Только поздним вечером прибыл комдив полковник Александр Иванович Покрышкин в свой штаб. Старший лейтенант Бельский с майором Лукьяновым сидели на диване в стороне и, пока Александр Иванович говорил с начальником штаба и начальником политотдела, всё думали о том, зачем их сюда вызвали. Вдруг комдив поворачивается к ним и энергично, бодро, что было всегда свойственно этому человеку, не знавшему уныния и усталости, говорит:
– Я вас вызвал сюда для того, чтобы решить вопрос о назначении командира в шестнадцатый авиаполк. Предварительно посоветовавшись, мы решили назначить командиром этого полка товарища Бельского. Какое ваше мнение, майор Лукьянов?
При первых же словах, обращенных к ним, майор Лукьянов и старший лейтенант Бельский, как того требует устав, поднялись и, выпрямившись, внимательно слушали комдива.
Быстро собравшись с мыслями, майор Лукьянов стал излагать свои соображения:
– Старшего лейтенанта Бельского я приметил с первых дней, как стал командовать полком. Думаю, что у него не будет головокружения после того, что я скажу в его присутствии. Он обладает незаурядными качествами летчика-истребителя. Всегда ищет боя и первым навязывает его противнику… Бои ведет тактически грамотно и за время своей боевой деятельности он не проиграл ни одного из них. Больше того, еще не было случая, чтобы ведомые им группы не добивались успеха в бою.
Майор Лукьянов продолжал еще говорить, характеризуя боевые качества своего заместителя, отчего тот чувствовал себя неловко и стесненно. Ему хотелось, чтобы командир скорее кончил говорить о нем.
Между тем майор Лукьянов продолжал говорить о том, что он продвигал Бельского вплоть до своего заместителя, хотя, мол, еще год назад он был только заместителем командира эскадрильи.
Бельскому казалось теперь очевидным, что его командир скажет: он целиком и полностью согласен с мнением комдива насчет назначения его командиром шестнадцатого полка и что, мол, ему приятно, когда его однополчане идут вверх по служебной лестнице, что его полк – кузница командирских кадров и тому подобное… Но вдруг Бельский слышит:
– И все же, товарищ полковник, я просил бы вас оставить старшего лейтенанта Бельского в прежней должности во вверенном мне полку. Прошу учесть, что из полка выбыло много опытных летчиков, а в последнее время тяжело ранен мой заместитель дважды Герой Советского Союза Дмитрий Глинка.
Командир 100-го полка продолжал говорить, приводя еще какие-то доводы, а Бельский еще был уверен, что Сергей Иванович его отстоит, и он останется в своей волку. Он очень хорошо себя чувствовал в своей части и расставаться с ней ему было нелегко.
Туда он пришел в сорок втором сержантом из авиаучилища. Этот полк стал для него родной семьей. Здесь его встретили такие замечательные наставники и друзья, как Дмитрий Глинка, командир эскадрильи Михаил Петров, Герой Советского Союза Василий Шаренко, летчик Николай Лавицкий, Борис Глинка, Николай Кудря. Здесь сражались храбрейшие из храбрых, настоящие асы – Дмитрий Шурубов, Александр Поддубский, Геннадий Микитянский, Дмитрий Аленин, Владимир Канаев и многие, многие другие; с которыми, он так сроднился. Это они сделали его воздушным бойцом. И, выходит, неплохим. В 1943 году Бельскому присвоили высокое звание Героя Советского Союза. Именно в этом полку привили ему высокие боевые качества, Именно в этом полку произошло для него самое замечательное событие – здесь его приняли в партию великого Ленина. Наконец, здесь приписан его самолет – подарок мариупольских школьников.
Майор Лукьянов продолжал настаивать, чтобы его заместителя оставили в 100-м гвардейском полку. Покрышкин молча слушал. А Бельский, застигнутый врасплох неожиданным предложением, думал о боевых друзьях из своего полка…
Вот лейтенанты Петр Гучок и Григорий Дольников – белорусы по национальности. Как сроднился он с ними, с этими беспредельно храбрыми и мужественными парнями! Вот Григорий Патрушев, тот, что так неуверенно начинал свой боевой путь, а теперь радовал его в каждом воздушном бою своей особенной смекалкой, умением взаимодействовать в группе. Такими стали и Василий Бондаренко, и Иван Кондратьев, и Василий Сапьян, и многие, многие другие, с кем свела их боевая дружба. Каждый из них в тяжелый момент боя не задумываясь придет на выручку, смело пойдет на смертельный риск, чтобы выручить друга в беде.
На длинных фронтовых дорогах росла их боевая дружба, а вот теперь, когда они мечтают о недалекой победе, когда здесь, на автостраде, служащей им аэродромом, стоит указатель: «До Берлина – 88 км», ему предлагают расстаться со своим полком. Но разве можно с ним расстаться?..
И вот он слышит:
– А каковы ваши мнения? – это комдив обращается к начальнику штаба дивизии и начальнику политотдела.
Первым отозвался начальник штаба полковник Абрамович:
– Я поддерживаю выдвинутое вами предложение, Бельский – летчик отличный. Мастер воздушного боя. Считаю, что созрел и как командир. Его личный счет сбитых самолетов врага дает право быть командиром. Он будет успешно учить боевому мастерству других.
Начальник политотдела полковник Дмитрий Мачнев тоже поддержал предложение комдива. Кратко остановился на характеристике его работы заместителем секретаря комсомольского бюро полка и члена дивизионной парткомиссии. Заключил словами:
– Считаю, что для командования полком он созрел и в политическом отношении.
Александр Иванович Покрышкин обратился к Бельскому:
– Ну вот видишь, все согласны…
Бельский насупил брови:
– Я просил бы, товарищ полковник, оставить меня на прежней должности в своем родном полку…
– Сейчас – отдыхать! – как бы подводя итоги всему сказанному, командирским тоном произнес Покрышкин. Вопрос о назначении вас на новую должность решен.
…Удивительный человек их комдив! Познакомился Бельский с ним еще в том тяжелом сорок втором году, когда они с горечью в сердце отступали к Кавказу. Внешне А. И. Покрышкин был всегда, казалось, излишне строг, немного замкнут. В свободное от вылетов время он часто уединялся и рисовал схемы проведенных боев, производил какие-то расчеты.
Но, беседуя с летчиками, он преображался. Куда и девалась тогда его внешняя строгость! Он любил поспорить, особенно тогда, когда спор касался самого важного для летчика-истребителя: маневра, боевых порядков групп и их тактических приемов.
Иван Бельский не раз принимал участие в этих спорах, а главное – ему посчастливилось вести бой в группах, которыми командовал Саша, как с гордостью и любовью называли Покрышкина летчики.
Нисколько не изменился Александр Иванович, когда стал командиром дивизии, первым в стране кавалером трех Золотых Звезд, когда его узнал весь мир. Он и тогда умел выслушивать внимательно и с уважением других, по-настоящему ценил тех, кто проявлял инициативу, искал новые пути и приемы ведения воздушного боя.
На параллельных курсах
…Недалеко от города Никополя, где во времена Запорожской сечи Богдан Хмельницкий был избран атаманом казацкого войска, вдоль побережья небольшой речушки Чертамлык по обеим ее берегам раскинулось неширокой, но длинной цепочкой родное село Ивана Бельского – Алексеевка.
На свете много уголков красивых, чудесных. Но самая дорогая та земля, где ты родился, самое уютное то небо, под которым рос в детстве и юности, самое теплое то жилище, в котором рядом были самые близкие люди – отец, мать, сестры, братья.
Для Ивана такая земля – его родная Алексеевка, его колыбель. Отсюда для него и началась Родина…
Старое село, в котором он жил, было обыкновенным, каких много на Украине. Оно не воспето в песнях и легендах. А ему Алексеевка всегда казалась необычайно красивой.
Родители Ивана – Илья Яковлевич и Мария Семеновна – были крестьянами. До революции батрачили: отец – у кулаков, мать – у немцев-колонистов.
Вместе с революцией пришло в их семью и настоящее крестьянское счастье: получили в личное пользование землю, кое-какой сельскохозяйственный инвентарь, лошадей.
Отец был в селе уважаемым человеком, возглавлял комитет беднейших крестьян, всей душой и делами был сторонником новой жизни. В 1927 году, когда начались создаваться первые коммуны, он стал одним из организаторов хозяйства.
В семье авторитет отца был непререкаем. Мать во всем слушалась отца и послушанию учила своих детей: «Так сказал отец!»
В отце счастливо сочетались энергия и доброта, моральная сила и широта интересов… Впрочем, отец не любил подчеркивать своего главенства, был скромным и очень душевным человеком. Вечером, когда собиралась семья, он подсаживался к детям и расспрашивал, чем они занимались, как провели день. Любил он слушать их детские рассказы. Изредка вставлял свои вопросы, уточнял что-то, хвалил или, если это нужно, доброжелательно осуждал их действия.
Школа! Любимые учителя, на которых так хотелось быть похожими их ученикам! Сколько хорошего, нужного они им дали для жизни! Учителя первые открыли им тайны цифр и алфавита, объяснили, что такое звезды, как и почему они двигаются, научили выращивать деревья, петь красивые песни о Кармелюке и Щорсе, о Родине и Москве. Иван ежегодно приносил из школы похвальные грамоты, ежегодно влюблялся в новые предметы: за рисованием – в математику, за математикой – в химию…
В душе его росли и крепли любовь и уважение к школе и учителям. Эту любовь пронес он через всю войну, через всю жизнь…
1933 год. Впервые в жизни Иван Бельский расстается с родным домом, семьей. Хотелось ему стать учителем, наставником юных, «сеять разумное, доброе, Вечное». К этому склоняли его и советы учителей. Но одно дело – мечта, а другое – действительность. На семью свалилось большое горе: тяжело заболел отец. Прямо с колхозного тока, где он днем работал приемщиком зерна, а ночью оберегал его, привезли отца с парализованными ногами.
Единственным кормильцем в семье осталась мать, добрая, милая их мать, на руках которой было, кроме больного отца, еще трое малых детей. Старший, Григорий, уже студент, учится в Киеве. Далеко от дома. Ему нужна материальная помощь. Вот и пришлось Ивану думать, куда податься после окончания семилетки. Он решил тогда не уезжать далеко от семьи в связи с болезнью отца и поступил в техникум в Никополе. Учился он старательно, хорошо. Его отмечали, хвалили, даже стипендию повышенную назначили. Но посмотрел он однажды на свою одежду ох и износилась же она! А как же дома мать? Ей ведь еще хуже!
Так вот думал он, думал и написал матери: «Мама, не могу я сейчас учиться, когда дома такие обстоятельства сложились. Я должен помогать вам», – и приехал домой раньше, чем письмо его пришло. Увидела мать сына и заплакала от нового горя (именно так она) восприняла весть о прерванной его учебе), но упрекать не стала. А он долго не раздумывал – уже на второй день отправился еще с двумя пареньками, друзьями своими, пасти колхозных лошадей. Надо было зарабатывать, помогать матери, семье.
Пас лошадей и читал книги. Много читал и мечтал о дальнейшей учебе. Верил, что трудности их семьи временные, что учиться он будет непременно. Так говорили ему и его учителя. И действительно, осенью, когда домашние условия несколько улучшились, Иван с буханкой хлеба в сумке и пятьюдесятью рублями в кармане поехал в Запорожье. Его приняли на рабфак педаготического института.
Год напряженной учебы прошел незаметно. Его детская заветная мечта свершилась – он студент педагогического института! Чувствовал себя на седьмом небе. Лекции, лабораторные работы… После занятий Иван сразу же отправлялся в институтскую библиотеку и там запоем читал, читая…
Это было тревожное время. Власть в Германии захватили фашисты. Общепринятым стало: каждый студент – в первую очередь комсомолец – стремился приобрести какую-нибудь оборонную специальность. В институте былзг организованы многочисленные кружки, в которых студенты изучали стрелковое оружие, средства противохимической защиты, учились водить мотоцикл и автомашину. Но особенно много студентов увлекалось парашютным спортом.
Захотелось и Ивану Бельскому испытать свой характер. Записался в парашютный кружок. Без особого труда изучил устройство парашюта, его укладку. А когда пришло время прыжков, залез на вышку и с показным спокойствием ринулся вниз по команде.
Когда Иван приземлился, то подумал, что прыжок этот будет последним: если уж честно признаться – очень он испугался.
Потом он еще не раз прыгал с вышки, но страх не проходил. И вот тогда он решил рассказать инструктору, что прыжки – это не его стихия, что он боится и что страх не проходит…
Инструктор выслушал чистосердечное признание Ивана Бельского и… назначил ему дополнительные прыжки. А после каждого прыжка спрашивал, не проходит ли страх. Но страх не проходил.
И вот Ивану пришлось покривить душой. После двадцать первого прыжка он сказал, что уже не боятся. А про себя твердо решил: стихия смелых – не его призвание.
1936 год. Страну облетел лозунг Осоавиахима: «Дадим Родине 100 000 летчиков!» Это был призыв к нашей советской молодежи, комсомольцам в ответ на усиленную подготовку фашистской Германии к войне. – Бельский! Тебя вызывает секретарь комсомольского бюро института, – передал ему кто-то из студентов.
Комсомольский вожак Иван Бондаренко неожиданно предложил:
– Слушай, Бельский, нам пришло указание направить лучших комсомольцев на учебу в аэроклуб. Решили мы на бюро направить тебя. Вот комсомольская путевка.
Лицо секретаря сияло. Он искренне радовался и, вероятно, был глубоко убежден, что и комсомолец Бельский с такой же радостью встречает это известие.
Он и не подозревал, какое смятение охватило Ивана. Если бы эту путевку вручили другому студенту, действительно достойному, он бы искренне порадовался за него. Наверно, не было в ту пору среди них таких, которые не завидовали бы лётчикам, не восхищались их мужеством и отвагой. Стараясь не выдать волнения, Бельский взял путевку. Честно говоря, он был уверен, что его не возьмут. Знал, что впереди – строгая медицинская комиссия, которая наверняка его забракует.
Но вышло по-иному. Вопреки ожиданиям, медицинскую комиссию Иван Бельский прошел без всяких ограничений и вскоре был зачислен курсантом аэроклуба без отрыва от занятий в институте.
Так началась его новая жизнь, длившаяся два года: днем – институт, вечером аэроклуб, днем – диамат, таблица Менделеева, химические опыты и препарирование животных в лаборатории, вечером – аэродинамика, штурманское дело, устройство самолета и мотора…
Весной 1938 года, когда был закончен в основном теоретический курс, начались практические полеты, Еще на рассвете, когда город спал крепким сном, автобус с курсантами, одетыми в комбинезоны с пришитыми на них петлицами и приколотыми эмблемами авиации, отправлялся за город, к аэродрому. Из автобуса лилась песня энтузиастов:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал стальные руки-крылья,
А вместо сердца – пламенный мотор…
…Первый пробный полет. Инструктор ведет самолет в чистом, прозрачном утреннем небе. В переговорное устройство спрашивает Бельского, как он ориентируется в воздухе. Иван легко узнает отдельные объекты города: заводы, Днепрогэс, железнодорожные вокзалы, свой родной институт, а рядом с ним городской Парк культуры и отдыха имени Ивана Франко.
В последующих полетах задания постепенно усложнялись: необходимо было производить более сложные маневры, готовясь к выполнению фигур высшего пилотажа. Начнет делать одно, упускает другое. Никак, не удавалось управлять самолетом в определенном режиме полета, следить за показаниями приборов. Ох как изматывали его эти двадцатиминутные полеты, казавшиеся вечностью! В общежитии он как сноп падал на кровать, но долго не мог уснуть: казалось ему, что кровать качалась, делала виражи, переворачивалась…
И все-таки, несмотря ни на какие трудности, осенью 1938 года Иван Бельский успешно окончил аэроклуб. Полюбившаяся воздушная стихия так увлекла его своей остротой ощущений и сказочной романтичностью, что он готов был даже оставить свою первую, еще в детстве рожденную мечту – стать педагогом. Подал, как и другие курсанты, рапорт о зачислении его в авиационное училище. Но председатель приемной комиссии, узнав, что Бельский на последнем курсе пединститута, посоветовал ему прежде окончить вуз.
Через год он уже работал учителем химии и биологии в Партизанской средней школе Приморского района Запорожской области. Бескрайние степи, роскошные сады в белом одеянии весны, плодородные пашни. А за небольшим перевалом – Азовское море, на котором так любили они, учителя, купаться с детьми и плавать на колхозных баркасах. Но больше всего молодому учителю нравились люди села трудолюбивые, жизнерадостные, очень уважительные.
Бельский делал тогда первые, еще неуверенные и одновременно увлекательные, как и первые самостоятельные полеты в воздухе, трудовые шаги на педагогическом поприще. Но он твердо помнил слова декана факультета, сказанные им, молодым учителям, на выпускном вечере в институте:
– Друзья, идите по самым высоким вехам жизни, иначе нельзя – ведь вы учителя. Надо вам так жить, чтобы потом было на что оглянуться. Мелочи померкнут, оставшись позади, и ничего не будет видно. Скажете, что и жизни, собственно, не было, если не будет этих высоких вех…
Полюбил он школу, полюбил и учителей, среди которых было много замечательных мастеров педагогического дела, добрых, душевных людей. Но мысль об авиации не покидала Бельского…