Текст книги "Мы, собаки и другие животные: Записки дрессировщика"
Автор книги: Иван Затевахин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Вообще же, в настоящее время дрессировка разделилась на два направления: пользовательское и «спортивно-дипломное». Цель пользовательской дрессировки – изменить поведение собаки таким образом, чтобы сделать жизнь с ней комфортной для владельца (или проводника, если речь идет о служебной собаке). Конечно, в пользовательскую дрессировку служебных собак входят соответствующие их службе спецкурсы. В этом случае они проходят путь от элементарных навыков до сложных специальных (поиска разных веществ, задержания и конвоирования преступников и др.). В пользовательской дрессировке навыки разучиваются без особой оглядки на внешнюю, формальную сторону их выполнения – главное, чтобы был результат. При этом абсолютно не важно, о какой именно дрессировке идет речь – послушании, защите или поиске кладов.
К сожалению, именно это направление – самое благодатное поле деятельности для разнообразных шарлатанов: «зоопсихологов», «корректоров психики и поведения» и им подобных. Поскольку нет четких критериев оценки результата, напортачив, «специалист» всегда может сослаться на сложность или запущенность случая, генетические отклонения объекта дрессировки и еще бог знает на что. Я много раз говорил, что главным инструментом «корректоров» и «зоопсихологов» является их речь – чем она цветистее, а термины туманнее, тем, как правило, хуже специалист. И чем проще и доступнее язык, тем он лучше.
В «спортивно-дипломной» дрессировке наши тренеры и спортсмены сделали громадный шаг вперед. Причина, на мой взгляд, в том, что здесь есть четкие критерии оценки. Правда, должен сразу оговориться: получение диплома по общему курсу дрессировки (ОКД) еще не означает, что собака стала абсолютно управляемой. Точно так же как диплом ЗКС или даже призовые места по «Рингу» (любому), еще не означают, что собака справится с реальным злоумышленником.
Вы уже наверняка понимаете почему. Собаки очень быстро привыкают работать в знакомом месте и связывают «правильную» работу с ним, не перенося полученные навыки с дрессировочной площадки на другие места и ситуации. Именно такое положение дел исправляет ситуативная дрессировка – составная часть системной. Это же можно сказать и о защитной службе. Если вы хотите получить реального защитника и охранника, который не будет пасовать перед злоумышленником, то навыки, полученные собакой на площадке, обязательно нужно оттачивать в самых разнообразных ситуациях. Конечно, начиная на новом месте каждый раз с самого простого элемента. Нормативная дрессировка перетекает в ситуативную и обратно, а провоцирующие, отвлекающие факторы работают на формирование и закрепление навыка. В этом, в общем, заключается принцип комплексных состязаний, где проверяются навыки послушания, защиты и физическая форма собаки.
В заключение скажу, что дрессировщик должен неуклонно следовать правилу «трех П», сформулированному когда-то Валерием Варлаковым: постепенность, последовательность и постоянство. Это значит, что навык следует разучивать постепенно, дрессировщик должен быть последователен и постоянен в своих действиях и требованиях к собаке. Сага о подкреплениях
Выше мы много раз употребляли слово «подкрепление», пора наконец разобраться, что это такое и какие бывают подкрепления. Это важно для тех, кто действительно хочет разобраться в механизмах и инструментах, с помощью которых обучают животных.
Основной инструмент обучения в руках и головах всех современных дрессировщиков – это оперантное научение. Теорию оперантного научения разрабатывали приверженцы направления, которое называется бихевиоризмом. На практике этот метод используют тренеры не только собак, но и лошадей и морских млекопитающих, а также киперы в процессе ветеринарного тренинга животных в зоопарке. Мы уже привыкли к прыгающим через обруч дельфинам – казалось бы, что тут такого, интеллект этих животных известен всем. Но применение оперантного метода, в том числе с использованием исключительно положительных подкреплений, тогда, когда этот подход оправдан, дает совершенно невероятные результаты. Например, тренеры в зоопарках мира обучают диких животных заходить из вольера в «отсадник» или, что еще удивительнее, останавливаться в любой точке вольера по команде.
В свое время на съемках «Диалогов о животных» в Московском зоопарке мы познакомились с Мелани, старейшей самкой черного ягуара (ей было 20 лет) в нашей стране. В дикой природе ягуары столько не живут, разумеется. Вообще, это очень крупные хищники (вес самцов может превышать 130 кг), обладатели самой сильной хватки среди больших кошек – в дикой природе им приходится раскусывать панцири черепах и прокусывать черепа кайманов.
Характер у ягуаров, как у всех одиночных кошек, не сахар. Мелани была относительно спокойной дамой с букетом соответствующих возрасту болезней. На глазок она весила за 90 кг. О силе «старушки» свидетельствовали разорванные пластиковые бочки, разбросанные по вольеру. Ей необходимо было время от времени делать определенные процедуры – уколы витаминов и забор крови, подстригать когти, которые в дикой природе стачиваются естественным образом, а в зоопарках, на мягкой поверхности, сильно отрастают.
Пройдя «закулисный» лабиринт павильона, где располагался вольер Мелани, заглянув на сверкающую чистотой кафеля и металлических разделочных столов кормокухню, где в тот момент киперы нарезали мясо для разнокалиберных хищников, мы подошли к скрытой от взглядов посетителей тыльной стороне вольера. За сеткой в ожидании еды гуляла Мелани. Увидев незнакомых людей, она свирепо оскалилась и зарычала.
– Здравствуйте, Ира, – приветствовал я ведущего зоолога отдела млекопитающих Ирину Алексеичеву, возле которой стояло ведро с мелко нарезанным мясом. – Мы, как всегда, не вовремя?
– Ничего страшного, – сказала Ирина, – хотите посмотреть, как я стригу когти Мелани?
– Конечно, хотим. И снять тоже! Это тот самый ветеринарный тренинг? – Я обрадовался. Мы только начинали съемки в зоопарках и с веттренингом пока не сталкивались.
– Да. Знаете, в чем его отличие от цирковой дрессировки? – спросила Ирина.
– Догадываюсь, – ответил я, – но все же?
– Животное никто не заставляет, и оно в любой момент может уйти.
Мелани пока никуда уходить не собиралась. Вообще, ветеринарный тренинг совершенно необходим в практике содержания животных в неволе. Ветеринарные процедуры нужно проводить постоянно, и каждый раз усыплять животных негуманно. Другой вариант – механическое обездвиживание с помощью тесных клеток или просто руками мужественных сотрудников зоопарка (что, конечно, Мелани не грозило). В любом случае для животных такого рода манипуляции – стресс, как и невозможность контролировать собственное тело. Тренинг позволяет животному самому решать, что делать или не делать. Он его развлекает, в том числе контактом с тренером. Животное проходит процедуру добровольно. В общем, тренинг куда как предпочтительнее, чем усыпление по таким пустяковым (и одновременно сложным) делам, как стрижка когтей.
– Иди сюда, моя девочка, – сказала Ирина, – дай лапку, нет, не ту, другую.
Грозно скалясь, шипя и рыча, как и должен это делать разъяренный ягуар, Мелани тем не менее дала левую лапу, подняв ее и зацепившись за сетку когтями. Но Ирина решила немного усложнить ей задачу и попросила правую. Мелани дала правую. Ирина подкрепила подачу лапы кусочком пищи и взяла страшного вида ножницы для стрижки когтей. Мелани лапу не убирала, но скалиться и рычать продолжала. Ирина осторожно начала процедуру, постоянно давая кошке мясо. Ситуация сложилась совершенно невероятная: Мелани стояла абсолютно неподвижно, но выражение ее «лица» при этом говорило о том, что она хочет откусить Ирине голову или, на худой конец, руку.
Несмотря на разделявшую зоолога и кошку сетку, зрелище было не для слабонервных. Тем не менее все прошло хорошо, Мелани оставалась на месте до конца не очень приятной процедуры, когти на обеих лапах были подстрижены. Выглядело это совершенно невероятно. К слову, еще большее впечатление производит процедура забора крови у крупных хищников, когда они терпят уколы и боль…
– Демид, что у нас сегодня по плану? – спросил я ранним июньским утром Демида Александровича Александро́вича, ответственного за веттренинг в Калининградском зоопарке и по совместительству – за график и характер наших съемок.
– Сегодня мы снимаем, как вы помогаете Лиде и Лолите в тренировке Хана. Будем имитировать забор крови с десенсибилизацией и контробусловливанием. Десенсибилизация – это… – Демид приготовился к обстоятельной лекции. Молодой специалист просто не мог не поделиться с окружающими знанием механизмов управления живыми существами.
– Демид, – довольно бестактно прервал я его, – прости, пожалуйста, это мы примерно представляем. А кто такой Хан? – Кто такие Лолита и Лида, мне объяснять не надо было, с этими симпатичными молодыми мастерицами тренинга я был знаком. Мы с ними уже успели потренировать серого тюленя, тапиров и старого сивуча.
– Так Хан – это наш дальневосточный леопард, вы же ему обогащение устраивали.
Действительно, несколькими днями ранее мы подвешивали в вольере у Хана мешок с ароматным сеном, прятали мясо, чтобы он его поискал, – в общем, развлекали. Смысл тренинга Хана на забор крови заключался в том, что леопард должен был оставаться спокойным и по команде лежать вдоль решетки клетки. Его положение с одной стороны естественным образом ограничивала решетка, а с другой – тяжеленное бревно. Лида должна была удерживать лежащего Хана на таргете, а я – под руководством Лолиты изображать ветеринара. А именно специальной палкой, напоминающей подпиленную хоккейную клюшку, извлечь хвост хищника через специальное отверстие, побрить его, наложить жгут и слегка поколоть побритое место иголкой. Замечу, что Хан в любой момент мог встать и уйти. Ну, или развернуться и попытаться когтями зацепить мою руку.
С точки зрения тренировочного процесса и Демида Александровича, замечательного организатора, энтузиаста и бихевиориста, это была та самая десенсибилизация. Благодаря регулярным занятиям и очень постепенному усилению воздействия на животное, снималось его раздражение от манипуляции с хвостом потенциального «криворукого ветеринара». Скармливание мяса превращало неприятную, где-то даже болезненную процедуру во вполне приятную, с точки зрения животного (так называемое контробусловливание). В результате естественная реакция Хана на возню с его хвостом, которая должна была бы проявиться в немедленной атаке, заменялась спокойным терпеливым сохранением положения лежа. Ситуация становилась для него прогнозируемой, выработанное поведение – стереотипным и результативным (он ел мясо), а все внешние посторонние стимулы – малозначащими, фоновыми.
…Ну что вам сказать, роль криворукого ветеринара удалась мне на славу. Если хвост я извлек из клетки и побрил более-менее уверенно, то со жгутом провозился довольно долго, так что Лолите пришлось немного скорректировать мои действия. Хан, надо отдать должное мастерству Лиды и Лолиты, не обратил на все это никакого внимания. Хочу заметить, что мое поведение также было результативным, что способствовало выработке и закреплению навыка. Поэтому пару дней спустя с заданием исполнить ту же роль в веттренинге льва я справился куда увереннее.
Разумеется, за всеми чудесами тренинга стоят кропотливый труд, тренерское мастерство работников зоопарка и совершенная методика. В чем ее суть? Она разработана на базе теории оперантного научения профессором Берресом Фредериком Скиннером – психологом, занявшимся экспериментальным (лабораторным) исследованием поведения животных и механизмов их обучения. Я не хочу грузить читателя сразу всеми постулатами этой теории, ибо наука о поведении животных не менее сложна, чем, скажем, ядерная физика. Буду делать это постепенно и начну с простого.
Когда-то считали, что обучение – это процесс выработки условных рефлексов, открытых академиком Павловым. Известно, что при виде пищи (безусловный сигнал-стимул) у собаки выделяется слюна. Это безусловный рефлекс. А если при появлении пищи в поле зрения собаки будет зажигаться лампочка (условный сигнал-стимул), то со временем слюна станет выделяться при каждом ее включении – даже при отсутствии пищи. Это условный рефлекс – процесс его выработки называется обусловливанием. Если собаку долгое время обманывать, не давая еду после включения лампочки, то слюна постепенно перестанет выделяться – условный рефлекс угаснет. Вы, конечно, это помните из школьного курса биологии.
В моем детстве в учебниках по дрессировке собак команда считалась условным сигналом, пища – безусловным, а выработанный навык – условным рефлексом. Но профессор Скиннер, считавший себя учеником Павлова, еще в начале XX в. смотрел на это под другим углом. Он обращал внимание на поведение и не исследовал внутренние физиологические процессы.
Изначально он различал два типа поведения: оперантное и реактивное. Первым является спонтанное действие без какого-либо очевидного стимула, вторым – действие, совершаемое в ответ на определенный стимул. Скиннер полагал, что любое оперантное поведение изменяется (модифицируется) и эффективно контролируется сочетающимся с ним подкреплением, то есть находится под жестким контролем вызываемых им последствий. Так, слюна у собаки Павлова будет выделяться при виде пищи всегда, а при включении лампочки (условном стимуле) – очень долго, особенно если время от времени подкреплять это едой.
Но в обычной жизни на собаку действует множество самых разных стимулов. Поэтому, если не происходит ничего экстраординарного, вряд ли стоит ожидать выработки условной связи между каким-то из них и, например, пробежкой по буму. Зажигающиеся фонари или звучащие на площадке свистки будут для собаки просто шумом – пока с ними не выработана связь на физиологическом уровне.
Скиннер придумал, как можно управлять поведением собаки с помощью сигналов (стимулов), изначально для нее ничего не значащих. Для этого используется так называемая теория замены стимула. Безусловный стимул (еда) заменяется на условный – любой выбранный тренером сигнал (свисток, щелчок, вспышка света). Это будет сигнал-мостик (бридж-сигнал) между нужным поведением и последующим безусловным подкреплением. Бридж-сигнал является условным подкреплением (можно даже сказать, уловным результатом), означающим, что данное действие обязательно получит безусловное подкрепление. Главное – подобрать соответствующие подкрепления.
В «Лоро-парке» на Тенерифе есть дельфинарий с несколькими просторными бассейнами. Ежедневно в нем устраивают представления для зрителей. Главные герои представлений – косатки. Еще раз скажу, что я категорически против отлова этих животных из дикой природы и против их эксплуатации. Они должны жить там, где родились, в своей естественной среде обитания. Но косатки «Лоро-парка» родились в основном в дельфинариях США. Как вы уже знаете, один из лучших способов обогащения среды животного в неволе – это любого рода тренинг, когда животное выполняет действия по команде тренера тогда, когда оно этого хочет, и столько, сколько хочет. Представления с косатками в «Лоро-парке» построены именно по такому принципу. И нет ничего плохого в том, что за «погляд» со зрителей берут деньги, ведь содержание этих животных – дело не дешевое.
Самое необычное то, что в этих представлениях принимает участие абсолютно глухая косатка Морган. Истощенным подростком ее подобрали когда-то на морском побережье Нидерландов. Выжить в дикой природе она не могла по причине глухоты, к тому же заблудилась – «диалект», на котором она насвистывала, свидетельствовал о том, что родом Морган из приполярных вод и «язык» косаток она выучила еще до того, как оглохла. (У каждой популяции косаток свой диалект, и учатся ему малыши у старших.) Шансов на встречу с сородичами у Морган практически не было, поэтому спустя некоторое время косатку и определили в «Лоро-парк», где вылечили и начали потихоньку тренировать.
Почему трюки, выполняемые глухой косаткой, – явление, скажем так, нерядовое? Судите сами. Как выглядит обычно выполнение трюка дельфином? Тренер подает команду (сигнал), животное выполняет трюк (например, высокий прыжок). Если трюк выполнен правильно, звучит свисток – это тренер подал бридж-сигнал, подкрепив не просто прыжок, а прыжок в самой высокой точке. Потом дельфин получает подкрепление безусловное (рыбку). Но с Морган, глухой косаткой, такой бридж-сигнал использовать невозможно. А заниматься с ней критически важно, чтобы она не заскучала. К тому же нужно и ветосмотры проводить, и исследования… Как без предварительного тренинга осмотреть многотонного гиганта, в дикой природе легко справляющегося с белой акулой?
– Интересно, как вы работаете с Морган? – спросил я главного тренера дельфинария. – Что служит для нее бридж-сигналом?
– Пойдем, посмотришь, мне немного поможешь, потом сам расскажешь, – ответил он.
Мы подошли к высокому бортику дельфинария с огромными, в человеческий рост, прозрачными иллюминаторами. Бассейн для представлений косаток был сконструирован таким образом, что плавающие в нем животные находились примерно на одном уровне с головой тренера, стоящего ниже первого ряда трибун. В общем, эдакий гигантский таз, частично утопленный в каменное основание острова, местами с бортиками из толстенного, в полметра толщиной, стекла. Морган материализовалась с другой стороны стекла практически сразу, как мы подошли. Тренер начал бегать туда-сюда перед иллюминатором, резко меняя направление движения, как будто играл с собакой в «поймай меня». Морган ловко поворачивала вслед за ним, меняя направление движение легким изгибом корпуса. Длина забега в каждую сторону лишь немногим превышала длину ее тела. Затем тренер сделал замысловатый пас рукой – и Морган закружилась в танце. Человек лег перед стеклом на спину – и Морган перевернулась на спину.
– Понял? – спросил меня заклинатель косаток, бросая через бортик кусочки рыбки. Он все делал правильно, как по учебнику: безусловное подкрепление можно давать после условного (бридж-сигнала) – и не обязательно сразу. Вот только бридж-сигнала я не услышал.
– Нет, – честно ответил я, – где бридж-сигнал?!
– Давай ты тогда повторишь то, что делал я. Вставай на мое место.
– Попробую, – с некоторым сомнением ответил я. Довольно сложно точно повторить жесты, которые ты видишь в первый раз в жизни… Я, конечно, старался, но, с моей точки зрения, пассы руками у меня не так чтобы получились. Тем не менее Морган, немного потаращившись на меня одним глазом (двумя одновременно косаткам неудобно – глаза-то расположены по бокам головы), весело закружилась в танце. Тут я заметил, как сбоку что-то вспыхнуло. В сторону Морган полетели кусочки рыбки, которые косатка поймала, ловко изогнувшись. Это тренер опытной рукой забросил ей самое что ни на есть безусловное подкрепление. Я лег на спину – Морган точно повторила мое действие. Сбоку опять вспыхнуло. В сторону Морган опять что-то полетело. «Ага!» – подумал я.
– Хавьер, вы подводную вспышку используете как бридж-сигнал? Точно? – спросил я подошедшего к нам доктора Хавьера Альмунию – ученого, работавшего в дельфинарии,
– Молодец, догадался, доктор Иван, – широко улыбнулся Хавьер, знавший, что когда-то и я был дельфинологом. Накануне мы с ним долго рассматривали энцефалограммы Морган, доказывающие, что она абсолютно глуха.
– Я-то что, это вы орлы, – скромно ответил я, – ну просто очень изящное решение проблемы!
Это было действительно очень хитроумное решение: вместо звука использовать световой сигнал, тем более что свет зажигался где-то сбоку и не мог ослепить Морган.
– Хавьер, скажи, пожалуйста, а что он бросил Морган после второго трюка? – поинтересовался я, кивнув в сторону тренера.
– Кусочки льда, – ответил доктор Альмуния.
– Они работают за кусочки льда? Лед для них подкрепление? – То, что дельфины в дельфинариях играют с кусочками льда, в общем, не новость, но уточнить все же не мешало.
– А что тебя смущает? – спросил Хавьер.
– Ну, не еда все-таки, и вообще, они могут подумать, что их обманули, и откажутся работать.
– Ноу, ноу! – энергично замахал руками Альмуния (разговор шел на английском). – Лед – отличное подкрепление, видимо, им нравится ощущать его, катать во рту!
Вот так! А экстремальная зоозащита рассказывает человечеству, что косаток морят голодом, чтобы они работали за еду. Да, конечно, часть рациона дельфинов выносится на тренировки. Но, во-первых, косаток в парке кормят и в другое время, во-вторых, сами тренировки построены по принципу игры, а в-третьих, оказывается, работают они вовсе не всегда за еду. По принуждению работать за кусочек льда ведь не будешь, не так ли? Итак, бридж-сигналом для Морган служил световой сигнал, а безусловным – кусочки рыбы или льда. И то и другое работало!
Но вернемся к теории. В чем разница между павловскими реакциями (например, слюной, выделяющейся в ответ на включение лампочки) и выученными оперантными (пробежкой собаки по буму или танцем косатки)? Думаю, стоит повторить еще раз.
Собака Павлова, напомню, была зафиксирована в специальном станке. При павловском научении, если рассматривать его с точки зрения бихевиориста, поведенческие реакции остаются за скобкой. Подкрепление в экспериментах Павлова предъявляется независимо от поведения животного. Собака как стояла в станке, так и стоит. После подачи условного стимула (включения лампочки) она получает еду всегда. И наличие условной связи фиксируется по выделению слюны (условному рефлексу).
У бихевиористов животное – в нашем случае глухая косатка Морган – свободно как ветер (ну, почти, почти). И вообще, в их экспериментах изначально это была не косатка, не собака, а голубь, сидевший, гулявший и, вероятно, гадивший в специально оборудованном боксе. Чтобы получить подкрепление, он должен был совершить нечто задуманное экспериментатором. В первом случае Скиннер железной рукой направлял голубю в глаз струю воздуха. Чтобы избежать струи, голубь должен был отойти, что он и делал. Во втором случае ему нужно было клюнуть специальную педаль, чтобы получить зернышко. В третьем избегание воздушной струи вознаграждалось не только самим фактом избегания, но и подкреплялось зернышком. Это крайне ускоряло процесс обучения. Именно так был придуман контрастный метод дрессировки.
Таким образом, реакция, какое-то действие в ответ на стимул – это не просто «капающая слюна», это именно поведенческая реакция, деятельность, которая вознаграждается, если поведение нужное и правильное, либо не вознаграждается, если оно нежелательно. Поведение скиннеровского голубя по определению является деятельностью, и его последовательность такова: условный сигнал – нужная экспериментатору деятельность – пища. Таким образом, с точки зрения адепта системной дрессировки именно деятельность, помогающая голубю избежать неприятностей и (или) получить пищу, становится результативной.
Деятельность, к слову, – это не всегда действие, перемещающее тело в пространстве. Долго оставаться на месте без механического сдерживания – тоже деятельность. Помните леопарда Хана из Калининградского зоопарка? Когда он оставался неподвижным на таргете во время эпиляции хвоста с последующим покалыванием иголкой, он тоже работал.
Напомню, что, согласно воззрениям Скиннера, подкреплением является любое событие, которое, сочетаясь с определенным поведением, будет делать его более частым. Безусловно, этот механизм имеет гормональную основу, в которой решающую роль играет дофаминовая система подкрепления, о чем я уже писал. Именно приток «гормона радости» во время результативного поведения (подкрепления) делает возможным контробусловливание, когда влияние стимулов меняется со знака минус на знак плюс. Например, убирает у собаки страх перед машинами, громкими звуками.
Ох, не хочется, но придется тут прибегнуть к строгим формулировкам. Итак: под оперантным обучением мы понимаем целенаправленный отбор дрессировщиком тех или иных желательных действий животного и закрепление их с помощью положительных или отрицательных подкрепляющих воздействий. Навык подводится под стимульный контроль, то есть под команду. Стимульный контроль означает, что определенная команда запускает навык.
Вспомним нашего Горку, подававшего любой упавший предмет. Подкрепив подачу несколько раз, мы сделали это поведение более частым, постоянно практикуемым. Разучивали конкретный норматив апортировки, подведя подачу предмета под команду «держи». А в результате спонтанных действий собаки (подъема любых предметов с пола) и постоянного подкрепления этих действий (одобрением, лакомством) сделали такое поведение не просто частым, а я бы даже сказал, традиционным для Горки.
Впрочем, в использовании скиннеровского метода обучения есть вариант, когда стимул, который впоследствии превратится в команду, может подаваться прежде, чем она будет выполнена. Например, если вы наводите рукой с лакомством собаку на выполнение требуемого поведения (будущего навыка) или просто ставите питомца в нужное положение.
Наиболее правильно разучивать навык с помощью метода последовательного приближения. Неважно, используете вы наведение, таргет или «вылавливаете» с помощью условного подкрепления необходимый вам элемент поведения. Суть метода в том, что к конечной цели вы приближаетесь постепенно, от простого к сложному, разделив даже простейшее упражнение на составные, «нарезав» навык «на кусочки» подобно тому, как режете колбасу. Бывает, что навыки состоят из нескольких элементов, например навык движения по команде «вперед» в Бельгийском ринге, когда собака сломя голову бежит вперед, пока не упирается двумя лапами в заборчик.
Вроде бы чего проще, но на самом деле это два навыка: движение вперед и касание лапами препятствия (забора). Такие навыки нужно начинать разучивать с последнего элемента. Сначала вы учите собаку ставить обе лапы на небольшое возвышение (пенек), потом на ствол дерева (как вариант), потом еще на какой-нибудь предмет. Когда собака по вашей команде ставит лапы на все, на что вы укажете, вы начинаете учить ее делать это с разбега. Подводите навык под команду «вперед», постепенно увеличивая дистанцию, и в конце концов требуете увеличения скорости его выполнения.
Если вы работаете, используя бридж-сигнал (то есть условное подкрепление), очень важно научиться давать его вовремя – в тот самый момент, когда животное сделало то, что вам нужно. Например, вы хотите научить собаку сидеть с выдержкой. Для этого сначала бридж-сигналом подкрепляется сам факт посадки собаки (касание попой пола) и закрепляется связь с командой «сидеть». Причем на первых этапах не обязательно требовать от собаки мгновенного и четкого выполнения команды, села – и ладно. После этого вы начинаете подкреплять быструю и правильную посадку. Затем подкрепляете посадку, к примеру, перед вами – и игнорируете любые иные варианты. Только перед вами! Далее подкрепляете не просто посадку по команде перед вами, но и продолжительное нахождение в этой позе. Затем вы начинаете отходить от собаки и подкрепляете ее, если она продолжает сидеть. Постепенно можно усложнять упражнение и не просто отходить от собаки, а ходить вокруг нее. Можно даже подзывать ее с выдержки: если вы правильно подкрепляете поведение в позе «сидеть, замри», то чистота выполнения навыка укладки или посадки от этого не ухудшится. При правильной работе с бридж-сигналом собака не сорвется до подачи команды «ко мне», не поползет вперед, навстречу лакомству. Точно таким же способом можно формировать любые навыки в цирковой дрессировке и фристайле. Главное – вовремя, «снайперски», использовать условное подкрепление, чтобы оно не было, извините за каламбур, условно-досрочным или, наоборот, условно-отсроченным.
Кстати, зачем я рассказал историю про Морган? Для того чтобы показать, что в качестве условного подкрепления можно использовать любой сигнал: звонок, вспышку света, свист, щелчок кликера или «особое» слово тренера, например «Да!». Написал и понял, что нужно уточнить. На мой взгляд, у голосового бридж-сигнала есть некоторые ограничения.
– Иван Игоревич, – сказала мне Лида, кипер отдела хищных Калининградского зоопарка, – мы два вида таргета с Каюсом используем.
Каюс – здоровенный серый тюлень со скверным характером. Голова у него характерной для серых тюленей горбоносой бультерьерской формы, только больше раза в два, а нрав, в отличие от любвеобильных «булек», вполне себе склочный. Надо заметить, что серые тюлени не только охотятся на морских свиней, что само по себе требует силы духа и азарта, но и самцы еще, порой довольно серьезно, бьются друг с другом. Поэтому с агрессией у них все в порядке. Зоологи говорят в шутку, что серые тюлени – несостоявшиеся тюлени-леопарды Северного полушария. А на характер Каюса к тому же наложило отпечаток не очень благополучное пребывание в зоопарке, в котором он жил до переезда в Калининград. В общем, непростой попался экземпляр, но и с ним тоже нужно было проводить ветеринарный тренинг. По ходу замечу, что тренинг животного разными людьми в зоопарке – он как гегелевская свобода: осознанная необходимость, поскольку и киперы, и врачи имеют потребность в отпуске, иногда болеют – в общем, могут меняться.
– Мы удерживаем Каюса в положении лежа на стационарном таргете, он будет за решеткой, а сбоку будет сетка, там сначала и встанете, – подхватила тему начальница тюленей, Лолита.
Сразу скажу, «пожилая» рыбацкая сетка «сбоку» меня не очень впечатлила – голова Каюса легко сквозь нее проходила, а ведь тюлени на суше бывают очень резвыми… Зато стационарный таргет внушал оптимизм – это было деревянное полушарие размером с футбольный мяч.
– Пока он на большом таргете, вы имитацией руки, – Лида подала мне палку с привязанной на конце перчаткой, набитой тряпками, – сначала ощупаете его бока, передние и задние ласты. Потом сядете на мое место и попросите Каюса дать переднюю ласту на маленький таргет, – в руке у Лиды была короткая палка с красным резиновым «пумпончиком» на конце.
– А бридж? – спросил я.
– Бридж голосом. Ну что, начнем? – И Лолита открыла шибер, через который к решетке резвой пародией на галоп подполз Каюс.
– Таргет, – крикнула Лида, и Каюс уперся носом в деревянное полушарие.
– Да, – подала голосовой сигнал-мостик Лида.
– Молодец, хорошо, – подхватил я. – Это я нарочно, чтобы он к голосу привык, – пояснил я свои действия Лиде.
– Правильно, теперь берите «руку». – Лида переглянулась с улыбавшейся Лолитой. Улыбка девушек объяснялась просто. Некоторое время назад мы занимались с несостоявшейся подругой Каюса, Килькой, с которой он делил общий бассейн. Когда Килька по моей команде открыла пасть для осмотра, я «на адреналине» заорал: «Да-а-а-а!» – и услышал сдержанное хихиканье Лолиты, которая бдительно контролировала процесс. «Иван Игоревич, не могли бы вы подавать бридж потише?» – пряча улыбку, сказала она. Мне показалось, что немного ошарашенная Килька при этом как-то шмыгнула носом. Точно показалось, конечно. Ирония заключалась в том, что я годами издевался над радостными воплями «Да!!!», «Браво!!!» и особенно «Супе-е-е-ер!!!», которые подают на собачьих площадках, распугивая окрестных птиц, юные дрессировщицы аджилити, обидиенс и других спортивных дисциплин. Этим, на мой взгляд, они заодно делают благое дело – формируют у своих и чужих собак устойчивость к звуковым воздействиям. А вот надо же, и на старуху бывает проруха, сам не удержался. «Могу хоть шепотом», – сказал тогда я. «Не-е-е, шепотом не надо. А может, вы просто будете говорить ему "хорошо", "молодец"?» – ответила Лолита. «Да я сам это "да!" терпеть не могу, мне проще "хорошо" говорить», – заторопился я…
