Текст книги "Мак"

Автор книги: Иван Гринюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Твоя мама ни разу меня не видела, – заметил Рома.

– На твоё счастье.

Я подвинул к себе одну тарелку с оладьями, а другую – к скелету, сидящему слева от меня.

– Не хочу, – помотал головой он.

– А мне плевать. Кто-то должен сожрать это, а в одиночку мне такого врага не одолеть. Ты, салага, берёшь на себя вот этот отряд, а я постараюсь сокрушить основные силы.

Рома послушно запихнул в рот целую лепёшку.

– Ну что, будем теперь тусоваться вместе? – сказал я, чтобы отвлечь парня от его неведомых мыслей. Это сработало, он встрепенулся и проглотил то, что лениво пережёвывал.

– Почему?

– Ну. Потому что мы и выглядим теперь почти одинаково. Вот начнёт у тебя борода расти, которую ты сто процентов брить не будешь, так вообще как близнецы станем. А потом и брюхо отрастишь, когда депрессию будешь заедать, а не глушить голодом.

Мои слова подействовали ровно так, как я и ожидал: в глазах Ромы мелькнул неописуемый ужас. Он представил, как бросил школу и пошёл в ПТУ. Затем вступил в стрёмную музыкальную группу. Начал курить, бухать и дрочить в одиночестве тёплыми вечерами, когда все его сверстники гуляют со своими девчонками. Увидел себя в тридцать лет – толстого, дряблого и живущего с родителями девственника. Безработного и никому не нужного. Представил, как ему на каждом собеседовании с фальшивыми улыбками говорят: "Мы вам перезвоним". Как весь женский пол смотрит на него с отвращением. Как у него не хватает денег на то, что он всей душой мечтает приобрести. Как он с завистью одичалой дворняги рычит вслед равнодушным и богатым Ублюдкам. Как конфузится при случайной встрече с бывшими одноклассниками. Как становится патерналистом и обвиняет государство своём пожизненном провале. Рома не смог вынести такой жизни даже в воображении и уставился на меня глазами человека, которому сообщили о прогрессирующей в его организме смертельной болезни. В этих глазах читалась скорбь, немая мольба о помощи, неверие этому кошмару. Казалось, что ещё чуть-чуть – и по его щекам потекут скупые мужские слёзы отчаяния.

– Чувак, я пошутил.

Рома шмыгнул носом, посмотрел исподлобья, шёпотом послал меня на хрен и накинулся на оладьи. Депрессия улетучилась.

– Максик! – окликнула меня мама из гостиной. – Тебе ещё что-нибудь нужно в поездку? Всё положил?

– То-о-очно! Я забыл рассудок, который отговорит меня от этой авантюры! Упакуешь?

– Ты куда-то уезжаешь? – перестал эксплуатировать свои челюсти Рома.

Я набил рот сладковатыми масляными лепёшками и кивнул. Затем вытащил из кармана авиабилет и протянул Роме. Пока он внимательно разглядывал его, мне удалось ослабить силы врага ровно на половину.

– Бангкок? Почему именно Таиланд?

Я пожал плечами.

– Он в один конец. На сколько ты летишь?

Я пожал плечами.

– Ты язык знаешь?

Я пожал плечами.

– Мак!

Меня всего рефлекторно передёрнуло, потому что Рома сказал это таким же тоном, каким произносила моё имя его сестра.

– Мак, я еду с тобой.

Я подавился комком теста, который готов был вот-вот проглотить. Понадобилось тщательно откашляться и отплеваться прежде, чем проорать:

– Схуяли?! У тебя учёба!

– Максик?! – возмутилась мама.

– Извини, ма, у нас тут завязалась дискуссия!

– Но он же не говорит по-русски, – напомнила она.

– Я учу его! – раздражённо парировал я и прошептал: – Чувак, тебе ещё месяц в школу ходить!

– Ничего страшного.

– Пошёл к чёрту! Я тебя не возьму с собой!

– Это нечестно! – состроил обиженную морду Рома.

– Чувак, меня просто всё и все задолбали! Я хочу один полететь в чужую страну, один там жить, один принимать решения! Я не хочу за кого-то отвечать! Да и тебя родители не пустят.

– Пустят.

– Хорошо, пусть пускают на здоровье, но мне насрать. Я тебя с собой не возьму и точка!

Рома принялся умолять меня и перечислять причины, по которым он просто обязан сменить обстановку. Многие из них были преувеличены и раздуты. Я считал желание полететь в чужую страну с чужим человеком опрометчивым. Оно никак не состыковывалось с... недавним проишествием, которое должно было внушить ему страх ко взрослым мужикам. Возможно, наша разница в шесть лет является для Ромы не такой уж и значительной, но это не меняет дело. Мама назвала меня легкомысленным за необдуманное решение рвануть за тысячи километров, однако каким прилагательным следует охарактеризовать человека, готового разделить это решение с тем, с кем познакомился несколько часов назад? Если не считать психологических аспектов в подобной поездке, то остаётся мозготрёпка с документами и прочими формальными делами. Могли ли мы попасть на один рейс? Очень сомневаюсь. Думаю, билеты именно на тот самолёт, на который сажусь я, уже распроданы. Лететь он со мной собрался! Юный дауншифтер, чёрт бы его побрал.

– Чувак, – сказал я как можно более убедительно, – это опасная и дурацкая затея. Я взрослый человек, который вполне отвечает за свои действия. Если со мной что-то случится, то это будет целиком и полностью моя головная боль. Если с тобой что-то случится, это будет не только головная боль, но и в принципе полнейший пипец. Я не хочу за тебя отвечать. Я не хочу нести ответственность за своих детей – что уж говорить о чужих!

– У тебя нет своих детей, а рано или поздно придётся нести ответственность. Поучишься на мне, – выкрутился этот засранец. – Родители напишут нужные бумаги, доверительные или как их там...

– Пусть в задницу засунут себе эти бумаги.

– Мак!

– Мне не нужна демо-версия капризного подростка. Я вообще надеялся, что если произойдёт такая страшная трагедия, как появление у меня родных детей, то я буду видеть их максимум раз в неделю. Надеялся сплавить их жене, маме, маме жены – да кому угодно! Я боюсь детей. У меня фобия. Я согласен натягивать по три гондона, лишь бы никто случайно не залетел! Я согласен вместе с феминистками выступать против запрета абортов. Пока тебе не исполнится восемнадцать, можешь даже не пытаться. И хватит меня просить.

Рома вздохнул и, кажется, принял мой отказ.

– Хорошо, Мак. Не могу ж я тебя заставить... Я вообще-то изначально заходил поблагодарить тебя за того пидора. Пусть ты и сделал это по пьяни, но это важно для меня. И за эти вкусные штуки спасибо.

– Оладушки, – подсказал я, держась за раздутый живот.

– Я думал, это панкейки, – улыбнулся Рома.

– Деградант, – лаконично выразился я.

– Иди нах, – вяло отмахнулся он и поднялся со стула. – Я пойду, а то Олю не предупредил.

– Да-да, дуй домой. И хватит ходить в гости ко всяким дяденькам. А то мало ли что случится.

Рома ощерился, обозвал меня козлом и ушёл. Я убрал билет подальше, подавил рвотные позывы, вызванные огромный количеством съеденного теста, и поставил чайник. Мама не обращала ни на кого внимания и смотрела сумасшедшие американские мультики.

2 часть

Я уже в сотый раз перебрал все свои документы и вещи в рюкзаке. Умудрился дважды потерять и найти билет. Измучил себя мыслями, что всё равно что-то забыл. Моя душа не знала покоя, а руки постоянно рвались проверить всё заново: паспорт, загранспаспорт, ещё какие-то бумаги, половину из которых и вовсе не нужно было брать. Иногда меня резко прошибала мысль о визе, но потом я с облегчением вспоминал, что она не понадобится. Регистрация на рейс начинается за три часа до времени, указанного в билете, а я приехал в аэропорт за пять и всё это время сидел, ждал, волновался и покрывался потом от параноидальных мыслей. Банковская карта, оформленная в рекордные сроки, была нервно изучена мною вдоль и поперёк. Я лихорадочно вытаскивал из недр памяти английские слова и жалел, что в школе не удосужился выучить элементарные фразы. Воображал, что со мной сделает таиландская полиция, когда я сотворю что-нибудь нелегальное – а я обязательно сотворю. Инструкции Вадима, записанные на обрывке листа из блокнота, накрылись медным тазом и ни разу не были использованы. Меня пугала переспектива заполнять таможенную карту или талон – чёрт его знает – и пытаться разобрать страшные иностранные слова. Я уже выдержал первое испытание – прошёл сквозь ворота металлодетектора на входе в аэропорт, а мой багаж отсканировали на самодвижущейся ленте. Мигающее табло вылетов, располагающееся в большом холле напротив входа, пугало меня своими размерами и светящимися буквами, которые сливались в один сплошной яркий квадрат до тех пор, пока я не взял себя в руки. Мне удалось отыскать там свой рейс, сверить направление и запомнить номер стойки регистрации. Я понимал, что ничего ужасного здесь нет и надо просто пройти регистрацию: сдать мой гигантский рюкзак, к моему сожалению, не сошедший за ручную кладь, и получить посадочный талон. Всего-то! Это же так легко, наверное.

Меня всё бесило. Люди, разговаривающие слишком громко и не следящие за своими дегенеративными детьми. Дети, орущие так, словно им в задницу вкручивают штопор. Странный женский голос, который то объявляет рейсы, то молчит. Ублюдки, спящие прямо в аэропорту и занявшие по несколько кресел своими тушами. Моя голова готова была взорваться и разлететься по залу своим содержимым, как разбившийся спелый арбуз. Единственным, что спасало меня от публичного самоубийства, было осознание того, что буквально через тринадцать часов я окажусь в стране, где какое-то время ни один человек не будет ко мне приставать. Надесь, не будет. Конечно, Ублюдков хватает в любой стране, но чтобы присосаться к своей жертве, паразит должен прощупать место укуса и подготовиться. Адаптироваться, если можно так сказать. Их адаптация – мой отдых. Или же я не нужен никаким Ублюдкам, и у меня просто медленно развивается шизофрения и мания преследования. Ладно, пусть так, однако пожить там, где тебя никто не знает – это бесценно. За такое я не прочь поплатиться своим рассудком. Ну, а что же делать потом, когда законные безвизовые тридцать дней истекут? Сначала у меня возникла идея последовать примеру некоторых незаконопослушных русских граждан и остаться в Тае нелегально. Тогда я не боялся риска. Я и сейчас его особо не страшусь, и при благоприятных обстоятельствах несомненно останусь. Меня пугает возможность нечаянно позволить кому-то сблизиться со мной. А я способен на такую глупость, как заведение новых, но ненужных знакомств. Ведь вся прелесть этой поездки – отшельничество.

Я не мог назвать себя дауншифтером. Этой модной хренью занимаются чего-то достигшие, материально обеспеченные, успешные люди. Меня невозможно было причислить и к прозревшим офисным крысам, которым осточертела их нудная работа и десятичасовое сидение в конторе вместе с кучей немытых тел в униформе. И тот и этот тип людей рано или поздно приходит к выводу, что влачить существование без денег не очень-то и круто, и начинает скучать по чистоте и стабильности. Мне же терять нечего. Я ухожу от бедности на родине к бедности на чужбине. Когда мои деньги испарятся, как вода под жарким таиландским солнцем, я пожму плечами и сделаю отнюдь не амбициозную попытку найти незаконный заработок. У меня на роду написано сдохнуть в одиночестве и в безденежьи. Так пусть это произойдёт после того, как я наберусь впечатлений. Посмотрю страну на правах бюджетного туриста, а потом добро пожаловать гепатит А или Б, личинки смертоносных паразитов, экзотическая лихорадка или что-нибудь более спокойное: например, инфаркт от пикантной встречи с трансвеститом.

А если вдруг случится так, что я выживу и даже подзаработаю, то махну в Лаос, Вьетнам или Камбоджу в зависимости от того, куда пустят. Да почему бы и нет, чёрт возьми? Меня уже тошнит от оседлого образа жизни!

Но это сейчас я настроен романтично. По прилёту окажется, что мне лень даже выехать из бангкокского аэропорта. Саня вопринял моё сообщение о скором вылете скептически и, естественно, не поверил. Он скорее бы принял на веру тот факт, что я остепенился и нашёл работу. Мне понадобился минимально тормознутый компьютер, а также принтер, способный чётко печатать. За неимением подобной роскоши я и обратился к вроде как своему лучшему другу.

Вамп жил в добропорядочной семье из пяти человек, не включающей тех родственников, которые то и дело гостили у них в квартире долгие месяцы. Быт этих людей был самым что ни на есть заурядным и размеренным. Никто из них не мог случайно попасть в такую ситуацию, где пришлось бы огревать по затылку депутата – а Киреев, как выяснилось, всё-таки был каким-то мелким политиком. Однажды мне выпала честь беседовать с матерью Саши с глазу на глаз. Я не нашёл в этой женщине ничего примечательного и интересного; по обрывкам воспоминаний она и сейчас кажется мне довольно блеклой фигурой. Аккуратная и чистоплотная домохозяйка ничем не выделялась из толпы её сверстниц, разве что раздражающей правильностью и перфекционизмом. Помнится, нам не очем было разговаривать. Конечно, можно аргументировать отсутствие общих тем существенной разницей в возрасте, однако, как мне показалось, Сашина мама не настолько стара, чтобы повязать на голове цветастый платок и начать вязать носки на лавочке перед подъездом. В сорок с лишним лет человек должен иметь за плечами обширный жизненный опыт и уметь поддержать беседу. Или хотя бы уметь высказать свою точку зрения на поднятый собеседником вопрос. Эта идеальная домохозяйка, очевидно, не представляла, как можно говорить о чём-то, кроме бытовых проблем. Она отвечала мне односложно, при этом улыбаясь так, как улыбаются чудаку или неуравновешенному психу: вежливо, мягко, натянуто и пытаясь не вызвать опасный всплеск эмоций. У неё на лбу было написано: "Во всём соглашайся, сделай широкую лыбу и кивай головой, пока она не отвалится". Неужели я выгляжу таким дикарём, который одним своим внешним видом смущает женщин?

Отца Саши я никогда не видел даже мельком. Он круглосуточно пропадал на высокооплачиваемой работе и, по-моему, переехал в свой офис. В этой тошнотворно милой семейке было два приёмных ребёнка – девочка с мальчиком, чей возраст, как я помню, находился в пределам семи-десяти лет. Ясноглазые и светловолосые бестии вели себя омерзительно, вытворяли феерические гадости и пакостили старшему брату, а стоило только на горизонте появиться кому-то из родителей, как они надевали овечью шкуру. Вамп страдал от этих мелких, слюнявых Ублюдков не меньше, чем из-за взрослых особей. И самым противным было то, что мать в упор не замечала их выходок, что казалось мне несправедливым по отношению к моему другу.

Как-то раз, когда я был в гостях счастливого буржуазного семейства, сопляки с помощью ножниц покрошили Сашины наушники. Вообще-то он у нас невероятно добродушный, но посягательства на такую святую вещь вынести не смог. Засранцы не ожидали нападения со стороны своего мягкотелого братца и не успели вовремя сбежать. Оба получили смачных люлей, разрыдались и кинулись жаловаться мамуле. Я мысленно начал считать, и, когда дошёл до девяти, разъярённая человеческая самка явилась к нам в сопровождении своего выводка. Надо отметить, что её гнев проявлялся крайне редко и выражался в хмурой гримасе, которая, хоть убей, не могла пробудить страх. Я и не подумал измениться в лице, пока она кричала что-то о домашнем насилии, а вот Саня пополам согнулся под градом упрёков. Он искренне жалел о своём поступке. Я обязан был вмешаться, потому что не умею держать язык за зубами.

– Действительно. Как можно было заставить этих детей чувствовать себя виноватыми?

Мамаша на пару секунд окаменела, соображая, кто произнёс эту реплику. Мерзавцы пялились на меня злобно и явно хотели ненароком воткнуть мне в живот кухонный топорик.

– Вы ведь так стараетесь, – продолжил я, – чтобы каждый ребёнок в этой семье ощущал себя комфортно и понимал, что у него с другими равные права.

Она попыталась скрыть вспыхнувшую ко мне неприязнь и раздражение, но на её потуги спрятать истинные эмоции было жалко смотреть. Здесь пахло замешательством и недовольством начальника, которому внезапно возразил его подчинённый.

– Конечно, – осклабилась любезная домохозяйка. Очевидно, она сама поняла, как нелепо старается скрыть сердитость, поэтому слегка покраснела.

Саша вонзил в меня умоляющий взгляд. Я до сих пор не знаю, что именно он просил меня не говорить или не делать.

– Моих масечек нельзя бить, – обняла молокососов их мамочка. – Они ещё дети! Как на них можно поднять руку – это же сущие ангелы!

– О да, – немедленно согласился я. – Какое точное сравнение. Ангелы были теми ещё скотинами.

На меня в мгновение ока уставились четыре пары глаз, одна из которых сверкала яростью, вторая холодным страхом, а остальные две ехидством. Я поспешил обосновать своё утверждение:

– Видите ли, вы считаете библейских ангелов непорочными сущностями, а я считаю немного по-другому. Возьмём во внимание хотя бы секс. В стихах шестой главы книги Бытия указывается на то, что когда люди расплодились и нарожали дочерей, ангелы втютюхались в них и не смогли контролировать свои... не смогли себя контроливать. Я их понимаю – гормоны и всё такое, а девчонки, видать, красивые. Но вы же считаете ангелов абсолютно непорочными, хотя на самом деле это не так. К чёрту Бытие, посмотрите книгу Еноха и найдёте там кое-что любопытное. Нечего делать из крылатых херувимов образец праведности, когда они вовсю веселились с земными тёлочками. Может, я сужу слишком субъективно, но, учитывая такие деяния, ангелы лично для меня ничем не лучше демонов. Просто когда у кого-то есть репутация совершенной невинности и чистоты, то поступки, нарушающие этот стереотип, вызывают сильнейшую негативную реакцию общества.

Глаза всё ещё буравили меня, и я не преминул добавить:

– Но не воспринимайте мои россказни всерьёз. Это же просто легенда. Ни демонов, ни ангелов, ни Бога нет.

В тот момент я ещё не знал, что Сашина мать – фанатичная христианка. Отныне вход в их дом мне был заказан, а Вамп не разговаривал со мной две недели.

Я рискнул навестить Сашку, не позвонив заранее и не выяснив, ушла ли куда-нибудь его мать. С той поры прошёл целый год, у меня выросла кустистая и торчащая во все стороны борода, а стиль одежды поменялся в худшую сторону, если он вообще присутствовал. Ставка делалась на то, что оскорблённая домохозяйка не узнает в моём лице того антихриста и грубияна.

– Мак? – ошеломлённо произнёс Вамп, когда открыл дверь и увидел на пороге изрядно помятого меня. Видимо, он хотел сказать: "Какого хрена ты припёрся, мать тебя укокошит!". Но вместо этого отступил влево, освобождая проход.

Я бесцеременно попросил воспользоваться его компьютером и, по возможности, принтером. Саня кивнул, провёл меня в свою комнату и запер дверь. Всё это время он сохранял зашуганный вид.

– Потерял из виду мини-Ублюдков? – догадался я.

Сашка снова кивнул и изобразил на лице глубочайшую грусть. Его семья, как и Олина, отличалась достатком, который при покупке квартиры вкладывался в количество квадратных метров, а не в мебель. В этой просторной резиденции не наблюдалось бархата, шёлка, платины, дорогих сортов древесины или инкрустированных в унитаз бриллиантов. Предметы интерьера стоили не больше, чем те, что находились в квартире Дэна. Зато дом поражал своей обширностью. По дороге из комнаты Вампа в сортир я всегда боялся заплутать и свернуть не туда.

Быстрый Интернет – приятная вещь. Я за считанные минуты отыскал то, что мне нужно, немного повозился с принтером и был готов минут через пятнадцать. Саня молча тыкал указательным пальцем в планшет. Откинувшись на спинку компьютерного кресла, я заявил, что улетаю в Таиланд. Сначала Вамп резко вскинул голову, будто его пронзило электрическим током, и уставился в пустоту. Затем повернулся ко мне и фыркнул. Я растолковал это как насмешку над своим выбором. Увидев, насколько серьёзна моя физиономия, Саня стёр с лица тень улыбки. Он никогда не улыбался в полную силу, словно забывал, или ленился, или стеснялся завершить этот мимический жест до конца.

– Отпуск? – выдвинул предположение Вамп и потянулся к лицу, чтобы почесать эти красные пятна (язвы, ожоги или прыщи – чёрт его знает). Я тут же стукнул его по тыльной стороне ладони, пресекая действие.

– Для того, чтобы отдыхать, надо устать, – сказал я.

– Только не говори, что ты этот... слово забыл.

– Дауншифтер.

– Да!

– Нет. Просто идиот, которому моча в голову ударила.

– Да ладно. В натуре едешь?

– Еду.

– Врёшь!

– И не краснею.

Саня в задумчивости потянулся к этим грёбаным язвам и опять получил по руке, на которой уже алел отпечаток моей ладони.

– А чего именно туда?

– Ну, как это "чего"? Жара, насекомые, буддизм, девочки с пиписьками. Всю жизнь мечтал.

– Последний пункт настораживает, – признался Вамп.

– Не ожидал, да? А я оказался тёмной лошадкой.

Саня вновь задумался, а потом смерил меня недоверчивым взглядом.

– Блин! Фиг поймёшь, правду ты говоришь или издеваешься! Ты можешь нормально разговаривать? Люди обычно подчёркивают сарказм... интонацией.

– Сарказм – не моё.

Вамп завис и на этот раз основательно. Из соседней комнаты донеслись поросячьи визги. Я спросил, дома ли его мама, и Саша выразительно кивнул. Повисла неловкая пауза, и мы не только не знали что друг другу сказать, но и боялись встретиться взглядами. По идее должно произойти бурное и эмоциональное прощание, так как один из нас надолго уезжает. Однако то ли Саня этого не осозновал, то ли до конца не верил в мой умысел, то ли был слишком шокирован известием, чтобы отпускать комментарии. Я ощущал стеснение и перебирал причины, по которым мы в один прекрасный день вдруг стали называться закадычными друзьями.

С противоположной стороны в дверь Сашкиной спальни что-то шарахнуло. Он вздрогнул и неуверенно крикнул: "Ну, что там ещё?". Писклявый, бесполый голос отозвался:

– Вылезай из своего логова, упырь!

А после этой реплики последовал дикий ржач. Саня побледнел, а я, неожиданно взбешённый, вскочил со стула и распахнул дверь. Передо мной стояли мерзкие карлики со светло-русыми кудряшками и щенячьими глазками. Удивительно, как быстро растут и меняются дети! По сравнению с прошлым годом, это были совершенно другие мерзавцы, не те, что в тот раз. Встреться с ними на улице – не узнал бы. Чистенькие штаны и майки, круглые лица, розовая кожа, мягкие волосы – какая внешняя красота и какая внутренняя гниль! Практически на моих глазах растут будущие полноценные члены клана Ублюдков. Адресуя им парочку грязных ругательств, я одновременно снял с джинсов ремень, который вообще любым брюкам не очень-то и помогал держаться на моих бёдрах. Сучата поняли, что к чему, заверещали ультразвуком и убежали прочь. Саня закатил глазные яблоки, как тёлка из "Изгоняющего дьявола". Это означало, что сейчас придёт матушка и сцена годовалой давности повторится. Он только и успел тихо взмолиться, чтобы я не оскорблял её религиозных чувств, как внезапно дверь, стонущая всеми петлями, раскрылась настежь.

На щеках домохозяйки обозначились багряные пятнышки, свидетельствующие о крайней степени свирепости. Симпатичный фартук сдвинулся, из пучка волос выбились пряди, а в руке так и осталась огромная деревянная ложка (или, возможно, половник), которая при наличии фантазии могла бы сыграть роль холодного оружия. Мамаша обвела нас сердитым взглядом, задержавшимся на мне. Затем она набрала в грудь побольше воздуха и предъявила претензию:

– Что такое творится в моём доме?!

Я выдохнул, надел ремень и обрадовался, что она меня не узнала. Саня что-то вякнул, но в тот же миг заткнулся, подставляясь под словесный удар. Когда мамаша закончила с криками, финальной её фразой было:

– Кто этот мужчина и почему он находится в моей квартире?!

Вамп скосил на меня глаза так, словно впервые встретил. Я вложил в тяжкий вздох всю скорбь и лишения простого народа, а потом, по-прежнему стоя рядом с компьютерным креслом, театрально поклонился домохозяйке чуть ли не в ноги. Она, надо сказать, обалдела. Саня хлопнул себя ладонью по лицу, но убирать её от своей морды и не подумал – только слегка расставил пальцы, чтоб наблюдать за происходящим.

– Здраствуй, добрая женщина! – отратовал я, распрямляясь. – Не серчай, что зашёл к вам без позволения твоего.

– Сашенька, кто это? – пропищала та, пятясь назад.

– Я пришёл за твоим сыном! Царь велел доставить его в казарму для... для...

Я растерялся, запутался, сказал бессвязное и бессмысленное предложение на старославянском языке, схватил Саню и выволок из комнаты мимо его матушки и светловолосых чертей. Дальше он вырвался из моих рук и проводил меня до главного входа, матеря на чём свет стоит. Когда Вамп любезно открыл входную дверь, я со словами: "А ты пойдёшь со мной!" вытащил его из квартиры и отрезал путь к отступлению. Он вылупился на меня, как баран на новые ворота, и отказался куда-либо идти, аргументировав это тем, что одет в домашнее трико. Я заявил, что мне плевать, а на улице как раз нет солнца, поэтому почему бы ему и не пойти? Разгорелся громкий спор...

Через сорок минут он сидел в нашей кухне, послушно отвечал на различные вопросы моей мамы и жевал оладьи, от которых меня уже порядком тошнило. Я пил невыносимо сладкий чай и думал, что было бы неплохо поставить здесь точку и больше никогда не возвращаться в этот город.

Шныряя по аэропорту, как неприкаянный, я уклонялся от летящих торпедами детей и печалился от того, что люди с малолетства приучиваются ненавидеть тех, кто от них отличается. Всё никак не получалось выкинуть из головы слова мелких уродцев: "Вылезай из своего логова, упырь!" и лицо мамаши, выражающее полнейшую солидарность с ними. Мне было по-настоящему страшно жить в таком мире, где приёмных детей лелеют больше, нежели родных. Эта баба пригрела на груди двух змеёнышей, позволила подброшенным кукушатам разрушить гнездо – неважно, какими метафорами выражаться – и плевать хотела на биологического сына. А я знал почему. Может, у меня нет высшего образования, но тут и дураку всё понятно.

Я наконец дождался начала регистрации и, взвалив рюкзак на плечи, рванул к стойке, опередив семейную чету с двумя личинками лет четырёх-пяти. Судя по недовольным лицам, я не прогадал и им нужно было туда же, куда и мне. Что поделать? Настало ваше время стоять в очереди.

Эх, жуть как хочу в "Duty Free".

Я попросил, чтобы меня посадили поближе к туалету – а то мало ли! – и сдал свой скромный багаж. Опрятная девушка вручила мне посадочный талон и отпустила на все четыре стороны.

– Мак!

Первой мыслью было не оборачиваться и идти к следующей полосе препятствий – зоне таможенного контроля. Меня здесь никто не может знать: маме я запретил лишний раз утруждаться и выходить из дома, дабы проводить уже взрослого сына; Сане я заретил лишний раз выходить из дома на солнечную улицу, дабы проводить уже самостоятельного друга; остальным, по идее, должно быть на меня наплевать. Но новое бранное слово "Мак" прозвучало на весь аэропорт опять и с более нетепеливой интонацией. Уж больно эта интонация, этот голос мне знакомы. Я сделал ещё несколько шагов, однако не так энергично, а в конце всё-таки остановился, потому что после стольких повторений не мог выносить звучание моего имени. Кажется, весь аэропорт теперь знал, как меня зовут. Скрипя зубами, я обернулся и увидел Волчицу с волчонком.

– Оглох?! – осведомилась она, таща за собой Рому, как маленькое дитя.

Я удивлённо и беспардонно рассматривал Олино лицо, на котором не было ни единого волоска. Помимо бровей и ресниц, разумеется. Каштановая шевелюра не смела выходить за предоставленные ей пределы. Смуглая кожа казалась непривычно голой, а жёлто-зелёные глаза выделялись необычайно сильно и ярко. Чертами лица Оля чем-то была похожа на индианку и кардинально отличалась от младшего брата.

– Я не услышал, – оправдался я.

– Она орала тебе с главного входа, – ухмыльнулся Рома.

– Я просто пьян. Не мог устоять перед Дьюти Фри.

– Дьюти Фри находится в пограничной зоне! – возмутилась Оля моей нелепой лжи. – Мак, ты редкостная сволочь!

Я с важным видом кивнул, давая понять, что прекрасно информирован об этом. И вдруг только сейчас заметил, что они нагружены чемоданами.

– Эм. Извольте, господа. Что за хрень? – спросил я, указывая на багаж.

– Ой, Ромка, нам же надо сдать! – спохватилась Оля. – Ну-ка! Помоги донести их до стойки! Ну, бли-и-ин, очередь!

– Одну минуту, одну минуту, подождите одну чёртову минуту! – заволновался я. – Какого здесь происходит?! Я думал, вы назло припёрлись проводить меня!

– Ага, щас! – чопорно махнула рукой Оля. – Очень ты важная персона!

И, волоча сиреневый чемодан, она направилась к стойке занимать очередь за двумя неформалами. Рома загадочно улыбнулся и, нагрузив на себя остальные два, пошёл за ней. Я простоял в оцепенении всё то время, которое они возились с регистрацией, судорожно соображая, что делать. Меня будто поставили на паузу, а когда два дружных родственника, перебрасываясь замечаниями об аэропорте, вернулись, воспроизвели вновь. Я заговорил с того места, где остановился:

– То есть, если я не при чём, то вы тоже куда-то летите?!

– Летим, – подтвердил Рома с улыбкой. За эти пару дней он похорошел и приобрёл более приятный вид. Мамины оладьи пошли ему на пользу.

– Куда?!

К сожалению, я уже знал ответ. Оля продемонстрировала мне два посадочных талона. Конечно же, по странному стечению обстоятельств, по невероятному совпадению они летели в Таиланд и именно тем же рейсом, что и я. Чего мне там хотелось? Отшельничества? Одиночества?

– И какого чёрта? – сказал я грустно и досадливо.

– Ромка пришёл от тебя и заявил, что ты улетаешь в Таиланд, – начала объяснение Оля. – Я удивилась и не поверила. Ведь как так-то? Наш Мак – и едет куда-то настолько далеко! Никогда бы не подумала! Позвонила Денису. Он, видно, спросонья был. Выслушал, заявил, что и без меня знает. Я ещё больше удивилась. Ромка говорит, что хотел бы поехать тоже, мол, так и так. Ну, мы давно собирались съездить отдохнуть. Думаю, в Таиланде уже были, но ведь в Паттайе, а не в Бангкоке. Ну, думаю, и ладно. Загранпаспорта действительны, родители на меня доверительную написали. Ромка сказал, что заполнил твой рейс, ну, и всё такое. Пошёл, купил билеты, приходит с радостной мордахой. Я спросила, а уверен ли он, что мы с Маком пересечёмся. Он меня успокоил, мол, если не пересечёмся, то найдём уже в Бангкоке. А я говорю: "Да как в таком большом городе найти человека?". И тогда...

– Всё, всё, понял я, понял!

Оля говорила спутанно и нескладно.

– У меня свои деньги были, у Ромы тоже остались – родичи на день рождения надарили. Родители сверху добавили. Так что посмотрим всё! Ты можешь с нами не ходить, если хочешь. Запомни: мы сами решили поехать!

– Какое совпадение! – с наигранным удивлением хлопнул я в ладоши. – И на сколько вы САМИ решили поехать?