Текст книги "Великий океан"

Автор книги: Иван Кратт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Настоятель говорил почти о том же, о чем недавно сказала Конча.

Под конец Уриа дал совет послать письмо непосредственно царю. Из Монтерея в Мексике гонец доставит его кратчайшим путем. Через Санта-Блаз, Лоретто, Кортесово море всего шесть тысяч верст. Оттуда в Россию оно попадет к осени.

Уже прощаясь, священник пожелал скорейшего выздоровления и сказал, что около двух тысяч пудов пшеницы сеньор Резанов может получить хоть завтра. Больше в миссии до нового урожая хлеба не было.

Я с радостью нагрузил бы весь корабль,заявил он с невольной завистью,и купил бы все ваши товары. В Калифорнии еще не видели таких вещей...

Он ничего не сказал о предложении своего помощника падре Фелиппе дать вдвое больше зерна, зато кормить индейцев соломой. Не был уверен, что Резанов это предложение примет.

После ухода миссионера Николай Петрович сразу же вызвал дворецкого, попросил чернил, бумаги и послал записку Хвостову: немедленно начать выгрузку балласта, а Давыдова снарядить в миссию для приемки зерна. Мичман должен отвезти и клавикорды, стоявшие в каюте Резанова. Это будет подарком русских сан-францискскому монастырю. Такой роскоши не было даже в монтерейском соборе.

Остаток дня и следующее утро Резанов находился в приподнятом настроении. Обдумывая письмо в Санкт-Петербург, рас: спрашивал у доньи Игнасии о ближайших миссиях и усадьбах, о возможных там запасах пшеницы. Нетерпеливо ждал возвращения гонцов, посланных падре Уриа с предложением продать хлеб. Пример сан-францискской миссии воодушевлял и давал большие надежды.

Но к вечеру следующего дня настроение упало. Вернувшиеся посланцы не привезли никакого ответа, и, по их словам, в миссиях и поселках предложение Резанова было встречено молча. Только на одном ранчо уединенном хуторе бывший солдат, ветеран мексиканской службы, сказал, что привезет десять мер бобов.

Расстроенный Резанов сидел на галерее. Над океаном опускалось солнце, из-за деревьев его не было видно. Медленно гас багрянец, темнели верхушки дубов, внизу под кустами сгущались тени. Нагретые за день стены дома еще источали теплоту, но из сада уже тянуло вечерней свежестью. Резанов глядел на потухающее небо и не слышал, как вошла Конча.

Девушка не сразу окликнула его. Постояв немного у входа, она наконец подошла ближе и тихонько сказала:

Сеньор Резанов!

Николай Петрович быстро обернулся. При виде Кончи он не мог удержать радостного восклицания и, поднявшись с кресла, шагнул навстречу:

Конча! Откуда вы появились?

За эти сутки он ни разу ее не видел.

Вас не было в президии?

Да. Я только что вернулась из Санта-Клара.

От удивления Резанов умолк. До миссии почти день езды опытному всаднику и, кроме того, дорога небезопасна.

Мы ехали с Луисом ночью,объяснила девушка, слегка покраснев и нахмурясь.

Резанов только сейчас разглядел, что лицо ее осунулось, запали глаза, а обычно гладко причесанные волосы были небрежно связаны на затылке пучком. Как видно, она успела переодеться. На ней было то самое бархатное платье с белым воротничком, в каком Резанов впервые ее увидел.

Конча,сказал он с упреком.Зачем вы себя так измучили?

Она не ответила.

Вы ездили ради меня?догадался Резанов.

Да.

Конча!

Но девушка взяла его за руку, подвела к перилам.

Губернатор оставил отряд в Санта-Клара...сказала она шепотом.Так было ему приказано. Я проверила это сама. На случай войны. И монахи, не везут хлеб потому, что ждут, чтобы ваши товары достались им даром. Все миссии оповещены кем-то из своих...

Новость была необычайно важной, но она не удивила Резанова. Он догадывался еще при прощании с губернатором, что тот чего-то недоговаривает, что молчание миссионеров после так жадно выраженного желания начать торговлю неспроста, что слухи о возможной войне смутили даже доброжелателей. И он вдруг почувствовал себя уверенно и спокойно. Боятся они, а не он в этом его преимущество.

Ваш отец тоже знает об этом?

Нет. Крестный ему ничего не сказал.

Хорошо...немного подумав, заявил Резанов.Я сам поеду к миссионерам.

Нет! Теперь не надо!девушка решительно покачала головой.Я послала Луиса в ранчо моей матери, чтобы оттуда везли хлеб, какой есть в имении. Я тоже побывала в трех ранчо. У вас будет хлеба сколько нужно, и... Я не боюсь, что станут говорить об этом!

Последние слова она сказала громко, почти с вызовом, но Резанов видел, что глаза ее грустны. Маленькая донна отдавала ему все, даже свое доброе имя...

«...Вот, друг мой, и моя исповедь частных приключений. Отнюдь не из корысти или необдуманной страсти сделал я предложение Конче и начало своему роману. А по искренней привязанности к ее благородному сердцу. Предвижу я толки и, может, усмешку столичных друзей, что-де, мол, Резанов женится на испанке, дабы споспешествовать дипломатической карьере, а я, ей-богу, не думаю о ней и ем хлеб государя не за чины и награды. И ежели судьбе угодно будет окончание сего романа, я, быть может, действительно сделаю пользу Отечеству и обрету счастье на остаток жизни моей... После объяснения с Кончей и сеньором Аргуэлло я утром переехал на «Юнону». Того требовал формалитет, а дела на корабле неотступного моего присмотра. Из миссии уже начали ставить хлеб, команда приободрилась, монахи в благодарность за клавикорды, пригнали пару лучших быков. Однако ж. я не имел спокойствия и каждый час ждал гонца, а в президии меж тем переполох случился немалый. Аргуэлло не дал мне окончательного ответа, боясь видеть свою дочь замужем за «еретиком». Он приказал заложить коляску и вместе с доньей Игнасией и Кончей направился в монастырь, надеясь, что монахи сумеют ее отговорить. Но бедная Конча не поддалась на их уговоры, а падре Уриа сказал, что, коль скоро ни одна сторона не станет менять религии, можно согласиться на смешанный брак. Конча останется католичкой, я православным, а дети падре подумал и о детях по уговору. Только на такой брак потребуется разрешение самого папы и испанского короля.

Не препятствуйте девочке, дон Жозе,заявил давнему своему другу падре Уриа. Мне тоже трудно будет не видеть ее ясной головки, но Христос и святая Мария благословят этот брак. Может быть, он даст счастье не только вашей дочери, но и мир и спокойствие на всем нашем берегу.

Узнав про сии слова, я еще раз подивился прозорливости и уму старого монаха, неоднократные высказывания коего столь разнились от глупых и недалеких мыслей его важных соотечественников.

В тот же день дон Жозе де Аргуэлло прибыл ко мне на «Юнону». Старый комендант еще более высох и потемнел, однако же держался прямо. Сняв шляпу и с отменной церемонностью поблагодарив за салют, кои приказал дать Хвостов в честь коменданта, дон Жозе проследовал за мной в каюту.

Мое семейство и я признательны вам за честь, сеньор Резанов,сказал он, не садясь. Пусть будет так!

Суровость покинула его, он перекрестился, а потом заявил, что мне надобно хлопотать дозволение Рима и его католического величества короля Испании. Тогда же приметил я, что руки у него трясутся...

Вот, сударь мой, и весь мой роман. Завтра будет обручение, а там я снова пущусь в дальний путь и вернусь сюда через Мадрид и Мексику, и ежели не остановит судьба, могу извлечь новую для сородичей пользу личным обозрением внутренней Новой Испании и, ознакомясь с Вице-Роем, попытать открытия гаваней для судов Компании на сих берегах Америки... Ежели б ранее мыслило правительство о сей части света, ежели б уважало ее как должно. ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого, при малых тогдашних способах Берингову экспедицию начертавшего, то утвердительно можно сказать, что Новая Калифорния никогда б не была гишпанскою принадлежностью, ибо с 1760 года только обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучший кряж земли навсегда себе упрочили. Теперь вострятся еще не занятой никем интервал, столько же выгодный и нужный нам, и там можно, обласкав диких и живя с ними в дружбе, развести свое хлебопашество и скотоводство. Ежели и его пропустим, то что скажет потомство? Я искренне хочу думать, что будет лучшее. Чужого мы никогда не брали, а своим поступаться и нам не след. Широкому сердцу потребен и широкий путь...»

Обручение состоялось в церкви президии. Старик Аргуэлло хотел сохранить его в тайне, словно все еще на что-то надеялся. Торжественно звучали слова молитвы, прочитанные священником, поспешно и невпопад крестились дети, глядевшие то на священника, то на сестру, то на русских офицеров в парадной форме; плакала донья Игнасия; выпрямившись и положив руки на эфес шпаги, молился дон Жозе. Растроганный, сиял Луис.

Резанов и Конча стояли рядом. Он в белом атласном фраке с орденской лентой, широкоплечий, высокий. Она маленькая, в тяжелом гранатовом платье и черной кружевной накидке, сползшей на детские плечи. Тонкий золотой крестподарок падре Уриа являлся единственным украшением.

Оба были взволнованы. Резанов думал о прошлом и будущем, о серьезном шаге, который он совершал теперь второй раз в жизни. О том, как посмотрят еще на этот брак в Петербурге, особенно влиятельные родственники покойной жены дочери Григория Шелехова. Как будет чувствовать там себя Конча... Он сам до сих пор ощущал какую-то неуверенность перед своими офицерами и даже командой «Юноны». Словно боялся, что обвинят его в легкомыслии или расчете... У Кончи было только будущее. Оно представлялось неясной мечтой, любовью, радостью, большим открытым миром. Она верила в свое счастье.

Приняв поздравления и отпраздновав помолвку, Резанов в тот же день переселился в дом коменданта. Он не хотел пока лишних разговоров на корабле, а кроме того, на этом настояла донья Игнасия. Будущему родственнику место в их семье.

Жозе,сказала она мужу, пальцами вытирая слезы,о религии ты не думай. Господь бог поможет нам. А сеньор Резанов знатный вельможа, наша девочка увидит свет. Об этой свадьбе услышит король. Дом Морага знали в Мадриде... Конча затмит многих придворных дам, а тут не за кого выйти ей замуж... Я подарю ей свое фамильное серебро. Кстати, надо запаять кофейник. Анна-Паула вчера обнаружила течь... Жозе,закончила она беспокойно, я очень хотела бы видеть нашу девочку счастливой!

Дон Жозе не ответил.

Глава десятая

Скоро весть о помолвке расползлась по всей Верхней Калифорнии, дошла до Лоретто и Сан-Диего. Русский сановник превратился в могущественную особу, чуть ли не вторую после императора. Американский дипломатический агент запросил конгресс, британский сообщил своему послу в Мадрид. А из окрестных деревень и усадеб приезжали в президию люди посмотреть на необыкновенную чету. Особенно много обсуждали будущий брак во францисканских монастырях, видя в нем важный политический. акт. Лишь падре Фелиппе искривил свои тонкие, веревочкой, губы и назвал Кончу «испорченной драгоценностью семейства». Бывший иезуит старался скрыть беспокойство. Посланный им нарочный с тайным донесением и инструкциями в Мексике был схвачен индейцами, и письма могли попасть во враждебные руки.

Быстрее зашагали быки и мулы, перевозившие хлеб из миссии Сан-Франциско на «Юнону», пронзительней скрипели арбы. А когда разнеслось известие, что губернатор прислал поздравление обрученным, всполошились и остальные монастыри. Расчет на войну утратил цену, появилась опасность остаться в дураках. Несмотря на тучность и нестерпимый зной, отец Винценто примчался из миссии Санта-Роза, раскачиваясь в травяной плетенке между двух мулов. Черная огромная шляпа закрывала его до плеч.

Монах вылез из плетенки, швырнул туда тыквенную бутыль со святой водой, которой освежался в пути, и, наскоро благословляя слуг, детей, статую мадонны в нише всех, кто попадался по до. роге, быстро проследовал к Резанову. Торопился наверстать упущенное. Дома, в миссии, он уже послал к дьяволу седого монаха главного своего противника. А чтобы тому далеко не ходить, посоветовал не вылезать из кельи. Винценто радовался своей решимости.

В юности я пас коров и был разбойником, сеньор Резанов,сообщил он откровенно, отдуваясь и размахивая четками.Пусть простят меня все грешные на земле... Радуюсь за вас и за сеньориту. Такой, наверное, была когда-то святая дева... Хлеб я приказал везти. Через два дня он будет здесь.

Толстяк весело подмигнул Резанову, затем пошел искать старого Аргуэлло, чтобы сообщить об исчезновении Гервасио. Приемный сын коменданта скрылся из миссии неизвестно куда в тот самый день, когда узнал о помолвке.

Обрадованный появлением монаха, Резанов приказал ускорить выгрузку балласта и сам отправился на «Юнону». Сегодня донья Игнасия и Конча собирались посетить корабль. Уходя, он еще раз перечитал письмо губернатора. Ариллага писал неофициально, шутливо сетовал, что не уберег крестницу, жаловался, что не может лично обнять обоих, поздравлял и желал счастья.

Губернатор ни слова не говорил о делах. Теперь это было лишним. Николай Петрович уже явственно ощутил результаты. Но слухи о готовящейся войне продолжали его беспокоить, они могли помешать его планам. Могли надолго разлучить с Кончей. Вчера и так она сказала грустно:

Все равно я буду ждать вас, пока не умру.

Что мог ответить он ей милому, отважному существу, дороже которого у него теперь тоже не было никого на свете?

Я постараюсь вернуться раньше, Конча. Сейчас я уеду на Ситху, передам хлеб Баранову. Правитель каждый день стоит с подзорной трубой на утесе... Оттуда направлюсь в Охотск. Затем по снежным лесам и равнинам поскачу в Петербург. Много месяцев я буду ехать и все время буду думать о тебе, моя девочка... Я буду думать, что ты едешь со мной, кругом холодная пустыня, метель, луна, а мы мчимся и не замечаем ничего, и только колокольчик звенит над головами лошадей. Тебе покажется странной эта снежная равнина.

Она слушала и, задумчиво улыбаясь, по привычке обрывала листки мадронии. Они сидели на галерее, ночной туман постепенно затоплял берег и сад, и густая, стелющаяся пелена его мерцала при звездах, как снег.

На корабле шла усиленная работа. Часть команды продолжала выгружать балласт, швыряя камни и песок в залив, часть ссыпала в трюмные закрома зерно. Пшеницу перевозили на двух шлюпках, индейцы тащили мешки к самой воде. Темные тела индейцев, цветные куртки, позументы и шляпы погонщиков и солдат, криками подающих советы, оживленная жестикулирующая толпа вокруг повозок, разлегшиеся на песке быки, суета и толчея у шлюпок напоминали ярмарку, а не погрузку. Советы и участие довели до того, что одна из шлюпок опрокинулась у самого берега, и обрадованные новым развлечением зрители с шумом и гамом принялись ловить мокрых помощников и их шляпы.

Хвостов наконец не выдержал.

Чистое представление,сказал он Резанову, с невольной улыбкой глядевшему на берег.Прямо дети. Беспечность их самою природою потворствуется. Поковырял суком землю, кинул десяток пригоршней пшеницы и собирай урожай да молись мадонне. Нашего мужичка посадить бы тут! Дона Ивана да дона Степана.

Он засмеялся и по необычному мирно послал на берег четырех матросов грузить шлюпки. Резанов заметил, что Хвостов, всегда угрюмый и державшийся в стороне, последнее время стал общительнее и живее. Он почти не пил, раза два отправлялся на противоположный берег залива, осматривал холмистые уступ поросшие травами и дикой рожью, дубовые и лавровые рощ черту прилива. Но на вопросы отмалчивался, лишь как-то вечером сказал другу-мичману:

Край сей золотое дно. Не удержатся в нем гишпанц Помяни мое слово, Гаврила. Да и не в гишпанцах дело! Он жевал травинку большими некрасивыми губами. По ту сторону бухты ничейная земля. Хочу о ней обстоятельно разведать и доле жить Александру Андреевичу. Гавань там нашел прямо чуде Не говори до поры Резанову. Пускай и мой сюрприз в дело пой дет. Не все ж мне слыть за пьяницу и скандалиста.

Днем на «Юнону» прибыли гости. Конча уговорила Луиса не ехать с ней на корабль.

Девушка сразу подбежала к борту и радостно, долго глядел на золотившееся от зноя море, на синюю кайму горизонта. Представлялось, что она в пути, кругом великий простор, и среди волн маленький корабль с белыми парусами. То, о чем мечтала и к чему стремилась.

Я сегодня счастливая,шепнула она Резанову и легонька погладила его руку.Да?

Незаметно для себя она повторила слова светловолосой Кристины, сказанные на балу.

Резанов молча сжал ее пальцы. Теперь, после помолвки, онвидел девушку каждый день и с каждым днем убеждался, что любит ее все сильнее и глубже.

Вечерами и в час сиесты они сидели вдвоем на галерее или в саду, говорили о Калифорнии, о Ситхе, Санкт-Петербурге, Америке. Резанов рассказывал о правителе Баранове и своих планах построить настоящий город и порт на одном из островов Аляски, чтобы каменные строения далеко были видны с моря, создать там музей и школы, обучать индейцев и алеутов. Прочитал ответ министра просвещения графа Румянцева на свои предложения. «He без гордости,писал министр,воображаю себе тот грядущий час, когда тамошнее юношество образованное узнает, что в России мыслили о просвещении Америки. Предаваясь приятными впечатлениям сей мысли, я охотно открываюсь перед вами, что для меня нет самолюбия столько справедливейшего, как желать разделять подобную участь...»

Конча внимательно слушала, а потом, слегка наморщив лоб и глядя на верхушки дубов, говорила задумчиво и серьезно:

Я понимаю теперь, почему вас боится наше правительство. Вы можете быть самыми сильными.

Боюсь, Конча,отвечал с неожиданной горечью Резанов,что нет!Он вспомнил иные петербургские разговоры и дела, одинокую борьбу Баранова.Дальновидных и просвещенных людей везде не много, а наипаче когда дело касается кармана...

В течение недели корабль был нагружен полностью. Пришлось снять переборки, чтобы расширить вместимость трюмов. Резанов жалел, что судно такое маленькое монахи и поселенцы продолжали везти хлеб. Скрип арб и мычанье, быков не прекращались даже в часы сиесты, пыль заслоняла солнце. Сотни мер пшеницы высыпали просто на береговой песок. И все же почти пять тысяч пудов продовольствия могла доставить на Ситху «Юнона».

Резанов теперь редко показывался на корабле. Хвостов прекрасно справлялся с погрузкой, Давыдов вел записи и расчеты. А на берегу не все шло так гладко, как казалось с первого взгляда. Тот самый отставной мексиканский солдат, первым предложивший свои десять мер бобов, был найден во всходах овса с обрывком аркана на шее. Двое поселян были убиты на полпути из миссии Санта-Роза. Напуганные их волы много миль тащили груженые арбы в сторону от дороги. Губернатор отозвал солдат из Санта-Клара, но монтерейский гонец привез какие-то депеши коменданту. Конча сказала, что среди бумаг были мексиканские газеты.

Отец читал всю ночь,сообщила она озабоченно.Луис говорит, что там есть известия о войне в Европе.

В президии от Резанова теперь ничего не скрывали. Офицеры гарнизона, слуги, солдаты видели в нем будущего родственника коменданта и охотно сообщали обо всем, что знали сами. Луис и Конча посвящали его во все домашние дела. Аргуэлло честно принял его в свою семью. Он передал Николаю Петровичу газеты.

Я не разбираюсь в них, сеньор Резанов, сказал он хмурясь,и не знаю, для чего их составляют. Мое делослужить королю. Однако там много написано о войне.

Резанов прочитал газеты. За эти почти два года вдали от родины он мало знал о положении в Европе. Знал лишь, что Англия, боясь вторжения Наполеона на Британские острова, пыталась создать новую коалицию европейских держав против Бонапарта, жестоко разгромившего Австрию и захватившего большую часть западной Германии. В эту коалицию должен был вступить и царь Александр. Наполеон уже подготовил отдельную армию, которая стояла в Булони, чтобы оттуда начать переправу через Ла-Манш. Некоторые слухи доходили и на Ситху, но ничего определенного никто не знал. Зато из Ново-Архангельска весть обежала почти всю Аляску, проникла даже в дальние охотничьи одиночки. Сотни верст шли зверобои на Ситху, чтобы проверить тревожную новость.

Газеты сказали многое. Англия наконец создала коалицию, и Наполеон нанес ей новый удар: разбив союзную армию при Ayстерлице, занял Вену. Император Франц отказался от дальнейшего сопротивления, потеряв седьмую часть своей империи. Русские войска ушли из Австрии. Англия избежала вторжения благодаря счастливой победе при Трафальгаре после отчаянного морского сражения с объединенным французско-испанским флотом. Адмирал Нельсон разбил и почти уничтожил союзный флот...

Последние известия были о том, что Наполеон разгромит Пруссию, занял старые ганзейские города Гамбург, Бремен, Любек и приближался к границам Польши и России, а также о том, что испанский министр дон Годой согласился выполнить требование Наполеона о высылке пятнадцати тысяч солдат к границам России и Пруссии, хотя Испания ни с Россией, ни с Пруссией не состояла в войне.

Положение становилось по-настоящему тревожным. Газеты устарели, в Мексике, наверное, знают больше. Возможно, с часуна час надо ожидать серьезных осложнений.

Николай Петрович возбужденно ходил по дорожке сада. Утренняя роса высохла, матово серебрились узкие листья олив, над деревьями дрожало марево. Медленно бледнело небо, и дальние снеговые вершины Сьерры, казалось, сливались с ним в нарастающем зное. Расстегнув легкий мундир, Резанов все шагал и шагал по садовой тропинке. Он решил, что пора покидать бepeг Калифорнии. Первый опыт удался, «Юнона» спасет Ситху. А политическое состояние Европы таково, что Наполеон действительно может втянуть Россию в войну с Испанией.

Сейчас, как никогда остро, Николай Петрович почувствовав беспокойство. Он горячо любил свою родину и ни одного часа не мог остаться вдали от нее, когда ей угрожала опасность. Да и дела на Ситхе нужно было завершить скорее... Бедная Конча! Сколько же лишних месяцев придется ей теперь ждать! Сколько лишних терзаний и трудов придется испытать самому, чтобы увезти ее наконец отсюда?

Спросите свое сердце, сеньор Резанов,недавно сказал ему полуторжественно, полушутливо падре Уриа.не дела ли подсказали вам этот брак?

Что он мог ответить монаху? В сорок лет трудно изображать юношу.

Я не могу петь под ее окнами,заявил он, качая головой и улыбаясь,но я люблю ее, дорогой падре...

Совсем как на далекой родине, жужжали между листьями пчелы. Где-то цвела липа. Запах меда смешивался с ароматом «доброй травы», густо выросшей на камнях ограды. Купался в пыли воробей, молнией над садом сновали стрижи.

Еде нашла вас...

Запыхавшаяся, в домашней юбке и белой сорочке, босая и очень тоненькая, Конча остановилась возле Резанова. На волосах, сбоку тщательно расчесанного пробора, сидел желтый мотылек.

Я искала вас в доме, Мануэлла сказала, что вы читали у себя в комнате. Вы огорчены новостями?

Она смотрела на него тревожно, сдвинув брови, приткав к груди бархатного зевающего щенка. Эту собачонку она хотела подарить Резанову.

Николай Петрович осторожно снял мотылька, отпустил его и, взяв голову девушки своими сильными большими руками, крепко поцеловал.

Нет, Конча.

Он не хотел огорчать ее и весь день был разговорчив и весел. Но вечером приказал Хвостову готовить «Юнону» к отплытию. Выход был назначен через трое суток, в первый день новолуния.

Этот день пришел. Ярко светило солнце. Песчаный берег окаймлял ослепительную синеву океана. Зелень холмов уходила к горам, величественно и строго белели вершины Сьерры– Невады. А в бухте стояла готовая к походу «Юнона». Парусина, защищавшая от зноя, была снята, задраены люки, все лишнее убрано в трюмы. Опустел и берег. Население крепости собралось у ворот президии, ожидая возвращения семейства Аргуэлло и офицеров «Юноны», направившихся в миссию отстоять мессу перед отплытием.

Совершал богослужение падре Уриа. В просторной монастырской церкви, прохладной и полутемной, горели свечи, мерцало огромное серебряное распятие у алтаря. Чистые и высокие голоса хора мальчиков звучали под сводами.

Русские офицеры из уважения к чужому обряду держались подтянуто и серьезно, комендант и семья его стояли на коленях. Лицо Кончи было бледно, но спокойно.

Всю мессу девушка не поднималась с колен. Она горячо молилась богу, чтобы он послал кораблю удачу и помог ей дождаться возвращения. Больше она не просила ничего, иных помыслов сейчас у нее не было.

А Резанов только казался спокойным. Все эти дни он готовился к походу, производил расчеты с миссионерами, писал письма, был завален делами. О разлуке он старался не думать. Но сейчас, глядя на склоненную фигурку девушки, которую оставлял, быть может, на долгие годы, он почувствовал, что допустил ошибку, что надо было всеми силами добиваться согласия Аргуэлло не откладывать свадьбу до возвращения. Тогда бы он смог увезти Кончу... Торжественная служба еще больше растравила рану. Он с трудом дождался окончания мессы.

В президии был устроен прощальный обед. Он продолжался недолго. Донья Игнасия и падре Уриа одни старались поддержать разговор. Дон Жозе молчал, Луис отделывался незначительными фразами. Даже дети не шушукались и ели рассеянно, и только Гертруда вкусно обгладывала куриную кость, посматривая на сидевших своими зелеными глазами маленькой грешницы. Резанов и Конча сидели рядом и тоже мало разговаривали слова казались пустыми и бессодержательными.

В конце обеда Лансдорф предложил тост за новую скорую встречу. Тост расшевелил присутствующих, стало более оживлено но и шумно. Затем начали прощаться. Давыдов нарисовал на бумажке двух птичек, разлетающихся в разные стороны. Такой рисунок видел мичман на японских островах. Птички держал в клювах нитку, завязанную посередине узлом.

Чем дальше улетают, тем крепче узел. Пусть будет та и с нашей дружбой, Луис...

Резанов и Конча вышли на галерею. Их деликатно оставь вдвоем. Некоторое время они оба молчали, потом Резанов Кончу за плечи и крепко прижал к себе.

Ты будешь меня ждать?

Она медленно подняла голову. Две прозрачные слезы скатились по щекам, упали на широкую орденскую ленту.

Буду всегда!.. До свиданья, мой дорогой!

Она в первый раз назвала его так.

...Близился предвечерний час, ветер тронул воды залива, наполнил тяжелые серые паруса. «Юнона» все дальше и дальше yxoдила от берега.

А Резанов до темноты не покидал мостика и не опускал подзорной трубы. Словно чувствовал, что этой земли больше не увидит никогда.