Текст книги "Великий океан"

Автор книги: Иван Кратт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

Книга вторая
Колония Росс

От оформителя: во второй книге, похоже(к сожалению я читал книгу очень давно, а с таким исходным материалом нельзя быть ни в чём уверенным), отсутствует первая глава. Отсутствовал и заголовок «Книга вторая Колония Росс».

Часть первая – ОТСУТСТВУЕТ

Часть вторая
Спустя шесть лет

Глава первая

Шхуна «Вихрь», построенная на верфи Ново-Архангельска, медленно вошла в бухту. Легкий бриз разогнал туман. Синее, еще не накаленное зноем небо сходилось с морем, голый обрывистый берег тянулся до самого горизонта. Ни деревьев, ни тени, словно в этих местах, кроме солнца и равнины, ничего не было, и только очень далеко проступали вершины Сьерры-Невады нескончаемых снежных гор. Шхуна вошла в бухту залива Румянцева, в тридцати милях к северу от залива св. Франциска.

Готовь якорь! отдал команду Кусков и, отойдя от штурвала, быстро спустился на ют.

Судно шло с зарифленным гротом, постепенно замедляя ход. Но лишь у самого берега Иван Александрович приказал остановиться. Держась за штормлеер, он почти повис над бортом и старательно вглядывался в прозрачную воду бухты. Коралловые рифы и неровное каменистое дно были небезопасны для якорей тросов. Помощник правителя российских колоний лично сам не тел найти удобное место. Уже два года, как этот берег уступлен индейцами русским, и Иван Александрович прибыл сюда строи новое заселение.

Громыхнула и залязгала цепь, упали в воду многопудовые лапы. «Вихрь» качнулся, прошел вперед и послушно застыл. Два десятка людей, столпившихся на палубе, сняли картузы, шаги мелькнули в воздухе сложенные для крестного знамения огрубелые пальцы. Несколько женщин зашептали молитву. Новая зeмля и новая доля ждали их, а может быть, сбывались мечты. Для далекого поселенья Баранов приказал набрать охотников, и только артель зверобоев и алеуты были отправлены по выбору Кусков.

Калифорния, Лука! сказал молодой плечистый подштуман тощему, с скидкой рыжей бороденкой промышленном и хлопнул его по плечу.Вот она какая, сударь мой! Дождался

Он проговорил это быстро, весело и, простоволосый, курчавый, размахивая шляпой, помчался на мостик. Казалось, он один не чувствовал торжественности минуты, не думал о будущем и не волновался. Но взобравшись на помост, он широко раскинул руки, закрыл глаза и несколько секунд стоял так, словно обнимал открывшийся, залитый солнцем, бескрайний простор.

А Лука скосил глаза, почесал шею, сплюнул за борт. То туман то жара! Не поехал, ежели бы не уговорил Александр Андреевич. Лука уже забыл, что напросился сам и что лекарь Круль обещал указать место, где растет сахарный тростник «для делания рому».

Спустили шлюпки. Берег был в нескольких десятках саженей крутой и обрывистый, лишь в одном месте полого опускался к воде. Иван Александрович направил туда лодки. В прошлом году он приметил эту низину, о ней докладывал Баранову. Дальше до самого залива св. Франциска начала испанских владений других подходящих гаваней не было.

Первыми высадились на берег Кусков, подштурман Алексей Лука и четверо алеутов для приема байдар. После разгрузки «Вихрь» уходил на Сандвичевы острова, ни единого часа не xoтел Иван Александрович задерживать судно. Солнце уже высоко поднялось над заливом, нестерпимо сверкал океан, с моря песчаный берег казался белым. Шхуна стояла близко к утесам, за ними сразу начиналось небо. Но когда шлюпка черкнула по гальке и спустя минут пять прибывшие взобрались на каменистый горб, новая земля открылась в полном величии и красоте.

Почти два месяца люди не ступали на твердую почву. Хмурые леса Ситхи, дожди, туманы и штормы вот все, что они у себя видели и знали. А позже в путиголый берег и зной. Сейчас поняли божескую несправедливость. Еще было только начало марта, а зелень укрывала все плоскогорье, тянувшееся от моря к склонам Сьерры-Невады, холмистое, с глубокими каньонами и пологими уступами, с высокой горной грядой, окаймлявшей равнину с юга. Тишина и покой окружали этот уголок земли, обильный пастбищами, теплом и простором. Представлялось, что лучшего места не найти на всей планете, что нужно скорее ставить здесь форт, строить селение.

Тут тебе целый город можно воздвигнуть,увлекся даже Лука, до сих пор мрачно сидевший в шлюпке.Крепостцу с батарейкою. И пали прямо по всем сторонам! Солдат великое множество. .

Он задрал шапчонку, с ожесточением замахал руками.

Но его никто не слушал. Кусков озабоченно разглядывал местность, алеуты жмурились и молчали, а подштурман, взбежав на пригорок, смотрел не отрываясь на расстилавшуюся перед ним землю. Вот они, его мечты и думы!

Наконец Кусков окликнул спутников и приказал начать разгрузку шхуны. Он не обмолвился ни одним словом ни о гавани, ни о месте для форта и очень удивил Алексея, когда после полудня, как только промышленные улеглись отдохнуть в тени утесов, подошел и сказал, что завтра направляет его искать место для будущего заселения. Алексей уже решил, что строиться будут здесь.

Пойдешь, Леша, по речке, Шабакай именуемой по-местному,заявил он, вытирая мокрый под картузом лоб.А я с людьми по берегу пойду. Места тут хорошие, да безлесные. А нам нужно лесом найти. Строиться будем прочно. Приехали не из пушек палить, а пахать, сеять да промыслом заниматься... Однако ж корсаров тут всяких на век наш хватит. Придется и палисад ставить.

Кусков умолк говорить много не любил. Еще на Ситхе Алексей видел не раз, как помощник правителя и сам Баранов ходили но крепости, часами не произнося ни слова. Кончив говорить, Иван Александрович снова вытер лоб и шею и, стараясь осторожно ступать, чтобы не потревожить спавших на камнях промышленных, отошел к лодкам,

А на корабле доктор Круль готовился к дальнейшему плаванию. После разгрузки «Вихрь» должен идти на Сандвичевы острова выполнять второе поручение Баранова. «Доктор медицины и натуральный история», как сам себя именовал отставной лекарь, вез владетелю островов королю Томеа-Меа подарки правителя, поклон и благодарность за приглашение обосноваться в тех местах. Сбывались давние планы, обдуманные еще с Резановым в долгие зимние ночи на Ситхе.

В коротеньком сюртуке, обсыпанном на груди табачной пылью, очкастый и низенький, с выпяченной нижней губой, Круль не сидел ни одной секунды на месте, суетился, переставлял ящики связки, бормотал, чертыхался. Солнце нагрело стенки и палубу, в каюте было жарко, но доктор не замечал духоты и лишь изредка вытирал испарину рукавом с торчавшим оттуда оборванным кружевом сорочки.

Время от времени он останавливался, доставал из заднего кармана истрепанный сафьяновый портфельчик, вынимал бумажку с какими-то записями, сверялся по ней и снова продолжал pacставлять и укладывать свои свертки.

После полудня Алексей вытащил его на берег. Несмотря на чудачества и задирливый нрав бывшего лекаря, подштурман успел привязаться к неугомонному прожектеру и бродяге и весь долгий путь из Ново-Архангельска с любопытством слушал его рассказы о бесконечных приключениях. Круль исколесил всю Европу, побывал в Африке и в Китае, держал цирюльню в Санкт-Петербурге, прогорел, поступил на службу Российско-американской компании. Получех, полуитальянец, он давно уже обосновался в России, но правильно говорить по– русски не научился.

Полюбуйтесь, сударь, хоть Калифорниею,говорил Алексей со смехом, помогая Крулю взобраться на утес,а то до ваших островов еще долгий путь.А затем, перестав смеяться, сказало серьезно: Жаль, что Александр Андреевич сам не видит сию землю. Он мечтал о ней с господином Резановым.

Сознание польз отечества уже есть радост,назидательно, ответил Круль, одолевая последнюю скалу. Он все еще думало о незаконченных сборах и нехотя следовал за Алексеем.

Но взобравшись на вершину утеса и раздвинув свою огромную подзорную трубу, Круль скоро забыл обо всеми только кряхтел, вертелся и приседал, не в силах скрыть восторга. Потом вытащил портфельчик, достал из него небольшую самодельную карту и, поправляя сползавшие очки, ткнул в нее торжествующе пальцем.

Вот! Бути верни мои слова! Прямой дорога на островы. Все корабли идут через эти мест. Я буду там, вы здес. Большой польза колоний. Большой польза жителям. Государь спасибо сказать будет Баранову! Нам!

Алексей взял у него подзорную трубу. Внизу, у шлюпок, суетились люди, на берегу росла груда тюков и бочонков, отдельно лежали выгруженные на песок кожаные байдары. Две женщины хлопотали у костра. Недавно еще дикий берег казался теперь обжитым, людской гомон отгонял чаек, лениво взмывавших ввысь. Зато плоскогорье, залитое солнцем, с каймой безлесных гор, красноватые расщелины каньонов, снежная белизна Сьерры были тихи и пустынны, словно жизнь не начиналась еще на этой земле.

Неожиданно Алексей передвинул зрительную трубу. Далеко на горизонте, там, где безлесный береговой хребет врезывался в голубизну неба, вырос тоненький дымовой виток. Он тянулся вверх прямо, не утолщаясь и не уменьшаясь. Потом вдоль линии хребта возникли еще два таких столба. Они тоже тянулись прямо и в полном безветрии казались неподвижными.

Индейцы! сказал Алексей, чувствуя необъяснимую тревогу. Как будто кто-то невидимый следил за каждым движением на берегу.

Забыв о Круле, он заторопился разыскать Кускова. Он знал обычаи ситхинских обитателей. Там появление дымов означало сбор многих племен, чаще всего на войну. Однако дымки скоро пропали, и, кроме Алексея, их никто не увидел.

Выслушав донесение подштурмана. Кусков тоже забеспокоился. В прошлые годы местные жители встречали его на берегу; ночью, когда подходил корабль, жгли костры. В этот раз он еще не видел ни одного индейца, хотя «Вихрь» двое суток шел, не слишком удаляясь от береговой черты.

Может, за бостонский куттер посчитали, сказал он, трогая в левом ухе золотую серьгу. Американцы теперь строят свои суда на наш манер. А может, идет война с гишпанцами. Поставь караулы, Леша, я побуду тут.

Он приказал никому не говорить ни слова. На свою землю люди должны ступить без опаски. Но сам не спал всю ночь.

Плохо спал и Алексей. Доктор Круль, помещавшийся с ним в одной каюте, давно уже храпел и причмокивал во сне. Голова его, повязанная на ночь по-бабьи платком, белела у открытого иллюминатора. Чуть приметно раскачивалось судно, скрипела обшивка, изредка раскачивалось судно, скрипела обшивка, изредка раздавались шаги караульного матроса на озаренной молодым месяцем палубе. Казалось, никогда не наступит утро. Алексей лежал и думал и об индейцах, и о переходе на «Вихре», и о завтрашнем походе, и о судьбе, приведшей его сюда...

Семь лет назад на Кадьяке умер от ран, полученных на охоте за моряками, единственный родственник Алексея дед Онуфрий. Родители погибли во время холеры еще в России. Умирая, старик бредил теплыми странами, где когда-то бывал в молодости. Потом пришел в сознание, подозвал внука и просил похоронить по морскому обычаю, опустив тело в океан.

Был шторм, и зверобои отказались выйти в море. Они не любили старого гарпунщика за свирепый нрав и тяжелую руку. Алексей молча выслушал отказ, сам зашил в старый парус покойника, привязал якорь и, напрягая все силы, отнес в лодку. Буря угоняла байдарку все дальше и дальше, исступленно швыряла ее, вырвала весла. Алексей изнемог настолько, что не в состоянии был поднять тело, чтобы опустить в воду. Тогда он перевернул байдарку... Через несколько часов мальчонка выбрался на берег за двадцать верст от бухты и в становище зверобоев уже не вернулся. Он двинулся пешком по берегу, направляясь в Ново-Архангельск. По пути Алексей встретил судно Резанова, шедшее на Ситху.

Ревизору российских колоний очень понравился смелый, решительный паренек, с такими же вьющимися русыми волосами, как и у него самого, открытым, веселым характером. Резанов рас сказывал ему о Петербурге, Японии, южных морях и землях. Алексею вспоминались и слова деда, давние разговоры бывалых промышленных. Он готов был слушать камергера без устали.

Резанов хотел взять Алексея с собой в Калифорнию. Но правитель колоний Баранов не отпустил его в этот вояж.

Придет время, сам поведешь туда судно,сказал он, с удовольствием разглядывая из-под нависших бровей Алексея. Подросток ему тоже нравился.Нам свои мореходы потребны.

Шесть лет прожил Алексей в Ново-Архангельске. Учился в школе, устроенной Барановым, плавал по заливам, ходил до peдута св. Михаила в Берингово море, описывал берега, составлял; навигационные карты. Хотел подружиться с Павлом, крестником правителя, таким же сиротой, изучавшим мореходное дело; в Кронштадте и в Англии, но из этой попытки ничего не вышло. Тихий и замкнутый Павел с радостью помогал ему в ученье, но сторонился отчаянных выдумок Алексея, взобравшегося дважды. на недоступную вершину горы Эчком, а в другой раз с десятком. алеутов, вооруженных только промысловыми дротиками, напавшего на пиратское судно. Пираты прострелили тогда ему ногу. Зато крестник правителя восхищался и часто был изумлен замыслами Алексея, всегда точными, ясными и исполнимыми.

Алексей очень привязался к Резанову. И когда тот вернулся из Калифорнии, интересовался всем, обо всем расспрашивал и не знал лишь про обручение и будущую женитьбу Николая Петровича. Об этом Резанов запретил говорить своей команде и открыл секрет только правителю. Да эта сторона жизни и не интересовала Алексея. Он хотел одного самому побывать в новых местах, строить поселение. Баранов и Николай Петрович составляли уже подробный план.

Еще в разговорах с испанцами, особенно с падре Уриа и Кончей, Резанов понял, что можно и должно поставить заселение на ничейной земле, на границе с Калифорнией, вспахать пустующие прерии, развести скот, научить индейцев обрабатывать поля. Тогда не надо будет зависеть от торговли, которую все время старается запретить Испания. Однако плану предстояло пролежать шесть лет. Резанов уехал в Петербург, надеясь вернуться через год, как только кончится война в Европе, но не вернулся совсем. Заболев дорогой, он умер в Красноярске. До последней минуты он не думал о смерти...

Прибывший из Охотска шкипер рассказывал о последних днях Резанова. После отъезда из Ситхи он направил на Сахалин тендер «Авось» под командой Давыдова, а сам на «Юноне» прибыл в Охотск. Отсюда «Юнона» с Хвостовым пошла на Сахалин и Курилы в помощь Давыдову, а Николай Петрович спешно выехал верхом в Якутск, чтобы не терять ни одного лишнего часа и поскорее явиться в Петербург. Возможность войны, дела в колониях, думы об оставшейся Конче беспокоили и торопили. Однако тяжелый путь по горам и топям, переправа через бесчисленные речки, а затем простуда задержали его, и он прибыл в Якутск лишь в начале зимы.

Измученный и больной (он провалился в реку при переправе), Резанов не хотел задерживаться и снова помчался дальше. Теперь он ехал по замерзшей Лене в санях, немного отдохнул и окреп. Зато в Иркутске силы снова покинули его, почти месяц он не вставал с постели. Он исхудал, глаза его ввалились, никто не узнавал в нем живого, веселого юношу, каким он бывал много лет назад у отца в этом самом городе. И рассказывал он неохотно, и все торопился ехать. Больным, беспокойным он и покинул Иркутск. Губернатор сам проводил Резанова, помог сесть на лошадь, послал с ним врача.

Врач сопровождал Николая Петровича до Красноярска. Дальше никто из них уже не поехал... Совсем обессиленный, Резанов упал на дороге с лошади, и его уже без сознания доставили в Красноярск. Он бредил и настойчиво требовал торопиться в Петербург.

Как далеко еще!.. Как далеко!..

Местный и иркутский врачи определили сотрясение мозга.

На рассвете Николай Петрович ненадолго пришел в сознание. За Енисеем всходило солнце, между скалистых берегов розовел снег. Необъятный простор открывался перед глазами... Резанов с трудом приподнялся на локте, напрягая последние силы, несколько секунд глядел в окно. Затем упал на подушку, и дыхание его погасло...

В Ново-Архангельске целую неделю был приспущен флаг, архимандрит Ананий в траурной ризе служил панихиду...

Алексею казалось тогда, что мечта его тоже никогда не осуществится. Он долго горевал о Резанове, стал неразговорчивым, скитался в лесу. И вот Баранов послал его с Кусковым в давно желанный вояж. Уже не мальчиком, а двадцатичетырехлетним мужчиной помощником человека, которому правитель доверил самое значительное дело и который был его единственным верным другом.

Верю и тебе, Алеша,сказал ему Баранов на прощанье.Думаю, своего отечества не подведешь. Мало нас тут, а дела, ох, как много...

Тогда же Алексей впервые заметил, как постарел правитель.

Полтора месяца шли они до Калифорнии. Полтора месяца ждал он этого дня. Что ему скажет «завтра»? Пустынные места, люди, которых он не знал, быть может, враги. Неизвестное все. Даже птицы, деревья и травы. Завтра корабль уйдет дальше, останется немного людей, как на необитаемом острове.

Алексей долго ворочался на своей койке. Ночной туман давно уже окутал судно, расползся по заливу. В серобелой мути утонул берег, горы, вся земля. Было глухо и сыро, лишь изредка слышался у борта плеск воды да храпел отставной лекарь. Алексей закрыл иллюминатор, натянул на голову одеяло и постарался больше ни о чем не думать. Но это ему не удавалось, и он заснул только перед рассветом.

Глава вторая

Вход в реку преграждал бар. Река наносила песок, морской прибой разбивался о широкую отмель. Короткие сильные волны сталкивались с речным течением, бурлили и вскидывались, отступали и снова били по камням. Для судов устье было недоступно, и только легкая байдара Алексея смогла проскочить у правого, более отвесного берега.

Сразу стало тише, рев ослабел, но от множества мелких камней река кипела бурунами, несла лодку к лесистому берегу, наплывали высоченные красные скалы. Казалось немыслимым удержаться на месте, не то что двигаться дальше.

Погибель, Лексей Петрович, а?твердил Лука, мокрый, стиснув в руке сбитую волной шапчонку и хватаясь за кожаный борт лодки.Тонем! Без всякого спасения... Господи Иисусе Христе!..

Алексей даже на него не глянул. Сжимая рулевое весло, он упирался ногами в дно байдары и вел лодку между бурунов. Гребцы-алеуты работали не разгибаясь. Чернобородый креол Василий стоял на коленях с багром в руках, выбирая путь.

Камни становились все крупнее, они вырастали из вспененной неглубокой воды, угрожая тонким кожаным бортам лодки. Некоторые камни были выше человеческого роста и словно перегораживали реку, другие тянулись посредине ее длинной грядой. Но зато чем дальше, тем яснее обозначался единственный среди них проход, и вел он к огромной, со сквозным отверстием скале, стоящей над водой как гигантская арка. Здесь был ход в реку. Тысячи лет высилась чудовищная дырявая глыба гранита на фоне таких же диких красноватых обрывов, уходящих все дальше в глубину гор.

Ворота открыты, промышленнички!сказал Василий и высоко поднял багор.В царство мое, государство!

Мокрая борода креола блестела, черные пряди волос спадали на лоб, сверкали белки глаз. Сын алеутки и цыгана, бежавшего в незапамятные времена с Нерчинских рудников, он знал почти все бухты западного побережья Америки. Восемь раз был в плену и у корсаров, и у индейцев, знал все языки, которые слышал, плавал с Кусковым в Кантон и сюда, в Калифорнию, вел переговоры с вождями местных племен. Реку Шабакай он открыл тогда же с моря, но плыл он по ней впервые.

Алексей направил байдару под каменную арку. Арка была настолько высокой и просторной, что под ней мог бы пройти корабль, и поистине напоминала ворота.

Ну и ну,крутнул головой Лука, все еще державшийся за борт лодки.

Однако, не видя бурунов и камней, он тоже взялся за весло, и байдара медленно и плавно, преодолевая мощное течение, прошла ворота. Дальше открывалась стремительная, но чистая гладь реки, сдавленной крутыми утесами, местами поросшими лесом, местами голыми и неприступными. Словно страшная сила разорвала горы, и в этой расщелине неслась река. Все же после бешеной пляски среди бурунов здесь плыть было легко. В первый раз за всю дорогу Алексей положил весло, вытер мокрое от брызг лицо, зачерпнул горстью воды, напился.

Кажись, проскочили!сказал он, снимая шляпу.А места-то какие, господи!

Он обернулся, посмотрел на ворота, затем на уходящие к небу стены каньона, на гигантские деревья, достигавшие вершинами краев ущелья. Ослепительный цвет неба, резкие границы тени, первобытные скалы и лес на непостижимой крутизне все было так захватывающе ново, что Алексей несколько минут только вздыхал и улыбался.

А ведь это наша земля, Василий! сказал он наконец креолу, тоже жадно разглядывавшему берега.Твое царство-государство... И речка наша. Никому мы тут мешать не будем, и нам никто не станет. Город выстроим, мельницу, корабли!

Рвани охотской навезем, кабак поставим! в тон ему ответил Василий и, обернувшись, насмешливо блеснул цыганскими очами.Церковь еще, купелюдиких крестить!

Алексей с удивлением глянул на него, но креол уже отвернулся и занялся багром. Зато в разговор ввязался Лука. Забыв только что пережитые страхи, он начал мечтать о таком колоколе для церкви, который «гудел бы на сто верст». Потом спохватился.

А чо с камнями, Лексей Петрович? спросил он, беспокоясь.Ить корабли не раки. Не пройдешь в речку.

С вами тут помечтаешь! Алексей засмеялся, махнул рукой. Однако слова Василия, насмешливый взгляд задели его. Некоторое время он усердно работал веслом, стараясь держать байдару посередине течения, и даже не любовался берегами. Приподнятое настроение постепенно проходило, уступало место заботам и беспокойству. Он прекратил разговоры и приказал налечь на весла.

Был уже полдень. Отсюда, из глубины ущелья, виднелось побелевшее от зноя небо, залитые солнцем вершины скал. Но внизу было прохладно, немного сумеречно, и это ощущение позднего часа еще больше заставляло Алексея торопить гребцов. Кусков положил всего три дня на поиски подходящего места по Шабакаю. Правитель новой колонии считал, что за это время партия Алексея пройдет верст тридцатьдальше ставить селение не имело смысла,а они потратили половину дня, только чтобы одолеть бар и миновать устье.

Что ждало их дальше, никто не знал. Может быть, пороги, водопады, а может, и другие препятствия. Беспокоили не только неизведанный путь, но и те три дыма, виденные вчера по прибытии корабля, как раз в той стороне, куда направлялась теперь байдара. А главное, чем дальше она продвигалась, тем меньше становилась уверенность найти место для заселения недалеко от моря. Ни обширных равнин, ни пастбищ здесь не было, только гористые берега, изрезанные ущельями, тянулись без конца, может быть на сотню миль. Местность годилась для постройки неприступной крепости, но не для мирного поселка.

Лишь два раза встретились небольшие низины, поросшие дубом и лавром, с такой густой и сочной травой, что даже равнодушные к земле алеуты, присев на корточки, с удовольствием гладили зелень руками. А Лука рвал ее и нюхал, а потом ковырял землю и долго разглядывал жирный перегной.

Тут тебе сам тысячу вырастет! хвалился он всем, вытирая пальцы о штаны.Вот те крест! Как у нас в Расее, в Митькине.

Увлекшись, Лука забыл, что, поротый каждонедельно на барском дворе, еще мальчишкой удрал из далекого Митькина и никогда не знал суглинок ли панская земля или чернозем. Да и за сорок лет скитаний по тайге и ледовым морям вряд ли когда думал о земле.

В этой ложбине Алексей сделал первый привал. Пахучие невиданные деревья, нежная листва дубов, зеленые цепкие нити, как водоросли опутавшие стволы и корни, плеск водяного каскада, низвергающегося со страшной высоты,все поражало новизной и прелестью. Но отдыхали не больше получаса. Алексей хотел сегодня пройти по реке как можно дальше, да и в углублении на берету Василий нашел следы недавнего костра.

Дикие! И не наши! сказал он, отозвав незаметно Алексея в сторону.Вишь скрытые места? Береговые не станут хоронить следы. А только не тревожь задарма людей, хватит и нас, страховитых.

Беззаботно посвистывая, креол отошел к лодке и остался ее сторожить, Алексей оценил совет, ничем не выдал неожиданного открытия, но тоже принял меры предосторожности. Огонь приказал не разводить и с едой не задерживаться. Пока гребцы жевали сухую рыбу и хлеб, сидел с ружьем на камне, не сводя глаз с лесных зарослей. Последним вошел в байдару и повел ее дальше, стараясь держаться середины реки. Но сам страха не чувствовал. Было только неприятное ощущение, что каждую минуту откуда-нибудь из-за камня может взвиться гибкая оперенная стрела. Значит, здесь тоже есть враги?

Остаток дня и вечер продолжали работать веслами, ночевали в байдаре, укрыв ее под каменной глыбой, нависшей над водой. Утром, как только сошел туман, снова тронулись в путь.

Местность почти не изменилась. Те же рваные скалы, крутизна и высокое голубое небо. Лишь река стала немного шире и спокойней, да чаще встречались лесные заросли, спускавшиеся к самой воде. Ни зверя, ни птиц. За все время увидели одного орла, медленно проплывшего далеко в вышине. Зато запахи деревьев и трав становились острее и крепче, ощутительнее жара.

Ить, куда забрались! бормотал Лука и, ворочаясь, беспокойно допытывался у Василия о тростнике «для делания рому».Тут тебе он и расти должен, Василий. Сказано где жара!

Тут,серьезно подтверждал креол.И бочонки рядом. На деревьях, будто груши.

Лука моргал, затем плевал и сердился.

От идол!

Алексей не слушал разговора промышленных. Хотя вчерашние опасения рассеялись кругом было спокойно и тихо,но нетерпеливое беспокойство не оставляло его, и он даже не любовался, как вначале, угрюмой красотой горного каньона. Скалы тянулись за скалами, красные утесы вздымались в невероятную высь, по обрывам взбегали леса. Ни одной долины или широкого увала не пересекали ущелья, селиться могли тут только горные козы да орлы. И все же он не терял надежды.

Смочив шляпу и расстегнув ворот кафтана, Алексей помогал гнать байдару веслом, чаще сменял гребцов. Лицо его осунулось, не защищенные от солнца, покраснели и саднили кисти рук, болела спина. Но он упрямо вглядывался в извилины бесконечного каньона и продолжал вести лодку.

К концу второго дня неожиданно изменилась погода. В горах поднялся ветер, над ущельем взвихрилась песчаная пыль, невидимая снизу туча закрыла солнце. На реке сразу потемнело, вода подернулась рябью.

Гроза будет! сказал Василий, становясь на колени и вглядываясь в небо.Почитай, к ночи, а то и раньше. Поискать бы место укрыться. В тутошних краях ветер до урагану доходит.

Алексей слышал об этом и от Кускова. Во время бури оставаться на реке нельзя. В узком ущелье, как в трубе, разобьет и людей, и лодку. Надо искать пристанища на берегу. Но берег, куда ни глянь, тянулся все такой же обрывистый и недоступный.

Не говоря ни слова, Алексей скинул кафтан, шляпу и, простоволосый, в надувшейся пузырем рубашке, изо всех сил налег на весло. Алеутов тоже не пришлось понукать. Василий сунул в руки Луке запасной багор. Легкая байдара пошла вдвое быстрее, ей помогал и ветер, шквалами налетавший сверху.

Пропадем, Василий,вздыхал Лука, стараясь не отстать от креола и поспешно работая багром.Пустила бабане ревела, не упрашивала... Погибель моя!..

Бороденка промышленного и жидкие волосы были мокры, облупленный нос побурел, усы поднялись торчком. От непривычной гонки он задыхался, но работал ловко и умело, страшась, что Василий огреет его по башке. Лучший котиколов компании, на других работах он был ледащ и ленив и боялся только троих людей: Василия, своей жены огромной, молчаливой Серафимы и главного правителя колоний Баранова.

Ветер постепенно усиливался. Пыль и тучи почти закрыли ущелье, высокие волны ярились в наступившем сумраке. Порывы ветра гнали байдарку к берегу, стоило неимоверных усилий держать ее в середине фарватера. Лодку заливало водой, некогда было вычерпывать, быстро сгущалась темнота. Берега тянулись по-прежнему высокие и отвесные, не было надежды, что когда-нибудь они изменятся. Потом вдруг каньон озарился ослепительным зеленоватым светом, а вслед за ним ахнул такой удар, что, казалось, раскололось небо и рухнули горы. Алеуты упали на дно лодки. Лука выронил багор и присел, закрыл голову руками. Удержались на местах лишь Василий и Алексей, оглушенные и бледные. Неуправляемая байдара заплясала на волне.

Держись!первым опомнился Алексей.Эй, на весла!

Следующий удар был еще сильнее и продолжительнее, зато при вспышке молнии Василий увидел недалеко впереди продольную расщелину у правого берега.

Туда!крикнул он, хватаясь за багор.Скорей!

Алексей мигом повернул лодку. Он тоже приметил распадок. И, словно указывая путь, оттуда блеснул выстрел. Эхо слилось с очередным громовым раскатом, но вспышка была замечена. Друзья или враги?.. Не рассуждая и не колеблясь, Алексей направил байдару к берегу.

Вы можете здесь располагаться, сеньоры!

Человек в темном покрывале, накинутом по-индейски, и в высокой шляпе с широкими полями, обшитыми серебряной тесьмой, прислонил ружье к камню и указал Алексею и его спутникам место возле костра.

В другом углу пещеры лежали и сидели несколько индейцев, тоже закутанные в одеяла, но без головных уборов и украшений. Черные волосы их были завязаны на макушке пучком. При появлении новых людей сидевшие переглянулись, что-то резко и гортанно сказали и снова уставились на огонь.

Сюда,перевел испанскую фразу Василий, быстро и внимательно оглядывая убежище.Приглашает пока с почтением.

Измученные путники молча уселись у костра. От напряжения еще дрожали руки и ноги, мерещились разбушевавшаяся стихия, спасительный берег, веревка, брошенная незнакомцем с обрыва, крутая тропа среди скал. Люди тяжело дышали и не шевелились.

Человек в плаще и шляпе тронул одного из индейцев, что-то ему сказал. Тот поднялся и вышел. Незнакомец тоже направился вслед за ним.

Минут через пять Алексей почувствовал, что первое оцепенение прошло. Он глубоко вздохнул и повернулся к Василию, единственному, кто, казалось, совсем почти не устал.

Ну, не гадал я,признался он откровенно,что выберемся, да еще в гости попадем. Он понизил голос, с любопытством и некоторым беспокойством поглядел на лежавших индейцев, на всю необычную обстановку.Что за люди? Как думаешь, Василий, а?

Креол повел плечом.

Кто знает?.. Одно полагаю, худого для нас не замышляют. Главный, должно, из Мексики, черный весьма. Дикиевроде дальновских. Может, ранчеры, а может, разбойники. В прошлом году слышал и о таких.

Василий говорил небрежно и довольно вяло, но у него блестели глаза. Дух приключения уже будоражил его беспокойную натуру.

Алексей осмотрелся. Пещера была большая, высокая, своды и стены тонули в темноте. Очевидно, она находилась неглубоко в горе раскаты грома доносились явственно, временами проникал ветер. Дым уходил вверх. Никакого убранства или признаков постоянного жилья. Люди спали на голых камнях, место для костра было выбрано, как видно, случайно. Несколько ружей стояли прислоненные к стене, рядом валялись кое-какая поклажа и седла. Быть может, находившиеся в пещере были на самом деле пастухами из какого-нибудь владения и пережидали здесь грозу. Значит, отсюда недалеко испанские земли!