Текст книги "Чужестранец (СИ)"

Автор книги: Иван Элейский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 19

Когда они добрались до постоялого двора, на улице уже стемнело, так что распрягать волов пришлось уже при свете факелов. Хозяйкой постоялого двора оказалась крупная мрачная женщина, которая сразу потребовала, чтобы никто тут не пьянствовал, не буянил и оружия не обнажал, раздала указания двум мальчишкам о том, как распределять гостей, и удалилась на кухню.

Приземистое двухэтажное здание было сколочено из толстых бревен, чем сильно отличалось от домов в городе, которые были в основном сделаны из глины, кирпича и камня. К дому примыкал большой хлев, куда и отправили волов, а за ним находился немаленький сад – не того типа, что делаются для красоты и аккуратно подстригаются, а максимально функциональный, рассчитанный на получение урожая.

Внутри большой зал был заставлен столами так, что приходилось протискиваться, а освещался только парой тусклых жаровен. Тем не менее, пока они ждали ужин, Гор сказал, что останавливался тут на пути в Псайкру, и что место хорошее, безопасное и кормят вкусно.

– Здесь всё на удивление по-северному, хотя хозяйка не из наших, – сказал он. – У неё всё по уму, всё для дела.

Платон изрядно устал от долгих разговоров, поэтому в основном молчал и работал ложкой. Рагу с чем-то, напоминающим картофель, было весьма жирным, но вкусным, а яблочный сидр хоть и отдавал кислинкой, но пился легко. Пока они добирались сюда, Шантри кратко рассказал ему о том, что сюда действительно периодически попадают люди из другого мира или даже миров. Деталей он не знал, но явление было далеко не редким. В некоторые периоды истории попаданцев было больше, чем обычно, в некоторые их будто бы вовсе не было. Впрочем, Шантри сказал, что всерьез информацию никто не собирал и многие из попаданцев могли удачно замаскироваться или просто погибнуть слишком быстро. Большинство из них обладало неординарными способностями, но такие как Сурт – были скорее исключением. Многие думали, что один из пророков, живший около трехсот лет назад, принадлежал не этому миру, жизнь же остальных пришельцев из других миров редко всерьез что-то меняла в мире. Те трое, о которых знал Шантри, были в целом обычными людьми, один, судя по всему, был каким-то бандитом и сделал неудачную попытку подмять север под себя, вторая жила спокойной жизнью несколько лет, пока внезапно не исчезла абсолютно таинственным образом, третья хотел присоединиться к Лорду-протектору и вроде как даже добралась до него, но больше о её судьбе никто ничего не слышал. Это всё позволяло сделать однозначный вывод – встреча с Лордом-протектором одновременно и не сулит ничего хорошего, и в то же время неизбежна, если не хочешь всю жизнь бегать и прятаться.

– Ты, конечно, прав, летописец, в войне много героического и интересного, но грязи куда больше, – спорил Лаз с Шантри. – Умирающие дети, гниющие раны, сломленные люди – это далеко не радость в сердце, и не алый закат перед глазами.

– Охохо, – гулко засмеялся старик, – да вы на самом деле поэт, друг мой. Я не спорю, что война жестока и ужасна. Кровь, грязь, боль и пот, как говорил Уцилий. Но стоит ли это рассказывать потомкам? Будут ли они это слушать? А истории о подвигах интересны многим, все любят слушать про то как герой, простите меня, нагибает весь мир.

– Ага, только вы не хуже меня знаете, что всё это сказки и в жизни так не бывает, – ткнул в него ложкой Лаз.

– Так, а нужно ли нам отражать жизнь? В конце концов, тот, кто рассказывает истории – раб двух хозяев: своего читателя и самой своей истории. Ему приходится идти на компромиссы, как бы ни хотелось это отрицать.

– Разве летописцы не должны пытаться передать историю максимально точно? – спросил Платон, дожевав очередной кусок.

– Некоторые, возможно, – ухмыльнулся Шантри. – Но орден Пера иначе относится к этому. Истории могут вдохновлять людей, могут вгонять их в отчаяние, могут менять их взгляды. Мы верим, что это важнее, чем просто излагать правду.

– То есть, вы просто врёте, чтобы манипулировать людьми? – внезапно включилась в разговор Амалзия.

Девушка к вечеру стала еще более бодрой, она была практически везде, за всем следила и всем помогала. Казалось, будто дорога подействовала на неё благотворно.

– Нет, нет, прошу вас, – замахал руками Шантри, едва не сбив со стола кубок, – мы не врём. Я понимаю ваши ассоциации. Врёт, например, Лорд-протектор, искажая историю в своих интересах, заставляя людей думать то, что ему выгодно. Мы оставляем людям выбор, просто стараемся сделать так, чтобы наши истории чему-то учили.

– И как же вы определяете, чему нужно учить людей? – с желчью в голосе спросила Амалзия.

– О, очень просто, моя дорогая. Мы изучили множество разных текстов и слухов, начиная от сказок и заканчивая научными трактатами. И все из них сходятся в понимании того, что для человека хорошо, а что плохо. Быть счастливым – хорошо, умирать – плохо. Радоваться – хорошо, грустить – плохо. Рабство – плохо, свобода – хорошо. Разве вы не согласны?

На лице Амалзии проступила недовольная гримаса, но она всё же кивнула.

– Но разве война – это не что-то плохое? – спросил Платон. – Не лучше ли тогда, показать людям, насколько она ужасна?

– О, друг мой, – Шантри грустно улыбнулся, – война безусловно ужасна, но иногда мир требует войны. Или вы думаете, что сможете победить зло, остановить тиранов, освободить рабов и изгнать разбойников, не пролив крови?

– Иногда достаточно изобличить того, кто делает зло, сбить его авторитет, показать людям, кем он является. В конце концов, любого человека можно переубедить, – ответил Платон.

– Я с ним не согласен по поводу переубеждения, но тоже считаю, что войну не следует писать излишне красиво – это куда чаще вдохновляет тех, кто без сомнений считает свое дело правым, хотя оно таким не является, чем тех, кто реально желает сделать мир лучше, – добавил Лаз.

Шантри погладил бороду, посмотрел внимательно на обоих мужчин. Платону на какой-то момент показалось, что его сейчас оценили и следующие слова будут подобраны исходя из этой оценки.

– Знаете, друзья, я очень много лет этим занимаюсь, и скажу вам так, никакая высказанная правда, неважно пером ли, голосом ли, ничего не стоит, если нет людей, которые за эту правду будут стоять. Есть сотни историй о том, как тираны совершали страшные преступления, а люди продолжали их терпеть, хотя и знали обо всем. Некоторые вещи можно изменить только огнём и мечом, но для этого нужна смелость, которую мы даем. Что касается тех, кто развязывает войны с недобрыми намерениями, то тем более нужны люди, которые смогут им противостоять. Перо и меч могут быть сильными союзниками, если применяются с умом. – Старик залпом осушил весь оставшийся кубок и уже более веселым тоном добавил. – А ум такая штука, он либо есть, либо его нет.

***

Ночью Платон проснулся от шума внизу. Что-то гремело, раздавались приглушенные голоса, какая-то ругань. Внизу должен был дежурить один из караванщиков, молодой парень, который когда-то в Куаре выведывал у кочевника истории об оазисе, так что по идее всё должно было быть нормально, но чутье не дало погрузиться в сон обратно.

Платон приподнялся на кровати, увидел как в темноте блеснули глаза Лаза – тот тоже проснулся. Он приложил палец к губам и показал жестом вниз. Платон как мог натянул одежду, схватил меч, стоявший у изголовья и двинулся вниз, следом за Лазом.

– Что происходит? – прошептал он ему на ухо в коридоре.

– Понятия не имею, – ответил Лаз, – но лучше выяснить это тихо, чем поднимать переполох. Проверим, что там, разбудим остальных, если потребуется.

Они начали спускаться по лестнице, приглушенные голоса стало слышно лучше – четверо мужчин переругиваются на повышенных тонах. Стоп. Ещё один голос. Женщина, хозяйка двора. Что-то отвечает.

Внезапно ступенька лестница громко и протяжно скрипнула. Голоса умолкли, на несколько секунд в воздухе повисла тишина, Платон даже дышать перестал.

– Это ещё что за хрень? – произнёс один из голосов.

– О, представляете, я выхожу по нужде ночью, сами понимаете – возраст, – раздался подозрительно знакомый голос. – А тут вы.

– Вперед, – прошептал Лаз и рванул вниз по лестнице, Платон побежал следом за ним.

Перед ними предстала странная картина. В тускло освещенном зале стояли четверо крупных мужчин, у всех были в руках топоры, лица их выглядели помятыми жизнью, что контрастировало с аккуратной одеждой из плотной ткани и длинными толстыми плащами, которые даже не выглядели старыми. За одним из столов сидел тот самый караванщик, который должен был дежурить. Из груди у него торчал небольшой топор, голова запрокинулась назад так, что коса почти касалась пола, а по телу на пол стекала кровь, создав небольшую кровавую лужицу. Владелица двора, укрывшаяся за стойкой, вытаращив глаза смотрела на дверной проем.

В дверном проеме же стоял Шантри. На летописце не было ничего, кроме набедренной повязки, так что было очтетливо видно, что абсолютно всё его тело покрыто татуировками. По торчащим ребрами переползали уродливые щупальца, на впалом животе бурлил неровный черный круг из которого периодически на чистую кожу выплевывались протуберанцы чернил, а по сухим стариковским ногам струилось нечто напоминающее арабскую вязь.

Лаз и Платон замерли на секунду, не зная, что им делать, зато северяне среагировали почти мгновенно. Самый крупный из них крикнул:

– Вали деда! – и бросил в него топор.

Абсолютно необъяснимым для Платона образом топор оказался в почерневшей руке Шантри, а сам Шантри оказался на пять шагов ближе к бандитам.

– Не дипломатично, – жестко произнес он и бросился вперед.

Лаз, не мешкая, бросился в спину одному из бандитов, Платон вытащил меч из ножен, но растерялся – даже забыл про возможность активировать свои способности.

Рукоятка топора врезалась одному из незваных гостей в челюсть, отправляя его зубы в полёт. Смачный звук хруста издало колено другого бандита, когда нога Шантри врезалось в него. Третий зарычал и попытался схватить старика, но получил удар такой силы, что перелетел через два стола и оказался рядом с Платоном.

Тот тут же сориентировался и пнул грабителя в голову ногой. Он в ответ захрипел и начал подниматься. Платон занес меч, собираясь нанести удар, но противник, не вставая до конца, бросился на него вперёд с неизвестно откуда взявшимся ножом. Пришлось уходить от удара в сторону. Вдох, выдох. Бандит сплюнул кровь, поднялся на ноги и перехватив нож прям хватом, ухмыльнулся. Где-то в стороне раздался протяжный булькающий стон, но это было неважно.

Платон оценил обстановку: противник крупнее и сильнее, но у него преимущество в дистанции даже с коротким мечом. Вопрос только в том, как его реализовать в тесном помещении, заставленном столами.

Разбойник же не мешкал и снова бросился на Платона, целя ножом в живот. Платон сделал шаг в сторону, запрыгнул на лавку, затем на рядом стоящий стол. Его противник взревел и попытался вонзить нож в ногу Платону, но тот отступил назад по столу, и ударил противника сверху. Бронза не столько разрезала, сколько разорвала ткани плеча, брызнула кровь.

– Всё кончено. Я стою выше тебя, – сказал Платон неожиданно всплывшую в голове фразу и тут же нанёс рубящий удар сверху.

Меч врезался в голову, раскалывая кости, раздался мерзкий хлюпающий звук и бандит ударился лицо об стол, а потом медленно сполз вниз.

Платон оглядел зал. Двое бандитов возле Шантри явно мертвы – у одного голова смотрела в ту сторону, куда у живых людей не может смотреть никак, у второго грудная клетка была пробита так, что наружу торчали ребра. Шантри спокойно оттирал с рук кровь какой-то тряпкой. Татуировки продолжали медленно переползать по его коже, словно удовлетворенные произошедшим.

Лаз тяжело дышал и стоял над трупом ещё одного бандита, пронзенного мечом. Хозяйка же быстро пришла в себя и начала причитать, что, дескать, совсем люди озверели нынче.

– Возился долго, но фразочка хорошая. Запомню её, если захочу написать историю про тебя, – показал ему большой палец Шантри. – Что дальше?

– А дальше ты объяснишь, кто ты такой, – Лаз держал обнаженный меч в руках, хоть и не стал направлять его на Шантри, в голосе его сквозило недоверие и, казалось, даже страх.

– Летописец, как я и говорил, – пожал плечами старик.

Платон подошёл и встал между Лазом и стариком.

– Брось, Лаз. Он друг. В конце концов, без него мы бы не справились.

– Да? А что это за татуировки у него тогда? Ты видел вообще, что он сделал? Уверен, что он тот, за кого себя выдает?

– Я знал про татуировки. И некоторые другие знали. – Платон вздохнул. – Слушай, у всех нас есть секреты, ты и сам знаешь. Но за него я ручаюсь. Веришь мне – верь и ему.

Лаз опустил меч, а потом вдруг резко и гулко расхохотался.

– Кажется, скоро я останусь единственным нормальным человеком в караване.

Он просмеялся ещё несколько секунд и только потом добавил:

– Тогда пойду успокою всех наверху, наверняка, кто-то ещё проснулся, а вы вытащите эти трупы на улицу. Не стоит пугать хозяйку.

– Эй, Лаз, – окликнул его Шантри, когда тот уже направился к лестнице. – Не распространяйся там про меня особо, ладно? Не хочу лишнего внимания. Скажи, что вы с Платоном всё сделали сами, а я только помог.

Лаз на секунду замер, будто сомневаясь. Потом кивнул головой:

– Я сделаю, как ты просишь. Но только в этот раз, в следующий – врать не стану.

– Следующего и не будет, я надеюсь, – прижав руку к груди, ответил старик.

Пока они с Шантри возвращали столы на места, и выносили трупы на улицу, Платон спросил:

– Кто это такие, есть идеи?

– Северяне. Сборщики налогов. – Старик нахмурился. – Не особо понимаю, зачем они сюда поперлись, видимо, хотели ещё подзаработать. Но всё же странно, что они могли делать так далеко от своих земель. Если только не считают юг уже своим.

– Почему сборщики налогов занимаются грабежом?

– А чем же им ещё заниматься? – усмехнулся летописец. – В этом же их работа. А если серьезно, то на эту работу в основном нанимают всяких отморозков. В этом весь метод Сурта – сильные поднимаются наверх, слабые опускаются вниз. Теперь понимаешь, почему я говорю про то, что есть зло, с которым нужно бороться?

Платон неуверенно хмыкнул. Люди эти не вызывали никаких приятных эмоций, они вели себя как дикари или уголовники, но он в то же время понимал, что за него сейчас говорит адреналин и стресс после боя, а значит, его восприятие искажено. Нужно будет обдумать это всё при возможности.

– Эй, – заметил Шантри его замешательство, – ты правильно поступил. Спасибо тебе. Не говорю, что я бы не разобрался со всеми четырьмя, но могло бы не обойтись без травм.

– Я не боец, Шантри. – Платон вытер кровь с рук об одежду одного из убитых. – Мне всё это не по вкусу, но я делаю то, что необходимо.

– Это самое главное, друг мой. Самое главное.

***

Когда утром Платон спустился в зал, он обнаружил за столом с Амалзией, Лазом и Шантри ещё двух статных мужчин, одетых в багровые плащи. Амалзия махнула рукой, приглашая Платона присоединиться. Он кратко поприветствовал обоих и мужчин и сел за стол.

– Как я уже сказал, гиппарх Кассандр лично попросил помочь вам, если возникнут проблемы. – Мужчина нахмурил густые брови. – Но, вижу, помощь вам особо и не требуется. Не скажу, что меня радует всё это самоуправство, но лучше уж так…

– Самоуправство? – переспросил Платон.

– Да. Эти люди были на территории империи и должны были предстать перед судом, если действительно совершали преступления. Кроме того, есть основания полагать, что это были разведчики северян и они могли выдать немало ценной информации.

– Эй, они напали на одного из наших, – Платон напрягся, – и погибли в бою. Нам, что, надо было попросить их подождать до утра, пока вы тут появитесь? Это с учетом того, что мы о вас даже не знали.

Мужчина устало потер переносицу.

– Нет, простите. Я излишне резко высказался. Просто иногда наша работа напоминает попытки вычерпать озеро решетом и четыре непонятных трупа совершенно не облегчают её. Но я рад, что вы отделались малой кровью, и отдаю дань уважения вашим навыкам. Убить вдвоем четверых опытных воинов – это сильно.

Платон взглянул на Лаза, тот едва заметно кивнул. Значит, участие Шантри упоминать не будем.

– Мы что-то должны вам, капитан? – спросила Амалзия. – Нам пора выдвигаться в путь, и без того опаздываем.

– Нет, никаких вопросов. С телами мы разберемся сами. Дорога к северу чиста, насколько нам известно, во всяком случае к вашему каравану точно никто не сунется. Мы же через пару дней будем в столице и я доложу начальству о северянах, забирающихся на наши земли и устраивающих беспорядок.

– Это уже не наше дело, – сказала Амалзия, вставая из за стола. – Была рада иметь с вами дело. И удачи в пути.

Глава 20

Сборы на этот раз были быстрыми и буквально с первыми лучами солнца караван продолжил движение на север. Поля здесь становились всё более редкими, всё менее ухоженными и всё чаще перемежались редкими и невысокими рощицами.

– Почти уверен, что они специально тащились за нами, чтобы проверить, что мы не решим вернуться в столицу, – сказал Игорь, сегодня ведущий повозку.

– Зачем им это?

– Как и говорил Шантри, фактор неожиданности. Тут всё держится на очень хрупком основании, поэтому те, у кого есть власть, опасаются любых изменений. Даже если Кир решил с тобой сотрудничать, он все равно будет присматривать, чтобы ты не решил выкинуть что-то странное. – Игорь передернул плечами. – Поэтому я и говорил тебе не привлекать внимания.

Шантри отвлёкся от свитка, который он пристально изучал всё это время и сказал:

– Не воспринимай это слишком всерьез. Игорь излишне озабочен тем, чтобы прятаться от любой опасности. Но иногда проще столкнуться с ней и решить окончательно.

– Я удивляюсь, как с таким подходом твоя кожа ещё не висит на стене какого-нибудь дома в Грано, – недовольно ответил Игорь.

– О, как-то раз её и правда хотели содрать! Помнишь того нескийского царька? – Шантри усмехнулся. – Впрочем, эту историю я расскажу в другой раз. Давай, задавай свои вопросы, Платон.

Платон отвлекся от созерцания облаков пыли, поднимающихся из-под колес впереди идущей телеги. Его голова была забита вероятным противостоянием с Лордом-протектором и попытками придумать хоть какой-то план.

– Вопросы?

– Я же вижу, что ты чем-то озабочен. – Шантри широко улыбнулся. – А я наверняка смогу подсказать, лучшей возможности и не найти.

– Пожалуй, есть кое-что. Расскажи мне о Знающих. Как становятся Знающими, в чем их силы и слабости.

– О, это крайне занимательный вопрос. Давай начнем по порядку. Что ты о них знаешь?

Платон на секунду задумался, вспоминая разговоры с Амалзией.

– Не так много. Они могут силой мысли менять реальность, но их возможности ограничены. Судя по всему, каждый Знающий может воздействовать только на определенное явление. Они достаточно редки и в основном могущественны, спектр их талантов достаточно разнообразен, и большинство из них – старики.

Шантри с какой-то непонятной гордостью погладил свою длинную седую бороду.

– Ещё знаю, что их терпеть не могут церковники, потому что Знающие как-то нарушают связь причин и следствий, хотя этого я до конца так и не понял. Кроме того, что это всё не похоже ни на какую известную мне технологию, я добавить ничего не могу.

– Ты в целом прав, – ответил Шантри, сворачивая свиток и доставая мятый кусок пергамента и перо. – Знающие действительно гнут реальность силой своей мысли. Для знающего важны три аспекта: знание, воля и, скажем так, фантазия.

Он развернул пергамент, макнул перо в небольшую чернильницу.

– Со знаниями всё просто – если ты хочешь изменить что-то в мире, ты должен понимать, как оно работает. Чем лучше понимаешь, тем легче с этим воздействовать. Поэтому мало кто из знающих умеет воздействовать на разные явления, как ты верно подметил. Я, например, знаю, как работают и взаимодействуют с кожей или другой поверхностью, на которой можно писать, чернила. Знаю, как они делаются, как впитываются, как высыхают. Естественно, чем проще явление, тем легче с ним разобраться. Некоторые посвящают жизнь изучению абстракций типа времени и пространства, но так и не добиваются успеха из-за сложности изучаемого предмета.

– Ты хочешь сказать, что для того, чтобы творить всю эту магию, достаточно просто в чём-то хорошо разбираться?

– Не просто хорошо, Платон, – Шантри покачал головой, – Нужно разбираться так, чтобы ты в голове мог представить изучаемый процесс во всех деталях. Далеко не у всех на это хватает терпения.

– Тогда странно, что никто не пытается строить здесь школы и университеты, чтобы создать больше знающих. Всеобщее образование превратило бы это место в рай! – воскликнул Платон.

– Они не любят конкуренции, – вмешался в разговор Игорь. – Каждый знающий, особенно молодой – это потенциальная угроза.

– Вижу, мои уроки не прошли зря и для предыдущего ученика, – в глазах у Шантри блеснула радость, – но дело не только в этом. Недостаточно просто знать, нужно уметь влиять. Тебе нужно суметь убедить себя, что процесс работает не так, как ты думал о нём до этого. Странные метафоры, необычные параллели, размытые формулировки – все пользуются разными методами, но суть в том, что тебе нужно заставить себя поверить в то, что это работает не тем образом, каким ты думал. Это, – Шантри пожевал кончик пера, – своего рода спекуляция, если тебе известно такое слово.

– Что ты сказал? – Платон резко оживился, вспомнив название своего навыка.

– Спекуляция – это отвлеченное рассуждение, некое размышление, без обращения к опыту, только к твоим внутренним мыслям, а иногда и чувствам…

– Нет, нет, – перебил его Платон, – я знаю, что такое спекуляция. Почему ты использовал именно это слово?

– Это общепринятый термин, – Шантри развел руками. – Сложный навык, требующий не только упорства, но и некоторой живости ума. А что?

– Да нет, ничего. Так, вспомнилось кое-что из прошлой жизни.

Платон решил, что сейчас говорить о своей Системе не стоит – летописец вряд ли сможет о ней что-то рассказать, но при этом она могла быть его козырем в опасной ситуации, так что лучше о ней вообще не распространяться. Игорь никак не отреагировал на это слово, что, впрочем, ничего не означало – как Платон уже знал, у Игоря характеристики назывались иначе.

– Вот. А третий аспект, воля, создает больше всего проблем. Когда ты пытаешься изменить мир, то у тебя всегда в голове будет возникать противоречие. Как бы хорошо ты себя не обманывал, где-то глубоко внутри ты будешь знать, что происходящее – противоестественно для мироздания. И от этого, – старик поежился, будто от внезапно налетевшего ветра, – от этого тебе бывает очень и очень плохо. А если ты пытаешься сделать то, в чем разбираешься плохо, то можно и вообще с ума сойти. Что со многими и бывает. А самые сильные из знающих – либо упертые фанатики, либо глушат алкоголь в таких количествах, что уже не могут ни о чем размышлять лишний раз.

– Ты не похож на психа, фанатика или пьяницу, – заметил Платон.

– Разве что со стороны, – рассмеялся Шантри. – А если серьезно, то есть разные упражнения, прививающие дисциплину разума. Тренировки и использование способностей только в случае необходимости и только в пределах собственных знаний позволяют оставаться вполне разумным.

– А ты можешь обучить меня этому?

Игорь хрипло засмеялся, Шантри удивленно уставился на Платона.

– Зачем тебе это, друг мой? На это в лучшем случае уйдут годы, в худшем десятилетия и ты уже явно не настолько молод, чтобы стать действительно сильным Знающим.

– Это уникальная сила, которой почти ничего невозможно противопоставить, судя по тому, что ты говоришь, – невозмутимо пояснил Платон. – Даже если это займет годы, это крайне выгодное вложение сил.

– О, ну не знаю, – Шнатри покачал головой.

– Если он что-то вбил себе в голову, то своего добьется, поверь мне, летописец, – добавил Игорь. – Так что, уверен, в итоге он обучится, с тобой или без тебя.

– Ух. Мне нужно обдумать это.

***

Дорога до Ассурки заняла почти три недели. Большую часть дороги им пришлось ехать через степи, бесконечные плоские равнины, заросшие травой и редким кустарником. В них практически не встречались люди, только изредка попадались такие же путники, двигающиеся с севера. Один раз их обогнала пара путешественников на лошадях, назвавшие себя знатными лаколийцами, и объявившие, что двигаются на север, чтобы присягнуть и поступить на службу к Лорд-губернатору Хагену, защитнику этих земель. Они держались высокомерно и практически не желали вести разговоров.

Сами кочевники тоже были не слишком общительны – однообразный пейзаж и отсутствие каких-то событий не давали разрядиться напряжению, поэтому все ожидали какой-то опасности. Они ехали целый день, за час до заката вставали лагерем, молча ели и ложились спать, а выезжали ещё до восхода солнца. Амалзия в основном общалась четкими командами и не очень желала разговаривать о чем бы то ни была, а на попытки Платона поговорить откровенно просто уходила от ответов и отвлекалась на какие-то «неотложные» дела. Игорь вернулся в свое обычное мрачно-желчное состояние и больше не откровенничал, да Платон и сам не хотел бередить его душу. Гор периодически рассказывал разные предания ходившие у северян, но в определенный момент он покинул караван.

Степи тогда начали постепенно сменяться редкими лесами. Тощие дубы росли вместе с бледными клёнами, но даже они радовали глаз куда больше, чем бесконечное море травы. В один из дней они выехали к широкой и быстрой реке.

Гор соскочил с повозки и глубоко втянул воздух, довольно ухнул и взял свой дорожный мешок. Он подошёл к Платону, пытавшемуся закрепить подаренную Амалзией фибулу на своей куртке.

– Вот и добро пожаловать на север. Мои родные края.

– Я ожидал чего-то более холодного, – улыбнулся в ответ Платон.

– Зимой будет холоднее, так что не спеши с выводами. А сейчас как раз успею к сбору урожая.

– Ты нас покидаешь?

Только сейчас Платон обратил внимание на дорожный мешок за спиной борца.

– Ага. Пора. К северу отсюда в паре миль будет переправа, а там пара дней пути и я выйду к своей деревне. – Гор широко улыбнулся. – Будет возможность – заезжай к нам, накормим и напоим. Северное гостеприимство ни с чем не сравнить, уж поверь мне.

– Рад был знакомству, Гор. Береги себя.

Платон пожал северянину руку, а потом, повинуясь импульсу, крепко обнял его.

– И ты, Платон. Ты чудной человек. Умный, но чудной. – Гор задумчиво пошевелил челюстью. – На севере много опасных людей. Знающие тут не такие, как на юге – они носят маски и скоры на расправу. Держись от них подальше.

И Гор ушёл, так что основными собеседниками на остаток дороги были Лаз, рассказывавший истории из своего солдатского прошлого, и Шантри, который охотно отвечал на любые вопросы относительно этого мира и его истории. Практически все три недели Платон донимал Шантри с разными вопросами о Знающих и их способностях и прикладывал все усилия, чтобы выполнять упражнения, которые Шантри ему давал.

– Сосредоточься. Ты говоришь, что знаешь, как работает шанс и можешь предсказать, как упадет монета.

– Я могу предсказать, как она будет падать, если её бросить сотню раз, а не один.

– Это неважно. – Шантри устало вздохнул. – Ты слишком цепляешься за факты, мой друг. Тебе нужно больше доверять себе и меньше своему опыту. Взгляни.

Старик прикоснулся пером к свитку, исписанному аккуратным почерком. Строка, края которой коснулся Шантри, расплылась и сложилась в новые слова и буквы. Он положил бумагу на землю и сказал:

– Теперь брось монету.

Платон подкинул монету, она приземлилась решкой на лист.

– Ещё раз.

Ещё одна решка.

– Ещё.

Снова решка.

– Ещё.

На пятнадцатый раз Платон окончательно поверил, что это не совпадение.

– Хорошо, я сдаюсь, – рассмеялся он. – В чём трюк?

– Это не трюк, Платон, – серьезно ответил летописец. – Я описываю мир, описываю его факты, описываю правду. Но эта связь работает в обе стороны. Если я написал что-то на листе, то это влияет и на то, что я описал. Большинство таких связей слабы, незримы и держатся на читателях, но если подумать о них должным образом, подумать о том, как тексты изменили мир и сколько всего материального воплотилось в реальность благодаря им, то монетка, падающая одной и той же стороной, покажется мелочью.

– Бред какой-то. Я пытаюсь убедить себя в том, как это должно работать, но никак не выходит. Это просто невозможно.

– И Дезормод не за три недели строился, – развел руками летописец.

Никаких результатов достичь так и не удалось. Платон в итоге решил, что ему нужно получить хотя бы одну единицу в Спекуляции, либо же надеяться, что у него вообще будут годы на подобную практику. К сожалению, новый уровень никак не давался – никакие проигрыши в азартных играх не давали эффекта, и Платон всё еще не понимал, по какому принципу здесь происходит расчёт. Тем не менее, уровень требовалось получить, потому что на Севере могло произойти что угодно и хотелось иметь достаточно количество очков, чтобы постоять за себя.

Временами Платон открывал интерфейс и смотрел на эти цифры:

Связность 0/1

Трепет 1/2

Единство 0

Спекуляция 0

Расплав 0

Воля к мощи 1/1

Полумрак 0/1

Корреляция 0/1

Дух свободы 0/1

Всего две возможности использовать характеристики крайне угнетали. А помимо этого были ещё и таинственные «концепты», ни один из которых так и не открылся ему.

Мысли Платона становились всё мрачнее, леса вокруг становились гуще. Хилые дубки превратились в старые, толстые дубы, клены теперь закрывали листьями осколки, а дорога, хоть и оставалась достаточно хорошей, превратилась фактически в широкую тропу внутри плотных зарослей. Река осталась к западу отсюда, но проблем с водой тут не возникало – регулярно встречались небольшие чистые ручьи.

Дважды они проезжали небольшие деревни, которые выглядели, ну, довольно мрачно. Суровые люди, живущие в маленьких приземистых домиках, копались в земле и поднимали голову только чтобы с неприязнью проводить вглядом караван. Никто из них, даже дети, не выходил каравану на встречу и не пытался заговорить с южанами. Со слов Шантри так тут было не всегда, но Лорд-губернатор по указке Лорда-протектора дерет с селян немалые налоги, а большую часть работоспособных мужчин забирает в рекруты. Поля приходится оставлять того же размера, чтобы хоть какой-то урожай получать, а вот рабочих рук не хватает.

И всё же однажды лес расступился и в долине у реки перед ними предстал небольшой город.

***

Город стоял возле реки, над которой виднелись маленькие речные пристани, окруженные роем лодочек. Сам город был окружен невысокой, но толстой и приземистой каменной стеной, с тремя массивными башнями по периметру, вершины которых были укрыты соломенным навесом. За стеной виднелись небольшие деревянные домики и деревянная башня на холме, напоминающая мельницу без лопастей.