Текст книги "Подменный князь. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Иван Апраксин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Говорил он вежливо и даже почтительно, но в глазах у Блуда сверкали какие-то подозрительные искорки, заставившие меня поверить: Блуд ни секунды не сомневается в том, что князь исполнит его просьбу. Откуда в нем такая уверенность?
Уже насмотревшись на Вольдемара, я знал, что никто вообще не мог чувствовать себя в безопасности, находясь рядом с этим безумным и кровожадным человеком. А невесть откуда появившийся Блуд явно ощущал себя хозяином положения.
Несколько мгновений Вольдемар молчал, как бы раздумывая. Жрец, видя замешательство князя, приблизился, опустив нож.
– Она принадлежит Перуну, – произнес он угрожающе, буравя взглядом Блуда, а затем как бы гипнотизируя Вольдемара. – Ее кровь принадлежит Перуну, она обещана ему. Бойся бога-ревнителя, князь! Не отбирай то, что обещано богу.
Глаза Вольдемара закатились, как у всякого припадочного в момент сильного нервного напряжения. Медленно он повернулся к жрецу и, запрокинув голову к звездному небу, нараспев тягуче сказал:
– Выбери другую жертву, Жеривол! Возьми для бога любую жертву, но эту просит подарить ему мой гость. Гостю я не могу отказать. Забирай ее себе, Блуд.
Пропев все это, Вольдемар снова обрел нормальный взгляд и вдруг демонически захохотал, брызжа слюной.
– И запомни, Блуд, мой боярин, что теперь у тебя не будет больше всех женщин в Киеве. Потому что больше всех их будет у меня! Эй! – Он повернулся к воинам вблизи себя. – Отдайте эту девку боярину! Пользуйся моей подстилкой, Блуд, и помни мою доброту к тебе!
Гость низко поклонился, опустив правую руку так, что она коснулась земли под ногами, но князь уже не смотрел на это, потому что резко повернулся к жрецу, стоявшему рядом.
– А ты, Жеривол, выбирай другую жертву нашему богу, – произнес Вольдемар, усмехаясь. – Не мог же я отказать знатному киевскому боярину.
Жрец стоял, набычившись, явно недовольный таким поворотом событий. Намеченная жертва ускользнула из самых рук, и Жеривол определенно считал это оскорблением Перуна. «Что ж, – подумал я в ту минуту, – между светской и духовной властью до наших дней происходят столкновения интересов…»
– Ну же, давай, – нетерпеливо приказал князь, и жрец, словно встрепенувшись, медленно обвел своими тусклыми глазами стоявших вокруг. Толпа сразу притихла, осознав, что сейчас будет происходить. Догадался и я, после всего увиденного мною я уже начал понимать здешние «правила игры».
Двое людей подняли с жертвенника бесчувственную Рогнеду и оттащили ее в сторону. Почти тотчас же рядом с распростертой на земле Рогнедой я увидел метнувшуюся к ней Любаву. На какую-то долю секунды я даже ощутил невольный укол ревности. А бросилась бы Любава так же и ко мне в подобной ситуации? Я спас ей жизнь, мы сблизились за последние дни, но мне вдруг показалось, что Рогнеду – свою бывшую хозяйку она ставит гораздо выше меня. Впрочем, чего же я мог желать? В конце концов, обе девушки, вероятно, были дружны с детства и привязаны друг к дружке…
Потоптавшись на месте и, видимо, погасив внутреннее бешенство, Жеривол подозвал другого жреца, который потянул длинную полоску ткани. Этой тряпочкой из холстины Жеривол завязал себе глаза, и все сразу умолкли. Наступила тишина, нарушаемая лишь треском костров вокруг.
Начался выбор второй жертвы для Перуна. Поскольку все стоявшие здесь были своими, воинами князя Вольдемара, было логично положиться на волю самого бога. Пусть Перун сам укажет жрецу с завязанными глазами на того, чьей кровью он хотел бы насытиться…
Жеривол медленно двигался вдоль стоящих воинов, и при его приближении люди молча отшатывались. Каждый понимал, что хоть вероятность и мала, но в общем-то выбор жреца вполне может пасть и на него. Тогда его выдернут из толпы и в мгновение ока он уже не будет больше воином-дружинником, богатырем и искателем наживы, а превратится в голое безгласное тело, чья кровь пойдет на задабривание деревянного идола, высящегося перед каменным алтарем в пламени горящих костров. Потому что такова воля грозного и кровожадного бога, и его товарищи, только что стоявшие рядом, испуганно будут таращиться на то, как жрец занесет свой нож.
Жеривол шел, тщательно отмеривая каждый свой шаг. Иногда он, как слепой, протягивал вперед руки и ощупывал кого-то из стоявших перед ним. Касался, проводил руками по телу, по одежде, а потом шел дальше…
«Уж не меня ли он ищет? – боязливо подумал я, когда жрец остановился рядом со мной. – А что? Если подумать, то я – самая подходящая жертва здесь. Пришелец, чужеземец, непонятный человек. Почему бы именно его и не принести в жертву Перуну?»
От напряжения пот выступил у меня на затылке, и я ощутил, как капля его стекает за воротник моей рубашки.
Рука жреца коснулась меня, и прошлась по рукаву. Усилием воли я остался стоять на месте. Только бы не меня, только бы пронесло!
И вдруг в одно мгновение все кончилось. Рука Жеривола метнулась вправо и, миновав меня, схватилась за одежду жавшегося ко мне Всеслава.
Вздох облегчения пронесся по толпе воинов. Жертва была избрана!
– Вот он! – закричал жрец, срывая с глаз повязку и вытаскивая помертвевшего мальчика за собой в середину круга. – Перун избрал себе жертву!
Я метнул взгляд на нахмурившегося Вольдемара. Несомненно, выбор жреца не понравился сумасбродному князю. Думаю, что у него, как и у меня, не было сомнений в том, что Жеривол избрал жертву вовсе не по научению Перуна, а руководствуясь собственными соображениями. Кто уж там разберется, каким образом ему удавалось подсмотреть сквозь повязанную на глаза тряпочку, но, надо полагать, за годы тренировок тут можно как-нибудь исхитриться.
Да, впрочем, о причинах выбора можно было легко догадаться. Князь отобрал у Жеривола намеченную жертву – Рогнеду, а теперь оскорбленный жрец решил отыграться, схватив взамен Всеслава – княжеского любовника. Гамбит, однако…
К счастью, мальчик так и не успел до конца осознать, что произошло. Он с ужасом смотрел на меня, как на своего единственного защитника, но что я мог поделать? Мальчик с отчаянием озирался, ища глазами Вольдемара, но князь в досаде отвернулся: отбирать у жреца вторую жертву подряд было уже невозможно даже и для князя.
Когда же до Всеслава дошло, что помощи ждать неоткуда, лицо его задергалось, и он завопил – пронзительно, безнадежно. Так кричит животное, когда осознает неминуемую гибель в лапах хищника.
Когда с него сорвали одежду и обнажилось хрупкое тело подростка, я с особенной жалостью взглянул на наложенный мною шов. Он ведь уже заживал, и от раны мальчик почти поправился. На беду понесло его сюда, в круг воинов рядом с алтарем Перуна. Лежал бы себе возле костра, благо что раненый…
Крякнув, Жеривол размашисто нанес удар и вскрыл грудную клетку мальчика одним движением. Вторым и таким же точным он извлек трепещущее сердце, с которым радостно полез наверх – порадовать своего бога.
Богослужение свершилось, и теперь воины, радостные, расходились к своим кострам, где готова уже была обильная пища и пиво с брагой. Некоторое время я не мог прийти в себя, ощущая свою чужеродность среди окружавших меня людей. Постепенно я успокоился. Мне помогла мысль о том, что они ведут себя спокойно и как ни в чем не бывало, потому что у них всех совершенно иной, отличный от моего жизненный опыт. На их глазах пролилась кровь. Ну и что, если каждый из этих людей видел потоки человеческой крови с самого детства? Они проливали кровь врагов, или странников, или купцов. Проливали свою кровь, если приходилось. Рубленые раны, отрубленные головы и конечности, мертвые тела – эти картины сопровождали всю их жизнь.
И что грозный бог по имени Перун требует для себя крови жертв – в этом не было для здешних людей ничего удивительного. Бог помогает в битве, позволяет получить богатую добычу, а за это он требует жертвы – человеческой крови. Разве это несправедливо? Баш на баш, натуральный обмен: о морали тут речи не шло.
Я подошел к Любаве, которая успела к тому времени привести в чувство свою госпожу и возле которой оставалась.
– Кто ты? – спросил ее приблизившийся Блуд. – Что ты тут делаешь, возле моей новой рабыни?
– Я была ключницей князя Рогвольда, – ответила девушка, подняв голову к стоявшему над ней боярину, – и служила госпоже Рогнеде. И теперь снова хотела бы служить.
В ее голосе промелькнула надежда. Любаве казалось, что если Рогнеда осталась в живых, то и все остальное может перемениться.
Блуд усмехнулся.
– У рабынь не бывает служанок, – заметил он. – И моей новой рабыне ты не нужна. Возьмите ее и отведите в лодку, – обратился он к двоим слугам, сопровождавшим его. Рогнеду повели в сторону реки, Любава побрела следом.
В этот момент Блуд заметил меня и наши взгляды вновь скрестились.
– А, это ты, – произнес боярин, разглядывая меня вновь. – Тебе понравилось жертвоприношение? В стране, из которой ты пришел, так делают?
Я отрицательно покачал головой.
– А какие болезни ты умеешь лечить?
На этот раз пришел мой черед усмехнуться. Чисто профессиональное, ничего личного. Просто уже многократно пришлось убедиться в том, что профессия врача неизменно вызывает живой интерес почти у всех. Каждый человек либо сам чем-то болен, либо болеют его родственники. Тема болезней и их лечения не чужда ни одному человеку, в каком бы месте или времени он ни жил.
И где бы ты ни оказался: в поезде, в компании знакомых или малознакомых людей, но стоит сказать, что ты врач, и вопросам к тебе не будет конца. Лучше уж вовсе не признаваться.
Однако сейчас я понимал, что именно медицина может помочь мне. В этом мире мне, для того чтобы выжить, нужно было как-то выделиться, доказать свою полезность. А в противном случае не вечно же будет мне везти, а от ружья не много толку, если удача отвернется от меня.
– Каждая болезнь требует разного лечения, – осторожно сказал я. – Все люди болеют по-разному. Кого-то можно вылечить, а кого-то нет.
– Странно ты говоришь, – покачал головой Блуд. – Сколько встречал я в жизни лекарей, и каждый клялся, что умеет лечить все. А ты сам признаешься, что не все можешь. Какой же ты чародей?
– Я не чародей, а просто лекарь, – ответил я, стараясь правильно подбирать слова. – Могу определить, какая у человека болезнь, и придумать, какими средствами можно вылечить ее или хотя бы облегчить.
– Твоя речь похожа на то, как говорят лекари в Царьграде, – с сомнением в голосе сказал боярин. – Мне приходилось там бывать, и не раз. Византийские лекари говорят, как ты. Признайся мне – ты из Византии?
Когда же я помотал головой, Блуд произнес внушительно:
– Зайди ко мне в Киеве. Может быть, ты мне пригодишься. Тем более что мальчика, которого ты вылечил, все равно уже больше нет в живых. Вольдемару ты теперь вряд ли понадобишься: он еще не в том возрасте, когда люди думают о болезнях. Его интересуют совсем другие вещи в жизни. А нам с тобой найдется о чем поговорить.
– Для этого мне еще придется оказаться в Киеве, – осторожно проговорил я. – Как я видел, город будет обороняться, и войска там много.
– Ну да, – кивнул боярин, а потом загадочно улыбнулся: – И все-таки я думаю, что в Киеве ты скоро окажешься. И придешь ко мне.
Он повернулся и пошел в сторону Днепра, где его, видимо, поджидала лодка, в которую уже была отведена Рогнеда.
Глава 2Любовник
Любава казалась безутешной. Мы встретились с нею возле костра, где сидели уже знакомые нам воины, среди которых мы находились все последние дни. На праздничный ужин сегодня был густой суп из баранины и собранных в поле овощей – капусты, брюквы, репы и моркови. Я понял, что баран был из тех, что мы везли с собой на струге. Оказавшись в виду Киева, воины решили заколоть всю привезенную живность и съесть ее. Хранить припасы было больше не надо: впереди битва за город и победа, а значит, к услугам победителей окажутся все богатства Киева, включая еду. А если случится поражение, то мертвым все равно не нужно съестное…
К тому времени мы с Любавой уже успели обзавестись личными деревянными ложками большого размера, как здесь было принято. Ложки я сам выточил на одной из стоянок, и немало этим гордился, чем вызвал удивление Любавы – по ее представлениям, каждый человек вырезал себе ложки с самого детства, и в этом не было ничего особенного. Но для меня это была одна из первых маленьких побед.
– Больше я никогда ее не увижу, – сокрушалась Любава, думая о том, что ее бывшая хозяйка, едва уцелев от смерти, вновь попала в рабство уже к другому человеку. И будет ли Блуд более милостив к ней, чем Вольдемар?
По мне, так Блуд просто не мог быть хуже Вольдемара. Потому что ничего хуже быть не может. Но когда я сообщил это свое умозаключение девушке, она снова разрыдалась.
– Может, – сказала она сквозь слезы. – Всегда может быть хуже. Ты просто не знаешь, потому что ты очень наивный и простой человек.
Услышав эти слова, я смог лишь пожать плечами и улыбнуться. Наверное, Любава по-своему права. С ее точки зрения, я – совсем простак. Даже, вероятно, недоумок. А как же иначе? Ведь я не знал и не умел самых элементарных вещей…
О только что закончившемся жертвоприношении никто не говорил: воины сидели вокруг костра и молча хлебали похлебку, изредка обмениваясь замечаниями, которые, впрочем, были нейтральными.
Что ж, я их прекрасно понимал. Мальчик Всеслав был у них на попечении в течение нескольких дней пути. Все видели, как мучительно он поправлялся после своего ранения, как хлопотала вокруг него Любава. Может быть, глядя на него, кто-то вспоминал своего оставленного дома младшего брата или сына. А теперь мальчика просто тупо зарезали у них на глазах. Чтобы умилостивить Перуна…
Полно, да так ли уж верили все эти люди в необходимость кровавого жертвоприношения? Но осуждать совершившееся никто не смел: ведь Перун был любимым богом князя Вольдемара.
Правда, во время общей еды и сидения у костра я заметил нечто непривычное. На нас с Любавой как-то странно косились и старались держаться подальше.
К чему бы это? И не надвигается ли на нас новая угроза?
После того как котел оказался вычерпан до дна и Любава с Канателенем потащили его к реке, чтобы вымыть, ко мне подсел Вяргис. Некоторое время он теребил себя за длинные сивые усы, а потом решительно, хоть и негромко сказал:
– Надо поговорить.
Видимо, сидевшие рядом воины догадывались, о чем пойдет разговор, или же попросту точно знали это, но все они проявили тактичность, и уже через несколько мгновений мы с Вяргисом остались у костра одни.
– Говори, – предложил я, предчувствуя недоброе.
– Всеслава больше нет, – проговорил старый воин, глядя в догорающее пламя. – А если его нет, то и ты князю больше не нужен.
Мы помолчали. Молчал Вяргис, и молчал я. А что, собственно, я мог сказать? Все и так было предельно ясно. Или ничего не ясно, но это не меняло моего положения.
– Что же мне теперь делать? – спросил я и сам устыдился того, как жалко и растерянно прозвучал мой голос.
Вяргис опять помолчал, потом крякнул и сказал:
– Откуда мне это знать? Ты странный человек, необычный. Не знаю, откуда ты пришел и что тебе нужно здесь. Делай что хочешь. Но помни только, что лучше тебе больше не попадаться на глаза конунгу. Ты ему больше не нужен, а тех, кто ему не нужен, он убивает.
Вяргис коротко глянул на меня из-под густых, нависших над глазами бровей и, хмыкнув, добавил:
– А ты – не просто ненужный человек, а вредный для конунга. Потому что каждый раз, глядя на тебя, Вольдемар будет вспоминать о том, как его перехитрил Жеривол. Вольдемар настоял на своем, а жрец отомстил ему за это.
– Ты тоже не веришь в то, что Жеривол выбрал вторую жертву по наущению Перуна? – поинтересовался я, на что Вяргис хрипло рассмеялся.
– Кто же этому верит? – ответил он. – И сам Вольдемар не верит. Но теперь он взбешен.
Вдалеке между догорающих костров показались фигуры возвращающихся с берега Любавы и Канателеня.
– А девушке тоже грозит опасность?
– Девушке опасность грозит всегда, – философски заметил Вяргис, покосившись на приближающуюся Любаву. – Ее можно взять себе в рабыни, она ведь ничейная. А можно продать хазарам – они любят светловолосых девушек. Да мало ли что еще можно с ней сделать…
– Значит, нам надо бежать? – уточнил я на всякий случай. Но на сей раз старый сивоусый воин вообще не удостоил меня ответом. Он поднялся на ноги и бросил:
– Я все тебе сказал.
Умный человек этот Вяргис, даром что неграмотный и язычник. Живи он в наше время, непременно стал бы государственным деятелем. Генералом каким-нибудь…
Правда, он и тут чувствовал себя генералом. На протяжении многих дней я видел, как боятся и уважают его другие воины. Как уверенно он ощущает себя в мире. Вот и сейчас: ведь он самостоятельно принял решение предупредить меня об опасности. Пожалел. Наверное, как и Любава, считает меня недоумком.
– Канателень сказал, что завтра с утра будет штурм Киева, – сообщила Любава, присаживаясь рядом со мной. – Он говорит, что завтра же Киев будет взят.
– И что же?
– Мы окажемся в городе, и я смогу проникнуть к Рогнеде, – простодушно ответила девушка. «Боже, и это она считает меня дурачком!»
– Ты хочешь стать еще одной наложницей боярина Блуда? – поинтересовался я, стараясь придать побольше иронии своему голосу. Хотя в тот момент мне вообще было не до иронии…
Любава покачала головой.
– Нет, совсем наоборот. Я помогу Рогнеде бежать.
– Куда? Куда вы побежите?
Я уже кое-что понимал в здешней действительности. Куда могут бежать две молодые красивые девушки, не имеющие защитников и покровителей? Князь Рогвольд убит, Полоцк разорен.
– Ты знаешь, что сделали с Всеславом? – спросил я.
– Канателень мне сказал, – кивнула девушка. – Его принесли в жертву Перуну.
Как ни странно, Любава совсем не была потрясена этим.
– Ты считаешь, что это правильно? – удивился я. – Тебе не жалко мальчика? Ведь ты за ним ухаживала все это время.
– Жалко? Нет, мне было его жалко, – ответила Любава совершенно спокойно. – И я желала ему быстрой смерти. Лучше умереть, чем жить в таком позоре. Наложником князя…
– Но ведь ты собираешься спасти Рогнеду и убежать куда-то с ней, – заметил я. – Раз так, то ты не считаешь, что и ей лучше умереть, чем жить с позором?
– Совсем нет. – Любава вскинула голову и посмотрела мне прямо в глаза с некоторым недоумением. – Как ты не понимаешь? Рогнеда ведь женщина. Для нее это совсем не такой позор, как для мужчины.
Я пожал плечами. Женскую логику мне было никогда не понять.
Когда же я рассказал о нашем разговоре с Вяргисом, Любава охотно согласилась.
– Конечно, – сказала она с готовностью. – Давай убежим отсюда. Тем более что это всего на одну ночь, до завтра. А завтра мы все равно уже будем в Киеве, а это – большой город, Вольдемар нас там никогда не найдет.
Сбежали мы недалеко. Да и не бежали вовсе, а просто с достоинством удалились. Сначала исчезла Любава, а спустя какое-то время я медленно встал, как бы невзначай подхватил свое ружье, а потом так же неспешно двинулся к лесу. По лагерю все время сновали люди, так что и мои передвижения остались незамеченными. Лишь в самом конце, когда я в последний раз обернулся назад, то увидел внимательные глаза следившего за моими маневрами Вяргиса. Но он сидел молча и не подал мне никакого знака.
На ночь мы устроились в лесу, примерно в километре от разбитого лагеря. Спать на земле показалось мне опасным, и в темноте я нашел громадное, в три обхвата дерево – старое, почти засохшее, но еще крепко стоящее. В полутора метрах от земли находилось большое дупло, где вполне могли разместиться два человека. Подсадив туда Любаву, я втянул следом ружье, и мы принялись устраиваться на ночлег.
Подстелив под себя мою куртку и накрывшись той, что была на девушке, мы легли и прижались друг к другу. В лесу было совсем тихо, лишь стрекотали кузнечики и кричала вдали какая-то ночная птица.
Тело Любавы было горячим, она крепко прижимала меня крутым бедром. Вытащив откуда-то из своего платья два яблока, она предложила одно мне.
– Где нарвала? – спросил я.
– Канателень подарил, – ответила девушка, вонзая крепкие белые зубы в яблочную мякоть, так что по подбородку ее потек сок. – Когда я уходила сейчас, он догадался, что я убегаю. Вот и дал.
Ага, значит, наш побег не был секретом для наших новых друзей. Может быть даже, Вяргис давал мне совет сбежать с общего ведома. Что ж, очень благородно с их стороны.
– Он что же, ухаживает за тобой, этот Канателень? – поинтересовался я как бы невзначай. Кстати, я не был уверен, что девушка поймет меня. Может быть, здесь не знают, что такое ухаживания?
Но она поняла и тихонько засмеялась.
– Ухаживает, – подтвердила Любава довольным голосом, продолжая грызть яблоко. – Я ему нравлюсь, он сам мне сказал.
– Когда? Когда сказал?
– Сегодня у реки, когда мы мыли котел, – сообщила девушка. – И раньше еще говорил. Много раз.
– Ах, вот как, – протянул я, не зная, как следует реагировать, и не в силах разобраться с тем, что сам чувствую по этому поводу.
– Ну да, – подтвердила Любава и хихикнула. В дупле было темно, и ее лицо я не видел в темноте.
Она молчала, явно ожидая моих дальнейших вопросов.
– Много раз, – повторил я. – Ну и как – он тебе тоже нравится?
Девушка хихикнула снова. Потом не сдержалась и прыснула.
– Нет, – сказала она. – Не нравится. Мне нравится другой мужчина. Совсем другой.
Она чуть повернулась, и к прижавшемуся ко мне бедру прибавилась тяжелая горячая под тонкой холстиной платья грудь. Глаза Любавы сверкали в темноте прямо перед моим лицом.
– Другой? – как-то вяло переспросил я, чувствуя, как мой язык заплетается. – И кто же это? Вяргис, наверное?
– Наверное, – засмеялась Любава, и ее огромные блестящие глаза приблизились ко мне. – Наверное, он. Только на самом деле мне нравишься ты.
А я еще думал, что в здешнем мире не умеют целоваться! Еще как умеют! Любава накрыла мой рот своими жаркими губами и буквально впилась в меня.
Объятия ее оказались крепкими, а объем легких несравним с моим, так что я едва дышал, когда она выпустила меня. Но, в целом, чувствовал себя отлично, хотя и был обескуражен неожиданностью.
– А сама считаешь меня придурком, – произнес я, тяжело дыша.
– Не придурком, а странным, – сказала Любава, аккуратно поставив засос на шее. – Ты очень странный. Очень. Ты как будто пришел из другого мира.
– Да? – чуть было не подскочил я от этого заявления, но не смог дернуться, потому что был придавлен телом девушки.
– Да, – подтвердила она. – А мне нравятся такие пришельцы.
Любава опустила руку вниз и решительно нащупала меня под одеждой. Обнаруженное явно показалось ей удовлетворительным, потому что в следующее мгновение девушка снова оживилась и, все еще прерывисто дыша, сказала:
– Слушай, пришелец. Тут тесно, в этом дупле. Давай вылезем и спустимся на траву. Она мягкая, а?
* * *
Наверное, мы спали бы долго, но утром нас разбудили пронзительные звуки, доносившиеся с другого берега широкой реки.
«Началась битва, – подумал я, еще не разлепив глаза. – Воины Вольдемара пошли на штурм Киева. Что-то будет…»
Не сговариваясь, мы с Любавой вылезли из нашего дупла и стремглав побежали к берегу, чтобы видеть разворачивающуюся там картину.
Но нет, ничего подобного. Штурма мы не увидели. На другом берегу, у киевских причалов стоял рядами народ. Там были яркие плащи бояр, сверкающие шлемы дружинников с круглыми красными щитами и копьями. Но шум производили не они, а толпа музыкантов, стоявших спереди и совместными усилиями издававших звуки, которые могли бы поднять из могилы мертвого.
Музыкантов было человек сто, из них больше половины имели дудки, деревянные трубы различной длины и диаметра. Одни пищали, как младенцы, другие гудели, третьи надсадно выли. Собранные вместе и орущие одновременно и вразнобой, эти духовые инструменты создавали такой «кошачий концерт», что впору было заткнуть уши и бежать, куда глаза глядят.
Впрочем, дудки и трубы вместе с изогнутыми рогами производили бы еще не такое ужасное впечатление, если бы не множество барабанов разной величины, которые также грохали невпопад и в разном ритме – от мелкой дроби до глубоких уханий, от которых рябь шла по днепровской воде.
Своего берега мы видеть не могли, и лагерь князя Вольдемара оставался скрытым от нас за поворотом реки и густым лесом. Но вскоре оттуда появился большой плот, сколоченный из длинных бревен. На плоту стоял белого цвета полотняный шатер.
Все это было мало похоже на начало битвы.
– Давай подойдем поближе, – предложил я, и мы с Любавой побежали вдоль берега. По пути я здорово вымочил ноги, но вскоре мы приблизились к лагерю настолько, что стали слышны крики воинов оттуда и можно было явственно разглядеть плот, медленно продвигающийся к середине реки.
Десяток воинов Вольдемара ловко орудовали массивными шестами, достигающими дна, и таким образом толкали плот на стремнину.
Зачем это? Что сейчас будет?
И не связано ли происходящее со вчерашним визитом в лагерь к Вольдемару киевского боярина Блуда?
Ну да, наверное, он и был послан в качестве парламентера от князя Ярополка Святославовича.
От противоположного берега отчалила лодка, в которой кроме гребцов сидели три человека. В одном из них я узнал Блуда. Двое других также были в красных плащах и сверкающих на солнце боевых доспехах из металла.
Кто это? Уж не сам ли князь киевский Ярополк?
Судя по всему, это было он, потому что почти сразу полог шатра, установленного на плоту, откинулся и наружу появился Вольдемар. Он был без доспехов на этот раз. Под красным плащом виднелась длинная белая рубаха, перепоясанная серебряным шнуром. На голове Вольдемара был славянский шлем с высоким шишаком, но никакого оружия не имелось. Завоеватель явно хотел продемонстрировать свои мирные намерения.
– Будут переговоры, – сказал я Любаве. – Вероятно, Блуд вчера специально приезжал, чтобы договориться об этом.
– Переговоры? – хмыкнула девушка и пожала плечами. – О чем они могут переговариваться? Вольдемар пришел сюда с войском не для того, чтобы о чем-то разговаривать.
Да, тут сложно было не согласиться. Вряд ли и Ярополк со своей стороны согласится просто так отдать свою столицу сводному брату. С чего бы это?
А кроме того, не стоит забывать и о войске Вольдемара. За несколько дней мы успели присмотреться к этим людям, и понятно было, что никуда они просто так не уйдут. Они явились сюда с определенной целью – им надо было захватить и разграбить богатый город. Что будет, если Вольдемар сейчас вернется к своим воинам и сообщит им о том, что достигнут мир? Да эти же воины попросту разорвут Вольдемара на куски и бросят собакам. Князь здесь – это тот, кто ведет в бой и гарантирует добычу – золото и рабов. Если этого нет, то не нужен такой князь…
Лодка приблизилась к плоту, и воины подтянули ее баграми. Первым на плот сошел Ярополк. Хотя Днепр и широкая река, но с берега я сумел разглядеть его достаточно хорошо. С Вольдемаром он был примерно одного возраста, так что моя догадка о том, что в детстве они вполне могли вместе играть, оказалась правдоподобной. Разница между братьями выражалась в пластике. Лица Ярополка мне не удалось разглядеть как следует, однако все движения его фигуры были какими-то вялыми, нерешительными. Фигура Ярополка со стороны выглядела словно набитая ватой. Осторожно взобрался на плот и медленно на полусогнутых ногах двинулся вперед.
Полная противоположность порывистому и стремительному Вольдемару, у которого не только горели глаза, но и во всей повадке ощущалось какое-то бешеное напряжение. Два сводных брата, от одного отца – один ватный, а другой пружинистый.
За Ярополком на плот сошли Блуд и еще один человек, одетый так же, но очень высокого роста, с кудрявой золотистой бородой.
– Это Свенельд, – вдруг сообщила мне Любава. – Он – славный киевский воевода. Это он всегда командовал дружиной при князе Святославе.
– Откуда ты знаешь? – удивился я. Прежде Любава не баловала меня своими познаниями о здешней политической жизни.
– Свенельд был другом князя Рогвольда, – пояснила девушка. – Он несколько раз приезжал к нам в Полоцк и гостил у нас.
– Ты с ним знакома?
Мне вдруг подумалось, что Любава ведь была ключницей у Рогвольда, а это значит, что вполне могла быть знакома с приезжим киевским воеводой весьма близко. При здешних свободных нравах это более чем возможно.
– Ты спала с ним? – задал я вопрос совсем прямо и постарался заглянуть Любаве в глаза.
– Свенельд – красивый мужчина, – уклончиво ответила она, и взгляд ее серых глаз уплыл в сторону, сделавшись мечтательным, – а Рогвольд был совсем старый…
Испытав мгновенный и очень болезненный укол ревности, я постарался взять себя в руки. В конце концов, здесь такие нравы и нечего «лезть со своим уставом в чужой монастырь». Любава была совершенно честна и естественна. Еще в первую нашу встречу она с первых же слов сообщила, что «любилась» с княжеским сыном Хельги. Для них в этом нет ничего особенного…
– Значит, у тебя неплохие связи в здешнем бомонде, – покачал я головой. Девушка не поняла меня и посмотрела удивленно.
– Я имею в виду, что Свенельд может помочь тебе, если потребуется, – пояснил я. – Ну, мало ли что… Раз вы с ним близко знакомы.
– Я уже думала об этом, – откровенно бросила в ответ Любава, не отрывая глаз от происходившего на плоту. – Надо же что-то придумать, чтобы спасти Рогнеду…
А что, Любава оказалась весьма практичной особой. Вот уж я раньше не ожидал от нее. Недаром ходила в ключницах у князя Рогвольда.
Ключница, между прочим – это серьезная должность. Доверенное лицо князя, распоряжающееся в общем-то всем в княжеском доме. Впоследствии эта должность называлась министром двора. А в наше время как? Наверное, управляющий делами Президента…
Размышления мои были прерваны возгласом Любавы.
– Смотри! Смотри! Вон туда! – Она возбужденно показывала мне рукой на плот, и, едва взглянув, я сразу понял, в чем тут дело. Понял, зачем приезжал вчера Блуд и почему Вольдемар согласился на переговоры. И что это будут за переговоры…
Перед шатром стояли Вольдемар, а напротив него князь Ярополк и чуть позади него, на полшага, – Блуд со Свенельдом. Они о чем-то спокойно разговаривали, и картинка выглядела бы мирно. Но в шатре оказалась вторая дверь – с задней стороны. На наших глазах оттуда вылез воин, вооруженный длинным мечом, в короткой кольчуге и без шлема. Выбравшись из шатра, он медленно пробрался к углу и выглянул оттуда.
С киевского берега всего этого не было видно, а с нашего обзор открывался отличный. Происходящее видели не только мы с Любавой, но и все войско Вольдемара, наблюдавшее за «переговорами» с берега неподалеку.
– Он сейчас убьет его, – прошептала Любава, глядевшая на плот как зачарованная.
