Текст книги "Подменный князь. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Иван Апраксин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Но вот беда: в десятом веке ничего этого нет.
А чем лечили в старину? Когда-то я читал об этом в учебнике, и профессор рассказывал что-то такое. Помнится, я даже записывал в конспект. А, да – трава наперстянка. Настой или отвар из наперстянки, вот что! Применялся для лечения всех болезней, связанных с сердечно-сосудистой системой.
Очень хорошо, но как выглядит наперстянка? Надо спросить у Любавы, она знает травы, и если название не изменилось, то она поймет меня.
– Ну, что скажешь, лекарь? – нетерпеливо спросил Блуд, и в глазах у него мелькнули злые огоньки. Тоже естественно: больной всегда раздражается, если видит, что доктор глубоко задумался.
– Гипертония, – сказал я, – осложненная ишемической болезнью. – Потом, помолчав, добавил: – Бессолевая диета. Жирную пищу исключить. Спокойный образ жизни. Прогулки на свежем воздухе. Физические упражнения не рекомендуются.
Голос мой упал. Запинаясь, я разъяснил, что значат эти мои рекомендации, и лишь потом взглянул на Блуда.
– Так, – спокойно, но грозно сказал он, поерзав в своем кресле. – Это все? Я думал, ты заклинания прочтешь. Что, и заклинания не можешь?
Он пожевал губами и мрачно продолжил, сдерживая нарастающий гнев:
– Соленое, говоришь, и жирное не есть. Прогуливаться по двору, не волноваться… А ты знаешь, что я ближний боярин князя? – выкрикнул он, вращая глазами. – На мне все государство! Все подати, казна, торговля!
Он встал с кресла и попытался взять себя в руки. Ему это удалось, Блуд вообще отлично умел владеть собой – в этом его качестве я впоследствии не раз убеждался.
– У меня одних наложниц шестнадцать! – уже гораздо тише, прежним голосом заметил он. – А твое лечение – не есть соли!
– Я приготовлю тебе лекарство, – сказал я осторожно. – Но сейчас у меня его нет. Для приготовления нужна моя помощница. Она разбирается в лечебных травах.
– Так позови ее сюда, – тут же сказал Блуд, и глаза его сверкнули. – Или боишься? Я видел ее. Это та самая, которая подруга Рогнеды? Пусть придет.
– Как же я ее позову сюда, – ответил я, – если ты меня самого собираешься посадить на кол, как лазутчика? Ее тоже посадишь?
– Нет, – усмехнулся боярин. – Она – девка красивая. Зачем же ее на кол? Ее можно на что-нибудь другое посадить. – Он засмеялся.
– Если я вернусь к своей помощнице, то она поможет мне и мы приготовим для тебя лекарство, – стараясь говорить спокойно, хотя все внутри меня содрогалось и кипело, произнес я. А про себя решил, что надо бы мне только выбраться из этого дома, и ноги моей тут больше не будет.
Блуд между тем был настоящим политиком – активным и коварным. Эта его способность постоянно, при каждом повороте обострять разговор, вертеть собеседником, запугивать его – чисто политическое качество.
Но со мной он явно просчитался. Как-никак я – дитя гораздо более развитой цивилизации и обманывать умею. А почему бы и нет, в конце концов? Как он со мной, так и я с ним! Раз он считает возможным играть со мной, то почему бы и мне не поступать так же?
– Хорошо, – сказал боярин, чуть поразмыслив. – Я тебя отпущу, но с условием, что ты вернешься. А пойдешь с провожатым, – добавил он, заметив, как при первых словах его фразы у меня загорелись глаза. – В провожатые моего человека тебе дам. Он тебя проводит к твоей крале. И запомни: если завтра же не придешь, я тебя сумею найти. Уж в Киеве ты от меня никуда не спрячешься.
Делать было нечего, и спустя некоторое время я вышел со двора в сопровождении здоровенного дядьки лет сорока – угрюмого и молчаливого, зорко смотревшего по сторонам из-под насупленных бровей. Был он не обрит, а лыс, его голова блестела в лучах заходящего солнца. За то время, пока я бродил по Киеву, а затем «гостил» у Блуда, день успел склониться к закату. На улицах стемнело и народу сильно поубавилось.
Это было плохо, потому что мне непременно нужно было сбежать от моего провожатого. Не вести же его в дом диакона Феодора, где ждала меня Любава, наверняка уже начавшая беспокоиться из-за моего долгого отсутствия.
А как убежать, если мужик гораздо здоровее меня, а улицы вокруг пустынны? Тут не затеряешься в толпе…
Мы прошли уже половину расстояния, а я никак не мог найти средства для побега. И внезапно удача улыбнулась мне!
Из-за угла внезапно послышались громкие голоса, показавшиеся знакомыми. А еще через мгновение мы оказались лицом к лицу с большой группой воинов, пришедших с Вольдемаром. Было их шесть человек, среди которых я увидел всех своих старых знакомых – Вяргиса, Канателеня и даже сильно хромающего, опирающегося на сучковатую палку Ждана. Вся компания, вероятно, только что вышла из харчевни, где здорово нагрузилась выпивкой. Шли они пошатываясь, а совершенно хмельной Канателень тащил в руках небольшой бочонок.
Мой провожатый резко остановился, не желая сталкиваться на темной улице с подгулявшей компанией чужеземцев, но было уже поздно. Шедший впереди Вяргис с зажженным факелом в руке осветил нас, и все встали как вкопанные.
Дальше произошло невероятное. Воины тоже узнали меня и тотчас обступили со всех сторон. То ли пиво с вином играло в их головах, то ли проделанное совместно путешествие вспомнилось им, но только со всех сторон на меня посыпались приветствия.
– Куда ты пропал? – закричал Вяргис, с силой хлопнув меня по спине. – А мы тебя потеряли! Где же ты был, когда мы переправлялись сюда, в город?
Не напоминать же ему было в тот момент, что это он сам предложил мне исчезнуть из лагеря. Старый воин был слишком пьян для воспоминаний или сделал вид, что ничего не помнит.
– Сбежал, а ногу мою не посмотрел, – закричал Ждан без всякой злости. – Обещал вылечить, а сам пропал! Где ты был?
– А Любава где, почему не с тобой? – шатаясь со своим бочонком, спрашивал юный Канателень.
Это была встреча старых товарищей, давно не видевшихся и вновь обретших друг друга. Мог ли я думать, что все именно так обернется? И что воины Вольдемара станут моими спасителями в критическую минуту?
Наверное, мы с Любавой пришлись по душе этим людям…
– Это вы куда-то пропали, – ответил я. – Целый день хожу по городу, а вас ни разу не видел.
Я видел, что все они искренне рады видеть меня. Впрочем, и мое отношение к ним несколько изменилось. Все познается в сравнении. После знакомства с боярином Блудом эти бесхитростные воины из северных земель не казались мне такими уж чудовищами.
– Пойдем с нами, – предложил Вяргис, схватив меня за руку. – Мы тут выпили, а бочонок пива еще с собой прихватили. Хоть выпьем всласть, раз конунг не сдержал свое слово и забыл нас.
– Пойдем, – поддержали его товарищи, радушно глядя на меня.
– Пошли, – недолго думая, радостно согласился я. Уж лучше с ними, чем с этим хмырем!
Мой провожатый испуганно схватил меня за другую руку.
– Ему нельзя, – попытался твердо сказать он. – Я – человек ближнего боярина. Боярин Блуд велел привести к нему этого человека.
Много ли нужно, чтобы вывести из себя пьяных воинов-чужеземцев?
– Что? – закричал Вяргис. – Какого еще боярина? Пусть благодарит богов, что мы из него кишки не выпустили! Князь Вольдемар не дал нам пройтись по Киеву!
– Боярин Блуд – друг князя, – попытался урезонить воинов мой угрюмый провожатый, но никакого успеха это не имело.
– Твой боярин – друг князя, а ты нам не друг, – буркнул Вяргис и, внезапно выбросив вперед свою здоровенную лапищу, так ткнул киевлянина в грудь, что тот от неожиданности чуть было не упал. Но, удержавшись на ногах, вытащил из-за пояса длинный меч. Наверное, боярский слуга решил, что пьяные воины ему не слишком страшны.
А в этот момент произошла еще одна неприятность: из-за угла показалось четверо городских стражников, вооруженных копьями. Но если еще вчера такие встречи меня радовали, потому что можно было не бояться разбойников, то сейчас в сердце мое вселился страх.
А стражники оказались настоящими профессионалами: с одного взгляда они поняли, что происходит. Шестеро пьяных северных воинов диковатого вида, а перед ними киевлянин с обнаженным мечом. Все было ясно!
Ни слова не говоря, стражники взяли свои копья на изготовку.
– Эй, – закричал старший из них. – А ну, отойдите в сторону! Что тут происходит?
– Помогите! – радостно обратился боярский слуга, не сводя глаз с воинов Вяргиса. – Я – человек боярина Блуда, он послал меня. А эти вот…
Он не успел договорить, как Вяргис и его воины с лязгом и бранными криками вытащили свое оружие.
Мне пришло в голову, что вот сейчас – самое подходящее время, чтобы сбежать отсюда. Минутой раньше было бы рано, а минутой позже я могу опоздать. Но слуга Блуда, видимо, понял мое намерение и потому, держа меч в правой руке, левой вцепился в мое плечо мертвой хваткой.
– Стой, – прошипел он угрожающе. – Ты куда собрался? Думал, твои дружки тебе помогут?
Появление стражников, видимо, подействовало на моего провожатого успокаивающе. Ох, напрасно! Ни в какие времена полиция не может выстоять против профессиональных солдат. Городская стража создается для борьбы с ворами и грабителями, а не для схваток с регулярной армией.
– Бросьте оружие! – крикнул воинам главный стражник – пожилой мужчина в железном шлеме и кольчуге, надетой поверх длинной белой рубахи. – Мы – стража князя Владимира!
Ага, уже перестроились! Наверняка еще вчера они кричали, что они – стража князя Ярополка…
Впрочем, имя князя вызвало у воинов только еще больший гнев. Разговоры были окончены, не начавшись.
Бой начался в почти кромешной темноте, но все участники, похоже, обладали кошачьим зрением.
Силы противников были почти равны, но северные воины действовали гораздо решительнее и несмотря на опьянение – быстрее.
Выставившие перед собой копья стражники просто не успели ничего сделать. Вяргис рванулся вперед и мечом отбросил одно копье в сторону, а второе мощным коротким ударом перерубил. Одновременно Канателень, швырнувший на землю свой бочонок, и другие воины тоже бросились вперед. В темноте слышался треск дерева, лязг металла и сдавленные крики. Хруст, с которым сталь меча входит в человеческое тело, я услышал тогда впервые…
Пальцы провожатого, сжимавшие мое плечо, ослабли. Это хромой Ждан, в одно мгновение подскочивший к боярскому слуге, вонзил ему в глаз широкий нож. Лезвие вошло до половины, но этого оказалось достаточно.
– Ну вот, – сказал Ждан, приближая свое лицо к моему и дыша пивными парами. – Теперь ты точно мой должник, лекарь. Будешь мою ногу лечить, а то сам видел, что может быть. – Он вырвал нож из глаза боярского слуги, и тот тихо, мешком, осел на землю. На нож и на мучнисто-белое лицо Ждана с блуждающим взглядом я старался не смотреть.
Схватка оказалась короткой. Двое стражников были зарублены на месте, а двое других убежали. О том, что стало с моим провожатым, я не думал: обычно удар ножом в глаз не оставляет шансов на жизнь.
– Бежим отсюда, – хрипло скомандовал Вяргис, тщательно вытирая лезвие своего меча об одежду одного из убитых. – Этих стражников здесь полный город. Не можем же мы воевать со всеми. Давай с нами, лекарь!
Теперь уже бежать было поздно, да и не хотел я оставаться один на улице. А что, если меня обвинят в убийстве боярского слуги? Ведь его послал со мной Блуд, а теперь слуга мертв.
Мы побежали по темной улице. В современном городе, даже если нет фонарей, свет может поступать из освещенных окон. Здесь же на улицу выходили только высокие глухие заборы, так что темнота была абсолютной. Мы бежали вдоль домовых оград, мимо ворот, и нас сопровождал лишь встревоженный лай сидящих на привязи собак.
Когда улица, где произошла наша встреча, осталась далеко позади, мы пошли медленнее. Хромающего Ждана тащили под руки, а он резво прыгал на одной ноге. Теперь я был свободен и мог не опасаться непредсказуемого Блуда, однако оставался в руках воинов. Что я могу теперь сделать? Поблагодарить их за помощь и удалиться? Вряд ли это им понравится. Они испытывали ко мне дружеские чувства и очень выручили в неприятный для меня момент, но теперь мне следовало идти с ними.
– А где вы живете? – спросил я у Вяргиса, шагавшего рядом со мной, все еще тяжело дыша. – Я ходил по городу целый день, а никого из вас не видел.
В ответ Вяргис рассказал удивившие меня вещи. Как только накануне утром войско переправилось через Днепр и оказалось на киевском берегу, конунг Вольдемар, в мгновение ока превратившийся в князя Владимира, сообщил своим верным воинам-соратникам, что поход окончен и цель достигнута – Киев взят.
Воинов это повергло в шок, потому что их целью было вовсе не воцарение Владимира, а возможность разграбить Киев.
Когда же они поняли, что оказались обманутыми в своих лучших ожиданиях, и закричали об этом, вперед выступили сразу трое: князь Владимир, ближний боярин Блуд и воевода Свенельд.
– Друзья! – сказали они каждый по очереди, но примерно одинаково. – Мы так благодарны вам за то, что вы проделали столь славный поход! Благодаря вам свергнут и убит Ярополк и Владимир стал князем. Все это только благодаря вам. Но зачем же грабить город, когда все так мирно и хорошо?
Вот так они говорили все трое, соревнуясь в красноречии. А потом твердо пообещали щедро наградить войско.
– Сейчас вы будете отдыхать, – сказал воинам Владимир. – Я прикажу отвести вам лучшее место в городе и доставить вам съестных припасов. А горожане тем временем соберут награду для вас, и она будет огромна. Потому что все вы – мои братья, которым я обязан своим княжением.
А Блуд специально сказал, что собрано будет так много добра – золота, серебра и ценных мехов, что куча достанет до верхушки княжеского терема.
– До верхушки? – переспросил я, и Вяргис уверенно кивнул:
– Сказал, что до верхушки.
Ага, все ясно. В мое время и в моем мире каждый разумный человек знает, что если банк обещает под депозит больше восьми процентов годовых, то это значит, что он, скорее всего, вообще не собирается возвращать деньги. Правда, разумных людей очень мало, и поэтому жертв «пирамид» и прочих лохотронов не убавляется.
– Ты думаешь, князь выполнит свое обещание? – как бы вскользь поинтересовался я. – Куча из золота и серебра до верхушки терема – это очень много.
– Конечно, выполнит, – усмехнулся Вяргис. – Если через три дня нам не отдадут эту кучу богатств, мы тут все разнесем и возьмем свою добычу сами.
– Вам обещали отдать через три дня? – на всякий случай осторожно уточнил я.
– Уже через два, – гордо ответил старый воин, и я поежился. Что ж, значит, времени на то, чтобы сбежать отсюда, у меня не так уж много. Через два дня меня не должно быть рядом с этими воинами. В противном случае, я разделю их судьбу. А у всех людей, которым слишком много должны, судьба оказывается незавидная…
Лагерь пришедших с Вольдемаром воинов расположился на пологом холме неподалеку от княжеского терема. Здесь стояли палатки, горели костры и вкусно пахло едой. Меня пригласили к костру, где вручили большую оловянную кружку с пивом, налитым из бочонка, который все-таки ухитрился дотащить сюда Канателень.
Пиво оказалось темным, очень густым и весьма крепким. Правда, пить мне не очень хотелось, я предпочитал поесть. Когда же мне позволили присоседиться к котлу с жидкой пшенной кашей и вареным мясом, я вдруг подумал о том, что все не случайно. Эти северные воины, сначала так устрашившие меня, до сих пор оставались единственными моими друзьями. Кто спас меня сегодня от боярского провожатого? Кто накормил меня сейчас? А после пары огурцов и лепешки, доставшейся мне в доме Феодора, это была полноценная еда!
По мере того как я сидел у костра и видел вокруг себя знакомые лица, мое желание немедленно сбежать все больше уходило в тень, пряталось в подсознании. На самом деле мне было хорошо здесь, среди этих малопонятных, но симпатичных мне людей. Сначала они казались мне пьяными, но стоило мне самому осушить первую кружку пива, как наше состояние сравнялось.
Все здесь были злы на князя, потому что были уверены, что он предал их. В то, что с ними расплатятся, воины верили, так как верили в свои силы и способность диктовать требования любому правителю. Этот лихой народ, привыкший рисковать жизнью и убивать, знал цену своему бешенству. Вольдемар обманул их в другом: он лишил их битвы!
Войско, собранное из скандинавов, финнов и северных славян-новгородцев, шло за Вольдемаром отнюдь не только для того, чтобы обогатиться. На первом месте для них было показать свою удаль, бесстрашие. Золото и меха хороши лишь в том случае, если для их добычи нужно сражаться. То, что не добыто кровью – своей и чужой, – не так уж интересно.
А конунг обещал расплатиться, как с обыкновенными наемными работниками. Но эти люди не ощущали себя наемными работниками: они чувствовали себя витязями, берсерками, героями.
Кроме всего прочего, их оскорбило требование князя: не выходить из лагеря в город.
– Через три дня я сам приду к вам и позову к себе во двор, – сказал Вольдемар, имея в виду княжеский терем, в котором теперь утвердился. – Там вас будет ждать обещанная награда. А потом мы с вами вновь отправимся в поход и добудем еще больше в богатых странах.
Но в город Владимир запретил входить, а для надежности даже поставил стражу из своей новой дружины, доставшейся ему по наследству от убитого брата Ярополка. Княжеская стража вокруг лагеря была немногочисленная, и при желании закаленные в боях воины могли бы ее разогнать, но делать этого не решались: ведь все ждали обещанных богатств.
Только Вяргис с пятью своими людьми днем ухитрился выбраться из лагеря. Воины отправились в Киев искать вина и женщин. Про женщин я уточнять не стал, а в том, что найти вино им удалось, сомнений не было.
Когда все принесенное пиво было выпито, пришла пора спать. После бурно проведенной ночи, а затем трудного дня, да еще под влиянием сытной пищи и выпивки, глаза мои слипались, и сильно клонило ко сну. Больше всего хотелось лечь возле догоравшего костра и заснуть. Именно так и поступили мои товарищи, но я не мог себе этого позволить.
Во-первых, как представителю более развитой цивилизации, мне, в отличие от окружавших меня воинов, было понятно, что добром их ожидание киевского золота не кончится. Я не знал, что именно произойдет, но в том, что развязка будет неприятной, сомнений не было.
А кроме того, меня ждала Любава. Можно было себе представить, как она волнуется теперь…
Но нужно было выждать, пока все сидевшие со мной у костра не заснут. Вяргис долго укладывался и кряхтел, о чем-то еще спорили пьяные Ждан с Канателенем, а другие воины ходили от одного костра к другому, рассказывая о том, как выбрались сегодня «в самоволку».
Много раз я отчаянно боролся со сном, чуть ли не раздвигая себе веки пальцами. Два раза пришлось ущипнуть себя, чтобы упорный сон не сморил меня в последнюю минуту.
Только когда захрапели все вокруг, и у соседних костров также остались одни спящие, я тихонько поднялся на ноги.
Хорошо ли бросать в беде людей? Тем более товарищей, ведь эти воины сегодня спасли меня из блудовских лап. Но выбора у меня не было. Не объяснять же Вяргису, что боюсь оставаться с ними…
Аккуратно обойдя спящий лагерь, я вышел к длинному рву, вырытому на его окраине. Оттуда шел сильный запах, потому что ров был вырыт специально в качестве туалета для трехсот воинов.
Расчет мой оказался верным: княжеские дружинники, оцепившие лагерь, постарались не дышать смрадом возле рва и жгли свой костер поодаль. Мне оставалось лишь перепрыгнуть ров и, оставаясь незамеченным, броситься наутек из опасного места.
Выбравшись на окраинную улицу города, я вздохнул спокойно. О том, чтобы в кромешной тьме двигаться по Киеву и найти дом Феодора, не могло быть и речи. Ночь мне предстояло провести, хоронясь где-нибудь под забором, пока не рассветет.
Ночь выдалась довольно прохладной, и у меня зуб на зуб не попадал. К счастью, мне удалось найти заросли густого кустарника, росшего прямо на краю улицы, и таким образом остаться незамеченным. Несмотря на глубокую ночь, по улице несколько раз прошли городские стражники, которые, несомненно, сильно заинтересовались бы моей скромной персоной.
Укрывшись в кустах, я дрожал от холода, но сидел тихо в ожидании рассвета. Тем не менее усталость взяла свое, и уже под самое утро я заснул.
Этой ночью мне ничего не снилось. Я спал и во сне радовался этому. Честно говоря, своих снов я стал побаиваться. Несмотря на то что снился мне отец и то, что он говорил мне, было доброжелательным, сны эти вселяли в меня ощущение тревоги. Я понимал, что некая неведомая сила, перенесшая меня сюда, дает мне инструкции. Сила перенесла меня сюда с какой-то определенной целью, которой я не знаю. И она не оставляет меня в покое, а пытается манипулировать если не мною, то моим сознанием. А появление в снах отца меня нисколько не обманывало…
Проснуться я не мог долго. Постепенно в мой сон вторгались шумы, человеческие голоса, топот конских копыт. Я чувствовал, что пора открыть глаза и сбросить с себя затянувшееся забытье, но никак не мог раскачаться. Когда же пробудился окончательно, то сразу же испугался: прямо по улице, в двух метрах от кустарника, под которым я притаился, шла колонна людей.
Сначала – пешие воины, с красными круглыми щитами за спиной, с копьями и волочащимися по земле мечами в кожаных или деревянных ножнах. Следом – конница, поднимавшая столбы пыли за собой, от которой я сразу стал задыхаться.
Точно определить количество воинов я не мог, но ясно было, что отряд не маленький. В первую секунду я решил, что это мои друзья – северные воины осознали наконец двусмысленность своего положения и решили уйти. Но сразу же понял – это не они. Проходившие мимо меня воины выглядели иначе: их внешний вид и вооружение отличались от того, что я привык видеть у тех, что пришли с Вольдемаром.
Подождав, пока войско пройдет мимо и уляжется поднятая им пыль, я вылез из кустов и побежал к дому Феодора. Сердце мое выпрыгивало от волнения: мне вдруг пришло в голову, что Любава не стала меня ждать так долго и ушла куда-нибудь. А если так, то я могу больше ее не увидеть.
Но нет, мои опасения оказались напрасны. Стоило мне после долгого стука в ворота оказаться во дворе, как Любава бросилась ко мне. Обхватив меня за шею, она повисла на мне.
– Солнышко! – затараторила она без остановки. – А я так волновалась, так переживала за тебя! Милое Солнышко! Где же ты был, где пропадал? Я уж вся извелась, ожидая тебя. Не знала, что подумать. Все, что угодно, могло ведь с тобой случиться. Красное Солнышко, не пропадай больше, а то я совсем с ума сойду…
Ну да, как я мог забыть: ведь Любава считала меня придурком, не приспособленным к обычной жизни. Наверное, по ее представлениям, я мог просто заблудиться или уйти в лес. Или упасть в реку и там утонуть.
Но ее волнение, раскрасневшиеся щеки и блестящие чуть ли не от слез глаза сказали мне о многом…
* * *
– Сегодня утром в город вошел большой отряд воинов, – сказал я Феодору. – Ты не знаешь, что это за войско?
Мы шли по улице, направляясь в церковь на богослужение, куда диакон вместе со всеми своими домочадцами пригласил и нас. Так мы и двигались большой группой: впереди мы с Феодором, рядом его сыновья, затем – детишки гурьбой, а замыкали шествие женщины, среди которых была и Любава. На улице вечерело, служба должна была скоро начаться, и диакон спешил.
– Войско? – переспросил он меня и пожал плечами. – Известное дело. Слышал я утром: это новый князь вызвал из Чернигова. Там рать большая, потому что граница. Дальше – мадьярские земли.
– А зачем князю черниговская рать? – осторожно поинтересовался я. – Ему что – мало своей дружины? Вроде войны близкой не предвидится.
– Кто его знает? – недовольно буркнул мой собеседник. – Это не наше дело, а княжеское да боярское. Может быть, новый князь решил сразу в поход идти.
Шел он тяжело, задыхаясь и ловя ртом воздух. Видно было, что Феодору хочется остановиться и передохнуть, но он на самом деле торопился.
– Отец Иоанн сегодня будет большую литургию служить, – сказал он. – С евхаристией. Не знаю, как устою столько времени. Да ничего: Бог поможет.
Потом диакон стал рассказывать мне о том, как сам принял крещение, будучи еще молодым, и как вместе со священником они строили храм и создавали первый приход в Киеве.
– Трудно было, – говорил он. – Все нас боялись, шарахались. Однажды чуть не растерзали прямо на площади. Отец Иоанн вышел на площадь у рынка и стал проповедовать Евангелие и Истинного Бога. Сначала народ спокойно слушал, многие даже интересовались греческим Богом. А потом, когда услышали, что Бог – один и что поклоняться можно только Ему, то сильно обозлились. Ропот пошел, а потом и крик.
Отец Иоанн сказал, что наши прежние боги – вовсе не боги, а идолы бесчувственные: деревянные чурбаны и камни, и нет от них никакой пользы. Вот тут народ сильно рассердился.
Феодор наконец остановился, обессилев и отер со лба мелкие бисеринки выступившего пота. Потом усмехнулся от своих воспоминаний.
– Они-то думали, что греческий Бог, которого Иоанн проповедует, такой же, как и их прежние боги – Чернобог, Даждьбог, Велес. Что можно им служить и приносить дары, а заодно и греческому Богу. А Иоанн сказал тогда: либо одно, либо другое. Либо вы служите ложным богам, идолам, и тогда вы – поганые, и нет вам спасения, и умрете, и не воскреснете никогда. Либо вы примете в сердце свое истинного Бога, сотворившего небо и землю, и принесшего за вас жертву искупительную – сладчайшего Иисуса Христа. И если креститесь, то спасете себя во веки веков. И станете бессмертными, и Бог будет благоволить к вам.
Но тогда вы должны признать, что прежние идолы – ложные, и не служить им больше, и забыть о них.
Вот тогда толпа и взревела! Я думал, убьют нас с Иоанном на месте.
– А почему? – спросил я. – Что людей так возмутило?
Диакон засмеялся и покачал головой, удивляясь моей непонятливости.
– Как что? – сказал он. – Закричали, что наши древние боги всегда помогали нашим отцам и дедам. Что от древних богов – все величие Киева. Что нельзя забывать заветы предков. Ну и как обычно еще…
– Что как обычно? – не понял я, потому что диакон раздраженно махнул рукой и умолк.
– Кричали, что мы – лазутчики византийского императора. Присланы им специально, чтобы отвратить народ от древних богов и насадить чужую иноземную веру. Да ты сам разве не слышал всех этих разговоров? В том месте, откуда ты пришел, разве так же не говорят?
– Не знаю, – честно признался я. – А здесь до сих пор народ так думает?
– Ну да, – кивнул диакон. – В тот раз, когда нас с отцом Иоанном чуть не разорвали на куски, то княгиня нас спасла – послала дружинников. Она сама христианка была – наша княгиня Ольга. Тому уж много лет прошло, она умерла давно, но пока жива была, не давала нас в обиду. При ней много народу в Киеве крестилось. Мы с отцом Иоанном даже думали второй храм открывать, но потом все опять пошло прахом. Князь Святослав храбрый был воин и много побед одержал, но христианство не мог признать ни в какую. Боялся! Считал, что старые боги ему помогают в войнах. Что в них – сила! Среди его дружинников даже немалое число крестились, стали христианами, но Святослав всегда на них за это косился. Вот и пострадал через это.
– Как – через это? – снова не понял. – Ведь Святослава убили хазары. Разве не так?
Я отчетливо помнил из школьных учебников, что Святослав ходил под Царьград воевать с византийцами, потерпел поражение и решил вернуться в Киев. А по пути на днепровских порогах его подстерегли хазары.
– Хазары? – усмехнулся Феодор. – Ну да, хазары убили князя Святослава. Да только откуда же они узнали о том, что Святослав с дружиной там именно будет проходить? И что дружина слабая? И время точное, когда напасть?
– Откуда же? – с искренним недоумением спросил я, но диакон решил, что и так сказал слишком много.
– Кто ж этого не знает? – пожал он плечами. – Вот говорят, что ты вчера у Блуда в гостях был. Был ведь? Ну вот, у Блуда лучше об этом и спроси. Он много может об этом рассказать. Если захочет, конечно. – Феодор опять засмеялся, показав крепкие, здоровые зубы. При затяжном диабете зубы редко бывают здоровыми, но, может быть, это только в мое время стало так…
Мы подошли к храму – довольно большому, но низкому сооружению, стоявшему, однако, на каменном фундаменте. Храм представлял собой сруб с двухскатной крышей из досок, без купола и без колокольни. Видно было, что выстроен он специально с расчетом на то, чтобы не бросаться в глаза. Глядя на него, я оценил значение только что услышанного рассказа Феодора. Здешние христиане, хоть временами и пользовались покровительством князей, все же повсеместно сталкивались с враждебностью народа и потому старались держаться незаметно.
Мы пришли немного раньше всех остальных, потому что Феодору нужно было еще переодеться для служения.
По всему в храме было видно, что украшали его с любовью. Царские Врата, за которыми скрывался алтарь, были обиты серебром, а подсвечники с витыми ножками были настоящим произведением искусства. Правда, иконы, которых тут было во множестве, оказались совсем не похожи на те, к которым я привык. Видимо, иконы, а также все убранство храма были привезены из Константинополя и потому были византийской работы. В отличие от гораздо более поздних икон русского письма – ярких и насыщенных цветом – эти были строго выдержаны в черно-бежево-коричневой гамме. В колористическом смысле это придавало иконам теплоту, но вместе с тем делало их суровыми, мрачными. Иисус с огромными черными глазами и длинной волной спадающих на плечи волос совсем не походил на привычные иконные лики.
И Богородица в виде томной восточной красавицы-царевны смотрелась для меня неожиданно.
Оклады многих икон были украшены драгоценными камнями, причем зачастую вделанными туда в разное время. Присмотревшись к некоторым, я осознал их немалую ценность.
Подошедшая сзади Любава взяла меня за руку, и я почувствовал, как она нервничает.
– Ты что – боишься? – удивленно спросил я, глядя на то, как растерянно озирается Любава и как глаза ее стреляют с одного предмета на другой.
– Нет, – покачала она головой, но лицо все равно оставалось напуганным. Ну да, как же я забыл: она ведь никогда прежде не бывала в христианской церкви. Ей все казалось здесь чуждым и непонятным. Наверное, даже враждебным. По правде сказать, я ее понимал. Переступив здешний порог, я с самого начала осознавал: нарисованное и установленное в христианском храме, как бы мрачно ни выглядело, подчинено одной цели: рассказать о божественной любви, о милосердии и о жертве Иисуса, которую Он принес для спасения человечества. В христианском храме, по определению, не может быть ничего враждебного, а если что-то выглядит таковым, то, значит, мы ошибаемся и нужно протереть глаза.
